Никто из членов ватаги заметно не пострадал, лишь у Цыпфа наливалась на лбу фиолетовая шишка, заработанная еще в схватке с дозором аггелов, да прихрамывал Зяблик, сбивший чересчур тесными башмаками свои многострадальные ноги. Даже их кожа вновь приобрела свой первоначальный цвет, о чем очень сожалела Верка, мечтавшая заделаться мулаткой.
   Нагромождение высотных зданий осталось где-то в стороне, а они оказались на ровной, одетой в бетон площадке, похожей на аэродром.
   Близнецы куда-то пропали, и никто не мог припомнить, где и когда это случилось. Предположение, что они тоже могли быть призраками, сразу отпало – те, кому довелось заглянуть в глаза детей, поверить в такое не хотели.
   Глубокие трещины, пересекавшие площадку во всех направлениях, позволяли убедиться, что под бетонным панцирем скрывается еще один город со своими площадями, улицами, магазинами, ресторанами и танцевальными залами.
   Выбравшись на открытое место, соответствовавшее, видимо, его представлениям о безопасности, Эрикс сразу прилег прямо на голый бетон. Дышал нефилим тяжело, со свистом. Верка дотронулась рукой до его лба и участливо спросила:
   – Что с тобой, миленький? Захворал?
   – Бдолаха бы ему дать, – вздохнул Зяблик. – Да где его тут отыщешь…
   – Вряд ли существует лекарство, способное помочь мне, – слабо улыбнулся Эрикс. – Разве рыбке, выброшенной на берег, поможет лекарство? Такие, как я, могут существовать только в Эдеме.
   – Так, может, вам туда вернуться? – не очень уверенно предложил Цыпф.
   – Поздно. – Эрикс покачал головой. – Но именно этого я и хотел в глубине души… Увидеть родину и умереть… Так спокойно, как сейчас, мне давно не было…
   – Ага, – буркнул Зяблик. – Родная деревенька, говорят, краше Москвы… Шеф, вопрос задать можно?
   – Пожалуйста.
   – Про то, что в подземелье случилось, даже вспоминать не хочется. Кошмар – он и есть кошмар. Плюнуть и забыть, если получится… Но ты мне объясни, откуда там эти пацанята взялись. Если бы не они, нам бы сейчас тут не сидеть.
   – Это новое поколение… Наши наследники… Они родились здесь…
   Теперь пришла очередь удивляться Верке.
   – Как же они могли здесь родиться? Сам же говорил, что ваши женщины способны зачать только искусственным путем.
   – Мы с вами постоянно путаем термины… Ни одна женщина по своей воле никогда бы не решилась зачать другим путем, кроме искусственного… Но ведь варвары, захватившие нашу страну, их мнением не интересовались. Еще хорошо, если насилие не сопровождалось вспарыванием животов и отрезанием грудей… Дети, родившиеся после катастрофы, были зачаты не в любви, а в бесчестье. Своих матерей они потеряли в раннем детстве, а отцов никогда не знали.
   – Но в общем-то эти детки не похожи на беззащитных сироток, – заметила Лилечка.
   – Они полукровки с совершенно непредсказуемой наследственностью. Влияние сил Кирквуда они ощутили еще в чреве матери. Детство их прошло в подземельях, которые вы имели счастье совсем недавно посетить. Ни один человек на свете не решился бы притронуться к тому, что заменяло этим детям игрушки. Уже один тот факт, что они сумели выжить здесь, говорит о многом… Несомненно, они что-то утратили, но приобрели гораздо больше. Кроме того, обратите внимание на их внешний облик. По виду это сущие дети, хотя им давно пора вступить в пору возмужания. Чем выше уровень развития живых существ, тем дольше длится у них детский возраст.
   – Аггелы им по крайней мере не страшны? – уточнил Цыпф.
   – Пока их пути практически не пересекались… А что будет потом, покажет время. Захотят ли они стать хозяевами того, что осталось? Или создадут свою собственную цивилизацию? Трудно сказать… Но эта страна еще испытает не одно потрясение.
   – Дай Бог, чтобы эти потрясения не коснулись других стран, – вздохнул Цыпф.
   – А теперь поговорим о вещах, непосредственно касающихся нас, – после краткого молчания продолжил Эрикс. – Хочу сразу предупредить, что разговор будет серьезный. А поскольку у меня нет ни сил, ни желания спорить со всеми вами сразу, попрошу выбрать одного-единственного представителя, способного выражать общее мнение.
   – Думаешь, это так просто, миленький? – Верка на правах платонической подруги не стеснялась постоянно перечить ему. – У одного кругозор узкий, у другого чересчур широкий. Третий молчун. Четвертый болтун… Вот и получается, что все мы друг друга дополняем.
   – Нет ничего плохого в том, что все вы составляете как бы коллективный разум. Но лучше, если у него будет только один язык. А как будет формироваться высказываемое им мнение, меня не волнует.
   – Верка, попробуй сама… – предложил Зяблик. – Только не зарывайся. А если что, мы тебя поправим…
   – Ладно, – сразу согласилась Верка. – Поправлять вы меня поправляйте, но только, чур, не языком, а мимикой… Подмигивайте, головой кивайте… Ну и так далее… Говори, миленький, что ты хотел…
   – Было бы ошибкой полагать, что аггелы оставили нас в покое, – медленно заговорил Эрикс. – Охота будет продолжаться, и боюсь, что рано или поздно нам грозит новое столкновение с ними…
   – Может, ты и прав, – кивнула Верка.
   – Пробираться к границе подземельями вы вряд ли согласитесь…
   – Боже упаси!
   – С другой стороны, было бы весьма неплохо, если бы вы нанесли аггелам серьезное поражение.
   – Оно-то, конечно, неплохо, но силенок у нас маловато, сам знаешь.
   – Не забывайте и про то, что вы хотели запастись здесь бдолахом. А его без боя не возьмешь.
   – Миленький, ты прямо скажи, куда клонишь. Хочешь, чтобы мы напали на аггелов?
   – Да… Даже если вы не сможете очистить от них мою родину, то хорошенько припугнете… Не хочу, чтобы они оскверняли этот мир… Конечно, я понимаю, что исходя из ваших нынешних возможностей эта акция выглядит самоубийственной. Но расстановка сил сразу изменится, если вы будете располагать оружием, по мощи превосходящим все то, что имели люди в ваше время.
   Зяблик едва не ляпнул что-то, но Верка вовремя показала ему кулак.
   – Миленький, ты про оружие подробнее расскажи, – попросила она.
   – Оно проецирует на цель кирквудовское пространство, в котором, как вам это уже известно, нарушен принцип причинности.
   – И обыкновенный аггел превратится в Змея Горыныча?
   – Маловероятно… В девяноста девяти случаях из ста действие будет иметь негативный характер.
   Зяблик скорчил жуткую рожу и широко раскинул руки, словно пытаясь обнять что-то необъятное. Покосившись на него, Верка спросила:
   – А как насчет мощности?
   – Это будет зависеть исключительно от вашей воли. При желании, например, вы смогли бы разрушить вон те кварталы одним выстрелом, – он указал в сторону нагромождения высотных зданий.
   – Что же вы таким замечательным оружием от дикарей не отбились?
   – Я ведь уже много раз говорил, что сами мы не в состоянии убивать. Нас должны были защищать специальные боевые машины, но все они вышли из строя уже в первые часы после катастрофы.
   – Не повезло вам, бедолагам… – Верка снова покосилась на Зяблика, изображавшего, как он с натугой толкает что-то перед собой. – Размер-то у этой штуки какой? Тяжелая она?
   – Один человек вполне управится.
   – Понятно… – Верка обвела своих спутников вопросительным взглядом.
   Зяблик показал ей большой палец. Смыков и Цыпф кивнули. Толгай, почти ничего не понявший, последовал примеру Зяблика. Лилечка пожала плечами, давая понять, что о таких вещах она судить не может.
   – Разрешите мне выразить общее мнение присутствующих, – торжественно заявила Верка. – Давай нам эту убойную штуковину, не знаю, как она там у вас называется, а уж мы постараемся натянуть аггелам глаз на задницу.
 
***
 
   При всем желании Эрикс вряд ли смог бы удовлетворить любопытство своих спутников по части того, что касалось исторического промежутка, разделявшего их эпохи. Конечно, в общих чертах он был осведомлен об основных событиях последних веков, но в детали не вдавался. Вторая мировая война, к примеру, была для него такой же архаикой, как крестовые походы или гибель Римской империи. Учили его долго и интенсивно, но не каким-либо конкретным наукам (слишком много их развелось и слишком сложны они стали), а умению при помощи всепланетной информационной сети добывать нужные для себя сведения.
   Пожелай вдруг Эрикс узнать что-либо о все той же Второй мировой войне, он просто вызвал бы на любой из своих мониторов пакет информации, в краткой и доступной форме рассказывающей о ее причинах, ходе и последствиях. Если бы какой-то батальный эпизод заинтересовал его больше других, не составило бы никакого труда почти мгновенно получить все сведения о нем, изложенные в подлинных документах противоборствующих сторон, трудах историков, военных мемуарах, художественных произведениях, анекдотах и так далее.
   Ясно, что при такой постановке дела необходимость зубрить все подряд отпадала. Были, конечно, профессионалы (да и любители тоже), наизусть знавшие всю хронологию, но Эрикс к их числу не принадлежал. Сфера его интересов располагалась совсем в другой области. Рано выбрав специализацию, он совершенствовался главным образом в ней. Наука, которой Эрике собирался посвятить свою жизнь, называлась эгидистикой. Главная ее задача заключалась в разработке электронных систем, защищающих экономические интересы, личную безопасность, конституционные права и тайну интимной жизни граждан от поползновения государственных структур, средств массовой информации, преступников всех мастей и просто любопытствующих соседей.
   Как и все великие достижения цивилизации, глобальная компьютеризация имела и свою обратную сторону. Между человеком и обслуживающей его электроникой не могло существовать никаких тайн. Начиная с момента зачатия, вся информация о его физическом здоровье фиксировалась на специальных медицинских файлах. Немного погодя под столь же пристальный. контроль попадала и его психика. Компьютер знал о своем хозяине все: что он ел за завтраком у себя дома и что заказывал за обедом в ресторане, с какой скоростью и какими маршрутами передвигался, с кем встречался и о чем беседовал, чем интересовался и чем манкировал, сколько и на какие нужды истратил средств, нарушал ли законы, изменял ли супруге и так далее до бесконечности.
   Существовала масса суровых законов, запрещавших посторонним доступ к этим сведениям, но природа человека, за исключением нескольких искусственно привнесенных деталей, осталась прежней, миром, как и раньше, правили любовь и алчность, а потому всегда находилось немало желающих узнать, каков у вас кредит в банке, все ли в порядке со стулом, как обстоят дела на службе и сколько денежек вы выложили за час общения с очаровательной блондинкой, вашей женой вовсе не являющейся.
   Борьба щита и меча (вернее, замка и отмычки), начавшаяся еще на заре компьютерной эры, ожесточалась год от года, создав не только могучий клан преступников-хакеров, но и противостоящую им правоохранительную организацию со своей собственной научной базой и специфической индустрией. Каждый индивидуальный пользователь, которому было что скрывать от ближних и дальних, каждая самая мелкая фирма или общественная организация, не говоря уже о банках, государственных ведомствах и правительственных структурах, хотели иметь самую современную и эффективную систему защиты своих компьютерных архивов. Короче говоря, профессия Эрикса была весьма престижной и перспективной, а кроме того, он всегда мог переметнуться в стан хакеров, где на одной удачной операции сколачивались целые состояния.
   Эпоха, в которую он жил, имела еще несколько особенностей, коренным образом отличавших ее от предыдущих эпох. (Примерно так темные века отличаются от Ренессанса, а век пара – от века электричества.)
   Еще задолго до рождения Эрикса человечество получило практически бесплатный, неисчерпаемый и экологически чистый источник энергии. Установки Кирквуда повсеместно заменили атомные, тепловые и солнечные электростанции. На первых этапах они были достаточно громоздки и требовали наличия огромной периферийной структуры (того самого небесного невода, так поразившего воображение спутников Эрикса), однако впоследствии появились достаточно миниатюрные образцы, которые можно было устанавливать на крупнотоннажных судах, стратолайнерах и космических аппаратах. Избыток дешевой энергии позволял получать из океанов любое количество содержащихся в растворе химических элементов. Гидродобывающая промышленность полностью сменила горнодобывающую. Пустыни превратились в плодородные нивы. Города теперь строились даже там, где раньше жили одни пингвины.
   Существовало, впрочем, мнение, что установки Кирквуда оказывают на окружающую среду и негативное влияние. Во-первых, они отнимали у Вселенной энергию, предназначенную совсем для других целей, что могло замедлить или, наоборот, ускорить ход времени, а также отрицательно сказаться на звездной энергетике. Во-вторых, существовала теоретическая возможность, что некоторые отклонения в режиме работы установки Кирквуда способны привести к нарушению принципа причинности, являющегося, как известно, одним из краеугольных камней мироздания. И если первое предположение не оправдалось (смешно думать, что паруса отнимают энергию у ветра, мешая тем самым перемешиваться земной атмосфере), то второе вскоре получило прямое подтверждение. В истории науки этот эпизод получил название «эффекта Успенского училища».
   Небольшой, но древний город Успенск-Мишкин, расположенный где-то между Припятьским морем и Смоленским тропическим заповедником, был известен не только Успенским собором тринадцатого века и могилой татарского баскака Мишке (Мишки), сначала этот храм спалившего, а потом на его развалинах крестившегося, но и училищем, готовившим специалистов средней квалификации для обслуживания установок Кирквуда.
   Само собой, что в лабораториях и мастерских училища имелось немалое количество образчиков этой чудо-техники, начиная с монстра, занимавшего пятую часть объема учебного корпуса, и кончая карликами, чьи размеры не превышали железнодорожного вагона. Их гоняли во всех режимах, включая критические, едва ли не ежедневно разбирали и вновь собирали (при этом каждый раз какие-то детали оставались лишними, а каких-то не хватало), а также подвергали другим издевательствам, на которые во все времена были так охочи студенты. Никаких чрезвычайных мер безопасности не принималось, поскольку в те времена установки Кирквуда считались такими же безопасными, как стоящие на мертвом якоре суда.
   Жили студенты весело, любили устраивать друг другу и своим преподавателям всякие безобидные каверзы, на счет которых до поры до времени и списывались разные необъяснимые явления как в самом училище, так и в его окрестностях.
   Нередко бывало так, что опытнейшие преподаватели начисто забывали свой предмет и начинали нести всякую околесицу о секретах создания философского камня, о деферентах и эпициклах орбит, описываемых Солнцем и планетами, якобы вращающимися вокруг Земли, о количестве бесов, способных разместиться на кончике иглы, и о мичуринском учении в биологии. В свою очередь некоторых распоследних студентов, имевших до того академическую задолженность едва ли не по всем предметам, посещали вдруг блестящие идеи, смысл и значение которых было суждено оценить только потомкам.
   Лишь впоследствии, когда отрицательное влияние установок Кирквуда на принципы причинности было окончательно доказано, подобные эффекты стали называться индетерминизмом, а проще говоря – антивероятностью.
   Именно благодаря эффекту антивероятности в стенах училища случались необъяснимые исчезновения и столь же необъяснимые появления людей (но уже других), что повергало в ужас отдел кадров и местком. На гранитном фасаде внезапно возникали бронзовые мемориальные доски с датами рождения и смерти ничем себя пока не проявивших и еще вполне цветущих аспирантов. Всеобщий любимец кот Васька завтра мог превратиться в дикого и злобного манула, а послезавтра – в пугливого и хрупкого лемура.
   Эффект антивероятности настолько искажал учебный процесс, что вышестоящая инстанция издала приказ, согласно которому к каждой отрицательной оценке, выставляемой студентам Успенского училища, автоматически добавлялись два балла, а от каждой положительной отнимался один. Таким образом практически все они учились на четверки.
   Особенно не везло директору училища, человеку с немалыми заслугами, твердыми убеждениями и слегка гипертрофированным чувством собственного достоинства. Началось все с того, что, посетив однажды туалет (не по нужде телесной, а с целью выявления курящих студентов), он вместо привычных унитазов, писсуаров и умывальников обнаружил там притон в стиле Дикого Запада, которым заправляла разбитная красотка, всем видам одежды предпочитавшая корсет из китового уса и ажурные чулки с шелковыми подвязками. (Заметьте – это в мужском-то туалете!) Картина расстроила директора до такой степени, что он впервые в жизни выпил стакан какого-то отвратительного пойла, именовавшегося здесь «настоящим шотландским виски», и сыграл с красоткой в «блэк джек».
   Впрочем, последствия, вызванные эффектом антивероятности, не всегда были столь безобидны. Очередное происшествие из той же серии едва не закончилось для директора инфарктом. Находясь в президиуме одного торжественного собрания, он вместо почетных и заслуженных государственных наград вдруг обнаружил на своей груди какие-то тусклые бронзовые и серебряные бляхи. Как выяснилось впоследствии, это были: нагрудный знак «Ветеран торговли Карфагенской республики», рыцарский орден Святого Духа третьей степени и целый набор медалей, среди которых выделялись «За усмирение польского мятежа 1863-1864 гг.», «XX лет РККА», а также железный крест с дубовыми листьями. Соответствующие документы, надлежащим образом оформленные, лежали во внутреннем кармане директорского пиджака.
   В конце концов училище посетила представительная комиссия, в состав которой входили лучшие специалисты по теории и практике установок Кирквуда. После долгой и скрупулезной работы было решено, что причиной всех этих загадочных происшествий является чрезмерное рассеивание нового вида энергии, вызванное отсутствием некоторых электронных блоков, предназначенных для контроля параметров работы самой мощной установки. Вскоре была обнаружена и пропажа – блоки понадобились студентам для создания сверхмодного игрового автомата, не только владевшего всеми известными шулерскими приемами, но и способного изобретать новые.
   Лаборанта, отвечавшего за электронику (а вернее, просто имевшего неосторожность однажды за эту ответственность расписаться), примерно наказали – лишили квартальной премии, да еще перенесли отпуск с июля на декабрь, что вынудило беднягу вместо Ниццы отправиться на отдых в Кейптаун. Директору дали инвалидность, дубликаты всех пропавших наград, хорошую пенсию и отставку. Зато абсолютно все установки Кирквуда были теперь снабжены надежной системой контроля, исключающей какие-либо неприятности даже в случае прямого попадания авиационной бомбы.
   Многочисленные и въедливые испытания подтвердили, что демона антивероятности, рожденного энергией сдвига и расщепления пространственно-временных связей, можно считать укрощенным, и если он еще способен как-то проявить свой коварный нрав, то только с позволения хозяев (уже начавших с лихорадочной поспешностью конструировать оружие, принцип действия которого основывался на только что открытом.эффекте).
   Впрочем, необходимо заметить, что все виды имевшегося к тому времени вооружения были исключительно оборонительного характера. К моменту появления Эрикса на свет человечество окончательно изжило не только войны, но и локальные конфликты, хотя напряженность между отдельными государствами и этническими группами продолжала существовать. Но развязать войну в открытом, до предела компьютеризированном обществе, где каждая песчинка и каждый листок могли иметь глаза, было весьма затруднительно, да никто и не стремился к агрессии. В этом-то как раз и состояла третья особенность (после создания всепланетной информационной сети и овладения новым видом энергии), отличавшая эпоху Эрикса от эпохи развитого социализма и загнивающего капитализма, в которой довелось жить Зяблику, Смыкову и иже с ними. Короче говоря, ни сам Эрикс, ни его современники не были способны к насилию, а уж к убийству – тем более.
   До жизни такой они докатились следующим образом. Примерно за полтора века до рождения Эрикса по. всей Земле наступили времена столь мрачные, что их и сравнить было не с чем. Всемирный потоп, годы чумы, нашествия варваров, конкиста и зверства инквизиции. казались невинными шалостями в сравнении с тем, что происходило тогда.
   Казалось, приближается конец света. Противостояние сверхдержав, рухнувших одна за другой под грузом своих ошибок, своего апломба и своего гедонизма, сменилось противостоянием всех против всех.
   К тому времени атомным оружием обладали уже десятки стран, а некоторые его тактические образцы попали в руки радикальных и экстремистских организаций. Вновь полным ходом шла работа по созданию химических, бактериологических, генетических, этнических и экологических средств массового поражения. Буйным цветом расцветали национализм и сепаратизм. Число членов ООН (организации, потерявшей всякий международный авторитет, но сохранившейся как место, где главы государств могли публично поливать друг друга грязью и вести интриги в кулуарах) выросло втрое, и примерно на столько же увеличилась частота вооруженных конфликтов.
   Арабы воевали с евреями, сунниты с шиитами, католики с протестантами, белые с черными, северяне с южанами, горцы со степняками, горожане с сельскими жителями, аборигены с пришельцами, черная кость с голубой кровью, солдаты с офицерами, дети с отцами, скваттеры с домовладельцами, Техас с Калифорнией, чеченцы с казаками, абхазы с грузинами, баски с каталонцами, сикхи с индусами, хохлы с кацапами, курды со всеми, кто их окружает, шпана люберецкая со шпаной солнцевской, люди со стихией и стихия с людьми.
   Кроме того, повсеместно шла борьба за чистоту расы, за сферы влияния, за беспошлинную торговлю, за раздельное обучение, за легализацию наркотиков, за введение сухого закона, за отмену смертной казни, за права сексуальных меньшинств, за Бога истинного против бога ложного, за освобождение рабочего класса, за урожай и за реформы в правописании.
   Снайпер и подрывник входили в число самых престижных профессий. Пресса и телевидение сообщали о террористических актах только в том случае, если число жертв превышало дюжину. Взрывные устройства изготовлялись повсеместно, как прежде самогон. Границы государств уже обозначались не полосатыми столбами и контрольно-следовой полосой, а густыми минными полями (в некоторых случаях даже с использованием ядерных фугасов). Мир быстро сползал к пропасти, на дне которой могли уцелеть разве что отдельные виды насекомых, бактерии да глубоководные породы рыб.
   Казалось, что человечество утратило чувство самосохранения, но, как это бывало уже не раз, нашлось достаточное количество здравомыслящих, энергичных и влиятельных людей, создавших нечто вроде тайной международной организации спасения. Все попытки остановить кризис политическими и экономическими мерами привели к прямо противоположному результату. Трубопроводы перестали перекачивать нефть и газ. Транспортное сообщение между отдельными государствами почти полностью нарушилось. Нью-Йоркская, Антверпенская и Лондонская биржи прекратили свое существование. Арабские террористы захватили ближайшую к Парижу атомную электростанцию. Шотландские сепаратисты одержали решающую победу над английской регулярной армией. Японские националисты из организации «Ямамото» взорвали атомную бомбу в Панамском канале. В ответ «Американский легион» провел аналогичную акцию в центре Токио, что повлекло за собой разрушительное землетрясение на острове Хонсю.
   Костлявая старуха, отбросив прочь изрядно затупившийся символ своего ремесла, пересела за руль косилки, куда более мощной, чем та, что в двадцатом веке уже дважды собирала богатый урожай человеческих жизней. Единственным островком стабильности в бушующем мире оставалась только Антарктида, куда спешно эвакуировались состоятельные люди с других континентов.
   Тогда тайная организация спасения решила срочно прибегнуть к средству, столь же радикальному, сколь и опасному. Так иногда поступает врач, впрыскивая безнадежно больному чрезмерную дозу лекарства – или выздоровеет, или до срока прекратит свои муки.
   К тому времени в секретных лабораториях нескольких стран было разработано вещество, однократный прием которого вызывал у пациента резкое и устойчивое повышение агрессивности. С его помощью собирались ковать идеальных солдат, берсеркеров двадцать первого века. Как антидот, а также как средство подавления боевого духа врага было создано и другое вещество, имеющее прямо противоположные свойства. Находящийся под его воздействием человек оказывался физически неспособен к агрессии и насилию. Дело оставалось за малым: изменить структуру антидота так, чтобы он распространялся среди людей подобно эпидемии.