Сегодня утром я снова взялась за рукоделье: принялась вышивать. Противные розочки давно надоели, и теперь я старательно, стежок за стежком, изображала битву при Тильясе – так, как она мне представлялась. Правда, гномы получались все на одно лицо. Ну да не беда – люди тоже.
   Когда в спальню вошла Втайла, я корпела над силуэтом Вьорка. Мне хотелось посадить его на коня, чтобы он выделялся из толпы. Но тогда бы я погрешила против истины – гномы сроду на лошадях не воевали. Пришлось сделать его самым большим гномом. Явного сходства мне не добиться, может, хоть так догадаются. Эх, что-то у меня не выходит…
   – Втайла, ты не посмотришь на мою битву при Тильясе? Похоже?
   – Хм-м… Ну, в общих чертах… А что ж ты Вьорка-то так?
   – Ну ты же сразу догадалась! Вот чтобы и другие так же…
   Она задумчиво провела пальцем по шитью.
   – Давай-ка вот здесь распори, а стежки помельче сделай. Вот тут нитку надо бы потоньше. Да, гномы у тебя какие-то невыразительные…
   Хорошо белошвейке рассуждать, где какая нитка должна быть! А я так старалась…
   Заметив, что я насупилась, Втайла поспешила меня подбодрить:
   – Зато крепость очень красиво получилась. Кстати, а это что за странная фигура? Почему у нее руки к небу тянутся?
   – Дар Криден, знаменитый маг. Это он у меня так колдует… Если бы он не погиб, еще неизвестно, как бы все…
   Я прикусила язык, но Втайла, к счастью, заинтересовалась совсем другим:
   – Дар? Странная приставка…
   – Странная? Да отчего же?
   – Его кто-то заметил? «Дар» – это ведь по-ольтански «заметный»?
   – Можно сказать, заметили, – улыбнулась я. – Или отметили.
   – А кто и за что? Император? Неужели за военные заслуги?
   – Сначала боги, а потом уже император.
   – Подожди, – взмолилась Втайла, – как это – боги? Я всегда думала, что дворянство выдумали вы, люди.
   – Кто выдумал, не знаю. Только настоящее дворянство еще от Арвианской империи осталось. Взять тех же Веденекосов – знатный вполне род. Небогатый, правда, но знатный. Вот смотри, – пояснила я, чувствуя, что Втайла окончательно запуталась, – если у вас гном отличается в бою или на королевской службе, его ведь награждают? Так и у нас награждали – дворянством. «Айн», «тен» – это все староимперские дворяне и есть. А вот приставку «дар» могли добавить к своему имени лишь те, кого наградили сами боги – колдовским даром.
   – Но ведь Империи-то вашей нет давно? – покачала головой Втайла.
   – Империи нет, – невольно начала раздражаться я, – а дворяне есть. Ольтания-то их всех признала.
   – Эх, только люди могли такое удумать – ценить одних магов или воинов больше других за одно то, что их предки обладали каким-то особым талантом. – Втайла покачала головой.
   – Не совсем так. – Мне не хотелось, чтобы Втайла плохо думала о людях. – Маги должны были совершить что-нибудь великое.
   – А Кридены что такого совершили?
   – Да кто же это помнит? – удивилась я. – Говорю же тебе: еще при Империи это было…
   Мне было слегка досадно, что Втайла такого невысокого мнения о людских обычаях. Но и я впервые в жизни задумалась над тем, что действительно странно как-то получается: прапрадедушка отличился, скажем, на поле битвы, стал центурионом, получил дворянство. А праправнучек пожинает плоды: помыкает крестьянами, от которых сам недалеко ушел, и за их счет как сыр в масле катается.
   Отвлекаясь от этих мыслей, я поспешила похвастаться:
   – Знаешь, я одну из дар Криденов своими глазами видела – страшненькая такая старушенция.
   Действительно, у Нельда при дворе жила древняя старуха, которую звали дар Криден. Сомневаюсь, что она была на что-то способна, но рассказывали, будто когда-то ее боялись не на шутку.
   Втайла покосилась на меня неодобрительно и вернулась к вышивке.
   – Слушай, а с какой это радости у тебя все люди верхом на лошадях?
   – Ну как же, равнина – значит, там были конники… Втайла изумленно взглянула на меня.
   – Я думала, ты знаешь историю лучше меня. В битве при Тильясе ведь почти что одна пехота сражалась! Были, конечно, всадники – командиры, была одна конная сотня… Но отнюдь не все!
   Пришел мой черед удивляться.
   – Откуда ты знаешь?
   – Ну, я прочла пару книжек… тен Парендоса, например… Да и не так давно битва-то была – отца тогда дважды ранили, а ему к тому времени уже пять сотен стукнуло.
   – Твой отец там был?!
   – Да пол-Хорверка там было!
   Я замолчала. Втайла, сделав еще пару замечаний и показав, как держать пяльца, чтобы лучше удавались особо сложные стежки, ушла. Думаю, опять в крипту – в холодную пещеру на несколько этажей ниже дворца…
   Мне кажется, Втайла оживает только в чьем-то присутствии, и то через силу. В этой крипте теперь вся ее жизнь. Вот и с этим вышиванием – раньше бы она сама ко мне подошла, помогла бы, мы бы вместе посмеялись над тем, что я всех людей на коней посадила, а сейчас – куда там. Подошла лишь потому, что я ее попросила, а на самом деле ничего ей не интересно.
   Тиро говорит, что, когда тело Шенни отправят на родину, ей полегчает. Да только я в это не верю. Надо что-то придумать, как-то помочь ей.
   Скоро примчался Сетр: меня звал к себе Вьорк. Оказывается, сегодня утром из Ольтании прибыл новый посол.
   Еще месяц назад я бы, наверно, написала: «из дома». Но не теперь. Мой дом – Брайген.
   Посла принимали официально, в Чертоге. Зовут его Сивард айн Раткнор. Поначалу он мне очень понравился: держится с достоинством, но скромно, ответы его в меру остроумны, в меру любезны, и сам он довольно симпатичный. Хоть он и граф, при дворе Нельда я с ним не встречалась.
   Раткнор только вручил Вьорку верительные грамоты, как муж сразу пригласил его на обед в свои покои, где мы и встретились.
   Вьорк был сама любезность:
   – Как поживают король и его супруга? Не виделись ли вы случайно перед отъездом, дорогой граф, с родителями моей жены?
   – Его Королевское Величество и ваш батюшка, – Раткнор с улыбкой склонил голову в мою сторону, – пребывают в добром здравии, как и их супруги. Однако и государь мой, и его двор весьма скорбят о безвременной потере мессира Шенни тен Веденекоса – опытного и умелого дипломата, немало сделавшего для поддержания с вами, сир, – он слегка поклонился Вьорку, – мирных и добрососедских отношений. Его Величество уже распорядился начать приготовления к торжественному погребению и был бы не против, – посол помедлил, словно подчеркивая второй, скрытый смысл своих слов, – если бы в похоронном кортеже присутствовал кто-то из гномов, могущих пролить свет на весьма таинственные обстоятельства гибели благородного мессира тен Веденекоса.
   То ли я отвыкла от такой велеречивости, то ли мне не понравилось, что он так говорит о Веденекосе, которого на самом деле при дворе Нельда не особо жаловали, но только в его словах мне почудилась какая-то неискренность.
   – Безусловно, мы пошлем кого-нибудь сопровождать тело Шенни на родину, – ответил муж. – Иначе и быть не может.
   Но я видела, что посол немного его озадачил. Кого посылать-то? Да и подробности Нельду пересказывать, мягко говоря, не хочется. Мало ли что он подумает, если поймет, что на Вьорка было совершено самое настоящее покушение! Да, надо хорошенько поразмыслить, кого отправить в Ольтанию и что он там должен будет рассказать.
   Учтивый разговор ни о чем продолжался еще некоторое время. Я заскучала и встрепенулась, лишь когда Вьорк неожиданно спросил, не был ли Раткнор случайно знаком с Биримбой.
   – Этот почтенный господин прибыл в Брайген лет десять назад, а до того был, по его словам, весьма известен в Альдомире, – уточнил муж.
   – Ни разу не слышал такого странного имени, – все с той же учтиво-медвяной улыбкой ответил Раткнор. – Он вообще человек?
   – Да, из людей. Он маг, притом весьма недурной.
   – Десять лет назад… – прикинул посол. – Я в те времена пребывал по поручению Его Величества в Кертале, так что слава господина Биримбы могла пройти мимо меня… Не припомните ли, какого он рода?
   – Рода? – хмыкнул муж, точно лишь сейчас ему пришло в голову, что у Биримбы могла быть семья. – Представления не имею. Никогда этим не интересовался.
   Я тихонько улыбнулась. Гномам-то нет особой разницы, из какой ты семьи. Вот и Втайла тоже удивлялась…
   – Тогда, боюсь, что не смогу вам помочь. – Если посол и почувствовал иронию, то ничем этого не показал. – Биримба… Нет, точно, никогда не встречался. Но ведь у нас не так мало чародеев, Ваше Величество. В Ольтании процветает несколько магических школ, и, увы, знакомство со всеми волшебниками просто невозможно. К тому же некоторые школы закрытые, в них обучают тайным знаниям, а их выпускники порой и имена-то свои меняют. За всеми не уследишь. – Он виновато развел руками, но мне почудилось, что на самом деле он хочет сказать: «У нас тако-ое в Ольтании есть, что в этих ваших подземельях вам и не снилось! Подумаешь, маг какой-то безродный нашелся…»
   Мне стало обидно.
   – Простите, а с Сориделем вы знакомы?
   – Сориделем? Дар Криден? Конечно-конечно! Встречался! Почтеннейшее магическое семейство, и господин Соридель был под стать своим предкам и родственникам… покуда жил в Ольтании.
   Чуть не выронила пирожное на скатерть! Только сегодня рассказывала Втайле про дар Криденов… Да, хороша я! Ни у Сориделя, ни у Биримбы ни разу не поинтересовалась, какого они рода! Да, мне только в раскрытие заговоров играть.
   – А потом, – ничуть не смущаясь, продолжал новоиспеченный посол, – что-то с ним случилось. Не хочется вторить сплетням, но… – Он махнул рукой, как бы говоря: «Дело прошлое». – Уехал, женился на эльфийке, говорят, у них даже дочь есть…
   Уж и не знаю, что он этим хотел сказать. То ли показать недолюбливающим эльфов гномам, что и он «этих длинноногих» не уважает, то ли действительно был против смешанных браков. А может, и правда Соридель чего-то там учудил на родине перед отъездом. Хотя вряд ли: он такой ответственный, вдумчивый…
   Что и говорить, к концу обеда Раткнор мне окончательно разонравился.
   Возвратилась к себе – и застала кранчеккайл, печально уткнувшуюся в какую-то книгу. Втайла рассеянно подняла глаза:
   – Ну как, было что-нибудь интересное?
   По-моему, ей вовсе не было интересно, было ли что-то интересное. Невеселый каламбур, да только так он и есть.
   – Новый посол приехал, – ляпнула я, не подумав.
   – Да? – оживилась гномиха. – Расскажешь?
   – Что там рассказывать… Противный, но не с виду, а изнутри как-то.
   Втайла посмотрела на меня с немым укором, будто бы хотела произнести: «Не стоит меня утешать».
   – Больно они скоренько…
   – Видно, Нельду страшно любопытно, что же случилось с Шенни. Вот он и торопит Вьорка, чтобы тот поскорее отправил те… Шенни в Ольтанию. Кстати, он попросил, чтобы Веденекоса сопровождал кто-нибудь из тех, кто может внятно рассказать, в чем там дело было.
   – Даже так? – Втайла нахмурилась. – И кого же Вьорк надумал отправить?
   – Пока решает. Нельд должен понять, что на самом-то деле Шенни никто зла не желал… И что у нас довольно спокойно.
   – Хм-м, это непросто будет. – Против моих ожиданий, Втайла не замкнулась в себе при одном только упоминании имени Веденекоса. Уже хороший признак!
   Кранчеккайл задумалась.
   – У тебя есть какие-то идеи? Давай я передам Вьорку!
   – Нет… То есть да, есть. – Втайла опустила глаза. – Я… я бы и сама поехала.
   Ничего себе! Такого я от нее не ожидала.
   – Ты хочешь сказать… А не трудно ли это для тебя?
   Я представила себя на ее месте. Сопровождать гроб с телом любимого человека… Зачем так мучить себя?
   – Думаю, нет. – Втайла улыбнулась. – Ты уверена, что я хожу в крипту грустить и вздыхать? – Она покачала головой. – Я не тоскую. Я только вспоминаю. И мне становится легче.
   Может, и легче, да только жить-то надо не в воспоминаниях, а в настоящем мире! Несколько дней рядом с телом Шенни, неотлучно. Боюсь, вместо того чтобы собраться, она, наоборот, раскиснет… Но как ей сказать об этом?
   Втайла меня опередила:
   – Сомневаешься? Боишься, снова слезы буду проливать?
   – Нет, но…
 
– Если сердце болит, если рана зажить не желает —
Позабудь про покой и про горьких настоек отвар.
Не ропщи на судьбу, даже если любовь умирает:
Память сердца – божественный дар.
 
 
И когда ты возложишь последний валун на кургане,
Где останкам любимых покоиться тысячи лет,
Подожди, когда солнце проглянет сквозь клочья тумана,
И ступай за светилом вослед.
 
 
Не забыть их улыбки, их песни, их лица,
Но своею дорогой ты должен идти.
И пока не умолкнет последняя птица,
Пой и ты о степи и о дальнем пути.
 
   – Удивительное стихотворение… Чье?
   – Жил такой поэт – из ваших. – Судя по мечтательности и печали в голосе, кранчеккайл и сама еще была под впечатлением. – Альсуранна.
   – Да, знаю… Варрахибец. Вот откуда курганы…
   – Взглянуть бы хоть разочек: степь, солнце сквозь клочья тумана… – мечтательно улыбнулась Втайла. – Понимаешь, мне всегда было интересно, каково это – целую жизнь прожить там, наверху… И еще – мне просто необходимо какое-то дело. Поручение. Может, ты сходишь к Трубе вместе со мной?
   Я даже слегка испугалась такой скоропалительности.
   – Идем? – настаивала Втайла. – Прямо сейчас!
   Немного подумав, я решительно ответила:
   – Нет, лучше тебе одной.
   Мне очень хотелось ее поддержать, но здесь был особый случай. Пусть уж Втайла сама…
   Честно говоря, я боялась, что муж начнет ее отговаривать и мне придется в этом участвовать. С одной стороны, я не была уверена, что Втайле стоит уезжать. С другой – это было ее решение, ее битва с прошлым, ее надежды на будущее. В конце концов, это было какое-то дело, которое она могла совершить. А если ты страдаешь, лучший выход – за что-то взяться.
   Нет, бесследно ничего не пройдет, конечно, и рана останется. Она его любила – да еще как! Но боль притупится: если Вьорк согласится ее отправить в Ольтанию, Втайле прежде всего понадобится думать о нас – о живых, а не о погибших.
   Вернулась кранчеккайл часа через два. Едва она вошла, я поняла: все получилось, Втайла едет. Так гордо она шла, высоко подняв голову, – не то что все последние дни…
   – Они накинулись на меня вшестером – Вьорк, Дамерт, Беххарт, Щиты… «Зачем? Куда? Тебе лучше остаться, отдохнуть…» Будто я устала или тяжело больна! – фыркнула гномиха. – А Ведающий знаешь что потом сказал?
   – Ну?
   – «Если она убедила шестерых довольно занудных гномов, значит, и людей сможет убедить. Пусть едет».
   – Здорово! – Я даже в ладоши захлопала. – И когда?
   – Дня через два.
   – Та-ак скоро? – Я опешила. Даже представить не могу, как я буду без Втайлы. Без ее трогательной, хоть иногда и слегка навязчивой заботы. Без ее поддержки. Без ее веселого смеха…
   Впрочем, в последнее время она не смеется.
   – Ну что ты, не грусти. – Гномиха опустилась на стул напротив меня. – Хочу понять, как люди живут, почему у них все не так, как у нас. Но насовсем расстаться с Хорверком я все равно не смогу. К тому же есть камера перехода: только ты позовешь – я уже здесь!
   Я не стала ей говорить, что камерой перехода далеко не каждый день можно пользоваться, да и то лишь из Альдомира и Тильяса. И о том, что буду грустить – поначалу сильно, это точно. Незачем ее расстраивать.
   И все же я рада, что она поедет. По зрелом размышлении, мне кажется, что ей так будет лучше.
 
2 кналлари
 
   Сегодня у меня были гости. В Хорверк вернулись несколько гномов, путешествовавших и живших кто где – в Ольтании, в Маркусе, а один даже до Дебокассии добрался. Очень симпатичные, и общаться с ними легко и приятно. Наверно, Хорверк покидают самые разговорчивые.
   Прослышав о «чудесном спасении» Вьорка, они явились ко мне с подарками. Больше всего меня поразил шелковый платок из Вар-Рахиба. Он широкий-широкий и длинный, как платье, но если его свернуть, становится размером с ладошку. А какие чудесные краски! Невиданные оранжевые птицы, по краю – орнамент из красно-желтых листьев. Вглядываешься – и кажется, будто идешь по осеннему парку.
   Я их угостила чаем со всякими сладостями, а тем, кто отказался, попросила принести крепкого хорверкского эля, так что все остались довольны. Один гном, Стаброд, был с женой. Они полвека прожили в Тильясе и уже несколько лет как надумали вернуться, но все дела, дела, и вот наконец… И все же они задержались еще на один день: двадцать второго адлари скончался настоятель храма Ашшарат. На другой день состоялись пышные похороны, народу – не протолкнуться. И в этот же день, говорят, треснула одна из колонн храма. Сами они не видели, но…
   Тильясцы сочли такое событие очень печальным предзнаменованием.
   А я вот думаю, что это связано с Шенни, хоть он и служил Меркар. Это же день его гибели!
 
3 кналлари
 
   С утра была у Вьорка. Ого-го, что мы придумали!
   Вьорк решил, что заговорщиков нужно опередить. А как? Да очень просто! Если они охотятся на королеву – надо ее подставить. Только, конечно, понарошку.
   В общем, кто-то должен переодеться в мое платье, а Соридель его заколдует, сделает похожим на меня.
   Хорошо еще, что Вьорк догадался меня спросить, кто это должен быть. «Мэтт, конечно», – сразу решила я.
   Кто еще настолько меня знает? Кто может почувствовать, что я отвечу, а чего ни в коем случае говорить не стану?
   Только он.
   Жаль лишь, что я сама в последнее время его не слишком-то хорошо понимаю. Он какой-то загадочный. Или просто стал холоднее? Когда-то стремился лишний раз побыть со мной, поболтать, пошутить, побалагурить. А сейчас, если не его дежурство, и носу не кажет.
   В чем причина? Неужели я его так сильно обидела?
   Из-за Мэтта я все время чуть-чуть нервничаю. Хочется обратить на себя его внимание, постоянно тереблю его и выгляжу ужасно глупо. Сама это понимаю, уверяю себя что на следующий день и не посмотрю на него, и каждое утро все начинается сначала.
   Нет, нет, нет, не буду о нем думать. Велика птица! Подумаешь, принц! У нас в Хорверке этих принцев штук двадцать, и ничем они от всех прочих гномов не отличаются.
   Ну вот, опять вру сама себе. Мэтт – особенный. Конечно, отличается. Он умнее их, он мужественней, он, в конце концов, красивее.
   Ну и что? Нельзя же напрашиваться на общение с другом, если ты стал ему неинтересен! Надо взять себя в руки и поступать так же, как он, – не замечать.
   Пролистала дневник, не вчитываясь: Мэтт, Мэтт… Ах, что он скажет да что он подумает. Хватит о нем.
   Стради, Гвальд и Мэтт отправились «на прогулку». Вообще-то я не волнуюсь – хотя бы потому, что сегодня, скорее всего, ничего не произойдет.
   Щиты слегка потешались над Мэттом – глупые! Как будто не понимают, какая на нем ответственность и как ему непросто не только влезть в мое платье, но и вести себя в точности как я!
   Ну вот, не хотела же писать об этом Мэтте, и опять…
   А Соридель!.. Как ему это удается? В первую секунду, посмотрев на заколдованного Мэтта, я решила, что передо мной зеркало.
   После того как Щиты ушли, время тянулось ужасно медленно. В кабинете негромко разговаривали Втайла, Тиро и Даларх: муж «поделился» со мой Щитом, чтобы, пока мои катаются на горке, у меня на всякий случай была охрана. Я обрадовалась, что это именно Даларх: он чем-то отдаленно напоминает мне Мэтта – не зря же они кузены. И он, по-моему, лучше ко мне относится, чем Цорр и Ланкс: те вообще поначалу меня не замечали, а Даларх всегда со мной болтал. Расспрашивал, как мы в Ольтании живем, рассказывал, как он в детстве с Мэттом играл. Объяснял, почему гномы называют грибы «даром Крондорна», а розы – «эльфийской иглой»…
   Я нервничала, не могла ни на чем сосредоточиться. Снова взялась за шитье – надо же докончить этих неправильных всадников, а заодно и себя занять. Прислушалась к разговору.
   – А ты давно была в Желтом переулке? – негромко спросил Щит Втайлу.
   Я медленно подняла голову.
   – С тех пор, как Варр исчез, – ни разу… – В этот момент кранчеккайл поймала мой взгляд.
   – Что случилось? Ты что-то вспомнила?
   – Втайла, скажи, тот самый Варр, который принес нам записку… Это ведь его дом в Желтом переулке? – Не дожидаясь ответа кранчеккайл, я пробормотала: – Ну конечно! Как я сразу не догадалась…
   – О чем? Фиона, милая, да что же…
   – Мне… мне надо поговорить с мужем, – перебила я гномиху.
   – Прямо сейчас? Ты забыла, что катаешься на горке? – рассудительно заметил Даларх. – И скажи уже толком, в чем дело!
   Я подробно описала им одно маленькое происшествие.
   На днях мы с Мэттом и Тиро отправились в Коралловый лес. Мы шагали по утреннему городу, настроение было просто отличное. И вдруг в одной из узких улочек нам встретился грустный пони с двумя небольшими седельными сумками. Когда мы подошли, он пил из низенького уличного фонтанчика. Завидев нас, пони простучал копытцами на другую сторону улицы и стал печально топтаться возле прикрытой двери.
   – Вот ведь дундуки! Животину на улицу выставили! – Тиро очень любил столь малочисленных в Хорверке домашних животных.
   – Ну чего ворчишь. Может, стойло забыли закрыть. – Мэтт остановился у входа в домик и постучал дверным молотком. – Эй, сони! Забирайте пони!
   Мэтт вдруг заговорил стихами; я не выдержала и прыснула.
   Но внутри никто не отозвался.
   Я дернула дверь стойла – она легко поддалась, внутри было темно и пусто.
   Подойдя к «животине», я погладила жесткую челку. Пони был совсем смирным. За это я их люблю, этих маленьких коняг. В Ольтании их очень мало, к тому же они какие-то нелюдимые, не то что здесь – добродушные и ласковые.
   Я потрепала его по холке.
   – Бросили тебя, да?
   Конек всхрапнул и мотнул головой, откидывая гриву. На шее было темное пятно, грива в этом месте спуталась и свалялась в мочалку.
   – Э, дружок, да где ж ты так…
   Я достала платок, намочила под фонтанчиком и оттерла кровь. Царапины не видно, да и кровь бурая, засохшая. Похоже, давно уже поранился – все зажило.
   – Чей это дом, никто не знает?
   Щиты дружно пожали плечами.
   Гвальд тихонько толкнул входную дверь:
   – Не заперто. Если б надолго ушел… а так – нечего волноваться, хозяин скоро вернется.
   – Надо сказать кому-нибудь, может, соседям…
   Мы расседлали конька и отвели его в стойло. Постучали в дверь ближайшего дома, из-за которой показался заспанный мальчуган. Он объяснил, что пони действительно соседский, а сосед куда-то к родственникам уехал дней пять назад – к Озеру, что ли… Взяв с мальчишки честное слово проследить за пони и покормить его, мы отправились дальше.
   Нельзя сказать, что тогда все это произвело на меня большое впечатление. Тем более что когда-то, с месяц назад, мы уже повстречали потерявшегося пони и без проблем вернули его хозяевам.
   – Теперь я понимаю, что кровь была… человеческая. Точнее, гномья, – завершила я рассказ.
   Такое ощущение, что даже воздух заморозился в комнате.
   – Так ты думаешь, что Варра… – ахнула Втайла.
   – Стоп! Фиона, ты почему так решила? – присоединился к расспросам Щит.
   – Просто у него не было никакой отметины на шее. Так быстро зажить не могло. Тогда я как-то сразу не сообразила…
   – Эх, надо было сразу искать Варра! – Кранчеккайл даже кулачки сжала.
   – Дундунки – это мы, – печально констатировала я. – Может, стоит послать кого-нибудь, чтобы посмотрели на эти сумки?
   – Фиона, ну все время забываешь, что ты не в Ольтании! – рассердилась Втайла. – Как можно заявиться в чужой дом и начать копаться в вещах!
   – Да, королева, перегибаешь, – неодобрительно поддержал ее Даларх.
   – О чем вы? Принято – не принято, а его, может, и в живых-то…
   – Фиона, ну что ты – сразу плохое думать, – мягко прервал меня Даларх. – Твои Щиты вернутся – пойдем к Вьорку, он что-нибудь придумает.
   На душе у меня все равно было неспокойно. Если Варра действительно убили…
   Я нервно ходила по комнате, не в силах остановить поток тяжелых мыслей.
   Гант. Шенни. Потом Варр. Смерть пробралась в Брайген, притаилась, ищет новую жертву… А мы пока не в силах ее остановить. Кто будет следующим?
   А Мэтта все нет. Страх закрался в сердце: вернется ли он? Или…
   Нет, нельзя об этом думать. Нельзя, чтобы не накликать беду.

Глава III

   Самым сложным оказалось постоянно помнить, что я – Фиона. Втащить в темный штрек худенькую девочку, не ожидающую ничего плохого, и молодого гнома, готового к любым сюрпризам, – не совсем одно и то же.
   Поддавшись незнакомцу, я и в самом деле чуть было не потерял равновесие и тихо ойкнул – по-моему, получилось очень натурально. По крайней мере, он остался доволен.
   – Когда ты сделаешь то, что обещала?! – прошипели мне прямо в ухо.
   – Кто ты? Я ничего не вижу! – Беспомощно расставив руки, я потянулся ровно в противоположном от стены направлении.
   А сам попытался незаметно разглядеть, кто попался нам на крючок. Лицо мне было не знакомо – значит, скорее всего, он не живет постоянно в Брайгене и, уж конечно, не с Востока – в своем-то клане я всех знаю наперечет. Похоже, он был немолод, чуть-чуть горбился, по росту примерно на ладонь ниже меня. Характерный горизонтальный шрам над левой бровью – знать бы еще, настоящий ли. Уж слишком в глаза бросается…