Сафонова, где рассказывается о последующих годах ее жизни и приводятся
обширные выдержки из писем и других документов.
Иллюстрации представлены в основном фотографиями из семейного архива
Сафоновых. Восстановить "иконостас" из фотографий Анны Васильевны, который
Колчак сооружал в своей походной каюте или гостиничном номере, оказалось
невозможным; нескольких фотографий, о которых идет речь в его письмах, в
семейном архиве не оказалось. Что касается фотографий Колчака, уместно будет
привести отрывок из письма А.В. Книпер на эту тему.
"Я благодарю Вас за присланную Вами фотографию Александра Васильевича,
у меня нет ни одной. Это очень официальная фотография (ретушер постарался
загладить и смягчить все, что можно), да еще и переснятая. Его лицо было
гораздо резче и выразительнее, вот разве только глаза не слишком
пострадали... Ни одна фотография не передает его характер. Его лицо отражало
все оттенки мысли и чувства, в хорошие минуты оно словно светилось
внутренним светом и тогда было прекрасно. Прекрасна была и его
улыбка"34.

Благодарим всех, кто помог подготовить к печати и выпустить в свет эту
книгу и предшествовавшие ей публикации:
- "Новый журнал" (Нью-Йорк) и его гл. редактора Ю. Кашкарова , которые
в 1985 г. впервые опубликовали (частично) воспоминания А.В. Книпер;
- издательские фирмы "Atheneum" (Париж) и "Феникс" (Москва), а точнее
сказать, В.Аллоя и А.И. Добкина за первую полную публикацию "Фрагментов
воспоминаний" Анны Васильевны в 1986 г., а также за предоставление права
повторить ее;
- редакцию парижской газеты "Русская мысль" за первую публикацию
фрагментов настоящей книги в
No 3985-3992, Париж, 1993;
- фирму "Культура" издательства "Прогресс" и ее редакторов за ту
смелость, с которой они взялись за рискованное предприятие, не сулящее в
наше время верной прибыли, и за готовность работать с материалом,
поступающим "с колес";
- сотрудницу архива ЦГАОР (ныне ГАРФ) Клару Георгиевну Ляшенко за
кропотливую и самоотверженную работу по расшифровке писем А.В. Колчака;
- сотрудников Российского Государственного архива Военно-морского флота
А.Е. Иоффе и Е.М. Сигалович за ту щедрость, с которой они делились
имеющимися у них сведениями об офицерах русского флота;
- С.В. Дрокова за его публикации об А.В. Колчаке в отечественной
печати, заложившие основу для дальнейших исследований в этой области;
- Б.М. Розенфельда (Кисловодск) за сообщение ряда сведений о В.И.
Сафонове,
- Таню Штейншнейдер, единственную, кто оказал нам спонсорскую помощь
при подготовке издания книги;
- а также В.Я. Бирштейна, А.Л. Величанского , Е.Д. Горжевскую, Б.И.
Зархина, В.М. Малютина, семью Севрюгиных - Владимира Алексеевича, Ольгу
Ивановну и их детей - Машу и Алешу; Н.Н. Татарскую, Н.В. Шапошникову и
многих других.


______________

1 В предисловии К.А. Попова к первой публикации протоколов допроса А.В.
Колчака об этой записке сообщается следующее: "...как раз в эти дни при
обыске в тюрьме была захвачена его записка к сидевшей там же, в одном с ним
одиночном корпусе, его жене Тимиревой" (Допрос Колчака. Л., 1923, с. IV). По
всей видимости, записка была изъята из камеры, в которой сидел А.В., так как
в своих воспоминаниях Анна Васильевна пишет об этой последней записке
Колчака, которую она получила перед его казнью.
2 5 февраля 1920 г. боевые действия между колчаковцами и отрядами
красноармейцев велись на подступах к Иркутску. Иркутские военные власти
предложили ген. С.Н. Войцеховскому сложить оружие. В ответ он выдвинул
ультиматум, потребовав отвести красноармейские части к северу, передать
Колчака союзным представителям для последующей отправки за границу, выдать
золотой запас и обеспечить белые войска продовольствием, фуражом и теплой
одеждой. За это генерал обещал войти в Иркутск на 2-3 дня, а затем увести
свои войска за Байкал.
3 Гайда Р. (1892-1948), с весны 1918 г. - командир 7-го полка
чехословацкого корпуса, с сентября - командир 2-й дивизии, в декабре
назначен Колчаком командующим Сибирской армией. После провала весеннего
наступления 1919 г. смещен с поста, лишен звания генерал-лейтенанта и
"вычеркнут из списков русской армии", 17 ноября 1919 г. возглавил во
Владивостоке попытку антиколчаковского переворота, закончившегося неудачей.
Гайда бежал на родину, где в 1945 г. осужден Народным судом.
4 Ш и н к а р е в Л.И. ...Если я еще жива. Неизвестные страницы
иркутского заточения Александра Колчака и Анны Тимиревой. - "Известия", 18
окт. 1991 г., с. 9. (В препарированном цензурой виде записки цитированы
Шинкаревым в его кн.: Сибирь: откуда она пошла и куда она идет. М., 1974 и
1978.)
5 Написано для несостоявшегося 6-го выпуска исторического сборника
"Память", напечатано (под псевдонимами) в 1-м томе исторического альманаха
"Минувшее" (Париж, 1986, с. 100-101), репринт. М., 1990. Неоднократно
заимствовалось; использовано, в частности, в романе В.Е. Максимова
"Заглянуть в бездну". Париж-Нью-Йорк, 1986.
6 А.В. Книпер - Г.В. Егорову. Цит. по фотовкладке в кн.: Колчак
Александр Васильевич - последние дни жизни. Барнаул, 1991, между с. 160 и
161.
7 З е р н и н А. Адмирал Колчак (Впечатления от службы с ним). -
"Морской сборник". Бизерта, 1922, 8.
8 К о л ч а к Р.А. Адмирал Колчак. Его род и семья (из семейной
хроники). - "Военно-ист. вестник". Париж, 1959, No 13, 14; 1960, No 16.
Здесь цит. по приложению к кн.: М а к с и м о в В.Е. Заглянуть в бездну.
9 Die russische Polafahrt der "Sarja": 1900-1902. Berlin, 1909, S. 39.
В русском переводном издании соответствующее место искажено: Т о л л ь Э.В.
Плавание на яхте "Заря". М., 1959, с. 16.
10 "Изв. Имп. АН", т. XV, 1901, No 4, с. 346-347.
11 О полярных исследованиях Колчака см.: наши примечания к прежней
публикации воспоминаний А.В. Книпер ("Минувшее. Ист. альманах". 1. Париж,
1986 (репринт: М., 1990), с. 160-165); Д р о к о в С.В. Полярный
исследователь Александр Колчак. - "Северные просторы", 1989, No 6; Ч а й к о
в с к и й Ю.В. Гранит во льдах. - "Вокруг света", 1991, No 1-2; е г о ж е.
Почему погиб Эдуард Толль? (Опыт междисциплинарного анализа старой загадки).
- "Вопросы истории естествознания и техники", 1991, No 1. Из прежних
публикаций следует также назвать: С т а х е в и ч М.С. Полярная экспедиция
лейтенанта А.В. Колчака в 1903 году. Прага, 1933 (отд. брошюра в серии "Рус.
морская заруб. библиотека", No 27).
12 "Изв. Имп. АН", т. XX, 1904, No 5, с. 149-157.
13 Об этом времени см.: Порт-Артурский дневник лейтенанта Колчака.
Публикация С.В. Дрокова. - "Сов. архивы", 1990, No 5, с. 63-74.
14 Протоколы допроса адмирала А.В. Колчака чрезвычайной следственной
комиссией в Иркутске 21 января - 7 февраля 1920 г. - Архив русской
революции, издаваемый И.В. Гессеном. Т.Х. Берлин, 1923, с. 191 (репринт: М.,
1991). Уточненное, советское издание: Допрос Колчака. Под ред. и с предисл.
К.А. Попова. Л., 1925 (воспроизведено в кн.: Арестант пятой камеры. М.,
1990; Колчак Александр Васильевич - последние дни жизни. Барнаул, 1991).
15 Монография заняла том: "Зап. Имп. АН". VIII серия. По физ.-мат. отд.
Т. XXVI, No 1. СПб., 1909.
16 "Изв. ИРГО", т. 42, 1906, вып. 2-3, с. 487-519.
17 Протоколы допроса..., с. 206; Допрос Колчака, с. 36.
18 Г р и г о р о в и ч И.К. Воспоминания бывшего министра. - "Вопросы
истории естествознания и техники", 1990, No 2, с. 119.
19 С а в и ч Н. Три встречи (А.В. Колчак и Государственная Дума). -
Архив русской революции, издаваемый И.В. Гессеном. Т.Х. Берлин, 1923, с.
170-171.
20 Там же, с. 171.
21 Общий обзор результатов ГЭ СЛО и библиографию см. в кн.: Е вг е н о
в Н.И., К у п е ц к и й В.Н. Научные результаты полярной экспедиции на
ледоколах "Таймыр" и "Вайгач" в 1910-1915 гг. Л., 1985.
22 Протоколы допроса..., с. 196.
23 Там же, с. 196-197.
24 Там же, с. 198.
25 К о л ч а к А.В. Автобиография. ГА РФ, ф. Р-341, оп. 1, д. 52, л. 4.
26 Для знакомства с биографией Колчака можно порекомендовать прежде
всего лаконичную, точную и снабженную обширной библиографией статью: Д р о к
о в С.В. Александр Васильевич Колчак. - "Вопросы истории", 1991, No 1, с.
50-67.
27 К о л ч а к А.В. Служба Генерального штаба. СПб., 1912, с. 1, 40.
28 Б у д б е р г А.П. Дневник белогвардейца. Л., 1929, с. 2-3, 72-73,
95, 97-98, 224, 243, 297, 304-305.
29 У с т р я л о в Н.В. Белый Омск. Дневник колчаковца. Публикация А.В.
Смолина. - Русское прошлое. Историко-документальный альманах, 1991, No 2, с.
297, 304-305.
30 См.: Щ е г л о в А.Н. К истории возникновения Морского Генерального
Штаба (Письмо в редакцию). - "Морской журнал". Прага, 1928, No 6-7, с.
17-21.
31 ГА РФ, ф. Р-5844, оп. 1, д. 5, л. 6.
32 Там же, л. 1.
33 Там же, л. 10.
34 Колчак Александр Васильевич - последние дни жизни. Фотовкладка между
с. 160 и 161 (письмо к Г.В. Егорову).



А.В. Книпер

ФРАГМЕНТЫ ВОСПОМИНАНИЙ



В тонких тетрадях и на отдельных листках все это было написано именно в
виде фрагментов. Ни общего заглавия, ни заголовков крупных блоков
(исключение - "Воспоминания о Екатерине Павловне Пешковой"). Несколько
названий небольших кусков: "Из рассказов Екатерины Павловны", "Еда в
Кисловодске", "О стоическом воспитании", "О воспитании вообще", "Рассказ о
шелковских казачках", "О бабушке". Под последним заголовком - тринадцать
крошечных записей, сделанных в том порядке, как они приходили на ум. Самые
крупные цельные два куска связаны с А.В. Колчаком, каждый из них явно
написан на одном дыхании. О Е.П. Пешковой - два сходных параллельных текста,
не вполне перекрывающих друг друга.
При подготовке первой публикации ("Минувшее. Исторический альманах", т.
1. Париж, Atheneum, 1986) удалось расположить записки Анны Васильевны так,
что образовался единый текст, причем редактирование свелось к минимальному
изменению отдельных слов "на стыках" и вычеркиванию повторений. Даты,
которыми помечены несколько заметок, сохранены. При публикации мемуаров о
Е.П. Пешковой один вариант текста принят за основной, в него вставлены три
отрывка из другого; совсем небольшие заимствования оттуда даны в подстрочных
примечаниях. В итоге не потеряно ничего, но фрагментарность, естественно,
осталась. Общее заглавие и названия трех частей даны составителями.
Текст фрагментов воспоминаний публикуется в том же виде, как он
появился в парижском издании (1986) и в московском репринте (1990), с
исправлениями. Примечания переработаны. Псевдонимы публикаторов
раскрываются: К. Громов - Ф. Перченок, С. Боголепов - И. Сафонов.

ДОМ, СЕМЬЯ, ДЕТСТВО

Над столом на стене висит длинная фотография - не цветная, а
раскрашенная каким-то мастером в незапамятные времена, когда и духу не было
цветной фотографии - и слава Богу. Она раскрашена с любовью, с соблюдением
воздушной перспективы. История ее замечательна. Во дворе у помойки валялся
выброшенный кем-то чемодан, а в нем тоже выброшенная за ненадобностью эта
панорама Кисловодска. Если в доме есть мальчишка, естественно, он не упустит
случая порыться в брошенном чемодане - так она очутилась в нашем доме.
Это очень старая фотография - с тех пор, наверное, Кисловодск изменился
до неузнаваемости1. Но на фотографии он такой, каким я его помню
с раннего детства - а этому... не будем говорить, сколько лет. Она снята с
холмов, расположенных напротив "нашей" стороны, сверху вниз, так что снизу
расположен парк, за ним - Крестовая гора, за нею - ряд безымянных холмов до
входа в парк. На них ряд дач Барановской, презираемых моей бабушкой за
легковесность постройки и коммерческий уклон в использовании. Так наша улица
- Эмировская улица - и делилась на владения моей бабушки Сафонихи и
Барановичихи, двух кисловодских старожилок. Крестовой гора называлась из-за
каменного креста на ее вершине. Даже и тогда я не знала, в память чего или
кого поставлен этот крест. Была на нем надпись, но выветрилась и стала
неразборчива.
На Крестовой горе против ворот нашего дома еще только намечена граница
того участка, на котором потом построит свой дом тетя Настя
Кабат2 - сестра моего отца3. Участок небольшой, на
склоне. Потом он будет увеличен за счет отвесной каменной стены со стороны
улицы и насыпанной земли. Потом там будет построен очень удобный и
поместительный дом, разведен сад с прекрасным цветником и с отвесной стены
водопадом польются кусты вьющихся алых роз - но все это потом. А пока над
парком в густой зелени виден только балкон на втором этаже старого
бабушкиного дома, затянутый холщовыми занавесями-парусами, - парусный
балкон. На этот балкон выходила наша с сестрой Варей4 комната. С
балкона виден почти весь Кисловодск.
Прямо под садом нашего дома - вершины деревьев парка, и когда цветут
липы - голова кружится от медового запаха. Левее от сада - крыша гостиницы
"Парк", построенной дедом5. Гостиница построена добротно, и ее
отличает от других то, что между номерами капитальные стены
звуконепроницаемы. В ней всего сорок номеров. Нам, детям, ходить туда
запрещено - чтобы не шумели. Дорожка от нее ведет прямо в парк, к раковине
для оркестра. Дальше - площадка перед нарзанной галереей. Нарзан бьет в
резервуар сильной струей. Хорошенькие подавальщицы подают стаканы: кто хочет
- с сиропом, кто просто так. Дальше - Тополевая аллея. В гражданскую войну
ее вырубили, чтобы не мешала стрелять, не служила укрытием. Не знаю,
возобновили ли ее теперь.
Вверх и направо от галереи дорога ведет к Курзалу (там теперь приютился
музей музыкальной и театральной культуры) и железнодорожному вокзалу.
Позднее на моей памяти там был тоннель, увитый диким виноградом, в жаркие
дни приятно тенистый. А за ним - Доброва балка. Она только начинала
застраиваться, и, детьми, на каменистых ее возвышениях хорошо было ловить
ящериц - серо-пестрых, с голубыми и оранжевыми животиками, и зеленых. Чтобы
их не попортить, надо целиться несколько впереди их хода, чтобы они сами по
инерции попадали под руку, - иначе можно схватить за хвост, ящерица оставит
его в руке, а сама убежит. Подержишь ее, полюбуешься ее стройной мордой и
отпустишь.
А дальше уже более высокие Синие горы. Лунными ночами мы ходили на них,
чтобы к рассвету быть на горе Джинал, пока не появились из ущелий облака и
не закрыли Эльбрус и снежную цепь. Перед рассветом холодно - "холодеет ночь
перед зарею", и в лунном свете не разберешь, есть ли облака или нет, - цепь
гор сливается с лесом. И только когда начинает светать, обозначается теневая
сторона склонов. И открывается вся цепь, розовая от зари, - какая редкость!
И весь день ходишь с праздником в душе - а горы...
Наверно, ничего прекраснее этого в жизни я не видела.
По правую сторону от нашего дома понизу тянется парк, через который
течет река Ольховка, над ним ряд невысоких холмов с дачами кончается горой,
недавно засаженной сосенками, подъем на нее идет зигзагами, так что почти не
заметен. Выход из парка ведет на Базарную площадь мимо стеклянной струи и
источника. По этой дороге мы ходим, вернее, нас водят по воскресеньям в
церковь на той же площади. Нас восемь человек детей - три мальчика и пять
девочек. Мы должны идти попарно, а сзади папа и мама6. Им-то
хорошо, а каково нам - идти такой процессией, тем более что знакомых тьма.
Церковь большая, с голубыми куполами. Когда звонят к обедне или
всенощной, у нас в саду хорошо слышен колокольный звон, хорошо и грустно
немного. Около церкви похоронены дедушка и бабушка, потом брат, умерший от
ран на германской войне, потом папа, потом мама - два белых мраморных
креста. Теперь все сровнено с землей, и можно определить место только по
могиле Ярошенко, расположенной неподалеку7.
На первом плане панорамы - нагромождение домов разных размеров, узкие
улочки этой части города мы как-то не знаем - ходить туда незачем. Разве в
аптеку, где продаются разные штуки для фейерверка - колеса, фонтаны, ракеты,
римские свечи и бенгальские огни в папиросных гильзах. Папироса стоит 1
коп., но если берешь дюжину, то она стоит гривенник. Все эти штуки - предмет
моего страстного увлечения. Когда теперь я смотрю на салют - красиво. Но
какое волшебство было в этих копеечных огнях, как очаровательно били огнем
фонтаны и крутились колеса!
Пожалуй, отца я помню больше всего в Кисловодске. Он отдыхал, концертов
не было, мы больше его видели. То есть что значит - отдыхал? Последние годы,
вернувшись опять к роялю, он проводил за ним большую часть времени. Когда же
он не играл, то постоянно делал гимнастику пальцев для поддержания их
гибкости по своей системе: закладывал большой палец между другими сначала
медленно, потом с молниеносной быстротой в различных комбинациях.
У него была подагра, и он очень следил за своими руками. Часто я делала
ему маникюр и массаж рук.
Иногда после обеда он собирал нас и заставлял петь под рояль хоралы
Баха. Сестра Оля8 говорила: "Нахоралились!" Как-то он мне сказал:
- Да ты хорошо ноты читаешь!
- Нет.
- А как же ты поешь?
- А ты ударишь клавишу, а я сразу ноту и беру.
Чаще всего мы пели хорал "Wer nur den Lieben Gott labt walten und
hoffet auf Ihn allezeit" ["Кто одного лишь Бога возлюбил и на Него все время
уповает" (нем.). (И.С. Бах. Кантата No93.)
].
Но иногда стиль музыки был не такой классический. Как-то братья -
Илюша-виолончелист9, Ваня-скрипач10 - и пианистка
Мария Ивановна Махарина11 устроили вечером румынский оркестр.
Играли всякую всячину из опереток. Папа слушал, слушал - и не выдержал: взял
бубен и стал им подыгрывать; замечательно подыгрывал и очень забавлялся.
Отец хорошо ездил верхом в казачьем седле. Я помню, как всей семьей мы
выезжали верст за 25 в долину реки Хасаут, где били источники нарзана прямо
из земли, - отец и братья верхами, мы с мамой на долгуше.
Всходило солнце, из ущелий начинал подниматься голубой туман, на глазах
рождались облака.
А потом мы спускались в долину к горной реченьке - и горы уходили одна
за другой: все голубее, все легче.
Возвращались поздно, пели хорошо - все казачьи песни:
Пыль клубится по дороге,
Слышны выстрелы порой,
Из набега удалого
Скачут сунженцы домой...
Ну-тко вспомните, ребята,
Как стояли в Зеренах...
Много мы их знали, пели постоянно. Так что когда меня девочкой лет
четырех привели в церковь и я услышала пение, то тут же тоже запела "Пыль
клубится по дороге": надо же помочь.
Хорошие песни, хорошие слова. Ну что за прелесть:
Долина моя, долинушка,
Долина широкая!
Из-за этой за долинушки
Заря, братцы, занималася.
Из-за этой ясной зореньки
Солнце, братцы, выкаталося.
И все - а какая радость, какое торжество от этого восходящего солнца!
Стол у нас в доме всегда был хороший, но не без вариаций. То вдруг папа
заявит, что надо переходить на вегетарианство, - к столу подают печеную
картошку, кукурузу, кислое молоко, вегетарианские супы.
Так продолжается недели две.
В конце концов папа жалобно говорит маме: "Варенька, ты бы биточки
заказала!"
В результате этого выступления папа получил негласное прозвище "граф
Сигаров-Биточкин" - за глаза, конечно: посмели бы мы его так в глаза
назвать! Называли мы его, тоже втайне от взрослых, "Базили".
И снова начинается - кавказский борщ, перепела, шашлык, вырезка на
вертеле. И огромные блюда вареников с вишнями. За стол садилось человек
пятнадцать с детьми, домочадцами - и постоянно кто-нибудь из гостей. Блюда
обносились с двух сторон стола, иначе бы конца обеду не было. Гомерическая
трапеза! Кажется, сейчас за три дня не съесть того, что поглощалось с
легкостью за обедом.
После обеда все переходили на террасу, в середине которой росли два
больших каштана. Ее расширили, а каштаны спилить пожалели, так и оставили...
Там пили кофе, в жару подавали арбузы, дыни из погреба, холодные.
Обедали в два часа. Затем до пяти, в самую жару, все сидят в комнатах с
закрытыми ставнями, всякий занимается чем хочет. В пять часов - чай.
В это время по дорожке, поднимающейся из парка к нашему дому,
начинается нашествие посетителей: какие-то дамы, которым папа с серьезным
видом говорит комплименты, от которых, с нашей точки зрения, можно сгореть
со стыда, до того они гиперболичны, - а им хоть бы что, все принимают за
чистую монету; приезжие музыканты, папины ученики, кого только нет!
Постоянно - Евсей Белоусов12, которого папа очень любит, и братья с ним
дружат.
Чаи эти - тяжелое для меня время: я старшая дочь, молодая девушка
должна разливать чай. Это не так просто: за столом опять 15 человек. Жарко,
хочется пить. 15 человек по 2 чашки - 30, по 3 - 45. У папы насчет чая свои
принципы, в чашку наливать только через чайник, а не из самовара. Доливаешь
в чайник раз, другой, третий - а они все пьют, конца нет!
Конец все-таки!
Это лучшее время дня. Уже нежарко, самый красивый свет, ходить - одно
удовольствие.
Иногда идет все семейство. Тогда папа с мамой идут по дороге в парк,
идущей зигзагами. Мы ее называем Professoren - или Idiotenweg - и лезем
прямо в гору. Однако теперь мне кажется, что "идиотская дорога" имела свои
достоинства...
У папы были всегда какие-нибудь увлечения. Одно время это был лимонный
сок. Не знаю, было ли это по предписанию врача, но папа и сам его пил, и мы
должны были пить. Подходили к нему за обедом по очереди и получали по
рюмочке. Кислятина ужасная. Надо было пить и не поморщиться - мы пьем, а он
смотрит, не делаем ли гримасы.
Или возьмет руку и крепко жмет; смотришь ему в глаза и улыбаешься.
Вообще у нас заплакать от боли, от ушиба считалось позорным - терпи, не
подавай виду.
Я очень любила ездить верхом. Как-то поехали мы в жаркий день в степь к
Подкумку. Жарко, разморило. Я ехала, распустив поводья, вдруг из-под ног
лошади взлетел перепел. Лошадь испугалась, понесла, поводьев подобрать я не
успела и вылетела из седла, а нога осталась в стремени, и меня порядком
протащило по камням. В конце концов встала, села в седло, доехала до дому.
От бедра до колена нога была черная от кровоподтека, каждое движение - мука.
И сказать нельзя, и хромать нельзя: спросят почему и, пожалуй, не пустят
больше кататься верхом. Так и проходила целую неделю - не хромая и с веселым
видом.
Помню, бабушка Сафонова рассказывала, что во время какого-то турецкого
похода казаки станицы Шелковской привезли себе из Турции пленных турчанок и
переженились на них. Но те были женщины гаремного воспитания и палец о палец
не хотели ударить. Заходит прохожий: "Подай воды напиться!" Хозяйка лежит на
постели, отвечает: "Вот придет Иван, он тебе подаст".
Стоило нам залениться - и сразу же: "Ах ты шелковская казачка!"
Бабушка считала, что человек должен сажать деревья и копать колодцы. И
нам, детям, были отведены в саду участки, где мы сажали что хотели
(потаскивая из большого цветника).
Источников под Кисловодском мало - на дороге между полустанком Минуткой
и Подкумком она велела выкопать колодец, чтобы проезжие могли напиться и
скот напоить (для скота стояла каменная колода).
Бабушка не разрешала разрезать узлы на веревках, давала распутывать
мотки шелка, чтобы приучить к терпению и выдержке. И при этом рассказывала о
том, как цари выбирали невест: собранным на смотрины девушкам давали
спутанные нитки шелка, а царь подсматривал в щелку, как они это делают. Если
кто-нибудь из них дергал нитки и сердился, то ее кандидатура отпадала.
Да и то сказать - немало терпения нужно царской невесте! До сих пор не
люблю узлы резать.
Каждому из своих внуков она прочила блестящую будущность: "Ты мой
Пушкин", "Ты моя Патти13". Ее зять Плеске14 как-то
сказал: "Я спокоен за Россию - тринадцать великих людей ей обеспечено: это
внуки Анны Илларионовны".
Она любила и часто повторяла слова 50-го псалма Давида: "Сердце чисто
созижди во мне, Боже, и дух прав обнови в утробе моей". Высокого строя души
была женщина.
Бабушка - "бусенька", "буленька" мы ее звали - очень любила цветы. Сама
за ними ухаживала. В саду в Кисловодске было много роз, она считала, что
надо их поливать колодезной водой, и во время дождя бегала от куста к кусту
с лейкой. Своих новорожденных внуков подносила к розам, чтобы они понюхали,
как хорошо пахнет. После ее смерти розы стали уже не те.
Много она знала казачьих песен и любила их, а про русские говорила:
"Что это за песни! Ах ты береза, ты моя береза, все были пьяны, ты одна
твереза".
Редко у кого я видела такое поэтическое восприятие жизни, как у этой
совсем малограмотной женщины.
И уж никто не умел так устроить праздник для детей, как она.
В день рождения сторожит у двери, ждет, когда проснешься, - чтобы сразу
подарить, чтобы праздник начинался, как только откроешь глаза: войдет с
подносом, а на нем непременно разные подарки: какие-нибудь бусы, шелковый
платок, кусок кисеи, ваза с медом и сверх всего - ветка цветущей липы.
Лошадей, кроме старой Вороны, она не держала. Но иногда нанимала
кисловодского извозчика Илью Климова на пароконной коляске и, насыпав ее
ребятами, возила нас катать, и непременно "через воду": переезжала мели,
речки - и мы наслаждались тем, как плещется под колесами вода, как видны
сквозь нее мокрые камешки.
Когда мы, дети, ссорились и дрались - всего бывало, - она заставляла
нас мириться до того, как пойдем спать, чтобы зла не оставлять на следующий
день.
Пошлет за чем-нибудь - принеси. "Бусенька, а где это?" - "Найди, а я
укажу" - ни за что не скажет где.
Иногда вдруг начинала сама стряпать - непременно станичные кушанья:
пирог с калиной, который мама называла "пирог с дровами" из-за косточек,
пресные пышки с чернушкой - душистое такое семя. Напечет перед самым обедом
и накормит нас. Пышки жирные, вкуснее ничего, кажется, не ела. А нам не
позволяли бегать с кусками. Мама скажет: "Зачем, Вы, мамаша, детей не
вовремя кормите?" - "Оставь, Варенька, дети должны есть, когда им хочется".
А когда нас на лето привозили из Москвы к ней - уже подъезжая к
Минеральным Водам, мы видели, как навстречу поезду бежит по платформе