Страница:
— Это печально, — ответил Кэсерил. — Надеюсь, что они все же образумятся.
Посол кивнул, улыбнувшись тому, как искусно Кэсерил избегает острых углов, не выказывая предпочтения ни одной из сторон, и перевел разговор на более нейтральную тему.
Подаваемые блюда были изысканными, разнообразными и весьма сытными, и у Кэсерила вскоре начали слипаться глаза. Гости перешли в зал для танцев, где рей Орико почти сразу уснул в своем кресле, к вящей зависти Кэсерила. Придворные музыканты играли превосходно, как, впрочем, и всегда. Рейна Сара не танцевала, но выражение ее лица смягчилось, а рука отбивала такт по подлокотнику кресла — она явно получала удовольствие от музыки. Кэсерил пристроил свое отягощенное ужином тело у стены, удобно опершись спиной, и блаженно вздохнул. Он лениво смотрел, как танцуют остальные гости, более молодые или же не так объевшиеся, как он. Ни Исель, ни Бетрис, ни даже Нан ди Врит не страдали от недостатка партнеров.
Кэсерил нахмурился, заметив, что Бетрис танцует уже с третьим, нет, пятым юным лордом. Не только рейна Иста посетила его накануне отъезда из Валенды — поздним вечером к нему заглянул и сьер ди Феррей. «Присмотрите за моей Бетрис, — попросил он. — Если бы с ней была ее мать или другая леди постарше, которая могла бы научить ее правилам игры в этом жестоком мире, но увы… — ди Феррей разрывался, боясь, как бы с его единственной дочерью не случилось несчастья, и одновременно надеясь, что ей удастся устроить свою судьбу. — Помогите ей не попасться на удочку какого-нибудь проходимца, негодяя, охотника за приданым или безземельного прихлебателя. Вы знаете, что это за люди. — Вроде него самого? Кэсерил не мог не удивиться. — С другой стороны, если она встретит достойного, честного и надежного человека, я только порадуюсь ее выбору… ну, если это будет такой человек, как ваш друг марч ди Паллиар, к примеру…»
Вполне достойный пример. Интересно, Бетрис еще ни на кого не положила глаз? Может, она уже тайно вздыхает по кому-нибудь? По тому же Палли… Увы, Палли не было на вечере — он отбыл восвояси сразу после посвящения ди Джиронала в генералы священного ордена. А Кэсерилу было бы приятно увидеть хоть одно приветливое знакомое лицо среди всей этой толпы. В задумчивости он повернул голову и увидел-таки знакомое, но отнюдь не приветливое, холодно улыбавшееся лицо. Канцлер ди Джиронал отвесил ему легкий поклон. Кэсерил выпрямился, оторвав спину от стены, и почтительно поклонился в ответ. Разум его усиленно заработал, разгоняя ленивый туман — следствие съеденного и выпитого за ужином. Через мгновение Кэсерил был уже в состоянии полной боевой готовности. Ну, почти полной.
— Ди Кэсерил. Это вы. Мы думали, вас уже нет в живых.
«Бьюсь об заклад».
— Нет, милорд. Я спасся.
— Кое-кто из ваших друзей боялся, что вы дезертировали…
«Никто из моих друзей не мог бояться ничего подобного».
— Однако рокнарцы сообщили, что вы умерли.
— Наглая ложь, сэр, — Кэсерил не стал уточнять, чья именно, — они продали меня в рабство на галеры вместе с теми, за кого не заплатили выкуп.
— Какая дикость!
— Да, сэр.
— Это просто чудо, что вам удалось выжить.
— Именно так, — Кэсерил моргнул и улыбнулся. — Но вы же получили обратно деньги, отосланные за мое освобождение? Или их прикарманил какой-нибудь вор? Хотелось бы верить, что никто не смог нажиться на этом обмане.
— Я не помню. Этим занимался интендант.
— Ну что ж, это была ужасная ошибка. Хорошо, что в конце концов ее удалось исправить.
— Конечно. Я должен как-нибудь услышать рассказ о ваших приключениях.
— Когда пожелаете, милорд.
Ди Джиронал коротко кивнул, улыбнулся и, явно успокоившись, отошел.
Кэсерил послал ему ответную улыбку, радуясь своему самообладанию — если, конечно, оно не было следствием болезненного страха. Как оказалось, он мог улыбаться, улыбаться и улыбаться, вместо того чтобы вцепиться в ненавистное лживое горло — я, кажется, становлюсь настоящим придворным?
Кэсерил успокоился — самые страшные ожидания не оправдались — и, оставив попытки притворяться невидимкой, направился к леди Бетрис с целью протанцевать с ней хотя бы один тур. Он знал, что высок и неуклюж и совсем не искусен в танцах, но, по крайней мере, не пьян в стельку, в отличие от большинства присутствующих кавалеров, что само по себе давало значительное преимущество. Не говоря уже о преимуществе над Дондо ди Джироналом, который после того, как на некоторое время монополизировал Исель, вдруг удалился со своими приспешниками в поисках более низменных удовольствий или — как втайне надеялся Кэсерил — в поисках пустынного коридора, где мог бы извергнуть из недр своего желудка то, что успел погрузить туда за столом. Глаза Бетрис радостно блестели, когда они с Кэсерилом кружились в танце.
Через некоторое время Орико проснулся, музыканты же устали, и вечер подошел к концу. Кэсерил мобилизовал пажей, леди Бетрис и сьеру ди Врит помочь перенести подарки Исель в ее покои. Тейдес, не интересовавшийся танцами, вполне насладился изобилием разнообразных сладостей. Напитками он как будто тоже интересовался мало, но не исключено было, что ди Санде еще придется повозиться до рассвета со своим подопечным, ибо мальчик был все-таки пьян — не столько от вина, сколько от уделенного ему внимания.
— Лорд Дондо сказал, что кто угодно примет меня за восемнадцатилетнего! — триумфально заявил он Исель напоследок. За последнее лето он сильно вытянулся, обогнав в росте старшую сестру, что служило постоянным поводом для гордости с его стороны и насмешливого фырканья со стороны Исель. Тейдес чуть не летел к своей спальне, распираемый восторгом, едва касаясь ногами земли.
В покоях Исель, когда Кэсерил укладывал подарки в сундук, снабженный надежным замком, помогавшая ему Бетрис спросила:
— Так почему вы не пользуетесь своим первым именем, лорд Кэс? Что вам не нравится в Люпе?[1]Это же замечательное, настоящее мужское имя.
— У меня с ним связаны неприятные ассоциации, — он вздохнул и улыбнулся. — Мой старший брат со своими друзьями издевался надо мной, тявкая и подвывая, как волчонок; это доводило меня до истерики… Увы, когда я достаточно подрос, чтобы отколотить его, ему эта игра уже надоела. Жутко нечестно с его стороны.
Бетрис звонко рассмеялась.
— Тогда понятно.
Добравшись до своей спальни, Кэсерил понял, что не в состоянии выполнить данное им обещание написать подробный доклад провинкаре. Раздираемый противоречивыми стремлениями — упасть в постель или все же выполнить свой долг, — он с тяжелым вздохом достал перья и воск. И отчет его оказался куда короче запланированного увлекательного рассказа обо всем происшедшем за это время — всего несколько коротких строчек, завершавшихся словами: «В Кардегоссе все спокойно».
Он запечатал письмо, отыскал сонного пажа и приказал передать послание любому курьеру, который собирается завтра утром отбыть из Зангра. После чего Кэсерил рухнул на кровать и не пошелохнулся до утра.
Посол кивнул, улыбнувшись тому, как искусно Кэсерил избегает острых углов, не выказывая предпочтения ни одной из сторон, и перевел разговор на более нейтральную тему.
Подаваемые блюда были изысканными, разнообразными и весьма сытными, и у Кэсерила вскоре начали слипаться глаза. Гости перешли в зал для танцев, где рей Орико почти сразу уснул в своем кресле, к вящей зависти Кэсерила. Придворные музыканты играли превосходно, как, впрочем, и всегда. Рейна Сара не танцевала, но выражение ее лица смягчилось, а рука отбивала такт по подлокотнику кресла — она явно получала удовольствие от музыки. Кэсерил пристроил свое отягощенное ужином тело у стены, удобно опершись спиной, и блаженно вздохнул. Он лениво смотрел, как танцуют остальные гости, более молодые или же не так объевшиеся, как он. Ни Исель, ни Бетрис, ни даже Нан ди Врит не страдали от недостатка партнеров.
Кэсерил нахмурился, заметив, что Бетрис танцует уже с третьим, нет, пятым юным лордом. Не только рейна Иста посетила его накануне отъезда из Валенды — поздним вечером к нему заглянул и сьер ди Феррей. «Присмотрите за моей Бетрис, — попросил он. — Если бы с ней была ее мать или другая леди постарше, которая могла бы научить ее правилам игры в этом жестоком мире, но увы… — ди Феррей разрывался, боясь, как бы с его единственной дочерью не случилось несчастья, и одновременно надеясь, что ей удастся устроить свою судьбу. — Помогите ей не попасться на удочку какого-нибудь проходимца, негодяя, охотника за приданым или безземельного прихлебателя. Вы знаете, что это за люди. — Вроде него самого? Кэсерил не мог не удивиться. — С другой стороны, если она встретит достойного, честного и надежного человека, я только порадуюсь ее выбору… ну, если это будет такой человек, как ваш друг марч ди Паллиар, к примеру…»
Вполне достойный пример. Интересно, Бетрис еще ни на кого не положила глаз? Может, она уже тайно вздыхает по кому-нибудь? По тому же Палли… Увы, Палли не было на вечере — он отбыл восвояси сразу после посвящения ди Джиронала в генералы священного ордена. А Кэсерилу было бы приятно увидеть хоть одно приветливое знакомое лицо среди всей этой толпы. В задумчивости он повернул голову и увидел-таки знакомое, но отнюдь не приветливое, холодно улыбавшееся лицо. Канцлер ди Джиронал отвесил ему легкий поклон. Кэсерил выпрямился, оторвав спину от стены, и почтительно поклонился в ответ. Разум его усиленно заработал, разгоняя ленивый туман — следствие съеденного и выпитого за ужином. Через мгновение Кэсерил был уже в состоянии полной боевой готовности. Ну, почти полной.
— Ди Кэсерил. Это вы. Мы думали, вас уже нет в живых.
«Бьюсь об заклад».
— Нет, милорд. Я спасся.
— Кое-кто из ваших друзей боялся, что вы дезертировали…
«Никто из моих друзей не мог бояться ничего подобного».
— Однако рокнарцы сообщили, что вы умерли.
— Наглая ложь, сэр, — Кэсерил не стал уточнять, чья именно, — они продали меня в рабство на галеры вместе с теми, за кого не заплатили выкуп.
— Какая дикость!
— Да, сэр.
— Это просто чудо, что вам удалось выжить.
— Именно так, — Кэсерил моргнул и улыбнулся. — Но вы же получили обратно деньги, отосланные за мое освобождение? Или их прикарманил какой-нибудь вор? Хотелось бы верить, что никто не смог нажиться на этом обмане.
— Я не помню. Этим занимался интендант.
— Ну что ж, это была ужасная ошибка. Хорошо, что в конце концов ее удалось исправить.
— Конечно. Я должен как-нибудь услышать рассказ о ваших приключениях.
— Когда пожелаете, милорд.
Ди Джиронал коротко кивнул, улыбнулся и, явно успокоившись, отошел.
Кэсерил послал ему ответную улыбку, радуясь своему самообладанию — если, конечно, оно не было следствием болезненного страха. Как оказалось, он мог улыбаться, улыбаться и улыбаться, вместо того чтобы вцепиться в ненавистное лживое горло — я, кажется, становлюсь настоящим придворным?
Кэсерил успокоился — самые страшные ожидания не оправдались — и, оставив попытки притворяться невидимкой, направился к леди Бетрис с целью протанцевать с ней хотя бы один тур. Он знал, что высок и неуклюж и совсем не искусен в танцах, но, по крайней мере, не пьян в стельку, в отличие от большинства присутствующих кавалеров, что само по себе давало значительное преимущество. Не говоря уже о преимуществе над Дондо ди Джироналом, который после того, как на некоторое время монополизировал Исель, вдруг удалился со своими приспешниками в поисках более низменных удовольствий или — как втайне надеялся Кэсерил — в поисках пустынного коридора, где мог бы извергнуть из недр своего желудка то, что успел погрузить туда за столом. Глаза Бетрис радостно блестели, когда они с Кэсерилом кружились в танце.
Через некоторое время Орико проснулся, музыканты же устали, и вечер подошел к концу. Кэсерил мобилизовал пажей, леди Бетрис и сьеру ди Врит помочь перенести подарки Исель в ее покои. Тейдес, не интересовавшийся танцами, вполне насладился изобилием разнообразных сладостей. Напитками он как будто тоже интересовался мало, но не исключено было, что ди Санде еще придется повозиться до рассвета со своим подопечным, ибо мальчик был все-таки пьян — не столько от вина, сколько от уделенного ему внимания.
— Лорд Дондо сказал, что кто угодно примет меня за восемнадцатилетнего! — триумфально заявил он Исель напоследок. За последнее лето он сильно вытянулся, обогнав в росте старшую сестру, что служило постоянным поводом для гордости с его стороны и насмешливого фырканья со стороны Исель. Тейдес чуть не летел к своей спальне, распираемый восторгом, едва касаясь ногами земли.
В покоях Исель, когда Кэсерил укладывал подарки в сундук, снабженный надежным замком, помогавшая ему Бетрис спросила:
— Так почему вы не пользуетесь своим первым именем, лорд Кэс? Что вам не нравится в Люпе?[1]Это же замечательное, настоящее мужское имя.
— У меня с ним связаны неприятные ассоциации, — он вздохнул и улыбнулся. — Мой старший брат со своими друзьями издевался надо мной, тявкая и подвывая, как волчонок; это доводило меня до истерики… Увы, когда я достаточно подрос, чтобы отколотить его, ему эта игра уже надоела. Жутко нечестно с его стороны.
Бетрис звонко рассмеялась.
— Тогда понятно.
Добравшись до своей спальни, Кэсерил понял, что не в состоянии выполнить данное им обещание написать подробный доклад провинкаре. Раздираемый противоречивыми стремлениями — упасть в постель или все же выполнить свой долг, — он с тяжелым вздохом достал перья и воск. И отчет его оказался куда короче запланированного увлекательного рассказа обо всем происшедшем за это время — всего несколько коротких строчек, завершавшихся словами: «В Кардегоссе все спокойно».
Он запечатал письмо, отыскал сонного пажа и приказал передать послание любому курьеру, который собирается завтра утром отбыть из Зангра. После чего Кэсерил рухнул на кровать и не пошелохнулся до утра.
8
Банкет, посвященный прибытию дорогих гостей, продолжался за завтраком, обедом и ужином на следующий день. Вечерний прием включал в себя маскарад. Изобилие вкусной еды, всякий раз щедро выставляемой на столы, поначалу навевало на Кэсерила печальные думы о том, что чрезмерная полнота рея при таком образе жизни легко объяснима, а потом его стало искренне удивлять, что Орико все еще может передвигаться самостоятельно. Наконец поток подарков царственным родственникам постепенно иссяк. Кэсерил внес все подношения в реестр и задумался, при каких обстоятельствах некоторые из них можно было бы передарить кому-нибудь другому. Ожидалось, что Исель будет щедра.
На четвертое утро Кэсерил очнулся от безумного сна, в котором он с полными руками драгоценностей метался по замку, не успевая доставить их надлежащим людям в надлежащее время. Протерев глаза и стряхнув с век песок сновидения, он решил, что этот сон — следствие либо крепленых вин Орико, либо большого количества миндальной пасты в сладостях. Интересно, какие блюда ему предстоит отведать сегодня. Кэсерил рассмеялся своим мыслям, вспомнив скудный рацион времен осады Готоргета. И, продолжая ухмыляться, выбрался из уютной постели.
Встряхнув тунику, которая была на нем вчера, он вытащил из-за обшлага большой кусок засохшего хлеба. Это Бетрис попросила его припрятать хлеб, когда внезапно начавшийся дождь прервал их послеполуденный пикник на реке. Кэсерил подумал, уж не для того ли и были изначально предназначены эти широченные рукава, чтобы таскать со стола провизию. Он стащил с себя ночную рубашку, натянул штаны и подошел к тазику для умывания.
Из раскрытого окна донесся странный хлопающий звук. Кэсерил, вздрогнув от неожиданности, обернулся и увидел одного из воронов, гнездившихся в замке, который расселся по-хозяйски на широком каменном подоконнике, склонив голову набок. Ворон дважды каркнул, а потом издал какое-то странное скрипучее бормотание. Пораженный Кэсерил быстро промокнул лицо полотенцем и, взяв хлеб, медленно приблизился к птице. Настолько ли она ручная, чтобы принять от него еду?
Ворон, похоже, заметил угощение, поскольку не улетел, а продолжал сидеть на окне. Кэсерил отщипнул кусочек. Блестящая черная птица несколько секунд пристально изучала человека, затем резким движением выхватила зажатый между двумя пальцами хлеб. Кэсерил удержался и не отдернул руку, когда большой крепкий клюв задел — но не поранил — его плоть. Птица встряхнула крыльями, вытянув хвост, на котором не хватало нескольких перьев. Она пробормотала что-то еще, снова каркнула. Резкий звук отдался в комнате эхом.
— Ну что ты все кар-кар, — передразнил Кэсерил. — Нужно сказать Кэс, Кэс!
Несколько минут он развлекался, обучая ворона новому слову, и добился почти сносного «Кэсерил! Кэсерил!» — с забавным птичьим выговором. Ворон, похоже, развлекался тоже. Однако, несмотря на подачки в виде кусочков хлеба, попытки улучшить его выговор увенчались еще меньшим успехом, чем борьба с неправильным дартаканским произношением Исель.
Урок был прерван стуком в дверь, на который Кэсерил, не поворачивая головы, привычно отозвался:
— Да?
Дверь приоткрылась, ворон подскочил и вылетел в окно. Кэсерил выглянул и секунду следил за его полетом. Птица направилась вдоль высокой, окружавшей замок стены.
— Милорд ди Кэсерил… — голос замер. Кэсерил оттолкнулся от подоконника и, обернувшись, увидел потрясенного пажа, застывшего с открытым ртом. Он понял, в чем дело, и похолодел. Увлекшись обучением ворона, он забыл надеть рубашку.
— Да, мальчик? — изо всех сил стараясь казаться равнодушным, Кэсерил потянулся за туникой и неторопливо натянул ее на себя. — В чем дело?
Тон его отнюдь не располагал к расспросам и комментариям по поводу годовой давности узоров на спине.
Паж сглотнул слюну и вновь обрел голос:
— Милорд ди Кэсерил, принцесса Исель просит вас присоединиться к ней в Зеленой комнате сразу после завтрака.
— Спасибо, — холодно ответил он и кивнул, отпуская пажа. Мальчик скрылся за дверью.
Исель попросила сопровождать ее во время утренней экскурсии, которая оказалась ничем иным, как обещанным походом в зверинец. Рей сам вызвался показать племяннице своих любимцев; Кэсерил, войдя в Зеленую комнату, обнаружил там похрапывавшего в кресле правителя, тело которого, видимо, нуждалось в нескольких минутах покоя после обильной утренней трапезы. Орико проснулся и потер лоб, словно борясь с головной болью. Затем, стряхнув с туники прилипшие крошки, взял со стола завернутые в льняную скатерть свертки и, тяжко вздохнув, повел сестру, Бетрис и Кэсерила во двор, потом — через ворота и сад.
Во дворе у конюшен они встретили Тейдеса и придворных рея, собравшихся на утреннюю охоту. Тейдес просил об этом с самого прибытия в замок. Лорд Дондо, похоже, взялся исполнить желание мальчика и теперь возглавлял группу, в которую входили еще дюжина придворных, грумы и загонщики, три своры собак и сьер ди Санда. Тейдес, верхом на своем вороном, радостно приветствовал рея и сестру.
— Лорд Дондо говорит, что еще слишком рано, чтобы охотиться на кабана, — поведал он им, — листья еще не опали. Но вдруг нам повезет?
Грум Тейдеса, следовавший за ним на собственной лошади, был нагружен целым арсеналом, включая новый арбалет и копье на кабана. Исель, которую на охоту не пригласили, посмотрела на брата с легкой завистью.
Ди Санда довольно улыбался, как и всегда, когда дело касалось благородного спорта. Лорд Дондо гикнул, и кавалькада легкой рысью выехала со двора. Кэсерил посмотрел им вслед и задумался, что в этой приятной картине так его смутило. Наконец он понял, в чем дело: всем сопровождавшим принца придворным было не меньше тридцати лет. Никто не поехал с мальчиком из дружеских побуждений, все преследовали личные цели. Если бы хоть у кого-нибудь из этих людей мозги были на месте, он бы уже привел ко двору своего сына и предоставил бы событиям развиваться своим чередом. Точка зрения, конечно, не бесспорная, но…
Орико обошел конюшни, леди и Кэсерил проследовали за ним. Ожидавший их старший грум Умегат — явно предупрежденный заранее — стоял у широко распахнутой двери в зверинец. Приветствуя своего господина и его гостей, он склонил голову, увенчанную тщательно заплетенными косами.
— Это Умегат, — сказал Орико сестре. — Он ухаживает за моим зверинцем. Рокнарец, но очень хороший человек.
Подавив первоначальную настороженность, Исель грациозно поклонилась. И на вполне сносном рокнари (хотя и неверно обратившись к слуге, как к воину), сказала:
— Благословение Святых на тебе на весь день, Умегат.
Глаза Умегата удивленно расширились, а поклон стал еще ниже.
— И на вас благословение Святых, госпожа, — с чистейшем выговором жителя архипелага, используя вежливую форму обращения «раб — к господину», ответил он.
Брови Кэсерила поползли вверх. Так, значит, Умегат — не шалионский полукровка, как он подумал раньше. Интересно, что за причуда судьбы привела его сюда. Кэсерил сказал:
— Ты далеко от дома, Умегат.
Он воспользовался обращением «слуга — к младшему слуге».
Легкая улыбка тронула губы грума.
— У вас хороший слух, господин, это большая редкость в Шалионе.
— Лорд ди Кэсерил обучает меня, — пояснила Исель.
— Тогда вы в надежных руках, леди. Но, — он вновь обратился к Кэсерилу, на сей раз как «раб — к ученому», более тонко и почтительно, чем как «раб — к господину», — Шалион теперь мой дом, мудрейший.
— Давай покажем сестре моих животных, — прервал заскучавший от этих языковых изысков Орико. Он протянул руку с льняным узелком и заговорщицки ухмыльнулся. — Я стащил со стола немного меда для медведей, и он вот-вот протечет.
Умегат улыбнулся в ответ и провел их внутрь прохладного каменного здания.
Здесь было еще чище, чем во время первого визита Кэсерила, и куда как чище, чем в банкетных залах Орико. Рей извинился и вошел в клетку с медведем. Зверь проснулся и уселся на корточки; Орико тоже опустился на корточки на солому — оба были чем-то похожи друг на друга. Орико развернул салфетки и отломил кусок медового сота. Медведь проглотил его и начал облизывать пальцы рея своим длинным розовым языком. Исель и Бетрис восхищенно разглядывали густой блестящий мех животного, но войти к зверю вместе с Орико желания не выказали.
Умегат повел их к травоядным, похожим на коз животным, и в эту клетку леди войти отважились, дабы погладить зверей, восхищаясь их огромными темными глазами и пушистыми ресницами. Умегат пояснил, что это веллы, доставленные откуда-то из-за пределов архипелага, и предложил морковь, которую леди и начали, оживленно хихикая, скармливать животным. Затем Исель отряхнула юбку, и все проследовали за Умегатом к птичьим клеткам. Орико же, увлеченный медведями, махнул рукой, чтобы продолжали без него.
Тут нечто темное залетело со двора внутрь зверинца и, шумно хлопая крыльями, уселось Кэсерилу на плечо. Он от неожиданности чуть не выпрыгнул из сапог. Повернув же голову, обнаружил давешнего ворона. О том, что птица была та же самая, свидетельствовали отсутствующие в хвосте перья. Ворон запустил когти в камзол и прокричал:
— Кэс! Кэс!
Кэсерил расхохотался.
— Ох, ну и напугала же ты меня, глупая птица! К сожалению, хлеба у меня больше нет, — он дернул плечом. Однако ворон лишь крепче вцепился в ткань камзола, и не думая улетать.
— Кэс! Кэс! — снова громко прокричал он прямо в ухо Кэсерилу.
Бетрис засмеялась, открыв рот от удивления.
— Познакомьте меня с вашим другом, лорд Кэс!
— Он прилетел ко мне на подоконник сегодня утром, и я пытался научить его нескольким словам. Я и не думал, что мне это удалось…
— Кэс! Кэс! — все твердил ворон.
— Ах, если бы вы были столь же старательны в изучении дартакана, миледи! — сказал Кэсерил. — Ну, сьер ди Ворон, лети давай. У меня нет хлеба. Ну! Найди себе чудесную тухлую рыбку у реки, или восхитительную дохлую овечку, или еще что-нибудь… Кыш! — он наклонил плечо, но птица держалась крепко. — О, они такие жадные, эти замковые вороны. Сельские птицы вынуждены сами искать себе пропитание, а эти ленивцы только и ждут, когда им положат кусочек в клюв.
— Точно, — подтвердил Умегат с хитрой улыбкой, — они настоящие придворные по сравнению с прочими птицами.
Кэсерил подавил смешок и бросил еще один взгляд на безукоризненного рокнарского — бывшего рокнарского — грума. Конечно, раз Умегат уже давно живет в Зангре, у него было достаточно времени, чтобы изучить повадки придворных.
— Будь ты посимпатичнее, может, тебе и удалось ко мне подлизаться. Кыш! — Кэсерил сбросил ворона с плеча, но тот перелетел к нему на голову, запустив когти в кожу. — Ой!
— Кэсерил! — резко крикнул ворон со своего нового насеста.
— Вы, должно быть, мастер по обучению языкам, милорд ди Кэсерил, не иначе, — Умегат улыбнулся еще шире. — Я слышу тебя, — заверил он птицу. — Если вы немного наклонитесь, милорд, я сниму с вас этого наездника.
Кэсерил послушно нагнулся. Бормоча что-то на рокнари, Умегат пересадил ворона к себе на руку, отнес его к дверям и подбросил в воздух. Птица улетела, обиженно выкрикивая на лету — Кэсерил облегченно вздохнул — обычное «кар-р».
Компания подошла к птичнику, где Исель немедленно получила со стороны маленьких пестрых обитателей клеток столько же внимания, сколько Кэсерил — со стороны ворона. На ее рукавах повисли разноцветные пернатые комочки, и Умегат показал, как давать им зажатые в зубах зернышки.
Потом они прошли к насесту с большими птицами. Бетрис залюбовалась одной из них, ярко-зеленой, с желтой переливающейся грудкой и алой шеей. Птица щелкнула толстым желтым клювом, подвигала им из стороны в сторону, словно прожевывая что-то, и высунула узкий черный язычок.
— Она у нас недавно, — сказал Умегат. — Мне кажется, у нее была тяжелая кочевая жизнь. Мы ее уже приручили, но на это понадобилось немало времени.
— Она разговоривает?
— Да, но страшно ругается. На рокнари, к счастью. Наверное, ее хозяином когда-то был моряк. Марч ди Джиронал привез ее с севера этой весной как военный трофей.
Официальные известия и слухи об этой странной кампании доходили и до Валенды. Интересно, может, и Умегата привезли когда-то сюда как военный трофей? А если нет, то как же он попал в Шалион? Кэсерил сухо прокомментировал:
— Красивая птица, но уж очень неравноценный обмен на три города и контроль над проездом.
— Полагаю, лорд ди Джиронал получил значительно больше всякого добра, чем одна эта птица, — ответил Умегат. — Обоз с вещами, привезенный в Кардегосс, входил в ворота замка больше часа.
— Я тоже имел дело с этими медлительными мулами, — пробормотал Кэсерил, на которое услышанное впечатления не произвело. — Шалион потерял значительно больше, чем выиграл в этой непродуманной кампании ди Джиронал.
Брови Исель вскинулись.
— Разве мы не победили?
— Смотря что считать победой. Мы сражались с рокнарскими провинциями, не один десяток лет тесня друг друга взад-вперед от границы. Раньше это была плодородная щедрая земля, а теперь — пустоши. Фруктовые сады, оливковые рощи и виноградники выжжены и заброшены, фермы покинуты, животные одичали или повымерли с голоду… к процветанию государства ведет мир, а не война. Война только передает владение землей от более слабого более сильному. Еще хуже, когда купленное кровью продается за деньги, а потом его крадут снова, — и он задумчиво и печально добавил: — Ваш дедушка, рей Фонса, купил Готоргет ценой жизни своих сыновей, марч ди Джиронал продал его за триста тысяч реалов. Страшное превращение — когда кровь одних людей становится золотом других. Превращение свинца в золото — ничто по сравнению с этим.
— Может ли на севере когда-нибудь установиться мир? — спросила Бетрис, испуганная его непривычной горячностью.
Кэсерил пожал плечами.
— Нет, пока война приносит прибыль. Рокнарские принцы ведут ту же игру. Это всемирная коррупция.
— Выиграть войну — значит положить ей конец, — задумчиво проговорила Исель.
— Увы, теперь это лишь мечта, — вздохнул Кэсерил. — Разве что рею удалось бы сделать это так, чтобы его дворяне не заметили, что утратили свои будущие доходы. Но нет. Это просто невозможно. Шалион не может в одиночку нанести поражение всем пяти провинциям Рокнара, а если бы и случилось такое чудо, то у нас ведь в любом случае нет обученного флота, чтобы удержать в дальнейшем побережье. Если бы все наши кинтарианские королевства объединились и сражались в течение целого поколения, то один сверхсильный и могущественный рей смог бы воссоединить и подчинить себе всю землю целиком. Но человеческие, духовные и денежные потери были бы огромны.
Исель медленно произнесла:
— Огромнее, чем эти вечные потери на бесконечной, кровопролитной войне, иссушающей жизнь на севере? Заплатить однажды — лишь однажды — и навсегда.
— Но нет никого, кто бы взялся за это. Нет человека, обладающего такой энергией, знанием и волей. Рей Браджара — старый пьяница, таскающийся за придворными дамами, Лис Ибры связан внутренними междоусобицами, Шалион… — Кэсерил заколебался, поняв, что эмоции вывели его на путь откровенности, несовместимой с политикой.
— Тейдес… — начала Исель, и дыхание у нее перехватило. — Может, это станет делом Тейдеса, когда он вырастет.
Кэсерил подумал, что заняться этим делом не пожелал бы никому. Мальчик, правда, обладал необходимыми талантами, но таланты еще надо развивать и шлифовать не один год…
— Завоевание — не единственный способ объединить людей, — заметила Бетрис. — Есть еще и брак.
— Да, но никто не может сочетать браком три королевства и пять провинций, — фыркнула Исель. — По крайней мере, за один раз.
Зеленая птица, видимо, раздраженная тем, что на нее перестали обращать внимание, неожиданно разразилась непристойной бранью на вульгарном рокнари. Хозяин точно был моряк, решил Кэсерил. Умегат сухо улыбнулся, заметив, как Кэсерил невольно хмыкнул и вскинул брови, а Бетрис и Исель зажали ладонями рты и, покраснев, переглянулись. Грум мягким движением потянулся за колпачком и надел его птице на голову.
— Спокойной ночи, мой зеленый друг, — сказал он. — Полагаю, ты еще не готов вежливо беседовать в приличном обществе. Может, лорд ди Кэсерил возьмется обучить и тебя дворцовому рокнари и положит конец этому безобразию, а?
Кэсерил подумал, что и сам Умегат отлично справился бы с такой задачей. Тут, прервав его мысли, позади послышались быстрые шаги, и в дверях птичника появился улыбающийся рей Орико, стряхивая с одежды на ходу медвежью шерсть. Да, управляющий был прав, решил Кэсерил, когда сказал, что зверинец служит рею утешением. Глаза правителя блестели, лицо разрумянилось, сонливость, с которой он боролся перед выходом из Зеленой комнаты, испарилась.
— Вы должны посмотреть на моих кошек, — сказал он дамам. Все двинулись за ним по каменному коридору, в конце которого он горделиво продемонстрировал клетки с парой обитающих в горах Южного Шалиона изящных золотистых зверей с кисточками на ушах. Рядом сидел редкий кот той же породы — голубоглазый, белого цвета. Кисточки на его ушах были черными. В другой клетке расхаживала пара песчаных лис архипелага — как назвал их Умегат, — очень похожих на мелких, почти бесшерстных волков с большими треугольными ушами и циничным выражением на мордах. Напоследок Орико подвел их к своему любимцу, леопарду, выпущенному из клетки и разгуливавшему на длинной серебряной цепочке. Леопард ходил кругами, отираясь у ног рея и издавая странные фыркающе-хрюкающие звуки. У Кэсерила перехватило дыхание, когда Исель по примеру брата вдруг опустилась на корточки и стала гладить кошку, и лицо ее при этом оказалось напротив мощных челюстей животного. Круглые янтарные глаза зверя казались ему какими угодно, только не дружелюбными. Принцесса принялись почесывать тонкими пальчиками пятнистую шкуру на горле леопарда, и тот блаженно сощурился и наморщил от наслаждения кирпичного цвета нос. Однако стоило Кэсерилу присесть рядом, как ворчание кошки стало угрожающим, а короткий взгляд золотистых глаз исключил всякую возможность вольностей с его стороны. Потому Кэсерил благоразумно решил держать руки при себе.
На четвертое утро Кэсерил очнулся от безумного сна, в котором он с полными руками драгоценностей метался по замку, не успевая доставить их надлежащим людям в надлежащее время. Протерев глаза и стряхнув с век песок сновидения, он решил, что этот сон — следствие либо крепленых вин Орико, либо большого количества миндальной пасты в сладостях. Интересно, какие блюда ему предстоит отведать сегодня. Кэсерил рассмеялся своим мыслям, вспомнив скудный рацион времен осады Готоргета. И, продолжая ухмыляться, выбрался из уютной постели.
Встряхнув тунику, которая была на нем вчера, он вытащил из-за обшлага большой кусок засохшего хлеба. Это Бетрис попросила его припрятать хлеб, когда внезапно начавшийся дождь прервал их послеполуденный пикник на реке. Кэсерил подумал, уж не для того ли и были изначально предназначены эти широченные рукава, чтобы таскать со стола провизию. Он стащил с себя ночную рубашку, натянул штаны и подошел к тазику для умывания.
Из раскрытого окна донесся странный хлопающий звук. Кэсерил, вздрогнув от неожиданности, обернулся и увидел одного из воронов, гнездившихся в замке, который расселся по-хозяйски на широком каменном подоконнике, склонив голову набок. Ворон дважды каркнул, а потом издал какое-то странное скрипучее бормотание. Пораженный Кэсерил быстро промокнул лицо полотенцем и, взяв хлеб, медленно приблизился к птице. Настолько ли она ручная, чтобы принять от него еду?
Ворон, похоже, заметил угощение, поскольку не улетел, а продолжал сидеть на окне. Кэсерил отщипнул кусочек. Блестящая черная птица несколько секунд пристально изучала человека, затем резким движением выхватила зажатый между двумя пальцами хлеб. Кэсерил удержался и не отдернул руку, когда большой крепкий клюв задел — но не поранил — его плоть. Птица встряхнула крыльями, вытянув хвост, на котором не хватало нескольких перьев. Она пробормотала что-то еще, снова каркнула. Резкий звук отдался в комнате эхом.
— Ну что ты все кар-кар, — передразнил Кэсерил. — Нужно сказать Кэс, Кэс!
Несколько минут он развлекался, обучая ворона новому слову, и добился почти сносного «Кэсерил! Кэсерил!» — с забавным птичьим выговором. Ворон, похоже, развлекался тоже. Однако, несмотря на подачки в виде кусочков хлеба, попытки улучшить его выговор увенчались еще меньшим успехом, чем борьба с неправильным дартаканским произношением Исель.
Урок был прерван стуком в дверь, на который Кэсерил, не поворачивая головы, привычно отозвался:
— Да?
Дверь приоткрылась, ворон подскочил и вылетел в окно. Кэсерил выглянул и секунду следил за его полетом. Птица направилась вдоль высокой, окружавшей замок стены.
— Милорд ди Кэсерил… — голос замер. Кэсерил оттолкнулся от подоконника и, обернувшись, увидел потрясенного пажа, застывшего с открытым ртом. Он понял, в чем дело, и похолодел. Увлекшись обучением ворона, он забыл надеть рубашку.
— Да, мальчик? — изо всех сил стараясь казаться равнодушным, Кэсерил потянулся за туникой и неторопливо натянул ее на себя. — В чем дело?
Тон его отнюдь не располагал к расспросам и комментариям по поводу годовой давности узоров на спине.
Паж сглотнул слюну и вновь обрел голос:
— Милорд ди Кэсерил, принцесса Исель просит вас присоединиться к ней в Зеленой комнате сразу после завтрака.
— Спасибо, — холодно ответил он и кивнул, отпуская пажа. Мальчик скрылся за дверью.
Исель попросила сопровождать ее во время утренней экскурсии, которая оказалась ничем иным, как обещанным походом в зверинец. Рей сам вызвался показать племяннице своих любимцев; Кэсерил, войдя в Зеленую комнату, обнаружил там похрапывавшего в кресле правителя, тело которого, видимо, нуждалось в нескольких минутах покоя после обильной утренней трапезы. Орико проснулся и потер лоб, словно борясь с головной болью. Затем, стряхнув с туники прилипшие крошки, взял со стола завернутые в льняную скатерть свертки и, тяжко вздохнув, повел сестру, Бетрис и Кэсерила во двор, потом — через ворота и сад.
Во дворе у конюшен они встретили Тейдеса и придворных рея, собравшихся на утреннюю охоту. Тейдес просил об этом с самого прибытия в замок. Лорд Дондо, похоже, взялся исполнить желание мальчика и теперь возглавлял группу, в которую входили еще дюжина придворных, грумы и загонщики, три своры собак и сьер ди Санда. Тейдес, верхом на своем вороном, радостно приветствовал рея и сестру.
— Лорд Дондо говорит, что еще слишком рано, чтобы охотиться на кабана, — поведал он им, — листья еще не опали. Но вдруг нам повезет?
Грум Тейдеса, следовавший за ним на собственной лошади, был нагружен целым арсеналом, включая новый арбалет и копье на кабана. Исель, которую на охоту не пригласили, посмотрела на брата с легкой завистью.
Ди Санда довольно улыбался, как и всегда, когда дело касалось благородного спорта. Лорд Дондо гикнул, и кавалькада легкой рысью выехала со двора. Кэсерил посмотрел им вслед и задумался, что в этой приятной картине так его смутило. Наконец он понял, в чем дело: всем сопровождавшим принца придворным было не меньше тридцати лет. Никто не поехал с мальчиком из дружеских побуждений, все преследовали личные цели. Если бы хоть у кого-нибудь из этих людей мозги были на месте, он бы уже привел ко двору своего сына и предоставил бы событиям развиваться своим чередом. Точка зрения, конечно, не бесспорная, но…
Орико обошел конюшни, леди и Кэсерил проследовали за ним. Ожидавший их старший грум Умегат — явно предупрежденный заранее — стоял у широко распахнутой двери в зверинец. Приветствуя своего господина и его гостей, он склонил голову, увенчанную тщательно заплетенными косами.
— Это Умегат, — сказал Орико сестре. — Он ухаживает за моим зверинцем. Рокнарец, но очень хороший человек.
Подавив первоначальную настороженность, Исель грациозно поклонилась. И на вполне сносном рокнари (хотя и неверно обратившись к слуге, как к воину), сказала:
— Благословение Святых на тебе на весь день, Умегат.
Глаза Умегата удивленно расширились, а поклон стал еще ниже.
— И на вас благословение Святых, госпожа, — с чистейшем выговором жителя архипелага, используя вежливую форму обращения «раб — к господину», ответил он.
Брови Кэсерила поползли вверх. Так, значит, Умегат — не шалионский полукровка, как он подумал раньше. Интересно, что за причуда судьбы привела его сюда. Кэсерил сказал:
— Ты далеко от дома, Умегат.
Он воспользовался обращением «слуга — к младшему слуге».
Легкая улыбка тронула губы грума.
— У вас хороший слух, господин, это большая редкость в Шалионе.
— Лорд ди Кэсерил обучает меня, — пояснила Исель.
— Тогда вы в надежных руках, леди. Но, — он вновь обратился к Кэсерилу, на сей раз как «раб — к ученому», более тонко и почтительно, чем как «раб — к господину», — Шалион теперь мой дом, мудрейший.
— Давай покажем сестре моих животных, — прервал заскучавший от этих языковых изысков Орико. Он протянул руку с льняным узелком и заговорщицки ухмыльнулся. — Я стащил со стола немного меда для медведей, и он вот-вот протечет.
Умегат улыбнулся в ответ и провел их внутрь прохладного каменного здания.
Здесь было еще чище, чем во время первого визита Кэсерила, и куда как чище, чем в банкетных залах Орико. Рей извинился и вошел в клетку с медведем. Зверь проснулся и уселся на корточки; Орико тоже опустился на корточки на солому — оба были чем-то похожи друг на друга. Орико развернул салфетки и отломил кусок медового сота. Медведь проглотил его и начал облизывать пальцы рея своим длинным розовым языком. Исель и Бетрис восхищенно разглядывали густой блестящий мех животного, но войти к зверю вместе с Орико желания не выказали.
Умегат повел их к травоядным, похожим на коз животным, и в эту клетку леди войти отважились, дабы погладить зверей, восхищаясь их огромными темными глазами и пушистыми ресницами. Умегат пояснил, что это веллы, доставленные откуда-то из-за пределов архипелага, и предложил морковь, которую леди и начали, оживленно хихикая, скармливать животным. Затем Исель отряхнула юбку, и все проследовали за Умегатом к птичьим клеткам. Орико же, увлеченный медведями, махнул рукой, чтобы продолжали без него.
Тут нечто темное залетело со двора внутрь зверинца и, шумно хлопая крыльями, уселось Кэсерилу на плечо. Он от неожиданности чуть не выпрыгнул из сапог. Повернув же голову, обнаружил давешнего ворона. О том, что птица была та же самая, свидетельствовали отсутствующие в хвосте перья. Ворон запустил когти в камзол и прокричал:
— Кэс! Кэс!
Кэсерил расхохотался.
— Ох, ну и напугала же ты меня, глупая птица! К сожалению, хлеба у меня больше нет, — он дернул плечом. Однако ворон лишь крепче вцепился в ткань камзола, и не думая улетать.
— Кэс! Кэс! — снова громко прокричал он прямо в ухо Кэсерилу.
Бетрис засмеялась, открыв рот от удивления.
— Познакомьте меня с вашим другом, лорд Кэс!
— Он прилетел ко мне на подоконник сегодня утром, и я пытался научить его нескольким словам. Я и не думал, что мне это удалось…
— Кэс! Кэс! — все твердил ворон.
— Ах, если бы вы были столь же старательны в изучении дартакана, миледи! — сказал Кэсерил. — Ну, сьер ди Ворон, лети давай. У меня нет хлеба. Ну! Найди себе чудесную тухлую рыбку у реки, или восхитительную дохлую овечку, или еще что-нибудь… Кыш! — он наклонил плечо, но птица держалась крепко. — О, они такие жадные, эти замковые вороны. Сельские птицы вынуждены сами искать себе пропитание, а эти ленивцы только и ждут, когда им положат кусочек в клюв.
— Точно, — подтвердил Умегат с хитрой улыбкой, — они настоящие придворные по сравнению с прочими птицами.
Кэсерил подавил смешок и бросил еще один взгляд на безукоризненного рокнарского — бывшего рокнарского — грума. Конечно, раз Умегат уже давно живет в Зангре, у него было достаточно времени, чтобы изучить повадки придворных.
— Будь ты посимпатичнее, может, тебе и удалось ко мне подлизаться. Кыш! — Кэсерил сбросил ворона с плеча, но тот перелетел к нему на голову, запустив когти в кожу. — Ой!
— Кэсерил! — резко крикнул ворон со своего нового насеста.
— Вы, должно быть, мастер по обучению языкам, милорд ди Кэсерил, не иначе, — Умегат улыбнулся еще шире. — Я слышу тебя, — заверил он птицу. — Если вы немного наклонитесь, милорд, я сниму с вас этого наездника.
Кэсерил послушно нагнулся. Бормоча что-то на рокнари, Умегат пересадил ворона к себе на руку, отнес его к дверям и подбросил в воздух. Птица улетела, обиженно выкрикивая на лету — Кэсерил облегченно вздохнул — обычное «кар-р».
Компания подошла к птичнику, где Исель немедленно получила со стороны маленьких пестрых обитателей клеток столько же внимания, сколько Кэсерил — со стороны ворона. На ее рукавах повисли разноцветные пернатые комочки, и Умегат показал, как давать им зажатые в зубах зернышки.
Потом они прошли к насесту с большими птицами. Бетрис залюбовалась одной из них, ярко-зеленой, с желтой переливающейся грудкой и алой шеей. Птица щелкнула толстым желтым клювом, подвигала им из стороны в сторону, словно прожевывая что-то, и высунула узкий черный язычок.
— Она у нас недавно, — сказал Умегат. — Мне кажется, у нее была тяжелая кочевая жизнь. Мы ее уже приручили, но на это понадобилось немало времени.
— Она разговоривает?
— Да, но страшно ругается. На рокнари, к счастью. Наверное, ее хозяином когда-то был моряк. Марч ди Джиронал привез ее с севера этой весной как военный трофей.
Официальные известия и слухи об этой странной кампании доходили и до Валенды. Интересно, может, и Умегата привезли когда-то сюда как военный трофей? А если нет, то как же он попал в Шалион? Кэсерил сухо прокомментировал:
— Красивая птица, но уж очень неравноценный обмен на три города и контроль над проездом.
— Полагаю, лорд ди Джиронал получил значительно больше всякого добра, чем одна эта птица, — ответил Умегат. — Обоз с вещами, привезенный в Кардегосс, входил в ворота замка больше часа.
— Я тоже имел дело с этими медлительными мулами, — пробормотал Кэсерил, на которое услышанное впечатления не произвело. — Шалион потерял значительно больше, чем выиграл в этой непродуманной кампании ди Джиронал.
Брови Исель вскинулись.
— Разве мы не победили?
— Смотря что считать победой. Мы сражались с рокнарскими провинциями, не один десяток лет тесня друг друга взад-вперед от границы. Раньше это была плодородная щедрая земля, а теперь — пустоши. Фруктовые сады, оливковые рощи и виноградники выжжены и заброшены, фермы покинуты, животные одичали или повымерли с голоду… к процветанию государства ведет мир, а не война. Война только передает владение землей от более слабого более сильному. Еще хуже, когда купленное кровью продается за деньги, а потом его крадут снова, — и он задумчиво и печально добавил: — Ваш дедушка, рей Фонса, купил Готоргет ценой жизни своих сыновей, марч ди Джиронал продал его за триста тысяч реалов. Страшное превращение — когда кровь одних людей становится золотом других. Превращение свинца в золото — ничто по сравнению с этим.
— Может ли на севере когда-нибудь установиться мир? — спросила Бетрис, испуганная его непривычной горячностью.
Кэсерил пожал плечами.
— Нет, пока война приносит прибыль. Рокнарские принцы ведут ту же игру. Это всемирная коррупция.
— Выиграть войну — значит положить ей конец, — задумчиво проговорила Исель.
— Увы, теперь это лишь мечта, — вздохнул Кэсерил. — Разве что рею удалось бы сделать это так, чтобы его дворяне не заметили, что утратили свои будущие доходы. Но нет. Это просто невозможно. Шалион не может в одиночку нанести поражение всем пяти провинциям Рокнара, а если бы и случилось такое чудо, то у нас ведь в любом случае нет обученного флота, чтобы удержать в дальнейшем побережье. Если бы все наши кинтарианские королевства объединились и сражались в течение целого поколения, то один сверхсильный и могущественный рей смог бы воссоединить и подчинить себе всю землю целиком. Но человеческие, духовные и денежные потери были бы огромны.
Исель медленно произнесла:
— Огромнее, чем эти вечные потери на бесконечной, кровопролитной войне, иссушающей жизнь на севере? Заплатить однажды — лишь однажды — и навсегда.
— Но нет никого, кто бы взялся за это. Нет человека, обладающего такой энергией, знанием и волей. Рей Браджара — старый пьяница, таскающийся за придворными дамами, Лис Ибры связан внутренними междоусобицами, Шалион… — Кэсерил заколебался, поняв, что эмоции вывели его на путь откровенности, несовместимой с политикой.
— Тейдес… — начала Исель, и дыхание у нее перехватило. — Может, это станет делом Тейдеса, когда он вырастет.
Кэсерил подумал, что заняться этим делом не пожелал бы никому. Мальчик, правда, обладал необходимыми талантами, но таланты еще надо развивать и шлифовать не один год…
— Завоевание — не единственный способ объединить людей, — заметила Бетрис. — Есть еще и брак.
— Да, но никто не может сочетать браком три королевства и пять провинций, — фыркнула Исель. — По крайней мере, за один раз.
Зеленая птица, видимо, раздраженная тем, что на нее перестали обращать внимание, неожиданно разразилась непристойной бранью на вульгарном рокнари. Хозяин точно был моряк, решил Кэсерил. Умегат сухо улыбнулся, заметив, как Кэсерил невольно хмыкнул и вскинул брови, а Бетрис и Исель зажали ладонями рты и, покраснев, переглянулись. Грум мягким движением потянулся за колпачком и надел его птице на голову.
— Спокойной ночи, мой зеленый друг, — сказал он. — Полагаю, ты еще не готов вежливо беседовать в приличном обществе. Может, лорд ди Кэсерил возьмется обучить и тебя дворцовому рокнари и положит конец этому безобразию, а?
Кэсерил подумал, что и сам Умегат отлично справился бы с такой задачей. Тут, прервав его мысли, позади послышались быстрые шаги, и в дверях птичника появился улыбающийся рей Орико, стряхивая с одежды на ходу медвежью шерсть. Да, управляющий был прав, решил Кэсерил, когда сказал, что зверинец служит рею утешением. Глаза правителя блестели, лицо разрумянилось, сонливость, с которой он боролся перед выходом из Зеленой комнаты, испарилась.
— Вы должны посмотреть на моих кошек, — сказал он дамам. Все двинулись за ним по каменному коридору, в конце которого он горделиво продемонстрировал клетки с парой обитающих в горах Южного Шалиона изящных золотистых зверей с кисточками на ушах. Рядом сидел редкий кот той же породы — голубоглазый, белого цвета. Кисточки на его ушах были черными. В другой клетке расхаживала пара песчаных лис архипелага — как назвал их Умегат, — очень похожих на мелких, почти бесшерстных волков с большими треугольными ушами и циничным выражением на мордах. Напоследок Орико подвел их к своему любимцу, леопарду, выпущенному из клетки и разгуливавшему на длинной серебряной цепочке. Леопард ходил кругами, отираясь у ног рея и издавая странные фыркающе-хрюкающие звуки. У Кэсерила перехватило дыхание, когда Исель по примеру брата вдруг опустилась на корточки и стала гладить кошку, и лицо ее при этом оказалось напротив мощных челюстей животного. Круглые янтарные глаза зверя казались ему какими угодно, только не дружелюбными. Принцесса принялись почесывать тонкими пальчиками пятнистую шкуру на горле леопарда, и тот блаженно сощурился и наморщил от наслаждения кирпичного цвета нос. Однако стоило Кэсерилу присесть рядом, как ворчание кошки стало угрожающим, а короткий взгляд золотистых глаз исключил всякую возможность вольностей с его стороны. Потому Кэсерил благоразумно решил держать руки при себе.