Страница:
— Она очень беспокоится о нем сейчас, — добавил Палли.
— Да, могу себе представить. Как и он о ней… они оба заботятся друг о друге. Если… если все пойдет хорошо, она станет фавориткой будущей рейны. Такое политическое влияние стоит большего, чем обычное приданое, даже и очень богатое. Умный, проницательный мужчина это поймет.
— Несомненно.
— Она умна, энергична…
— Отлично ездит верхом, — тон Палли стал странно сухим.
Кэсерил проглотил комок в горле и, пытаясь заставить свой голос звучать непринужденно, выдавил:
— А ты не видишь ее будущей марчессой ди Паллиар?
Палли печально скривил рот.
— Боюсь, что эти виды безнадежны. По-моему, она положила глаз на другого мужчину. Судя по всем тем вопросам, которые она о нем задавала.
— Да? Кто он? — Кэсерил безуспешно старался убедить себя, что Бетрис влюблена в… ну, скажем, ди Ринала или кого-то еще из придворных Кардегосса. Гм… Большинство из них так легкомысленны… мало кто обладает влиянием или состоянием, а о мозгах и говорить не приходится. Кэсерил пришел к выводу, что никто из них не годится для Бетрис.
— Это секрет. Но я считаю, что тебе следует спросить ее об этом по прибытии в Тарион, — Палли улыбнулся и послал коня вперед.
Кэсерил задумался над словами и улыбкой друга, потом вспомнил и о белой меховой шапке, бережно хранимой им в седельной сумке. «Женщина, которую ты любишь, любит тебя?» А разве он когда-нибудь по-настоящему сомневался в этом? Но, увы, слишком много горьких обстоятельств, кои обращают сладость этих подозрений в тоску и печаль. «Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно». В обмен на ее верность он может дать ей только горе; его гроб будет слишком узким и тесным, чтобы предложить его в качестве брачного ложа. И все-таки эта мысль была единственным светлым пятном среди зловещей тени смерти — все равно что найти уцелевшего после кораблекрушения человека или цветок, разворачивающий лепестки на пепелище. Однако… однако ей нужно пересилить свое пагубное влечение к нему. А он должен помочь ей в этом. Он должен проявить величайшую выдержку, чтобы не поощрять ее чувств. Интересно, удастся ли сблизить ее с Палли, если выдать это за последнюю волю умирающего?
В пятнадцати милях от Тариона их встретил большой отряд баосийцев. У них были ручные носилки и достаточно людей для смены носильщиков. Слишком измученный, чтобы чувствовать что-либо, кроме благодарности, Кэсерил без протестов позволил себя уложить. Завернувшись в пуховое одеяло, упокоив больную голову на мягких подушках, он даже проспал два часа под мерное покачивание. Время от времени он просыпался и видел, как темнеющие зимние пейзажи проплывают мимо, подобно сну.
Значит, вот что это такое — умирать. Что ж, лежа совсем неплохо. «Но, пожалуйста, позвольте мне дожить до того момента, когда будет снято проклятие с Исель. Я так хочу это увидеть!» Любой сказал бы, окинув взором пройденный путь, что работа была проделана огромная. «Это была моя жизнь, и я успел достаточно». Он не просил ничего, только бы увидеть завершение того, что начал: свадьбу Исель и надежное убежище для Бетрис. Если боги даруют ему исполнение этих двух желаний, он может уйти спокойно. «Я устал».
Они вошли в ворота Тариона — столицы провинции Баосия — через час после заката. Любопытные горожане выглядывали из окон посмотреть на процессию, торопились на балконы, чтобы получше рассмотреть гостей, многие шли рядом, освещая путь факелами. Женщины бросали цветы, которые ибранские спутники Бергона после первоначального замешательства стали ловить на ходу, чему немало способствовала меткость бросавших. Юные лорды посылали в ответ воздушные поцелуи, вызывавшие среди горожанок перешептывание и хихиканье, особенно на балконах. Неподалеку от центра города Бергон и его друзья, сопровождаемые Палли, свернули к дворцу богатого и влиятельного марча ди Уэста — одного из главных советников и соратников провинкара и, что не было простым совпадением, его шурина. А баосийские гвардейцы пронесли носилки Кэсерила в ворота нового, недавно выстроенного дворца провинкара, расположенного вблизи от крепости, которую разрушило время. Прижимая к себе бесценные седельные сумки, содержавшие будущее двух государств, Кэсерил прошел за управляющим в теплую спальню с весело пляшущим в камине огнем. Горело множество светильников, гостя поджидали двое слуг, готовая ванна, обилие горячей воды, мыло, ножницы и полотенца. Третий слуга принес на подносе мягкий белый сыр, фруктовые пирожные и горячий травяной чай. Кто-то, явно не понадеявшись на гардероб Кэсерила, положил на кровать смену одежды — траурный костюм, белье, серебряный, украшенный аметистами пояс. Превращение измученного дорогой странника в элегантного придворного заняло не более двадцати минут.
Из потертой сумки Кэсерил достал завернутый в шелк, а сверху для надежности в промасленную ткань — пакет и проверил, не испачкан ли тот в крови и грязи. Затем освободил пакет от грубой верхней обертки и, убедившись, что шелк тоже чист, зажал документы под мышкой. Управляющий провел Кэсерила через двор, где при свете факелов рабочие укладывали последние каменные плиты, в соседнее здание. Они прошли через анфиладу комнат и оказались наконец в просторном зале с украшенными гобеленами стенами. Железные канделябры искусной работы, высотой в человеческий рост, с пятью светильниками каждый, излучали теплое сияние. Исель сидела в большом резном кресле у дальней стены, рядом с Бетрис и провинкаром — все в траурных одеждах. Когда Кэсерил вошел, они посмотрели на него — женщины с жадным нетерпением, провинкар со смешанным выражением спокойствия и настороженности на лице.
Дядя Исель, будучи скорее плотным, чем худым, среднего роста, только слегка напоминал свою младшую сестру Исту. Общим у них был тусклый цвет уже изрядно поседевших волос. Рядом с ди Баосия Кэсерил увидел тучного мужчину — вероятно, секретаря — и пожилого настоятеля храма Тариона в пятицветной мантии. Кэсерил с надеждой взглянул на него, пытаясь увидеть свет или искры ауры, но это был обычный священник.
Темное облако обволакивало Исель все таким же плотным одеялом, но движение в нем было теперь более вялым. «Милостью леди, недолго тебе осталось клубиться!»
— Добро пожаловать домой, кастиллар, — сказала Исель. Официальное обращение весьма смягчали нежность в ее голосе и забота в глазах.
Кэсерил осенил себя кинтарианским священным знаком.
— Пятеро богов, принцесса, все хорошо.
— Договор при вас? — спросил ди Баосия, не отводя глаз от пакета при Кэсериле, и нетерпеливо протянул руку. — На советах было множество споров и волнений по поводу этих соглашений.
Кэсерил улыбнулся и, пройдя мимо провинкара, опустился на одно колено перед Исель, стараясь не застонать от боли и не упасть. Он коснулся губами ее ладоней и вложил в руки принцессы — в ее собственные руки — пакет с документами.
— Все как вы приказали.
Во взгляде ее засветилась признательность.
— Я благодарю вас, Кэсерил, — она стрельнула глазами в секретаря дяди. — Принесите, пожалуйста, кресло для моего посла. Он проделал долгий и трудный путь, — и начала разворачивать шелк.
Секретарь принес мягкое кресло с шерстяной обивкой. Кэсерил выдавил из себя благодарную улыбку, не зная, как теперь подняться с колена. К его смущению, с одной стороны к нему подошла Бетрис, а с другой, замешкавшись на мгновение, поспешил настоятель. Поддерживая под руки, они подняли его и усадили в кресло. Черные глаза Бетрис изучающе взглянули на него, ненадолго задержались со страхом на животе, где таилась опухоль, но сейчас она могла только ободряюще улыбнуться ему.
Исель внимательно читала брачный договор и не видела, как Кэсерил садился в кресло. Он смотрел на нее и ждал. Прочитав одну страницу, принцесса передавала исписанный ровным каллиграфическим почерком и заверенный печатью лист дальше, своему дяде, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу, который, в свою очередь, отдавал его по прочтении настоятелю, а тот уже — секретарю. Секретарь, пробежав текст глазами, складывал листы в нужном порядке.
Ди Баосия, сложив ладони, ждал, когда настоятель дочитает последний лист.
— Ну? — спросил провинкар.
— Она не продала Шалион, — настоятель осенил себя священным знаком и поднял руки ладонями вверх, благодаря богов. — Она купила Ибру! Мои поздравления, принцесса… вам и вашему послу!
— И всем нам, — вставил ди Баосия. Все трое мужчин изрядно повеселели и приободрились.
Кэсерил откашлялся.
— Конечно. Однако, надеюсь, вы воздержитесь от подобных комментариев перед лицом принца Бергона. Кроме того, договор потенциально выгоден для обеих сторон, — он взглянул на секретаря. — Возможно, нам следует успокоить народ, вывесив списки договора возле ворот дворца, чтобы с ними могли ознакомиться все желающие.
Ди Баосия неуверенно нахмурился, но настоятель согласно кивнул и сказал:
— Очень мудрая мысль, кастиллар.
— Я буду очень признательна, — Исель посмотрела на дядю. — Прошу вас взять на себя это дело.
Тут в комнату вбежал запыхавшийся паж и, остановившись перед провинкаром, выпалил:
— Ваша леди просила передать, что принц Бергон и его свита приближаются к воротам и вам следует присоединиться к ней, чтобы встретить гостей.
— Уже иду, — провинкар набрал в грудь воздуха и улыбнулся племяннице. — Ну, скоро мы приведем к тебе твоего суженого. Помни, что ты должна потребовать от него полного поцелуя подчинения — лоб, ладони и ноги. Чтобы все видели, что Шалион правит Иброй. Береги гордость и честь твоего Дома. Мы не можем позволить ему взять над тобой верх, иначе он быстро подчинит тебя себе. Ты должна начать так, как думаешь продолжать жить дальше.
Исель прищурилась. Тень вокруг нее потемнела, словно сжимая свои объятия.
Кэсерил выпрямился и, покачав головой, послал ей тревожный взгляд.
— У принца Бергона тоже есть гордость и честь, ничуть не ниже, чем ваши собственные, принцесса. И его тоже будут видеть его собственные подданные.
Она ненадолго заколебалась, затем решительно произнесла:
— Я должна начать так, как собираюсь продолжать.
В ее голосе послышалась сталь. Исель показала на договор.
— Наше равенство скреплено здесь печатью, дядя. Моей гордости не нужно больших доказательств. Мы обменяемся приветственными поцелуями — только в ладони.
Темнота немного развеялась, и Кэсерил ощутил непонятную дрожь. Как будто над его головой проплыла некая хищная тень, угрожая расстроить все их планы.
— Весьма благоразумно, — с облегчением расслабился Кэсерил.
Паж, пританцовывая от нетерпения, придержал для провинкара двери и юркнул вслед за ним.
— Лорд Кэсерил, как прошло ваше путешествие? — использовала паузу Бетрис. — Вы выглядите таким… измученным.
— Это просто усталость — мне пришлось много скакать верхом, но все было хорошо, — он поерзал в кресле и улыбнулся.
Ее черные брови изогнулись.
— Вот как? Что ж, полагаю, Ферда и Фойкс расскажут нам больше. Наверняка все было не так гладко и скучно.
— Ну да, у нас была небольшая схватка с разбойниками в предгорьях. Дело рук ди Джиронала, я уверен. Бергон проявил себя наилучшим образом. С Лисом… все оказалось проще, чем я ожидал, по причинам, которых я как раз не ожидал, — он наклонился вперед и понизил голос так, чтобы его слышали только девушки. — Вы помните, я рассказывал об ибранском мальчике из благородной семьи, Денни с галеры?
Бетрис кивнула, а Исель проговорила:
— Такое вряд ли можно забыть.
— Я даже не догадывался, насколько благородна его семья. Под именем Денни скрывал от рокнарцев свое подлинное имя Бергон. Похоже, его похищение было организовано покойным наследником Ибры. И Бергон узнал меня, когда я предстал перед ибранским двором.
Губы Исель изумленно приоткрылись. После минутного молчания она выдохнула:
— Вас послала мне богиня. Я уверена.
— Да, — неохотно признал Кэсерил, — я тоже пришел к этому выводу.
Ее глаза обратились в сторону двери. Руки нервно перебирали складки юбок.
— Как я узнаю его? Он… он красивый?
— Я не знаю, что вкладывают дамы в это понятие…
Тут двери настежь распахнулись, и в зал вошла целая толпа людей: пажи, ди Баосия и его жена, фрейлины, Бергон, ди Тажиль и ди Соулд. Замыкал шествие Палли. Ибранцы успели принять ванну и переодеться в лучшие наряды, которые они, оставляя обоз в Заваре, все же уложили впопыхах в свои сумки и теперь дополнили — в чем Кэсерил был абсолютно уверен — некоторыми заимствованными деталями. Глаза Бергона с веселым испугом перебежали несколько раз с Бетрис на Исель и обратно и, наконец, остановились на Исель. Исель тоже переводила взгляд с одного на другого ибранца. Высокий Палли, стоявший позади Бергона, кивнул на принца и одними губами сказал: «Этот». Серые глаза Исель заблестели, бледные щеки окрасились румянцем. Она протянула вперед руки для приветственного поцелуя.
— Милорд Бергон ди Ибра, — произнесла она немного звенящим от волнения голосом, — добро пожаловать в Шалион.
— Миледи Исель ди Шалион, — так же взволнованно ответил Бергон и приблизился к Исель, — ди Ибра благодарит вас! — он опустился на одно колено и поцеловал ее ладони. Она наклонилась к нему и, поднеся его руки к губам, ответила на поцелуй.
Бергон поднялся с колен и представил своих сопровождающих, которые почтительно поклонились. Провинкар и настоятель собственными руками придвинули принцу кресло, поставив его рядом с креслами Исель и Кэсерила. Из кожаной шкатулки, которую держал в руках ди Тажиль, Бергон достал подарок — изумрудное колье его покойной матери, одну из немногих драгоценностей, не заложенных Лисом за время войны для покупки оружия. Белые горные пони, к сожалению, были еще в пути. Бергон сначала собирался подарить ибранский жемчуг, но, по настоянию Кэсерила, заменил его на изумруды.
Ди Баосия произнес короткую приветственную речь, которая могла бы оказаться значительно длиннее, если бы взгляд племянницы не призвал его пригласить гостей в следующую комнату, дабы отдохнуть и перекусить. Жених и невеста остались наедине. Они сблизили головы и принялись что-то обсуждать, так тихо, что никто из любопытствующих, проходя мимо открытых дверей, не мог уловить ни звука.
Кэсерил не принадлежал к числу этих любопытствующих; он сидел, непрерывно глядя на дверь, и разрывался перед выбором — то ли нервно грызть маленькие пирожные, то ли в волнении кусать собственные кулаки. Голоса принца и принцессы звучали то громче, то тише; Бергон жестикулировал, Исель дважды рассмеялась и три раза охнула, расширив глаза и прижав пальцы к губам. Затем Исель что-то горячо зашептала, Бергон наклонил голову к плечу и внимательно слушал, не отводя взгляда от ее лица, разве что пару раз поднял глаза на Кэсерила. Потом они зашептались еще тише.
Леди Бетрис принесла ему стакан разбавленного вина, кивнула в ответ на слова благодарности. Кэсерил подумал, то, кажется, догадывается, чьими заботами его поджидали ванна, горячая вода, слуги и одежда. Ее нежная кожа — молодая и гладкая — отливала в отблесках свечей золотом, а строгое платье и убранные назад волосы подчеркивали ее неожиданно зрелую элегантность. Бьющая ключом энергия, перешедшая в силу и мудрость…
— Что происходит сейчас в Валенде, как вы думаете? — спросил у нее Кэсерил.
Ее лицо посерьезнело.
— Думаю, что обстановка весьма напряженная. Но мы надеемся, что поскольку Исель там уже нет, скоро все успокоится. Ведь ди Джиронал не осмелится применить силу к вдове, да еще и теще рея Иаса?
— М-м… не сразу, по крайней мере. В отчаянном положении все становится возможным.
— Это верно. Во всяком случае, уже меньше задумываешься, что возможно, а что нет.
Кэсерил вспомнил об отчаянной ночной скачке двух девушек, которая так внезапно изменила их общее положение к лучшему.
— Как вам удалось сбежать?
— Ну, ди Джиронал, похоже, ожидал, что мы будем плакать и стенать в замке, напуганные мощью его войска. Но вы же знаете, как смотрит на все это провинкара. Его шпионки следили за Исель, а не за мной. Я брала Нан ди Врит, и мы спускались в город, делали покупки, выполняли мелкие поручения и наблюдали. Солдаты ди Джиронала готовились отразить нападение спешащих к нам на выручку мятежников, и мы знали все их сторожевые посты. Никто не мог также запретить нам ходить в храм — где находился лорд ди Паллиар — и молиться за выздоровление Орико, — на щеках заиграли милые ямочки. — Одно время мы были такими набожными! — ямочки пропали. — Тогда провинкара получила известие, уж не знаю, из какого источника, что канцлер отправил к нам своего младшего сына и еще тысячу человек, чтобы срочно увезти Исель в Зангр, поскольку Орико при смерти. Может, это и правда, но лучше было не попадать в руки ди Джироналу. Таким образом, наш побег стал срочной необходимостью и он состоялся.
Палли подошел поближе, ди Баосия тоже направился к ним. Кэсерил кивнул провинкару.
— Ваша мать писала мне, что некоторые провинкары обещают поддержку. Есть ли у вас еще какие-нибудь новости на этот счет?
Ди Баосия достал список имен тех, кому написал и кто ему ответил. Он оказался не таким длинным, как хотелось бы Кэсерилу.
— Ладно, это слова. А как насчет войск?
Ди Баосия пожал плечами.
— Два моих соседь обещали военную поддержку Исель, если это потребуется. Они не очень-то обрадованы тем, что личное войско канцлера заняло мой город. Мне кажется, что это беспокоит их даже больше, чем меня. А третий… третий женат на одной из дочерей ди Джиронала. Он сейчас чувствует себя крайне неуютно и почти ни с кем не общается.
— Еще бы. А кому-нибудь известно, где сейчас ди Джиронал?
— Мы думаем, что в Кардегоссе, — сказал Палли. — Военный орден Дочери все еще остается без генерала. Ди Джиронал боится оставить Орико, чтобы ди Джеррин не убедил его подписать назначение. Как мне тайно сообщили, жизнь Орико висит на волоске. Он болен, но далеко не безумен; мне кажется, рей использует свою болезнь, чтобы избежать принятия ответственных решений, которые могли бы кого-нибудь обидеть.
— Очень похоже на него, — Кэсерил потер подбородок и посмотрел на ди Баосия. — Кстати, о солдатах храма — насколько велик гарнизон Сына в Тарионе?
— Небольшой отряд, человек двести, — ответил провинкар, — это не то, что в Гуариде и в других провинциях, граничащих с Рокнаром.
«Значит, в стенах Тариона двести человек», — подумал Кэсерил. Ди Баосия понял его взгляд.
— Настоятель нынче вечером поговорит с командирами. Полагаю, что брачный договор убедил его в преданности новой наследницы… э-э… Шалиону.
— Но они давали присягу, — прошептал Палли, — нельзя доводить дело до того, чтобы им пришлось ее нарушить.
Кэсерил прикинул время и расстояние.
— Весть о побеге Исель из Валенды уже наверняка достигла Кардегосса. Новость о приезде Бергона последует за ней. Ди Джиронал почувствует, что регентство, на которое он так рассчитывал, ускользает из его рук.
Ди Баосия радостно улыбнулся.
— Да, все происходит быстрее, чем он — да и любой другой — мог предположить, — и он бросил на Кэсерила исполненный уважения взгляд.
— Лучше было бы предотвратить те его действия, которые мы потом не сможем исправить, — сказал Кэсерил. Если две стороны, обе несущие на себе проклятие, столкнутся в гражданской войне, могут проиграть обе. И это будет кульминацией посмертного дара Золотого Генерала всему Шалиону; страна погибнет. Победа подразумевает тонкую борьбу, без кровопролития. Пусть Бергон спасет Исель от проклятия, но оно все равно останется над бедным Орико, и ди Джиронал разделит судьбу своего номинального господина… «А что будет с Истой?»
— На самом деле все зависит от того, когда умрет рей. Он может протянуть еще какое-то время, — продолжил Кэсерил, думая о том, что проклятие наверняка предопределит Орико самую тяжелую судьбу. Для того оно и существует, чтобы притягивать все мыслимые беды и катастрофы. Зверинец Умегата защищал рея от куда более страшных вещей, чем болезнь. — Нужно подумать, что мы можем предложить ди Джироналу в качестве отступных — как до вступления Исель на трон, так и после.
— Не думаю, что ди Джиронал согласится на какие-то отступные, — возразил Палли. — Он был реем Шалиона во всем, кроме титула, в течение десяти лет.
— Ну, тогда он, вероятно, устал, — вздохнул Кэсерил. — Несколько хороших должностей для его сыновей смягчат его сердце. Его слабое место — верность семье.
Только вот проклятие извратило эту добродетель, превратив в прямую противоположность.
— Дайте ему уйти, но выкажите расположение его клану… выдерните у него зубы медленно и нежно, и дело будет сделано.
Кэсерил посмотрел на Бетрис, которая внимательно слушала разговор. Да, она наверняка потом поделится всем услышанным с Исель.
Бергон и Исель в другой комнате встали. Она положила ладонь на его протянутую к ней руку; они бросили друг на друга застенчивые взгляды, не оставшиеся незамеченными ими обоими, и направились к ожидавшей их компании. Принц и принцесса выглядели настолько довольными, как Кэсерилу даже не мечталось.
— Наследница Шалиона, — произнесла Исель и сделала паузу.
— И наследник Ибры, — добавил Бергон.
— Рады всем сообщить, что мы обменяемся брачными клятвами, — торжественно продолжила Исель, — перед богами и перед нашими благородными ибранскими гостями и горожанами…
— В храме Тариона, послезавтра в полдень, — закончил Бергон.
Слушатели разразились радостными криками и поздравлениями. И — Кэсерил не сомневался — подсчетами, успеет ли враг прибыть сюда до послезавтра. Не успеет! Теперь следовало перейти к тщательной подготовке. Как только Исель окажется освобожденной от проклятия, время будет работать на нее. С каждым днем число ее сторонников будет расти. С чувством огромного облегчения Кэсерил откинулся на спинку кресла и поморщился от боли, когда живот стиснул очередной спазм.
— Да, могу себе представить. Как и он о ней… они оба заботятся друг о друге. Если… если все пойдет хорошо, она станет фавориткой будущей рейны. Такое политическое влияние стоит большего, чем обычное приданое, даже и очень богатое. Умный, проницательный мужчина это поймет.
— Несомненно.
— Она умна, энергична…
— Отлично ездит верхом, — тон Палли стал странно сухим.
Кэсерил проглотил комок в горле и, пытаясь заставить свой голос звучать непринужденно, выдавил:
— А ты не видишь ее будущей марчессой ди Паллиар?
Палли печально скривил рот.
— Боюсь, что эти виды безнадежны. По-моему, она положила глаз на другого мужчину. Судя по всем тем вопросам, которые она о нем задавала.
— Да? Кто он? — Кэсерил безуспешно старался убедить себя, что Бетрис влюблена в… ну, скажем, ди Ринала или кого-то еще из придворных Кардегосса. Гм… Большинство из них так легкомысленны… мало кто обладает влиянием или состоянием, а о мозгах и говорить не приходится. Кэсерил пришел к выводу, что никто из них не годится для Бетрис.
— Это секрет. Но я считаю, что тебе следует спросить ее об этом по прибытии в Тарион, — Палли улыбнулся и послал коня вперед.
Кэсерил задумался над словами и улыбкой друга, потом вспомнил и о белой меховой шапке, бережно хранимой им в седельной сумке. «Женщина, которую ты любишь, любит тебя?» А разве он когда-нибудь по-настоящему сомневался в этом? Но, увы, слишком много горьких обстоятельств, кои обращают сладость этих подозрений в тоску и печаль. «Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно». В обмен на ее верность он может дать ей только горе; его гроб будет слишком узким и тесным, чтобы предложить его в качестве брачного ложа. И все-таки эта мысль была единственным светлым пятном среди зловещей тени смерти — все равно что найти уцелевшего после кораблекрушения человека или цветок, разворачивающий лепестки на пепелище. Однако… однако ей нужно пересилить свое пагубное влечение к нему. А он должен помочь ей в этом. Он должен проявить величайшую выдержку, чтобы не поощрять ее чувств. Интересно, удастся ли сблизить ее с Палли, если выдать это за последнюю волю умирающего?
В пятнадцати милях от Тариона их встретил большой отряд баосийцев. У них были ручные носилки и достаточно людей для смены носильщиков. Слишком измученный, чтобы чувствовать что-либо, кроме благодарности, Кэсерил без протестов позволил себя уложить. Завернувшись в пуховое одеяло, упокоив больную голову на мягких подушках, он даже проспал два часа под мерное покачивание. Время от времени он просыпался и видел, как темнеющие зимние пейзажи проплывают мимо, подобно сну.
Значит, вот что это такое — умирать. Что ж, лежа совсем неплохо. «Но, пожалуйста, позвольте мне дожить до того момента, когда будет снято проклятие с Исель. Я так хочу это увидеть!» Любой сказал бы, окинув взором пройденный путь, что работа была проделана огромная. «Это была моя жизнь, и я успел достаточно». Он не просил ничего, только бы увидеть завершение того, что начал: свадьбу Исель и надежное убежище для Бетрис. Если боги даруют ему исполнение этих двух желаний, он может уйти спокойно. «Я устал».
Они вошли в ворота Тариона — столицы провинции Баосия — через час после заката. Любопытные горожане выглядывали из окон посмотреть на процессию, торопились на балконы, чтобы получше рассмотреть гостей, многие шли рядом, освещая путь факелами. Женщины бросали цветы, которые ибранские спутники Бергона после первоначального замешательства стали ловить на ходу, чему немало способствовала меткость бросавших. Юные лорды посылали в ответ воздушные поцелуи, вызывавшие среди горожанок перешептывание и хихиканье, особенно на балконах. Неподалеку от центра города Бергон и его друзья, сопровождаемые Палли, свернули к дворцу богатого и влиятельного марча ди Уэста — одного из главных советников и соратников провинкара и, что не было простым совпадением, его шурина. А баосийские гвардейцы пронесли носилки Кэсерила в ворота нового, недавно выстроенного дворца провинкара, расположенного вблизи от крепости, которую разрушило время. Прижимая к себе бесценные седельные сумки, содержавшие будущее двух государств, Кэсерил прошел за управляющим в теплую спальню с весело пляшущим в камине огнем. Горело множество светильников, гостя поджидали двое слуг, готовая ванна, обилие горячей воды, мыло, ножницы и полотенца. Третий слуга принес на подносе мягкий белый сыр, фруктовые пирожные и горячий травяной чай. Кто-то, явно не понадеявшись на гардероб Кэсерила, положил на кровать смену одежды — траурный костюм, белье, серебряный, украшенный аметистами пояс. Превращение измученного дорогой странника в элегантного придворного заняло не более двадцати минут.
Из потертой сумки Кэсерил достал завернутый в шелк, а сверху для надежности в промасленную ткань — пакет и проверил, не испачкан ли тот в крови и грязи. Затем освободил пакет от грубой верхней обертки и, убедившись, что шелк тоже чист, зажал документы под мышкой. Управляющий провел Кэсерила через двор, где при свете факелов рабочие укладывали последние каменные плиты, в соседнее здание. Они прошли через анфиладу комнат и оказались наконец в просторном зале с украшенными гобеленами стенами. Железные канделябры искусной работы, высотой в человеческий рост, с пятью светильниками каждый, излучали теплое сияние. Исель сидела в большом резном кресле у дальней стены, рядом с Бетрис и провинкаром — все в траурных одеждах. Когда Кэсерил вошел, они посмотрели на него — женщины с жадным нетерпением, провинкар со смешанным выражением спокойствия и настороженности на лице.
Дядя Исель, будучи скорее плотным, чем худым, среднего роста, только слегка напоминал свою младшую сестру Исту. Общим у них был тусклый цвет уже изрядно поседевших волос. Рядом с ди Баосия Кэсерил увидел тучного мужчину — вероятно, секретаря — и пожилого настоятеля храма Тариона в пятицветной мантии. Кэсерил с надеждой взглянул на него, пытаясь увидеть свет или искры ауры, но это был обычный священник.
Темное облако обволакивало Исель все таким же плотным одеялом, но движение в нем было теперь более вялым. «Милостью леди, недолго тебе осталось клубиться!»
— Добро пожаловать домой, кастиллар, — сказала Исель. Официальное обращение весьма смягчали нежность в ее голосе и забота в глазах.
Кэсерил осенил себя кинтарианским священным знаком.
— Пятеро богов, принцесса, все хорошо.
— Договор при вас? — спросил ди Баосия, не отводя глаз от пакета при Кэсериле, и нетерпеливо протянул руку. — На советах было множество споров и волнений по поводу этих соглашений.
Кэсерил улыбнулся и, пройдя мимо провинкара, опустился на одно колено перед Исель, стараясь не застонать от боли и не упасть. Он коснулся губами ее ладоней и вложил в руки принцессы — в ее собственные руки — пакет с документами.
— Все как вы приказали.
Во взгляде ее засветилась признательность.
— Я благодарю вас, Кэсерил, — она стрельнула глазами в секретаря дяди. — Принесите, пожалуйста, кресло для моего посла. Он проделал долгий и трудный путь, — и начала разворачивать шелк.
Секретарь принес мягкое кресло с шерстяной обивкой. Кэсерил выдавил из себя благодарную улыбку, не зная, как теперь подняться с колена. К его смущению, с одной стороны к нему подошла Бетрис, а с другой, замешкавшись на мгновение, поспешил настоятель. Поддерживая под руки, они подняли его и усадили в кресло. Черные глаза Бетрис изучающе взглянули на него, ненадолго задержались со страхом на животе, где таилась опухоль, но сейчас она могла только ободряюще улыбнуться ему.
Исель внимательно читала брачный договор и не видела, как Кэсерил садился в кресло. Он смотрел на нее и ждал. Прочитав одну страницу, принцесса передавала исписанный ровным каллиграфическим почерком и заверенный печатью лист дальше, своему дяде, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу, который, в свою очередь, отдавал его по прочтении настоятелю, а тот уже — секретарю. Секретарь, пробежав текст глазами, складывал листы в нужном порядке.
Ди Баосия, сложив ладони, ждал, когда настоятель дочитает последний лист.
— Ну? — спросил провинкар.
— Она не продала Шалион, — настоятель осенил себя священным знаком и поднял руки ладонями вверх, благодаря богов. — Она купила Ибру! Мои поздравления, принцесса… вам и вашему послу!
— И всем нам, — вставил ди Баосия. Все трое мужчин изрядно повеселели и приободрились.
Кэсерил откашлялся.
— Конечно. Однако, надеюсь, вы воздержитесь от подобных комментариев перед лицом принца Бергона. Кроме того, договор потенциально выгоден для обеих сторон, — он взглянул на секретаря. — Возможно, нам следует успокоить народ, вывесив списки договора возле ворот дворца, чтобы с ними могли ознакомиться все желающие.
Ди Баосия неуверенно нахмурился, но настоятель согласно кивнул и сказал:
— Очень мудрая мысль, кастиллар.
— Я буду очень признательна, — Исель посмотрела на дядю. — Прошу вас взять на себя это дело.
Тут в комнату вбежал запыхавшийся паж и, остановившись перед провинкаром, выпалил:
— Ваша леди просила передать, что принц Бергон и его свита приближаются к воротам и вам следует присоединиться к ней, чтобы встретить гостей.
— Уже иду, — провинкар набрал в грудь воздуха и улыбнулся племяннице. — Ну, скоро мы приведем к тебе твоего суженого. Помни, что ты должна потребовать от него полного поцелуя подчинения — лоб, ладони и ноги. Чтобы все видели, что Шалион правит Иброй. Береги гордость и честь твоего Дома. Мы не можем позволить ему взять над тобой верх, иначе он быстро подчинит тебя себе. Ты должна начать так, как думаешь продолжать жить дальше.
Исель прищурилась. Тень вокруг нее потемнела, словно сжимая свои объятия.
Кэсерил выпрямился и, покачав головой, послал ей тревожный взгляд.
— У принца Бергона тоже есть гордость и честь, ничуть не ниже, чем ваши собственные, принцесса. И его тоже будут видеть его собственные подданные.
Она ненадолго заколебалась, затем решительно произнесла:
— Я должна начать так, как собираюсь продолжать.
В ее голосе послышалась сталь. Исель показала на договор.
— Наше равенство скреплено здесь печатью, дядя. Моей гордости не нужно больших доказательств. Мы обменяемся приветственными поцелуями — только в ладони.
Темнота немного развеялась, и Кэсерил ощутил непонятную дрожь. Как будто над его головой проплыла некая хищная тень, угрожая расстроить все их планы.
— Весьма благоразумно, — с облегчением расслабился Кэсерил.
Паж, пританцовывая от нетерпения, придержал для провинкара двери и юркнул вслед за ним.
— Лорд Кэсерил, как прошло ваше путешествие? — использовала паузу Бетрис. — Вы выглядите таким… измученным.
— Это просто усталость — мне пришлось много скакать верхом, но все было хорошо, — он поерзал в кресле и улыбнулся.
Ее черные брови изогнулись.
— Вот как? Что ж, полагаю, Ферда и Фойкс расскажут нам больше. Наверняка все было не так гладко и скучно.
— Ну да, у нас была небольшая схватка с разбойниками в предгорьях. Дело рук ди Джиронала, я уверен. Бергон проявил себя наилучшим образом. С Лисом… все оказалось проще, чем я ожидал, по причинам, которых я как раз не ожидал, — он наклонился вперед и понизил голос так, чтобы его слышали только девушки. — Вы помните, я рассказывал об ибранском мальчике из благородной семьи, Денни с галеры?
Бетрис кивнула, а Исель проговорила:
— Такое вряд ли можно забыть.
— Я даже не догадывался, насколько благородна его семья. Под именем Денни скрывал от рокнарцев свое подлинное имя Бергон. Похоже, его похищение было организовано покойным наследником Ибры. И Бергон узнал меня, когда я предстал перед ибранским двором.
Губы Исель изумленно приоткрылись. После минутного молчания она выдохнула:
— Вас послала мне богиня. Я уверена.
— Да, — неохотно признал Кэсерил, — я тоже пришел к этому выводу.
Ее глаза обратились в сторону двери. Руки нервно перебирали складки юбок.
— Как я узнаю его? Он… он красивый?
— Я не знаю, что вкладывают дамы в это понятие…
Тут двери настежь распахнулись, и в зал вошла целая толпа людей: пажи, ди Баосия и его жена, фрейлины, Бергон, ди Тажиль и ди Соулд. Замыкал шествие Палли. Ибранцы успели принять ванну и переодеться в лучшие наряды, которые они, оставляя обоз в Заваре, все же уложили впопыхах в свои сумки и теперь дополнили — в чем Кэсерил был абсолютно уверен — некоторыми заимствованными деталями. Глаза Бергона с веселым испугом перебежали несколько раз с Бетрис на Исель и обратно и, наконец, остановились на Исель. Исель тоже переводила взгляд с одного на другого ибранца. Высокий Палли, стоявший позади Бергона, кивнул на принца и одними губами сказал: «Этот». Серые глаза Исель заблестели, бледные щеки окрасились румянцем. Она протянула вперед руки для приветственного поцелуя.
— Милорд Бергон ди Ибра, — произнесла она немного звенящим от волнения голосом, — добро пожаловать в Шалион.
— Миледи Исель ди Шалион, — так же взволнованно ответил Бергон и приблизился к Исель, — ди Ибра благодарит вас! — он опустился на одно колено и поцеловал ее ладони. Она наклонилась к нему и, поднеся его руки к губам, ответила на поцелуй.
Бергон поднялся с колен и представил своих сопровождающих, которые почтительно поклонились. Провинкар и настоятель собственными руками придвинули принцу кресло, поставив его рядом с креслами Исель и Кэсерила. Из кожаной шкатулки, которую держал в руках ди Тажиль, Бергон достал подарок — изумрудное колье его покойной матери, одну из немногих драгоценностей, не заложенных Лисом за время войны для покупки оружия. Белые горные пони, к сожалению, были еще в пути. Бергон сначала собирался подарить ибранский жемчуг, но, по настоянию Кэсерила, заменил его на изумруды.
Ди Баосия произнес короткую приветственную речь, которая могла бы оказаться значительно длиннее, если бы взгляд племянницы не призвал его пригласить гостей в следующую комнату, дабы отдохнуть и перекусить. Жених и невеста остались наедине. Они сблизили головы и принялись что-то обсуждать, так тихо, что никто из любопытствующих, проходя мимо открытых дверей, не мог уловить ни звука.
Кэсерил не принадлежал к числу этих любопытствующих; он сидел, непрерывно глядя на дверь, и разрывался перед выбором — то ли нервно грызть маленькие пирожные, то ли в волнении кусать собственные кулаки. Голоса принца и принцессы звучали то громче, то тише; Бергон жестикулировал, Исель дважды рассмеялась и три раза охнула, расширив глаза и прижав пальцы к губам. Затем Исель что-то горячо зашептала, Бергон наклонил голову к плечу и внимательно слушал, не отводя взгляда от ее лица, разве что пару раз поднял глаза на Кэсерила. Потом они зашептались еще тише.
Леди Бетрис принесла ему стакан разбавленного вина, кивнула в ответ на слова благодарности. Кэсерил подумал, то, кажется, догадывается, чьими заботами его поджидали ванна, горячая вода, слуги и одежда. Ее нежная кожа — молодая и гладкая — отливала в отблесках свечей золотом, а строгое платье и убранные назад волосы подчеркивали ее неожиданно зрелую элегантность. Бьющая ключом энергия, перешедшая в силу и мудрость…
— Что происходит сейчас в Валенде, как вы думаете? — спросил у нее Кэсерил.
Ее лицо посерьезнело.
— Думаю, что обстановка весьма напряженная. Но мы надеемся, что поскольку Исель там уже нет, скоро все успокоится. Ведь ди Джиронал не осмелится применить силу к вдове, да еще и теще рея Иаса?
— М-м… не сразу, по крайней мере. В отчаянном положении все становится возможным.
— Это верно. Во всяком случае, уже меньше задумываешься, что возможно, а что нет.
Кэсерил вспомнил об отчаянной ночной скачке двух девушек, которая так внезапно изменила их общее положение к лучшему.
— Как вам удалось сбежать?
— Ну, ди Джиронал, похоже, ожидал, что мы будем плакать и стенать в замке, напуганные мощью его войска. Но вы же знаете, как смотрит на все это провинкара. Его шпионки следили за Исель, а не за мной. Я брала Нан ди Врит, и мы спускались в город, делали покупки, выполняли мелкие поручения и наблюдали. Солдаты ди Джиронала готовились отразить нападение спешащих к нам на выручку мятежников, и мы знали все их сторожевые посты. Никто не мог также запретить нам ходить в храм — где находился лорд ди Паллиар — и молиться за выздоровление Орико, — на щеках заиграли милые ямочки. — Одно время мы были такими набожными! — ямочки пропали. — Тогда провинкара получила известие, уж не знаю, из какого источника, что канцлер отправил к нам своего младшего сына и еще тысячу человек, чтобы срочно увезти Исель в Зангр, поскольку Орико при смерти. Может, это и правда, но лучше было не попадать в руки ди Джироналу. Таким образом, наш побег стал срочной необходимостью и он состоялся.
Палли подошел поближе, ди Баосия тоже направился к ним. Кэсерил кивнул провинкару.
— Ваша мать писала мне, что некоторые провинкары обещают поддержку. Есть ли у вас еще какие-нибудь новости на этот счет?
Ди Баосия достал список имен тех, кому написал и кто ему ответил. Он оказался не таким длинным, как хотелось бы Кэсерилу.
— Ладно, это слова. А как насчет войск?
Ди Баосия пожал плечами.
— Два моих соседь обещали военную поддержку Исель, если это потребуется. Они не очень-то обрадованы тем, что личное войско канцлера заняло мой город. Мне кажется, что это беспокоит их даже больше, чем меня. А третий… третий женат на одной из дочерей ди Джиронала. Он сейчас чувствует себя крайне неуютно и почти ни с кем не общается.
— Еще бы. А кому-нибудь известно, где сейчас ди Джиронал?
— Мы думаем, что в Кардегоссе, — сказал Палли. — Военный орден Дочери все еще остается без генерала. Ди Джиронал боится оставить Орико, чтобы ди Джеррин не убедил его подписать назначение. Как мне тайно сообщили, жизнь Орико висит на волоске. Он болен, но далеко не безумен; мне кажется, рей использует свою болезнь, чтобы избежать принятия ответственных решений, которые могли бы кого-нибудь обидеть.
— Очень похоже на него, — Кэсерил потер подбородок и посмотрел на ди Баосия. — Кстати, о солдатах храма — насколько велик гарнизон Сына в Тарионе?
— Небольшой отряд, человек двести, — ответил провинкар, — это не то, что в Гуариде и в других провинциях, граничащих с Рокнаром.
«Значит, в стенах Тариона двести человек», — подумал Кэсерил. Ди Баосия понял его взгляд.
— Настоятель нынче вечером поговорит с командирами. Полагаю, что брачный договор убедил его в преданности новой наследницы… э-э… Шалиону.
— Но они давали присягу, — прошептал Палли, — нельзя доводить дело до того, чтобы им пришлось ее нарушить.
Кэсерил прикинул время и расстояние.
— Весть о побеге Исель из Валенды уже наверняка достигла Кардегосса. Новость о приезде Бергона последует за ней. Ди Джиронал почувствует, что регентство, на которое он так рассчитывал, ускользает из его рук.
Ди Баосия радостно улыбнулся.
— Да, все происходит быстрее, чем он — да и любой другой — мог предположить, — и он бросил на Кэсерила исполненный уважения взгляд.
— Лучше было бы предотвратить те его действия, которые мы потом не сможем исправить, — сказал Кэсерил. Если две стороны, обе несущие на себе проклятие, столкнутся в гражданской войне, могут проиграть обе. И это будет кульминацией посмертного дара Золотого Генерала всему Шалиону; страна погибнет. Победа подразумевает тонкую борьбу, без кровопролития. Пусть Бергон спасет Исель от проклятия, но оно все равно останется над бедным Орико, и ди Джиронал разделит судьбу своего номинального господина… «А что будет с Истой?»
— На самом деле все зависит от того, когда умрет рей. Он может протянуть еще какое-то время, — продолжил Кэсерил, думая о том, что проклятие наверняка предопределит Орико самую тяжелую судьбу. Для того оно и существует, чтобы притягивать все мыслимые беды и катастрофы. Зверинец Умегата защищал рея от куда более страшных вещей, чем болезнь. — Нужно подумать, что мы можем предложить ди Джироналу в качестве отступных — как до вступления Исель на трон, так и после.
— Не думаю, что ди Джиронал согласится на какие-то отступные, — возразил Палли. — Он был реем Шалиона во всем, кроме титула, в течение десяти лет.
— Ну, тогда он, вероятно, устал, — вздохнул Кэсерил. — Несколько хороших должностей для его сыновей смягчат его сердце. Его слабое место — верность семье.
Только вот проклятие извратило эту добродетель, превратив в прямую противоположность.
— Дайте ему уйти, но выкажите расположение его клану… выдерните у него зубы медленно и нежно, и дело будет сделано.
Кэсерил посмотрел на Бетрис, которая внимательно слушала разговор. Да, она наверняка потом поделится всем услышанным с Исель.
Бергон и Исель в другой комнате встали. Она положила ладонь на его протянутую к ней руку; они бросили друг на друга застенчивые взгляды, не оставшиеся незамеченными ими обоими, и направились к ожидавшей их компании. Принц и принцесса выглядели настолько довольными, как Кэсерилу даже не мечталось.
— Наследница Шалиона, — произнесла Исель и сделала паузу.
— И наследник Ибры, — добавил Бергон.
— Рады всем сообщить, что мы обменяемся брачными клятвами, — торжественно продолжила Исель, — перед богами и перед нашими благородными ибранскими гостями и горожанами…
— В храме Тариона, послезавтра в полдень, — закончил Бергон.
Слушатели разразились радостными криками и поздравлениями. И — Кэсерил не сомневался — подсчетами, успеет ли враг прибыть сюда до послезавтра. Не успеет! Теперь следовало перейти к тщательной подготовке. Как только Исель окажется освобожденной от проклятия, время будет работать на нее. С каждым днем число ее сторонников будет расти. С чувством огромного облегчения Кэсерил откинулся на спинку кресла и поморщился от боли, когда живот стиснул очередной спазм.
25
На следующий день, среди суеты совершенно обезумевших в предсвадебной горячке дворцовых слуг, Кэсерилу казалось, что он единственный человек, которому нечего делать. Исель прибыла в Тарион только с теми вещами, которые были на ней надеты; вся корреспонденция и бухгалтерские книги остались в Кардегоссе. Когда же он пошел к ней, чтобы узнать, будут ли какие-нибудь распоряжения, то обнаружил в ее покоях целую толпу близких к истерике камеристок под руководством тети-провинкары. Все сновали туда-сюда, принося и унося свертки тканей, нитки, иголки и прочие необходимые предметы.
Исель высунула голову из вороха шелковых складок и оборок и, задыхаясь, простонала:
— Вы только что вернулись, проскакав ради меня более восьмисот миль. Идите отдыхать, Кэсерил.
Она послушно вытянула руку, чтобы одна из женщин могла примерить рукав.
— Нет, лучше составьте два письма с объявлением о моей свадьбе, чтобы в канцелярии моего дяди с них сняли копии. Одно письмо для всех провинкаров Шалиона, другое — для старших настоятелей всех храмов. Что-нибудь такое, что они могли бы прочесть своим людям. Это замечательное, спокойное занятие. Когда у вас на руках будут все семнадцать, нет — шестнадцать…
— Семнадцать, — поправила ее тетя откуда-то из-за шелковых волн. — Твой дядя захочет одно для архива канцелярии. Стой ровно.
— Когда все они будут готовы, отложите их. Мы с Бергоном подпишем все завтра после церемонии, и вы тогда проследите, чтобы они были разосланы по назначению, — и она решительно кивнула, вызвав недовольство другой женщины, подгонявшей вырез горловины.
Кэсерил удалился из покоев Исель, прежде чем раздраженные камеристки начали втыкать в него иголки, и ненадолго задержался на галерее, опершись на перила. День был чудесный, ясный, уже дышавший весной. Небо было чистое, бледно-голубого цвета. Мягкий солнечный свет заливал выложенный новенькими плитами двор, на котором вокруг только что заработавшего фонтана садовники устанавливали кадки с цветущими апельсиновыми деревьями. Кэсерил остановил проходившего мимо слугу и попросил поставить письменный стол прямо во дворе, на солнышке. А еще — уютное кресло с толстой подушкой, потому что, хотя в голове Кэсерила впечатления и воспоминания о проделанных восьмистах милях уже начинали стираться, задница его, похоже, отлично помнила каждую из них. Он откинулся на спинку, подставил лицо солнечным лучам и, закрыв глаза, начал мысленно составлять письма. Затем Кэсерил быстро написал их и передал результаты своего труда клерку канцелярии, чтобы тот сделал нужное количество копий куда более удобочитаемым почерком, чем его собственный. Завершив сие мирное и спокойное дело, Кэсерил снова откинулся в кресле и закрыл глаза.
Он услышал приближающиеся шаги и вздрогнул, когда о стол брякнул поднос. Слуга принялся выставлять перед ним разные лакомства: блюдо с сушеными фруктами, хлеб с медом и орехами, чай и кувшинчик молока. Затем Бетрис отпустила слугу, сама налила ему чая, сунула в руку ломоть хлеба и примостилась рядом, на бортике фонтана, глядя, как он ест.
— У вас так похудело лицо! Вы наверняка почти ничего не ели всю дорогу, — строго сказала она.
— Даже не знаю. Что за чудный день сегодня! Надеюсь, погода продержится до завтра.
— Леди ди Баосия считает, что да, хотя, по ее словам, в День Дочери будет лить дождь.
Исель высунула голову из вороха шелковых складок и оборок и, задыхаясь, простонала:
— Вы только что вернулись, проскакав ради меня более восьмисот миль. Идите отдыхать, Кэсерил.
Она послушно вытянула руку, чтобы одна из женщин могла примерить рукав.
— Нет, лучше составьте два письма с объявлением о моей свадьбе, чтобы в канцелярии моего дяди с них сняли копии. Одно письмо для всех провинкаров Шалиона, другое — для старших настоятелей всех храмов. Что-нибудь такое, что они могли бы прочесть своим людям. Это замечательное, спокойное занятие. Когда у вас на руках будут все семнадцать, нет — шестнадцать…
— Семнадцать, — поправила ее тетя откуда-то из-за шелковых волн. — Твой дядя захочет одно для архива канцелярии. Стой ровно.
— Когда все они будут готовы, отложите их. Мы с Бергоном подпишем все завтра после церемонии, и вы тогда проследите, чтобы они были разосланы по назначению, — и она решительно кивнула, вызвав недовольство другой женщины, подгонявшей вырез горловины.
Кэсерил удалился из покоев Исель, прежде чем раздраженные камеристки начали втыкать в него иголки, и ненадолго задержался на галерее, опершись на перила. День был чудесный, ясный, уже дышавший весной. Небо было чистое, бледно-голубого цвета. Мягкий солнечный свет заливал выложенный новенькими плитами двор, на котором вокруг только что заработавшего фонтана садовники устанавливали кадки с цветущими апельсиновыми деревьями. Кэсерил остановил проходившего мимо слугу и попросил поставить письменный стол прямо во дворе, на солнышке. А еще — уютное кресло с толстой подушкой, потому что, хотя в голове Кэсерила впечатления и воспоминания о проделанных восьмистах милях уже начинали стираться, задница его, похоже, отлично помнила каждую из них. Он откинулся на спинку, подставил лицо солнечным лучам и, закрыв глаза, начал мысленно составлять письма. Затем Кэсерил быстро написал их и передал результаты своего труда клерку канцелярии, чтобы тот сделал нужное количество копий куда более удобочитаемым почерком, чем его собственный. Завершив сие мирное и спокойное дело, Кэсерил снова откинулся в кресле и закрыл глаза.
Он услышал приближающиеся шаги и вздрогнул, когда о стол брякнул поднос. Слуга принялся выставлять перед ним разные лакомства: блюдо с сушеными фруктами, хлеб с медом и орехами, чай и кувшинчик молока. Затем Бетрис отпустила слугу, сама налила ему чая, сунула в руку ломоть хлеба и примостилась рядом, на бортике фонтана, глядя, как он ест.
— У вас так похудело лицо! Вы наверняка почти ничего не ели всю дорогу, — строго сказала она.
— Даже не знаю. Что за чудный день сегодня! Надеюсь, погода продержится до завтра.
— Леди ди Баосия считает, что да, хотя, по ее словам, в День Дочери будет лить дождь.