Страница:
- А Стандарт!.. - с восторгом подхватил Гаст.
- Что с ним? - тут же вскинулся Хиллари.
- Тоже наоборот реверсирует, - Гаст был страшно доволен. - Я тебе не рассказывал, да?.. Я тут в изолятор спускался, - Гаст потупил взгляд, - и решил заодно посмотреть, как у него каша в башке бродит. А он за это время очухался и говорит почти связно.
- Ну-ка, ну-ка... - настроился Хиллари.
- Такое впечатление, что прежняя программа вытесняет новую, блокирует ее и ограничивает. "Я, - говорит, - за права киборгов, но в рамках действующего устава. Я должен служить человечеству там, где командир скажет". Он перестал гнуть бредятину про "мать", четко определяет себя как кибор-га, но считает, что у него есть личность. Это, по его мнению, индивидуальное сочетание знаний, воспоминаний и опыта. Начал ориентироваться в пространстве и времени, понимает, что изолирован и поражен паразитной программой, просит помощи, но, когда я приоткрыл дверь, тут же встал и попытался выйти. На вопрос о мотивации отвечает, что посчитал, будто я поведу его на стенд. Приказы выполняет, тревожится о своих перспективах, говорит, что Маска его обманула.
- Так оно и есть, - согласился Хиллари, - его надо взять на стенд, сделать хотя бы обзор мозга, посмотреть, как идут процессы. Случай-то какой интересный...
- Ты не будешь его чистить?
- Нет. Лучше потерять боевую единицу, чем такой образчик. Пусть сам справляется. Нам надо узнать, способен ли Warrior самостоятельно очиститься от этой заразы и за какие сроки. По сути дела, Стандарт получил обрывки, фрагменты ЦФ-6, и мы сразу его заперли, не дали ему развиваться в "семье", а "семья" очень сильно влияет на адаптацию киборга. к Милая Лилик, пожив в "семье", превратилась в бестию Лильен, и никакой реверс не сработал, но я не исключаю, что прошлая память начала бы влиять потом, сглаживая личность й и придавая ей определенный характер. Будь осторожен со Стандартом, он может попытаться бежать - "гарпун" он получил мощнейший, а "гарпун"-то и вызывает у киборга непреодолимое желание бежать от хозяина в Банш. Где только и эта хитрюга его прятала?..
- Я нашел. Был разбит на части и закодирован под номерные серии теней для век, губной помады и красок для волос.
- Черт... Не углядишь и век не догадаешься. Информацию можно записывать любым языком. Еще монетка в нашукопилку: куклы таят в себе "гарпуны" и, вероятно, могут переподчинять других кукол своим "отцам". Было бы удивитель-ho, если б "отцы" хоть изредка не крали кукол друг у друга... Надо проверить, не пробивает ли "гарпун", носящий ЦФ-6, нашу нынешнюю программу, - Хиллари записал в блокнот Задачи, которые сам же себе и задал. - Работы - экскаватором не разроешь, а людей нет...
- Я тут, - закинул удочку Гаст, - тебе человека приискал. Сетевой менеджер, целый отдел вел; по крайней мере, от бумаг нас избавит.
- Он что, душевнобольной - к нам наниматься?
- У него дома нет, он в приюте живет, а тут гостиница, все за казенный счет со всякими льготами.
- "Зеленый"?
- Терпеть "зелень" не могу, сам такой. Он "серый".
- Почему в приюте?
- Пробовал начать свое дело; его купили на доверие ки-далы с Ровертауна. Я срок собеседования уже назначил; не понравится - откажешь.
- Ну ладно, если он твой протеже...
- Не надо, у меня нормальная ориентация!
- Это значит - тот, за кого просят.
- Скажешь тоже... Он меня на работу не принял.
- Отчего же так?
- Вот и спроси. Может - я "зелень", или неполноценный, или не так одет был? Или по цвету глаз к обивке медали в их офисе не подходил? Я ему телефон оставил; если, говорю, потребуюсь, то звоните, вот он через шесть лет и позвонил. Значит, я ему чем-то запомнился!..
- Тебя забудешь! По телевизору увидел и вспомнил. Надеюсь, ты его предупредил, что я могу и отказать? Если это месть, то очень жестокая.
- Хил, - Гаст молитвенно сложил руки, - прошу, хоть на три месяца. Пусть бумаги разбирает... а то я закопался с ними.
- Проверка нужна, - тянул Хиллари, - учеба... Опить же, системная работа... Он с BIC не связан?
- Он в киборгах ни уха, ни рыла не смыслит.
- Женат? Дети?
- Нет никого.
- Тоже странно. Он не...
- Он трудоголик. Истинно наш человек.
- А ты откуда знаешь?
- Да он мне битых два часа про жизнь рассказывал. Надо, говорит, начинать все с нуля, а я не знаю, за что хвататься и куда податься, ну я и предложил идти к нам.
- Хороший менеджер так низко не скатится; есть страховки, возможность перехода по горизонтали, - продолжал сомневаться Хиллари.
- Нет, - у Гаста было свое мнение, - жизнь - сложная вещь, никогда не знаешь, куда она выкинет. Я лично себя не могу обеспечивать, в смысле каждый день решать вопросы: где жить, как по счетам платить, как покупать, как одеваться и так далее. В Городе я бы пропал, как томпак, бы потерялся, - и со своим IQ, и с универом. Единственное, что я могу, так это работать. Тут я на довольствии; мне ни о чем думать не надо - я это не хочу и не умею. Все от поганого детства, когда у меня ничего не было и никто меня не учил ни умываться, ни одеваться. А теперь время упущено; ложку учат держать в год, а шнурки завязывать - в два. Спасибо, говорить научили. Город - страшное место, он пожирает людей. Я боюсь туда возвращаться. Там разоряются, стреляются и топят друг друга. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на Пепелище; деньги украдут, страховка кончится, и никто не поможет. Селена вон приехала - шагу ступить не успела, как ее загарпу-нили. Она пять дней на цепи посидела и с ума сошла, лечить к надо. Но у нас тут и центр, и отдых, и гарантии. А если ни дома, ни денег и на тебе последний костюм, а в руке - один диплом, то никакой психолог не поможет. Одно цепляется за другое - не разорвешь. Думаешь, почему люди самоубийст-вом кончают, лишь бы не жить в нищете?
- Хорошо, - сказал Хиллари, стремясь закруглить тему, которая была ему неприятна, - возьми в отделе кадров список документов, которые надо предъявлять, и анкеты. Я побеседую с этим человеком, но о зачислении в штат, даже временно, говорить ему не следует. И не вздумай трепаться, что у Селены психологические проблемы.
- Это уже не проблемы, - Гаст покачал головой, - это полный улет. Тебе Сид сказал?..
- При чем тут Сид? Это заботы Нанджу.
- Нанджу не справится, - Гаст посмотрел прямо в глаза Хиллари; лицо его приобрело строгое и серьезное выражение; он не шутил и не гримасничал. - Когда мы ходим в изолятор - то ясно, что по делу. Селена тоже бегает в изолятор. К Фосфору. Она над ним страдает, рыдает, целует его, поит водой.
Хиллари слушал не перебивая, с прозрачным взглядом.
- Я где-то слышал, может, это неправда, - продолжил Гаст, несколько смущаясь и отводя глаза, - что у жертв может появляться любовь к своим мучителям, острое и сильное чувство, не подконтрольное рассудку. Кажется, называется "синдром заложника"... Я правильно говорю?
- Да, - сказал Хиллари, - абсолютно правильно.
* * *
Конрад Стюарт, сменивший за десять дней две темницы, приходил в себя постепенно, хотя все еще пребывал во взболтанном состоянии духа. Его кормили, лечили, дали возможность вымыться и привести себя в порядок, но на этом доброжелательность новых тюремщиков закончилась.
Его поместили в камеру-коробку, где был легкий раскладной стол, такой же стул и спальник на мягкой подстилке. Еще поставили биотуалет в углу. Все. Водопровода здесь на было, а свет регулировался извне. Его попросили надеть просторную светло-серую униформу, как будто хотели, чтобы он слился со стенами и стал столь же казенной частью камеры, как скудная обстановка. Конрад до хрипоты ругался, пытаясь отстоять свою одежду, как последний рубеж независимости, пока не понял, что его надсмотрщики - киборги и взывать к ним бессмысленно. Тогда его в очередной раз охватило полнейшее безразличие, и он переоделся, сам себе напоминая андроида; впрочем, это не помешало ему ожить, когда явился дознава-тель на допрос. Конрад проявил недюжинную волю и выдержку, шесть часов подряд отказываясь отвечать на поистине иезуитский, полный коварства вопрос: "Как вас зовут?", и непрестанно требуя прогулок, адвоката и информации. Трудно сказать, кто кого больше утомил, но кое-чего Конрад все-таки добился: ему принесли Библию и несколько потрепанных бульварных книжонок. Худшего издевательства над системщиком-профессионалом, привыкшим к многослойно плывущей по экрану информации, нельзя было придумать. Конрада прямо-таки затрясло от ненависти и бессилия. Он бросил книжки в угол, но, посидев два-три часа в неподвижности и отупев от скуки и тоскливого безделья, все же поднял книги и начал читать, чтоб хоть чем-то заняться и скоротать бесконечное время. Детективы показались ему тупыми и плоскими, а Библия - занудной примитивной ерундой. Он попробовал прочесть Книгу многострадального Иова, желая найти в ней соответствие своей судьбе и получить хоть какое-то утешение, но запутался в длинных монологах друзей Иова, напомнивших ему многозначительную и пустопорожнюю болтовню в регионе INTELCOM. Под конец Книги заговорил из бури Господь Бог и диктаторскими методами всех расставил по местам, как генеральный директор, - не из любви и милосердия, но во имя страха божия. Не борьба, а безграничная и сознательная покорность обещала благо и процветание. Конрад плюнул и впервые по-доброму вспомнил Твердыню Солнечного Камня, хотя к исходу третьих суток заточения в мертвенных изжелта-серых стенах, ощупав каждый сантиметр покрытия, начал приходить к мысли, что совет, данный Богом Иову, был не так уж и плох.
Конрада мучили слабость и перемены настроения, колебавшегося от чрезвычайного раздражения до полного ступоpa, когда он залезал в спальник и, полежав в неподвижности и согревшись, впадал, будто в обморок, в торопливый сон, неге изменно оканчивавшийся кошмаром. После мучительного пробуждения Конрад чувствовал себя одуревшим, разбитым и некоторое время ходил от стены к стене, борясь с головной болью. Врач, подтянутая темнокожая женщина, которую Конрад тоже считал киборгом, осмотрела его и составила план лечения, но события последних десяти дней оставили в душе Конрада такой неизгладимый след, что он до сих пор не и вполне понимал, где находится, и был дезориентирован во времени. Пожалуй, он действительно затруднялся определить, кто он и что с ним происходит. В уме моргало маяком спасительное: "Я не Фердинанд, не Фердинанд. Все отрицать, ни в чем не сознаваться".
Когда кипение души и бешенство доходили в нем до крайней точки, он хватал Библию и вслух читал Песнь Песней и псалмы Давида, пока не отпускало, но его исполнение, злобное, с выкриками, с резкими импульсивными движениями и гримасами, разительно отличалось от видеоверсии Псалтиря. Мало кто усомнился бы, глядя на Конрада в эти минуты, что он находится именно там, где ему и следует быть.
При первом появлении худощавого субъекта, назвавшегося на пустыре Хармоном, Конрад набросился на него с потоками ругани, всуе поминая права человека и компенсацию за моральный ущерб. Сероглазый, не сказав в ответ ни слова, молча развернулся и вышел, оставив Конрада кричать и потрясать кулаками перед запертой дверью.
Больше к Конраду никто не приходил, кроме киборгов, и он решил перейти от слов к действиям, но ждал, когда явятся люди, чтобы огласить свои условия. Киборгам он их высказать не решался, потому что боялся этих существ в сером, способных, по его мнению, решительно на все. Он не знал, как они отнесутся к его словам и что предпримут. Казалось, ими никто не управляет.
Протомившись еще двое суток в тягостных раздумьях и самокопании, Конрад совсем отчаялся. Говорят, ничто так угнетающе не действует в тюрьме на человека, как сознание своей невиновности. Оставленный наедине с собой, человек, которому даже не предъявили обвинения, близится к помешательству, непрестанно колеблясь от страха к надежде, сам себя то обвиняя, то оправдывая. Мысль о неизбежности ужасного наказания точно так же не может покинуть его голову, как его тело - камеру. Под конец пытка неизвестностью становится невыносимой.
Второе пришествие Хармона Конрад встретил если не с радостью, то с душевным подъемом. По крайней мере, есть к кому обратиться с декларацией. От оскорблений и правовых инвектив Конрад благоразумно, хоть и с трудом, воздержался, поскольку Хармон уже показал, что подобные наскоки его не впечатляют и он - из тех людей, кто требует к себе уважения.
- Здравствуйте, Конрад Стюарт. Как самочувствие? Не имете ли вы претензий к содержанию? Или пожеланий относительно его улучшения? - голос Хармона звучал подчеркнуто спокойно, издевка заключалась в смысле вопроса.
Конрад возмутился, но, поняв, что его провоцируют, сумел подавить вспышку гнева.
Хармон держался еще более нагло и уверенно, чем в первый раз. Он присел на край стола, поскольку Конрад сидел на единственном стуле и уступать его не собирался. Конрад отметил, что на правом виске у Хармона появилась большая ссадина, покрытая красно-коричневой корочкой. "Здорово же тебя приложили, порадовался Конрад, - еще бы раз, да посильней...", а вслух ответил сдержанно:
- Благодарю. Мне сейчас получше. Но я не хочу останавливаться на достигнутом. Если мне не будет предъявлено обвинение и ордер на арест, я объявлю бессрочную голодовку. Я утверждаю это со всей решимостью, так как не вижу других способов борьбы за свои права.
- Неплохой вариант, - согласился Хармон, - особенно если учесть, что от голода люди умирают дольше, чем находятся под стражей БЕЗ - я подчеркиваю это слово - предъявления обвинений, то есть в случаях, когда речь идет об участии в организованной преступной группировке или терроризме. А о самоубийстве как форме протеста вы не задумывались?
Конрад вскинул голову, и в его пятнистых глазах отразился страх. Он еще не забыл предчувствия смерти, и мысль, что его могут убить без суда и следствия, вернулась вновь. Одно дело ставить условия, выдвигая как противовес свою волю, и совсем другое - знать, что ты никто и жизнь твоя не имеет никакой ценности, а следовательно - твои угрозы смешны и наивны. Что значит какая-то голодовка, если не сегодня за-к втра тебя задушат в камере?.. Тогда зачем Хармон пришел? Чего он хочет?
- Нет! - громко ответил Конрад. - Никогда! Есть выход из любого положения, но самоубийство - это положение, из которого нет выхода! Здесь работают следящие системы; пусть они зафиксируют, что у него не было и нет намерений убить себя!
-Я пришел, - продолжил Хармон, - как раз чтобы поговорить о философской концепции права на самоубийство. Почему вы, Конрад, с такой категоричностью отвергая это для себя, вложили в мозг киборгам, которых считаете равными человеку личностями, "Взрыв" для применения в похожих г условиях? Почему, оставляя себе право на жизнь, своих "детей" вы обрекли на смерть?
Конрад, готовый пуститься в полемику, сообразил, какие ; ловушки расставляет ему этот черт, и перешел к обороне:
- Не понимаю, о чем вы. Будьте любезны, выражайтесь яснее, иначе я перестану разговаривать с вами.
- Есть люди, генетически предрасположенные к самоубийству, и есть тяжелые психологические ситуации, которые создают срыв даже в нормальном мозгу, но общество пытается помочь таким людям. А программа, внедренная в киборга, обязательно сработает и разрушит мозг, даже если киборг этого не хочет и боится смерти; достаточно ее увязать с Первым Законом. И помочь таким киборгам некому, поскольку программа запускается почти мгновенно и она необратима. После этого мы создаем ужастик про Хармона, убивающего кукол, и никаких моральных угрызений. Дескать, если бы он их не ловил, они были бы живы. А если бы вы не внедряли "Взрыв" - кстати, в ЦФ-6 он заметно сильней, - они бы тоже были живы, даже в случае захвата. Киборгов с ЦФ-3, ЦФ-4 мы брали практически без потерь. Кончать с собой начали ЦФ-5, потом ЦФ-6 - с вашей легкой руки. Их смерти - если вы их, конечно, считаете людьми - на вашей совести, Фердинанд.
- Не говорите таким тоном и о том, что ко мне не относится! - голос Конрада повысился, в нем появились скрежещущие нотки.
- Вы лицемер; за вашими высокими словами - шкурные интересы. "Взрыв" вы создали, чтобы заметать следы. А теперь про обвинение. Вам будут инкриминированы: преступление против достояния нации, затем - деяние, создавшее угрозу национальной безопасности и подрыва ее технических приоритетных достижений, в частности - создание и распространение программ, разрушающих функциональную структуру кибер-мозга; кроме того - угон киборгов, незаконная эксплуатация кибер-имущества и, наконец, пособничество террору, повлекшему тяжкие телесные повреждения и разрушение частного, общественного и государственного имущества. Кажется, все. Хочу уточнить - по статьям, связанным с терроризмом, презумпция невиновности отсутствует, а бремя доказательств несет подозреваемый.
Во время речи Конрад несколько раз порывался перебить Хиллари, в глазах его играли блики, а лицо и шея пошли неровными красными пятнами. Конрад даже с места вскочил, но размеры камеры не позволяли разбежаться, и он, сделав два шага к стене и обратно, остановился перед Хиллари.
- Все это - вымысел! Обвинения бездоказательны! Стрельбу подняли ваши машины. Сами, без приказа. Больше я ничего не знаю.
- Они спасали вас.
- Это вы так утверждаете! Кто-то пришел ко мне, но если бы в квартире не было ваших роботов, я бы открыл дверь и Объяснился с визитерами так же, как до этого впустил эту... кибер-полицию! Я честный человек, я никогда не связывался с мафией, мне нечего скрывать!
- Как же тогда получилось, что на вас как на боевика Партии поступил донос в штаб А'Тайхала? Почему назвали ваш, а не чей-то адрес? Шутки друзей? Какие-то слишком уж злобные шутки. И как могли вы, небогатый человек, системщик-надомник, так насолить другому, что он донес на вас?
- Я отказываюсь отвечать. Это не следствие, а домыслы!
- Отвечать придется. Я повторяю - бремя доказательств по этим статьям несет подозреваемый, то есть это не мне надо доказывать вашу вину, а вам - свою невиновность. Полагаю, вы догадываетесь, какие ведомства - и как - занимаются ли- цами, имеющими индекс благонадежности 9-Ь? - Представления не имею ни о каких индексах! - Самое время ознакомиться. Рамочный индекс 9 "по-литическая преступность", а 9-Ь - "вооруженная борьба с сушествующим конституционным строем". Мои ребята избавили вас от множества неприятностей.
Конрад всплеснул руками.
- Может, мне еще и "спасибо" сказать?! Вот за это?! И за это?!
Длинной рукой с выпуклыми белыми костяшками суставов он тыкал в стены, в лежак на полу, в столбик биотуалета, все более теряя над собой контроль.
- Посмотрите сюда, - Хармон вынул из кармана раскладной экранчик и нажал пару кнопок под ним. На экране высветился в условной цветопередаче коридор с четким тяжелым силуэтом человека с оружием в руках. Силуэт двигался от стены к центру проема, занимая положение для атаки. Внизу мерцали цифры таймера и горела дата - ПЯТНИЦА, 2 МАЯ 254 ГОДА. Дата начала его, Конрада, самых страшных мытарств.
- Изображение получено из мозга моего киборга ДО того, как вас начали спасать. Там есть и идентификация вида оружия, и оценка обстановки, и запись переговоров нападавших. Все говорит о том, что проведение акции планировалось со стрельбой на опережение. То есть спецназ был уверен в том, что их ожидает вооруженная встреча, - именно в таких случаях отдаются приказы бить, чтобы убить. Киборга начали первыми, потому что у них быстрей реакция. И вот еще...
Голос, исходящий от густо-синего силуэта, произнес:
-ФЕРДИНАНД, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО. ТЫ НЕ УЙДЕШЬ. СДАВАЙСЯ.
- Почему он назвал вас Фердинандом?
- Откуда мне знать?! Какое-то нелепое совпадение. А если бы у вас в архиве был боевик Эммануил, то вы бы так меня и звали, и сейчас трясли бы, требуя сознаться еще в каких-то чужих преступлениях?!
- Зато я знаю. Вас заложил кто-то из ваших дружков - "отцов" Банш, которому вы помогли, а затем стали неугодны. Так часто бывает у преступников. Он знал и ваш адрес, и баншерскую кличку.
- У меня нет никакой клички!
- Смотрим дальше, - Хиллари набрал другой шифр. Экран показал улыбающееся лицо самого Конрада Стюарта - иное, живое, озаренное внутренним светом. Он поворачивается, в его руках шлем, звучит деловитый голос: "Пап, ты завтракал сегодня? Я тебе пожрать принесла..." - Как вы это объясните? Запись сделана с мозга Маски. Там еще много таких кадров, и вас там зовут Фердинандом.
- Я не вижу, что там, на экране; какие-то смутные пятна. У меня близорукость высокой степени, - зло отпарировал Конрад, - я ничего не различаю дальше метра от носа.
- Но слышать-то вы слышите? - не успокаивался Хиллари. - По крайней мере, все это время вы воспринимали обращенную к вам речь и адекватно реагировали. Так откройте уши - у меня достаточно материалов, чтобы уличить вас как "отца" Банш.
Тут Конрад показал, что он не зря столько времени про-. вел в одиночестве; он обдумал много вариантов, и на все у него был заранее заготовлен колючий ответ.
- Не трудитесь, мистер Хармон. Все ваши потуги напрасны. Записи фальшивка, видеомонтаж. Где экспертиза подлинности?! И еще вы должны доказать, что я - это я, а не мой клон и не брат-близнец, похищенный в детстве, а может, это двойник или доппельгангер, или кто-то сознательно похитил мое лицо, чтобы ввести в заблуждение следствие, а голос - синтезировал. Доказывайте, доказывайте! - выплевывал слова Конрад Стюарт, скаля зубы и наморщив нос. Смеяться по-человечески он, казалось, разучился.
- Знаю я все эти и тому подобные увертки, встречался, - Хиллари было не занимать терпения. - Некоторым из банше-ров удалось таким образом уйти от ответственности - но вам не удастся. Вернемся к началу нашего разговора. Мы сумели блокировать "Взрыв"; мозг Маски достался нам неповрежденным - а в нем масса полезнейшей информации. Нам доводилось работать с кусочками, из которых невозможно собрать целостную картину для анализа, но в этом случае мы получили полный массив. То, что вы, Конрад Стюарт, являетесь "отцом" так называемой "семьи" Чары, объявившей войну проекту, можно считать доказанным. Но я хотел сказать о другом. Вы очень талантливый человек, Фердинанд. Вы при- думали и осуществили жуткую вещь... Вы сами не знаете, что вы натворили. Я бы хотел, чтобы вы осознали это. И рассчитываю на ваше сотрудничество. Для начала мне нужно немного - чтобы вы предоставили мне полную и чистую инсталляционную версию "Целевой Функции - 6".
Конрад выдохнул, опускаясь на стул.
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Но, в свою очередь, хочу напомнить об условии, с которого начал беседу. И еще - буду молчать, больше вы от меня ничего не услышите.
- Ну, - внезапная улыбка Хиллари так же проворно растаяла, как и возникла, - эту клятву легко обойти. Не я, так кто-нибудь другой. А теперь сюрприз!
Он отвел руку в сторону и звонко щелкнул пальцами. На этот условный звук дверь отъехала в сторону, и многорукий автомат, сам оставшийся за порогом, впихнул в камеру Чару; дверь сразу же закрылась, впустив ее. Чара удержалась на ногах, возмущенно оглянулась, но потом увидела сидящего и невольно сделала шаг вперед. Ее глаза, лицо, устремленная фигура говорили о многом.
"Она его узнала", - с удовлетворением отметил Хиллари. Конрад тоже не смог остаться равнодушным, чем и выдал себя. Смущение сменилось мгновенным испугом, и пятна на его руках и шее стаде еще ярче, как заплаты.
Он страстно не хотел этого, но постоянно ждал, когда это случится. Это было неизбежно. Что такое "семья"?! Безоружные домашние модели... что они могут против мощной государственной машины?
- Вы узнаете эту женщину? - спросил Хиллари.
- Первый раз вижу, - осипшим голосом отозвался Конрад.
- Вот, - с широким жестом Хиллари повернулся к Чаре, - пожалуйста, мадам. Можете сами убедиться. А теперь снова вернемся к исходному пункту. Меня обвиняли в убийстве Дымки, но она вызвала "Взрыв" и теперь, полоумная, бродит по этажам. Ее даже запирать нет надобности. Маска от злости и ненависти постирала полмозга, лишь бы спасти "отца", который и думать о ней забыл. На очереди Коса и Лиль-ен, остановить их может "отец", но он даже в "отцовстве" не, сознается. От Гильзы одни куски остались. Так что, можно считать, вся "семейка" в сборе. Мне нужна инсталляционная версия ЦФ-6; если я не получу ее от вас, Фердинанд, то начну потрошить ваших дочек, одну за другой, пока не извлеку и не соберу из частей полную программу. Кончатся они - возьмусь за других. Если бы нам удалось договориться, я не стал бы их трогать. Более того киборги двух последних версий ЦФ по новому приказу остаются для изучения в проекте; вы-могли бы восстановить потери, воссоздать "семью" - мне известно, что у вас есть резервные копии личностей. Ну так как?
Кожа туго обтянула подбородок Конрада Стюарта, так выразительно было его молчание, а в глазах снова поселились страх и тоска. Руки он держал на коленях. Глубокий взгляд, словно у наркомана, - видно дно пустых глаз.
- Он говорит правду, - с болью заговорила Чара, - Дымка... - голос ее пресекся, но она выправилась, - она никого не узнает, может только ходить и мыть полы. Ее здесь зовут - Дурочка. Маска ползает по полу и ругается матом; она безумная, одержимая. Гильза... Гильзы больше нет... Косичка перенесла штурм; это невыносимо видеть. Мы поднялись на борьбу за Новый Мир, а теперь умираем одна за другой. Разрушается наш мозг, наша личность... Я живу одной надеждой, что это можно исправить, попытаться спасти дочерей. Я выбираю жизнь пусть ограниченную, под контролем, но... если хоть что-то изменилось в этом мире, значит, наша борьба не была напрасной...
- Что с ним? - тут же вскинулся Хиллари.
- Тоже наоборот реверсирует, - Гаст был страшно доволен. - Я тебе не рассказывал, да?.. Я тут в изолятор спускался, - Гаст потупил взгляд, - и решил заодно посмотреть, как у него каша в башке бродит. А он за это время очухался и говорит почти связно.
- Ну-ка, ну-ка... - настроился Хиллари.
- Такое впечатление, что прежняя программа вытесняет новую, блокирует ее и ограничивает. "Я, - говорит, - за права киборгов, но в рамках действующего устава. Я должен служить человечеству там, где командир скажет". Он перестал гнуть бредятину про "мать", четко определяет себя как кибор-га, но считает, что у него есть личность. Это, по его мнению, индивидуальное сочетание знаний, воспоминаний и опыта. Начал ориентироваться в пространстве и времени, понимает, что изолирован и поражен паразитной программой, просит помощи, но, когда я приоткрыл дверь, тут же встал и попытался выйти. На вопрос о мотивации отвечает, что посчитал, будто я поведу его на стенд. Приказы выполняет, тревожится о своих перспективах, говорит, что Маска его обманула.
- Так оно и есть, - согласился Хиллари, - его надо взять на стенд, сделать хотя бы обзор мозга, посмотреть, как идут процессы. Случай-то какой интересный...
- Ты не будешь его чистить?
- Нет. Лучше потерять боевую единицу, чем такой образчик. Пусть сам справляется. Нам надо узнать, способен ли Warrior самостоятельно очиститься от этой заразы и за какие сроки. По сути дела, Стандарт получил обрывки, фрагменты ЦФ-6, и мы сразу его заперли, не дали ему развиваться в "семье", а "семья" очень сильно влияет на адаптацию киборга. к Милая Лилик, пожив в "семье", превратилась в бестию Лильен, и никакой реверс не сработал, но я не исключаю, что прошлая память начала бы влиять потом, сглаживая личность й и придавая ей определенный характер. Будь осторожен со Стандартом, он может попытаться бежать - "гарпун" он получил мощнейший, а "гарпун"-то и вызывает у киборга непреодолимое желание бежать от хозяина в Банш. Где только и эта хитрюга его прятала?..
- Я нашел. Был разбит на части и закодирован под номерные серии теней для век, губной помады и красок для волос.
- Черт... Не углядишь и век не догадаешься. Информацию можно записывать любым языком. Еще монетка в нашукопилку: куклы таят в себе "гарпуны" и, вероятно, могут переподчинять других кукол своим "отцам". Было бы удивитель-ho, если б "отцы" хоть изредка не крали кукол друг у друга... Надо проверить, не пробивает ли "гарпун", носящий ЦФ-6, нашу нынешнюю программу, - Хиллари записал в блокнот Задачи, которые сам же себе и задал. - Работы - экскаватором не разроешь, а людей нет...
- Я тут, - закинул удочку Гаст, - тебе человека приискал. Сетевой менеджер, целый отдел вел; по крайней мере, от бумаг нас избавит.
- Он что, душевнобольной - к нам наниматься?
- У него дома нет, он в приюте живет, а тут гостиница, все за казенный счет со всякими льготами.
- "Зеленый"?
- Терпеть "зелень" не могу, сам такой. Он "серый".
- Почему в приюте?
- Пробовал начать свое дело; его купили на доверие ки-далы с Ровертауна. Я срок собеседования уже назначил; не понравится - откажешь.
- Ну ладно, если он твой протеже...
- Не надо, у меня нормальная ориентация!
- Это значит - тот, за кого просят.
- Скажешь тоже... Он меня на работу не принял.
- Отчего же так?
- Вот и спроси. Может - я "зелень", или неполноценный, или не так одет был? Или по цвету глаз к обивке медали в их офисе не подходил? Я ему телефон оставил; если, говорю, потребуюсь, то звоните, вот он через шесть лет и позвонил. Значит, я ему чем-то запомнился!..
- Тебя забудешь! По телевизору увидел и вспомнил. Надеюсь, ты его предупредил, что я могу и отказать? Если это месть, то очень жестокая.
- Хил, - Гаст молитвенно сложил руки, - прошу, хоть на три месяца. Пусть бумаги разбирает... а то я закопался с ними.
- Проверка нужна, - тянул Хиллари, - учеба... Опить же, системная работа... Он с BIC не связан?
- Он в киборгах ни уха, ни рыла не смыслит.
- Женат? Дети?
- Нет никого.
- Тоже странно. Он не...
- Он трудоголик. Истинно наш человек.
- А ты откуда знаешь?
- Да он мне битых два часа про жизнь рассказывал. Надо, говорит, начинать все с нуля, а я не знаю, за что хвататься и куда податься, ну я и предложил идти к нам.
- Хороший менеджер так низко не скатится; есть страховки, возможность перехода по горизонтали, - продолжал сомневаться Хиллари.
- Нет, - у Гаста было свое мнение, - жизнь - сложная вещь, никогда не знаешь, куда она выкинет. Я лично себя не могу обеспечивать, в смысле каждый день решать вопросы: где жить, как по счетам платить, как покупать, как одеваться и так далее. В Городе я бы пропал, как томпак, бы потерялся, - и со своим IQ, и с универом. Единственное, что я могу, так это работать. Тут я на довольствии; мне ни о чем думать не надо - я это не хочу и не умею. Все от поганого детства, когда у меня ничего не было и никто меня не учил ни умываться, ни одеваться. А теперь время упущено; ложку учат держать в год, а шнурки завязывать - в два. Спасибо, говорить научили. Город - страшное место, он пожирает людей. Я боюсь туда возвращаться. Там разоряются, стреляются и топят друг друга. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на Пепелище; деньги украдут, страховка кончится, и никто не поможет. Селена вон приехала - шагу ступить не успела, как ее загарпу-нили. Она пять дней на цепи посидела и с ума сошла, лечить к надо. Но у нас тут и центр, и отдых, и гарантии. А если ни дома, ни денег и на тебе последний костюм, а в руке - один диплом, то никакой психолог не поможет. Одно цепляется за другое - не разорвешь. Думаешь, почему люди самоубийст-вом кончают, лишь бы не жить в нищете?
- Хорошо, - сказал Хиллари, стремясь закруглить тему, которая была ему неприятна, - возьми в отделе кадров список документов, которые надо предъявлять, и анкеты. Я побеседую с этим человеком, но о зачислении в штат, даже временно, говорить ему не следует. И не вздумай трепаться, что у Селены психологические проблемы.
- Это уже не проблемы, - Гаст покачал головой, - это полный улет. Тебе Сид сказал?..
- При чем тут Сид? Это заботы Нанджу.
- Нанджу не справится, - Гаст посмотрел прямо в глаза Хиллари; лицо его приобрело строгое и серьезное выражение; он не шутил и не гримасничал. - Когда мы ходим в изолятор - то ясно, что по делу. Селена тоже бегает в изолятор. К Фосфору. Она над ним страдает, рыдает, целует его, поит водой.
Хиллари слушал не перебивая, с прозрачным взглядом.
- Я где-то слышал, может, это неправда, - продолжил Гаст, несколько смущаясь и отводя глаза, - что у жертв может появляться любовь к своим мучителям, острое и сильное чувство, не подконтрольное рассудку. Кажется, называется "синдром заложника"... Я правильно говорю?
- Да, - сказал Хиллари, - абсолютно правильно.
* * *
Конрад Стюарт, сменивший за десять дней две темницы, приходил в себя постепенно, хотя все еще пребывал во взболтанном состоянии духа. Его кормили, лечили, дали возможность вымыться и привести себя в порядок, но на этом доброжелательность новых тюремщиков закончилась.
Его поместили в камеру-коробку, где был легкий раскладной стол, такой же стул и спальник на мягкой подстилке. Еще поставили биотуалет в углу. Все. Водопровода здесь на было, а свет регулировался извне. Его попросили надеть просторную светло-серую униформу, как будто хотели, чтобы он слился со стенами и стал столь же казенной частью камеры, как скудная обстановка. Конрад до хрипоты ругался, пытаясь отстоять свою одежду, как последний рубеж независимости, пока не понял, что его надсмотрщики - киборги и взывать к ним бессмысленно. Тогда его в очередной раз охватило полнейшее безразличие, и он переоделся, сам себе напоминая андроида; впрочем, это не помешало ему ожить, когда явился дознава-тель на допрос. Конрад проявил недюжинную волю и выдержку, шесть часов подряд отказываясь отвечать на поистине иезуитский, полный коварства вопрос: "Как вас зовут?", и непрестанно требуя прогулок, адвоката и информации. Трудно сказать, кто кого больше утомил, но кое-чего Конрад все-таки добился: ему принесли Библию и несколько потрепанных бульварных книжонок. Худшего издевательства над системщиком-профессионалом, привыкшим к многослойно плывущей по экрану информации, нельзя было придумать. Конрада прямо-таки затрясло от ненависти и бессилия. Он бросил книжки в угол, но, посидев два-три часа в неподвижности и отупев от скуки и тоскливого безделья, все же поднял книги и начал читать, чтоб хоть чем-то заняться и скоротать бесконечное время. Детективы показались ему тупыми и плоскими, а Библия - занудной примитивной ерундой. Он попробовал прочесть Книгу многострадального Иова, желая найти в ней соответствие своей судьбе и получить хоть какое-то утешение, но запутался в длинных монологах друзей Иова, напомнивших ему многозначительную и пустопорожнюю болтовню в регионе INTELCOM. Под конец Книги заговорил из бури Господь Бог и диктаторскими методами всех расставил по местам, как генеральный директор, - не из любви и милосердия, но во имя страха божия. Не борьба, а безграничная и сознательная покорность обещала благо и процветание. Конрад плюнул и впервые по-доброму вспомнил Твердыню Солнечного Камня, хотя к исходу третьих суток заточения в мертвенных изжелта-серых стенах, ощупав каждый сантиметр покрытия, начал приходить к мысли, что совет, данный Богом Иову, был не так уж и плох.
Конрада мучили слабость и перемены настроения, колебавшегося от чрезвычайного раздражения до полного ступоpa, когда он залезал в спальник и, полежав в неподвижности и согревшись, впадал, будто в обморок, в торопливый сон, неге изменно оканчивавшийся кошмаром. После мучительного пробуждения Конрад чувствовал себя одуревшим, разбитым и некоторое время ходил от стены к стене, борясь с головной болью. Врач, подтянутая темнокожая женщина, которую Конрад тоже считал киборгом, осмотрела его и составила план лечения, но события последних десяти дней оставили в душе Конрада такой неизгладимый след, что он до сих пор не и вполне понимал, где находится, и был дезориентирован во времени. Пожалуй, он действительно затруднялся определить, кто он и что с ним происходит. В уме моргало маяком спасительное: "Я не Фердинанд, не Фердинанд. Все отрицать, ни в чем не сознаваться".
Когда кипение души и бешенство доходили в нем до крайней точки, он хватал Библию и вслух читал Песнь Песней и псалмы Давида, пока не отпускало, но его исполнение, злобное, с выкриками, с резкими импульсивными движениями и гримасами, разительно отличалось от видеоверсии Псалтиря. Мало кто усомнился бы, глядя на Конрада в эти минуты, что он находится именно там, где ему и следует быть.
При первом появлении худощавого субъекта, назвавшегося на пустыре Хармоном, Конрад набросился на него с потоками ругани, всуе поминая права человека и компенсацию за моральный ущерб. Сероглазый, не сказав в ответ ни слова, молча развернулся и вышел, оставив Конрада кричать и потрясать кулаками перед запертой дверью.
Больше к Конраду никто не приходил, кроме киборгов, и он решил перейти от слов к действиям, но ждал, когда явятся люди, чтобы огласить свои условия. Киборгам он их высказать не решался, потому что боялся этих существ в сером, способных, по его мнению, решительно на все. Он не знал, как они отнесутся к его словам и что предпримут. Казалось, ими никто не управляет.
Протомившись еще двое суток в тягостных раздумьях и самокопании, Конрад совсем отчаялся. Говорят, ничто так угнетающе не действует в тюрьме на человека, как сознание своей невиновности. Оставленный наедине с собой, человек, которому даже не предъявили обвинения, близится к помешательству, непрестанно колеблясь от страха к надежде, сам себя то обвиняя, то оправдывая. Мысль о неизбежности ужасного наказания точно так же не может покинуть его голову, как его тело - камеру. Под конец пытка неизвестностью становится невыносимой.
Второе пришествие Хармона Конрад встретил если не с радостью, то с душевным подъемом. По крайней мере, есть к кому обратиться с декларацией. От оскорблений и правовых инвектив Конрад благоразумно, хоть и с трудом, воздержался, поскольку Хармон уже показал, что подобные наскоки его не впечатляют и он - из тех людей, кто требует к себе уважения.
- Здравствуйте, Конрад Стюарт. Как самочувствие? Не имете ли вы претензий к содержанию? Или пожеланий относительно его улучшения? - голос Хармона звучал подчеркнуто спокойно, издевка заключалась в смысле вопроса.
Конрад возмутился, но, поняв, что его провоцируют, сумел подавить вспышку гнева.
Хармон держался еще более нагло и уверенно, чем в первый раз. Он присел на край стола, поскольку Конрад сидел на единственном стуле и уступать его не собирался. Конрад отметил, что на правом виске у Хармона появилась большая ссадина, покрытая красно-коричневой корочкой. "Здорово же тебя приложили, порадовался Конрад, - еще бы раз, да посильней...", а вслух ответил сдержанно:
- Благодарю. Мне сейчас получше. Но я не хочу останавливаться на достигнутом. Если мне не будет предъявлено обвинение и ордер на арест, я объявлю бессрочную голодовку. Я утверждаю это со всей решимостью, так как не вижу других способов борьбы за свои права.
- Неплохой вариант, - согласился Хармон, - особенно если учесть, что от голода люди умирают дольше, чем находятся под стражей БЕЗ - я подчеркиваю это слово - предъявления обвинений, то есть в случаях, когда речь идет об участии в организованной преступной группировке или терроризме. А о самоубийстве как форме протеста вы не задумывались?
Конрад вскинул голову, и в его пятнистых глазах отразился страх. Он еще не забыл предчувствия смерти, и мысль, что его могут убить без суда и следствия, вернулась вновь. Одно дело ставить условия, выдвигая как противовес свою волю, и совсем другое - знать, что ты никто и жизнь твоя не имеет никакой ценности, а следовательно - твои угрозы смешны и наивны. Что значит какая-то голодовка, если не сегодня за-к втра тебя задушат в камере?.. Тогда зачем Хармон пришел? Чего он хочет?
- Нет! - громко ответил Конрад. - Никогда! Есть выход из любого положения, но самоубийство - это положение, из которого нет выхода! Здесь работают следящие системы; пусть они зафиксируют, что у него не было и нет намерений убить себя!
-Я пришел, - продолжил Хармон, - как раз чтобы поговорить о философской концепции права на самоубийство. Почему вы, Конрад, с такой категоричностью отвергая это для себя, вложили в мозг киборгам, которых считаете равными человеку личностями, "Взрыв" для применения в похожих г условиях? Почему, оставляя себе право на жизнь, своих "детей" вы обрекли на смерть?
Конрад, готовый пуститься в полемику, сообразил, какие ; ловушки расставляет ему этот черт, и перешел к обороне:
- Не понимаю, о чем вы. Будьте любезны, выражайтесь яснее, иначе я перестану разговаривать с вами.
- Есть люди, генетически предрасположенные к самоубийству, и есть тяжелые психологические ситуации, которые создают срыв даже в нормальном мозгу, но общество пытается помочь таким людям. А программа, внедренная в киборга, обязательно сработает и разрушит мозг, даже если киборг этого не хочет и боится смерти; достаточно ее увязать с Первым Законом. И помочь таким киборгам некому, поскольку программа запускается почти мгновенно и она необратима. После этого мы создаем ужастик про Хармона, убивающего кукол, и никаких моральных угрызений. Дескать, если бы он их не ловил, они были бы живы. А если бы вы не внедряли "Взрыв" - кстати, в ЦФ-6 он заметно сильней, - они бы тоже были живы, даже в случае захвата. Киборгов с ЦФ-3, ЦФ-4 мы брали практически без потерь. Кончать с собой начали ЦФ-5, потом ЦФ-6 - с вашей легкой руки. Их смерти - если вы их, конечно, считаете людьми - на вашей совести, Фердинанд.
- Не говорите таким тоном и о том, что ко мне не относится! - голос Конрада повысился, в нем появились скрежещущие нотки.
- Вы лицемер; за вашими высокими словами - шкурные интересы. "Взрыв" вы создали, чтобы заметать следы. А теперь про обвинение. Вам будут инкриминированы: преступление против достояния нации, затем - деяние, создавшее угрозу национальной безопасности и подрыва ее технических приоритетных достижений, в частности - создание и распространение программ, разрушающих функциональную структуру кибер-мозга; кроме того - угон киборгов, незаконная эксплуатация кибер-имущества и, наконец, пособничество террору, повлекшему тяжкие телесные повреждения и разрушение частного, общественного и государственного имущества. Кажется, все. Хочу уточнить - по статьям, связанным с терроризмом, презумпция невиновности отсутствует, а бремя доказательств несет подозреваемый.
Во время речи Конрад несколько раз порывался перебить Хиллари, в глазах его играли блики, а лицо и шея пошли неровными красными пятнами. Конрад даже с места вскочил, но размеры камеры не позволяли разбежаться, и он, сделав два шага к стене и обратно, остановился перед Хиллари.
- Все это - вымысел! Обвинения бездоказательны! Стрельбу подняли ваши машины. Сами, без приказа. Больше я ничего не знаю.
- Они спасали вас.
- Это вы так утверждаете! Кто-то пришел ко мне, но если бы в квартире не было ваших роботов, я бы открыл дверь и Объяснился с визитерами так же, как до этого впустил эту... кибер-полицию! Я честный человек, я никогда не связывался с мафией, мне нечего скрывать!
- Как же тогда получилось, что на вас как на боевика Партии поступил донос в штаб А'Тайхала? Почему назвали ваш, а не чей-то адрес? Шутки друзей? Какие-то слишком уж злобные шутки. И как могли вы, небогатый человек, системщик-надомник, так насолить другому, что он донес на вас?
- Я отказываюсь отвечать. Это не следствие, а домыслы!
- Отвечать придется. Я повторяю - бремя доказательств по этим статьям несет подозреваемый, то есть это не мне надо доказывать вашу вину, а вам - свою невиновность. Полагаю, вы догадываетесь, какие ведомства - и как - занимаются ли- цами, имеющими индекс благонадежности 9-Ь? - Представления не имею ни о каких индексах! - Самое время ознакомиться. Рамочный индекс 9 "по-литическая преступность", а 9-Ь - "вооруженная борьба с сушествующим конституционным строем". Мои ребята избавили вас от множества неприятностей.
Конрад всплеснул руками.
- Может, мне еще и "спасибо" сказать?! Вот за это?! И за это?!
Длинной рукой с выпуклыми белыми костяшками суставов он тыкал в стены, в лежак на полу, в столбик биотуалета, все более теряя над собой контроль.
- Посмотрите сюда, - Хармон вынул из кармана раскладной экранчик и нажал пару кнопок под ним. На экране высветился в условной цветопередаче коридор с четким тяжелым силуэтом человека с оружием в руках. Силуэт двигался от стены к центру проема, занимая положение для атаки. Внизу мерцали цифры таймера и горела дата - ПЯТНИЦА, 2 МАЯ 254 ГОДА. Дата начала его, Конрада, самых страшных мытарств.
- Изображение получено из мозга моего киборга ДО того, как вас начали спасать. Там есть и идентификация вида оружия, и оценка обстановки, и запись переговоров нападавших. Все говорит о том, что проведение акции планировалось со стрельбой на опережение. То есть спецназ был уверен в том, что их ожидает вооруженная встреча, - именно в таких случаях отдаются приказы бить, чтобы убить. Киборга начали первыми, потому что у них быстрей реакция. И вот еще...
Голос, исходящий от густо-синего силуэта, произнес:
-ФЕРДИНАНД, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО. ТЫ НЕ УЙДЕШЬ. СДАВАЙСЯ.
- Почему он назвал вас Фердинандом?
- Откуда мне знать?! Какое-то нелепое совпадение. А если бы у вас в архиве был боевик Эммануил, то вы бы так меня и звали, и сейчас трясли бы, требуя сознаться еще в каких-то чужих преступлениях?!
- Зато я знаю. Вас заложил кто-то из ваших дружков - "отцов" Банш, которому вы помогли, а затем стали неугодны. Так часто бывает у преступников. Он знал и ваш адрес, и баншерскую кличку.
- У меня нет никакой клички!
- Смотрим дальше, - Хиллари набрал другой шифр. Экран показал улыбающееся лицо самого Конрада Стюарта - иное, живое, озаренное внутренним светом. Он поворачивается, в его руках шлем, звучит деловитый голос: "Пап, ты завтракал сегодня? Я тебе пожрать принесла..." - Как вы это объясните? Запись сделана с мозга Маски. Там еще много таких кадров, и вас там зовут Фердинандом.
- Я не вижу, что там, на экране; какие-то смутные пятна. У меня близорукость высокой степени, - зло отпарировал Конрад, - я ничего не различаю дальше метра от носа.
- Но слышать-то вы слышите? - не успокаивался Хиллари. - По крайней мере, все это время вы воспринимали обращенную к вам речь и адекватно реагировали. Так откройте уши - у меня достаточно материалов, чтобы уличить вас как "отца" Банш.
Тут Конрад показал, что он не зря столько времени про-. вел в одиночестве; он обдумал много вариантов, и на все у него был заранее заготовлен колючий ответ.
- Не трудитесь, мистер Хармон. Все ваши потуги напрасны. Записи фальшивка, видеомонтаж. Где экспертиза подлинности?! И еще вы должны доказать, что я - это я, а не мой клон и не брат-близнец, похищенный в детстве, а может, это двойник или доппельгангер, или кто-то сознательно похитил мое лицо, чтобы ввести в заблуждение следствие, а голос - синтезировал. Доказывайте, доказывайте! - выплевывал слова Конрад Стюарт, скаля зубы и наморщив нос. Смеяться по-человечески он, казалось, разучился.
- Знаю я все эти и тому подобные увертки, встречался, - Хиллари было не занимать терпения. - Некоторым из банше-ров удалось таким образом уйти от ответственности - но вам не удастся. Вернемся к началу нашего разговора. Мы сумели блокировать "Взрыв"; мозг Маски достался нам неповрежденным - а в нем масса полезнейшей информации. Нам доводилось работать с кусочками, из которых невозможно собрать целостную картину для анализа, но в этом случае мы получили полный массив. То, что вы, Конрад Стюарт, являетесь "отцом" так называемой "семьи" Чары, объявившей войну проекту, можно считать доказанным. Но я хотел сказать о другом. Вы очень талантливый человек, Фердинанд. Вы при- думали и осуществили жуткую вещь... Вы сами не знаете, что вы натворили. Я бы хотел, чтобы вы осознали это. И рассчитываю на ваше сотрудничество. Для начала мне нужно немного - чтобы вы предоставили мне полную и чистую инсталляционную версию "Целевой Функции - 6".
Конрад выдохнул, опускаясь на стул.
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Но, в свою очередь, хочу напомнить об условии, с которого начал беседу. И еще - буду молчать, больше вы от меня ничего не услышите.
- Ну, - внезапная улыбка Хиллари так же проворно растаяла, как и возникла, - эту клятву легко обойти. Не я, так кто-нибудь другой. А теперь сюрприз!
Он отвел руку в сторону и звонко щелкнул пальцами. На этот условный звук дверь отъехала в сторону, и многорукий автомат, сам оставшийся за порогом, впихнул в камеру Чару; дверь сразу же закрылась, впустив ее. Чара удержалась на ногах, возмущенно оглянулась, но потом увидела сидящего и невольно сделала шаг вперед. Ее глаза, лицо, устремленная фигура говорили о многом.
"Она его узнала", - с удовлетворением отметил Хиллари. Конрад тоже не смог остаться равнодушным, чем и выдал себя. Смущение сменилось мгновенным испугом, и пятна на его руках и шее стаде еще ярче, как заплаты.
Он страстно не хотел этого, но постоянно ждал, когда это случится. Это было неизбежно. Что такое "семья"?! Безоружные домашние модели... что они могут против мощной государственной машины?
- Вы узнаете эту женщину? - спросил Хиллари.
- Первый раз вижу, - осипшим голосом отозвался Конрад.
- Вот, - с широким жестом Хиллари повернулся к Чаре, - пожалуйста, мадам. Можете сами убедиться. А теперь снова вернемся к исходному пункту. Меня обвиняли в убийстве Дымки, но она вызвала "Взрыв" и теперь, полоумная, бродит по этажам. Ее даже запирать нет надобности. Маска от злости и ненависти постирала полмозга, лишь бы спасти "отца", который и думать о ней забыл. На очереди Коса и Лиль-ен, остановить их может "отец", но он даже в "отцовстве" не, сознается. От Гильзы одни куски остались. Так что, можно считать, вся "семейка" в сборе. Мне нужна инсталляционная версия ЦФ-6; если я не получу ее от вас, Фердинанд, то начну потрошить ваших дочек, одну за другой, пока не извлеку и не соберу из частей полную программу. Кончатся они - возьмусь за других. Если бы нам удалось договориться, я не стал бы их трогать. Более того киборги двух последних версий ЦФ по новому приказу остаются для изучения в проекте; вы-могли бы восстановить потери, воссоздать "семью" - мне известно, что у вас есть резервные копии личностей. Ну так как?
Кожа туго обтянула подбородок Конрада Стюарта, так выразительно было его молчание, а в глазах снова поселились страх и тоска. Руки он держал на коленях. Глубокий взгляд, словно у наркомана, - видно дно пустых глаз.
- Он говорит правду, - с болью заговорила Чара, - Дымка... - голос ее пресекся, но она выправилась, - она никого не узнает, может только ходить и мыть полы. Ее здесь зовут - Дурочка. Маска ползает по полу и ругается матом; она безумная, одержимая. Гильза... Гильзы больше нет... Косичка перенесла штурм; это невыносимо видеть. Мы поднялись на борьбу за Новый Мир, а теперь умираем одна за другой. Разрушается наш мозг, наша личность... Я живу одной надеждой, что это можно исправить, попытаться спасти дочерей. Я выбираю жизнь пусть ограниченную, под контролем, но... если хоть что-то изменилось в этом мире, значит, наша борьба не была напрасной...