Страница:
- Значит, хочешь. Но это NB не за то, о чем ты думаешь.
- Виноват, - Сид со всей искренностью положил руку на сердце, - я проворонил Селену. Она назвала по TV свой маршрут, а я не велел изменить его.
- Приятно видеть человека, сознающего свои ошибки, - похвалил Хиллари. - Однако я говорю о другом упущении. У тебя здесь "ликвидаторы" гуляют, как блуждающие атомы! Какого черта, Сид?! Кто дал им допуск на все зоны в здании?
- Горт позвонил мне и сказал, что...
- Пусть Горт распоряжается в своем отделе в Айрэн-Фотрис, а тут начальник - я! Сколько зон ты им открыл?
- А, В, С и D.
- Закрой все, кроме А.
- Хил, зона А у нас - это вестибюль на входе.
- Прекрасно; пусть каждый день с утра подписывают в главной безопаске пропуск в зону В, причем я разрешаю им входить лишь в туалет, столовую и бухгалтерию.
- Хил, они разозлятся.
- Для тебя важней, чтобы я не разозлился.
- Они про нас напишут не доклад, а некролог.
- Если мы уцелеем - их доклад сгниет в архиве, если провалимся - то все доклады нам будут настолько лиловы, что ты и представить не можешь. Пусть скажут "спасибо", что я не велел их в сортир и обратно водить под конвоем. Значит, сейчас ты аннулируешь их допуск...
- Надеюсь, про NB ты пошутил?
- Почти. Это было устное предупреждение. Вычисли-ка, где сейчас эти... могильщики.
Видеокамеры системы наблюдения обнаружили обоих "ликвидаторов" на пути к мастерской Туссена - они шествовали неторопливо, с довольными лицами, беседуя между собой; Сид подключил прослушивание - и из динамика послышалось, как они негромко обсуждают прелести хорошенькой Жаклин из отдела Адана.
- И мы им будем угождать!.. Я им сейчас устрою опись выморочного имущества! - Хиллари, выходя из кабинета, достал трэк. - Охрана, говорит Хармон. Недозволенное проникновение в зоне С, этаж 5. Двое ко мне на лифтовую площадку.
"Ликвидаторы" были слегка удивлены, когда дорогу им загородили два сержанта, похожих на банковские сейфы-монолиты, и какой-то штатский.
- Позвольте спросить, чем вы занимаетесь на этом этаже.
- Мы, - холодно и с достоинством, как подобает важному должностному лицу, ответствовал старший, - производим учет состояния высокотехнологичных приборов.
- Вы системный инженер? - быстро спросил сероглазый штатский. - Вы можете определить степень износа нано-техники?
- Мы исследуем его по документам, - веско промолвил старший.
- Покажите ваш допуск, - Хиллари взял небрежно протянутую карточку, взглянул мельком и положил ее в карман. - У вас нет допуска. Сержант! Проводите их куда следует и проследите, чтоб не заблудились.
- Но... на каком основании?! Что вы себе позволяете?!
- Ваше дело - сидеть в бухгалтерии, - отрезал сероглазый, - а не шляться по проекту и нервировать сотрудников. От одного взгляда на вас работоспособность у операторов падает на сорок процентов. Все! Разговор окончен.
Сержанты блокировали растерявшихся чиновников, но те еще хорохорились.
- Я буду жаловаться на ваши действия! Назовите мне свою фамилию и должность! Я подам на вас, рапорт шефу проекта!..
- Не советую, - оглянулся наглец, сворачивая за угол. - Моя фамилия Хармон.
Линза, похожая на вспухший блин, взлетала впритирку к стене офиса; Мячик, сидя в неприметном сити-каре, вел мину уверенно и быстро. С момента консультации Немого летучая мина несколько потяжелела за счет дополнительного оборудования, но теперь ею можно было управлять издалека, находясь за пределами прямой видимости.
Этажей Мячик не считал - он сверялся по зданию напротив, по миниатюрному гироскопу сориентировав оптическую ось объектива строго горизонтально. Главное - раньше времени не ударить миной о стекло.
Набрав достаточную высоту, Мячик подорвал заряд на емкости с краской. Прохожие вскинули головы; кое-кто шарахнулся, прикрывшись от падающих осколков, но разброс был небольшой, и обломки накрыли в основном стоянку у подъезда кольцо гравитора оставило вмятину в крыше машины, батарея разбила другой заднее стекло, а блок управления рассадил плечо зеваке; других поцарапали куски корпуса.
Это уж на кого Бог пошлет - даже при скромных терактах бывают пострадавшие.
Самым впечатляющим было облако дисперсного красителя - на стене вмиг вздулся огромный уродливый черный нарост; шевелясь, он тихо стекал вниз, рисуя громадную кляксу.
Вой сирен, морганье проблесковых маячков на крышах патрульных машин, оцепление и приезд экспертов по взрывным устройствам - вся эта суета запоздала, как после ужина горчица; по сути, у полиции была одна забота - выяснить, чьих это рук дело. И Темный поспешил помочь им разобраться.
- Редакция? Взрыв в Аркенде, на Бернслайн, сделали мы, Вольные Стрелки. Это наше предупреждение тем, кто охотится за Фердинандом. Мы не во всем согласны с "непримиримыми" из Партии, но их бойцы - наши братья по оружию, запомните. На террор спецслужб мы ответим минной войной. Следующая цель космопорт, мина будет настоящей. До новых встреч! Подпись - Темный.
- Партизаны, Партия и Банш выступили единым фронтом! - подытоживал Доран, зависнув над Бернслайн, пока Волк Негели показывал всем кляксу. - Сейчас как никогда нам необходимо четкое взаимодействие всех силовых структур. Оставайтесь с нами на канале V! Мы начинаем серию. блиц-репортажей о тех, кто защищает нас! Сегодня мы с вами Убедимся, что подразделение "Омега" в любой момент готово к самым решительным действиям!..
Жутковатое пятно на стене дома сменилось зрелищем льющегося кефира пакет, кефир и стакан были одинаково прозрачны. За кадром кто-то сладострастно и призывно стонал. Насколько знал Доран, стон источала страшненькая дама лет пятидесяти, квадратного телосложения, лысая от рождения (что поделаешь - черная генная карта!); она за семь бассов в час изображала звуки поцелуев, кваканье, мяуканье, жужжанье мух, писк и клекот йонгеров - причем гораздо лучше, чем все это звучит на самом деле!
- Напиться, что ли, этого кефира... Волк, ты его пробовал?
- Нет, - гулко ответил оператор. - Я патриот, а его варят по туанской технологии.
Флаер "NOW" начал разворот - надо спешить к следующему объекту. Волк, пользуясь передышкой, развалился и вытянул ноги, тайком заглядывая через визор на 17-й канал - Отто Луни со своими похабными клоунессами рекламировал прозрачный сыр.
* * *
После случившегося в среду буйного припадка Рыбаку ужесточили режим отняли телевизор, пристегнули к койке на денек и придавили мысли транками - но больше не приставали, а психиатр зачастил в палату с уговорами: "Одумайся, надейся, жизнь - это дар Божий", и так далее.
Приходил в субботу еще некто в штатском - этот никем не прикидывался, сразу показал удостоверение агента "политички".
- Вместо кино, - усмехнулся Рыбак, - а то я без Принца Ротриа соскучился. Пытать будешь?
- По-моему, ты сам себя уже замучил -дальше некуда, - агент был тоже не прочь пошутить и этим немного расположил к себе Рыбака. Разговорились; агент первый за все время! - посочувствовал. Сказал, аккуратно касаясь смерти Гильзы:
- Я понимаю, каково тебе сейчас. В школе у меня была девчонка, красавица. Мы очень дружили. У нее нашли "болезнь переселенцев"... Она долго умирала, согласилась на эвтаназию. Я боялся, что мне не дадут с ней проститься, но она настояла, чтоб я был с ней до конца, как друг. И ее родители согласились.
Подобных историй агент мог придумать с десяток, на разные вкусы, но упоминание о широко известной, роковой и коварной "болезни переселенцев", превращавшей детей в живые мумии, сработало безотказно - Рыбак помимо воли поверил, и агент ненадолго получил доступ в его душу.
- Мне не надо знать, общался ли ты с баншерами; это уже доказано следствием. Но за ними стоят люди, которые тебя использовали. Не стану скрывать от тебя - это "непримиримые" из Партии. Если б они отдавали деньги, предназначенные для террора, какому-нибудь медицинскому фонду, многие бы вылечились - в том числе и ты. Как видишь, они предпочитают разрушение и смерть. Думаю, тебе не стоит брать на себя всю ответственность за то, что ты был исполнителем чужой воли... Они израсходовали тебя, как патрон.
Рыбак промолчал; он не верил властям. Они всегда врут и обманывают. Стик Рикэрдо сказал: "Все начальники - слуги дьявола". Да, похоже... Они улыбаются, но в глазах у них пусто, вместо души - дыра, а вместо сердца гадина, черная и в склизкая. Говорят они не по-людски, каким-то вывернутым и заумным языком - "реструктуризация", "конструктивный подход", "рациональное сотрудничество" - и все затем, чтоб ты скорей ушел из кабинета и не мешал им пить кофе. После этих разговоров ты, как пьяный, ничего не соображая, хочешь вытрясти из ушей громоздкие слова и остаешься дурак дураком, уразумев одно что за их словами ничего нет, ноль, что это оболочка без начинки.
Но агент не улыбался, и он был первым, что близко принял к сердцу его горе. Хотелось ему верить - может быть, потому, что Рыбак устал видеть вокруг одних врагов. Ну, пусть не друг - но он относится к тебе хоть чуточку по-доброму...
Вдруг он говорит правду? Партия... Рыбак с детства рефлекторно побаивался этого слова. К Партии опасно прикасаться. Они хотят силой перевернуть мир. Да кто им позволит?! Девять видов полиции, национальная гвардия, сэйсиды, "политичка", армия - и все стоят на страже; только пикни, руки-ноги оборвут. Лучше заниматься мирным сталкингом, чем ежеминутно ждать, что к тебе в конуру вломятся бронированные верзилы, скрутят и вышлют куда-нибудь, где вместо воздуха - метан.
- А вот нормальные люди, - продолжил агент, немного выждав, - проявили к тебе куда больше участия. Доран создал фонд в твою поддержку; люди собирают тебе деньги на лечение...
Рыбак растерялся. Он-то себя уже похоронил и ни на что не рассчитывал, кроме покоя в вечной тьме.
- Соберут, я полагаю, - без напряжения говорил агент как о чем-то заведомо известном. - Тебе надо около пятидесяти тысяч; в складчину это нетрудно. Конечно, закон есть закон, и суд состоится... но ты будешь жить. Свиной трансплантант вполне надежен, если создан на основе твоих генов. Пять-шесть месяцев, пока растет свинья, потом операция - и от болезни останется несколько шрамов на коже. Обычные люди сделают для тебя то, чего Партия никогда не сделает.
- Спасибо, - вырвалось у Рыбака; если до сих пор его окружала мрачная явь, то сейчас сквозь нее проступили дивные грезы, и не хотелось, чтобы они ушли. - Но я не знаю ничего про Партию.
- А что за файлы о "черном вторнике" показывал Стик Косичке? - вопрос прозвучал ненавязчиво.
- Я не видел. В Сети много чего лежит на больших машинах.
- Да, ты прав. Я тоже считаю, что Стик ни при чем. А Звон запутался... Надеюсь, он не имеет сомнительных связей. Суда ему не избежать, но печально будет, если ему припишут к обвинению сознательное участие в преступной политической организации. Я разузнал о нем - он работящий малый, несобранный, но безобидный. Его могли вовлечь, втянуть... Жаль, если эти люди останутся в стороне, когда его осудят. Кто мог повлиять на него?
Пелена грез рассеялась; Рыбак вдохнул поглубже, сдерживая кашель, перед ним сидел монстр, притворившийся человеком. Немигающий впившийся взгляд, черный язык облизывает в ожидании безгубый рот. Офицер из войска Ротриа.
- Спасибо за хорошие новости, - тщательно выговорил Рыбак. - Звона я знаю плоховато. С кем он водился, где ходил - спросите у него. Когда поймаете.
- Куклами, с которыми ты жил, руководил некто Фердинанд, - сказал агент, вставая. - Он из боевиков Миля Кнеера. И еще неизвестно, как этот факт сыграет на процессе. Подумай, Варвик. Постарайся вспомнить; это в твоих же интересах. Одно дело - отбывать срок в обычной тюрьме, а совсем другое - быть высланным в колонии под спецнадзор.
- До свидания, - Рыбак старался выглядеть спокойным.
- В колониях тяжелые условия... особенно для тех, у кого слабое здоровье. Кто вспомнит о тебе, когда ты будешь ТАМ, далеко-далеко? А мое ведомство может помочь...
- Приятно было познакомиться.
- Уверен, ты учтешь все "за" и "против".
- Я ни о ком и ничего не знаю, офицер.
- Мы побеседуем позже, о'кей? И помни, что я - на твоей стороне.
Оставшись один, Рыбак стал задумчиво жевать противную нетканую салфетку. Поманить жизнью - и погрозить смертью; ловко у них получается. Жабы подлючие... Им надо, чтобы ты оговорил кого-нибудь; ткни пальцем, назови имя и потянется цепь допросов, и где-нибудь найдется слабина, и закрутится дело, наматывая на себя людей...
Ты думал - пролетел над Городом, и все? Оказалось - это не конец, это начало. Самое трудное - впереди. Ты одинок, ты болен, ты ни жив ни мертв. Сдайся, прими их правила игры - и отсидишь без проблем. С новыми легкими, новым сердцем.
Эй, вы, нормальные люди! Где же вы были раньше со своей добротой?!!
А теперь откупаетесь, да?
Ночь и день Рыбак думал и думал, а потом прямиком с Бернслайн прилетел Доран - учредитель и распорядитель фонда "Доброта сильнее гнева". Сегодня ему не посмели отказать в свидании.
- А первый взнос сделал Стик Рикэрдо! Отдал весь гонорар за интервью. Сегодня на твоем счету уже семнадцать с лишним тысяч; поступления продолжаются! Я начал переговоры с клиникой Мартенса; они готовы приступить к созданию трансгенного животного немедленно, то есть - тебе не придется долго ждать!.. Слушай, Варвик, ты рад или нет?
- Угу. Я рад по-сумасшедшему. Но как прикину, сколько лет сидеть и где... Доран, нельзя от фонда отломить на адвокатов? Так, кусков десять.
- Это будут твои деньги; что хочешь с ними, то и делай. Но я бы настоятельно советовал начать с лечения. Ведь жизнь - это...
- ...дар Божий; психиатр мне уже объяснил, а я думал - она в наказание, как тюрьма. И сбежать не дают.
- За тобой здесь следят? - без обиняков спросил Доран.
- А то! - Рыбак глазами показал на телекамеру в углу под потолком. Круглые сутки. Думают, я во сне проговорюсь. У меня две матери! - крикнул он камере, показывая пальцами рога.
- Я беседовал с юристами. Дело твое мутное, не сказать - провальное. Никаких смягчающих обстоятельств, кроме болезни, - а от нее ты избавишься. Все еще хуже осложнилось - выяснилось, что киборги...
- Знаю-знаю, их мне подослал Миль Кнеер. Вот я и хочу, чтоб адвокаты раскопались с этим. Меня тут зарыли - "Ты с баншерами", "Баншеры с тобой"... Кто это видел-то?! Политику мне клеят, говорят: "В колонию сошлем, ты там подохнешь".
- Каждый из нас, - Доран посмотрел в объектив, - должен твердо знать, что его права обеспечены. Исключений нет и быть не может! Случай с Варвиком Ройтером - проба на действенность наших законов, тех, которые призваны оградить личность от произвола.
* * *
От Рыбака Доран понесся в "Омегу"; его там ждали, как ревизию. Отряд, проштрафившийся на 37-м этаже с Фердинандом, хотел хоть бравым видом и показом мастерства смыть с себя пятно.
Тут Волк Негели перестал выглядеть великаном; двухметровых ломцов в отряде хватало. Выправка, экипировка, суровые рубленые лица, будто отлитые из металла глаза, слова по-суперменски редкие и веские. Доран вспотел, вытягивая из самого мускулистого капрала пару связных фраз о преимуществах правопорядка перед беззаконием; капрал закончил свой ) предельно скупой, близкий по тексту к Уставу монолог тем, что сломал доску о свою голову, не шелохнувшись и не изменившись в лице. Больше дела, меньше слов! Сюда отбирают не самых речистых! Вдохновившись примером капрала, бойцы принялись кулаками крошить кирпичи, отрывать руками горлышки бутылок и перешибать ногами водопроводные трубы. Казалось, выпусти их на улицу - и через час от Города останутся развалины. Рев, хруст и треск наглядно показывали зрителям, что даже думать о сопротивлении властям не следует.
Доран по ходу съемки попросил продемонстрировать захват, стрельбу и штурм. Бойцы оказались готовы к импровизациям - условный террорист с бомбой в чемодане не прошел и двадцати шагов, как на него упали с потолка, взяли в тиски с боков и завязали в узел; чемодан при этом не испытал даже слабых толчков. Силуэтные мишени вмиг разлохматились выше плеч, а "сердце" каждой выжгло импульсом; на второй этаж бойцы в полном снаряжении просто взбегали по стене.
- Терроризм не пройдет! - уверенно изрек Доран. - Пока жива "Омега", деструктивным силам не удастся вновь расколоть Город на враждующие кланы. Верность идеалам, мужество и профессионализм - вот что мы противопоставим вылазкам недобитых мятежников и бомбистов...
Он понимал, что сбивается на интонации канала I, но ничего не мог с собой поделать. Форма, кокарды и погоны завораживают, строевой шаг выпрямляет мысль в струну, а язык становится официозно-пафосным. Да вы сами попытайтесь в обществе быкоподобных блюстителей Конституции заговорить о правах человека, о свободе совести и слова - и не заметите, как по инстинкту самосохранения станете кричать "Ура!", петь гимн и делать равнение на знамя. Кроме того, Доран обладал поразительным свойством улавливать, откуда ветер дует.
* * *
Темный полулежал на старом, продавленном диване и, изредка прикладываясь к бутылке, лениво пил пиво. Мячик сидел у него в ногах и торопливо говорил, говорил... Он еще не успокоился после акции; выпил, не пьянея, полбаллона "колора" и приготовил ужин, к которому не прикоснулся, просто чтобы занять время и руки. Теперь он подуспокоился, но Темный вновь всколыхнул его, поставив на видак репортажи о взрывах.
В комнате - диван и телевизор, больше ничего. Это было убогое жилье на верхнем этаже дешевого бигхауса с немытыми окнами и выцветшими фотообоями, где были подключены только вода в санузле и электричество на кухне; подсоединял телефон и делал отводку на телевизор сам Темный. Он давно воспринимал подобные жилища как привычную среду обитания, мог месяцами не выходить из квартиры и при этом не подыхать от скуки и даже полюбил спать в ворохе грязного белья с запахом множества человеческих тел. А вот Мячик начинал осваивать быт городских партизан недавно, и его еще тяготила голая бедность их тайных пристанищ.
Поскольку главная задача - как до, так и во время, и после акции остаться незамеченным, видеосъемок партизаны почти не вели. За них это делали репортеры; Темному оставалось собирать и склеивать куски репортажей в правильной последовательности, чтобы потом не спеша произвести анализ действий своих подопечных. Так заботливые тренеры записывают бои, прыжки и бег своих питомцев, чтобы проанализировать в замедленной съемке каждое движение, выверить с помощью компьютера эргономику и довести игру, бег, прыжок до совершенства, до автоматизма живой машины, где каждая клетка знает, где, когда и с какой силой ей сокращаться.
Взрыв высотной пилотируемой бомбы напротив стены офиса "Sock flower". Огромная черная клякса с ножками потеков вниз...
- Слишком близко к стене, - со спокойной деловитостью заметил Темный, дав стоп-кадр. Доран остался с открытым ртом. - Краска выплеснулась кучно, густо, потому и стекала вниз. Это хорошо, когда надо поразить небольшую, точечную цель, а если речь идет об объеме - то бомбу надо отводить подальше.
Темный взял Мячика к себе не только для того, чтоб спрятать или объяснить кое-какие тонкости партизанской работы. и Схроны были и во многих других местах. Все это время Темный неназойливо, исподтишка наблюдал за реакцией и состоянием Мячика - взволнован ли, что говорит, что делает, сколько пьет, как себя ведет? Что переживает - это понятно, все поначалу психуют, а вот руки у него не дрожат. Бутылку открывает и закрывает легко, с ходу, не промахивается. Это хорошо, что не дрожат, - для подрывника это главное. Собранность и точность. Не срываться, не чихать, не кашлять, не чесаться. Движения мягкие, меткие. Ходит бесшумно, садится тихо и раскованно, руки держит свободно, на весу. Темный посмотрел сквозь стекло, сколько осталось пива в бутылке, и подумал: "А ведь из него выйдет отличный пиротехник. Важно, чтобы парень не усомнился в правильности выбранного пути. Никогда".
Еще был взрыв в супермаркете. Сложный объект - кругом много систем слежения, но тут Мячику помогли. Место и время были выбраны заранее. Пошла запись. Захлебывающийся голос комментатора... Истошные крики ушибленных взрывом, сбитых с ног, насмерть перепуганных людей. В сущности, взрыв имитационный, бомба типа "кукурузный початок", заряд слабый - чтобы разбросать шарики с красителем, - без объемного компонента, поднимающего температуру воздуха до 80°С. Шарики, разлетевшись, лопались от удара о препятствия, и многие люди покрылись пятнами красной, желтой и синей несмываемой краски. Они что-то вопили, падали и вскакивали, бежали, наталкивались друг на друга, размазывали по себе краску, еще хуже пачкая себя и соседей. Кто-то в сутолоке наступил упавшему на руку, кто-то отталкивал от себя людей, какая-то женщина, запрокинув голову, лезла против движения, и не понять было, что она потеряла ребенка или кредитку. Мужчина в добротном костюме с деловой папкой, весь залитый красной и зеленой краской, исступленно кричал, размахивая руками и топая ногой...
Темный с удовольствием, которое бывает от хорошо выполненной работы, посмотрел еще немного на эту суматоху, затем открутил запись назад и, остановившись на моменте взрыва, как судья в пэйнтболе, стал опытным глазом подсчитывать окрашенных.
- Двадцать два тяжело и тридцать пять легко пораженных, - чуть позже объявил он счет Мячику. - Совсем неплохо. Если бы заряд был реальным, многих бы отсюда отвезли в Реанимацию, если не в морг.
Какая-то тень пробежала по лицу Мячика, и он отвел глаза от экрана.
- Э-э-э, - Темный сел, поставил бутылку на пол и, взяв
Мячика рукамиза плечи, развернул к себе, - уж не совестно ли тебе стало, а, Мячик? Что прикажешь подать: тазик для слез или бумагу для покаянного письма А'Райхалу?
Мячик, как ершистый мальчишка, попытался молча освободиться, но Темный держал его крепко, а смотрел глаза в глаза, насмешливо и зло.
- Нет, ты отвечай, - Темный кивнул головой в сторону экрана. - Жалко стало, так ведь? Давай разберемся сразу.
Мячик помолчал, отвел глаза и ответил односложно:
-Да.
Ему было неловко и неприятно, он маялся от душевной смуты.
-Ты как командир должен знать, что я думаю... Я бы глазом не сморгнул, если б это были люди в форме - полицейский дивизион или казарма сэйсидов. Платные псы, готовые за деньги на любой произвол. Но универмаг... Простые люди... женщины... Если "початок" зарядить осколочными шариками, полсотни человек отправились бы в больницу. Зачем? Да, мне их жалко. Я же понимаю, как бы их покрошило...
- Зачем? - негромко переспросил Темный. - А ты посмотрел на название супермаркета? "High Day". Твои мать, отец, ты сам, твои соседи часто ходили в магазины класса "High Day"?
- Нет, что ты! Там такие цены...
- Вот-вот. Для кого эти магазины, куда семь из десяти централов ходят, как в музеи - любоваться на экспонаты, которые им не суждено попробовать, одеть, даже взять в руки? - голос Темного стал звонким, в глазах полыхнул фанатический блеск. Он чеканил слова: - Пять миллионов централов живут не в домах, а в берлогах - на пособие, на эту подачку, на которую нельзя ни жить, ни умереть по-человечески. Еще двадцать пять миллионов каждый день и каждый час балансируют над ямой нищеты. Заболел, не угодил начальству, влетел в депрессию, сбился с ритма - пинок под зад; отправляйся на свалку, манхло. ЭТИ люди никогда не с бывают в подобных магазинах. Туда ходят дамы и господа с толстыми кошельками. Их деньги - это чья-то кровь и, жизнь, отмытые в банках, - вот они и выглядят чистенькими.
К цели присмотреться - это вампиры, а не люди. Они потому такие красивые, что питаются кровью. Они о нас ничего не знают и знать не хотят, им слишком уютно и приятно жить - вот и надо им напомнить, что есть проблемы поважней новой марки их кухонного комбайна, освежителя воздуха в их надушенных сортирах и дезодоранта для их потных подмышек. Пусть их прошьет страх, пусть они воют от ужаса, пусть они помнят, что есть иной мир. Нельзя, чтобы одни дохли, а другие в это время пели и смеялись. Пусть им тоже станет плохо. А женщины?.. Что, те, кого насилуют в трущобах, не женщины? Они тоже хотели быть красивыми и любимыми, жить в просторных домах, а их отдают в проститутки, и они умирают в тридцать лет от туанской гнили и наркотиков. Эти жирные счастливые люди ни о ком не вспомнили и не пожалели - и мне их не жаль. Так пусть помнят, пусть каждую минуту помнят о нас. Я не могу лишить их богатства, но я лишу их покоя. Я не могу войти в их дом - пусть туда войдет страх, пусть поселится в их душах, пусть давит их днем и ночью. Террор - это не обязательно убивать; террор - это страх, гвоздь в шестеренках государственной машины.
Мячик, не перебивая, слушал старшего. Темный обычно был немногословен, но сейчас ему тоже надо было выговориться. Силой своего убеждения он заражал и подпитывал паренька, не испытавшего на себе ужасов Пепелища.
- Положим, - продолжал Темный, - реальный взрыв уложил бы те полсотни человек. Нам это поставят в счет. А я бы предъявил свой счет государству убийств в год 38 тысяч, из них 22 тысячи - когда мужья, озверев от агрессивности и пойла, убивают жен; самоубийств 42 тысячи - кто довел этих людей до точки? Отравились вином и умерли - 32 тысячи. Это я еще наркоманов не посчитал. Так кто же из нас больше гробит людей? И чем мы, единицы, можем отомстить? Только террором. Если жизнь - дерьмо, то пусть власть не покрывает его лаком. Да будь у меня средства, я бы уже Балаган подорвал.
Мячик впервые улыбнулся.
- Тогда - почему мы так редко проводим акции?
- Террор, - наставительно заметил Темный, приложив палец к носу, - это не просто "ба-бах", это - стратегия. Нас Мало, мы в глухом подполье, против нас вся Система, поэтому Действовать надо так, чтобы Система сама работала против себя. Один верно рассчитанный удар влечет за собой большие последствия. Мы молчали, пока они не заговорили о Партии. Теперь - два легких демонстрационных взрыва, и вся Система - СМИ, полиция, "политичка" - на месяцы выведена из равновесия. А страх - как цепная реакция; они себя запугают до паники - но уже без нашего участия.
- Виноват, - Сид со всей искренностью положил руку на сердце, - я проворонил Селену. Она назвала по TV свой маршрут, а я не велел изменить его.
- Приятно видеть человека, сознающего свои ошибки, - похвалил Хиллари. - Однако я говорю о другом упущении. У тебя здесь "ликвидаторы" гуляют, как блуждающие атомы! Какого черта, Сид?! Кто дал им допуск на все зоны в здании?
- Горт позвонил мне и сказал, что...
- Пусть Горт распоряжается в своем отделе в Айрэн-Фотрис, а тут начальник - я! Сколько зон ты им открыл?
- А, В, С и D.
- Закрой все, кроме А.
- Хил, зона А у нас - это вестибюль на входе.
- Прекрасно; пусть каждый день с утра подписывают в главной безопаске пропуск в зону В, причем я разрешаю им входить лишь в туалет, столовую и бухгалтерию.
- Хил, они разозлятся.
- Для тебя важней, чтобы я не разозлился.
- Они про нас напишут не доклад, а некролог.
- Если мы уцелеем - их доклад сгниет в архиве, если провалимся - то все доклады нам будут настолько лиловы, что ты и представить не можешь. Пусть скажут "спасибо", что я не велел их в сортир и обратно водить под конвоем. Значит, сейчас ты аннулируешь их допуск...
- Надеюсь, про NB ты пошутил?
- Почти. Это было устное предупреждение. Вычисли-ка, где сейчас эти... могильщики.
Видеокамеры системы наблюдения обнаружили обоих "ликвидаторов" на пути к мастерской Туссена - они шествовали неторопливо, с довольными лицами, беседуя между собой; Сид подключил прослушивание - и из динамика послышалось, как они негромко обсуждают прелести хорошенькой Жаклин из отдела Адана.
- И мы им будем угождать!.. Я им сейчас устрою опись выморочного имущества! - Хиллари, выходя из кабинета, достал трэк. - Охрана, говорит Хармон. Недозволенное проникновение в зоне С, этаж 5. Двое ко мне на лифтовую площадку.
"Ликвидаторы" были слегка удивлены, когда дорогу им загородили два сержанта, похожих на банковские сейфы-монолиты, и какой-то штатский.
- Позвольте спросить, чем вы занимаетесь на этом этаже.
- Мы, - холодно и с достоинством, как подобает важному должностному лицу, ответствовал старший, - производим учет состояния высокотехнологичных приборов.
- Вы системный инженер? - быстро спросил сероглазый штатский. - Вы можете определить степень износа нано-техники?
- Мы исследуем его по документам, - веско промолвил старший.
- Покажите ваш допуск, - Хиллари взял небрежно протянутую карточку, взглянул мельком и положил ее в карман. - У вас нет допуска. Сержант! Проводите их куда следует и проследите, чтоб не заблудились.
- Но... на каком основании?! Что вы себе позволяете?!
- Ваше дело - сидеть в бухгалтерии, - отрезал сероглазый, - а не шляться по проекту и нервировать сотрудников. От одного взгляда на вас работоспособность у операторов падает на сорок процентов. Все! Разговор окончен.
Сержанты блокировали растерявшихся чиновников, но те еще хорохорились.
- Я буду жаловаться на ваши действия! Назовите мне свою фамилию и должность! Я подам на вас, рапорт шефу проекта!..
- Не советую, - оглянулся наглец, сворачивая за угол. - Моя фамилия Хармон.
Линза, похожая на вспухший блин, взлетала впритирку к стене офиса; Мячик, сидя в неприметном сити-каре, вел мину уверенно и быстро. С момента консультации Немого летучая мина несколько потяжелела за счет дополнительного оборудования, но теперь ею можно было управлять издалека, находясь за пределами прямой видимости.
Этажей Мячик не считал - он сверялся по зданию напротив, по миниатюрному гироскопу сориентировав оптическую ось объектива строго горизонтально. Главное - раньше времени не ударить миной о стекло.
Набрав достаточную высоту, Мячик подорвал заряд на емкости с краской. Прохожие вскинули головы; кое-кто шарахнулся, прикрывшись от падающих осколков, но разброс был небольшой, и обломки накрыли в основном стоянку у подъезда кольцо гравитора оставило вмятину в крыше машины, батарея разбила другой заднее стекло, а блок управления рассадил плечо зеваке; других поцарапали куски корпуса.
Это уж на кого Бог пошлет - даже при скромных терактах бывают пострадавшие.
Самым впечатляющим было облако дисперсного красителя - на стене вмиг вздулся огромный уродливый черный нарост; шевелясь, он тихо стекал вниз, рисуя громадную кляксу.
Вой сирен, морганье проблесковых маячков на крышах патрульных машин, оцепление и приезд экспертов по взрывным устройствам - вся эта суета запоздала, как после ужина горчица; по сути, у полиции была одна забота - выяснить, чьих это рук дело. И Темный поспешил помочь им разобраться.
- Редакция? Взрыв в Аркенде, на Бернслайн, сделали мы, Вольные Стрелки. Это наше предупреждение тем, кто охотится за Фердинандом. Мы не во всем согласны с "непримиримыми" из Партии, но их бойцы - наши братья по оружию, запомните. На террор спецслужб мы ответим минной войной. Следующая цель космопорт, мина будет настоящей. До новых встреч! Подпись - Темный.
- Партизаны, Партия и Банш выступили единым фронтом! - подытоживал Доран, зависнув над Бернслайн, пока Волк Негели показывал всем кляксу. - Сейчас как никогда нам необходимо четкое взаимодействие всех силовых структур. Оставайтесь с нами на канале V! Мы начинаем серию. блиц-репортажей о тех, кто защищает нас! Сегодня мы с вами Убедимся, что подразделение "Омега" в любой момент готово к самым решительным действиям!..
Жутковатое пятно на стене дома сменилось зрелищем льющегося кефира пакет, кефир и стакан были одинаково прозрачны. За кадром кто-то сладострастно и призывно стонал. Насколько знал Доран, стон источала страшненькая дама лет пятидесяти, квадратного телосложения, лысая от рождения (что поделаешь - черная генная карта!); она за семь бассов в час изображала звуки поцелуев, кваканье, мяуканье, жужжанье мух, писк и клекот йонгеров - причем гораздо лучше, чем все это звучит на самом деле!
- Напиться, что ли, этого кефира... Волк, ты его пробовал?
- Нет, - гулко ответил оператор. - Я патриот, а его варят по туанской технологии.
Флаер "NOW" начал разворот - надо спешить к следующему объекту. Волк, пользуясь передышкой, развалился и вытянул ноги, тайком заглядывая через визор на 17-й канал - Отто Луни со своими похабными клоунессами рекламировал прозрачный сыр.
* * *
После случившегося в среду буйного припадка Рыбаку ужесточили режим отняли телевизор, пристегнули к койке на денек и придавили мысли транками - но больше не приставали, а психиатр зачастил в палату с уговорами: "Одумайся, надейся, жизнь - это дар Божий", и так далее.
Приходил в субботу еще некто в штатском - этот никем не прикидывался, сразу показал удостоверение агента "политички".
- Вместо кино, - усмехнулся Рыбак, - а то я без Принца Ротриа соскучился. Пытать будешь?
- По-моему, ты сам себя уже замучил -дальше некуда, - агент был тоже не прочь пошутить и этим немного расположил к себе Рыбака. Разговорились; агент первый за все время! - посочувствовал. Сказал, аккуратно касаясь смерти Гильзы:
- Я понимаю, каково тебе сейчас. В школе у меня была девчонка, красавица. Мы очень дружили. У нее нашли "болезнь переселенцев"... Она долго умирала, согласилась на эвтаназию. Я боялся, что мне не дадут с ней проститься, но она настояла, чтоб я был с ней до конца, как друг. И ее родители согласились.
Подобных историй агент мог придумать с десяток, на разные вкусы, но упоминание о широко известной, роковой и коварной "болезни переселенцев", превращавшей детей в живые мумии, сработало безотказно - Рыбак помимо воли поверил, и агент ненадолго получил доступ в его душу.
- Мне не надо знать, общался ли ты с баншерами; это уже доказано следствием. Но за ними стоят люди, которые тебя использовали. Не стану скрывать от тебя - это "непримиримые" из Партии. Если б они отдавали деньги, предназначенные для террора, какому-нибудь медицинскому фонду, многие бы вылечились - в том числе и ты. Как видишь, они предпочитают разрушение и смерть. Думаю, тебе не стоит брать на себя всю ответственность за то, что ты был исполнителем чужой воли... Они израсходовали тебя, как патрон.
Рыбак промолчал; он не верил властям. Они всегда врут и обманывают. Стик Рикэрдо сказал: "Все начальники - слуги дьявола". Да, похоже... Они улыбаются, но в глазах у них пусто, вместо души - дыра, а вместо сердца гадина, черная и в склизкая. Говорят они не по-людски, каким-то вывернутым и заумным языком - "реструктуризация", "конструктивный подход", "рациональное сотрудничество" - и все затем, чтоб ты скорей ушел из кабинета и не мешал им пить кофе. После этих разговоров ты, как пьяный, ничего не соображая, хочешь вытрясти из ушей громоздкие слова и остаешься дурак дураком, уразумев одно что за их словами ничего нет, ноль, что это оболочка без начинки.
Но агент не улыбался, и он был первым, что близко принял к сердцу его горе. Хотелось ему верить - может быть, потому, что Рыбак устал видеть вокруг одних врагов. Ну, пусть не друг - но он относится к тебе хоть чуточку по-доброму...
Вдруг он говорит правду? Партия... Рыбак с детства рефлекторно побаивался этого слова. К Партии опасно прикасаться. Они хотят силой перевернуть мир. Да кто им позволит?! Девять видов полиции, национальная гвардия, сэйсиды, "политичка", армия - и все стоят на страже; только пикни, руки-ноги оборвут. Лучше заниматься мирным сталкингом, чем ежеминутно ждать, что к тебе в конуру вломятся бронированные верзилы, скрутят и вышлют куда-нибудь, где вместо воздуха - метан.
- А вот нормальные люди, - продолжил агент, немного выждав, - проявили к тебе куда больше участия. Доран создал фонд в твою поддержку; люди собирают тебе деньги на лечение...
Рыбак растерялся. Он-то себя уже похоронил и ни на что не рассчитывал, кроме покоя в вечной тьме.
- Соберут, я полагаю, - без напряжения говорил агент как о чем-то заведомо известном. - Тебе надо около пятидесяти тысяч; в складчину это нетрудно. Конечно, закон есть закон, и суд состоится... но ты будешь жить. Свиной трансплантант вполне надежен, если создан на основе твоих генов. Пять-шесть месяцев, пока растет свинья, потом операция - и от болезни останется несколько шрамов на коже. Обычные люди сделают для тебя то, чего Партия никогда не сделает.
- Спасибо, - вырвалось у Рыбака; если до сих пор его окружала мрачная явь, то сейчас сквозь нее проступили дивные грезы, и не хотелось, чтобы они ушли. - Но я не знаю ничего про Партию.
- А что за файлы о "черном вторнике" показывал Стик Косичке? - вопрос прозвучал ненавязчиво.
- Я не видел. В Сети много чего лежит на больших машинах.
- Да, ты прав. Я тоже считаю, что Стик ни при чем. А Звон запутался... Надеюсь, он не имеет сомнительных связей. Суда ему не избежать, но печально будет, если ему припишут к обвинению сознательное участие в преступной политической организации. Я разузнал о нем - он работящий малый, несобранный, но безобидный. Его могли вовлечь, втянуть... Жаль, если эти люди останутся в стороне, когда его осудят. Кто мог повлиять на него?
Пелена грез рассеялась; Рыбак вдохнул поглубже, сдерживая кашель, перед ним сидел монстр, притворившийся человеком. Немигающий впившийся взгляд, черный язык облизывает в ожидании безгубый рот. Офицер из войска Ротриа.
- Спасибо за хорошие новости, - тщательно выговорил Рыбак. - Звона я знаю плоховато. С кем он водился, где ходил - спросите у него. Когда поймаете.
- Куклами, с которыми ты жил, руководил некто Фердинанд, - сказал агент, вставая. - Он из боевиков Миля Кнеера. И еще неизвестно, как этот факт сыграет на процессе. Подумай, Варвик. Постарайся вспомнить; это в твоих же интересах. Одно дело - отбывать срок в обычной тюрьме, а совсем другое - быть высланным в колонии под спецнадзор.
- До свидания, - Рыбак старался выглядеть спокойным.
- В колониях тяжелые условия... особенно для тех, у кого слабое здоровье. Кто вспомнит о тебе, когда ты будешь ТАМ, далеко-далеко? А мое ведомство может помочь...
- Приятно было познакомиться.
- Уверен, ты учтешь все "за" и "против".
- Я ни о ком и ничего не знаю, офицер.
- Мы побеседуем позже, о'кей? И помни, что я - на твоей стороне.
Оставшись один, Рыбак стал задумчиво жевать противную нетканую салфетку. Поманить жизнью - и погрозить смертью; ловко у них получается. Жабы подлючие... Им надо, чтобы ты оговорил кого-нибудь; ткни пальцем, назови имя и потянется цепь допросов, и где-нибудь найдется слабина, и закрутится дело, наматывая на себя людей...
Ты думал - пролетел над Городом, и все? Оказалось - это не конец, это начало. Самое трудное - впереди. Ты одинок, ты болен, ты ни жив ни мертв. Сдайся, прими их правила игры - и отсидишь без проблем. С новыми легкими, новым сердцем.
Эй, вы, нормальные люди! Где же вы были раньше со своей добротой?!!
А теперь откупаетесь, да?
Ночь и день Рыбак думал и думал, а потом прямиком с Бернслайн прилетел Доран - учредитель и распорядитель фонда "Доброта сильнее гнева". Сегодня ему не посмели отказать в свидании.
- А первый взнос сделал Стик Рикэрдо! Отдал весь гонорар за интервью. Сегодня на твоем счету уже семнадцать с лишним тысяч; поступления продолжаются! Я начал переговоры с клиникой Мартенса; они готовы приступить к созданию трансгенного животного немедленно, то есть - тебе не придется долго ждать!.. Слушай, Варвик, ты рад или нет?
- Угу. Я рад по-сумасшедшему. Но как прикину, сколько лет сидеть и где... Доран, нельзя от фонда отломить на адвокатов? Так, кусков десять.
- Это будут твои деньги; что хочешь с ними, то и делай. Но я бы настоятельно советовал начать с лечения. Ведь жизнь - это...
- ...дар Божий; психиатр мне уже объяснил, а я думал - она в наказание, как тюрьма. И сбежать не дают.
- За тобой здесь следят? - без обиняков спросил Доран.
- А то! - Рыбак глазами показал на телекамеру в углу под потолком. Круглые сутки. Думают, я во сне проговорюсь. У меня две матери! - крикнул он камере, показывая пальцами рога.
- Я беседовал с юристами. Дело твое мутное, не сказать - провальное. Никаких смягчающих обстоятельств, кроме болезни, - а от нее ты избавишься. Все еще хуже осложнилось - выяснилось, что киборги...
- Знаю-знаю, их мне подослал Миль Кнеер. Вот я и хочу, чтоб адвокаты раскопались с этим. Меня тут зарыли - "Ты с баншерами", "Баншеры с тобой"... Кто это видел-то?! Политику мне клеят, говорят: "В колонию сошлем, ты там подохнешь".
- Каждый из нас, - Доран посмотрел в объектив, - должен твердо знать, что его права обеспечены. Исключений нет и быть не может! Случай с Варвиком Ройтером - проба на действенность наших законов, тех, которые призваны оградить личность от произвола.
* * *
От Рыбака Доран понесся в "Омегу"; его там ждали, как ревизию. Отряд, проштрафившийся на 37-м этаже с Фердинандом, хотел хоть бравым видом и показом мастерства смыть с себя пятно.
Тут Волк Негели перестал выглядеть великаном; двухметровых ломцов в отряде хватало. Выправка, экипировка, суровые рубленые лица, будто отлитые из металла глаза, слова по-суперменски редкие и веские. Доран вспотел, вытягивая из самого мускулистого капрала пару связных фраз о преимуществах правопорядка перед беззаконием; капрал закончил свой ) предельно скупой, близкий по тексту к Уставу монолог тем, что сломал доску о свою голову, не шелохнувшись и не изменившись в лице. Больше дела, меньше слов! Сюда отбирают не самых речистых! Вдохновившись примером капрала, бойцы принялись кулаками крошить кирпичи, отрывать руками горлышки бутылок и перешибать ногами водопроводные трубы. Казалось, выпусти их на улицу - и через час от Города останутся развалины. Рев, хруст и треск наглядно показывали зрителям, что даже думать о сопротивлении властям не следует.
Доран по ходу съемки попросил продемонстрировать захват, стрельбу и штурм. Бойцы оказались готовы к импровизациям - условный террорист с бомбой в чемодане не прошел и двадцати шагов, как на него упали с потолка, взяли в тиски с боков и завязали в узел; чемодан при этом не испытал даже слабых толчков. Силуэтные мишени вмиг разлохматились выше плеч, а "сердце" каждой выжгло импульсом; на второй этаж бойцы в полном снаряжении просто взбегали по стене.
- Терроризм не пройдет! - уверенно изрек Доран. - Пока жива "Омега", деструктивным силам не удастся вновь расколоть Город на враждующие кланы. Верность идеалам, мужество и профессионализм - вот что мы противопоставим вылазкам недобитых мятежников и бомбистов...
Он понимал, что сбивается на интонации канала I, но ничего не мог с собой поделать. Форма, кокарды и погоны завораживают, строевой шаг выпрямляет мысль в струну, а язык становится официозно-пафосным. Да вы сами попытайтесь в обществе быкоподобных блюстителей Конституции заговорить о правах человека, о свободе совести и слова - и не заметите, как по инстинкту самосохранения станете кричать "Ура!", петь гимн и делать равнение на знамя. Кроме того, Доран обладал поразительным свойством улавливать, откуда ветер дует.
* * *
Темный полулежал на старом, продавленном диване и, изредка прикладываясь к бутылке, лениво пил пиво. Мячик сидел у него в ногах и торопливо говорил, говорил... Он еще не успокоился после акции; выпил, не пьянея, полбаллона "колора" и приготовил ужин, к которому не прикоснулся, просто чтобы занять время и руки. Теперь он подуспокоился, но Темный вновь всколыхнул его, поставив на видак репортажи о взрывах.
В комнате - диван и телевизор, больше ничего. Это было убогое жилье на верхнем этаже дешевого бигхауса с немытыми окнами и выцветшими фотообоями, где были подключены только вода в санузле и электричество на кухне; подсоединял телефон и делал отводку на телевизор сам Темный. Он давно воспринимал подобные жилища как привычную среду обитания, мог месяцами не выходить из квартиры и при этом не подыхать от скуки и даже полюбил спать в ворохе грязного белья с запахом множества человеческих тел. А вот Мячик начинал осваивать быт городских партизан недавно, и его еще тяготила голая бедность их тайных пристанищ.
Поскольку главная задача - как до, так и во время, и после акции остаться незамеченным, видеосъемок партизаны почти не вели. За них это делали репортеры; Темному оставалось собирать и склеивать куски репортажей в правильной последовательности, чтобы потом не спеша произвести анализ действий своих подопечных. Так заботливые тренеры записывают бои, прыжки и бег своих питомцев, чтобы проанализировать в замедленной съемке каждое движение, выверить с помощью компьютера эргономику и довести игру, бег, прыжок до совершенства, до автоматизма живой машины, где каждая клетка знает, где, когда и с какой силой ей сокращаться.
Взрыв высотной пилотируемой бомбы напротив стены офиса "Sock flower". Огромная черная клякса с ножками потеков вниз...
- Слишком близко к стене, - со спокойной деловитостью заметил Темный, дав стоп-кадр. Доран остался с открытым ртом. - Краска выплеснулась кучно, густо, потому и стекала вниз. Это хорошо, когда надо поразить небольшую, точечную цель, а если речь идет об объеме - то бомбу надо отводить подальше.
Темный взял Мячика к себе не только для того, чтоб спрятать или объяснить кое-какие тонкости партизанской работы. и Схроны были и во многих других местах. Все это время Темный неназойливо, исподтишка наблюдал за реакцией и состоянием Мячика - взволнован ли, что говорит, что делает, сколько пьет, как себя ведет? Что переживает - это понятно, все поначалу психуют, а вот руки у него не дрожат. Бутылку открывает и закрывает легко, с ходу, не промахивается. Это хорошо, что не дрожат, - для подрывника это главное. Собранность и точность. Не срываться, не чихать, не кашлять, не чесаться. Движения мягкие, меткие. Ходит бесшумно, садится тихо и раскованно, руки держит свободно, на весу. Темный посмотрел сквозь стекло, сколько осталось пива в бутылке, и подумал: "А ведь из него выйдет отличный пиротехник. Важно, чтобы парень не усомнился в правильности выбранного пути. Никогда".
Еще был взрыв в супермаркете. Сложный объект - кругом много систем слежения, но тут Мячику помогли. Место и время были выбраны заранее. Пошла запись. Захлебывающийся голос комментатора... Истошные крики ушибленных взрывом, сбитых с ног, насмерть перепуганных людей. В сущности, взрыв имитационный, бомба типа "кукурузный початок", заряд слабый - чтобы разбросать шарики с красителем, - без объемного компонента, поднимающего температуру воздуха до 80°С. Шарики, разлетевшись, лопались от удара о препятствия, и многие люди покрылись пятнами красной, желтой и синей несмываемой краски. Они что-то вопили, падали и вскакивали, бежали, наталкивались друг на друга, размазывали по себе краску, еще хуже пачкая себя и соседей. Кто-то в сутолоке наступил упавшему на руку, кто-то отталкивал от себя людей, какая-то женщина, запрокинув голову, лезла против движения, и не понять было, что она потеряла ребенка или кредитку. Мужчина в добротном костюме с деловой папкой, весь залитый красной и зеленой краской, исступленно кричал, размахивая руками и топая ногой...
Темный с удовольствием, которое бывает от хорошо выполненной работы, посмотрел еще немного на эту суматоху, затем открутил запись назад и, остановившись на моменте взрыва, как судья в пэйнтболе, стал опытным глазом подсчитывать окрашенных.
- Двадцать два тяжело и тридцать пять легко пораженных, - чуть позже объявил он счет Мячику. - Совсем неплохо. Если бы заряд был реальным, многих бы отсюда отвезли в Реанимацию, если не в морг.
Какая-то тень пробежала по лицу Мячика, и он отвел глаза от экрана.
- Э-э-э, - Темный сел, поставил бутылку на пол и, взяв
Мячика рукамиза плечи, развернул к себе, - уж не совестно ли тебе стало, а, Мячик? Что прикажешь подать: тазик для слез или бумагу для покаянного письма А'Райхалу?
Мячик, как ершистый мальчишка, попытался молча освободиться, но Темный держал его крепко, а смотрел глаза в глаза, насмешливо и зло.
- Нет, ты отвечай, - Темный кивнул головой в сторону экрана. - Жалко стало, так ведь? Давай разберемся сразу.
Мячик помолчал, отвел глаза и ответил односложно:
-Да.
Ему было неловко и неприятно, он маялся от душевной смуты.
-Ты как командир должен знать, что я думаю... Я бы глазом не сморгнул, если б это были люди в форме - полицейский дивизион или казарма сэйсидов. Платные псы, готовые за деньги на любой произвол. Но универмаг... Простые люди... женщины... Если "початок" зарядить осколочными шариками, полсотни человек отправились бы в больницу. Зачем? Да, мне их жалко. Я же понимаю, как бы их покрошило...
- Зачем? - негромко переспросил Темный. - А ты посмотрел на название супермаркета? "High Day". Твои мать, отец, ты сам, твои соседи часто ходили в магазины класса "High Day"?
- Нет, что ты! Там такие цены...
- Вот-вот. Для кого эти магазины, куда семь из десяти централов ходят, как в музеи - любоваться на экспонаты, которые им не суждено попробовать, одеть, даже взять в руки? - голос Темного стал звонким, в глазах полыхнул фанатический блеск. Он чеканил слова: - Пять миллионов централов живут не в домах, а в берлогах - на пособие, на эту подачку, на которую нельзя ни жить, ни умереть по-человечески. Еще двадцать пять миллионов каждый день и каждый час балансируют над ямой нищеты. Заболел, не угодил начальству, влетел в депрессию, сбился с ритма - пинок под зад; отправляйся на свалку, манхло. ЭТИ люди никогда не с бывают в подобных магазинах. Туда ходят дамы и господа с толстыми кошельками. Их деньги - это чья-то кровь и, жизнь, отмытые в банках, - вот они и выглядят чистенькими.
К цели присмотреться - это вампиры, а не люди. Они потому такие красивые, что питаются кровью. Они о нас ничего не знают и знать не хотят, им слишком уютно и приятно жить - вот и надо им напомнить, что есть проблемы поважней новой марки их кухонного комбайна, освежителя воздуха в их надушенных сортирах и дезодоранта для их потных подмышек. Пусть их прошьет страх, пусть они воют от ужаса, пусть они помнят, что есть иной мир. Нельзя, чтобы одни дохли, а другие в это время пели и смеялись. Пусть им тоже станет плохо. А женщины?.. Что, те, кого насилуют в трущобах, не женщины? Они тоже хотели быть красивыми и любимыми, жить в просторных домах, а их отдают в проститутки, и они умирают в тридцать лет от туанской гнили и наркотиков. Эти жирные счастливые люди ни о ком не вспомнили и не пожалели - и мне их не жаль. Так пусть помнят, пусть каждую минуту помнят о нас. Я не могу лишить их богатства, но я лишу их покоя. Я не могу войти в их дом - пусть туда войдет страх, пусть поселится в их душах, пусть давит их днем и ночью. Террор - это не обязательно убивать; террор - это страх, гвоздь в шестеренках государственной машины.
Мячик, не перебивая, слушал старшего. Темный обычно был немногословен, но сейчас ему тоже надо было выговориться. Силой своего убеждения он заражал и подпитывал паренька, не испытавшего на себе ужасов Пепелища.
- Положим, - продолжал Темный, - реальный взрыв уложил бы те полсотни человек. Нам это поставят в счет. А я бы предъявил свой счет государству убийств в год 38 тысяч, из них 22 тысячи - когда мужья, озверев от агрессивности и пойла, убивают жен; самоубийств 42 тысячи - кто довел этих людей до точки? Отравились вином и умерли - 32 тысячи. Это я еще наркоманов не посчитал. Так кто же из нас больше гробит людей? И чем мы, единицы, можем отомстить? Только террором. Если жизнь - дерьмо, то пусть власть не покрывает его лаком. Да будь у меня средства, я бы уже Балаган подорвал.
Мячик впервые улыбнулся.
- Тогда - почему мы так редко проводим акции?
- Террор, - наставительно заметил Темный, приложив палец к носу, - это не просто "ба-бах", это - стратегия. Нас Мало, мы в глухом подполье, против нас вся Система, поэтому Действовать надо так, чтобы Система сама работала против себя. Один верно рассчитанный удар влечет за собой большие последствия. Мы молчали, пока они не заговорили о Партии. Теперь - два легких демонстрационных взрыва, и вся Система - СМИ, полиция, "политичка" - на месяцы выведена из равновесия. А страх - как цепная реакция; они себя запугают до паники - но уже без нашего участия.