Рей Орико сидел рядом с канцлером за большим, заваленным бумагами столом. Орико выглядел утомленным. Ди Джиронал — напряженный и энергичный — сегодня был одет в свою обычную одежду, в которой приходил во дворец; о государственной службе его говорила лишь цепь канцлера на шее. Придворный, в котором Кэсерил узнал ди Марока — он занимался поддержанием в порядке оружия, доспехов и гардероба рея, — стоял по другую сторону стола. Приведший Кэсерила паж провозгласил:
   — Кастиллар ди Кэсерил, сир, — затем, бросив взгляд на другого пажа, отступил к дальней стене.
   Кэсерил поклонился.
   — Сир, милорд канцлер?
   Ди Джиронал сжал в кулаке свою серо-стальную бороду, переглянулся с реем, который пожал плечами, и спокойно произнес:
   — Кастиллар, окажите нам любезность, снимите тунику и повернитесь спиной.
   Слова застыли в горле колючим холодным комком. Кэсерил стиснул зубы, коротко кивнул и, одним движением стянув с себя плащ и тунику, пристроил их на согнутой руке. Затем по-военному повернулся кругом и замер. За спиной он услышал перешептывание и юный голос, пробормотавший:
   — Да, так и было. Я видел.
   Он мысленно охнул. Это тот паж. Да.
   Кое-как проглотив комок, Кэсерил подождал, пока краска схлынет со щек, и снова повернулся кругом. Спросил ровным голосом:
   — Это все, сир?
   Орико поерзал в кресле и сказал;
   — Кастиллар, ходят слухи… вас обвиняют… были выдвинуты обвинения, что вы понесли наказание за преступление… изнасилование… в Ибре… что вас высекли.
   — Это ложь, сир. Кто меня обвиняет? — он посмотрел на сьера ди Марока, который стал странно бледным, когда увидел спину Кэсерила. Ди Марок не находился в непосредственном подчинении у братьев Джиронал и не был, насколько знал Кэсерил, одним из прихвостней Дондо… может, его подкупили? Или просто ввели в заблуждение?
   В коридоре прозвенел знакомый чистый голос:
   — Я тоже увижу моего брата, и именно сейчас! У меня есть на это право!
   Стражники Орико расступились, и в комнату влетела принцесса Исель в сопровождении весьма бледной леди Бетрис и сьера ди Санда. Ее глаза быстро обежали собравшихся. Затем она вздернула подбородок и закричала:
   — В чем дело, Орико? Ди Санда сказал мне, что вы арестовали моего секретаря! Даже не поставив меня в известность!
   Судя по тихому проклятию, сорвавшемуся с губ канцлера, это вторжение в его планы не входило. Орико замахал полными руками:
   — Нет-нет, его не арестовали! Никто не арестован. Мы собрались здесь расследовать выдвинутое против него обвинение.
   — Что за обвинение?
   — В очень серьезном преступлении, принцесса, и это не для ваших ушей, — сказал ди Джиронал. — Вам следует покинуть нас.
   Не обращая внимание на прозвучавшую в его голосе настойчивость, Исель придвинула кресло и сердито уселась в него, скрестив на груди руки.
   — Если это серьезное обвинение против самого доверенного моего служащего, то это очень даже для моих ушей! В чем дело, Кэсерил?
   Кэсерил слегка поклонился.
   — Ходят слухи, распускаемые неизвестным лицом, что шрамы на моей спине появились вследствие понесенного наказания за совершенное мною преступление.
   — Прошлой осенью, — нервно вставил ди Марок, — в Ибре.
   Судя по расширенным глазам и прерывистому дыханию Бетрис, она хорошо рассмотрела грубые рубцы, покрывавшие всю спину Кэсерила. Губы сьера ди Санда были закушены.
   — Могу я одеться, сир? — спокойно спросил Кэсерил.
   — О да, конечно!
   — Природа преступления такова, — вкрадчиво начал ди Джиронал, — что возникают самые серьезные сомнения, может ли этот человек быть вашим доверенным служащим, да и вообще служить какой бы то ни было леди.
   — Что, изнасилование? — фыркнула Исель. — Кэсерил? О боги, какая чушь! Никогда не слышала более абсурдной лжи.
   — Но все же, — не сдавался ди Джиронал, — вот следы плетки.
   — Это подарок, — выдавил Кэсерил, — от надсмотрщика с рокнарской галеры, в ответ на открытое неповиновение. И было это прошлой осенью, но далеко от берегов Ибры.
   — Возможно, но… сомнительно, — проговорил ди Джиронал. — Жестокость на галерах вошла в легенды, но никто не поверит, что опытный надсмотрщик может так изувечить раба, чтобы тот не сумел потом работать.
   Губы Кэсерила тронула слабая улыбка.
   — Я спровоцировал его.
   — Каким образом, Кэсерил? — поинтересовался Орико, выпрямив спину и потерев толстый подбородок.
   — Обмотав цепь, которой был прикован к веслу, вокруг его шеи и попытавшись удавить. Мне почти удалось. К сожалению, меня оттащили чуть раньше, чем требовалось.
   — Святые небеса, вы что, пытались покончить с собой?
   — Я… не вполне уверен. Скорее, я был вне себя от ярости… ко мне посадили нового соседа по веслу — ибранского мальчика лет пятнадцати. Он сказал, что его похитили, и я поверил ему. Думаю, он был из хорошей семьи — утонченный, с правильной речью, совершенно непривычный к жестокости мира. Он страшно обгорел на солнце, руки его, стертые веслом, кровоточили. Испуганный, подавленный, смущенный… он сказал, что его зовут Денни, но не назвал фамилии. Надсмотрщик решил использовать его запретным для рокнарцев способом, и Денни его ударил. Я не успел удержать мальчика. Это было до безумия глупо, но мальчик не понимал… Я подумал… ну… вернее, я не очень хорошо соображал в тот момент… но подумал, что если изобью надсмотрщика, то смогу отвлечь его гнев.
   — Отвлечь на себя? — прошептала Бетрис.
   Кэсерил пожал плечами. Он сильно ударил надсмотрщика коленом в пах, потом намотал свою цепь ему на шею. После таких упражнений рокнарец не смог бы проявлять любвеобильность с неделю, не меньше. Но ведь неделя пройдет быстро, и что потом?
   — Это был бессмысленный жест. Был бы бессмысленным, если б не случай — на следующий день нас настигла ибранская военная флотилия и все мы были освобождены.
   Приободренный ди Санда сказал:
   — Тогда у вас есть свидетели. И, похоже, немало. Мальчик, рабы с галеры, ибранские моряки… Что случилось с мальчиком в дальнейшем?
   — Не знаю. Я лежал больной в приюте храма Матери в Загосуре, и к тому моменту, когда я покинул его, все успели разъехаться.
   — Какая героическая история, — сухим тоном отметил ди Джиронал, пытаясь вызвать скептицизм и недоверие слушателей и подчеркивая, что это всего лишь версия Кэсерила. Он нахмурился, мрачным взором окинул присутствующих, на мгновение задержав его на ди Санда и на пораженной Исель. — Однако, полагаю, вам следует отпроситься на месяц и съездить в Ибру, чтобы найти кого-нибудь из этих… э-э… многочисленных свидетелей. Если сможете.
   Оставить своих подопечных на целый месяц без защиты? Здесь? А выживет ли он в своей поездке? Или будет убит и похоронен в каменистой земле или в лесу в двух часах езды от Кардегосса, после чего двор сочтет, что он скрылся, потому что виновен? Бетрис прижала пальцы к побелевшим губам и устремила на канцлера яростный взгляд. По крайней мере, она верила его словам, а не его спине. Он почувствовал себя увереннее.
   — Нет, — сказал наконец. — Я не поеду. Я даю свое слово, что рассказал правду. Если у вас нет никаких иных доказательств, кроме дворцовых сплетен, я отрицаю эту ложь. Да, а кто же источник слухов? Вы проследили, откуда они исходят? Кто обвиняет меня — вы, ди Марок? — и Кэсерил сурово посмотрел на придворного.
   — Объяснитесь, ди Марок, — предложил ди Джиронал, легко поведя рукой.
   Ди Марок задержал дыхание, словно собираясь нырнуть в холодную воду, и начал:
   — Мне поведал обо всем один ибранский купец, торговец шелком. Я закупаю у него ткани для гардероба рея. Он опознал в кастилларе человека, которого, по его словам, били плетьми на лобном месте Загосура, и был крайне удивлен, встретив его здесь. Он сказал, что это было грязное дело… что кастиллар изнасиловал дочь человека, принявшего его под свою крышу и давшего ему приют. Он потому так хорошо и запомнил этот случай, что был поражен низостью преступника.
   Кэсерил почесал бороду.
   — А вы уверены, что он не обознался и не спутал меня с другим человеком?
   Ди Марок резко возразил:
   — Конечно, нет — он назвал ваше имя.
   Кэсерил прищурил глаза. Вероятность ошибки исключалась — это была открытая ложь, купленная и оплаченная. Но чей язык был куплен? Ди Марока или купца?
   — А где теперь этот торговец? — вмешался ди Санда.
   — Повел свой караван в Ибру, пока не выпал снег.
   Кэсерил произнес мягким голосом:
   — Сразу после того, как поведал вам эту историю?
   Ди Марок поколебался, словно припоминая. Выпрямил один за другим пальцы, как будто подсчитывая дни.
   — Прошло около трех недель с тех пор, как он уехал. А разговаривали мы с ним как раз перед отъездом.
   «Теперь я знаю, кто лжет». Губы Кэсерила скривились в ухмылке, глаза были холодны. Торговец действительно существовал и действительно выехал из Кардегосса три недели назад, в этом нет сомнений. Но он уехал задолго до того, как Дондо попробовал подкупить Кэсерила изумрудом, а Дондо не изобретал обходных путей для избавления от своего врага до тех самых пор, пока не сорвалась его попытка дать взятку Кэсерилу напрямую. К сожалению, Кэсерил не мог выставить эти логические построения в свою защиту.
   — У торговца шелком не было причин лгать, — добавил ди Марок.
   «А вот у тебя они есть. Только какие?»
   — Вы знали об этом серьезном обвинении более трех недель, но только сейчас довели его до сведения своего господина? Как это странно, ди Марок.
   Ди Марок наградил Кэсерила мрачным взглядом.
   — Ибранец уехал, — подвел черту Орико, — и невозможно выяснить, кто из вас говорит правду.
   — Тогда, безусловно, следует отдать предпочтение милорду Кэсерилу, — выпрямившись, отчеканил ди Санда. — Вы можете не знать его, но пригласившая его на службу провинкара Баосии хорошо знает кастиллара. Он служил ее покойному супругу шесть или семь лет.
   — В юности, — уточнил ди Джиронал. — Люди меняются, знаете ли. Особенно среди ужасов войны. И если существуют хоть малейшие сомнения в человеке, ему не следует доверять столь высокий и, я бы сказал, — он стрельнул глазами в Бетрис, — соблазнительный пост.
   Длинное и, должно быть, нецензурное восклицание Бетрис, к счастью, было перебито криком Исель:
   — Что за чушь! Среди ужасов войны вы сами вручили этому человеку ключи от крепости Готоргет, которая была якорем и опорой всего северного фронта Шалиона! Вы доверяли ему тогда, марч! И не он предал ваше доверие.
   Челюсти ди Джиронала сжались, и он холодно улыбнулся, вытянув губы в тонкую линию.
   — О, каким просвещенным в военном деле стал Шалион, если даже наши юные леди готовы давать нам лучшие стратегические советы.
   — Вряд ли у них получится давать худшие, — вполголоса пробормотал Орико. Только странный мелькнувший в глазах канцлера блеск показал, что эти слова достигли его ушей.
   Ди Санда озадаченно поинтересовался:
   — А как так получилось, что кастиллара не выкупили из плена, как всех его офицеров, когда вы сдали Готоргет, ди Джиронал?
   Кэсерил сжал зубы. «Заткнись, ди Санда!»
   — Рокнарцы сообщили, что он мертв, — коротко ответил канцлер. — Полагаю, таким образом они хотели отомстить. Это пришло мне в голову, когда я узнал, что он еще жив. Так что если купец говорил правду, у Кэсерила была возможность сбежать от рокнарцев и скрыться в Ибре, где его и…гм… высекли, — он посмотрел на Кэсерила и отвел глаза.
   «Ты знаешь, что ты лжешь. Я знаю, что ты лжешь». Но ди Джиронал не знал, знает ли Кэсерил, что он лжет. Это не казалось большим преимуществом. А просто небольшим слабым участком в обороне противника.
   — Ну, я вот не понимаю, как исчезновение Кэсерила осталось не расследованным, — ди Санда пристально посмотрел на ди Джиронала. — Он же был комендантом крепости, первым человеком там.
   Исель задумчиво проговорила:
   — Если же рассматривать возможность мести, почему вы не подумали о том, что поскольку Кэсерил дорого обошелся рокнарцам на поле брани, они постараются поставить его в самые ужасные условия?
   Ди Джиронал скривился, явно не обрадовавшись мысли, куда может завести эта логическая линия. Он уселся в свое кресло и отмахнулся от вопросов.
   — Полагаю, мы зашли в тупик. Слово против слова, и мы ничего не можем решить окончательно. Сир, я настаиваю на благоразумии. Назначьте милорда Кэсерила на менее значительный пост или отошлите его обратно в Баосию.
   Исель чуть не взорвалась.
   — И пусть на нем остается обвинение?! Нет! Я протестую!
   Орико потер виски, словно в приступе головной боли, и бросил два коротких взгляда: один на своего застывшего в кресле главного советника, другой на разъяренную сестру. И тихо простонал:
   — О боги, как я это ненавижу… — выражение его лица вдруг изменилось, он выпрямился и сказал: — О! Ну, конечно! Есть одно решение… одно-единственное решение… хе-хе… — он подозвал пажа, приведшего в башню Кэсерила, и что-то прошептал ему на ухо. Ди Джиронал прислушался, но ничего не разобрал. Паж выскользнул за дверь.
   — Каково ваше решение, сир? — поинтересовался ди Джиронал.
   — Не мое решение, а решение богов. Пусть они скажут, кто невиновен и кто лжет.
   — Неужели вы хотите рассудить их с помощью поединка? — в голосе ди Джиронала явно слышался ужас.
   Кэсерил разделял этот ужас — так же, как и сьер ди Марок, судя по тому, что кровь отхлынула от его лица.
   Орико сморгнул.
   — Нет, у меня иная идея, — он окинул взглядом ди Марока и Кэсерила. — Хотя они примерно в равных условиях. Ди Марок моложе, конечно, и очень неплох на площадке для поединков, но и опыт тоже кое-чего стоит.
   Леди Бетрис посмотрела на ди Марока и беспокойно нахмурилась. Кэсерил тоже — хотя, как он подозревал, и совершенно по другому поводу. Ди Марок, безусловно, был прекрасным фехтовальщиком, но в безжалостном боевом поединке он не продержался бы и пяти минут. Ди Джиронал впервые посмотрел в глаза Кэсерилу, и Кэсерил понял, что он придерживается того же мнения. Желудок его сжался при мысли, что он будет вынужден практически зарезать мальчишку, как теленка.
   — Я не знаю, лгал ибранец или нет. Я знаю только то, что слышал, — устало проговорил ди Марок.
   — Да-да, — отмахнулся Орико. — Полагаю, мой план лучше, — он шмыгнул носом, вытер его рукавом и продолжал ждать. Наступила долгая напряженная тишина. Она была прервана вернувшимся пажом, объявившим:
   — Умегат, сир.
   Аккуратно одетый рокнарский грум вошел в комнату и, с любопытством обежав глазами собравшихся, уверенно направился к своему господину. Он поклонился и спросил:
   — Чем могу служить, милорд?
   — Умегат, я хочу, чтобы вы вышли во двор и поймали первого священного ворона, которого вы там увидите. Затем принесите птицу сюда. Вы, — Орико кивнул пажу, — пойдете с ним в качестве свидетеля. А теперь поторопитесь.
   Ничем не выразив своего удивления, Умегат снова поклонился и вышел. Кэсерил заметил взгляд ди Марока, обращенный на ди Джиронала, вопрошающий: «Ну, что теперь?» Ди Джиронал сделал вид, что ничего не заметил.
   — Так, и как же нам это устроить? А! Я знаю — Кэсерил встанет в одном конце комнаты, ди Марок — в другом.
   Глаза ди Джиронала уставились в одну точку, словно он пытался что-то рассчитать. Он кивнул ди Мароку, указывая в сторону распахнутого окна. Кэсерилу пришлось остаться в более темной части комнаты, у закрытой двери.
   — Вы все, — Орико указал на Исель и ее сопровождающих, — встаньте в стороне, вы — свидетели. И вы, и вы, и вы тоже, — это уже стражникам и оставшемуся в комнате второму пажу.
   Орико вышел из-за стола и расставил свидетелей в том порядке, какой казался ему подходящим случаю. Ди Джиронал остался на своем месте, поигрывая пером и сердито хмурясь.
   Через несколько минут — довольно быстро — вернулся Умегат с сердитым вороном под мышкой и возбужденным пажом.
   — Это был первый ворон, которого вы увидели? — спросил Орико у мальчика.
   — Да, милорд, — задыхаясь, ответил паж. — Вообще-то, их там целая стая кружилась над башней Фонсы, так что мы увидели шесть или восемь сразу. Тогда Умегат просто встал во дворе, совсем неподвижно, развел руки и закрыл глаза. Тогда один ворон сразу спустился и уселся ему на руку!
   Кэсерил прищурил глаза, напряженно всматриваясь — неужто у этой птицы и впрямь не хватает в хвосте нескольких перьев?
   — Чудесно! — радостно потер руки Орико. — Теперь, Умегат, я хочу, чтобы вы встали точно посередине комнаты и по моему сигналу отпустили ворона. Мы посмотрим, к кому он полетит, и все поймем! Погодите, пусть сначала все помолятся, чтобы боги помогли птице сделать верный выбор.
   Исель склонила голову в молитве, но Бетрис подняла глаза.
   — Но, сир, как мы узнаем правду? К кому должен полететь ворон — к невиновному или к лжецу? — и она посмотрела на Умегата.
   — Ох, — озадачился Орико, — хм…
   — И что, если он просто начнет летать кругами по комнате? — вставил ди Джиронал.
   «Тогда мы узнаем, что боги в таком же замешательстве, как и все мы». Кэсерил удержался и не произнес этого вслух.
   Умегат, поглаживая птицу, чтобы та успокоилась, слегка поклонился.
   — Поскольку правда для богов священна, пусть священная птица полетит к невиновному, сир, — он не смотрел на Кэсерила.
   — Отлично, тогда приступим.
   Умегат, в котором Кэсерил заподозрил недюжинный актерский талант и страсть к театральности, занял позицию точно между двумя испытуемыми и усадил ворона на руку. Несколько секунд он стоял с выражением спокойствия на лице. Кэсерилу было интересно, как поступят боги с какофонией противоречащих друг другу молитв, что читаются сейчас в этой комнате. Затем Умегат подбросил птицу в воздух и уронил руки. Она каркнула и с шумом расправила крылья. В хвосте ее не хватало двух перьев.
   Ди Марок широко раскинул руки в надежде, что это может привлечь ворона и тот подлетит к нему. Кэсерил, мысленно зовя «Кэс! Кэс!», задумался над теологическим курьезом. Он знал правду — что же должна показать эта проверка? Он стоял прямо и неподвижно, чуть приоткрыв рот, и взволнованно наблюдал, как ворон, проигнорировав открытое окно, подлетел к нему и тяжело уселся на плечо. Птица выпустила когти и немного поерзала, устраиваясь поудобнее.
   — Хорошо, — спокойно сказал Кэсерил, — хорошо.
   Ворон наклонил голову набок и посмотрел на него блестящими глазами-бусинками.
   Исель и Бетрис запрыгали, радостно крича и обнимаясь, напугав бедную птицу, которая сорвалась с плеча Кэсерила и улетела. Ди Санда мрачно улыбался. Ди Джиронал заскрипел зубами, ди Марок заметно побледнел. Орико потер пухлые ладони.
   — Отлично. Дело закрыто. А теперь, во имя богов, пойдемте обедать!

 
   Исель, Бетрис и ди Санда окружили Кэсерила и, как почетный караул, вывели из башни Иаса во двор.
   — Как вы узнали, что я попал в беду? — спросил он. Машинально взглянув вверх, он не увидел в небе ни одного ворона.
   — Паж сказал мне, что сегодня утром вас собираются арестовать, — ответил ди Санда, — я тут же поспешил к принцессе.
   Оказывается, ди Санда откладывает из бюджета некоторые средства и оплачивает с их помощью самые свежие новости от различных информаторов…
   — Благодарю, что прикрыли мою… — он проглотил слово «спину», — мой тыл. Меня бы уже разжаловали, если б вы не пришли мне на помощь.
   — Не стоит благодарности, — отмахнулся ди Санда, — я уверен, вы сделали бы для меня то же самое.
   — Моему брату нужен кто-нибудь, на кого опереться, — с горечью проговорила Исель, — иначе он клонится туда, куда дует ветер.
   Кэсерилу хотелось одновременно и похвалить ее за проницательность, и приостановить ее откровения. Он посмотрел на ди Санда и спросил:
   — Как долго при дворе циркулировали эти сплетни?
   Он пожал плечами.
   — Полагаю, четыре-пять дней.
   — Но мы-то услышали об этом только сейчас! — возразила Бетрис.
   Ди Санда, извиняясь, развел руками.
   — Наверное, считалось, что это слишком грубые вещи для ваших ушей, миледи.
   Исель хмыкнула. Ди Санда выслушал еще раз слова благодарности от Кэсерила и поспешил на поиски Тейдеса.
   Бетрис, которая вдруг посерьезнела, сказала уверенным голосом:
   — Это все я виновата. Дондо отыгрался на вас за ту шутку со свиньей. Ох, лорд Кэс, мне так жаль!
   — Нет, миледи, — успокоил ее Кэсерил, — вы тут ни при чем. Это старая история, которая тянется еще со времен до… до Готоргета.
   Он облегченно вздохнул, увидев, как просветлело ее лицо. Тем не менее не смог удержаться и строгим голосом добавил:
   — Но шутка со свиньей, безусловно, не сыграла нам на руку, так что не следует повторять подобные выходки.
   Бетрис вздохнула и улыбнулась.
   — Ну почему же? Ведь это остановило поползновения Дондо. Он больше ко мне не пристает.
   — Не могу отрицать успеха, но… Дондо очень влиятельный человек. Я прошу вас обеих — держитесь от него подальше.
   Глаза Исель блеснули, и она спокойно сказала:
   — Мы тут в осаде, да? Я, Тейдес и все, кто нас окружает.
   — Не думаю, — вздохнул Кэсерил, — что все так уж плохо. Просто будьте поосторожнее, ладно?
   Он проводил дам в их покои, но не вернулся к своим расчетам, а снова спустился по лестнице и пошел через двор мимо конюшен, прямо к зверинцу. Он нашел Умегата в птичнике. Тот, надев передник, купал маленьких птичек в золе, чтобы у них не было паразитов. Рокнарец взглянул на гостя и улыбнулся. Но Кэсерил не ответил ему улыбкой.
   — Умегат, — начал он без преамбул, — я должен знать. Это вы выбрали ворона, или ворон выбрал вас?
   — Разве это так важно, милорд?
   — Да.
   — Почему?
   Кэсерил открыл было рот, потом снова закрыл. И наконец сказал почти просительно:
   — Это ведь была хитрость, не так ли? Вы нарочно принесли ворона, которого я подкормил из окна. Ведь боги на самом деле не заглядывали в ту комнату?
   Брови Умегата приподнялись.
   — Бастард — самый хитрый из богов, милорд. И даже если кто-то где-то слукавил, это еще не значит, что на вас нет его благословения, — он немного помолчал. — Я вообще уверен, что только так и бывает.
   Он вытащил птичку из золы и, подсыпав зернышек из кармана передника, усадил ее в ближайшую клетку. Кэсерил продолжал настаивать:
   — Но это ворон, которого я кормил. Конечно, он полетел ко мне. Вы ведь тоже кормили его, да?
   — Я кормлю всех священных воронов из башни Фонсы. Так же, как их кормят леди, пажи, и посетители Зангра, и служители, и настоятели всех храмов Кардегосса. Просто чудо, что птицы еще не разжирели настолько, чтобы разучиться летать, — ловким движением руки Умегат вынул из клетки следующую пеструю пташку и окунул ее в ванночку с золой.
   Кэсерил немного отступил, чтобы не запачкаться в золе, и нахмурился.
   — Вы — рокнарец. Разве вы верите не в четырех богов?
   — Нет, милорд, — ответил Умегат. — Хоть я и рокнарец, но я — кинтарианец и исповедую Пятибожие со времен моей юности.
   — Вы обратились в эту веру, когда прибыли в Шалион?
   — Нет, в то время я еще был на архипелаге.
   — Почему же… почему вас не повесили, как еретика?
   — Я сбежал на корабле в Браджар прежде, чем меня схватили.
   Морщины между бровями Кэсерила разгладились, он посмотрел на четкие черты лица Умегата и спросил:
   — А кем был ваш отец на архипелаге?
   — Недалекий, полный предрассудков человек. Хотя и крайне набожный.
   — Я не это имел в виду.
   — Я понял, милорд. Но он умер более двадцати лет назад. Так что теперь это не важно. Я доволен своей нынешней жизнью.
   Кэсерил почесал бороду. Умегат достал очередную яркую птичку.
   — А как давно вы старший грум в зверинце?
   — С самого начала. Около шести лет. Я прибыл вместе с леопардом и первыми птицами. Нас подарили.
   — Кто?
   — О, верховный настоятель Кардегосса и орден Бастарда. У рея как раз был день рождения. С тех пор добавилось много интересных животных.
   Кэсерил осмыслил сказанное.
   — Да, очень необычная коллекция.
   — Да, милорд.
   — А насколько необычная?
   — Крайне необычная.
   — Можете рассказать поподробнее?
   — Я прошу вас не расспрашивать меня больше, милорд.
   — Почему же?
   — Потому что я не хочу вам лгать.
   — Почему?
   «Многие делают это с удовольствием».
   Умегат на мгновение задержал дыхание, затем хитро усмехнулся и ответил:
   — Потому, милорд, что ворон выбрал меня.
   Ответная улыбка Кэсерила стала немного натянутой. Он поклонился Умегату и удалился.


11


   Дня через три, когда Кэсерил выходил из своей спальни, направляясь на завтрак, его догнал запыхавшийся паж и схватил за рукав.
   — Милорд… Кэсерил! Управляющий замком… просит вас срочно прийти к нему во двор!
   — В чем дело? Что стряслось? — подчинившись явной неотложности дела, Кэсерил быстро зашагал рядом с мальчиком.
   — Сьер ди Санда. На него напали прошлой ночью. Разбойники. Его ограбили и ударили ножом!
   Кэсерил зашагал быстрее.
   — Как тяжело он ранен? Где он лежит?
   — Он не ранен, милорд, он убит!
   «О, боги, нет!» Кэсерил бросился вниз по лестнице, оставив пажа позади. Он выбежал в главный двор Зангра как раз в тот момент, когда мужчина в плаще полиции Кардегосса — должно быть, следователь — и еще один, одетый как крестьянин, сняли с мула застывшее тело и уложили его на булыжники мостовой. Управляющий присел на корточки рядом с телом. Пара стражников взирали на них с расстояния нескольких шагов, не решаясь приблизиться, словно ножевое ранение могло быть заразным.