особым тусклым матовым оттенком и характерной зигзагообразной линией сварки
железа и стали. Перед моими глазами прошли десятки великолепных старых
клинков, и надо было большое усилие, чтобы удержаться от покупки, но я хотел
клинок Майошин, и никакой другой. Наконец, после великих розысков, я
забрался в одном из предместьев Токио в довольно убогую лавчонку, в которой
ничего на виду не было, - старый японец принес несколько старинных сабель и
кинжальных ножей в великолепной работы ножнах старого лака с художественными
украшениями из чеканной бронзы - но меня это мало интересовало. Я знал, что
старинные клинки великих мастеров теперь не оправляются, представляя сами по
себе большую ценность, и деревянные ножны и эфесы почти всегда новейшей
работы, ибо дерево не выдерживает несколько столетий. Я назвал имена
знаменитых оружейников Иосихиро7, Масамуне8,
Иосимитсу9, при имени которых хозяин проявил почитание,
граничащее с [На этом текст обрывается.]
д. 1, лл. 61-62

__________

1 А.В. Колчак ждал ответа на свою просьбу о принятии его на службу в
действующую британскую армию.
2 Миочин - фамилия оружейников, особенно прославившаяся искусством
ковки мечей. Известна на протяжении 22 поколений (1200-1750). Основатель
фамилии - Миочин Мунесуке из Киото, его сын Миочин Мунекио перенес
производство в город Камакура. В ХVI в. непревзойденные боевые шлемы
изготовил Миочин Нобуе.
3 Период Камакура - 1192-1333 гг., период Асикага (Муромати) -
1333-1573 гг.
4 Сегун - титул командующего армией Японии (полный титул:
сей-и-тай-сегун, букв.: великий полководец, покоряющий варваров). В
1192-1867 гг. в руках сегунов фактически была сосредоточена власть в стране.
Первым сегуном стал Минамото Ёритомо (в соответствии с японской традицией
приведены сначала фамилия, затем имя). При сегунах из дома Минамото и
правителях из дома Ходзе военная ставка Камакура (ныне - город в 20 км к
юго-западу от Иокогамы) фактически являлась столицей страны. В ХIV в. после
долгой борьбы утвердилась новая сегунская династия - Асикага. Время
нахождения этой династии у власти в японской историографии именуется
периодом Муромати (по имени района в Киото, где находилась резиденция
правительства).
Дайме (букв.: великое имя) - владетельные феодалы. В VIII-ХII вв.
термин означал крупных арендаторов, в период Камакура - влиятельных
самураев, в период Асикага - военных губернаторов провинций, затем до
середины ХIХ в. - владетельных князей.
5 Самураи (от глагола "самурау" - "служить") - военно-служилое
сословие, сложившееся в Х-ХII вв. и формально отмененное в 1872 г.
6 Харакири (сэппуку) - ритуальное самоубийство путем вспарывания
живота. Утвердилось в VIII-ХII вв.
7 Иосихиро (обычно Го-но-Иоcихиро) - мастер по изготовлению мечей,
работавший в первой трети ХIV в. Один из трех наиболее известных оружейников
периода Камакура, наряду с Масамунэ и Иосимитсу. Биографические данные
крайне скудны, работ сохранилось мало.
8 Масамунэ (первоначальное имя - Горо Окадзаки, 1264-1344), оружейник,
создавший оригинальную технологию, которая передавалась его последователям
изустно и через некоторое время была потеряна. В его время из-за угрозы
монгольского нашествия мечи производились более в практических целях, чем в
декоративных; с этим связан и своеобразный стиль его продукции.
9 Иосимитсу (Тосиро) - оружейник, работавший в период Камакура (более
точная периодизация отсутствует). Существует только один длинный меч его
работы, поскольку он считал, что мастер за свою жизнь может произвести лишь
один шедевр. Короткие мечи работы Иосимитсу сохранились в нескольких
экземплярах.


No 31

3.I.1918/21.ХII.1917
Сегодня неожиданно я получил Ваше письмо от 6 сентября, доставленное
мне офицером, приехавшим из Америки. И как всегда, когда я получаю Ваши
письма, переживаю то состояние, которое я наз[ываю] счастьем, которое
неразрывно связано с Вами, с Вашим образом, с воспоминаниями о Вас. В Ваших
письмах я несколько раз читал Ваши сомнения в мою память о Вас, мысли о
возможности забыть [Вас] в новой обстановке, такой удаленной и непохожей на
ту, в которой Вы находитесь. Нет, Анна Васильевна, я не забывал и не забуду
Вас. Я так привык соединять свои мысли о Вас с тем, что называется жизнью,
что я совершенно не могу представить себе такого положения, когда бы я мог
забыть Вас. Были дни, когда я был близок к отчаянию и когда я желал забыть
Вас, но результат получался совершенно обратный - это было очень больно, а
боль и страдание совсем не способствуют забвению. Да, в периоды ударов
судьбы я готов был всегда отказаться от того счастья, которое у меня связано
с Вами, но это не значит забыть Вас. То враждебное чувство к самому себе,
которое создается в такие периоды, всегда соединялось у меня с чувством
боязни, чтобы даже тень или что-либо, имеющее отношение к моему несчастью,
не могло бы коснуться того, что мне было самым дорогим, самым лучшим, -
Вашего отношения ко мне. И Вы тогда в моем представлении уходили от меня, я
терял чувство близости к Вам, утрачивал радость и счастье, с которым оно
связано. Так и теперь в эти недели после прибытия в Yokohama, когда Россия
окончательно проиграла войну, когда война у нас закончилась и я вновь
пережил все то, что связано со словом "поражение", "проигранная война", - Вы
отдалились от меня куда-то очень далеко. Я получил здесь семь Ваших писем,
полных очарования Вашей милой ласки, внимания, памяти обо мне, всего того,
что для меня составляет самую большую радость и счастье, но я чувствую, что
я недостоин этого, я не могу, не имею права испытывать этого счастья. Я,
может быть, выражаю [В рукописи: выражаюсь.] недостаточно ясно свою основную
мысль; мысль о том, что на меня же ложится все то, что происходит сейчас в
России, хотя бы даже одно то, что делается в нашем флоте, - ведь я адмирал
этого флота, я русский... И с таким сознанием я не могу думать об Анне
Васильевне так, как я мог бы думать при других, совершенно неосуществимых
теперь условиях и обстановке.
Милая Анна Васильевна, Вы совершенно ни с какой стороны не причастны к
этому состоянию какой-то душевной раздвоенности, которая у меня возникла под
влиянием двух таких, казалось, различных представлений, как война и Вы. Я не
умею передать Вам достаточно ясно это состояние. Когда я думаю только о Вас,
я хочу видеть Вас, мне хочется пережить хоть еще один раз счастье близости
Вашей, посмотреть на Вас, увидеть Вашу улыбку, услышать Ваш голос, но я
редко, почти никогда не думаю о Вас вне связи с войной, и, когда я думаю о
ней, - то не хочу Вас видеть - какое-то чувство, похожее на стыд, чувство
боязни вызвать у Вас презрительное сожаление или что-то похожее на это - вот
что я ощущаю, когда я думаю о Вас в связи с войной, с которой я соединял
всегда все лучшее, самоe дорогое, и, конечно, Вас.
Я когда-то писал Вам, что какое-то чувство, похожее на веру в
индивидуальность военного начала, создало представление, что Вы и все то,
что для меня связано с Вами, дано мне этим началом. Пускай это будет, с
Вашей точки зрения, какой-то мистический бред, одна из диких фантазий,
которыми я иногда руководствовался в жизни, но я не могу избавиться от этой
веры. Я не буду ни защищать, ни доказывать, ни объяснять этого, но никогда,
кажется, я не верил так в индивидуальность войны, как теперь. Так посудите
же, милая Анна Васильевна, какой невероятный абсурд возникает в связи с
настоящим положением вещей. Проигранная война, то, что не имеет имени и чего
не было еще в человеческой истории, а я участник этого феномена по
происхождению и положению.
Какое же отношение ко мне этого начала - сущность войны? И на что я
могу рассчитывать с его стороны? - думаю, что это отношение, во всяком
случае, отрицательное, а тогда все совершенно ясно, и просто, и понятно. Вы
знаете мое другое credo [Кредо от лат. "верую".]: виноват тот, с кем
случается несчастье, если даже он юридически и морально ни в чем не виноват.
Война не присяжный поверенный, война не руководствуется уложением о
наказаниях, она выше человеческой справедливости, ее правосудие не всегда
понятно, она признает только победу, счастье, успех, удачу - она презирает и
издевается над несчастьем, страданием, горем - "горе побежденным" - вот ее
первый символ веры.
Я поехал в Америку, надеясь принять участие в войне, но когда я изучил
вопрос о положении Америки с военной точки зрения, то я пришел к убеждению,
что Америка ведет войну только с чисто своей национальной психологической
точки зрения - рекламы, advertising [Рекламы (англ.).]... Американская war
for democracy [Война за демократию (англ.).] - Вы не можете представить
себе, что за абсурд и глупость лежит в этом определении цели и смысла войны.
Война и демократия - мы видим, что это за комбинация, на своей родине, на
самих себе. Государственные люди Америки понимают это, но они не могут иначе
действовать, и потому до сих [пор] американцы не участвовали еще ни в одном
сражении и потеряли 3 убитых, 4 раненых и 12 пленных, о чем в Америке писали
больше, чем o Марнском сражении1. До сих пор американцев нет в
первой боевой линии на Зaпадном фронте. Я решил вернуться в Россию и там уже
разобраться в том, что делать дальше. Объявление проклятого мира2
с признанием невозможности вести войну - с первым основанием в виде
демократической трусости - застало меня, когда я приехал в Японию. Тогда я
отправился к английскому послу Sir Green'у3 и просил его передать
английскому правительству, что я не могу признать мира и прошу меня
использовать для войны, как угодно и где угодно, хотя бы в качестве солдата
на фронте. Что лично у меня одно только желание - участвовать активно в
войне и убивать немцев [Зачеркнуто: и другой деятельности я не вижу нигде.].
Я получил ответ от английского правительства, переданный Sir Green'ом, что
правительство благодарит меня и просит не уезжать из Японии до последующего
решения о наилучшем моем использовании. Ответ был в высшей степени любезный,
но, во-первых, он меня связал с пребыванием в Японии, а во-вторых, мне не
нравится, что они собираются придумать какое-то для меня назначение, тогда
как я хочу только одного - участвовать в войне, где и как угодно.
И вот я уже 2-й месяц в Японии, куда попал, совершенно не думая о
возможности такого пребывания. Вы спрашиваете меня, что я делаю. Давно у
меня не было такого положения полного безделья, ибо нельзя же считать
посылку телеграмм и расшифровку их за дело. Я перечел в пути все книги,
какие имел по части American Commonwealth [Американского содружества
(англ.).
], мне все стало до такой степени отвратительным, что я начал искать
забвения в какой-нибудь работе, не имеющей ничего общего с
действительностью. Я вспомнил свои занятия в первое плавание на
Восток4 буддийской литературой и философскими учениями Китая, я
даже пытался когда-то заниматься китайским языком, чтобы иметь возможность
читать подлинники. Я достал несколько трудов по этому вопросу. Я решил
познакомиться с учением одной из буддийских сект, известной под именем
Зен5. Секта Зен - это монашеский орден воинствующего буддизма.
Как ни странным покажется Вам это определение, но это так. Доктрина чистого
индийского буддизма6, эзотерическое учение Махаяна7,
развившееся впоследствии в Тибете и Китае из буддизма, философия
Конфу-дзы8 (или Конфуцзы - почему[-то] латинизированное в
Конфуциуса или даже Конфуция) с небольшим влиянием японского
синтоизма9 создали это странное учение, представляющее сочетание
чистого буддийского атеизма с глубочайшей мистикой, суровой морали
стоической школы с гуманитарной философией Конфуция [Далее перечеркнуто:
Секта Зен интересна для меня еще потому, что задача секты чисто
практическая: это укрепление моральной стороны сознания (я умышленно не
говорю души - ибо это понятие сектой совершенно отрицается) для борьбы с
жизнью. Учение Будды сводится к противопоставлению страданию жизни
спокойствия, вызывающегося путем подавления волей желаний, с вечным идеалом
нирваны. Зен преследует ту же цель, но в форме не пассивной нирваны, а
активного состояния, стремящегося разрушить самое страдание. Буддийские
приемы отрешения, отказа, подавления желаний, страсти в секте Зен приняли
форму послушания и повиновения и дисциплины, дисциплины совершенно
сознательной и добровольной, простирающейся не только на внешние формы, но
на внутренние до мышления включительно...
].
Свободное добровольное самоотречение чистого буддизма секта Зен
заменяет особой дисциплиной в форме, распространяющейся даже на сознание и
мышление. Секта Зен смотрит на дисциплину как на известную способность или
искусство, которое можно развить определенными приемами, и развитие этой
способности составляет одну из задач секты. Военные Японии сразу оценили
значение этой секты для войны, и эта секта получила распространение среди
военного элемента немедленно по ее возникно-вении.
Скучно и без конца тянутся дни, нарушаемые изредка только шифрованными
телеграммами, для разбора которых приходится ездить в посольство или к
морскому агенту (к[онтр]-адм[иралу] Дудорову10) в Токио. Но надо
ждать, и я жду окончательного ответа. Вы спрашиваете, милая Анна Васильевна,
что я делаю, чем занят и каковы мои намерения.
Я живу в гостинице и пребываю преимущественно в одиночестве. В Иокогаме
большое русское общество - это в большинстве случаев бежавшие от революции
представители нашей бюрократии, военной и гражданской. Не знаю почему, но я
в это общество не вошел и не желаю входить. Я сделал два-три визита и
получил ответы на них, и этим все ограничилось. Это общество людей,
признавших свое бессилие в борьбе, не могущих и не желающих бороться, мне не
нравится и не вызывает сочувствия. Мне оно в лучшем случае безразлично.
Кое-какое знакомство чисто официального характера я имею среди нашего
посольства, английского и японского военного общества. Я ежедневно вижусь, и
то на короткое время, с двумя офицерами своей миссии, которые решили
разделить свою участь с моей11. Преимущественно я один, и в моем
положении это самое лучшее. Мысленно и душой (учение буддизма совершенно
поколебало мое представление о последней) я всегда с Вами, точнее, с
представлением и воспоминаниями о Вас. Это также все, что мне надо с этой
стороны существования.
Кроме чтения по буддийской философии, я знакомлюсь с переводом (с
английского) рукописи одного японского офицера, переведшего с оригинала
книгу стратегии китайского величайшего военного мыслителя Суна12
(по-яп[онски] Сон) эпохи VI столетия от Р[ождества] Х[ристова]. Сун, или Бу,
совершенно неизвестен на Западе, но он является основателем учения о войне
Востока. Для Китая и Японии сочинение Суна классическое и [он] стоит в ряду
таких имен, как основатели философских и этических школ, как Конфуций и
Менций13. Величайшие завоеватели признавали и подтверждали
авторитет Суна. Надо отдать справедливость, что при всей странности и
образности выражений, затемненных условными формами, при вторичном переводе
с чуждого языка книги Суна оставляют глубочайшее впечатление.
В коротких императивных формах заключается такая глубина мысли, такое
знание и понимание сущности и природы войны, что, может быть, капитан
Colthrop прав, говоря, что перед Суном бледнеет Клаузевиц14. Одна
из книг (вернее, глав) Суна говорит о победе и выигрыше войны без боевых
операций, без сражений. Позвольте привести несколько слов из этой книги:
"Высшее искусство войны заключается в подчинении воли противника без
сражений; наиболее искусный полководец принудит неприятеля к сдаче без боя;
он захватывает его крепости, но не осаждает их; он создает смущение и
поселяет недоверие в неприятельской армии; он вызывает вмешательство в
управление неприятельской армии со стороны правителей и гражданских властей;
он создает политические комбинации среди соседних государств; он делает
неприятельскую армию опасной для своего государства; и наконец, он
уничтожает неприятельскую армию, лишая ее способности сопротивляться, и со
своей нетронутой армией захватывает неприятельские владения". Я не знаю,
изучал ли Вильгельм15 и Гинденбург16 Суна, но мы
переживаем с момента "великой Российской революции" приложение идей Суна на
практике, это сущность нашей революции. Но довольно о стратегии. Простите,
что я занимаю Вас такими скучными разговорами.
Когда мне надоедают буддийские философы и Сун, я отправляюсь
обыкновенно один, иногда со своими офицерами куда-нибудь в Токио или в
окрестности. Я иногда посещаю Камакуру17 в 40 м[инутах] езды по
ж[елезной] дор[оге] от Иокогамы, небольшой японский городишко, когда-то
бывший центром военного управления Японии, местом учреждения наследственного
сиогуната династий Минамото и Ходжо18 в XII и XIII веках.
Когда-то блестящая военная столица Японии была разрушена и уничтожена
междуусобными войнами феодального периода и землетрясением. Осталось
несколько храмов и колоссальный бронзовый Будда в позе "тихого созерцания",
продолжающий сидеть с половины XIII века как бывший свидетель разрушения
Камакуры Киотой и Асикагой19 и уничтожения ее огромной приливной
волной, вызванной землетрясением20. Этот Будда, или
Дай-Бутсу21, хорошо известен всем побывавшим в Японии. Он
производит удивительно хорошее, какое-то успокаивающее впечатление своей
экспрессией созерцания и отрешения от "всех желаний, составляющих источник
страдания и горя"22, пути к нирване, которая выше счастья и
несчастья, радости и горя, потому что она ничто. Как странно, что идея <1
нрзб> этого Будды и начало его сооружения принадлежат первому сиогуну
Минамото-но Иоритомо23, величайшему, может быть, военному и
государственному деятелю Японии. Его жизнь - материал для героического
эпоса, и, может быть, он потому так ценил мечту о высшем счастье буддийской
философии - счастье покоя небытия, - потому что никогда в жизни ею не жил.
Но как бы то ни было, а Дай-Бутсу действительно хорош, и, когда мне
становится очень уж нехорошо, я отправляюсь к нему с визитом и остаюсь
всегда благодарным ему за то, что он дает мне.
Я прилагаю здесь снимок с этого Будды со мной и двумя моими спутниками.
20 лет тому назад я первый раз увидел этого Будду и, право, не думал, что
когда-нибудь снова придется познакомиться с ним более подробным образом. В
Камакуре есть храм бога войны - Хасимана24. Этот храм
государственной религии Синто, и в нем обычная для этих храмов пустота, и
только старинное, весьма примитивное изображение императора
Ожин-Тенно25 (начала IV в. по Р[ождеству] Х[ристову]),
канонизированного впоследствии в виде бога войны, напоминает внутри храма
объект поклонения. Зато около храма находится богатейшая коллекция военных
реликвий. Микадо, сиогуны и военные деятели передавали после своей смерти
свое оружие, которому Хасиман даровал успешное применение. Там хранятся,
начиная с Иоритомо, сабли и военные доспехи почти всех сиогунов с клинками
великих оружейников Японии, произведения которых надо признать первыми в
мире, превосходящими шедевры Дамаска и Индии. К числу достопримечательностей
этого храма относится камень, который способствует дамам иметь потомство
[Далее зачеркнуто: Как ни странно, но это так.]. Этот странный камень
(вернее, два среднего размера простых валуна, обнесенных каменной оградой)
служат предметом паломничества японок даже в настоящие дни. Легенда об этом
камне связана с именем жены Иоритомо - Мази Ходжо26, которая
испросила у Хасимана сына, впоследствии наследника сиогуната. Почему она
обратилась к Хасиману не по крайности, так как в синтоистской мифологии
можно было бы, наверное, найти более подходящее божество, не знаю, вероятно,
в силу большей интимности этого бога к фамилии Минамото и Ходжо, всю жизнь
занимавшихся войной. Надо отдать справедливость, что Хасиман исполнил
несвойственное ему дело наполовину - потомство Иоритомо было совершенно
неудовлетворительно, и скоро наследственный сиогунат перешел по женской
линии к свирепым представителям фамилии Ходжо, которых даже японцы называют
тиранами и извергами.
Вообще, прошлое Камакуры - сплошная война, место эпических подвигов
буси27 и самураев, давшее высокие образцы величия духа, служения
долгу и отвлеченной идее войны, того, что явилось основанием
государственного могущества Японии и отсутствие чего [стало] причиной нашего
упадка и гибели. Там же находится и первый в Японии по времени и значению
монастырь секты Zen28. Приор монастыря - европейски образованный
человек, говорящий по-английски и по-французски, я познакомился с ним, и он
дал мне несколько ценных указаний по буддийской литературе. Я еще в первое
плавание на восток довольно много читал по этому предмету - литература,
особенно японская, очень велика, но надо знать, что стоит и что не стоит
читать. Строго говоря, изучить буддизм можно, зная только китайский язык и
древнеиндийские наречия, как и санскрит, что касается до сект, то необходим
местный язык секты. В храме этого монастыря очень интересен Будда -
насколько знаменитый Дай-Бутсу в Камакуре представляет чисто учение буддизма
Ханаяна, настолько Будда в Кеншаджи29 символизирует эзотерическую
Махаяну. Будда там изображен сидящим на огромном лотосе - символ творческого
начала жизни, с нимбом вокруг головы, со скипетром и державой в руках - это
уже бог, владыка мира, а не просто Будда "просветленный" [Далее прочерк во
всю страницу.
].

_______

Между прочим я занимался поисками старинного японского клинка работы
одного из знаменитых мастеров, которые теперь достать очень трудно. Я долго
ходил по разным антиквариям и наконец нашел клинок работы
Го-Иосихиро30 первой половины XIV столетия. Я кое-что понимаю в
этом деле и изучил отличительные свойства и признаки клинков нескольких
художников, пользуясь указаниями знатоков этого вопроса и знакомством с
богатейшими собраниями клинков в военном музее в Токио31. Передо
мной прошли десятки поразительных клинков, пока я нашел то, что искал.
Клинки Го-Исихиро являются первоклассными среди 3000 японских оружейников,
зарегистрированных с XI-го столетия. Его имя стоит в первом ряду, в котором
значится около 10-ти художников, шедевры которых являются несравнимыми
[Далее зачеркнуто: Они вели регистрацию своих произведений, и она
сохранилась в японской литературе с удивительной... Следующая далее часть
письма начинается на новой странице и написана, по-видимому, 12 января 1918
г. (30 декабря 1917).
].
Итак, сегодня решилась моя (не хочу говорить судьба или участь)
дальнейшая программа. Я очень много пережил за последний месяц моего
ожидания, длительных телеграфных сношений с крайне удаленными пунктами и
сегодня испытываю какое-то облегчение, почти радость. Я не скрываю всей
тяжести всей тяжелой концепции (простите, ради Бога, это слово) предстоящего
будущего и "не рисую себе картин", но "я служу" снова, служу войне -
единственная служба, которую я не только теоретически ставлю выше всего, но
которую искренно и бесконечно люблю. Да как же мне иначе относиться к ней,
когда все, что я имел лучшего в жизни, я получил через нее, включительно до
милых ручек, которые писали мне лучшие слова, которые я когда-либо читал,
которые дали мне столько светлого счастья, что ради одних этих ручек стоило
бы пойти не только на Месопотамский фронт, но и в гораздо худшее место.
Оценивая прошлое, я не могу не признать, что счастье, данное мне, которое я
получил в июне и июле, совершенно не заслужено и я должен его заслужить
перед войной.
Итак, за эти 1/2 года мирной деятельности Вы ушли от меня на
расстояние, которое может быть определено разве буддийской
кальпой32. А это довольно значительное расстояние. Махаяна дает
такое указание. Чтобы уяснить, что такое кальпа, представьте гранитную гору;
маленькая птичка один раз в год пролетает мимо этой горы и задевает ее
крылом; когда от этого повторного прикосновения гора совершенно сровняется с
плоской равниной, над которой она возвышается, пройдет одна кальпа.
Расстояние, соответствующее кальпе, определяется путем падающего в
бесконечность камня, непрерывно двигающегося в течение этого промежутка
времени (закона ускорения Махаяна, правда, не знала). Во всяком случае,
получается промежуток времени и пространства совершенно порядка звездных
расстояний, определяемых световыми годами. Так вот, милая Анна Васильевна
представляется теперь мне удаленной от меня на такую дистанцию - надо
служить войне и надеяться, что со временем это расстояние уменьшится и
станет вместо 2 или 3-х кальп на одну меньше.
Милая, дорогая Анна Васильевна, простите, что я пишу Вам всякие
пустяки, серьезные вещи так невеселы, что не хочется на них останавливаться.
Милая моя, такая далекая и так бесконечно дорогая Анна Васильевна, с
какой благодарностью и обожанием я думал и думаю о Вас теперь.
д. 1, лл. 63-76 об.

___________

1 Марнское сражение - крупнейшее за время Первой мировой войны сражение