Страница:
— Ох, ну конечно, я не взял…
— Твой голос услышат в совете, Кэс!
Кэсерил вздохнул.
— Я… подумаю об этом. У меня есть более важные обязанности. Скажи, что я буду говорить на закрытом заседании и только в том случае, если это действительно будет необходимо. Внутренняя политика храма — не мое дело, — боль в животе заставила его пожалеть о неудачно выбранном выражении. «Боюсь, что прямо сейчас я занят внутренней политикой самой богини».
Счастливый кивок Палли сказал Кэсерилу, что слова его приняты за более твердое согласие, нежели бы ему самому хотелось. Офицер Дочери встал, поблагодарил друга и удалился.
— Твой голос услышат в совете, Кэс!
Кэсерил вздохнул.
— Я… подумаю об этом. У меня есть более важные обязанности. Скажи, что я буду говорить на закрытом заседании и только в том случае, если это действительно будет необходимо. Внутренняя политика храма — не мое дело, — боль в животе заставила его пожалеть о неудачно выбранном выражении. «Боюсь, что прямо сейчас я занят внутренней политикой самой богини».
Счастливый кивок Палли сказал Кэсерилу, что слова его приняты за более твердое согласие, нежели бы ему самому хотелось. Офицер Дочери встал, поблагодарил друга и удалился.
16
Двумя днями позже Кэсерил спокойно сидел в кабинете, чиня перья, когда вошел паж и объявил:
— Прибыл дедикат Роджерас. По приказанию принцессы Исель, милорд.
Роджерасу на вид было около сорока, среди его рыжеватых волос уже виднелись залысины, из-под бровей смотрели голубые проницательные глаза. Занятие его легко можно было определить по зеленым одеждам дедиката Госпиталя Милосердия Матери храма Кардегосса, развевавшимся при каждом его стремительном шаге, а ранг — по нашивке на плече. Кэсерил сразу понял, что дело не в болезни кого-нибудь из его подопечных, поскольку в таком случае орден Матери прислал бы врача-женщину. Он тревожно выпрямился и, вежливо кивнув, встал и направился в покои Исель, чтобы оповестить ее о визите. Однако обнаружил, что и Бетрис, и принцесса уже стоят в дверях и приветствуют посетителя. Они явно не были удивлены.
Бетрис присела в легком книксене в ответ на почтительный низкий поклон дедиката.
— Вот этот человек, о котором я вам говорила, принцесса. Старший настоятель Матери сказал, что он специализируется на изнурительных болезнях и объездил весь Шалион, изучая их.
Так вот что это значит! Во время вчерашнего визита в храм Бетрис занималась не только молитвами и внесением пожертвований. Исель не нуждалась в том, чтобы ее учили плести придворные интриги, как ранее казалось Кэсерилу. Она научилась этому без его участия. Да, его обвела вокруг пальца одна из его же учениц! Кэсерил натянуто улыбнулся, скрывая нарастающий страх. Человек, стоявший напротив, не обладал сияющей аурой, которую могло бы увидеть его внутреннее зрение. Что он мог сказать о самом что ни на есть обыкновенном теле Кэсерила?
Исель посмотрела на врача и радостно закивала.
— Дедикат Роджерас, пожалуйста, обследуйте моего секретаря и доложите мне.
— Принцесса, мне не нужен врач!
«И тем более чтобы он меня обследовал!»
— Что же, тогда мы всего-навсего потеряем немного времени, — рассудила Исель, — которого боги выделяют нам каждый день предостаточно. Как бы мне ни было неприятно принуждать вас, Кэсерил, я приказываю вам следовать за доктором, — в ее голосе прозвучала стальная решительность.
Демон бы побрал Палли! И не только за то, что вбил это в ее голову, но и за то, что научил, как не дать Кэсерилу ускользнуть. Исель училась очень быстро. Хотя… этот врач либо сможет обнаружить чудесное явление, либо не сможет. В первом случае Кэсерил призовет Умегата, и пусть святой, используя свои высокие связи в храме, разбирается с этим. А во втором — никакого вреда не будет.
Кэсерил смиренно поклонился, всем своим видом показывая, что тронут таким участием, и повел своего незваного гостя вниз, к себе в спальню. Леди Бетрис последовала за ними, чтобы убедиться в их благополучном прибытии на место во исполнение воли Исель. Когда Кэсерил закрывал за собой дверь своей комнаты, Бетрис виновато улыбалась, но в глазах ее стояла тревога.
Запершись с Кэсерилом, врач усадил его у окна, где принялся считать пульс и заглядывать в глаза, уши и горло. Затем он попросил Кэсерила помочиться в пробирку. Долго изучал жидкость, встряхивая пробирку и нюхая содержимое. Он спросил о состоянии кишечника, и Кэсерил был вынужден подтвердить, что время от времени у него бывают кровотечения. Тогда его попросили раздеться и лечь на кровать. Врач выслушал сердце и дыхание, прижав ухо к груди пациента, потом ощупал и простучал быстрыми холодными пальцами все тело Кэсерила. Кэсерилу пришлось признаться в происхождении рубцов на спине. Комментарии Роджераса свелись к нескольким советам, как можно избавиться от них и связанных с ними неудобств — если Кэсерил, конечно, желает этого и обладает достаточным хладнокровием и терпением. От этих советов волосы вставали дыбом. Кэсерил решил, что предпочтет подождать. Лучше упасть несколько раз с лошади, чем пережить подобное. Он так и сказал, чем заставил Роджераса рассмеяться.
Но когда доктор приступил к более внимательному и тщательному осмотру живота пациента, улыбка его исчезла. Он прощупал и простучал каждый дюйм, то и дело спрашивая:
— Тут болит? А тут?
Кэсерил, решительно настроенный вытерпеть все издевательства, твердо отвечал:
— Нет.
— А если так?
Кэсерил охнул.
— О! Тут немного больно, — и снова начались нажатия, пощипывания, постукивания. Доктор на какое-то время остановился, задержав руку на животе Кэсерила, взгляд его стал задумчивым и рассеянным. Затем он встрепенулся, словно проснувшись, отчего стал похож на мгновение на Умегата.
Роджерас улыбался, пока Кэсерил натягивал одежду, но глаза его были по-прежнему задумчивыми.
Кэсерил ободряюще произнес:
— Ну же, дедикат, говорите! Я рассудительный человек и не рассыплюсь на части от ваших слов.
— Ах вот как? Что ж, это хорошо, — Роджерас вздохнул и просто сказал: — Милорд, у вас довольно большая опухоль.
— Так вот оно что… — Кэсерил тяжело опустился в кресло.
Роджерас быстро поднял глаза:
— Вас это не очень удивило?
«Не очень, по сравнению с моим последним диагнозом». Кэсерил подумал, какое облегчение он ощутил бы, если бы его боли были вызваны столь естественными, хотя и ведущими к летальному исходу причинами. Уж опухоли-то, во всяком случае, не завывают среди ночи безумными голосами.
— У меня были подозрения, что с животом что-то не в порядке. Но что это значит? Как вы думаете, чем все закончится? — он попытался придать голосу как можно более нейтральное звучание.
— Ну… — Роджерас сел на край кровати и сложил вместе кончики пальцев, — существует множество подобных образований. Некоторые из них бесформенные, расползаются по организму, иные — словно завязаны в узлы, а третьи — как будто заключены в капсулы. Одни убивают быстро, другие существуют долгие годы и почти не доставляют беспокойства. Ваша похожа на заключенную в капсулу, что внушает оптимизм. Это некий особый вид, наподобие кисты, заполненной жидкостью. Я наблюдал одну женщину с такой опухолью в течение двенадцати лет.
— Ох, — проговорил Кэсерил и открыто улыбнулся.
— Ее опухоль выросла больше чем на сотню фунтов к моменту ее смерти, — продолжал врач. Кэсерил отшатнулся, но доктор невозмутимо рассказывал. — Были еще случаи, куда более интересные… я видел такое только дважды за годы учебы — круглой формы масса, в которой при вскрытии обнаружились участки плоти с волосами, зубами и костями. Один раз — в животе женщины, что еще можно хоть как-то объяснить, но второй раз подобную опухоль нашли в ноге мужчины. Я предполагаю, что эти опухоли были следствием внедрения беглого демона, пытавшегося принять форму человеческого тела. Если бы демону удался его замысел, он, по-видимому, прогрыз бы себе путь наружу и вышел в мир во плоти. Это было бы кошмаром. Мне давно хотелось обнаружить такую опухоль в еще живом пациенте, чтобы я смог проверить таким образом мою теорию, — он с интересом взглянул на Кэсерила.
Кэсерилу стоило величайшего усилия не вскочить и не заорать. Он ужасом посмотрел на свой вздувшийся живот и осторожно отвел глаза. Раньше он думал о духовном, а не о физическом страдании. Ему не приходила в голову мысль, что они вполне могут сочетаться. Он только и смог выдавить:
— Они что, тоже должны вырасти до сотни фунтов?
— Те две опухоли, что мне довелось исследовать, были значительно меньше, — уверил его Роджерас.
Кэсерил посмотрел на врача в безумной надежде.
— А это можно вырезать?
— О, только у мертвого человека, — виновато проговорил доктор.
— Но… это возможно? — если человек достаточно смел, чтобы лечь под нож и хладнокровно подвергнуться такой операции… если эту мерзость можно вырезать быстро — как при ампутации… возможно ли физически избавиться от сверхъестественного, если оно облечено в плоть?
Роджерас покачал головой.
— Из руки или ноги — вероятно. Но это… вы же были солдатом и наверняка видели, что происходит с раненными в живот. Даже если вы переживете болевой шок от операции, вас через несколько дней убьет лихорадка, — голос доктора стал печальным. — Я пробовал такое трижды, и то лишь потому, что мои пациенты угрожали убить себя, если я не попытаюсь. Они все умерли. Я не посмею убить еще одного хорошего человека. Не мучайте себя мыслями о невозможном. Воспользуйтесь той жизнью, что вам еще осталась, и молитесь.
«Я молился, и вот к чему это привело…»
— Не говорите принцессе!
— Милорд, — твердо ответил врач, — я обязан.
— Но я тоже обязан… только не сейчас! Она не может уложить меня в постель! Я не должен оставлять ее одну! — в голосе Кэсерила послышалась паника.
Роджера поднял брови.
— Ваша верность делает вам честь, лорд Кэсерил. Но успокойтесь! Пока нет никакой необходимости укладывать вас в постель. Кроме того, занятие какими-нибудь несложными делами поможет вам отвлечься от тяжелых мыслей и подготовить вашу душу.
Кэсерил глубоко вздохнул и решил не объяснять Роджерасу, сколь легка его служба Дому Шалиона.
— Как вам кажется, долго ли еще я смогу выполнять мою работу?
— До тех пор, пока не решите, что больше не справляетесь, — строго ответил Роджерас. — Пока что вам нужно побольше отдыхать. Чаще, чем вы себе позволяете сейчас.
Кэсерил торопливо кивнул, выражая свое согласие с рекомендациями врача, пытаясь выглядеть одновременно и послушным, и энергичным.
— Есть еще кое-что важное, — добавил врач, потянувшись, словно собирался встать, но остался сидеть. — Я говорю об этом потому, что вы разумный человек и сможете понять.
— Да? — настороженно спросил Кэсерил.
— Перед вашей смертью — которая произойдет еще нескоро, надо надеяться — могу я просить у вас письменное разрешение на изъятие опухоли для моей коллекции?
— Вы коллекционируете подобные мерзости? — Кэсерил скривился. — Обычно люди собирают картины, старинное оружие или статуэтки из слоновой кости, — обида боролась в нем с любопытством и отвращением. — Хм… а как вы их храните?
— В банках со спиртом, — улыбнулся Роджерас; на щеках его вспыхнул слабый румянец смущения. — Знаю, что это звучит ужасно… но меня не оставляет надежда, что если я достаточно узнаю о них, то когда-нибудь пойму, как извлечь опухоль из человека, не убив его при этом.
— Если это только не кара богов, с которой мы не можем бороться.
— Мы боремся с гангреной, иногда путем ампутации. Мы боремся с воспалением челюстей, удаляя больные зубы. Мы боремся с лихорадкой, прикладывая холод и тепло и обеспечивая больному хороший уход. Любое лечение когда-то применялось впервые, — Роджерас замолчал. Через некоторое время он добавил: — Принцесса Исель относится к вам с несомненным уважением и теплотой.
Кэсерил, не зная, как ответить на это, сказал:
— Я служу ей с прошлой весны, она еще жила в Валенде. А когда-то давно я служил ее бабушке.
— Она не склонна к истерикам? Благородные женщины порой… — Роджерас пожал плечами, опасаясь, как бы слова его не прозвучали неуважительно.
— Нет, — должен был признать Кэсерил. — Никто из ее свиты этим не страдает. Совсем наоборот. Но, может, все же не следует говорить дамам столь прямо?.. Они будут потрясены…
— Нет, сказать нужно, — мягко возразил врач. И поднялся на ноги. — Как же иначе принцесса сможет принять верное решение, не обладая достаточными знаниями?
Точно в цель. Кэсерил смущенно последовал за дедикатом наверх.
Бетрис выглянула в коридор, как только услышала их приближающиеся шаги.
— С ним все будет в порядке? — спросила она Роджераса.
Роджерас поднял руку.
— Минутку, миледи.
Все вместе они вошли в гостиную, где Исель, напряженно выпрямившись в резном кресле и прижав ладони к коленям, ожидала их возвращения. Она ответила на глубокий поклон Роджераса коротким кивком. Кэсерилу не хотелось смотреть ей в лицо, но услышать, что скажет врач, — хотелось, и потому он опустился в спешно пододвинутое Бетрис кресло. Роджерас в присутствии принцессы остался стоять.
— Миледи, — обратился он к Исель, снова кланяясь ей, словно принося извинения за свое бессилие, — ваш секретарь страдает от опухоли в животе.
Исель взглянула на него с испугом. Лицо Бетрис побледнело и застыло. Наконец Исель проглотила комок в горле и проговорила:
— Но он… он ведь не умирает? Нет?
И со страхом посмотрела на Кэсерила.
Роджерас отвечал туманно, решив, по-видимому, все же отказаться от прямоты:
— Смерть приходит ко всем по-разному. Сказать точно, сколько осталось жить лорду Кэсерилу, — это за пределами моих возможностей.
Он посмотрел в сторону и, поймав умоляющий взгляд Кэсерила, поспешно уточнил:
— Нет никаких причин, препятствующих ему оставаться на посту так долго, насколько у него хватит сил. Вы только не должны позволять ему переутомляться. С вашего позволения, я хотел бы осматривать его каждую неделю.
— Конечно, — ответила Исель.
Дав еще несколько рекомендаций касательно диеты и обязанностей Кэсерила, дедикат вежливо попрощался и покинул покои принцессы.
Бетрис, чьи бархатные глаза застилали слезы, с трудом проговорила:
— Я и не думала, что все так ужасно. Кэсерил, я не хочу, чтобы вы умирали!
Кэсерил грубовато ответил:
— Я тоже не хочу, так что нас уже двое.
— Трое, — сказала Исель. — Что мы можем для вас сделать?
Кэсерил, чуть было не ляпнув «ничего», восспользовался моментом и отчеканил:
— Прежде всего будьте так добры, не обсуждайте эту тему с дворцовыми сплетниками. Мое самое горячее желание — сохранить эту информацию в тайне. Пока это возможно.
Весть о том, что Кэсерил при смерти, могла натолкнуть ди Джиронала на новые догадки по поводу убийства его брата. Канцлер уже скоро должен был вернуться в Кардегосс, наверняка разочарованный бесплодными поисками подходящего трупа и готовый обдумать все сызнова.
Исель медленно кивнула в знак согласия, и Кэсерилу было позволено вернуться в кабинет, где он безуспешно попытался сосредоточиться на бухгалтерии. После того как Бетрис в третий раз на цыпочках прошлась по кабинету, шепотом вопрошая, не хочет ли он чего-нибудь, — один раз по приказу принцессы и дважды по собственному почину, — Кэсерил понял, что с этим пора кончать. Он перешел в контратаку, объявив, что настало время для давно заброшенной ими грамматики. Если они так или иначе не собираются оставить его в покое, то ему следует по меньшей мере извлечь хоть какую-то пользу из их присутствия.
Сегодня обе его ученицы были очень милы, послушны и прилежны. Несмотря на то что он давно мечтал о подобном прилежании на уроках, он вдруг понял, что хотел бы, чтобы этого больше не случалось.
Они повторили большинство грамматических тем, даже нудные наклонения дворцового рокнари. Он вел себя нарочито резко, чтобы подавить излишнее сочувствие и жалость к себе. Дамы — благословенен будь их гибкий ум — не пытались ему противоречить. К концу урока обе девушки уже вели себя почти как прежде, в спокойные времена, на что он втайне и надеялся, хотя на щеках Бетрис так и не появились столь обожаемые им ямочки.
Исель встала и прошлась по комнате, чтобы немного размять ноги. Она остановилась у окна и уставилась на холодный зимний туман, укрывший расщелину под стенами Зангра. Затем рассеянно потерла рукав и пробормотала:
— Лавандовый — не мой цвет. Ходишь будто вся в синяках. В Кардегоссе слишком много смертей. Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не приезжали сюда.
Посчитав, что согласиться было бы аполитично, Кэсерил просто кивнул и вышел переодеться к обеду.
На улицы и стены Кардегосса пали первые хлопья снега, но после обеда они уже растаяли. Палли сообщал Кэсерилу о прибытии в город один за другим лордов-дедикатов и в обмен узнавал от своего друга последние дворцовые новости. Кэсерил думал, что если лордам придется выбирать между храмом и Зангром, Шалион в любом случае проиграет.
Ди Джиронал, а значит, и принц Тейдес вернулись, словно принесенные холодным юго-восточным ветром, что явилось неожиданным неприятным сюрпризом. К облегчению Кэсерила, канцлер возвратился с пустыми руками, с неутоленной жаждой мести. По его лицу невозможно было понять — отчаялся он найти убийцу или приехал, узнав о том, что в Кардегоссе собираются некие силы и делают они это отнюдь не по его вызову.
Тейдес, воротившийся в свои покои в замке, выглядел измученным, исхудавшим и несчастным. Кэсерила это не удивляло. Проверить каждую смерть в трех провинциях, случившуюся в ночь гибели Дондо, было достаточно тяжело, даже если не принимать во внимание отвратительную погоду.
Пока Дондо устраивал бесконечные увеселения, Тейдес пренебрегал обществом старшей сестры. Теперь же он пришел навестить ее после обеда и не только позволил себя обнять, но и радостно ответил на сестринские объятия, явно страстно желая поговорить с Исель, чего не случалось уже довольно давно. Кэсерил незаметно ускользнул в свой кабинет и уселся за книги, рассеянно водя по бумаге подсыхающим пером. С тех пор как Орико подарил Исель в качестве приданого доход от шести городов и не забрал свой подарок обратно после гибели жениха, расчеты и документация Кэсерила стали гораздо сложнее.
Он слушал доносившиеся до него через открытую дверь молодые голоса. Тейдес подробно описывал сестре все подробности трудного путешествия: грязные дороги, загнанные лошади, грубые усталые мужчины, ужасная еда, пробирающий до костей холод по ночам. Исель подвела итог голосом, в котором звучала скорее зависть, чем сочувствие, сказав, что эта поездка была хорошей подготовкой для его будущих зимних кампаний. Когда же речь зашла о цели поездки, Тейдес начал обижаться на сестру за ее неуважительное отношение к его погибшему герою; Исель же явно не хотелось объяснять ему причины своей глубокой антипатии.
Тейдес до сих пор пребывал в потрясении из-за столь ужасной смерти Дондо, кроме того, он был одним из немногих, кто искренне оплакивал его кончину. Ну, а почему нет? Дондо льстил ему, дарил подарки и уделял много времени. Он ввел мальчика в новый мир, мир взрослых, во многом опасный и неподходящий для его возраста, но откуда Тейдесу было знать, что пороки взрослых мужчин вовсе не являются их честью и достоинством?
Старший ди Джиронал должен был в сравнении с покойным Дондо казаться холодным и скучным. Ощущение разлада и напряженности в отношениях между ним и Тейдесом углублялось по мере того, как росло недовольство ди Джиронала безуспешным расследованием. И что еще хуже, ди Джиронал, который отчаянно нуждался в Тейдесе, был даже не в состоянии скрыть, как мало тот ему нравится, и оставил его на своих подручных — секретаря-воспитателя, охранников и слуг, обращаясь с ним скорее как с обузой, чем как с лейтенантом. И если секретарь и занимался заполнением пробелов в благородном образовании Тейдеса, из рассказа мальчика это никак не явствовало.
Через некоторое время Нан ди Врит попросила молодежь готовиться к ужину и тем завершила визит Тейдеса. Тот медленно прошел через кабинет Кэсерила, хмуро разглядывая свои ботинки. Принц вырос почти таким же высоким, как его сводный брат Орико; его округлое лицо намекало, что он может стать впоследствии таким же широким в плечах и склонным к полноте, но пока мальчик был в отличной форме. Кэсерил перевернул страницу, окунул перо в чернила и, подняв глаза, мягко улыбнулся.
— Как ваши дела, милорд?
Тейдес пожал плечами, но потом развернулся и подошел к столу Кэсерила. На лице его не было раздражения, оно казалось скорее усталым и взволнованным. Он коротко постучал указательным пальцем по столешнице и уставился на стопку книг и бумаг. Кэсерил переплел пальцы и бросил на Тейдеса вопросительный взгляд, словно поощряя его начать разговор.
Тейдес вдруг сказал:
— В Кардегоссе что-то не так. Правда?
В Кардегоссе много чего было не так, и Кэсерил не знал, что именно имеет в виду Тейдес. Он осторожно спросил:
— Что заставляет вас так думать?
Тейдес взмахнул рукой и хмыкнул.
— Орико болен и слаб и не управляет государством, как должно. Он слишком много спит, словно старик, но ведь он не настолько стар! И все говорят, он больше не… — Тейдес слегка покраснел, и жесты его стали еще беспокойнее, — ну, знаете… не может действовать, как мужчина… ну, с женщиной. Вам никогда не казалось, что в его странной болезни есть что-то неестественное?
После легкого колебания Кэсерил отважился сказать:
— Ваши наблюдения абсолютно точны, принц.
— Смерть лорда Дондо тоже была неестественной. Я уверен, что все это как-то связано.
«А мальчик-то задумывается; отлично!»
— Вам следует поделиться своими рассуждениями с…
Нет, только не с ди Джироналом!
— …с вашим братом Орико. Это самая высшая инстанция, в которую вы можете обратиться.
Кэсерил попытался представить Тейдеса, добивающегося от Орико прямого и честного ответа, и вздохнул. Если Исель не смогла воззвать к его разуму, используя столь убедительные доводы, какие же надежды оставались куда менее красноречивому Тейдесу? Орико будет избегать ответа всеми способами.
Должен ли Кэсерил взять это в свои руки? Не только потому, что речь идет о государственной тайне, а у него нет полномочий на ее разглашение — он и знать-то о ней не должен. А еще… о проклятии Золотого Генерала Тейдесу должен рассказать сам рей — а не кто-то в обход его или вместо него.
Он молчал слишком долго. Тейдес наклонился, прищурился и прошептал:
— Лорд Кэсерил, что вы знаете?
«Я знаю, что нельзя больше держать вас в неведении. Ни тебя, Тейдес, ни Исель».
— Принц, мне необходимо поговорить с вами об этом позже. Я не могу ответить вам сегодня.
Губы Тейдеса сжались. Он нетерпеливо провел рукой по своим волосам цвета темного янтаря. Его глаза выражали недоверие, неуверенность и — как подумал Кэсерил — странное одиночество.
— Да, понимаю, — вяло проговорил он и повернулся к выходу. Из коридора донесся его шепот: — Я обязан сделать это сам…
Если он имел в виду — посоветоваться с Орико, это было хорошо. Кэсерилу следовало прийти к Орико первым и, если этого будет недостаточно, привести Умегата. Он положил перья на место, закрыл книги, перевел дыхание, переждал боль, возникшую от резкого движения, и поднялся на ноги.
Получить аудиенцию у Орико оказалось значительно сложнее, чем ожидалось. Приняв его за посланца Исель с очередным запросом относительно замужества с принцем Ибры, рей скрылся от Кэсерила и послал отделаться от непрошеного гостя своего камердинера. Дело осложнялось тем, что разговор должен был происходить в приватной обстановке — с глазу на глаз — и так, чтобы их не могли прервать. После ужина Кэсерил прохаживался по коридору у банкетного зала, опустив голову и размышляя, как заставить все-таки рея пойти на разговор, когда кто-то схватил его за плечо и развернул кругом.
Он поднял глаза, и извинения за рассеянность замерли у него на устах. Перед ним стоял сьер ди Джоал, один из оставшихся не у дел громил Дондо — как же зарабатывали себе на карманные расходы все эти пропавшие души? Подкармливал ли их брат Дондо? С ним были сьер ди Марок и еще какой-то ухмылявшийся приятель.
— Невежа! — проревел ди Джоал, немного переигрывая. — Да как вы осмелились отпихнуть меня от двери?!
— Прошу прощения, сьер ди Джоал, — проговорил Кэсерил. — Я задумался.
С легким полупоклоном Кэсерил попытался обойти эту троицу. Но ди Джоал шагнул в сторону, преграждая Кэсерилу путь к отступлению, и откинул полу плаща, продемонстрировав рукоять меча.
— Я сказал, что вы отпихнули меня. Вы что, считаете, что я лгу?
«Ах, так это ловушка. Понятно». Кэсерил остановился, его губы сжались. Он устало спросил:
— Чего вы хотите, ди Джоал?
— Приведите свидетелей! — ди Джоал махнул рукой своему приятелю и ди Мароку. — Он толкнул меня.
Его приятель послушно повторил:
— Да-да, я видел!
Ди Марок смотрел как-то неуверенно.
— Вы расплатитесь со мной за это, лорд Кэсерил! — прошипел ди Джоал.
— Да, я вижу, — сухо ответил Кэсерил. Было ли это пьяной глупостью или заранее продуманной попыткой убить его? Дуэль до первой крови, под крики: «Меч соскользнул, клянусь честью! Он сам напоролся на острие!» и при огромном количестве купленных свидетелей, чтобы подтвердить непреднамеренность убийства, — проверенная практика и выход для гордых и пылких молодых придворных.
— Я утверждаю, что получу три капли вашей крови, чтобы смыть это оскорбление!
Обычный вызов.
— А я говорю, что вам следует подержать голову в ведре с холодной водой, пока она не остынет, мальчик. Я не дерусь на дуэлях. Понятно? — Кэсерил откинул плащ и показал, что не прицепил меч, собираясь на ужин. — Так что позвольте мне пройти.
— Прибыл дедикат Роджерас. По приказанию принцессы Исель, милорд.
Роджерасу на вид было около сорока, среди его рыжеватых волос уже виднелись залысины, из-под бровей смотрели голубые проницательные глаза. Занятие его легко можно было определить по зеленым одеждам дедиката Госпиталя Милосердия Матери храма Кардегосса, развевавшимся при каждом его стремительном шаге, а ранг — по нашивке на плече. Кэсерил сразу понял, что дело не в болезни кого-нибудь из его подопечных, поскольку в таком случае орден Матери прислал бы врача-женщину. Он тревожно выпрямился и, вежливо кивнув, встал и направился в покои Исель, чтобы оповестить ее о визите. Однако обнаружил, что и Бетрис, и принцесса уже стоят в дверях и приветствуют посетителя. Они явно не были удивлены.
Бетрис присела в легком книксене в ответ на почтительный низкий поклон дедиката.
— Вот этот человек, о котором я вам говорила, принцесса. Старший настоятель Матери сказал, что он специализируется на изнурительных болезнях и объездил весь Шалион, изучая их.
Так вот что это значит! Во время вчерашнего визита в храм Бетрис занималась не только молитвами и внесением пожертвований. Исель не нуждалась в том, чтобы ее учили плести придворные интриги, как ранее казалось Кэсерилу. Она научилась этому без его участия. Да, его обвела вокруг пальца одна из его же учениц! Кэсерил натянуто улыбнулся, скрывая нарастающий страх. Человек, стоявший напротив, не обладал сияющей аурой, которую могло бы увидеть его внутреннее зрение. Что он мог сказать о самом что ни на есть обыкновенном теле Кэсерила?
Исель посмотрела на врача и радостно закивала.
— Дедикат Роджерас, пожалуйста, обследуйте моего секретаря и доложите мне.
— Принцесса, мне не нужен врач!
«И тем более чтобы он меня обследовал!»
— Что же, тогда мы всего-навсего потеряем немного времени, — рассудила Исель, — которого боги выделяют нам каждый день предостаточно. Как бы мне ни было неприятно принуждать вас, Кэсерил, я приказываю вам следовать за доктором, — в ее голосе прозвучала стальная решительность.
Демон бы побрал Палли! И не только за то, что вбил это в ее голову, но и за то, что научил, как не дать Кэсерилу ускользнуть. Исель училась очень быстро. Хотя… этот врач либо сможет обнаружить чудесное явление, либо не сможет. В первом случае Кэсерил призовет Умегата, и пусть святой, используя свои высокие связи в храме, разбирается с этим. А во втором — никакого вреда не будет.
Кэсерил смиренно поклонился, всем своим видом показывая, что тронут таким участием, и повел своего незваного гостя вниз, к себе в спальню. Леди Бетрис последовала за ними, чтобы убедиться в их благополучном прибытии на место во исполнение воли Исель. Когда Кэсерил закрывал за собой дверь своей комнаты, Бетрис виновато улыбалась, но в глазах ее стояла тревога.
Запершись с Кэсерилом, врач усадил его у окна, где принялся считать пульс и заглядывать в глаза, уши и горло. Затем он попросил Кэсерила помочиться в пробирку. Долго изучал жидкость, встряхивая пробирку и нюхая содержимое. Он спросил о состоянии кишечника, и Кэсерил был вынужден подтвердить, что время от времени у него бывают кровотечения. Тогда его попросили раздеться и лечь на кровать. Врач выслушал сердце и дыхание, прижав ухо к груди пациента, потом ощупал и простучал быстрыми холодными пальцами все тело Кэсерила. Кэсерилу пришлось признаться в происхождении рубцов на спине. Комментарии Роджераса свелись к нескольким советам, как можно избавиться от них и связанных с ними неудобств — если Кэсерил, конечно, желает этого и обладает достаточным хладнокровием и терпением. От этих советов волосы вставали дыбом. Кэсерил решил, что предпочтет подождать. Лучше упасть несколько раз с лошади, чем пережить подобное. Он так и сказал, чем заставил Роджераса рассмеяться.
Но когда доктор приступил к более внимательному и тщательному осмотру живота пациента, улыбка его исчезла. Он прощупал и простучал каждый дюйм, то и дело спрашивая:
— Тут болит? А тут?
Кэсерил, решительно настроенный вытерпеть все издевательства, твердо отвечал:
— Нет.
— А если так?
Кэсерил охнул.
— О! Тут немного больно, — и снова начались нажатия, пощипывания, постукивания. Доктор на какое-то время остановился, задержав руку на животе Кэсерила, взгляд его стал задумчивым и рассеянным. Затем он встрепенулся, словно проснувшись, отчего стал похож на мгновение на Умегата.
Роджерас улыбался, пока Кэсерил натягивал одежду, но глаза его были по-прежнему задумчивыми.
Кэсерил ободряюще произнес:
— Ну же, дедикат, говорите! Я рассудительный человек и не рассыплюсь на части от ваших слов.
— Ах вот как? Что ж, это хорошо, — Роджерас вздохнул и просто сказал: — Милорд, у вас довольно большая опухоль.
— Так вот оно что… — Кэсерил тяжело опустился в кресло.
Роджерас быстро поднял глаза:
— Вас это не очень удивило?
«Не очень, по сравнению с моим последним диагнозом». Кэсерил подумал, какое облегчение он ощутил бы, если бы его боли были вызваны столь естественными, хотя и ведущими к летальному исходу причинами. Уж опухоли-то, во всяком случае, не завывают среди ночи безумными голосами.
— У меня были подозрения, что с животом что-то не в порядке. Но что это значит? Как вы думаете, чем все закончится? — он попытался придать голосу как можно более нейтральное звучание.
— Ну… — Роджерас сел на край кровати и сложил вместе кончики пальцев, — существует множество подобных образований. Некоторые из них бесформенные, расползаются по организму, иные — словно завязаны в узлы, а третьи — как будто заключены в капсулы. Одни убивают быстро, другие существуют долгие годы и почти не доставляют беспокойства. Ваша похожа на заключенную в капсулу, что внушает оптимизм. Это некий особый вид, наподобие кисты, заполненной жидкостью. Я наблюдал одну женщину с такой опухолью в течение двенадцати лет.
— Ох, — проговорил Кэсерил и открыто улыбнулся.
— Ее опухоль выросла больше чем на сотню фунтов к моменту ее смерти, — продолжал врач. Кэсерил отшатнулся, но доктор невозмутимо рассказывал. — Были еще случаи, куда более интересные… я видел такое только дважды за годы учебы — круглой формы масса, в которой при вскрытии обнаружились участки плоти с волосами, зубами и костями. Один раз — в животе женщины, что еще можно хоть как-то объяснить, но второй раз подобную опухоль нашли в ноге мужчины. Я предполагаю, что эти опухоли были следствием внедрения беглого демона, пытавшегося принять форму человеческого тела. Если бы демону удался его замысел, он, по-видимому, прогрыз бы себе путь наружу и вышел в мир во плоти. Это было бы кошмаром. Мне давно хотелось обнаружить такую опухоль в еще живом пациенте, чтобы я смог проверить таким образом мою теорию, — он с интересом взглянул на Кэсерила.
Кэсерилу стоило величайшего усилия не вскочить и не заорать. Он ужасом посмотрел на свой вздувшийся живот и осторожно отвел глаза. Раньше он думал о духовном, а не о физическом страдании. Ему не приходила в голову мысль, что они вполне могут сочетаться. Он только и смог выдавить:
— Они что, тоже должны вырасти до сотни фунтов?
— Те две опухоли, что мне довелось исследовать, были значительно меньше, — уверил его Роджерас.
Кэсерил посмотрел на врача в безумной надежде.
— А это можно вырезать?
— О, только у мертвого человека, — виновато проговорил доктор.
— Но… это возможно? — если человек достаточно смел, чтобы лечь под нож и хладнокровно подвергнуться такой операции… если эту мерзость можно вырезать быстро — как при ампутации… возможно ли физически избавиться от сверхъестественного, если оно облечено в плоть?
Роджерас покачал головой.
— Из руки или ноги — вероятно. Но это… вы же были солдатом и наверняка видели, что происходит с раненными в живот. Даже если вы переживете болевой шок от операции, вас через несколько дней убьет лихорадка, — голос доктора стал печальным. — Я пробовал такое трижды, и то лишь потому, что мои пациенты угрожали убить себя, если я не попытаюсь. Они все умерли. Я не посмею убить еще одного хорошего человека. Не мучайте себя мыслями о невозможном. Воспользуйтесь той жизнью, что вам еще осталась, и молитесь.
«Я молился, и вот к чему это привело…»
— Не говорите принцессе!
— Милорд, — твердо ответил врач, — я обязан.
— Но я тоже обязан… только не сейчас! Она не может уложить меня в постель! Я не должен оставлять ее одну! — в голосе Кэсерила послышалась паника.
Роджера поднял брови.
— Ваша верность делает вам честь, лорд Кэсерил. Но успокойтесь! Пока нет никакой необходимости укладывать вас в постель. Кроме того, занятие какими-нибудь несложными делами поможет вам отвлечься от тяжелых мыслей и подготовить вашу душу.
Кэсерил глубоко вздохнул и решил не объяснять Роджерасу, сколь легка его служба Дому Шалиона.
— Как вам кажется, долго ли еще я смогу выполнять мою работу?
— До тех пор, пока не решите, что больше не справляетесь, — строго ответил Роджерас. — Пока что вам нужно побольше отдыхать. Чаще, чем вы себе позволяете сейчас.
Кэсерил торопливо кивнул, выражая свое согласие с рекомендациями врача, пытаясь выглядеть одновременно и послушным, и энергичным.
— Есть еще кое-что важное, — добавил врач, потянувшись, словно собирался встать, но остался сидеть. — Я говорю об этом потому, что вы разумный человек и сможете понять.
— Да? — настороженно спросил Кэсерил.
— Перед вашей смертью — которая произойдет еще нескоро, надо надеяться — могу я просить у вас письменное разрешение на изъятие опухоли для моей коллекции?
— Вы коллекционируете подобные мерзости? — Кэсерил скривился. — Обычно люди собирают картины, старинное оружие или статуэтки из слоновой кости, — обида боролась в нем с любопытством и отвращением. — Хм… а как вы их храните?
— В банках со спиртом, — улыбнулся Роджерас; на щеках его вспыхнул слабый румянец смущения. — Знаю, что это звучит ужасно… но меня не оставляет надежда, что если я достаточно узнаю о них, то когда-нибудь пойму, как извлечь опухоль из человека, не убив его при этом.
— Если это только не кара богов, с которой мы не можем бороться.
— Мы боремся с гангреной, иногда путем ампутации. Мы боремся с воспалением челюстей, удаляя больные зубы. Мы боремся с лихорадкой, прикладывая холод и тепло и обеспечивая больному хороший уход. Любое лечение когда-то применялось впервые, — Роджерас замолчал. Через некоторое время он добавил: — Принцесса Исель относится к вам с несомненным уважением и теплотой.
Кэсерил, не зная, как ответить на это, сказал:
— Я служу ей с прошлой весны, она еще жила в Валенде. А когда-то давно я служил ее бабушке.
— Она не склонна к истерикам? Благородные женщины порой… — Роджерас пожал плечами, опасаясь, как бы слова его не прозвучали неуважительно.
— Нет, — должен был признать Кэсерил. — Никто из ее свиты этим не страдает. Совсем наоборот. Но, может, все же не следует говорить дамам столь прямо?.. Они будут потрясены…
— Нет, сказать нужно, — мягко возразил врач. И поднялся на ноги. — Как же иначе принцесса сможет принять верное решение, не обладая достаточными знаниями?
Точно в цель. Кэсерил смущенно последовал за дедикатом наверх.
Бетрис выглянула в коридор, как только услышала их приближающиеся шаги.
— С ним все будет в порядке? — спросила она Роджераса.
Роджерас поднял руку.
— Минутку, миледи.
Все вместе они вошли в гостиную, где Исель, напряженно выпрямившись в резном кресле и прижав ладони к коленям, ожидала их возвращения. Она ответила на глубокий поклон Роджераса коротким кивком. Кэсерилу не хотелось смотреть ей в лицо, но услышать, что скажет врач, — хотелось, и потому он опустился в спешно пододвинутое Бетрис кресло. Роджерас в присутствии принцессы остался стоять.
— Миледи, — обратился он к Исель, снова кланяясь ей, словно принося извинения за свое бессилие, — ваш секретарь страдает от опухоли в животе.
Исель взглянула на него с испугом. Лицо Бетрис побледнело и застыло. Наконец Исель проглотила комок в горле и проговорила:
— Но он… он ведь не умирает? Нет?
И со страхом посмотрела на Кэсерила.
Роджерас отвечал туманно, решив, по-видимому, все же отказаться от прямоты:
— Смерть приходит ко всем по-разному. Сказать точно, сколько осталось жить лорду Кэсерилу, — это за пределами моих возможностей.
Он посмотрел в сторону и, поймав умоляющий взгляд Кэсерила, поспешно уточнил:
— Нет никаких причин, препятствующих ему оставаться на посту так долго, насколько у него хватит сил. Вы только не должны позволять ему переутомляться. С вашего позволения, я хотел бы осматривать его каждую неделю.
— Конечно, — ответила Исель.
Дав еще несколько рекомендаций касательно диеты и обязанностей Кэсерила, дедикат вежливо попрощался и покинул покои принцессы.
Бетрис, чьи бархатные глаза застилали слезы, с трудом проговорила:
— Я и не думала, что все так ужасно. Кэсерил, я не хочу, чтобы вы умирали!
Кэсерил грубовато ответил:
— Я тоже не хочу, так что нас уже двое.
— Трое, — сказала Исель. — Что мы можем для вас сделать?
Кэсерил, чуть было не ляпнув «ничего», восспользовался моментом и отчеканил:
— Прежде всего будьте так добры, не обсуждайте эту тему с дворцовыми сплетниками. Мое самое горячее желание — сохранить эту информацию в тайне. Пока это возможно.
Весть о том, что Кэсерил при смерти, могла натолкнуть ди Джиронала на новые догадки по поводу убийства его брата. Канцлер уже скоро должен был вернуться в Кардегосс, наверняка разочарованный бесплодными поисками подходящего трупа и готовый обдумать все сызнова.
Исель медленно кивнула в знак согласия, и Кэсерилу было позволено вернуться в кабинет, где он безуспешно попытался сосредоточиться на бухгалтерии. После того как Бетрис в третий раз на цыпочках прошлась по кабинету, шепотом вопрошая, не хочет ли он чего-нибудь, — один раз по приказу принцессы и дважды по собственному почину, — Кэсерил понял, что с этим пора кончать. Он перешел в контратаку, объявив, что настало время для давно заброшенной ими грамматики. Если они так или иначе не собираются оставить его в покое, то ему следует по меньшей мере извлечь хоть какую-то пользу из их присутствия.
Сегодня обе его ученицы были очень милы, послушны и прилежны. Несмотря на то что он давно мечтал о подобном прилежании на уроках, он вдруг понял, что хотел бы, чтобы этого больше не случалось.
Они повторили большинство грамматических тем, даже нудные наклонения дворцового рокнари. Он вел себя нарочито резко, чтобы подавить излишнее сочувствие и жалость к себе. Дамы — благословенен будь их гибкий ум — не пытались ему противоречить. К концу урока обе девушки уже вели себя почти как прежде, в спокойные времена, на что он втайне и надеялся, хотя на щеках Бетрис так и не появились столь обожаемые им ямочки.
Исель встала и прошлась по комнате, чтобы немного размять ноги. Она остановилась у окна и уставилась на холодный зимний туман, укрывший расщелину под стенами Зангра. Затем рассеянно потерла рукав и пробормотала:
— Лавандовый — не мой цвет. Ходишь будто вся в синяках. В Кардегоссе слишком много смертей. Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не приезжали сюда.
Посчитав, что согласиться было бы аполитично, Кэсерил просто кивнул и вышел переодеться к обеду.
На улицы и стены Кардегосса пали первые хлопья снега, но после обеда они уже растаяли. Палли сообщал Кэсерилу о прибытии в город один за другим лордов-дедикатов и в обмен узнавал от своего друга последние дворцовые новости. Кэсерил думал, что если лордам придется выбирать между храмом и Зангром, Шалион в любом случае проиграет.
Ди Джиронал, а значит, и принц Тейдес вернулись, словно принесенные холодным юго-восточным ветром, что явилось неожиданным неприятным сюрпризом. К облегчению Кэсерила, канцлер возвратился с пустыми руками, с неутоленной жаждой мести. По его лицу невозможно было понять — отчаялся он найти убийцу или приехал, узнав о том, что в Кардегоссе собираются некие силы и делают они это отнюдь не по его вызову.
Тейдес, воротившийся в свои покои в замке, выглядел измученным, исхудавшим и несчастным. Кэсерила это не удивляло. Проверить каждую смерть в трех провинциях, случившуюся в ночь гибели Дондо, было достаточно тяжело, даже если не принимать во внимание отвратительную погоду.
Пока Дондо устраивал бесконечные увеселения, Тейдес пренебрегал обществом старшей сестры. Теперь же он пришел навестить ее после обеда и не только позволил себя обнять, но и радостно ответил на сестринские объятия, явно страстно желая поговорить с Исель, чего не случалось уже довольно давно. Кэсерил незаметно ускользнул в свой кабинет и уселся за книги, рассеянно водя по бумаге подсыхающим пером. С тех пор как Орико подарил Исель в качестве приданого доход от шести городов и не забрал свой подарок обратно после гибели жениха, расчеты и документация Кэсерила стали гораздо сложнее.
Он слушал доносившиеся до него через открытую дверь молодые голоса. Тейдес подробно описывал сестре все подробности трудного путешествия: грязные дороги, загнанные лошади, грубые усталые мужчины, ужасная еда, пробирающий до костей холод по ночам. Исель подвела итог голосом, в котором звучала скорее зависть, чем сочувствие, сказав, что эта поездка была хорошей подготовкой для его будущих зимних кампаний. Когда же речь зашла о цели поездки, Тейдес начал обижаться на сестру за ее неуважительное отношение к его погибшему герою; Исель же явно не хотелось объяснять ему причины своей глубокой антипатии.
Тейдес до сих пор пребывал в потрясении из-за столь ужасной смерти Дондо, кроме того, он был одним из немногих, кто искренне оплакивал его кончину. Ну, а почему нет? Дондо льстил ему, дарил подарки и уделял много времени. Он ввел мальчика в новый мир, мир взрослых, во многом опасный и неподходящий для его возраста, но откуда Тейдесу было знать, что пороки взрослых мужчин вовсе не являются их честью и достоинством?
Старший ди Джиронал должен был в сравнении с покойным Дондо казаться холодным и скучным. Ощущение разлада и напряженности в отношениях между ним и Тейдесом углублялось по мере того, как росло недовольство ди Джиронала безуспешным расследованием. И что еще хуже, ди Джиронал, который отчаянно нуждался в Тейдесе, был даже не в состоянии скрыть, как мало тот ему нравится, и оставил его на своих подручных — секретаря-воспитателя, охранников и слуг, обращаясь с ним скорее как с обузой, чем как с лейтенантом. И если секретарь и занимался заполнением пробелов в благородном образовании Тейдеса, из рассказа мальчика это никак не явствовало.
Через некоторое время Нан ди Врит попросила молодежь готовиться к ужину и тем завершила визит Тейдеса. Тот медленно прошел через кабинет Кэсерила, хмуро разглядывая свои ботинки. Принц вырос почти таким же высоким, как его сводный брат Орико; его округлое лицо намекало, что он может стать впоследствии таким же широким в плечах и склонным к полноте, но пока мальчик был в отличной форме. Кэсерил перевернул страницу, окунул перо в чернила и, подняв глаза, мягко улыбнулся.
— Как ваши дела, милорд?
Тейдес пожал плечами, но потом развернулся и подошел к столу Кэсерила. На лице его не было раздражения, оно казалось скорее усталым и взволнованным. Он коротко постучал указательным пальцем по столешнице и уставился на стопку книг и бумаг. Кэсерил переплел пальцы и бросил на Тейдеса вопросительный взгляд, словно поощряя его начать разговор.
Тейдес вдруг сказал:
— В Кардегоссе что-то не так. Правда?
В Кардегоссе много чего было не так, и Кэсерил не знал, что именно имеет в виду Тейдес. Он осторожно спросил:
— Что заставляет вас так думать?
Тейдес взмахнул рукой и хмыкнул.
— Орико болен и слаб и не управляет государством, как должно. Он слишком много спит, словно старик, но ведь он не настолько стар! И все говорят, он больше не… — Тейдес слегка покраснел, и жесты его стали еще беспокойнее, — ну, знаете… не может действовать, как мужчина… ну, с женщиной. Вам никогда не казалось, что в его странной болезни есть что-то неестественное?
После легкого колебания Кэсерил отважился сказать:
— Ваши наблюдения абсолютно точны, принц.
— Смерть лорда Дондо тоже была неестественной. Я уверен, что все это как-то связано.
«А мальчик-то задумывается; отлично!»
— Вам следует поделиться своими рассуждениями с…
Нет, только не с ди Джироналом!
— …с вашим братом Орико. Это самая высшая инстанция, в которую вы можете обратиться.
Кэсерил попытался представить Тейдеса, добивающегося от Орико прямого и честного ответа, и вздохнул. Если Исель не смогла воззвать к его разуму, используя столь убедительные доводы, какие же надежды оставались куда менее красноречивому Тейдесу? Орико будет избегать ответа всеми способами.
Должен ли Кэсерил взять это в свои руки? Не только потому, что речь идет о государственной тайне, а у него нет полномочий на ее разглашение — он и знать-то о ней не должен. А еще… о проклятии Золотого Генерала Тейдесу должен рассказать сам рей — а не кто-то в обход его или вместо него.
Он молчал слишком долго. Тейдес наклонился, прищурился и прошептал:
— Лорд Кэсерил, что вы знаете?
«Я знаю, что нельзя больше держать вас в неведении. Ни тебя, Тейдес, ни Исель».
— Принц, мне необходимо поговорить с вами об этом позже. Я не могу ответить вам сегодня.
Губы Тейдеса сжались. Он нетерпеливо провел рукой по своим волосам цвета темного янтаря. Его глаза выражали недоверие, неуверенность и — как подумал Кэсерил — странное одиночество.
— Да, понимаю, — вяло проговорил он и повернулся к выходу. Из коридора донесся его шепот: — Я обязан сделать это сам…
Если он имел в виду — посоветоваться с Орико, это было хорошо. Кэсерилу следовало прийти к Орико первым и, если этого будет недостаточно, привести Умегата. Он положил перья на место, закрыл книги, перевел дыхание, переждал боль, возникшую от резкого движения, и поднялся на ноги.
Получить аудиенцию у Орико оказалось значительно сложнее, чем ожидалось. Приняв его за посланца Исель с очередным запросом относительно замужества с принцем Ибры, рей скрылся от Кэсерила и послал отделаться от непрошеного гостя своего камердинера. Дело осложнялось тем, что разговор должен был происходить в приватной обстановке — с глазу на глаз — и так, чтобы их не могли прервать. После ужина Кэсерил прохаживался по коридору у банкетного зала, опустив голову и размышляя, как заставить все-таки рея пойти на разговор, когда кто-то схватил его за плечо и развернул кругом.
Он поднял глаза, и извинения за рассеянность замерли у него на устах. Перед ним стоял сьер ди Джоал, один из оставшихся не у дел громил Дондо — как же зарабатывали себе на карманные расходы все эти пропавшие души? Подкармливал ли их брат Дондо? С ним были сьер ди Марок и еще какой-то ухмылявшийся приятель.
— Невежа! — проревел ди Джоал, немного переигрывая. — Да как вы осмелились отпихнуть меня от двери?!
— Прошу прощения, сьер ди Джоал, — проговорил Кэсерил. — Я задумался.
С легким полупоклоном Кэсерил попытался обойти эту троицу. Но ди Джоал шагнул в сторону, преграждая Кэсерилу путь к отступлению, и откинул полу плаща, продемонстрировав рукоять меча.
— Я сказал, что вы отпихнули меня. Вы что, считаете, что я лгу?
«Ах, так это ловушка. Понятно». Кэсерил остановился, его губы сжались. Он устало спросил:
— Чего вы хотите, ди Джоал?
— Приведите свидетелей! — ди Джоал махнул рукой своему приятелю и ди Мароку. — Он толкнул меня.
Его приятель послушно повторил:
— Да-да, я видел!
Ди Марок смотрел как-то неуверенно.
— Вы расплатитесь со мной за это, лорд Кэсерил! — прошипел ди Джоал.
— Да, я вижу, — сухо ответил Кэсерил. Было ли это пьяной глупостью или заранее продуманной попыткой убить его? Дуэль до первой крови, под крики: «Меч соскользнул, клянусь честью! Он сам напоролся на острие!» и при огромном количестве купленных свидетелей, чтобы подтвердить непреднамеренность убийства, — проверенная практика и выход для гордых и пылких молодых придворных.
— Я утверждаю, что получу три капли вашей крови, чтобы смыть это оскорбление!
Обычный вызов.
— А я говорю, что вам следует подержать голову в ведре с холодной водой, пока она не остынет, мальчик. Я не дерусь на дуэлях. Понятно? — Кэсерил откинул плащ и показал, что не прицепил меч, собираясь на ужин. — Так что позвольте мне пройти.