Ассиди Орлова. Судья Шерман

оборванец. Его куртка висела клочьями, брюки были прожжены в нескольких
местах, а вся правая сторона лица оказалось залитой кровью, которая сочилась
из рассеченного лба.
      Редкие прохожие с опаской косились на Рино, а тот тупо шагал через
площадь, решив наконец идти домой.
      Неожиданно он увидел Биргит. Целую и невредимую, если не считать
порванных на коленках чулок. Девушка пыталась поймать хоть какой-то
транспорт, из чего следовало, что теперь идти домой в одиночку ей не
хотелось.
      Вспомнив, что у него есть передатчик, Рино достал его и на всякий
случай отвернулся от Биргит, хотя в данный момент его не узнали бы и
собственные родители.
      -- Дежурный восточного участка слушает, -- отозвалась Ольга Герцен. Все
копы в участке считали ее лесбиянкой, однако Ольга по непонятным причинам
оказывала Рино особое внимание.
      -- Привет, Оля, -- поздоровался Лефлер.
      -- Лейтенант, ты, что ли? Я тебя не узнала. Пьяный, что ли?
      -- Скорее живой, чем пьяный. Ты не могла бы прислать сюда наряд, чтобы
они забрали проститутку.
      -- Проститутку? С каких это пор ты выслеживаешь проституток в свободное
от службы время?
      -- Так пришлешь или нет?
      -- Ну... пришлю.
      -- Не "ну", а присылай немедленно. И еще труповозку.
      -- А это зачем?
      -- В Рич-Айленде труп Молотобойца.
      -- Труп Молотобойца?! -- не особенно веря услышанному, переспросила
Ольга.
      -- Да, радость моя. И побыстрее, а то западники его утащат и тогда ни
за что не доказать, что это наша заслуга...
      -- Ну, Рино, ты просто какой-то Санта-Клаус, -- произнесла Ольга. И
Лефлер представил, как она качает головой. -- Сейчас пригоню все, что ты
запросил, -- подожди пару минут...
      Лефлер спрятал передатчик в карман и осторожно обернулся. Биргит все
так же стояла на краю проезжей части и, как показалось Рино, плакала.
      На какое-то время он даже забыл о своих ушибах. Ему хотелось подойти и
успокоить девушку, но... за него это должны были сделать другие полицейские.
      Вскоре патрульная машина притормозила возле Лефлера, и высунувшийся из
окна капрал Сивоха спросил:
      -- Кого брать-то?
      -- Вон ту девушку.
      -- Что-то она не похожа на уличную девку, -- с сомнение заметил капрал.
      -- Она не девка. Просто мне хочется, чтобы она дожила до утра.
Поместите ее в отдельную камеру и дайте возможность позвонить домой.
Кажется, у нее есть родители.
      -- Сделаем, сэр. Сами-то как?
      -- Я в порядке.
      -- Ну-ну, -- кивнул капрал и медленно тронул машину. Он проехал еще
пару десятков метров и остановился возле Биргит.
      Сивоха вышел из кабины, и его напарник, Фидо Коитер, присоединился к
нему.
      Рино наблюдал, как они, в полном соответствии с инструкциями,
представились девушке, а затем высказали мнение, что имеет смысл отвезти ее
в отделение, для выяснения личности.
      Биргит согласилась сразу. Было видно, что она готова признаться в
десятке преступлений, лишь бы не оставаться ночью на пустынной площади.
      Едва патруль уехал, со стороны центра показался мрачный фургон из
похоронного бюро "Гордон и сын", согласно договору приписанный к
полицейскому участку.
      Поскольку Биргит уже уехала, Рино взмахнул рукой, привлекая к себе
внимание.
      Фургон притормозил, и выглянувший в окно санитар произнес:
      -- Добрый вечер, сэр. Должен вам заметить, что у вас вид без пяти минут
нашего клиента.
      -- Благодарю вас. Вы очень наблюдательны, -- отозвался Рино и, обойдя
кабину, забрался в нее с другой стороны, потеснив сидевшего там второго
санитара.
      Увидев, в каком состоянии находится лицо полицейского, санитар достал
из сумки пузырек со спиртом и ватный тампон.
      -- Если вы позволите, господин офицер, я вас немного обработаю.
      -- Надеюсь, это не формалин? -- уточнил Лефлер.
      -- Нет, сэр. До формалина вы не дотянули совсем немного.
      -- Клиент в Рич-Айленде? -- спросил тот, что был за рулем.
      -- Да. Когда мы расставались, он обещал никуда не уходить.
      Водитель круто повернул руль, и фургон, переехав через тротуар, покатил
по пешеходной зоне, вглубь неосвещенного района, состоящего из частных
домов.
      Автомобильные фары выхватывали закрытые ставнями окна, ограды с
отточенными шпилями и тонкую вязь из паутинок охранных систем.
      -- Хорошо устроились, сволочи, -- высказал свое мнение водитель.
      -- Здесь! -- скомандовал Рино и тут же зашипел: -- Ус-с-с!... О-о-о!...
      -- А что делать? Спирт, он завсегда жжет, даже когда его пьешь. Зато
никакая зараза не удержится, и рана быстро заживет.
      -- Сы-па-си-ба... -- с чувством произнес Лефлер, зажмурившись изо всех
сил, чтобы вытерпеть жжение.

19

      Врач Энтони Зигфрид, имевший неплохую практику в северо-западной части
города, уже собирался ложиться спать, когда в его дверь на первом этаже
громко постучали.
      -- Что за свинство, Зиг? -- недовольно спросила его жена. -- Пойди
разберись с этими нахалами и не забудь взять двойную плату -- ведь уже так
поздно.
      -- Извини, дорогая, спи. Я пойду их успокою.
      Накинув куртку поверх пижамы, доктор Зигфрид спустился на первый этаж,
где под сильными ударами сотрясалась входная дверь.
      -- Иду-иду, господа! Не нужно так стучать!
      Доктор Зигфрид подошел к двери и, взглянув в глазок, увидел освещенный
фонарем знак, который предъявляли ему ночные визитеры. Против такой силы не
устоял бы никто, и Зигфрид не был исключением. Он немедленно отпер все
засовы и распахнул дверь.
      -- Пожалуйте, господа, я к вашим услугам! -- голос доктора дрогнул.
      В его гостиную ввалились семеро огромных парней, и двое из них держали
под руки восьмого, который истекал кровью.
      -- Вообще-то в таком состоянии его лучше в больницу... -- робко заметил
Зигфрид.
      -- Боюсь, на это у нас нет времени, доктор, -- сказал один из агентов.
-- Постарайтесь сделать все возможное, пока подъедет "Скорая помощь".
      -- Конечно, господа, в таком случае следуйте за мной в кабинет, --
предложил Энтони Зигфрид, мгновенно настроившись на рабочий лад.
      С одной стороны, ему было страшно, но с другой, он был рад возможности
освежить свои подлинно хирургические ощущения. Два-три фурункула в неделю,
которые ему приходилось вскрывать, не в счет, поскольку масштаб был
совершенно другой.
      Ночные посетители сгрудились в небольшой операционной, однако Зигфрид,
надев халат и вымыв руки, потребовал удалить всех посторонних.
      Широкоплечие агенты посмотрели на своего командира, и тот кивнул,
подтверждая, что следует подчиниться. Сам же он остался рядом с доктором.
      Тем временем Энтони вооружился своими специальными инструментами и
окинул взглядом большое тело, едва уместившееся на стандартного размера
топчане.
      Фронт работ было обширный. Легкая броневая сетка была пробита во многих
местах, и помимо пулевых ранений несчастный получил несколько повреждений
осколками рваного металла. Некоторые из них еще торчали из брюшины, и доктор
пошевелил бровями, прикидывая тяжесть внутренних повреждений.
      Однако, когда Энтони Зигфрид начал работать, он совсем позабыл все свои
страхи и сомнения, поскольку делал привычную и любимую работу.
      Распоров броню, сняв клочья обмундирования и вскрыв кожные покровы, он
остановился и, повернувшись к старшему, сказал:
      -- Но это же саваттер...
      -- Разве? -- удивленно переспросил тот.
      -- Ну да. Я проходил практику в военном госпитале и хорошо знаком с их
строением.
      -- Сейчас я не могу вам объяснить всего, доктор. Так что будем считать,
что это обычный человек -- как вы и как я. Хорошо?..
      -- Да, конечно, -- согласился Зигфрид и с головой погрузился в работу,
подальше от своих сомнений.
      Щелкали алмазные щипцы, шипел, набираясь силы, пневматический дырокол,
потрескивал аппарат лазерной сварки, и дело шло на лад. Куски железа с
рваными краями падали в никелированный таз, а перепачканные инструменты
тонули на дне емкости с дезинфицирующей жидкостью.
      Наконец был наложен последний шов и длинный кусок пластыря закрыл
обработанную рану.
      -- Ну... теперь все... -- устало произнес Зигфрид, стаскивая перчатки и
бросая их в ванночку для отходов.
      -- Все? Вы уверены? -- переспросил старший.
      -- Да, эта животина не околеет, он крепок, как танк.
      -- Спасибо вам, доктор. Не знаю, что бы мы делали, если бы не вы.
      С этими словами командир группы поднял пистолет и выстрелил в голову
доктору Зигфриду. Тот всплеснул руками и отлетел к стене, сбивая столики,
шкафчики и дорогие приборы, которые сыпались на пол осколками стекла и
мелкими блестящими деталями.

20

      Супругов Розенфельд привезли на рассвете, а взяли ночью, чтобы было
страшнее.
      Именно поэтому Лойдус пришел на службу к восьми часам утра, а должен
был только к девяти.
      Волнения и торжественности добавлял новенький голубой мундир
следователя, в котором Гансу предстояло допрашивать красивую женщину.
      Лейла даже приснилась ему в эту ночь в долгом эротическом сне. Ощущения
были, как наяву, и, даже проснувшись, Лойдус долго не мог понять, где же
реальность -- здесь, где нужно идти на службу, или там -- где не было нужды
думать ни о чем, кроме...
      Одним словом, когда Хорст Эви зашел в комнату в половине девятого,
Лойдус уже сидел за своим, недавно освоенным столом.
      -- О, Ганс! Ты чего так рано?
      -- А ты?
      -- У меня секретное задание, -- таинственно произнес Хорст и аккуратно
поставил на свой стол небольшую картонную коробку.
      -- Что за задание? -- заинтересовался Лойдус.
      -- О, парень, задание называется просто: служебный подлог.
      -- Ничего себе!
      -- А ты думал. Закон нужно не только всемерно поддерживать, но и по
возможности аккуратно обходить.
      -- И что же ты сделаешь, выпустишь шпиона по подложным бумагам? --
серьезно спросил Лойдус, напряженно соображая, стоит ли немедленно сообщить
дежурному.
      -- Шпиона? -- Хорст наморщил лоб. -- А ты это здорово придумал.
Осталось только найти дураков, которые оплатят этот фокус. Ты сам платить
будешь?
      -- А-а, так ты издеваешься, -- догадался Лойдус.
      -- Ну вот еще. Я совершенно серьезно. Если бы кто-нибудь заплатил мне,
я бы выпустил всех шпионов, которые содержатся в подвалах управления. Но тут
есть еще одна трудность...
      -- Какая?
      -- А нет у нас шпионов подходящих, в основном они липовые. О настоящих
только мечтать можно, -- со вздохом произнес Хорст и продекламировал: --...
Не счесть шпионов в каменных подвалах...
      -- Тогда в чем же подлог?
      -- В кружке господина долбаного старшего следователя.
      -- Ты купил ему новую кружку? -- догадался Лойдус.
      -- Купил, но не ему.
      С этими словами Хорст открыл коробку и поставил на стол довольно
красивую фарфоровую чашку.
      -- Ух ты! -- восхитился Лойдус. -- Что это на ней нарисовано? Птица?
      -- Птица, -- кивнул Хорст. -- Розовый фламинго, как говорится, дитя
заката.
      -- Обалдеть можно...
      -- Можно и обалдеть, но только цвет немного другой.
      -- А при чем же здесь подлог. Кулхард наверняка обрадуется.
      -- Ну ты даешь -- Кулхард обрадуется, -- невесело усмехнулся Хорст Эви.
-- Ты его совсем не знаешь, парень. Шеф может тебе улыбаться, а сам так
аккуратненько твои яйца под дверь пристроит да ка-ак хлопнет.
      -- Страшная картина, -- заметил Лойдус.
      -- Страшнее не бывает, -- согласился Хорст и, порывшись в своем
портфеле, достал связку ключей и маленький ломик.
      -- Зачем это? -- снова спросил Лойдус.
      -- А комнату для хранения вешдоков кто тебе откроет, добрый дядя?
      -- Понятно.
      -- Хорошо, что понятно. Надеюсь, ты меня не заложишь, а то пойдем по
групповой статье.
      -- Как по групповой?! -- воскликнул Лойдус и затравленно посмотрел на
Хорста.
      -- Так ты же все знал, а начальству не доложил.
      -- Но ведь господина старшего следователя еще нет! -- пришел в отчаяние
Лойдус.
      -- Вот так ты на суде и заявишь. Возможно, тебе поверят...
      С этими словами Хорст собрал инструменты, взял чашку и вышел.
      Ганс Лойдус остался один. Он взглянул на часы, которые показывали без
четверти девять, и искренне пожелал Хорсту удачи. Идти по групповой статье
ему не хотелось.
      "Уж скорее бы идти на допрос", -- подумал Лойдус, с ужасом ожидая, что
вот-вот соберутся все сотрудники следственного отдела и Хорста непременно
поймают на его преступной акции.
      Стрелки настенных часов медленно ползли под усиженным мухами стеклом и,
как казалось Гансу, отсчитывали последние минуты, которые он проводил на
свободе.
      Без пяти девять появился старший следователь Кулхард.
      Махнув Лойдусу рукой, старший следователь странно скривил лицо и, сняв
ботинок, бросил его на свой стол. Затем схватил бронзовый бюст президента
Бовина и стал им бешено колотить ботинок.
      Предстоящий первый в жизни допрос, отсутствие ушедшего на дело Хорста и
явное помешательство старшего следователя -- все это оказало на Лойдуса
чудовищное воздействие.
      "Этого просто не может быть -- наверное, у меня бред -- определил
Лойдус и незаметно для себя произнес вслух:
      -- Этого не может быть...
      -- Очень даже может, -- возразил ему Кулхард. -- Если ботинки сделаны
дерьмово, то гвозди все время вылазят. -- Спасибо президенту Бовину, только
он и помогает.
      И Кулхард бережно поставил бюст на прежнее место.
      -- А где Хорст? Не приходил еще?
      "Вот он, этот вопрос. Вопрос из вопросов, -- отрешенно подумал Лойдус.
-- Теперь как пить дать пойду по групповой статье".
      -- Ты чего молчишь? -- снова спросил Кулхард.
      -- Я не молчу.
      -- К допросу готов?
      -- Да, сэр.
      -- Ну и не напрягайся, -- по-своему истолковал Кулхард состояние
младшего коллеги. -- Во-первых, за дверью будет стоять охраннник, а
во-вторых, их будут заводить в наручниках. Да и алгоритм беседы совсем
простой -- бьешь по морде и все время повторяешь "Куда дел маршрутизатор,
сука..." и снова бьешь. Потом моешь руки и идешь обедать. Нет ничего проще.
      -- Там будут муж и жена... Их двое.
      В этот момент открылась дверь и вошел Хорст Эви. Карман его кителя
оттягивала связка ключей, завернутый в газету ломик торчал из-за пояса, а
драгоценную чашку шефа Хорст держал в руках.
      -- Заполучите свое корытце, сэр, и хлебайте, как прежде...
      -- Ты смотри! -- обрадовался Кулхард. -- Дитя заката!
      -- Она самая, -- улыбнулся Хорст, передавая возвращенное сокровище его
хозяину.
      -- А себе чего взял?
      -- Часы водонепроницаемые, -- честно признался Хорст и
продемонстрировал обновку на своем запястье.
      -- Это вешдок по делу Проктора и Гэмбла, -- сказал Кулхард,
демонстрируя остроту свое памяти. -- Двух голубых, подравшихся из-за
третьего -- их любовника...
      -- Точно, -- согласился Эви и, посмотрев на циферблат своего трофея,
сказал: -- Ганс, ты на допрос успеваешь? Уже девять двенадцать.
      -- У меня в девять с четвертью.
      -- Тогда тебе пора идти. Ты уже решил, как будешь бабу раскалывать?
      -- Бабу ему не расколоть, -- заметил Кулхард. -- Если только мужика ее
при ней не отдубасить. Но Гансу пока рано -- он еще молодой.
      -- Тогда пусть трахает бабу, пока мужик не признается, -- предложил
Хорст, продолжая разглядывать обновку.
      -- Нет, -- покачал головой Кулхард. -- Боюсь, и здесь толку не будет.
      -- Так что же мне делать? -- спросил Ганс, поднимаясь из-за стола. Ему
уже действительно пора было идти.
      -- Пока бей поодиночке, а там видно будет.

21

      Рыжий охранник заглянул в дверь и, увидев совсем еще зеленого
следователя, ухмыльнулся.
      -- Ну что, господин следователь, вести арестованных? -- спросил он, с
интересом наблюдая за новичком.
      -- Ведите, да, ведите... То есть нет -- ведите только одного!
      -- Мужчину или женщину? -- спросил рыжий, едва сдерживая улыбку.
      -- Э-э... -- Лойдус наморщил лоб, делая вид, что думает. -- Пожалуй,
сначала женщину, -- сказал он.
      -- Есть, сэр! -- ответил охранник и вышел из камеры.
      Потянулись минуты ожидания, в течение которых Лойдус испытывал разные
неловкости вроде повышенного потоотделения, шума в ушах и неуместной
эрекции. Он несколько раз перекладывал с места на место новенькую папку,
приготовленные листы бумаги и набор разноцветных авторучек.
      Наконец дверь открылась и появилась она -- Лейла.
      -- Все, можешь быть свободен! -- сказал Лойдус, обращаясь к рыжему
охраннику. Ганс старался выглядеть как можно важнее и суровее, однако
волнение дало о себе знать, и его голос дал петуха.
      -- А наручники, господин следователь? Их снять? -- спросил охранник.
      -- Перебьется, -- грубо произнес Ганс. Охранник пожал плечами и вышел,
плотно притворив за собой дверь.
      -- Ну что, так и будем глазки строить?! -- прикрикнул Лойдус.
      Вид аккуратно одетой и красивой женщины приводил его в смущение. Он
ожидал увидеть ее слегка растерзанной. По крайней мерс, в фильмах с
допросами арестованного всегда показывали с разбитым лицом и в разорванной
на ленты одежде.
      "А на самом деле все по-другому", -- подумал Ганс и опять же частью из
кино, а частью из прослушанного в полицейской школе курса вспомнил, что
полезно прикидываться то злым, то добрым следователем.
      -- Садитесь, -- став в одно мгновение добрым следователем, разрешил
Лойдус.
      Лейла молча опустилась на стул, и юбка обтянула ее красивые бедра.
      -- Курите, -- предложил Лойдус, достав из ящика заготовленную пачку
сигарет "Убийца".
      -- Спасибо, я не курю, -- отозвалась Лейла низким чувственным голосом,
-- К тому же на мне наручники.
      -- Да, я помню, -- кивнул Лойдус и, открыв пустую папку, спросил: -- Вы
понимаете, что над вами весит обвинение в государственной измене, миссис
Розенфельд?
      -- Нет, этого я не знаю, -- отрицательно покачала головой арестованная,
и в ее глазах Лойдус приметил испуг.
      "Боится, это хорошо", -- подумал он, затем откашлялся и задал следующий
вопрос:
      -- Скажите, куда вы спрятали маршрутизатор, который вам передал враг?
      -- Какой враг? -- Красивые брови Лейлы удивленно изогнулись, и Лойдус
вдруг засомневался в виновности этой женщины. С другой стороны, старший
следователь Кулхард предупреждал его, что все женщины подлые сучки. А очень
красивые -- в особенности.
      Собственный опыт общения со слабым полом у Ганса был небольшой, поэтому
он доверял старшим товарищам.
      -- Саваттер, миссис Розенфельд. Тот самый парень, которого вы поили
горячим чаем с миндальным печеньем.
      -- Я не поила его чаем, господин следователь! Он умер у нас в прихожей!
      -- Ах вот как? И ничего не сказал на прощание?
      -- Нет, ничего, -- соврала Лейла, хотя отлично помнила каждое слово
ночного гостя и даже последнее выражение его глаз.
      "Это важно для вас... Иначе вам грозит опасность..." -- сказал он и
умер, передав Лейле эту маленькую штучку, которую полицейские называли
"маршрутизатором".
      Сама не зная почему, Лейла сразу поверила ночному гостю и решила не
отдавать маршрутизатор, даже если ей придется умереть. Убеждение в своей
правоте происходило у Лейлы из всеобщего ощущения страха и опасности,
которая незримо присутствовала где-то рядом.
      Пропадали люди, полицейские становились злее и многочисленнее, а кроме
них появлялись мрачные субъекты богатырской наружности. Это были агенты ЕСО.
Они старались вообще не разговаривать с жителями долины и все передавали
только через полицейских.
      Вот и в тот день, как только народные шерифы убрались после обыска,
появились пятеро огромных людей -- очень похожих на умершего ночного гостя.
С ними были две собаки. Эти животные под стать своим хозяевам -- такие же
большие, черные и молчаливые. И по тому, как натягивались стальные цепи и
вздувались мышцы на теле собак, было ясно, как им хотелось перемахнуть через
забор и по-настоящему заняться хозяевами хутора.
      А Лейла и Майбо следили за непрошеными гостями в щель между оконными
ставнями.
      Агенты постояли возле ворот и, не сказав друг другу ни слова,
отправились по своим собственным следам обратно, в сторону гор.
      -- Ну, -- сказал тогда Майбо, -- думаю, это еще не все. Они еще к нам
наведаются.
      И муж оказался прав. Через два дня за ними приехали полицейские.
Никаких вещей брать не разрешили, правда, не запретили позвонить брату
Майбо, Луи, чтобы он присмотрел за обширным хозяйством Майбо.
      Внезапно поток мыслей Лейлы был прерван яркой вспышкой, которая
ослепила ее. Оказалось, что следователь ударил ее по лицу. Недоделок,
зеленый прыщавый юнец!
      -- Я тебе покажу, с-сука, как запираться! -- закричал он и ударил еще
раз.
      Во рту Лейла почувствовала вкус крови. В сознании пронеслись
воспоминания из далекого детства, когда она, будучи десятилетней девочкой,
подралась с мальчишкой по имени Боби Файлер. Тогда она здорово расцарапала
Боби физиономию, а он разбил ей губы. Ощущения были те же.
      -- Говори, где маршрутизатор? Где? -- кричал следователь и бил ее
наотмашь по лицу, и голова Лейлы болталась из стороны в сторону.

22

      Взметая облака снежной пыли, вертолет поднялся в воздух, качнул брюхом
и пошел в сторону базы, оставив бойцов на заснеженной земле.
      На этот раз группа высадилась в усеченном виде. Только командир Буджолд
и с ним четверо агентов, включая Эйдо. Все остальные были заняты на
патрулировании, заготовке и сопровождении грузов.
      -- Итак, ставлю задачу, -- произнес Буджолд, когда шум вертолета затих
вдали. -- До нас здесь проходили четыре раза и все четыре раза фиксировали
какой-то блуждающий сигнал. Возможно, аномалия, а возможно, тот самый
маршрутизатор, который нам найти просто необходимо, в противном случае штат
ЕСО на Туссено нужно будет увеличивать на треть, а этого мы себе пока
позволить не можем... Вопросы?..
      Буджолд посмотрел на своих людей, теперь уже без слов прося их
приложить все усилия, чтобы найти маршрутизатор. Он знал, что и без этого
митинга его агенты сделают все возможное, но момент был действительно
важный, и командир не удержался от напутственных слов.
      -- Ну, тогда пошли. Эйдо и Гонатар первыми, а мы втроем пойдем за ними.
      Группа построилась. Эйдо достал пеленгатор и, поплевав для удачи на
палец, включил питание.
      Стрелка слабо колыхнулась вправо, но затем вернулась на прежнее место.
Эйдо сделал шаг-другой, а затем пошел быстрее, всем своим существом чувствуя
мерное покачивание стрелки: пока что она не думала указывать на спрятанный
под снегом злополучный маяк.
      Вскоре Эйдо догнал Гонатар. Он шел чуть правее и тоже не отводил
взгляда от стрелки своего пеленгатора.
      Тропа поднималась в гору, и намерзшая на ней корка льда проскальзывала
под шипованными ботинками, норовя сбросить агентов ЕСО обратно, к подножию
горы.
      Через полчаса трудного подъема группа оказалась на срезанной вершине,
по которой, пропадая в наметенной поземке, тянулась цепочка старых следов,
оставленных прошлыми командами и их собаками.
      Эйдо остановился и, отерев со лба пот, оглянулся. Буджолд с двумя
агентами отстали метров на сорок. Они только-только выбирались на набольшую
плоскость, где можно было стоять в полный рост, не рискуя сорваться на
ледяном склоне.
      Гонатар, шедший параллельным с Эйдо курсом, также остановился и,
зачерпнув горсть колючего снега, потер свое раскрасневшееся лицо.
      -- Хоть немного приду в себя, -- пояснил он. -- А то мне уже стало
казаться, что стрелка двигается.
      -- Ага, -- рассеянно подтвердил Эйдо и посмотрел вперед, на извилистый
горный хребет, тянувшийся на добрый десяток километров. Группе было
необходимо пройти по нему, спуститься в долину и протопать еще несколько
километров до первого хутора, где нашли труп саваттера.
      Возможно, маршрутизатор спрятан хозяевами. Если закопать его на пару
метров под землю, то никакой пеленгатор уже не учует, однако тогда и
саваттеры не смогут навестись на него.
      "А что, если он бросил пеленгатор здесь намеренно?" -- подумал Эйдо.
      В это время подошли Буджолд, Ловейд и Бойланд.
      -- Фу-у!... Запарился! -- признался командир, расстегивая утепленный
шлем. -- И все же, ребята, какая кругом красота...
      Эйдо удивленно посмотрел на Буджолда и огляделся. Действительно,