Страница:
— Великие боги, — прошептала Бетрис, глядя на эту изувеченную великаншу, — что здесь произошло? Почему ее не отремонтировали ?
— А-а, это, — начал Кэсерил поучительным тоном — больше для придания уверенности себе самому. — Это башня Фонсы Мудрого, ставшего после смерти известным как Фонса Истинно Мудрый. Говорят, он имел обыкновение проводить на ней всю ночь, пытаясь прочитать по звездам будущее Шалиона. Однажды грозовой ночью, когда он занимался смертельной магией, направляя заклятие на Золотого Генерала, на крышу внезапно пали сильнейшие вспышки света и огня. Занялся пожар, который невозможно было погасить до самого утра, несмотря на сильный ливень.
Когда рокнарцы впервые напали с моря, они при первом же своем жестоком броске захватили большую часть Шалиона, Ибры и Браджара. Добрались даже до Кардегосса, до самых южных скал. Дартаканцы были в ужасе. Но из праха древних королевств и грубой колыбели холмов появилось новое племя, сражавшееся не одно поколение за то, чтобы отвоевать утраченное в первые годы нашествия рокнарцев. Воины-воры, они создавали экономику своего племени за счет набегов; богатства их были не нажиты, а украдены. С течением времени рокнарцев оттеснили обратно на север, к морю, и в память об их жестокости остались развалины замков. В конце концов владения завоевателей сжались до пяти вечно враждующих провинций на северном побережье.
Золотой Генерал — Рокнарский Лев — хотел изменить историю. Войнами, хитростью, вероломством, с помощью выгодного брака он в течение десяти лет объединил пять провинций впервые за все время существования Рокнара. Едва достигнув тридцатилетия, он обрел такую власть, что сумел собрать огромную армию для очередного похода на юг, угрожая смести всех еретиков-кинтарианцев — приверженцев Пятибожия, поклоняющихся дьяволу-Бастарду, — с лица земли, выжечь их огнем и мечом. Отчаявшиеся и разрозненные Шалион, Ибра и Браджар проигрывали сражение за сражением.
Попытки устранить Рокнарского Льва проваливались одна за другой; надежды призвать на помощь против золотого гения смертельную магию также не увенчались успехом. Фонса Мудрый, всесторонне изучив дело, рассудил, что Золотой Генерал, по всей видимости, избран одним из богов. Фонса за время войны с северянами потерял пятерых сыновей и наследников. Иас — последний и самый юный из его сыновей — вел жестокую борьбу с захватчиком в горах на последних подступах к Кардегоссу, блокируя подходы к городу. Однажды грозовой ночью, взяв с собой только настоятеля храма Бастарда, бывшего его доверенным лицом, и верного пажа, Фонса вошел в свою башню и запер за собой двери…
Наутро после пожара придворные Шалиона вытащили из башни три обуглившихся тела, и только разница в росте позволила отличить настоятеля от пажа и пажа от рея. Потрясенный и испуганный двор замер в ожидании. Курьер, отправленный на север с печальной вестью о постигшей Шалион утрате, встретился в пути с курьером от Иаса — он вез на юг весть о победе. Тризна и коронация в стенах Зангра справлялись одновременно.
Кэсерил вновь оглядел стены башни и подъехал поближе к Бетрис.
— Когда принц — уже рей — Иас вернулся с войны, он приказал заложить кирпичом все нижние окна и двери башни покойного отца и заявил, что никто больше не должен туда входить.
Тут с верхушки башни взметнулась темная зловещая тень, и Бетрис, вскрикнув, испуганно прикрыла лицо руками.
— С тех пор там гнездятся только вороны, — заметил Кэсерил, запрокинув голову вслед удалявшемуся черному силуэту на фоне яркого синего неба. — Я уверен, это те самые священные птицы, которых кормят во дворе своего храма жрецы Бастарда. Умные создания. Служители приручают их и учат говорить.
Исель, подъехавшая к ним, чтобы послушать историю своего деда, спросила:
— А что они говорят?
— Да так, не слишком многое, — ответил Кэсерил с легкой усмешкой. — Я никогда не слышал, чтобы словарь птицы включал в себя более трех разных криков. Хотя некоторые служители уверяют, что вороны способны на большее.
Оповещенные посланным вперед гонцом, навстречу гостям уже спешили слуги и грумы. Управляющий замком сам подставил скамеечку, чтобы принцесса Исель могла спешиться. Возможно, осознав собственную значимость при виде склонившегося перед ней седого старика, она поборола себя и сошла с лошади с грацией истинной леди. Тейдес бросил поводья поклонившемуся груму и с сияющими глазами оглядывался по сторонам. Управляющий быстро обсудил с ди Санда и Кэсерилом дюжину практических вопросов, от размещения по конюшням лошадей и грумов до — Кэсерил усмехнулся про себя — размещения по покоям принца и принцессы.
Затем управляющий проводил царственных отпрысков в их комнаты в левом крыле главного здания, за ними следовала вереница нагруженных багажом слуг. Тейдесу и его окружению предоставили пол-этажа; Исель и спутницам — этаж над ними. Кэсерилу отвели комнату на мужском этаже, в самом конце коридора. Он задумался, не означает ли это, что он должен охранять ведущую к владениям леди лестницу.
— Отдохните и освежитесь, — сказал управляющий. — Рей и рейна встретятся с вами на торжественном ужине в честь вашего прибытия. Будет весь двор.
Слуги принесли воду, хлеб, фрукты, сыр и вино, словно пытаясь убедить гостей из Валенды, что в ожидании ужина голодная смерть им не грозит.
— А где сейчас мой царственный брат и его жена? — поинтересовалась Исель.
Управляющий поклонился.
— Рейна отдыхает. Рей в своем зверинце — это его любимое место успокоения и утешения.
— Мне бы тоже хотелось взглянуть на зверинец, — задумчиво проговорила Исель. — Он часто писал мне о нем.
— Скажите ему об этом. Рей будет рад показать его вам, — с улыбкой заверил ее управляющий.
Женская компания почти сразу занялась выбором туалетов на вечер — помощь Кэсерила вряд ли им требовалась. Он велел слуге принести к нему в комнату сундук с вещами и отослал его. Оставшись один, Кэсерил бросил седельные сумки на кровать и, порывшись в одной из них, извлек письмо провинкары, которое та просила передать рею Орико лично в руки тотчас по прибытии. Кэсерил задержался лишь, чтобы смыть с рук дорожную грязь и бросить короткий взгляд в окно. Глубокая расщелина проходила прямо под окнами; сквозь кроны деревьев поблескивала вода.
По дороге к зверинцу он сбился с пути лишь однажды. Зверинец располагался за стенами, дорога к нему проходила через сад, рядом с конюшнями. Место, где он находился, нетрудно было обнаружить по характерному резкому запаху. Кэсерил остановился, войдя в каменное здание, дал глазам постепенно привыкнуть к прохладной темноте. Немного освоившись, пошел дальше. Бывшие стойла были переоборудованы в клетки для пары замечательных лоснящихся черных медведей. Один спал на куче чистых золотистых опилок, другой уставился на незваного гостя, приподняв морду и старательно принюхиваясь. По другую сторону прохода размещалось несколько странных животных, незнакомых Кэсерилу, — они были похожи на высоких длинноногих коз, но с вытянутыми изогнутыми шеями, нежными влажными глазами и пышным мягким мехом. Неподалеку он увидел вольер с дюжиной крупных птиц всех цветов радуги — они сидели на ветках, воркуя; другие, помельче, но тоже пестрые, щебетали в клетках, развешанных вдоль стен. Напротив птичника в одной из комнат он наконец обнаружил людей: грума и какого-то весьма полного мужчину, который сидел прямо на столе, скрестив ноги, и держал за украшенный бриллиантами ошейник взрослого леопарда. Кэсерил увидел, как этот человек приближает лицо к самой пасти огромной кошки, содрогнулся и замер на месте.
Мужчина тщательно вычесывал зверя скребком. Леопард ворочался на столе, подставляя то один, то другой бок — процесс этот ему явно нравился, — и во все стороны летели клочья желтой с черным шерсти. Кэсерил был так поражен видом леопарда, что в ухаживавшем за ним человеке не сразу признал рея Орико.
Двенадцать лет, прошедших с того дня, когда Кэсерил видел рея в последний раз, были к правителю не слишком милосердны. Орико никогда не был красавцем, даже в пору своей юности. Ростом чуть ниже среднего, со сломанным еще в детстве при неудачном падении с лошади коротким носом — теперь этот нос выглядел, как расплющенный гриб. Когда-то рыжевато-каштановые волосы поблекли и поредели, хотя еще слегка вились. Но меньше на его теле стало только волос — само тело весьма раздобрело. Лицо бледное и рыхлое, веки потяжелели и обвисли. Он шикнул на свою пятнистую кошку, которая потерлась головой о его тунику, отчего клочья вычесанной шерсти так и взметнулись в воздух. Леопард энергично лизнул шелк розовым языком, похожим на махровую мочалку, и оставил на внушительном животе правителя длинное темное пятно. Рукава одежды рея были высоко закатаны, на руках виднелось больше дюжины свежих и старых царапин. Кошка на секунду осторожно коснулась зубами оголенного предплечья, но не сомкнула челюсти. Кэсерил расслабил сжатые пальцы и, сняв руку с рукояти меча, откашлялся.
Рей повернул голову, Кэсерил пал на одно колено.
— Сир, я несу вам исполненное почтения приветствие от вдовствующей провинкары Баосии и письмо от нее, — он протянул послание и добавил на случай, если рею еще не доложили: — Принц Тейдес и принцесса Исель благополучно прибыли в Зангр, сир.
— О да, — рей подал знак пожилому груму, который тут же подошел и принял письмо с благодарным поклоном.
— Ее милость вдовствующая провинкара велела передать письмо лично вам в руки, — неуверенно сказал Кэсерил.
— Да-да, минуту, — прокряхтел Орико и с заметным усилием — ему мешал живот — наклонился вперед, чтобы быстро обнять кошку и пристегнуть к ее ошейнику серебряную цепочку. Рей еще раз шикнул, и леопард послушно спрыгнул со стола легким движением. Орико спустился на пол с куда меньшей грацией. — Сюда, Умегат.
Так явно звали грума, а не леопарда, поскольку именно грум шагнул вперед и, передав господину письмо, взял взамен серебряную цепочку. Умегат провел зверя по проходу и бесцеремонно втолкнул его коленом в клетку. Кэсерил, когда кошка оказалась взаперти, вздохнул с облегчением.
Орико сломал печать, и на чисто выметенный — если не считать свежевычесанной шерсти леопарда — пол посыпались кусочки воска. Он жестом приказал Кэсерилу подняться с колен и начал медленно пробираться через изящную паутину написанных рукой провинкары строк. Рей то подносил лист ближе, то отдалял его от глаз, беззвучно шевеля губами. Кэсерил по старой курьерской привычке сложил руки за спиной и спокойно ждал либо последующих вопросов, либо позволения уйти.
Так, ожидая, он рассматривал слугу — должно быть, старшего над грумами. Даже если не принимать во внимание его имя, по крови он явно был потомком рокнарцев. В молодости Умегат был высок, теперь же немного ссутулился. Кожа, наверняка загорелая и золотистая прежде, побледнела и приобрела с возрастом оттенок старой слоновой кости. Глаза и рот окружали глубокие морщины. Поседевшие бронзовые волосы, заплетенные от висков в две косы, соединялись, по древнему рокнарскому обычаю, на затылке в одну. Это придавало ему вид истинного рокнарца. В Шалионе было довольно много метисов, в роду самого Орико насчитывалось несколько рокнарских принцесс, как с шалионской, так и с браджарской сторон. Видимо, от них рей унаследовал цвет своих волос. На груме была ливрея служащих Зангра: туника, лосины, плащ до колен с вышитым символом Шалиона — королевским леопардом, опирающимся на стилизованный замок. Грум выглядел гораздо более чистым и опрятным, чем его господин.
Орико закончил читать и вздохнул.
— Рейна Иста огорчилась, да?
— Она, естественно, опечалена разлукой с детьми, — осторожно ответил Кэсерил.
— Этого я и боялся. Ничего не поделаешь. Я не могу позвать ее сюда. С ней слишком… сложно, — он потер нос тыльной стороной ладони и со свистом втянул в себя воздух. — Передайте ее милости провинкаре, что она пользуется у меня особым уважением и что ее внуки находятся под защитой их брата.
— Я собирался написать ей сегодня вечером, сир, чтобы сообщить о нашем благополучном прибытии. Я передам ваши слова.
Орико коротко кивнул, снова потер нос и пристально взглянул на Кэсерила.
— Мы с вами знакомы?
— Я… не думаю, сир. Я недавно назначен вдовствующей провинкарой на должность секретаря принцессы Исель. В юности служил у покойного провинкара Баосии пажом, — добавил он в качестве рекомендации. Он не стал говорить о своей службе у ди Гуариды — это могло напомнить рею невзначай о том, что Кэсерил был не просто одним из людей провинкара. Отчасти выручали борода и седина, появившаяся с тех пор в волосах, да и более жилистая, чем прежде, фигура… если Орико его не признал, может, остальные тоже не станут приглядываться? Интересно, как долго в таком случае ему удастся сохранять инкогнито? Увы, имя менять уже слишком поздно.
Орико удовлетворенно кивнул и взмахом руки отпустил Кэсерила со словами:
— Тогда вы будете на ужине. Передайте моей прелестной сестре, что я с нетерпением жду встречи с ней вечером.
Кэсерил поклонился и покинул зверинец.
Он шел к воротам Зангра, задумчиво покусывая нижнюю губу. Если сегодня на приеме будет присутствовать весь двор, канцлер марч ди Джиронал — правая рука Орико и второй после него человек в Шалионе — тоже, скорее всего, придет. А где марч, там и его братец, лорд Дондо.
«Может, они и не вспомнят меня». Прошло уже больше двух лет со сдачи — позорной продажи — Готоргета и еще больше времени — с того неприглядного эпизода в лагере безумного принца Олуса. Существование Кэсерила всегда было не более чем досадной помехой для этих могущественных лордов. Они не знают, что он понял, что на галеры его продали в результате предумышленного подлого предательства, а не по случайной ошибке. Если Кэсерил не сделает ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание, они могут и не вспомнить ничего, и он будет спасен.
«Мечты идиота».
Плечи Кэсерила ссутулились, и он ускорил шаг.
Вернувшись к себе, он приготовил было коричневую шерстяную мантию и черный плащ, чтобы переодеться для вечера, но прибежавшая с верхнего этажа запыхавшаяся служанка передала ему распоряжения по поводу одежды от его высокопоставленной подопечной. Поэтому Кэсерил нарядился в менее строгие синие тона: в голубую тунику, синий шелковый камзол и темно-синие штаны, перешедшие к нему по милости провинкары. Одежда еще хранила запах трав, которыми была пересыпана от моли. Сапоги и меч дополняли наряд — все, что требуется придворному; не важно, что Кэсерила не украшают ни кольца, ни цепи.
По просьбе изнывавшего от нетерпения Тейдеса Кэсерил поднялся проверить, готовы ли дамы, и обнаружил, что в своей одежде замечательно вписывается в их общество. Исель была в любимом тонком бело-голубом платье и в накидке, а Бетрис и гувернантка — в синем и темно-синем соответственно. Исель украшали скромные, подходящие для молодой девушки простые капельки бриллиантов в ушах, небольшая брошь на лифе платья, тонкий сверкающий поясок и всего два узких кольца. На Бетрис тоже поблескивало несколько позаимствованных у принцессы драгоценностей. Кэсерил расправил плечи, слегка пожалев о простоте собственного туалета, и собрался вести вниз свой маленький отряд.
Они вышли почти сразу, после всего лишь семи-восьми — «Ах, погодите минутку» — задержек, чтобы поправить платья и украшения, и спустились по лестнице к Тейдесу и его свите, состоявшей из ди Санда, капитана баосийской гвардии, охранявшего их в пути, и старшего сержанта — двое последних в парадных мундирах, с мечами, рукояти которых были украшены драгоценными камнями. Шелестя одеждой и позвякивая украшениями, все последовали за пажом, присланным, чтобы проводить гостей в тронный зал.
Задержались ненадолго в приемной, где их выстроили по порядку, согласно произнесенным шепотом инструкциям управляющего Зангра. Затем двери широко распахнулись, и управляющий торжественным громким голосом объявил:
— Принц Тейдес ди Шалион! Принцесса Исель ди Шалион! Сьер ди Санда… — и далее по списку в строгой ранговой очередности: — Леди Бетрис ди Феррей, кастиллар Люп ди Кэсерил, сьера Нан ди Врит!
Бетрис скосила лукавый карий глаз на Кэсерила и прошептала, почти не шевеля губами:
— Люп? Ваше первое имя Люп?
Кэсерил посчитал себя вправе не отвечать. Зал был полон придворных — леди и кавалеров, все вокруг сияло и сверкало, воздух был насыщен духами, любопытством и возбуждением. Кэсерил рассудил, что его одежда смотрится здесь скромно, но вполне уместно — в черно-коричневом наряде он выглядел бы вороной в стае павлинов. Даже стены были обиты красным шелком.
В конце зала, на возвышении, обрамленном красными же шелковыми занавесями, на витых креслах сидели рука об руку рей Орико и его рейна Сара. Орико выглядел значительно лучше, чем днем, — умытый, причесанный, в чистой одежде и даже со слегка нарумяненными щеками; тяжелая золотая корона на голове придавала ему почти королевский вид. На рейне Саре была элегантная алая мантия. Она сидела очень прямо. В свои тридцать с лишним она была уже далеко не так свежа и прелестна, как в те годы, когда Кэсерил видел ее в последний раз. Выражение ее лица было слегка напряженным — видимо, рейну обуревали смешанные чувства. Из-за бесплодия она оказалась неспособной исполнить свой главный долг перед Шалионом — если, конечно, вина лежала на ней. Когда несколько лет назад Кэсерил приезжал в Зангр, он слышал, что у Орико не было и внебрачных детей. Правда, тогда этот факт объясняли его исключительной супружеской верностью. Перспективы же Тейдеса как наследника обсуждались только в очень узких кругах.
Тейдес и Исель один за другим подошли к трону и поцеловали руки рею и рейне. Полный формальный поцелуй включал в себя целование лба, рук и ног, но сегодняшняя церемония была не столь официальной. Входившие в свиту принца и принцессы также удостоились чести преклонить колени и поцеловать руки правителю и его супруге. Рука Сары была холодна, как лед, когда Кэсерил почтительно коснулся ее губами.
Он встал сразу за Исель, сцепив пальцы за спиной, приготовившись приветствовать длинную вереницу придворных. Никого нельзя было обидеть отказом в любезном приветствии. И когда он узнал приближавшихся к ним двоих мужчин, у него перехватило дыхание и упало сердце.
Марч ди Джиронал был в мундире генерала священного военного ордена Сына — коричнево-оранжево-желтого цветов. Он почти не изменился за три года, прошедшие с тех пор, как Кэсерил видел его последний раз, принимая из его рук ключи от Готоргета. Все такой же худощавый, седеющий, с колючим взглядом холодных глаз, энергичный и неулыбчивый. Широкая перевязь, пересекавшая его грудь, сверкала символами Сына, выложенными из драгоценных камней, — оружием, зверями и винными кубками. На шее висел знак канцлерской должности — толстая золотая цепь. На пальцах поблескивали три крупных кольца с печатями — его собственного Дома, Шалиона и ордена Сына. Других колец не было — на фоне таких знаков власти драгоценности не могли добавить своему владельцу внушительности.
Лорд Дондо ди Джиронал также был в генеральском мундире — сине-белом мундире ордена Дочери. Более приземистый, нежели брат, но такой же подтянутый и энергичный. Не считая знаков новых привилегий, он выглядел совершенно как прежде, не изменившись за эти три года и ничуть не постарев. Кэсерил думал увидеть его сильно растолстевшим, вследствие известной неумеренности за столом, в постели и в прочих наслаждениях, но у Дондо оказался лишь небольшой животик. Блеск драгоценностей на пальцах, не говоря уже об ушах, шее, руках и украшенных золотыми шпорами сапогах, наводил на мысль, что Дондо, в отличие от брата, не оставил в сундуке ни одной фамильной драгоценности, решив явить миру все разом.
Канцлер не задержал взгляд на Кэсериле, словно не узнал его, однако черные глаза Дондо опустились долу, пока он ожидал своей очереди, и в ответ на нейтрально-любезный жест Кэсерила он нахмурился. Морщина между бровями стала глубже, но внимание его отвлеклось от Кэсерила, как только марч подал знак слуге принести подарки для принца Тейдеса: отделанное серебром седло и сбрую, охотничий лук тонкой работы и копье для охоты на кабана с блестящим острым стальным наконечником. Тейдес сбивчиво, но от души произнес слова благодарности.
Лорд Дондо после формального представления щелкнул пальцами, и слуга его, державший маленький сундучок, откинул крышку и сделал шаг вперед. Театральным жестом младший Джиронал извлек из сундучка невероятно длинную жемчужную нить и высоко поднял над головой, чтобы все смогли ее увидеть.
— Принцесса, приветствую вас в Кардегоссе от имени моего священного ордена, моей славной семьи и от своего собственного! Позвольте преподнести вам жемчужную нить, вдвое превосходящую вас в длину, — он качнул жемчуга в руке. Сложенная вдвое нить действительно была длиной в рост изумленной Исель. — Благодарение богам, вы не очень высоки, а то я бы разорился!
В ответ на эту шутку среди придворных послышались смешки. Дондо очаровательно улыбнулся и прошептал:
— Можно?
Не дожидаясь ответа, он шагнул вперед и, наклонившись, пронес нить над головой принцессы.
Исель слегка вздрогнула, когда его рука коснулась на мгновение ее щеки, но, проведя пальцами по переливающимся каплям жемчуга, лишь улыбнулась в ответ, благодаря за подарок. Лорд Дондо поклонился — слишком низко, кисло подумал Кэсерил, как будто не без тайной издевки.
Лишь затем Дондо, улучив момент, прошептал что-то на ухо брату. Кэсерил не мог слышать, что именно, но обрамленные усами и бородой губы Дондо сложились так, словно произнесли слово «Готоргет». Ди Джиронал сверкнул глазами в сторону Кэсерила, но тут братья вынуждены были отойти, чтобы дать возможность приветствовать принца и принцессу следующему придворному.
Через некоторое время Тейдес и Исель оказались почти заваленными подарками, среди которых были и дорогие, и исполненные значения. Кэсерил автоматически отмечал, кто и что подарил Исель, чтобы впоследствии составить опись. Бетрис решила помочь ему в этом занятии. Придворные увивались вокруг брата с сестрой, словно назойливые мухи вокруг плошки с медом. Тейдес пребывал в радостном возбуждении, он чуть ли не хихикал от восторга; ди Санда держался слегка скованно, воодушевленный и смущенный одновременно. Исель вела себя спокойно и достойно, хотя тоже была заметно возбуждена. Она занервничала только раз, когда ей представили посла одной из северных рокнарских провинций — высокого и золотокожего, со сложной прической из множества причудливо уложенных косичек. Его изысканные широкие льняные одеяния развевались, как флаги, когда он, приблизившись, отвешивал принцессе глубокий поклон. Исель без тени улыбки присела в ответном книксене и поблагодарила рокнарца за прелестный пояс из резных кораллов, жадеита и золотых вставок.
Среди подарков Тейдесу преобладало в основном оружие. Дары же, поднесенные Исель, были по большей части украшениями, хотя среди них оказалось и три музыкальных шкатулки тонкой работы. Наконец подношения были разложены для всеобщего обозрения на столе — под охраной пары пажей, и сливки кардегосского общества потянулись в банкетный зал, где все уже было готово для торжественного ужина. Принца и принцессу проводили к высокому столу и усадили рядом с Орико и Сарой, с другой стороны к ним подсели братья Джиронал — канцлер слегка натянуто улыбался четырнадцатилетнему Тейдесу, а Дондо явно пытался любезничать с Исель и смеялся над собственными шутками куда громче ее. Кэсерил устроился за длинным, стоявшим поперек комнаты столом неподалеку от своей подопечной. Он обнаружил, что его сосед по столу — ибранский посол.
— Ибранцы хорошо относились ко мне во время моего последнего визита в вашу страну, — не вдаваясь в детали, вежливо заметил Кэсерил после вступительного обмена любезностями. — По какому поводу вы прибыли в Кардегосс, милорд?
Ибранец дружелюбно улыбнулся.
— Вы ведь из свиты принцессы Исель? Ну, кроме безусловного желания присутствовать на осенней охоте на кабанов в здешних лесах, у меня есть еще поручение от рея Ибры. Я должен убедить рея Орико не оказывать поддержки наследнику во время очередного восстания в Южной Ибре. Наследник принимает помощь Дартаки, но, полагаю, вскоре он обнаружит, что это палка о двух концах.
— Мятеж наследника — болезненное событие для рея Ибры, — искренне, но без лишней горячности, ответил Кэсерил. Старый Лис Ибры в течение последних тридцати лет частенько двурушничал в отношениях с Шалионом и считался сомнительным союзником и опасным противником, и если эта непрерывная война с собственным сыном была платой, взимаемой богами за его хитрость и коварство, то богам стоило быть поосторожнее. — Не знаю, что думает по этому поводу рей Орико, но мне кажется, что поддерживать юность против старости — дело в конечном итоге выигрышное. И рею Ибры, и наследнику следовало бы прийти к согласию, ведь время так или иначе все расставит на свои места. Для пожилого человека наносить поражение собственному сыну — то же самое, что наносить поражение себе самому.
— Не в данном случае. У Ибры есть еще один сын, — посол быстро огляделся и, наклонившись поближе к Кэсерилу, продолжил более тихим голосом: — И наследник не оставляет этот факт без внимания. Прошлой осенью он даже организовал покушение на брата, но когда оно провалилось, всячески отрицал свою причастность, говоря, что отнюдь не приказывал ничего подобного, что все по собственному почину сотворили его миньоны, якобы неправильно понявшие слова своего господина. Я так полагаю, что они поняли его слова очень даже правильно. В общем, попытка избавиться от конкурента, благодарение богам, провалилась, и юный принц Бергон избежал смерти. Но чаша терпения отца переполнилась. Теперь между ним и наследником и речи не может быть о мире, тем более что последний снова заваривает кашу в Южной Ибре.
— А-а, это, — начал Кэсерил поучительным тоном — больше для придания уверенности себе самому. — Это башня Фонсы Мудрого, ставшего после смерти известным как Фонса Истинно Мудрый. Говорят, он имел обыкновение проводить на ней всю ночь, пытаясь прочитать по звездам будущее Шалиона. Однажды грозовой ночью, когда он занимался смертельной магией, направляя заклятие на Золотого Генерала, на крышу внезапно пали сильнейшие вспышки света и огня. Занялся пожар, который невозможно было погасить до самого утра, несмотря на сильный ливень.
Когда рокнарцы впервые напали с моря, они при первом же своем жестоком броске захватили большую часть Шалиона, Ибры и Браджара. Добрались даже до Кардегосса, до самых южных скал. Дартаканцы были в ужасе. Но из праха древних королевств и грубой колыбели холмов появилось новое племя, сражавшееся не одно поколение за то, чтобы отвоевать утраченное в первые годы нашествия рокнарцев. Воины-воры, они создавали экономику своего племени за счет набегов; богатства их были не нажиты, а украдены. С течением времени рокнарцев оттеснили обратно на север, к морю, и в память об их жестокости остались развалины замков. В конце концов владения завоевателей сжались до пяти вечно враждующих провинций на северном побережье.
Золотой Генерал — Рокнарский Лев — хотел изменить историю. Войнами, хитростью, вероломством, с помощью выгодного брака он в течение десяти лет объединил пять провинций впервые за все время существования Рокнара. Едва достигнув тридцатилетия, он обрел такую власть, что сумел собрать огромную армию для очередного похода на юг, угрожая смести всех еретиков-кинтарианцев — приверженцев Пятибожия, поклоняющихся дьяволу-Бастарду, — с лица земли, выжечь их огнем и мечом. Отчаявшиеся и разрозненные Шалион, Ибра и Браджар проигрывали сражение за сражением.
Попытки устранить Рокнарского Льва проваливались одна за другой; надежды призвать на помощь против золотого гения смертельную магию также не увенчались успехом. Фонса Мудрый, всесторонне изучив дело, рассудил, что Золотой Генерал, по всей видимости, избран одним из богов. Фонса за время войны с северянами потерял пятерых сыновей и наследников. Иас — последний и самый юный из его сыновей — вел жестокую борьбу с захватчиком в горах на последних подступах к Кардегоссу, блокируя подходы к городу. Однажды грозовой ночью, взяв с собой только настоятеля храма Бастарда, бывшего его доверенным лицом, и верного пажа, Фонса вошел в свою башню и запер за собой двери…
Наутро после пожара придворные Шалиона вытащили из башни три обуглившихся тела, и только разница в росте позволила отличить настоятеля от пажа и пажа от рея. Потрясенный и испуганный двор замер в ожидании. Курьер, отправленный на север с печальной вестью о постигшей Шалион утрате, встретился в пути с курьером от Иаса — он вез на юг весть о победе. Тризна и коронация в стенах Зангра справлялись одновременно.
Кэсерил вновь оглядел стены башни и подъехал поближе к Бетрис.
— Когда принц — уже рей — Иас вернулся с войны, он приказал заложить кирпичом все нижние окна и двери башни покойного отца и заявил, что никто больше не должен туда входить.
Тут с верхушки башни взметнулась темная зловещая тень, и Бетрис, вскрикнув, испуганно прикрыла лицо руками.
— С тех пор там гнездятся только вороны, — заметил Кэсерил, запрокинув голову вслед удалявшемуся черному силуэту на фоне яркого синего неба. — Я уверен, это те самые священные птицы, которых кормят во дворе своего храма жрецы Бастарда. Умные создания. Служители приручают их и учат говорить.
Исель, подъехавшая к ним, чтобы послушать историю своего деда, спросила:
— А что они говорят?
— Да так, не слишком многое, — ответил Кэсерил с легкой усмешкой. — Я никогда не слышал, чтобы словарь птицы включал в себя более трех разных криков. Хотя некоторые служители уверяют, что вороны способны на большее.
Оповещенные посланным вперед гонцом, навстречу гостям уже спешили слуги и грумы. Управляющий замком сам подставил скамеечку, чтобы принцесса Исель могла спешиться. Возможно, осознав собственную значимость при виде склонившегося перед ней седого старика, она поборола себя и сошла с лошади с грацией истинной леди. Тейдес бросил поводья поклонившемуся груму и с сияющими глазами оглядывался по сторонам. Управляющий быстро обсудил с ди Санда и Кэсерилом дюжину практических вопросов, от размещения по конюшням лошадей и грумов до — Кэсерил усмехнулся про себя — размещения по покоям принца и принцессы.
Затем управляющий проводил царственных отпрысков в их комнаты в левом крыле главного здания, за ними следовала вереница нагруженных багажом слуг. Тейдесу и его окружению предоставили пол-этажа; Исель и спутницам — этаж над ними. Кэсерилу отвели комнату на мужском этаже, в самом конце коридора. Он задумался, не означает ли это, что он должен охранять ведущую к владениям леди лестницу.
— Отдохните и освежитесь, — сказал управляющий. — Рей и рейна встретятся с вами на торжественном ужине в честь вашего прибытия. Будет весь двор.
Слуги принесли воду, хлеб, фрукты, сыр и вино, словно пытаясь убедить гостей из Валенды, что в ожидании ужина голодная смерть им не грозит.
— А где сейчас мой царственный брат и его жена? — поинтересовалась Исель.
Управляющий поклонился.
— Рейна отдыхает. Рей в своем зверинце — это его любимое место успокоения и утешения.
— Мне бы тоже хотелось взглянуть на зверинец, — задумчиво проговорила Исель. — Он часто писал мне о нем.
— Скажите ему об этом. Рей будет рад показать его вам, — с улыбкой заверил ее управляющий.
Женская компания почти сразу занялась выбором туалетов на вечер — помощь Кэсерила вряд ли им требовалась. Он велел слуге принести к нему в комнату сундук с вещами и отослал его. Оставшись один, Кэсерил бросил седельные сумки на кровать и, порывшись в одной из них, извлек письмо провинкары, которое та просила передать рею Орико лично в руки тотчас по прибытии. Кэсерил задержался лишь, чтобы смыть с рук дорожную грязь и бросить короткий взгляд в окно. Глубокая расщелина проходила прямо под окнами; сквозь кроны деревьев поблескивала вода.
По дороге к зверинцу он сбился с пути лишь однажды. Зверинец располагался за стенами, дорога к нему проходила через сад, рядом с конюшнями. Место, где он находился, нетрудно было обнаружить по характерному резкому запаху. Кэсерил остановился, войдя в каменное здание, дал глазам постепенно привыкнуть к прохладной темноте. Немного освоившись, пошел дальше. Бывшие стойла были переоборудованы в клетки для пары замечательных лоснящихся черных медведей. Один спал на куче чистых золотистых опилок, другой уставился на незваного гостя, приподняв морду и старательно принюхиваясь. По другую сторону прохода размещалось несколько странных животных, незнакомых Кэсерилу, — они были похожи на высоких длинноногих коз, но с вытянутыми изогнутыми шеями, нежными влажными глазами и пышным мягким мехом. Неподалеку он увидел вольер с дюжиной крупных птиц всех цветов радуги — они сидели на ветках, воркуя; другие, помельче, но тоже пестрые, щебетали в клетках, развешанных вдоль стен. Напротив птичника в одной из комнат он наконец обнаружил людей: грума и какого-то весьма полного мужчину, который сидел прямо на столе, скрестив ноги, и держал за украшенный бриллиантами ошейник взрослого леопарда. Кэсерил увидел, как этот человек приближает лицо к самой пасти огромной кошки, содрогнулся и замер на месте.
Мужчина тщательно вычесывал зверя скребком. Леопард ворочался на столе, подставляя то один, то другой бок — процесс этот ему явно нравился, — и во все стороны летели клочья желтой с черным шерсти. Кэсерил был так поражен видом леопарда, что в ухаживавшем за ним человеке не сразу признал рея Орико.
Двенадцать лет, прошедших с того дня, когда Кэсерил видел рея в последний раз, были к правителю не слишком милосердны. Орико никогда не был красавцем, даже в пору своей юности. Ростом чуть ниже среднего, со сломанным еще в детстве при неудачном падении с лошади коротким носом — теперь этот нос выглядел, как расплющенный гриб. Когда-то рыжевато-каштановые волосы поблекли и поредели, хотя еще слегка вились. Но меньше на его теле стало только волос — само тело весьма раздобрело. Лицо бледное и рыхлое, веки потяжелели и обвисли. Он шикнул на свою пятнистую кошку, которая потерлась головой о его тунику, отчего клочья вычесанной шерсти так и взметнулись в воздух. Леопард энергично лизнул шелк розовым языком, похожим на махровую мочалку, и оставил на внушительном животе правителя длинное темное пятно. Рукава одежды рея были высоко закатаны, на руках виднелось больше дюжины свежих и старых царапин. Кошка на секунду осторожно коснулась зубами оголенного предплечья, но не сомкнула челюсти. Кэсерил расслабил сжатые пальцы и, сняв руку с рукояти меча, откашлялся.
Рей повернул голову, Кэсерил пал на одно колено.
— Сир, я несу вам исполненное почтения приветствие от вдовствующей провинкары Баосии и письмо от нее, — он протянул послание и добавил на случай, если рею еще не доложили: — Принц Тейдес и принцесса Исель благополучно прибыли в Зангр, сир.
— О да, — рей подал знак пожилому груму, который тут же подошел и принял письмо с благодарным поклоном.
— Ее милость вдовствующая провинкара велела передать письмо лично вам в руки, — неуверенно сказал Кэсерил.
— Да-да, минуту, — прокряхтел Орико и с заметным усилием — ему мешал живот — наклонился вперед, чтобы быстро обнять кошку и пристегнуть к ее ошейнику серебряную цепочку. Рей еще раз шикнул, и леопард послушно спрыгнул со стола легким движением. Орико спустился на пол с куда меньшей грацией. — Сюда, Умегат.
Так явно звали грума, а не леопарда, поскольку именно грум шагнул вперед и, передав господину письмо, взял взамен серебряную цепочку. Умегат провел зверя по проходу и бесцеремонно втолкнул его коленом в клетку. Кэсерил, когда кошка оказалась взаперти, вздохнул с облегчением.
Орико сломал печать, и на чисто выметенный — если не считать свежевычесанной шерсти леопарда — пол посыпались кусочки воска. Он жестом приказал Кэсерилу подняться с колен и начал медленно пробираться через изящную паутину написанных рукой провинкары строк. Рей то подносил лист ближе, то отдалял его от глаз, беззвучно шевеля губами. Кэсерил по старой курьерской привычке сложил руки за спиной и спокойно ждал либо последующих вопросов, либо позволения уйти.
Так, ожидая, он рассматривал слугу — должно быть, старшего над грумами. Даже если не принимать во внимание его имя, по крови он явно был потомком рокнарцев. В молодости Умегат был высок, теперь же немного ссутулился. Кожа, наверняка загорелая и золотистая прежде, побледнела и приобрела с возрастом оттенок старой слоновой кости. Глаза и рот окружали глубокие морщины. Поседевшие бронзовые волосы, заплетенные от висков в две косы, соединялись, по древнему рокнарскому обычаю, на затылке в одну. Это придавало ему вид истинного рокнарца. В Шалионе было довольно много метисов, в роду самого Орико насчитывалось несколько рокнарских принцесс, как с шалионской, так и с браджарской сторон. Видимо, от них рей унаследовал цвет своих волос. На груме была ливрея служащих Зангра: туника, лосины, плащ до колен с вышитым символом Шалиона — королевским леопардом, опирающимся на стилизованный замок. Грум выглядел гораздо более чистым и опрятным, чем его господин.
Орико закончил читать и вздохнул.
— Рейна Иста огорчилась, да?
— Она, естественно, опечалена разлукой с детьми, — осторожно ответил Кэсерил.
— Этого я и боялся. Ничего не поделаешь. Я не могу позвать ее сюда. С ней слишком… сложно, — он потер нос тыльной стороной ладони и со свистом втянул в себя воздух. — Передайте ее милости провинкаре, что она пользуется у меня особым уважением и что ее внуки находятся под защитой их брата.
— Я собирался написать ей сегодня вечером, сир, чтобы сообщить о нашем благополучном прибытии. Я передам ваши слова.
Орико коротко кивнул, снова потер нос и пристально взглянул на Кэсерила.
— Мы с вами знакомы?
— Я… не думаю, сир. Я недавно назначен вдовствующей провинкарой на должность секретаря принцессы Исель. В юности служил у покойного провинкара Баосии пажом, — добавил он в качестве рекомендации. Он не стал говорить о своей службе у ди Гуариды — это могло напомнить рею невзначай о том, что Кэсерил был не просто одним из людей провинкара. Отчасти выручали борода и седина, появившаяся с тех пор в волосах, да и более жилистая, чем прежде, фигура… если Орико его не признал, может, остальные тоже не станут приглядываться? Интересно, как долго в таком случае ему удастся сохранять инкогнито? Увы, имя менять уже слишком поздно.
Орико удовлетворенно кивнул и взмахом руки отпустил Кэсерила со словами:
— Тогда вы будете на ужине. Передайте моей прелестной сестре, что я с нетерпением жду встречи с ней вечером.
Кэсерил поклонился и покинул зверинец.
Он шел к воротам Зангра, задумчиво покусывая нижнюю губу. Если сегодня на приеме будет присутствовать весь двор, канцлер марч ди Джиронал — правая рука Орико и второй после него человек в Шалионе — тоже, скорее всего, придет. А где марч, там и его братец, лорд Дондо.
«Может, они и не вспомнят меня». Прошло уже больше двух лет со сдачи — позорной продажи — Готоргета и еще больше времени — с того неприглядного эпизода в лагере безумного принца Олуса. Существование Кэсерила всегда было не более чем досадной помехой для этих могущественных лордов. Они не знают, что он понял, что на галеры его продали в результате предумышленного подлого предательства, а не по случайной ошибке. Если Кэсерил не сделает ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание, они могут и не вспомнить ничего, и он будет спасен.
«Мечты идиота».
Плечи Кэсерила ссутулились, и он ускорил шаг.
Вернувшись к себе, он приготовил было коричневую шерстяную мантию и черный плащ, чтобы переодеться для вечера, но прибежавшая с верхнего этажа запыхавшаяся служанка передала ему распоряжения по поводу одежды от его высокопоставленной подопечной. Поэтому Кэсерил нарядился в менее строгие синие тона: в голубую тунику, синий шелковый камзол и темно-синие штаны, перешедшие к нему по милости провинкары. Одежда еще хранила запах трав, которыми была пересыпана от моли. Сапоги и меч дополняли наряд — все, что требуется придворному; не важно, что Кэсерила не украшают ни кольца, ни цепи.
По просьбе изнывавшего от нетерпения Тейдеса Кэсерил поднялся проверить, готовы ли дамы, и обнаружил, что в своей одежде замечательно вписывается в их общество. Исель была в любимом тонком бело-голубом платье и в накидке, а Бетрис и гувернантка — в синем и темно-синем соответственно. Исель украшали скромные, подходящие для молодой девушки простые капельки бриллиантов в ушах, небольшая брошь на лифе платья, тонкий сверкающий поясок и всего два узких кольца. На Бетрис тоже поблескивало несколько позаимствованных у принцессы драгоценностей. Кэсерил расправил плечи, слегка пожалев о простоте собственного туалета, и собрался вести вниз свой маленький отряд.
Они вышли почти сразу, после всего лишь семи-восьми — «Ах, погодите минутку» — задержек, чтобы поправить платья и украшения, и спустились по лестнице к Тейдесу и его свите, состоявшей из ди Санда, капитана баосийской гвардии, охранявшего их в пути, и старшего сержанта — двое последних в парадных мундирах, с мечами, рукояти которых были украшены драгоценными камнями. Шелестя одеждой и позвякивая украшениями, все последовали за пажом, присланным, чтобы проводить гостей в тронный зал.
Задержались ненадолго в приемной, где их выстроили по порядку, согласно произнесенным шепотом инструкциям управляющего Зангра. Затем двери широко распахнулись, и управляющий торжественным громким голосом объявил:
— Принц Тейдес ди Шалион! Принцесса Исель ди Шалион! Сьер ди Санда… — и далее по списку в строгой ранговой очередности: — Леди Бетрис ди Феррей, кастиллар Люп ди Кэсерил, сьера Нан ди Врит!
Бетрис скосила лукавый карий глаз на Кэсерила и прошептала, почти не шевеля губами:
— Люп? Ваше первое имя Люп?
Кэсерил посчитал себя вправе не отвечать. Зал был полон придворных — леди и кавалеров, все вокруг сияло и сверкало, воздух был насыщен духами, любопытством и возбуждением. Кэсерил рассудил, что его одежда смотрится здесь скромно, но вполне уместно — в черно-коричневом наряде он выглядел бы вороной в стае павлинов. Даже стены были обиты красным шелком.
В конце зала, на возвышении, обрамленном красными же шелковыми занавесями, на витых креслах сидели рука об руку рей Орико и его рейна Сара. Орико выглядел значительно лучше, чем днем, — умытый, причесанный, в чистой одежде и даже со слегка нарумяненными щеками; тяжелая золотая корона на голове придавала ему почти королевский вид. На рейне Саре была элегантная алая мантия. Она сидела очень прямо. В свои тридцать с лишним она была уже далеко не так свежа и прелестна, как в те годы, когда Кэсерил видел ее в последний раз. Выражение ее лица было слегка напряженным — видимо, рейну обуревали смешанные чувства. Из-за бесплодия она оказалась неспособной исполнить свой главный долг перед Шалионом — если, конечно, вина лежала на ней. Когда несколько лет назад Кэсерил приезжал в Зангр, он слышал, что у Орико не было и внебрачных детей. Правда, тогда этот факт объясняли его исключительной супружеской верностью. Перспективы же Тейдеса как наследника обсуждались только в очень узких кругах.
Тейдес и Исель один за другим подошли к трону и поцеловали руки рею и рейне. Полный формальный поцелуй включал в себя целование лба, рук и ног, но сегодняшняя церемония была не столь официальной. Входившие в свиту принца и принцессы также удостоились чести преклонить колени и поцеловать руки правителю и его супруге. Рука Сары была холодна, как лед, когда Кэсерил почтительно коснулся ее губами.
Он встал сразу за Исель, сцепив пальцы за спиной, приготовившись приветствовать длинную вереницу придворных. Никого нельзя было обидеть отказом в любезном приветствии. И когда он узнал приближавшихся к ним двоих мужчин, у него перехватило дыхание и упало сердце.
Марч ди Джиронал был в мундире генерала священного военного ордена Сына — коричнево-оранжево-желтого цветов. Он почти не изменился за три года, прошедшие с тех пор, как Кэсерил видел его последний раз, принимая из его рук ключи от Готоргета. Все такой же худощавый, седеющий, с колючим взглядом холодных глаз, энергичный и неулыбчивый. Широкая перевязь, пересекавшая его грудь, сверкала символами Сына, выложенными из драгоценных камней, — оружием, зверями и винными кубками. На шее висел знак канцлерской должности — толстая золотая цепь. На пальцах поблескивали три крупных кольца с печатями — его собственного Дома, Шалиона и ордена Сына. Других колец не было — на фоне таких знаков власти драгоценности не могли добавить своему владельцу внушительности.
Лорд Дондо ди Джиронал также был в генеральском мундире — сине-белом мундире ордена Дочери. Более приземистый, нежели брат, но такой же подтянутый и энергичный. Не считая знаков новых привилегий, он выглядел совершенно как прежде, не изменившись за эти три года и ничуть не постарев. Кэсерил думал увидеть его сильно растолстевшим, вследствие известной неумеренности за столом, в постели и в прочих наслаждениях, но у Дондо оказался лишь небольшой животик. Блеск драгоценностей на пальцах, не говоря уже об ушах, шее, руках и украшенных золотыми шпорами сапогах, наводил на мысль, что Дондо, в отличие от брата, не оставил в сундуке ни одной фамильной драгоценности, решив явить миру все разом.
Канцлер не задержал взгляд на Кэсериле, словно не узнал его, однако черные глаза Дондо опустились долу, пока он ожидал своей очереди, и в ответ на нейтрально-любезный жест Кэсерила он нахмурился. Морщина между бровями стала глубже, но внимание его отвлеклось от Кэсерила, как только марч подал знак слуге принести подарки для принца Тейдеса: отделанное серебром седло и сбрую, охотничий лук тонкой работы и копье для охоты на кабана с блестящим острым стальным наконечником. Тейдес сбивчиво, но от души произнес слова благодарности.
Лорд Дондо после формального представления щелкнул пальцами, и слуга его, державший маленький сундучок, откинул крышку и сделал шаг вперед. Театральным жестом младший Джиронал извлек из сундучка невероятно длинную жемчужную нить и высоко поднял над головой, чтобы все смогли ее увидеть.
— Принцесса, приветствую вас в Кардегоссе от имени моего священного ордена, моей славной семьи и от своего собственного! Позвольте преподнести вам жемчужную нить, вдвое превосходящую вас в длину, — он качнул жемчуга в руке. Сложенная вдвое нить действительно была длиной в рост изумленной Исель. — Благодарение богам, вы не очень высоки, а то я бы разорился!
В ответ на эту шутку среди придворных послышались смешки. Дондо очаровательно улыбнулся и прошептал:
— Можно?
Не дожидаясь ответа, он шагнул вперед и, наклонившись, пронес нить над головой принцессы.
Исель слегка вздрогнула, когда его рука коснулась на мгновение ее щеки, но, проведя пальцами по переливающимся каплям жемчуга, лишь улыбнулась в ответ, благодаря за подарок. Лорд Дондо поклонился — слишком низко, кисло подумал Кэсерил, как будто не без тайной издевки.
Лишь затем Дондо, улучив момент, прошептал что-то на ухо брату. Кэсерил не мог слышать, что именно, но обрамленные усами и бородой губы Дондо сложились так, словно произнесли слово «Готоргет». Ди Джиронал сверкнул глазами в сторону Кэсерила, но тут братья вынуждены были отойти, чтобы дать возможность приветствовать принца и принцессу следующему придворному.
Через некоторое время Тейдес и Исель оказались почти заваленными подарками, среди которых были и дорогие, и исполненные значения. Кэсерил автоматически отмечал, кто и что подарил Исель, чтобы впоследствии составить опись. Бетрис решила помочь ему в этом занятии. Придворные увивались вокруг брата с сестрой, словно назойливые мухи вокруг плошки с медом. Тейдес пребывал в радостном возбуждении, он чуть ли не хихикал от восторга; ди Санда держался слегка скованно, воодушевленный и смущенный одновременно. Исель вела себя спокойно и достойно, хотя тоже была заметно возбуждена. Она занервничала только раз, когда ей представили посла одной из северных рокнарских провинций — высокого и золотокожего, со сложной прической из множества причудливо уложенных косичек. Его изысканные широкие льняные одеяния развевались, как флаги, когда он, приблизившись, отвешивал принцессе глубокий поклон. Исель без тени улыбки присела в ответном книксене и поблагодарила рокнарца за прелестный пояс из резных кораллов, жадеита и золотых вставок.
Среди подарков Тейдесу преобладало в основном оружие. Дары же, поднесенные Исель, были по большей части украшениями, хотя среди них оказалось и три музыкальных шкатулки тонкой работы. Наконец подношения были разложены для всеобщего обозрения на столе — под охраной пары пажей, и сливки кардегосского общества потянулись в банкетный зал, где все уже было готово для торжественного ужина. Принца и принцессу проводили к высокому столу и усадили рядом с Орико и Сарой, с другой стороны к ним подсели братья Джиронал — канцлер слегка натянуто улыбался четырнадцатилетнему Тейдесу, а Дондо явно пытался любезничать с Исель и смеялся над собственными шутками куда громче ее. Кэсерил устроился за длинным, стоявшим поперек комнаты столом неподалеку от своей подопечной. Он обнаружил, что его сосед по столу — ибранский посол.
— Ибранцы хорошо относились ко мне во время моего последнего визита в вашу страну, — не вдаваясь в детали, вежливо заметил Кэсерил после вступительного обмена любезностями. — По какому поводу вы прибыли в Кардегосс, милорд?
Ибранец дружелюбно улыбнулся.
— Вы ведь из свиты принцессы Исель? Ну, кроме безусловного желания присутствовать на осенней охоте на кабанов в здешних лесах, у меня есть еще поручение от рея Ибры. Я должен убедить рея Орико не оказывать поддержки наследнику во время очередного восстания в Южной Ибре. Наследник принимает помощь Дартаки, но, полагаю, вскоре он обнаружит, что это палка о двух концах.
— Мятеж наследника — болезненное событие для рея Ибры, — искренне, но без лишней горячности, ответил Кэсерил. Старый Лис Ибры в течение последних тридцати лет частенько двурушничал в отношениях с Шалионом и считался сомнительным союзником и опасным противником, и если эта непрерывная война с собственным сыном была платой, взимаемой богами за его хитрость и коварство, то богам стоило быть поосторожнее. — Не знаю, что думает по этому поводу рей Орико, но мне кажется, что поддерживать юность против старости — дело в конечном итоге выигрышное. И рею Ибры, и наследнику следовало бы прийти к согласию, ведь время так или иначе все расставит на свои места. Для пожилого человека наносить поражение собственному сыну — то же самое, что наносить поражение себе самому.
— Не в данном случае. У Ибры есть еще один сын, — посол быстро огляделся и, наклонившись поближе к Кэсерилу, продолжил более тихим голосом: — И наследник не оставляет этот факт без внимания. Прошлой осенью он даже организовал покушение на брата, но когда оно провалилось, всячески отрицал свою причастность, говоря, что отнюдь не приказывал ничего подобного, что все по собственному почину сотворили его миньоны, якобы неправильно понявшие слова своего господина. Я так полагаю, что они поняли его слова очень даже правильно. В общем, попытка избавиться от конкурента, благодарение богам, провалилась, и юный принц Бергон избежал смерти. Но чаша терпения отца переполнилась. Теперь между ним и наследником и речи не может быть о мире, тем более что последний снова заваривает кашу в Южной Ибре.