Страница:
Пугало завизжало и снова ударило фургон. На этот раз к реву мотора, визгу покрышек и скрежету сминаемого металла добавил свой рык раненый Мыш.
– Сделай же что-нибудь! – крикнул Томас.
– Что? – огрызнулся я. – Ему начхать на мой огонь!
Фургон дернулся еще раз, и я, не удержавшись на ногах, полетел на Роулинза.
– Еще минута – и мы окажемся на оживленной улице! – не успокаивался Томас. – Придумай же что-нибудь!
Я лихорадочно озирался в надежде увидеть что-нибудь полезное. В фургоне обнаружилось немного: кейс Глау, его же сумка – предположительно с бритвенными принадлежностями и присыпкой для ног от пота, – а еще две упаковки пластиковых бутылок с дорогой минеральной водой.
Теперь я уже слышал тяжелый топот Пугала за машиной и, оглянувшись, увидел взгляд его огненных глаз, заглядывавших в салон.
– Налево! – рявкнул я Томасу.
Фургон накренился, шины протестующе взвыли. Пугало попыталось сунуть руку в боковое окно фургона, едва не схватив меня своими длинными пальцами.
Сделать что-то. Нужно что-то сделать. Огнем эту гадину не проймешь. Я мог, конечно, вызвать ветер, но Пугало достаточно велико, чтобы противостоять и ему, – ну, разве что настоящий ураган мог бы одолеть его, только у меня все равно не хватит сейчас сил на такой. Значит, нужно что-то небольшое. Небольшое, но хитрое.
Я уставился на воду в бутылках, и тут меня осенило.
– Приготовься развернуться на сто восемьдесят! – крикнул я.
– Чего? – откликнулся Томас.
Я схватил обе упаковки и швырнул их в разбитое окно. Они исчезли, и в заднем окне я увидел, как они кувыркаются по мостовой, удерживаемые полиэтиленовой пленкой. Я схватил свой жезл, наставил на бутылки и с криком «Fuego!» выпустил небольшой, но сконцентрированный заряд жара.
Вспышка осветила заднее окно фургона; в стекле вдруг появилось оплавленное отверстие размером с орех. Вода в бутылках разом вскипела, и они взорвались, залив мостовую тонким (но чертовски дорогим) слоем воды.
– Давай! – взревел я. – Разворот!
Томас послушно крутанул рулем, от чего покрышки протестующе взвыли, а я едва не вылетел в разбитое окно. Я успел еще полюбоваться на Пугало с близкой дистанции, когда фургон разворачивался в стиле лучших голливудских погонь. Пугало взмахнуло лапищей, пытаясь поймать нас, но пальцы его скользнули по заднему крылу фургона, ободрав краску. Каким бы оно ни было сильным и стремительным, чудовищный рост делал Пугало неуклюжим, так что развернулись мы быстрее, выиграв на этом пару секунд.
Я стиснул жезл с такой силой, что побелели пальцы, и сложил в уме формулу заклятия. Скажем честно, заклинатель из меня не великий. Собственно, именно поэтому мне приходится использовать для управления энергией такие приспособления, как посох и жезл. От одной мысли о том, что требуется сложить еще одно заклятие, меня прошиб пот, и мне пришлось напомнить себе, что заклятие в общем-то не новое. Я пользовался таким множество раз, только теперь оно должно было сработать не как обычно.
Я высунулся из разбитого окна, держа в руке жезл, и дождался, пока преследующее нас Пугало не добежит до разлившейся из пластиковых бутылок лужи.
А потом стиснул зубы, нацелил жезл в небо и принялся собирать энергию для нового огненного заряда. Отовсюду – из влажного летнего воздуха, из жара разогретого мотора, из света уличных фонарей.
И из воды, которую я расплескал на пути у Пугала.
– Fuego! – выкрикнул я.
Огненный столб гейзером ударил в чикагское небо, и от его жара повылетали окна в ближних домах. Двигатель фургона протестующе взвыл, температура в салоне разом упала на пару десятков градусов. Фонари по обе стороны улицы погасли, не выдержав моего заклятия, буквально высосавшего тепло из всего в радиусе сотни ярдов.
И лужа дорогой минералки разом превратилась в ровный ледяной каток.
Пугало ступило на лед, и ноги его тут же проскользнули вперед. Отчаянно взмахнув непропорционально длинными лапищами, фаг попытался сохранить равновесие, но полетел на мостовую. Теперь размеры чудища работали против него, и оно, набирая скорость, исполинским шаром покатилось по асфальту и врезалось в автобусную остановку.
– Гони, гони, гони! – заорал я.
Томас нажал на газ, мотор более или менее оправился от внезапного похолодания, и фургон рванул вперед. Когда мы сворачивали на первом же перекрестке. Пугало только-только начинало распутывать руки-ноги, оправляясь от удара. Не сбавляя скорости, Томас попетлял еще немного по кварталам, а потом мы выехали на шоссе.
Я оглянулся. Нас никто не преследовал.
Задыхаясь, я опустился на пол и закрыл глаза.
– Гарри? – встревоженно окликнул меня Томас. – Ты в порядке?
Я только хмыкнул. Даже это потребовало от меня усилия. Наверное, минута прошла, прежде чем я сумел выдавить из себя:
– Просто устал. – А отдохнув еще чуть-чуть, добавил: – Мадригал толкнул меня прямо на эту тварь и удрал.
Томас поморщился.
– Прости, что не поспел раньше, – сказал он. – Я тащил Роулинза. Я так решил, что ты все равно попросил бы меня забрать его.
– Попросил бы, – согласился я.
Он покосился на меня в зеркало заднего вида. Глаза его посветлели и казались встревоженными.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Мы все живы. Остальное фигня.
Томас замолчал и не произнес ни слова до тех пор, пока мы не свернули с шоссе, и он немного сбросил скорость. Тем временем я осмотрел Роулинза. Бедолаге здорово досталось – и боли, и еще более жутких зрелищ. Он держался как настоящий герой. Однако даже герои остаются людьми, а человеческое тело имеет предел выносливости. События этого вечера одолели-таки Роулинза. Дышал он, правда, ровно, но раненая нога опухла так сильно, что почти не кровоточила. Думаю, даже ядерная война не смогла бы разбудить его.
Я стиснул зубы, прикидывая свой следующий шаг. Опершись изуродованной левой рукой на пол так, как научила меня Ласкиэль, я резко налег на нее всей своей тяжестью. Послышался негромкий хруст, последовал всплеск боли, а потом мне резко полегчало. Странное это было ощущение, зато рука снова приобрела почти человеческий вид, хотя опухла и потемнела.
– Значит, – произнес я, как только накопил немного сил для того, чтобы говорить, – это ты ездил за мной по всему городу.
– Ну, я не хотел, чтобы меня видели с тобой в открытую, – признался он. – Я так решил, Совету вряд ли понравится, если вампир Белой Коллегии будет разъезжать вместе со Стражем.
– Возможно, – согласился я. – Я правильно понял, ты следил за ними от самой гостиничной стоянки?
– Не совсем, – вздохнул Томас. – Пытался, но они от меня оторвались. Их нашел Мыш. Я просто ехал за ним. Скажи, как им, черт их подери, удалось отделаться от него, когда они тебя схватили?
– Они сбили его этим фургоном, – сказал я.
Томас удивленно поднял брови.
– Правда? – Он покачал головой. – Мыш вывел меня к тебе. Я как раз пытался придумать, как нам проникнуть внутрь так, чтобы нас при этом не застрелили. А тут ты нас опередил.
– Ты спер мою куртку, – сказал я.
– Взял напрокат, – поправил он.
– Думаешь, это по-братски?
– Ты ее все равно не носил, – не сдавался он. – Блин, думаешь, я поперся бы в одну из этих твоих патентованных катавасий, не защитившись как следует?
Я хмыкнул.
– Ты неплохо сегодня выглядел.
– Я всегда неплохо выгляжу, – обиделся он.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – негромко сказал я. – Лучше. Сильнее. Быстрее.
– Как и положено Чуваку На Шесть Миллионов Баксов, – согласился Томас.
– Брось шуточки, Томас, – посоветовал я так же тихо. – Ты сегодня израсходовал чертову уйму энергии. Ты снова кормишься.
Он вел машину, глядя вперед, с непроницаемым лицом. Я пожевал губу.
– Не хочешь поговорить об этом?
Он промолчал, что я интерпретировал как «нет».
– Ты давно вернулся к активному образу жизни?
Я был уверен, что он промолчит, но он ответил:
– С Хэллоуина.
Я нахмурился.
– Это когда мы накрыли тех некромантов?
– Угу, – кивнул он. – Тогда… слушай, я не все тогда тебе рассказал про ту ночь.
Я склонил голову набок, глядя на отражение его глаз в зеркале заднего вида.
– Помнишь, я сказал, что мотоцикл Мёрфи сломался?
Я кивнул.
– Мотоцикл здесь ни при чем, – буркнул Томас и сделал глубокий вдох. – Это Дикая Охота. Они напоролись на меня, когда я пытался тебя догнать. Остаток вечера я развлекался с ними.
Я недоверчиво поднял бровь.
– Тебе нет нужды выдумывать для меня всякие небылицы, дружище. Я хочу сказать, всякий, кто не присоединяется к Охоте, становится ее дичью. Так что не твоя вина, если Охота гоняла тебя по городу. – Я почесал подбородок. Зарос щетиной. Надо бы побриться. – Блин, дружище, да ты должен собой гордиться! За всю историю вряд ли найдется пяток человек, которым удалось уйти от Охоты живыми.
С минуту он молчал, потом оглянулся на меня:
– Я не убегал от них, Гарри.
Мои плечи вдруг свело, словно от тяжелого груза.
– Я к ним присоединился, – сказал он.
– Томас… – начал я.
Он снова отвернулся.
– Черт, я не хотел умирать. И потом, если уж на то пошло, я же хищник. Убийца. Часть меня этого хотела. Часть меня хотела развлечься. Я не очень-то люблю эту свою часть, но она никуда не делась.
– Блин-тарарам, – только и выдавил я.
– Я мало что помню из этого, – буркнул он и пожал плечами. – Я кинул тебя той ночью. И себя, можно сказать, тоже кинул. Вот и решил, что на этот раз должен помочь, раз уж тебе грозит опасность.
– У тебя теперь машина, – заметил я тихо.
– Угу.
– Ты зарабатываешь. И кормишься на людях.
– Угу.
Я нахмурился. Я не знал, что на это сказать. Томас честно пытался жить по-людски. Пытался найти себе приличную работу. Два года пытался – и всякий раз это заканчивалось полным фиаско из-за того, кто он и что он. Порой мне кажется, что в Чикаго не осталось мест, откуда его еще не увольняли.
А вот теперь у него есть работа, какая-никакая, но работа.
– Мне нужно знать еще чего-нибудь? – поинтересовался я.
Он вяло покачал головой. Его скрытность беспокоила меня. Как бы ни унижала его жизнь, говорить о тех работах, на которых он пытался удержаться, Томас никогда не стеснялся. Раз или два он признавался мне, как тяжело ему обходиться без того питания, к которому он привык с Жюстиной. А теперь что-то скрывал от меня.
Будь на моем месте кто-нибудь избыточно придирчивый, он сразу бы что-нибудь заподозрил. Что Томас, должно быть, вовлечен во что-то такое, возможно, противозаконное и уж наверняка аморальное – и этим зарабатывает себе на жизнь. Этот кто-то основывался бы на мысли о том, что Томасу как инкубу проще простого соблазнить богатую женщину, получая от нее и питание, и деньги. Так сказать, два в одном.
Хорошо, что я не из придирчивых.
Я вздохнул. Если он не хочет говорить, значит, не будет. Пора сменить тему.
– Глау, – негромко произнес я. – Этот прихвостень Мадригала. Ты сказал, он из джаннов?
Томас кивнул:
– Отпрыск джинна и смертной. Он работал на Мадригалова отца. Потом мой отец устроил отцу Мадригала прыжок голышом без парашюта. После этого инцидента Глау снюхался с Мадригалом.
– Он был опасен? – поинтересовался я.
Томас ненадолго задумался.
– Он был дотошен. Не пропускал ни единой мелочи. Мог руководить собранием как заправский дирижер. Не бросал ни одного дела прежде, чем оно не окажется разделанным, освежеванным, рассортированным, запротоколированным и запертым в сейф.
– Но в бою не опасен?
– Не так, как многое другое. Нет. Конечно, он запросто мог бы тебя убить, но не лучше, чем множество других тварей.
– Тогда странно, – заметил я. – Пугало разделалось с ним в первую очередь.
Томас оглянулся на меня, удивленно подняв бровь.
– Сам подумай, – сказал я. – Эта тварь – фобофаг, да? Привлекаемый наиболее интенсивными излучателями страха?
– Ну?
– Глау лежал практически в отключке, когда оно его сцапало, – сказал я. – Не знаю, кто из нас напрягался больше, я или Мадригал, но тварь сцапала именно Глау.
– Думаешь, кто-то науськал его на Глау?
– Мне кажется, это было бы логичным умозаключением.
Томас нахмурился:
– Но зачем кому-то это понадобилось?
– Чтобы заткнуть ему рот, – предположил я. – Мне кажется, нападения должны были дискредитировать Мадригала, по крайней мере в глазах сверхъестественных сообществ. Возможно, в этом участвовал Глау. Возможно, именно Глау сделал так, чтобы Мадригал оказался здесь.
– А может, Пугало напало на Глау только потому, что тот лежал раненый и на отшибе от остальных? Может, это просто случайность?
– Возможно, – согласился я. – Но только я нутром чую, это не так. Глау не главная мишень. Его убили, чтобы запутать следы.
– Почему ты говоришь во множественном числе?
– М-м-м… – Я потер лицо в слабой надежде, что это поможет кровообращению мозга и подтолкнет к новым, продуктивным мыслям. – Не знаю точно. Башка болит. И деталей кое-каких недостает. В принципе должно бы уже хватить для составления общей картины, но будь я проклят, если что-нибудь вижу. – Я тряхнул головой и замолчал.
– Куда теперь? – спросил Томас.
– В больницу, – сказал я. – Оставим там Роулинза.
– А потом?
– Потом я сяду на след этих фагов и попробую найти того, кто их призвал. – Я вкратце изложил ему события предыдущих суток. – Если нам повезет, все, что мы найдем, – это труп какого-нибудь маньяка с неподдельным удивлением на лице.
– А если не повезет? – не успокаивался он.
– Тогда это будет означать, что тот, кто их призвал, гораздо круче меня и смог отбиться от трех таких тварей. – Я потер глаза. – И нам придется разделаться с ним прежде, чем он причинит зло кому-нибудь еще.
– Ни дня без развлечений, – хмыкнул Томас. – Ладно. В больницу, так в больницу.
– А потом сделай круг возле гостиницы. Заклятие, которым я перенацеливал фагов, снабжено чем-то вроде трассера. Оно исчезнет с рассветом, а я не знаю, как долго нам придется идти по следу.
Следуя моим указаниям, Томас нашел ближайшую больницу, остановил фургон у приемного покоя и на руках отнес туда так и не приходившего в сознание Роулинза. Не прошло и минуты, как он вернулся.
– Им занялись.
– Тогда едем. А то наверняка кто-нибудь захочет порасспросить нас, откуда у него огнестрельные ранения.
Томас завел мотор, и мы направились к гостинице.
Я приготовил заклятие. В принципе в нем нет ничего сложного – при обычных обстоятельствах. Только не тогда, когда я чувствую себя выжатым, словно тряпка. Мне лишь с третьей попытки удалось его запустить – но все-таки удалось. А потом я взгромоздился обратно на пассажирское сиденье фургона, откуда след перемещения фагов казался бледно-зеленой полоской клубящегося тумана. Я диктовал Томасу направление. Мы ехали по следу, который вел нас в сторону Ригли.
Моя бедная больная башка почти отказывалась варить, но через несколько минут что-то нехорошее шевельнулось в ней. Какое-то смутное подозрение. Я устало огляделся по сторонам, и квартал показался мне знакомым. Мы ехали по следу, и ощущение усиливалось. По мере приближения к цели туман светился все ярче.
Мы свернули за последний угол.
Желудок вдруг сжался в тошнотворном спазме.
Зеленый туман вел к крыльцу белого двухэтажного домика. Славного домика, каким-то образом сохранявшего дух пригорода, несмотря на то что располагался он почти в центре третьего по величине мегаполиса Америки. Зеленая, несмотря на засуху, лужайка. Белая ограда из штакетника. Детские игрушки…
Туман вел к ограде, в которой зияли три больших отверстия – фаги не утруждали себя открыванием калитки. На зеленом газоне темнели три цепочки огромных следов. Фонарный столб с имитацией старинного газового светильника наклонился параллельно земле, начиная с высоты четырех футов. Дверь сорвали с петель и отшвырнули далеко во двор. Стоявший на гравийной подъездной дорожке минивэн был расплющен, словно на него роняли чугунную бабу.
Не уверен точно, но мне показалось, что я вижу на дверном косяке следы крови.
Яркая надпись на стоявшем в трех футах от меня декоративном почтовом ящике гласила:
О, Господи.
О, Господи.
О, Господи.
Я наслал фагов на Молли.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
– Сделай же что-нибудь! – крикнул Томас.
– Что? – огрызнулся я. – Ему начхать на мой огонь!
Фургон дернулся еще раз, и я, не удержавшись на ногах, полетел на Роулинза.
– Еще минута – и мы окажемся на оживленной улице! – не успокаивался Томас. – Придумай же что-нибудь!
Я лихорадочно озирался в надежде увидеть что-нибудь полезное. В фургоне обнаружилось немного: кейс Глау, его же сумка – предположительно с бритвенными принадлежностями и присыпкой для ног от пота, – а еще две упаковки пластиковых бутылок с дорогой минеральной водой.
Теперь я уже слышал тяжелый топот Пугала за машиной и, оглянувшись, увидел взгляд его огненных глаз, заглядывавших в салон.
– Налево! – рявкнул я Томасу.
Фургон накренился, шины протестующе взвыли. Пугало попыталось сунуть руку в боковое окно фургона, едва не схватив меня своими длинными пальцами.
Сделать что-то. Нужно что-то сделать. Огнем эту гадину не проймешь. Я мог, конечно, вызвать ветер, но Пугало достаточно велико, чтобы противостоять и ему, – ну, разве что настоящий ураган мог бы одолеть его, только у меня все равно не хватит сейчас сил на такой. Значит, нужно что-то небольшое. Небольшое, но хитрое.
Я уставился на воду в бутылках, и тут меня осенило.
– Приготовься развернуться на сто восемьдесят! – крикнул я.
– Чего? – откликнулся Томас.
Я схватил обе упаковки и швырнул их в разбитое окно. Они исчезли, и в заднем окне я увидел, как они кувыркаются по мостовой, удерживаемые полиэтиленовой пленкой. Я схватил свой жезл, наставил на бутылки и с криком «Fuego!» выпустил небольшой, но сконцентрированный заряд жара.
Вспышка осветила заднее окно фургона; в стекле вдруг появилось оплавленное отверстие размером с орех. Вода в бутылках разом вскипела, и они взорвались, залив мостовую тонким (но чертовски дорогим) слоем воды.
– Давай! – взревел я. – Разворот!
Томас послушно крутанул рулем, от чего покрышки протестующе взвыли, а я едва не вылетел в разбитое окно. Я успел еще полюбоваться на Пугало с близкой дистанции, когда фургон разворачивался в стиле лучших голливудских погонь. Пугало взмахнуло лапищей, пытаясь поймать нас, но пальцы его скользнули по заднему крылу фургона, ободрав краску. Каким бы оно ни было сильным и стремительным, чудовищный рост делал Пугало неуклюжим, так что развернулись мы быстрее, выиграв на этом пару секунд.
Я стиснул жезл с такой силой, что побелели пальцы, и сложил в уме формулу заклятия. Скажем честно, заклинатель из меня не великий. Собственно, именно поэтому мне приходится использовать для управления энергией такие приспособления, как посох и жезл. От одной мысли о том, что требуется сложить еще одно заклятие, меня прошиб пот, и мне пришлось напомнить себе, что заклятие в общем-то не новое. Я пользовался таким множество раз, только теперь оно должно было сработать не как обычно.
Я высунулся из разбитого окна, держа в руке жезл, и дождался, пока преследующее нас Пугало не добежит до разлившейся из пластиковых бутылок лужи.
А потом стиснул зубы, нацелил жезл в небо и принялся собирать энергию для нового огненного заряда. Отовсюду – из влажного летнего воздуха, из жара разогретого мотора, из света уличных фонарей.
И из воды, которую я расплескал на пути у Пугала.
– Fuego! – выкрикнул я.
Огненный столб гейзером ударил в чикагское небо, и от его жара повылетали окна в ближних домах. Двигатель фургона протестующе взвыл, температура в салоне разом упала на пару десятков градусов. Фонари по обе стороны улицы погасли, не выдержав моего заклятия, буквально высосавшего тепло из всего в радиусе сотни ярдов.
И лужа дорогой минералки разом превратилась в ровный ледяной каток.
Пугало ступило на лед, и ноги его тут же проскользнули вперед. Отчаянно взмахнув непропорционально длинными лапищами, фаг попытался сохранить равновесие, но полетел на мостовую. Теперь размеры чудища работали против него, и оно, набирая скорость, исполинским шаром покатилось по асфальту и врезалось в автобусную остановку.
– Гони, гони, гони! – заорал я.
Томас нажал на газ, мотор более или менее оправился от внезапного похолодания, и фургон рванул вперед. Когда мы сворачивали на первом же перекрестке. Пугало только-только начинало распутывать руки-ноги, оправляясь от удара. Не сбавляя скорости, Томас попетлял еще немного по кварталам, а потом мы выехали на шоссе.
Я оглянулся. Нас никто не преследовал.
Задыхаясь, я опустился на пол и закрыл глаза.
– Гарри? – встревоженно окликнул меня Томас. – Ты в порядке?
Я только хмыкнул. Даже это потребовало от меня усилия. Наверное, минута прошла, прежде чем я сумел выдавить из себя:
– Просто устал. – А отдохнув еще чуть-чуть, добавил: – Мадригал толкнул меня прямо на эту тварь и удрал.
Томас поморщился.
– Прости, что не поспел раньше, – сказал он. – Я тащил Роулинза. Я так решил, что ты все равно попросил бы меня забрать его.
– Попросил бы, – согласился я.
Он покосился на меня в зеркало заднего вида. Глаза его посветлели и казались встревоженными.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Мы все живы. Остальное фигня.
Томас замолчал и не произнес ни слова до тех пор, пока мы не свернули с шоссе, и он немного сбросил скорость. Тем временем я осмотрел Роулинза. Бедолаге здорово досталось – и боли, и еще более жутких зрелищ. Он держался как настоящий герой. Однако даже герои остаются людьми, а человеческое тело имеет предел выносливости. События этого вечера одолели-таки Роулинза. Дышал он, правда, ровно, но раненая нога опухла так сильно, что почти не кровоточила. Думаю, даже ядерная война не смогла бы разбудить его.
Я стиснул зубы, прикидывая свой следующий шаг. Опершись изуродованной левой рукой на пол так, как научила меня Ласкиэль, я резко налег на нее всей своей тяжестью. Послышался негромкий хруст, последовал всплеск боли, а потом мне резко полегчало. Странное это было ощущение, зато рука снова приобрела почти человеческий вид, хотя опухла и потемнела.
– Значит, – произнес я, как только накопил немного сил для того, чтобы говорить, – это ты ездил за мной по всему городу.
– Ну, я не хотел, чтобы меня видели с тобой в открытую, – признался он. – Я так решил, Совету вряд ли понравится, если вампир Белой Коллегии будет разъезжать вместе со Стражем.
– Возможно, – согласился я. – Я правильно понял, ты следил за ними от самой гостиничной стоянки?
– Не совсем, – вздохнул Томас. – Пытался, но они от меня оторвались. Их нашел Мыш. Я просто ехал за ним. Скажи, как им, черт их подери, удалось отделаться от него, когда они тебя схватили?
– Они сбили его этим фургоном, – сказал я.
Томас удивленно поднял брови.
– Правда? – Он покачал головой. – Мыш вывел меня к тебе. Я как раз пытался придумать, как нам проникнуть внутрь так, чтобы нас при этом не застрелили. А тут ты нас опередил.
– Ты спер мою куртку, – сказал я.
– Взял напрокат, – поправил он.
– Думаешь, это по-братски?
– Ты ее все равно не носил, – не сдавался он. – Блин, думаешь, я поперся бы в одну из этих твоих патентованных катавасий, не защитившись как следует?
Я хмыкнул.
– Ты неплохо сегодня выглядел.
– Я всегда неплохо выгляжу, – обиделся он.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – негромко сказал я. – Лучше. Сильнее. Быстрее.
– Как и положено Чуваку На Шесть Миллионов Баксов, – согласился Томас.
– Брось шуточки, Томас, – посоветовал я так же тихо. – Ты сегодня израсходовал чертову уйму энергии. Ты снова кормишься.
Он вел машину, глядя вперед, с непроницаемым лицом. Я пожевал губу.
– Не хочешь поговорить об этом?
Он промолчал, что я интерпретировал как «нет».
– Ты давно вернулся к активному образу жизни?
Я был уверен, что он промолчит, но он ответил:
– С Хэллоуина.
Я нахмурился.
– Это когда мы накрыли тех некромантов?
– Угу, – кивнул он. – Тогда… слушай, я не все тогда тебе рассказал про ту ночь.
Я склонил голову набок, глядя на отражение его глаз в зеркале заднего вида.
– Помнишь, я сказал, что мотоцикл Мёрфи сломался?
Я кивнул.
– Мотоцикл здесь ни при чем, – буркнул Томас и сделал глубокий вдох. – Это Дикая Охота. Они напоролись на меня, когда я пытался тебя догнать. Остаток вечера я развлекался с ними.
Я недоверчиво поднял бровь.
– Тебе нет нужды выдумывать для меня всякие небылицы, дружище. Я хочу сказать, всякий, кто не присоединяется к Охоте, становится ее дичью. Так что не твоя вина, если Охота гоняла тебя по городу. – Я почесал подбородок. Зарос щетиной. Надо бы побриться. – Блин, дружище, да ты должен собой гордиться! За всю историю вряд ли найдется пяток человек, которым удалось уйти от Охоты живыми.
С минуту он молчал, потом оглянулся на меня:
– Я не убегал от них, Гарри.
Мои плечи вдруг свело, словно от тяжелого груза.
– Я к ним присоединился, – сказал он.
– Томас… – начал я.
Он снова отвернулся.
– Черт, я не хотел умирать. И потом, если уж на то пошло, я же хищник. Убийца. Часть меня этого хотела. Часть меня хотела развлечься. Я не очень-то люблю эту свою часть, но она никуда не делась.
– Блин-тарарам, – только и выдавил я.
– Я мало что помню из этого, – буркнул он и пожал плечами. – Я кинул тебя той ночью. И себя, можно сказать, тоже кинул. Вот и решил, что на этот раз должен помочь, раз уж тебе грозит опасность.
– У тебя теперь машина, – заметил я тихо.
– Угу.
– Ты зарабатываешь. И кормишься на людях.
– Угу.
Я нахмурился. Я не знал, что на это сказать. Томас честно пытался жить по-людски. Пытался найти себе приличную работу. Два года пытался – и всякий раз это заканчивалось полным фиаско из-за того, кто он и что он. Порой мне кажется, что в Чикаго не осталось мест, откуда его еще не увольняли.
А вот теперь у него есть работа, какая-никакая, но работа.
– Мне нужно знать еще чего-нибудь? – поинтересовался я.
Он вяло покачал головой. Его скрытность беспокоила меня. Как бы ни унижала его жизнь, говорить о тех работах, на которых он пытался удержаться, Томас никогда не стеснялся. Раз или два он признавался мне, как тяжело ему обходиться без того питания, к которому он привык с Жюстиной. А теперь что-то скрывал от меня.
Будь на моем месте кто-нибудь избыточно придирчивый, он сразу бы что-нибудь заподозрил. Что Томас, должно быть, вовлечен во что-то такое, возможно, противозаконное и уж наверняка аморальное – и этим зарабатывает себе на жизнь. Этот кто-то основывался бы на мысли о том, что Томасу как инкубу проще простого соблазнить богатую женщину, получая от нее и питание, и деньги. Так сказать, два в одном.
Хорошо, что я не из придирчивых.
Я вздохнул. Если он не хочет говорить, значит, не будет. Пора сменить тему.
– Глау, – негромко произнес я. – Этот прихвостень Мадригала. Ты сказал, он из джаннов?
Томас кивнул:
– Отпрыск джинна и смертной. Он работал на Мадригалова отца. Потом мой отец устроил отцу Мадригала прыжок голышом без парашюта. После этого инцидента Глау снюхался с Мадригалом.
– Он был опасен? – поинтересовался я.
Томас ненадолго задумался.
– Он был дотошен. Не пропускал ни единой мелочи. Мог руководить собранием как заправский дирижер. Не бросал ни одного дела прежде, чем оно не окажется разделанным, освежеванным, рассортированным, запротоколированным и запертым в сейф.
– Но в бою не опасен?
– Не так, как многое другое. Нет. Конечно, он запросто мог бы тебя убить, но не лучше, чем множество других тварей.
– Тогда странно, – заметил я. – Пугало разделалось с ним в первую очередь.
Томас оглянулся на меня, удивленно подняв бровь.
– Сам подумай, – сказал я. – Эта тварь – фобофаг, да? Привлекаемый наиболее интенсивными излучателями страха?
– Ну?
– Глау лежал практически в отключке, когда оно его сцапало, – сказал я. – Не знаю, кто из нас напрягался больше, я или Мадригал, но тварь сцапала именно Глау.
– Думаешь, кто-то науськал его на Глау?
– Мне кажется, это было бы логичным умозаключением.
Томас нахмурился:
– Но зачем кому-то это понадобилось?
– Чтобы заткнуть ему рот, – предположил я. – Мне кажется, нападения должны были дискредитировать Мадригала, по крайней мере в глазах сверхъестественных сообществ. Возможно, в этом участвовал Глау. Возможно, именно Глау сделал так, чтобы Мадригал оказался здесь.
– А может, Пугало напало на Глау только потому, что тот лежал раненый и на отшибе от остальных? Может, это просто случайность?
– Возможно, – согласился я. – Но только я нутром чую, это не так. Глау не главная мишень. Его убили, чтобы запутать следы.
– Почему ты говоришь во множественном числе?
– М-м-м… – Я потер лицо в слабой надежде, что это поможет кровообращению мозга и подтолкнет к новым, продуктивным мыслям. – Не знаю точно. Башка болит. И деталей кое-каких недостает. В принципе должно бы уже хватить для составления общей картины, но будь я проклят, если что-нибудь вижу. – Я тряхнул головой и замолчал.
– Куда теперь? – спросил Томас.
– В больницу, – сказал я. – Оставим там Роулинза.
– А потом?
– Потом я сяду на след этих фагов и попробую найти того, кто их призвал. – Я вкратце изложил ему события предыдущих суток. – Если нам повезет, все, что мы найдем, – это труп какого-нибудь маньяка с неподдельным удивлением на лице.
– А если не повезет? – не успокаивался он.
– Тогда это будет означать, что тот, кто их призвал, гораздо круче меня и смог отбиться от трех таких тварей. – Я потер глаза. – И нам придется разделаться с ним прежде, чем он причинит зло кому-нибудь еще.
– Ни дня без развлечений, – хмыкнул Томас. – Ладно. В больницу, так в больницу.
– А потом сделай круг возле гостиницы. Заклятие, которым я перенацеливал фагов, снабжено чем-то вроде трассера. Оно исчезнет с рассветом, а я не знаю, как долго нам придется идти по следу.
Следуя моим указаниям, Томас нашел ближайшую больницу, остановил фургон у приемного покоя и на руках отнес туда так и не приходившего в сознание Роулинза. Не прошло и минуты, как он вернулся.
– Им занялись.
– Тогда едем. А то наверняка кто-нибудь захочет порасспросить нас, откуда у него огнестрельные ранения.
Томас завел мотор, и мы направились к гостинице.
Я приготовил заклятие. В принципе в нем нет ничего сложного – при обычных обстоятельствах. Только не тогда, когда я чувствую себя выжатым, словно тряпка. Мне лишь с третьей попытки удалось его запустить – но все-таки удалось. А потом я взгромоздился обратно на пассажирское сиденье фургона, откуда след перемещения фагов казался бледно-зеленой полоской клубящегося тумана. Я диктовал Томасу направление. Мы ехали по следу, который вел нас в сторону Ригли.
Моя бедная больная башка почти отказывалась варить, но через несколько минут что-то нехорошее шевельнулось в ней. Какое-то смутное подозрение. Я устало огляделся по сторонам, и квартал показался мне знакомым. Мы ехали по следу, и ощущение усиливалось. По мере приближения к цели туман светился все ярче.
Мы свернули за последний угол.
Желудок вдруг сжался в тошнотворном спазме.
Зеленый туман вел к крыльцу белого двухэтажного домика. Славного домика, каким-то образом сохранявшего дух пригорода, несмотря на то что располагался он почти в центре третьего по величине мегаполиса Америки. Зеленая, несмотря на засуху, лужайка. Белая ограда из штакетника. Детские игрушки…
Туман вел к ограде, в которой зияли три больших отверстия – фаги не утруждали себя открыванием калитки. На зеленом газоне темнели три цепочки огромных следов. Фонарный столб с имитацией старинного газового светильника наклонился параллельно земле, начиная с высоты четырех футов. Дверь сорвали с петель и отшвырнули далеко во двор. Стоявший на гравийной подъездной дорожке минивэн был расплющен, словно на него роняли чугунную бабу.
Не уверен точно, но мне показалось, что я вижу на дверном косяке следы крови.
Яркая надпись на стоявшем в трех футах от меня декоративном почтовом ящике гласила:
КАРПЕНТЕРЫ
О, Господи.
О, Господи.
О, Господи.
Я наслал фагов на Молли.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я выбрался из фургона на ватных ногах. Вокруг царило разрушение. Блин, бессмыслица какая-то! Как, черт подери, такое вообще могло случиться? Как могло мое заклятие послать фагов именно сюда?
Я стоял на тротуаре перед домом, разинув рот, как последний дурак. Не горел ни один уличный фонарь. Разгром освещали лишь фары фургона, но через несколько секунд Томас выключил и их. На улице царила тишина – ни зевак, ни полиции. Что бы здесь ни произошло, кто-то постарался сделать все так, чтобы не побеспокоить соседей.
Не знаю, сколько я так стоял. Помню, Мыш прижимался к моему бедру. Потом подошел Томас и остановился с другой стороны.
– Гарри? – Похоже, он задавал этот вопрос не в первый раз. – Что это за место?
– Это дом Майкла, – прошептал я. – Его семьи.
Томас вздрогнул. Он огляделся по сторонам и снова повернулся ко мне:
– Эти твари пришли сюда?
Я кивнул. Ноги плохо держали меня.
Я так жутко устал.
Что бы здесь ни произошло, все уже кончено. Я ничего не мог изменить, только посмотреть, кто пострадал. И мне очень не хотелось делать этого. Поэтому я продолжал стоять на месте, тупо глядя на дом. Первым нарушил молчание Томас.
– Я посторожу здесь. Обойди дом – может, что-нибудь обнаружишь.
– Иду, – пробормотал я.
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и мне показалось, я проглотил фунт стальных канцелярских кнопок. Больше всего на свете мне хотелось убежать отсюда.
Вместо этого я потащил свою изможденную задницу через искореженный газон к разбитым дверям. Мыш на трех лапах ковылял за мной.
На дверном косяке и впрямь темнели уже подсохшие кровавые брызги.
Я вошел в дом, пересек прихожую и заглянул в гостиную. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке обломки мебели. Телевизор лежал на боку, по экрану бежали белые полосы помех. Комнату наполнял негромкий шум – антенна выдернулась из гнезда.
Больше в доме не слышалось ничего.
– Ау! – крикнул я.
Никто не ответил.
Я прошел на кухню.
На дверце холодильника висели, придавленные к ней магнитиками, несколько листков бумаги в линейку с какими-то школьными упражнениями. Еще там висели детские рисунки цветными фломастерами. На одном из них улыбающаяся фигурка в платье дополнялась надписью корявыми печатными буквами: Я ЛУБЛЮ ТИБЯ МАМА.
О Господи!
Кнопки у меня в желудке превратились в бритвенные лезвия. Если с ними что-то случилось из-за меня… не знаю, что бы я сделал.
– Гарри! – крикнул с улицы Томас. – Гарри, поди сюда!
Голос его звенел от возбуждения. Я вышел из дверей кухни на задний двор и увидел, что Томас спускается с дерева – с дуба, на котором Майкл построил для своих детей домик, лишь ненамного уступающий размерами моей квартире. С его плеча свисала неподвижная фигурка.
Я сорвал с шеи амулет и засветил его. Томас уложил Дэниела, старшего сына Карпентеров, на траву. Тот дышал, но очень сильно побледнел. На нем были фланелевые пижамные штаны и белая, покрасневшая от крови футболка. На руке багровел порез, не слишком глубокий, но длинный. Ссадины темнели на лице, на кисти; костяшки пальцев были ободраны и распухли.
Сын Майкла дрался кулаками. Вряд ли это ему помогло, но он дрался.
– Куртку, – резко бросил я. – Он мерзнет.
Томас немедленно снял мою куртку и укутал ею мальчика. Я подложил ему под ноги свой рюкзак.
– Побудьте здесь, – сказал я, зашел на кухню, налил стакан воды и вернулся к ним. Опустившись на колени, я попытался привести мальчика в чувство, чтобы дать ему воды. Он сделал глоток, закашлялся и открыл глаза. Правда, сфокусировать взгляд у него не получалось.
– Дэниел, – негромко произнес я. – Дэниел, это я, Гарри Дрезден.
– Д-дрезден? – переспросил он.
– Ага. Друг твоего папы. Гарри.
– Гарри… – повторил он. Тут глаза его вдруг открылись широко-широко, и он попытался сесть. – Молли!
– Спокойно, спокойно, – сказал я ему. – Ты ранен. Мы еще не знаем, серьезно ли. Лежи спокойно.
– Нельзя, – пробормотал он. – Они ее забрали. Мы были… с мамой все в порядке? И с малышней?
Я прикусил губу.
– Не знаю. Ты знаешь, где они?
Он поморгал.
– В спасательной комнате.
Я нахмурился.
– Где-где?
– Н-на втором этаже. Убежище. Его папа построил. На всякий случай.
Я переглянулся с Томасом.
– Где это?
Дэниел слабо двинул рукой.
– Мама увела малышню наверх. Мы с Молли не успели к лестнице. Они ворвались. Мы пытались увести их.
– Кто, Дэниел? Кто «они»?
– Чудища из ужастиков. Потрошитель. Руки-Молоты. – Он поежился. – Пугало.
Я свирепо выругался.
– Томас, останься с ним. Мыш, постереги их. – Я встал и поспешил в дом. По лестнице я поднялся на второй этаж. Лестница открывалась в коридор, по обе стороны которого располагались спальни – ближе к родителям жили самые младшие дети. Я заглянул по очереди в спальни. Все оказались пусты, только в двух ближних от лестницы царил разгром. Повсюду валялись разбитые игрушки и поломанная детская мебель.
Если бы я не знал, что искать, я ни за что не заметил бы увеличенного простенка между бельевой и родительской спальней. Я зашел в спальню и не обнаружил ничего. Тогда я зашел в бельевую, в которой тоже царил беспорядок. Я засветил амулет-пентаграмму, присмотрелся внимательнее и нашел стеновую панель, едва заметно повернутую по отношению к остальным. Я шагнул к ней, коснулся руками, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
Я ощутил энергию. Не оберег – во всяком случае, не из тех оберегов, с какими мне приходилось иметь дело. Это напоминало скорее негромкое гудение ровной энергии – иногда я ощущал примерно такое же вокруг Майкла. Энергия веры. Эта панель защищалась разновидностью магии.
– Ласкиэль, – прошептал я про себя. – Заметила?
Она не показалась, но голос ее звучал в моих мыслях достаточно ясно.
Да, мой хозяин. Ангельская работа.
Я поперхнулся.
– Настоящих ангелов?
Именно так. Рафаила или одного из его подручных, судя по всему.
– Это опасно?
Последовала неуверенная пауза.
Возможно. Ты тронут тьмой – и не только моей. Но это предназначено для того, чтобы скрыть находящуюся за ней комнату, не для того, чтобы поразить нарушителя.
Я сделал глубокий вдох.
– Ладно. – Я протянул руку и с силой постучал по панели. Трижды.
Мне показалось, я услышал какое-то движение. Скрипнули половицы.
Я постучал еще раз.
– Черити! – крикнул я. – Это я, Гарри Дрезден!
На этот раз за перегородкой точно шевелились. Щелкнул замок, и панель плавно скользнула в сторону, а из-за нее высунулся двуствольный дробовик, нацелившийся точно мне в подбородок. Я поперхнулся и скользнул взглядом вдоль ствола. На меня в упор смотрели ледяные голубые глаза Черити.
– Вы вполне можете быть не настоящим Дрезденом, – сообщила она.
– Самый что ни на есть настоящий.
– Докажите, – негромким, но не терпящим возражений голосом потребовала она.
– Черити, на такие штуки нет времени. Вам что, права водительские показать?
– Кровь, – напомнила она.
Что ж, разумно. Большинство существ, способных принимать человеческий облик, не обладают человеческой кровеносной системой, да и сама кровь у них другая. Не то чтобы этот тест не имел изъянов, но это, пожалуй, лучшее, что может использовать для уверенности человек, не обладающий способностями чародея. Поэтому я достал из кармана перочинный нож и слегка надрезал им свою обожженную левую руку. Все равно я ничего не чувствовал. Из ранки пошла красная кровь, и я показал ее Черити.
Долгое мгновение она смотрела на мою руку, потом щелкнула предохранителем дробовика, отставила его в сторону и вышла из-за панели. Я увидел за ее спиной освещенное свечой помещение. Все дети Карпентеров за исключением Молли и Дэниела находились здесь. Алисия сидела, широко раскрыв напуганные глаза. Остальные спали вповалку.
– Молли, – произнесла Черити, распрямившись. – Дэниел.
– Я нашел его в домике на дереве, – сказал я. – Он ранен.
Она коротко кивнула.
– Сильно?
– Здорово избит, в шоке, но думаю, непосредственной угрозы жизни нет. С ним Мыш и мой друг.
Черити снова кивнула. Лицо се оставалось спокойным, почти отстраненным, глаза – холодными, оценивающими. Она здорово держалась, хотя напряжение давало о себе знать. Руки ее заметно дрожали, и она машинально сжимала и разжимала пальцы.
– А Молли?
– Ее пока не нашел, – тихо произнес я. – Возможно, Дэниел знает, что с ней случилось.
– Это были динарианцы? – спросила она.
Я покачал головой:
– Точно не они.
– Они могут вернуться?
Я пожал плечами.
– Вряд ли.
– Но возможно?
– Да.
Я стоял на тротуаре перед домом, разинув рот, как последний дурак. Не горел ни один уличный фонарь. Разгром освещали лишь фары фургона, но через несколько секунд Томас выключил и их. На улице царила тишина – ни зевак, ни полиции. Что бы здесь ни произошло, кто-то постарался сделать все так, чтобы не побеспокоить соседей.
Не знаю, сколько я так стоял. Помню, Мыш прижимался к моему бедру. Потом подошел Томас и остановился с другой стороны.
– Гарри? – Похоже, он задавал этот вопрос не в первый раз. – Что это за место?
– Это дом Майкла, – прошептал я. – Его семьи.
Томас вздрогнул. Он огляделся по сторонам и снова повернулся ко мне:
– Эти твари пришли сюда?
Я кивнул. Ноги плохо держали меня.
Я так жутко устал.
Что бы здесь ни произошло, все уже кончено. Я ничего не мог изменить, только посмотреть, кто пострадал. И мне очень не хотелось делать этого. Поэтому я продолжал стоять на месте, тупо глядя на дом. Первым нарушил молчание Томас.
– Я посторожу здесь. Обойди дом – может, что-нибудь обнаружишь.
– Иду, – пробормотал я.
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и мне показалось, я проглотил фунт стальных канцелярских кнопок. Больше всего на свете мне хотелось убежать отсюда.
Вместо этого я потащил свою изможденную задницу через искореженный газон к разбитым дверям. Мыш на трех лапах ковылял за мной.
На дверном косяке и впрямь темнели уже подсохшие кровавые брызги.
Я вошел в дом, пересек прихожую и заглянул в гостиную. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке обломки мебели. Телевизор лежал на боку, по экрану бежали белые полосы помех. Комнату наполнял негромкий шум – антенна выдернулась из гнезда.
Больше в доме не слышалось ничего.
– Ау! – крикнул я.
Никто не ответил.
Я прошел на кухню.
На дверце холодильника висели, придавленные к ней магнитиками, несколько листков бумаги в линейку с какими-то школьными упражнениями. Еще там висели детские рисунки цветными фломастерами. На одном из них улыбающаяся фигурка в платье дополнялась надписью корявыми печатными буквами: Я ЛУБЛЮ ТИБЯ МАМА.
О Господи!
Кнопки у меня в желудке превратились в бритвенные лезвия. Если с ними что-то случилось из-за меня… не знаю, что бы я сделал.
– Гарри! – крикнул с улицы Томас. – Гарри, поди сюда!
Голос его звенел от возбуждения. Я вышел из дверей кухни на задний двор и увидел, что Томас спускается с дерева – с дуба, на котором Майкл построил для своих детей домик, лишь ненамного уступающий размерами моей квартире. С его плеча свисала неподвижная фигурка.
Я сорвал с шеи амулет и засветил его. Томас уложил Дэниела, старшего сына Карпентеров, на траву. Тот дышал, но очень сильно побледнел. На нем были фланелевые пижамные штаны и белая, покрасневшая от крови футболка. На руке багровел порез, не слишком глубокий, но длинный. Ссадины темнели на лице, на кисти; костяшки пальцев были ободраны и распухли.
Сын Майкла дрался кулаками. Вряд ли это ему помогло, но он дрался.
– Куртку, – резко бросил я. – Он мерзнет.
Томас немедленно снял мою куртку и укутал ею мальчика. Я подложил ему под ноги свой рюкзак.
– Побудьте здесь, – сказал я, зашел на кухню, налил стакан воды и вернулся к ним. Опустившись на колени, я попытался привести мальчика в чувство, чтобы дать ему воды. Он сделал глоток, закашлялся и открыл глаза. Правда, сфокусировать взгляд у него не получалось.
– Дэниел, – негромко произнес я. – Дэниел, это я, Гарри Дрезден.
– Д-дрезден? – переспросил он.
– Ага. Друг твоего папы. Гарри.
– Гарри… – повторил он. Тут глаза его вдруг открылись широко-широко, и он попытался сесть. – Молли!
– Спокойно, спокойно, – сказал я ему. – Ты ранен. Мы еще не знаем, серьезно ли. Лежи спокойно.
– Нельзя, – пробормотал он. – Они ее забрали. Мы были… с мамой все в порядке? И с малышней?
Я прикусил губу.
– Не знаю. Ты знаешь, где они?
Он поморгал.
– В спасательной комнате.
Я нахмурился.
– Где-где?
– Н-на втором этаже. Убежище. Его папа построил. На всякий случай.
Я переглянулся с Томасом.
– Где это?
Дэниел слабо двинул рукой.
– Мама увела малышню наверх. Мы с Молли не успели к лестнице. Они ворвались. Мы пытались увести их.
– Кто, Дэниел? Кто «они»?
– Чудища из ужастиков. Потрошитель. Руки-Молоты. – Он поежился. – Пугало.
Я свирепо выругался.
– Томас, останься с ним. Мыш, постереги их. – Я встал и поспешил в дом. По лестнице я поднялся на второй этаж. Лестница открывалась в коридор, по обе стороны которого располагались спальни – ближе к родителям жили самые младшие дети. Я заглянул по очереди в спальни. Все оказались пусты, только в двух ближних от лестницы царил разгром. Повсюду валялись разбитые игрушки и поломанная детская мебель.
Если бы я не знал, что искать, я ни за что не заметил бы увеличенного простенка между бельевой и родительской спальней. Я зашел в спальню и не обнаружил ничего. Тогда я зашел в бельевую, в которой тоже царил беспорядок. Я засветил амулет-пентаграмму, присмотрелся внимательнее и нашел стеновую панель, едва заметно повернутую по отношению к остальным. Я шагнул к ней, коснулся руками, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
Я ощутил энергию. Не оберег – во всяком случае, не из тех оберегов, с какими мне приходилось иметь дело. Это напоминало скорее негромкое гудение ровной энергии – иногда я ощущал примерно такое же вокруг Майкла. Энергия веры. Эта панель защищалась разновидностью магии.
– Ласкиэль, – прошептал я про себя. – Заметила?
Она не показалась, но голос ее звучал в моих мыслях достаточно ясно.
Да, мой хозяин. Ангельская работа.
Я поперхнулся.
– Настоящих ангелов?
Именно так. Рафаила или одного из его подручных, судя по всему.
– Это опасно?
Последовала неуверенная пауза.
Возможно. Ты тронут тьмой – и не только моей. Но это предназначено для того, чтобы скрыть находящуюся за ней комнату, не для того, чтобы поразить нарушителя.
Я сделал глубокий вдох.
– Ладно. – Я протянул руку и с силой постучал по панели. Трижды.
Мне показалось, я услышал какое-то движение. Скрипнули половицы.
Я постучал еще раз.
– Черити! – крикнул я. – Это я, Гарри Дрезден!
На этот раз за перегородкой точно шевелились. Щелкнул замок, и панель плавно скользнула в сторону, а из-за нее высунулся двуствольный дробовик, нацелившийся точно мне в подбородок. Я поперхнулся и скользнул взглядом вдоль ствола. На меня в упор смотрели ледяные голубые глаза Черити.
– Вы вполне можете быть не настоящим Дрезденом, – сообщила она.
– Самый что ни на есть настоящий.
– Докажите, – негромким, но не терпящим возражений голосом потребовала она.
– Черити, на такие штуки нет времени. Вам что, права водительские показать?
– Кровь, – напомнила она.
Что ж, разумно. Большинство существ, способных принимать человеческий облик, не обладают человеческой кровеносной системой, да и сама кровь у них другая. Не то чтобы этот тест не имел изъянов, но это, пожалуй, лучшее, что может использовать для уверенности человек, не обладающий способностями чародея. Поэтому я достал из кармана перочинный нож и слегка надрезал им свою обожженную левую руку. Все равно я ничего не чувствовал. Из ранки пошла красная кровь, и я показал ее Черити.
Долгое мгновение она смотрела на мою руку, потом щелкнула предохранителем дробовика, отставила его в сторону и вышла из-за панели. Я увидел за ее спиной освещенное свечой помещение. Все дети Карпентеров за исключением Молли и Дэниела находились здесь. Алисия сидела, широко раскрыв напуганные глаза. Остальные спали вповалку.
– Молли, – произнесла Черити, распрямившись. – Дэниел.
– Я нашел его в домике на дереве, – сказал я. – Он ранен.
Она коротко кивнула.
– Сильно?
– Здорово избит, в шоке, но думаю, непосредственной угрозы жизни нет. С ним Мыш и мой друг.
Черити снова кивнула. Лицо се оставалось спокойным, почти отстраненным, глаза – холодными, оценивающими. Она здорово держалась, хотя напряжение давало о себе знать. Руки ее заметно дрожали, и она машинально сжимала и разжимала пальцы.
– А Молли?
– Ее пока не нашел, – тихо произнес я. – Возможно, Дэниел знает, что с ней случилось.
– Это были динарианцы? – спросила она.
Я покачал головой:
– Точно не они.
– Они могут вернуться?
Я пожал плечами.
– Вряд ли.
– Но возможно?
– Да.