– Ты хотела поговорить?
   – Мэтти, я догадалась. Я все знаю.
   Щит сжал зубы и процедил:
   – Лимбит? Это он тебе сказал? – В глазах Мэтта застыла боль. Боль и надежда. Такого странного выражения я никогда у него не видела.
   – Нет, Терлест.
   – То есть как? При чем тут Терлест? – Мэтт напоминал ребенка, которому обещали показать тигра, а вместо этого привели к бий-но.
   – Терлест назвал всех, кроме одного. – Я коснулась руки своего самого надежного Щита. – Ты понимаешь, о ком я.
   На лице Мэтта отразилась напряженная работа мысли.
   – Когда ты выбежал вслед за ним, узнав, что я отдала ему конверт…
   Как мне показалось, Щит вздохнул с облегчением.
   – Так вот ты о чем.
   – Ничего себе! – вспыхнула я. – Я-то думала, что ты вне себя. Это же… предательство! Я знаю Гвальда всего ничего, а и то чуть с ума не сошла, когда догадалась. А ведь он твой друг… был. Я же поддержать тебя хотела. А ты, оказывается… бесчувственный. Деревянный.
   – Фиона, я уже свыкся с этой мыслью. – Мэтт, слава богам, перестал обращать внимание на мои резкие высказывания. – Точнее, я заставляю себя не думать об этом. Слишком тяжело.
   Вздохнув, он грустно улыбнулся мне:
   – И тебе советую не думать. Иначе выдашь себя. – Он погладил мою ладонь, лежащую в его руке.
   – Что же это такое? – прошептала я беспомощно. – Так мы все… разойдемся… разлучимся… Одни – с этой стороны, другие – с той.
   – Ну нет, не бывать этому. – Мэтти усмехнулся, но как-то устало и недобро. – Мы всегда будем рядом – я, Тиро, Огради… – Мне показалось, что это не Мэтт, а Вьорк говорит со мной… – А этот, – только сейчас я обратила внимание, что Мэтт избегает называть Гвальда по имени, – этот еще вспомнит… – И он замолчал, задумавшись.
   – Мэтти, а можно, ты переночуешь здесь, в спальне? – попросила я как можно жалостней.
   Он отрицательно покачал головой.
   – Ну что тебе стоит? – И почему он так реагирует на мои просьбы? Не полкоролевства же выпрашиваю. – Мэтти, пожа-алуйста… Мне не по себе как-то.
   Мне действительно было не по себе. А Мэтт – именно тот, с кем я чувствую себя в полной безопасности. И он так любил со мной поболтать на ночь глядя… Почему «нет»? Мы же друзья! Или?..
   Нет, нет, таких совпадений не бывает. Пусть он мне нравится – самую капельку – больше, чем просто друг. Но не могу ведь и я ему так же нравиться.
   И в конце концов, трудно исполнить мой маленький каприз? Будто я часто о чем-нибудь прошу!
   – Лучше пусть Тиро!
   – Что ты вредничаешь? Чем это он лучше? – перешла я на яростный шепот.
   – Потому что…
   Пока Мэтти выдумывал причину, нас внезапно прервали: раздался негромкий писк, и почти к самой кровати подбежала Берья.
   – Лашши! – в один голос воскликнули мы.
   – Тс-с! – Она приложила лапку к губам таким трогательно-театральным и в то же время человеческим жестом, что мы смутились – не разбудили ли кого.
   – А меня ты не боишься? – с удивлением спросил Щит.
   – А, – лашши изящно взмахнула лапкой, будто отметая несущественное, – она же тебе доверяет больше, чем себе. Чего мне бояться?
   Настал мой черед удивляться.
   – А почему ты так думаешь? Может, и доверяю, но…
   – Мы такие вещи чувствуем.
   Я мельком, незаметно глянула на Мэтта. Он пожал плечами: мол, мало ли что эти лашши напридумывают. С другой стороны, было видно: ему очень приятно.
   – Так меня будете слушать или в гляделки играть? – Берья уселась на пол на задние лапки и сразу стала похожа на тушканчика. – У меня к вам важное известие. Мой друг, который живет у Крадира, говорит, что его хозяин – вовсе не хозяин. А где сам Крадир – неясно.
   – Как это так?
   – Вот уж не знаю. Я вас предупредила, а что там на самом деле – сами разбирайтесь.
   Мы снова переглянулись.
   – Надо бы его найти… – начал Мэтт.
   – Но не сейчас же… – неуверенно ответила я.
   – Главное – застать его не одного. – Щит откинул волосы с плеча. – И если получится, неплохо бы было прибегнуть к помощи Сиэнре.
   – Ну все, пора мне, – деловито заявила лашши, направляясь к лазу.
   – Погоди, – попросила я. – Может, задержишься ненадолго?
   Честно говоря, я поняла, что нехорошо было просить Мэтта остаться у меня в спальне. Нет, не просить – настаивать.
   Почему нехорошо – не знаю. Он же не чужой?
   Или нехорошо потому, что он и сам этого хотел? Но никогда и никому не признался бы?
   Берья с важностью покивала усатой мордочкой.
   – Ах, я бы с удовольствием, ведь тебе так хочется со мной поболтать, – снисходительно заметила она. – Но прости, остаться не могу: важное дело. Эльф, который за двумя коридорами живет, как раз собирается на вечернюю прогулку. А у него в корзине – две чудесные тесемочки и новенький пакет из эльфийской бумаги, только сегодня прислали. Очень подходит для гнезда… Надо торопиться, пока он не вернулся и меня не застал… У тебя же нет эльфийской бумаги? – на всякий случай уточнила лашши.
   – Нет, – с сожалением ответила я ей.
   Эльфийская бумага? Новенький пакет?
   Не нравится мне это. Я вспомнила Сиварда: «Я обязан читать любую почту».
   Никогда не читала чужих писем…
   Но Сивард читал, и, несмотря на это, он человек чести, каких мало.
   Я решилась:
   – Берья, милая, а ты не могла бы мне помочь?
   «Конечно, к кому ж еще тебе обращаться за помощью. Безусловно, я тебе помогу, так уж и быть», – было написано на мордочке лашши. Но мы удержались от смеха.
   – Мне очень нужно знать, что было в пакете.
   – Письмо какое-то, – фыркнула Берья.
   – Я должна его прочесть…
   Лашши на минутку задумалась.
   – Я могу тебе принести письмо – оно на столе так и лежит. Но буквально на минутку. И, – с искренней грустью в голосе поведала она, – тогда я точно не успею перетащить бумагу в гнездо… Хотя знаешь как? Давай завтра с утра, перед первым колоколом. Письмо никуда не денется, по ночам эльф спит крепко… А корзину с бумагой скоро вынесут, и прощай тогда новая подстилка!
   – Берья, погоди!..
   Но лашши уже скрылась за шкафом.
   – Представляешь, Мэтти? Наверняка там что-нибудь… какое-нибудь доказательство! Понятно же, что Эрлинг… – Я готова была от радости вскочить с кровати.
   – Завтра будем думать. Сейчас меня больше беспокоит Крадир. – Мэтт задумался и, как обычно, принялся мерить шагами комнату. – Знаешь, пойду-ка я к нему. Наплевать, что время позднее.
   Я прислушалась к своим ощущениям. Не знаю, не знаю… Никаких предчувствий…
   – Только осторожно, ладно? Ой!
   – Что случилось?
   – Вспомнила кое-что. Отвернись.
   Щит повернулся спиной, а я завернулась в огромный халат.
   – Все. Идем в кабинет.
   Свет в кабинете уже потушили: Тиро был в другой комнате. Охрана, приставленная Лимбитом, убралась восвояси.
   Мэтт затеплил свечу.
   – Так что ты хотела? – напряженно спросил он.
   Я молча подошла к столу, на котором еще оставались неразобранные украшения. Мэтти укрепил свечу в подсвечнике, а я принялась искать подаренный Крадиром перстень.
   – Что случилось? Что ты там рассматриваешь? О чем, наконец, ты…
   – Мэтти, – перебила я. – Мэтти, посмотри…
   Пошатнувшись, я схватилась за его плечо. Щит нежно поддержал меня.
   Собравшись с силами, я еле слышно шепнула:
   – Помнишь? Это подарок Крадира…
   Дракончик ослеп: его глаз не светился, будто подернувшись пеленой.
   – Мэтти, – взмолилась я, – пожалуйста, убедись сам, что с Крадиром все в порядке…
   – Я туда и иду… – чуть растеряннее, чем хотелось бы, произнес Мэтт.
   И вот я сижу и рассматриваю перстенек. «Драконов кому попало не дарят»…
   Ну почему, почему Крадир? Кому он мешал? Он ведь даже не наследник престола.
   «Еще вчера ты бы подумала: лучше бы Терлест!» – произнес внутри меня вредный, отвратительный голосок.
   Нет, неправда. Я не желаю зла… даже врагам. Даже Гвальду, Гвальду-предателю.
   Я лишь не хочу, чтобы уходили друзья.
   В эту минуту я даже сочинила такую коротенькую молитву: «Всеблагая Ашшарат! Пусть те, кого я люблю, больше не уходят. Пусть солнце, что светит над ними, светит и надо мной, дождь, что плачет над ними, плачет и надо мной, земля, по которой они ходят, простирается и подо мной. Да разделю я с ними их горести и печали, да возрадуюсь вместе с ними их радостям и удачам». Получилось немного высокопарно, ну да Ашшарат меня поймет. Если услышит…
   Мэтт все не шел. Неужели он решил, что я спокойно усну, не зная, что с Крадиром? Впрочем, не стоит себя обманывать: Крадира нет в живых.
   Пусть те, кого я люблю, больше не уходят…
   Как больно оттого, что я не успела попрощаться с ним. Всегда не успеваешь сказать самого главного – как дорожишь дружбой, как тебе будет ее не хватать… И Шенни тоже не услышал этого от меня…
   Нельзя стесняться. Нельзя скрывать свои чувства. Я и не скрывала, но…
   Вот Мэтт, например, до сих пор не знает, как я к нему отношусь. А ближе него у меня никого нет.
   Я совершенно спокойно произнесла это про себя: да, я люблю его. Люблю. И он мне дороже даже чем Вьорк.
   Это ничего не значит, это ничего не меняет. Я – королева, у меня есть муж-король. А он – всего лишь Щит. Принц…
   Нельзя молчать. Я должна сама пойти к нему.
   Я войду и скажу: «Мэтти, это я. Мы не в силах ничего изменить, но знай: лучше тебя нет никого в целом свете. И это я тоже не в силах изменить».
   Мэтти, я иду к тебе.

Глава XI

   События последних дней чем-то напомнили мне падение в шахту. Сначала кажется, что протяни руку – и сможешь ухватиться за край, удержаться, не сорваться, а потом все быстрее и быстрее, и хочется только закрыть глаза, чтобы не видеть приближающегося дна и заткнуть уши, чтобы не слышать собственного крика.
   Заговор постепенно обретал контуры. Мы еще не знали, кто стоит во главе, но уже не были настолько доверчивы, чтобы хвататься за каждую ниточку, не проверив сперва, кто нам ее подбросил. Чем шире становился круг тех, кому мы могли доверять, тем проще нам было, а врагам короля то и дело приходилось убирать своих же. И Варр, и Моих наверняка были среди их сторонников, и то, что ими пожертвовали, лучше многого другого показывало, что мы постепенно загоняем противника в угол. Оставалось лишь помнить, что зверь, которому не оставили пути для бегства, способен стать куда более опасным, чем тот, что может улизнуть, поджав хвост.
   И все же они чувствовали, что мы уже наступаем им на пятки. Это увеличивало их шансы совершить ошибку, но одновременно заставляло нас опасаться, что удар будет нанесен раньше, чем мы окажемся готовы его отразить.
   Идея с обыском у Фионы, конечно же, принадлежала Лимбиту и показалась бы мне весьма остроумной, если бы до того он и в самом деле не обыскал – и весьма тщательно – ее покои. Все же королева не преступница, чтобы рыться в ее вещах! Мы так и не узнали, зачем они спрятали яд в шкатулке с платком из Вар-Рахиба; скорее всего, если бы Лимбит его не обнаружил, нам бы так или иначе намекнули, где следует искать. Или кто-нибудь «случайно» на него наткнулся бы – тот же Гвальд, например. Или… Но что толку гадать: находка Лимбита сделала бессмысленным мое возмущение его подозрительностью и позволила нам приблизиться к развязке еще на несколько шагов.
   Гномы, преподнесшие королеве этот подарочек, и в самом деле не так давно вернулись в Хорверк. В Брайгене их едва знали, но Тиро запомнил, что один из этих неутомимых путешественников – почтенный кузнец, приехавший вместе с женой из Тильяса, – представился как Стаброд и долго беседовал с королевой о каких-то странных предзнаменованиях. Найти его не составило труда. Стаброд поведал (и у нас не было оснований ему не доверять), что шкатулку Фионе передали его попутчики, с которыми он познакомился на постоялом дворе уже по эту сторону Врат. «Один все про маркусские базары болтал, другой – про то, как с дебокасскими пиратами, в море ходил, – ухмыльнулся Стаброд, – но только вы уж старику поверьте, дальше Катэны ни один из них не бывал. Да мне-то что, приврать – не украсть, у тебя прибавится, у других не убудет». Особой симпатии к попутчикам он не испытывал, но ничего в их поведении его не насторожило. Любопытно, кстати, что на том самом постоялом дворе он видел и гнома со шрамом, но мельком и издалека.
   Как бы то ни было, подброшенным королеве ядом заговорщики только развязали нам руки: из любимой жены Вьорка Фиона превращалась в преступницу, которую бессмысленно похищать или убивать.
   Однако настоящей находкой для нас стал совершенно неоправданный, как мне поначалу казалось, интерес Фионы к дому Твана. Колдовство Сиэнре и неожиданная встреча с лордом Эрлингом позволили нам посмотреть на план заговорщиков под совершенно иным углом. Похищение Фионы и покушение на Вьорка переставали быть загадкой и становились двумя частями единого замысла, должного вызвать в Хорверке хаос и позволить взойти на трон… Кому? Вот во что упирались все наши мысли! В том, что за спиной заговорщиков стоял кто-то из глав кланов, мы не сомневались – только у потомка Роракса были хотя бы призрачные шансы, что народ Хорверка последует за ним.
   Но кто бы это мог быть? И что он посулил раздвоенным? Возвращение в Хорверк? Признание их притязаний?
   По-другому виделся теперь и наш с Харртом поход. Конечно же, раздвоенные знали об этой экспедиции, и все попытки начать с ними переговоры были бессмысленны изначально – им и без того уже пообещали все, что могли пообещать. А союзниками они могли стать весьма и весьма ценными – магия, давно забытые нами умения, воины, наконец: кто бы ни возглавлял заговор, его клан никогда не поднял бы руку ни на Вьорка, ни на его сыновей. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.
   На следующий день после «обыска» у королевы у меня состоялся непростой разговор с Лимбитом. Я никак не мог взять в толк, почему это надо было делать так нарочито грубо, не предупредив Фиону, не сказав ни слова мне. Лимбит клялся, что Вьорк должен был отправить жене письмо, но я-то видел, что для нее это вторжение было таким же сюрпризом, как и для меня! И вообще, с чего вдруг Лимбит внезапно решил выйти из тени?!
   – Ты помнишь, – вдруг спросил он, – как в первый раз оказался в бою?
   – Это-то тут при чем? – удивился я. Странно, действительно ведь только недавно об этом вспоминал.
   – Если помнишь, ты меня поймешь. Тебя ведь наверняка воспитывали как настоящего воина. И все казалось таким ясным: стоишь в первом ряду, справа и слева друзья, перед тобой враг, в одной руке щит, в другой – меч. Рядом командир, который всегда знает, что надо делать. Не трусь, не покидай строй, бей, как тебя учили, – вот и вся премудрость. Так?
   – Ну… примерно. – Я все еще не понимал, куда он клонит.
   – А потом первый бой. И вдруг выясняется, что погибнуть – до смешного просто, а выжить – это уж как повезет. Вот и я как тот мечник, которого долгие годы учили воевать, а в настоящей переделке так побывать и не довелось. – Он рассеянно посмотрел на дверь, точно мечтая, чтобы прямо сейчас кто-нибудь заявился ко мне в гости и избавил его от необходимости заканчивать свою мысль. – Да мне и не верилось, честно сказать, что когда-нибудь доведется. А опыт, вот ведь какая штука, в первом бою только начинаешь приобретать.
   – То есть ты сам не ведаешь, что творишь? – все еще слишком зло подытожил я.
   – Понимаешь… Так уж повелось, что короля не учат бороться с заговорами. За ним остается последнее слово и на поле брани, и в Ночи Роракса, но в таких случаях, как наш, между врагами и короной встает Толкователь. И он имеет право добиваться победы любой ценой. Ты только вдумайся в эти слова: «Любой ценой!». – Он помолчал. – А знаешь почему? Потому что никто, скажем, не станет нас завоевывать – сам подумай, кто мечтал бы здесь жить? Проиграть войну радости мало, нам это грозит потерей денег, престижа, невыгодной торговлей, но все это временно, в любой момент может перемениться. Или, если король бездарно правит, его, ни слова не говоря, «подправляют» главы кланов. А вот переворот – это уже угроза самой основе существования Хорверка.
   – Хочешь сказать, что, если у Вьорка отберут трон, он уже никогда его не вернет? – насупился я.
   – Не в том дело, – поморщился Лимбит. – Может, и вернет. Но гномы начнут убивать гномов.
   – Так и сейчас убивают. Варр, Моих…
   – Убивают. Но не воюют друг с другом. Да, согласен, у нас никогда не было, как у людей, убийств, разбоев, грабежей… Но и в Хорверке случается, что сходят с ума, – вспомни Драга Шило.
   Я вздрогнул: может быть, он читает мои мысли?
   – Считай, что это такие же сумасшедшие, – ничего не заметив, продолжил Лимбит. – А про твой вопрос… Никто не знает, как правильно, как будет лучше. И я тоже. Вот ты мог бы поклясться, что ничем бы себя не выдал, если бы знал, что обыск – спектакль, который мы сыграли исключительно для Гвальда? Мог бы так же раздуваться от ярости, утешать Фиону?
   Я покраснел. Не знаю. Наверно, смог бы. Или нет?
   – Вот то-то и оно, – подытожил Лимбит. – И хватит об этом. А теперь нам пора к Вьорку. Если мы не воспользуемся тем, что вы узнали в доме Твана, будем последними идиотами.
   У короля нас уже ждали Терлест, Крадир и Сиэнре. Дед тоже был там, и это меня порадовало. Айрант и Цорр остались за дверью, и я мимоходом подумал, случайность ли, что Ланкс не стоит сегодня на страже.
   Эльфийка показалась мне неожиданно сумрачной и сосредоточенной – вот так, наверно, и кончается детство. Она бодрилась, храбрилась, но все же отец, пусть и не по своей воле, взвалил на нее больше, чем она могла выдержать. После исчезновения Биримбы и отъезда Сориделя она фактически осталась за придворного мага, а это не та должность, которой в такие времена можно позавидовать. В другие, впрочем, тоже.
   Вьорк сидел у камина, закутав ноги в плед; казалось, что он дремлет. Крадир же, напротив, мерил шагами кабинет все то время, пока я рассказывал о походе в дом Твана, и то и дело перебивал меня совершенно не относящимися к делу вопросами. Терлест незаметно, как ему казалось, наблюдал за Лимбитом, словно пытаясь для себя решить, можно ли ему доверять, а Сиэнре откровенно разглядывала Толкователя Снов с немым восхищением во взгляде. Словом, было ощущение, что никто, кроме деда, толком меня не слушает.
   Вежливо, но довольно безучастно поблагодарив меня, Труба поинтересовался, что мы по этому поводу думаем. Я был несколько обескуражен и собирался было без обиняков заявить, что мы ждем его распоряжений, но вспомнил слова Лимбита и вовремя прикусил язык.
   – Что могут эльфы хотеть от раздвоенных? – Крадир перестал наконец бегать, как ослик вокруг колодца, но взамен обвиняюще уставился на меня, словно это я, а не Эрлинг, демонстрировал чудеса ловкости в доме Твана. – И имеет ли это хоть какое-то отношение к заговору? Отец, – он перевел взгляд на Вьорка, – тебе не кажется, что мы все валим в одну кучу?
   Но вместо Трубы ответил Лимбит:
   – Не кажется. Сиэнре ясно видела, что раздвоенные пытались проникнуть в Брайген, и эльфы здесь могут быть в лучшем случае посредниками. А в худшем…
   – Знать не знал, что это ты – мой отец, – презрительно фыркнул Крадир.
   Я посмотрел на него не без удивления. После поездки в клан Алтаря он был сам не свой: набросился на Вьорка, теперь вот на Лимбита. Вот уж не думал, что опасность заставит его так потерять голову. Он вел себя не как потомок Роракса, а как избалованный наследный принц какого-нибудь человечьего королевства.
   – Не выспался? – с металлом в голосе осадил его Труба. – Или забыл, на что имеет право Толкователь Снов? Да он бы мог и вовсе с нами не советоваться!
   Дед одобрительно ухмыльнулся и незаметно мне подмигнул: смотри, дескать, не такие уж мы и старики.
   – Прости. – Пряча глаза, Крадир уселся рядом с Сиэнре. – Я и впрямь не выспался.
   Едва ли кто-то поверил его словам, но у нас не было времени вникать в причины плохого настроения младшего сына короля.
   – А в худшем случае, – закончил Лимбит так, словно его никто не перебивал, – они все и организовали. Но это уже фантазии. Я предлагаю подумать о другом: если раздвоенные в деле, им наверняка что-то пообещали. И кому, как не вам, знать, что в силах посулить раздвоенным король Хорверка.
   – Не многое, – усмехнулся дед, – если не хочет увидеть на своем месте кого-нибудь другого. Кстати, послы из Керталя уже прибыли?
   – При чем здесь послы из Керталя? – не понял Вьорк. – Нет еще, и слава Крондорну: только их здесь и не хватало.
   Значит, Лимбит так и не рассказал ему про клатти. Но ведь и я не рассказал.
   – Тогда и не будем пока про них, – поторопил короля Лимбит. – Представь себе, что союз с раздвоенными совершенно нам необходим. Ты можешь признать их хорверкским кланом?
   – Едва ли. – Труба в задумчивости погладил бороду. – Любой ребенок знает, что Хорверк основали четыре сына Роракса, а это значит, что либо один из наших глав кланов – самозванец, либо раздвоенные – не потерянный клан Хорверка, а нечто совершенно иное.
   – Либо какой-то клан раскололся, отец, – тихо поправил его Терлест, и я впервые подумал, что он будет достойным королем. Фиона считала его занудой, да и мне куда ближе Крадир, но все же рассудительность и спокойствие Терлеста тоже имеют свои плюсы. А с Фионой он, как мне кажется, нарочно всегда был особенно сух.
   – Да, но можем ли мы это выяснить? – засомневался Вьорк. – Послать за Дамертом?
   – Если бы Ведающий Минувшее что-то об этом знал, едва ли он не сказал бы тебе ни слова, – логично заметил Терлест. – А что если не проводить никакого расследования? По крайней мере сейчас. Разве ты не мог бы пообещать раздвоенным признание их в качестве пятого клана, с тем чтобы потом спокойно разобраться, как там оно было. И не забывай, что есть еще и Беххарт, а если Крондорн захочет ему ответить…
   – К тому же мы притащили из заброшенного города только часть бумаг, – добавил я. – Да и те вроде как толком еще не разобраны.
   – Согласен, – кивнул Труба. – Но все это не более чем пустые разговоры! Или я чего-то не понимаю?
   – Я бы на твоем месте приказал связаться с Юнти, – спокойно предложил Лимбит, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном, – и перекупить раздвоенных на свою сторону.
   Крадир аж подпрыгнул:
   – Впустить в Хорверк этих… этих… – В ярости, он никак не мог подобрать нужного слова.
   – Помолчи, – излишне, на мой взгляд, грубо оборвал его Терлест. – Отец, я считаю, что через посла такие переговоры не ведутся. Раздвоенные не поверят никому, кроме самого короля или его наследника.
   – Так ты что же?!. – угрожающе надвинулся было на брата Крадир, но Терлест одним движением руки заставил его остановиться.
   – Толкователь Снов думает о безопасности короны – так и должно быть. Он предлагает раздвоенных «перекупить», но короли Хорверка не торговцы…
   – Ты пока еще не король, сын. – Труба с гордостью посмотрел на своего первенца. – Но непременно будешь им, и ты прав. Если раздвоенные – наши соотечественники, по отношению к которым была совершена несправедливость, мы должны ее исправить.
   Дед с Сиэнре с любопытством наблюдали за спором – похоже, для обоих он был неожиданностью. Я бы тоже с удовольствием остался и узнал, чем дело кончится, но прогудевший колокол напомнил, что совсем скоро мне заступать на дежурство в покоях королевы. Времени оставалось лишь забежать домой и привести себя в порядок.
   Стоило мне добраться до Фионы, как выяснилось, что только что она отправила Гвальда к Трубе с каким-то невероятно важным письмом. Эх, если бы женщины умели говорить коротко и ясно, но я, видно, слишком многого прошу у Крондорна. Или у Меркар – теперь уж и не знаю, кто из них послал на наши головы эту «дочь Ольтании», без которой теперь Хорверк и представить себе нельзя. В ответ на мой возмущенный рев Фиона пробормотала что-то невнятное про «конвертик» и Раткнора. Надо же, а я-то думал, что он еще не вернулся из Альдомира!
   Пришлось бежать за Гвальдом, и вовремя. Когда я догнал его, Гвальд торопливо сунул письмо в карман – в надежде, что я не заметил, как он пытался его развернуть. Позорище какое – Щит королевы! Это вороватое и суетливое движение поразило меня едва ли не больше, чем слова Лимбита о том, что Гвальд – предатель. Актеры мы оба были неважнецкие: Гвальд старательно делал вид, что рад моему обществу, я, всячески избегая наводящих вопросов, туманно намекал, что совершенно забыл поговорить с королем об одной своей идее. Насторожившись, Гвальд перевел разговор на Лимбита, и тут уж мне пришлось постараться, расписывая в красках, как Толкователь Снов видит сквозь стены, читает мысли за сотни саргов и только что не летает по ночам на Аспари. Уж и не знаю, поверил ли Гвальд мне, но раз Лимбит так мечтал смутить заговорщиков одним только своим появлением, пусть сам потом и расхлебывает.
   Однако ни Лимбита, ни Терлеста в кабинете короля уже не было, Крадир показался мне по сравнению с сегодняшним утром необычно тихим, а Сиэнре, забравшись с ногами на кресло, сосредоточенно шевелила губами и время от времени поводила рукой в воздухе – точно кашу размешивала. Сказать кому полсотни лет назад, что кто-то будет колдовать прямо в королевских покоях, не поверили бы. Да я бы и сам не поверил…
   Пока дед обнимал Гвальда и расспрашивал его об отце, я пошептался с Вьорком, проследил, чтобы Гвальд отдал ему Фионино письмо, и мы отправились обратно. По пути он пытался осторожненько выпытать у меня последние новости, а я то и дело переводил разговор на здоровье бабушки Хрунды. По-моему, он решил, что у меня размягчение мозгов, но уж чего не умею, так это хитрить и увиливать.