Страница:
— Но я тоже наследница Фонсы, — медленно проговорила Исель. — А плоть и кровь — это больше, чем просто имя. Когда двое женятся, это не означает, что остается один, а другой исчезает. Мы соединены, а не подчинены. Ох, неужели ничего нельзя сделать? Должен быть выход!
— Иста сказала… — начал Кэсерил и остановился. Он совсем не был уверен, что хочет рассказать этим двум решительным людям, что именно ему сказала Иста. Исель может задуматься снова…
«Невежество — это не глупость, но очень на нее похоже», — кричала тогда Исель. Было слишком поздно ограждать ее от этого знания теперь. Волею богов она будет следующей рейной Шалиона. С правом управлять придет и обязанность защищать — привилегия получать защиту останется среди прочих детских игрушек. Даже защиту от горьких знаний. Особенно от горьких знаний.
Кэсерил вздохнул и откашлялся.
— Иста сказала, есть другой способ.
Он поднялся с колена, ухватившись рукой за кресло, и тяжело сел. Срывающимся голосом, фразами таким простыми, что они казались почти жестокими, Кэсерил повторил то, что Иста поведала ему о лорде ди Льютесе, рее Иасе и о том, как ей являлась богиня. О двух непроглядных адских ночах в подземелье Зангра со связанным мужчиной и огромной бочкой ледяной воды. Когда он закончил, оба его слушателя выглядели испуганными и бледными.
— Я думаю… я боюсь, что могу быть подходящим человеком, — сказал Кэсерил, — из-за той ночи, когда я пытался обменять мою жизнь на смерть Дондо. Я был в ужасе, что могу оказаться подходящим человеком. «Вы — ди Льютес Исель», — сказала мне Иста. Клянусь всеми богами, если б я был уверен, что это поможет, мы прямо сейчас пошли бы во двор и утопили меня в фонтане. Дважды. Но я сейчас не гожусь для жертвоприношения; моя первая — на самом деле уже вторая — смерть будет последней, так как демон улетит с нашими душами — моей и Дондо, и я не представляю, как мне вернуться в тело, чтобы умереть еще раз, — он вытер влажные глаза тыльной стороной ладони.
Бергон пожирал глазами свою молодую жену, потом хрипло произнес:
— А если я?
— Что? — не поняла Исель.
— Я приехал сюда спасти тебя от проклятия. Требуется другой способ, посложнее, только и всего. Я не боюсь воды. Давайте утопим меня.
Одновременные протесты Кэсерила и Исель заглушили друг друга; Кэсерил коротким жестом уступил слово принцессе. Исель повторила:
— Однажды это уже пробовали, и ничего не получилось. Я не собираюсь топить никого из вас, уж увольте! Не собираюсь ни вешать, ни творить прочие кошмарные вещи, которые могут втемяшиться вам в голову… нет, нет и нет!
— Кроме того, — подхватил Кэсерил, — богиня говорила, что человек должен по доброй воле трижды отдать жизнь во имя Дома Шалиона. Во имя Дома Шалиона, а не с именем Дома Шалиона!
Согласно словам рейны Исты. А дословно ли она привела слова богини? Или вкралась маленькая, но страшная ошибка? Не важно, во всяком случае, Бергон по этой теории не годится на роль жертвы.
— Я думаю, что проклятие не может быть разрушено изнутри — будь то Иас или ди Льютес. И, пятеро богов, прости меня, Бергон, но ты теперь тоже внутри.
— Что-то здесь не так, — Исель сощурилась. — Не сходится. А что сказал святой Умегат, когда вы спросили его, что вам делать? Насчет ежедневных дел?
— Он сказал, что я должен вести себя как обычно — заниматься ежедневными делами.
— Ну вот. Я уверена, что боги нас не оставят, — она побарабанила пальцами по столу. — Мне пришло в голову… может быть, не отдавать, а давать? Моя мать дважды дала жизнь во имя Дома Шалиона — мне и бедняге Тейдесу. Третьей возможности у нее не было. Но это, несомненно, долг, возложенный на нас богами.
Кэсерил содрогнулся, представив себе разрушения, которое проклятие может произвести в жизни правящего дома, объединясь с опасностями беременности и родов, как раньше оно объединялось с рискованными случайностями войн, что вели Иас и Орико. Бесплодие, как у Сары, было, пожалуй, наименьшей из возможных бед.
— Пятеро богов, Исель, мне кажется, что лучше утопить меня в бочке.
— А кроме того, Кэс, богиня сказала — «человек». Она же сказала — «человек», да? Мужчина?
— Э-э… согласно словам леди Исты, да.
— Настоятели говорят, что когда боги учат людей благочестию, они имеют в виду и женщин тоже, — проворчала Исель. — Так что можно понять и так, и эдак. В любом случае, я жила с этим проклятием шестнадцать лет и даже не подозревая о нем, и как-то выжила.
«Но теперь оно стало хуже. Сильнее». Смерть Тейдеса была для Кэсерила наглядным примером действия зловещей тени — все силы, таланты и добродетели, которыми обладал мальчик, извратились и привели к несчастью. Исель и Бергон вместе обладали значительно большим количеством добродетелей и талантов, так что поле действия проклятия становилось просто огромным.
Молодожены взялись за руки. Исель потерла переносицу свободной рукой и тяжело вздохнула.
— Проклятие или нет, — сказала она, — а нам нужно написать письмо Орико. И немедленно. А не то ди Джиронал объявит меня мятежницей. Если я была рядом с Орико, я бы убедила его в пользе нашего брака для Шалиона!
— Орико очень легко убедить, — сухо заметил Кэсерил. — Трудно сделать так, чтобы он остался при своем убеждении.
— Да, я помню, что ди Джиронал сейчас рядом с ним в Кардегоссе. Я больше всего боюсь, что канцлер убедит моего брата снова переписать условия завещания.
— Привлеките побольше провинкаров на свою сторону, принцесса, чтобы впредь они помогали вам бороться с его происками.
Исель нахмурилась.
— Я хотела бы поехать в Кардегосс. Мне следует быть рядом с Орико, если он при смерти. Нам надо в столицу.
После короткой паузы Кэсерил заметил:
— Это сложно. Вы не должны попасть в лапы ди Джиронала.
— Я не собираюсь ехать без сопровождения, — ее улыбка странно блеснула, словно лунный свет на лезвии ножа. — Но мы должны пользоваться каждой законной лазейкой, как и любыми тактическими преимуществами. Неплохо было бы, к примеру, напомнить лордам Шалиона, что вся законная власть канцлера дается ему реем. Только реем.
Бергон встревоженно вставил:
— Вы, конечно, знаете ди Джиронала лучше меня. Думаете, он будет спокойно сидеть на месте, узнав такую новость?
— Чем дольше он будет вынужден так просидеть, тем лучше. С каждым днем у нас все больше поддержки.
— У вас есть какие-нибудь свежие известия о нем? — спросил Кэсерил.
— Пока нет, — ответил Бергон.
«Увы, время работает как на нас, так и против нас».
— Сообщите мне, как только что-нибудь узнаете, — Кэсерил сделал глубокий вдох, вытащил чистый лист бумаги и взял перо. — Ну что ж. Так что вы хотели написать?..
Проблема доставки этого бесценного с политической точки зрения письма довольно деликатна, рассуждал Кэсерил, пересекая двор с подписанным и запечатанным документом в руке. Совершенно невозможно просто сунуть его в курьерскую сумку и отправить галопом в канцелярию Загара. Требуется делегация высокопоставленных особ, не только для того, чтобы доставить послание, но и чтобы увериться, что оно попало в руки Орико, а не ди Джиронала. Доверенный человек должен прочесть послание незрячему правителю и ответить на возможные вопросы. Лорды или настоятели, а лучше — и те, и другие, решил Кэсерил. Дядя Исель вполне мог предложить людей, подходящих для этой цели и способных выехать сегодня же вечером. И скакать быстро. Кэсерил ускорил шаг, оглядываясь в поисках пажа или слуги, чтобы узнать, где сейчас ди Баосия.
В воротах он столкнулся с Палли и самим провинкаром — они спешили обратно во дворец, видимо, возвращаясь с банкета у ди Уэста, так как на них еще были надеты праздничные наряды.
— Кэс! — окликнул его Палли. — Где ты был во время обеда?
— Отдыхал. Я… я плохо спал ночью.
— Да ну, бьюсь об заклад, ты был одним из немногих, кто лег в постель трезвым.
Кэсерил оставил реплику без ответа. Он спросил:
— Что это?
У Палли в руках была пачка распечатанных писем.
— Новости от ди Джеррина из Кардегосса, срочно доставленные курьером храма. Я решил, что принцу и принцессе необходимо немедленно ознакомиться с ними. Ди Джиронал выехал из Кардегосса вчера утром, и никто не знает, куда.
— Он взял солдат?.. Нет, расскажешь все наверху. Пошли, — Кэсерил развернулся, и они поднялись на галерею к покоям принца и принцессы. Их встретил один из слуг и удалился, чтобы вызвать молодую чету в гостиную. Ожидая супругов, Кэсерил показал Палли и ди Баосия письмо к Орико и рассказал о его содержании. Провинкар задумчиво кивнул и назвал несколько лордов, которые могли доставить документ в Кардегосс.
Вошли Исель и Бергон; Исель поправляла выбившиеся из-под ленты волосы. Трое мужчин поклонились им. Принц Бергон, насторожившись и посерьезнев, принял бумаги из рук Палли и предложил всем сесть за стол.
Палли повторил новости о ди Джиронале.
— Канцлер взял с собой только небольшой кавалерийский отряд из своего дворца. Ди Джеррин считает, что он либо поехал куда-то недалеко, либо собирается скакать очень быстро.
— Что нового о моем брате Орико? — поинтересовалась Исель.
— Вот… — Палли протянул ей письмо. — Как только ди Джиронал уехал, ди Джеррин тут же попытался встретиться с реем, но рейна Сара сказала, что он уснул, и отказалась его беспокоить. А поскольку она относится к ди Джеррину куда лучше, чем к ди Джироналу, он боится, что рею просто стало хуже.
— А там что за письмо? — спросил Бергон.
— Это уже устаревшие новости, но все равно довольно интересные, — Палли повернулся к Кэсерилу. — Кэс, что, демон тебя забери, рассказывает о тебе старый настоятель? Командир отряда ордена Сына в Тарионе прибежал ко мне с выпученными глазами, трясясь всем телом, — он считает, что ты осенен богами, и не осмеливается к тебе приближаться. Он хотел поговорить с кем-нибудь, кто, как и он, приносил присягу храму, и показал мне копию приказа из канцелярии Кардегосса. Тебя велено арестовать ни больше ни меньше как по обвинению в государственной измене. Тебя оклеветали…
— Опять? — пробормотал Кэсерил, взяв в руки письмо.
— И обвинили в том, что ты тайно отправился в Ибру с целью продать Шалион Лису. Ну а поскольку сейчас все знают действительное положение вещей, эта бумага ничего не стоит.
Кэсерил просмотрел приказ.
— Да, вижу. Это был его следующий шаг, на случай, если меня не удастся убить. Боюсь, он немного опоздал. Ты прав, это уже не имеет значения.
— Да, но есть продолжение. Этот послушный долгу дурак-командир послал ди Джироналу письмо, в котором сообщил, что видел тебя, но не арестовал. Он заявил, что приказ отдан на ошибочном основании, что ты действовал по приказу принцессы Исель и принес Шалиону величайшую пользу, а не вред, так что никакой измены тут нет; и что свадьбе этой были чрезвычайно рады все жители Тариона. Принцесса прекрасна, она показала себя мудрой и доброй, и это внушает народу великие надежды после всех бед, случившихся в царствование Орико.
Ди Баосия хмыкнул.
— Что прозвучало, поскольку беды эти случились одновременно в царствование ди Джиронала, как непреднамеренное оскорбление. Только вот вправду ли оно было непреднамеренным?
— Я полагаю, что да. Это человек весьма… э-э… простодушный. Он сказал, что хотел убедить канцлера встать на сторону принцессы.
— И это вызвало обратный эффект, — медленно проговорил Кэсерил. — Письмо убедило ди Джиронала в том, что его влияние быстро убывает и ему необходимо действовать без промедления, чтобы вернуть все на свои места. Когда он получил этот глубокомысленный совет от своего подчиненного?
— Вчера, рано утром, — ответил Палли.
— Так… похоже, у него вполне могла быть информация и из другого источника, — Кэсерил передал приказ Бергону.
— Значит, ди Джиронал выехал из Кардегосса, — задумчиво сказала Исель.
— Да, только вот куда? — Палли откинулся на спинку стула.
Ди Баосия подергал себя за губу.
— Если он выехал с таким небольшим количеством людей, то он едет туда, где сосредоточены его силы. Куда-то рядом с Тарионом. Значит, либо к своему зятю, провинкару Тистана, к востоку от нас, либо в Валенду, на северо-запад от Тариона.
— Тистан к нам ближе, — заметил Кэсерил.
— Но в Валенде он держит в заложниках мою мать и сестру, — мрачно возразил ди Баосия.
— Как прежде — меня, — сказала Исель, ее голос дрогнул от сдерживаемого волнения. — Они просили меня уехать, дядя…
Бергон внимательно слушал. Ибранский принц вырос среди постоянных гражданских войн, вспомнил Кэсерил, и даже если он и был взволнован, то признаков страха или паники не выказывал.
— Думаю, нам нужно ехать прямо в Кардегосс, пока там нет ди Джиронала, и взять все в свои руки, — предложила Исель.
— Если мы будем вынуждены действовать таким образом, то сначала мы должны скакать в Валенду и, во-первых, освободить нашу семью, во-вторых — обеспечить себе тыл. Однако если ди Джиронал собирает войско, чтобы атаковать Тарион, я не могу и не хочу оставить своих подданных без защиты.
Исель нетерпеливо взмахнула рукой.
— Но когда мы с Бергоном уедем из Тариона, у ди Джиронала не будет повода для нападения. То же самое и с Валендой. Он именно меня хочет — вернее, должен — иметь в своих руках.
— Мне не слишком нравится мысль, что ди Джиронал нападет на ваш отряд в пути, где вы будете открыты и уязвимы, — покачал головой Кэсерил.
— Дядя, сколько людей вы можете прямо сейчас предоставить для сопровождения нас в Кардегосс? — спросила Исель. — Верховых? Пехотинцы пусть поспешают за нами как только могут. И как скоро их всех можно будет собрать?
— Я могу подготовить пять сотен всадников к завтрашнему вечеру и тысячу пехотинцев еще через день, — неохотно ответил провинкар. — Два моих соседа могут выслать столько же, но чуть позже.
Кэсерил подумал, что ди Баосия мог бы достать, как фокусник из шляпы, вдвое большую армию, если бы не пытался страховаться от возможных неприятностей. Когда все поставлено на карту, чрезмерная осторожность может оказаться столь же гибельной, как и чрезмерное безрассудство.
Исель сложила руки на коленях и сурово свела брови.
— Так пусть они готовятся. Мы будем присутствовать на утренней молитве в День Дочери, затем примем участие в процессии, как и планировалось. Дядя, лорд ди Паллиар… прошу вас выслать как можно больше разведчиков во всех направлениях — нам нужны данные о передвижениях ди Джиронала. Посмотрим, что нам будет известно к завтрашнему вечеру, тогда и примем окончательное решение.
Двое мужчин поклонились и поспешили из комнаты; Кэсерила Исель попросила задержаться.
— Я не хотела спорить с моим дядей, — сказала она с сомнением в голосе, — но я считаю, что ехать в Валенду — это терять время. Как вы думаете, Кэсерил?
— С точки зрения рея и рейны Шалиона-Ибры… Валенда не является стратегически важным объектом как географический пункт. Ею может владеть кто угодно.
— Тогда пусть там застрянут не наши войска, а войска ди Джиронала. Но я подозреваю, что мой дядя не согласится с этим.
Бергон прокашлялся.
— Дороги на Валенду и Кардегосс расходятся не сразу. Сначала это одна дорога. Мы можем сказать, что едем в Валенду, а на развилке свернуть в Кардегосс.
— Сказать кому?
— Да всем. Смотрите, как замечательно получится — все шпионы канцлера, которые здесь есть, поспешат направить его по ложному пути.
Да, это действительно сын Лиса Ибры… Кэсерил одобрительно кивнул.
Исель поразмыслила над предложением, затем снова нахмурилась.
— Это получится, только если люди моего дяди пойдут за нами.
— Если мы их поведем, мне кажется, у них просто не будет другого выбора.
— Я надеялась избежать войны, а не начинать ее, — вздохнула Исель.
— Ну, тогда имеет смысл не идти в город, набитый войсками канцлера. Что ты на это скажешь? — предложил Бергон.
Исель загадочно улыбнулась, наклонилась и чмокнула его в щеку; Бергон дотронулся до щеки и тоже улыбнулся.
— Мы оба должны принять решение до завтра, — объявила она. — Кэсерил, отправляйте письмо моему брату, как будто мы и не собираемся никуда двигаться из Тариона. При случае мы нагоним его в пути и доставим сами.
Благодаря помощи ди Баосия и старшего настоятеля Кэсерил не испытывал недостатка в добровольцах — ни в городе, ни в храме, — жаждавших доставить письмо принцессы в Кардегосс. Тех, кто был на стороне молодой пары, становилось все больше. Не успевшие приехать на свадьбу стекались в город к празднованию Дня Дочери. Молодость и красота притягивают сердца людей, как могущественный талисман; близившийся сезон леди Весны, сезон обновления, стал символизировать для всех начало правления Исель. И Кэсерил знал, что никто из пребывавших ныне в Тарионе не забудет это время надежд; память о нем будет светиться в их глазах и тогда, когда они будут смотреть на уже умудренных зрелостью Исель и Бергона.
Поздним вечером, когда большинство горожан укладывались в уютные постели, дюжина избранных посланцев садилась в седла. Кэсерил провожал их. Он вручил документы настоятелю, который ехал с ними, — сдержанному господину, достигшему в ордене Отца этого высокого духовного чина, — и улыбнулся марчу ди Соулду, включенному в отряд в качестве свидетеля со стороны Бергона. Наконец посланцы принца и принцессы тронулись в путь. Палли проводил Кэсерила до дворца ди Баосия и пожелал ему спокойной ночи.
Когда Кэсерил поднимался по лестнице на галерею, в голове его легкой тенью промелькнула мысль, от которой шаги его стали тяжелее. Проклятие ложилось тяжким грузом на самые светлые надежды. Лет десять назад молодой Орико начинал свое правление, будучи таким же энергичным и волевым, как Исель. Он словно верил, что черное облако можно победить, если вложить в борьбу достаточно усилий, доброй воли, благородных порывов. Но все пошло не так…
Есть судьба и похуже, чем стать ди Льютесом Исель, подумал Кэсерил, он может стать ее ди Джироналом. Сколько разочарований и разрушительных ударов проклятия сумеет вынести преданный человек, прежде чем начнет терять рассудок, наблюдая, как молодость и надежды превращаются в дряхлость и отчаяние? И каким бы ни был Орико, он держался очень долго, позволяя следующему поколению выиграть время, поймать удачу. Словно упрямый маленький герой, он затыкал своим телом дыру в плотине, не давая напирающим темным водам проклятия затопить тех, кто мог спастись. Пока не захлебнется и не утонет сам…
Кэсерил приготовился ко сну и к ночной атаке, но Дондо был нынче странно тих, Устал? Собирается с силами? Ждет… Несмотря на сознание его зловещего присутствия, Кэсерил, ожидая, незаметно уснул.
Слуга разбудил его за час до рассвета и провел в один из внутренних двориков, где маленькая свита принца и принцессы ожидала начала службы. Воздух был холодный и влажный, но прямо над головой виднелось несколько звездочек, обещая скорый и ясный рассвет. Вокруг центрального фонтана, по ибранскому обычаю, были разложены коврики, на которые молящиеся могли вставать на колени или при желании ложиться распростершись. Исель и Бергон стояли на коленях бок о бок. Леди Бетрис встала между принцессой и Кэсерилом. Ди Тажиль и ди Сембюр, позевывая, поспешили присоединиться к ним вместе с еще дюжиной дворян рангом пониже и заняли внешнее кольцо ковриков. Настоятель из храма прочел молитву вслух, затем предложил всем собравшимся помолиться про себя, дабы сезон Дочери осенил их благословением. По всему Тариону гасли огни Зимы. Наконец задули и последнюю свечу. Воцарились глубокая темнота и молчание.
Кэсерил лег на свой коврик, раскинул руки. Он прочел две известные ему молитвы Весны по три раза каждую, потом сдался, поняв тщетность своих попыток вытеснить священными текстами беспокойные мысли. Если позволить мыслям течь своим чередом, может, поток их иссякнет, и в наступившей тишине он услышит… что?
Он сменил тему, как недавно заметила Бетрис, чтобы избежать ответа на неудобный, слишком трудный для него вопрос. Он пытался проделать это с богами, но, похоже, они не попались на его удочку.
Исте была дана возможность разрушить проклятие, но она упустила ее, а с нею удачу упустило и все ее поколение. Если теперь проиграет он, ему не будет позволено вернуться обратно и попробовать еще раз. И тогда Исель, или Бергон, или оба сразу займут место Орико и будут держать плотину, пока не захлебнутся, в надежде, что следующее поколение успеет обнаружить новую возможность спасения.
«Им страшно не повезет с детьми». Он внезапно понял это с холодной, отчетливой ясностью. Все их грандиозные планы и мечты о мире и порядке строятся на появлении сильного, могущественного наследника, который объединит их государства. Они потратят все свои силы и самих себя на детей, которые будут рождаться мертвыми, безумными, слабыми…
«Ради тебя я взяла бы штурмом замок богов, если б знала, где он».
Он знал, где этот замок. По другую сторону души каждого живого человека. Такой же близкий, как другая сторона монеты, другая сторона двери. Каждая душа — это потенциальная дверь для богов. «Интересно, а что произойдет, если все двери вдруг откроются?» Хлынут ли в наш мир чудеса, опустошив небесные чертоги? Ему внезапно пришла в голову следующая картина: святые — это ирригационные системы богов, каналы, как вокруг Загосура; продуманная, бережная система открывания и закрывания шлюзов, чтобы доставить каждой маленькой душе-ферме ее порцию благословения. Если не считать того, что и здесь тоже может прорвать плотину.
Призраки были изгнанниками; они находились не в том мире, словно люди, вывернутые наизнанку. Не может ли случиться обратное? Каково это было бы — стать антипризраком, существовать во плоти в мире духов? Большинство духов тоже не замечало бы его, невидимого, бессильного и бесправного, как призраки в мире людей, которых почти никто не видит?
«И если я могу видеть души, утратившие свои тела, почему я не могу их видеть, пока они еще на месте?» А разве он пробовал? Сколько людей находится рядом с ним прямо сейчас? Внезапно разволновавшись, он закрыл глаза и попробовал взглянуть на них внутренним зрением. Где-то за спиной кто-то захрапел на своем коврике; сосед разбудил его безжалостным тычком, испуганно ворча. Если бы получилось, наверное, это было бы все равно что смотреть на небо сквозь оконное стекло.
Если боги видят только людские души, а не тела — как раз обратное по сравнению с людьми, которые видят тела, но не души, — это объясняет их беспечность и невнимание к таким вещам, как внешность или телесные функции и ощущения. Боль, к примеру. Является ли боль, с точки зрения богов, иллюзией? Может быть, замок богов, рай — это не место, а всего лишь другой угол зрения, другая перспектива?
«А в момент смерти мы ускользаем. Теряем наш материальный якорь, находя… что?» Смерть проделывает дыру между мирами.
Если одна смерть проделывает маленькую, быстро затягивающуюся щелку, что же тогда может вспороть миры, пробив… нет, не потайной ход, через который можно пробраться ползком, а огромную прореху, брешь в стене, куда могли бы хлынуть священные армии?
«А если умирает бог, какой проход возникает между небом и землей?» И что же представляло из себя благословение-проклятие Золотого Генерала, эта изгнанная оттуда сущность? Какую дверь открыл в себе рокнарский гений, каким каналом он был?..
Раздутый живот Кэсерила сжали тиски боли, он повернулся немного на бок, чтобы не давить на него. «Сейчас самое непонятное место пересечения миров — это я». Плоть, заключающая в себе два существа, изгнанных из мира духов. Демона, вовсе не принадлежащего этому миру, и Дондо, который должен был уйти, но оказался скованным неискупленными грехами. Дондо не хочет к богам. Превратился в сгусток упрямства, впился в тело Кэсерила свинцовой тяжестью абордажного крюка. Если б не Дондо, он мог бы убежать.
«Мог бы?»
Он представил себе, как этот якорь смерти вдруг внезапно и — ха! — чудесным образом исчезает. Он может убежать… но тогда он так и не узнает, как все могло бы получиться. «Ах этот Кэсерил… Продержись он хотя бы еще один день, еще одну милю, он мог бы спасти мир. Но он ушел всего на час раньше, чем надо было…» И проклятие, по сравнению с которым потерянные души кажутся всего лишь необычным, забавным пустячком, осталось позади. Новая жизнь — вечность? — для того, чтобы снова и снова познавать себя.
Но единственный способ узнать, что же в действительности его ждет, — это пройти до конца весь путь к смерти.
«Пятеро богов, я и впрямь спятил. Я доковылял бы до самого ада Бастарда только из-за собственного неуемного любопытства».
Вокруг слышалось дыхание соседей, иногда — шорох одежды. Слабо шумел фонтан. Звуки убаюкивали. Он чувствовал себя одиноким, но, по крайней мере, в хорошей компании.
«Добро пожаловать в святость, Кэсерил! Благословением богов ты добрался до целого сонма чудес! Беда в том, что тебе не дано из них выбирать…»
У Бетрис все получилось наоборот. Нужно не штурмовать замок богов, а позволить им штурмовать себя. Может ли старый вояка, комендант осажденной крепости, научиться открывать свои ворота?
«В ваши руки, о Лорды Света, я вручаю свою душу. Делайте то, что вам нужно, чтобы улучшить этот мир. Я в вашем распоряжении».
— Иста сказала… — начал Кэсерил и остановился. Он совсем не был уверен, что хочет рассказать этим двум решительным людям, что именно ему сказала Иста. Исель может задуматься снова…
«Невежество — это не глупость, но очень на нее похоже», — кричала тогда Исель. Было слишком поздно ограждать ее от этого знания теперь. Волею богов она будет следующей рейной Шалиона. С правом управлять придет и обязанность защищать — привилегия получать защиту останется среди прочих детских игрушек. Даже защиту от горьких знаний. Особенно от горьких знаний.
Кэсерил вздохнул и откашлялся.
— Иста сказала, есть другой способ.
Он поднялся с колена, ухватившись рукой за кресло, и тяжело сел. Срывающимся голосом, фразами таким простыми, что они казались почти жестокими, Кэсерил повторил то, что Иста поведала ему о лорде ди Льютесе, рее Иасе и о том, как ей являлась богиня. О двух непроглядных адских ночах в подземелье Зангра со связанным мужчиной и огромной бочкой ледяной воды. Когда он закончил, оба его слушателя выглядели испуганными и бледными.
— Я думаю… я боюсь, что могу быть подходящим человеком, — сказал Кэсерил, — из-за той ночи, когда я пытался обменять мою жизнь на смерть Дондо. Я был в ужасе, что могу оказаться подходящим человеком. «Вы — ди Льютес Исель», — сказала мне Иста. Клянусь всеми богами, если б я был уверен, что это поможет, мы прямо сейчас пошли бы во двор и утопили меня в фонтане. Дважды. Но я сейчас не гожусь для жертвоприношения; моя первая — на самом деле уже вторая — смерть будет последней, так как демон улетит с нашими душами — моей и Дондо, и я не представляю, как мне вернуться в тело, чтобы умереть еще раз, — он вытер влажные глаза тыльной стороной ладони.
Бергон пожирал глазами свою молодую жену, потом хрипло произнес:
— А если я?
— Что? — не поняла Исель.
— Я приехал сюда спасти тебя от проклятия. Требуется другой способ, посложнее, только и всего. Я не боюсь воды. Давайте утопим меня.
Одновременные протесты Кэсерила и Исель заглушили друг друга; Кэсерил коротким жестом уступил слово принцессе. Исель повторила:
— Однажды это уже пробовали, и ничего не получилось. Я не собираюсь топить никого из вас, уж увольте! Не собираюсь ни вешать, ни творить прочие кошмарные вещи, которые могут втемяшиться вам в голову… нет, нет и нет!
— Кроме того, — подхватил Кэсерил, — богиня говорила, что человек должен по доброй воле трижды отдать жизнь во имя Дома Шалиона. Во имя Дома Шалиона, а не с именем Дома Шалиона!
Согласно словам рейны Исты. А дословно ли она привела слова богини? Или вкралась маленькая, но страшная ошибка? Не важно, во всяком случае, Бергон по этой теории не годится на роль жертвы.
— Я думаю, что проклятие не может быть разрушено изнутри — будь то Иас или ди Льютес. И, пятеро богов, прости меня, Бергон, но ты теперь тоже внутри.
— Что-то здесь не так, — Исель сощурилась. — Не сходится. А что сказал святой Умегат, когда вы спросили его, что вам делать? Насчет ежедневных дел?
— Он сказал, что я должен вести себя как обычно — заниматься ежедневными делами.
— Ну вот. Я уверена, что боги нас не оставят, — она побарабанила пальцами по столу. — Мне пришло в голову… может быть, не отдавать, а давать? Моя мать дважды дала жизнь во имя Дома Шалиона — мне и бедняге Тейдесу. Третьей возможности у нее не было. Но это, несомненно, долг, возложенный на нас богами.
Кэсерил содрогнулся, представив себе разрушения, которое проклятие может произвести в жизни правящего дома, объединясь с опасностями беременности и родов, как раньше оно объединялось с рискованными случайностями войн, что вели Иас и Орико. Бесплодие, как у Сары, было, пожалуй, наименьшей из возможных бед.
— Пятеро богов, Исель, мне кажется, что лучше утопить меня в бочке.
— А кроме того, Кэс, богиня сказала — «человек». Она же сказала — «человек», да? Мужчина?
— Э-э… согласно словам леди Исты, да.
— Настоятели говорят, что когда боги учат людей благочестию, они имеют в виду и женщин тоже, — проворчала Исель. — Так что можно понять и так, и эдак. В любом случае, я жила с этим проклятием шестнадцать лет и даже не подозревая о нем, и как-то выжила.
«Но теперь оно стало хуже. Сильнее». Смерть Тейдеса была для Кэсерила наглядным примером действия зловещей тени — все силы, таланты и добродетели, которыми обладал мальчик, извратились и привели к несчастью. Исель и Бергон вместе обладали значительно большим количеством добродетелей и талантов, так что поле действия проклятия становилось просто огромным.
Молодожены взялись за руки. Исель потерла переносицу свободной рукой и тяжело вздохнула.
— Проклятие или нет, — сказала она, — а нам нужно написать письмо Орико. И немедленно. А не то ди Джиронал объявит меня мятежницей. Если я была рядом с Орико, я бы убедила его в пользе нашего брака для Шалиона!
— Орико очень легко убедить, — сухо заметил Кэсерил. — Трудно сделать так, чтобы он остался при своем убеждении.
— Да, я помню, что ди Джиронал сейчас рядом с ним в Кардегоссе. Я больше всего боюсь, что канцлер убедит моего брата снова переписать условия завещания.
— Привлеките побольше провинкаров на свою сторону, принцесса, чтобы впредь они помогали вам бороться с его происками.
Исель нахмурилась.
— Я хотела бы поехать в Кардегосс. Мне следует быть рядом с Орико, если он при смерти. Нам надо в столицу.
После короткой паузы Кэсерил заметил:
— Это сложно. Вы не должны попасть в лапы ди Джиронала.
— Я не собираюсь ехать без сопровождения, — ее улыбка странно блеснула, словно лунный свет на лезвии ножа. — Но мы должны пользоваться каждой законной лазейкой, как и любыми тактическими преимуществами. Неплохо было бы, к примеру, напомнить лордам Шалиона, что вся законная власть канцлера дается ему реем. Только реем.
Бергон встревоженно вставил:
— Вы, конечно, знаете ди Джиронала лучше меня. Думаете, он будет спокойно сидеть на месте, узнав такую новость?
— Чем дольше он будет вынужден так просидеть, тем лучше. С каждым днем у нас все больше поддержки.
— У вас есть какие-нибудь свежие известия о нем? — спросил Кэсерил.
— Пока нет, — ответил Бергон.
«Увы, время работает как на нас, так и против нас».
— Сообщите мне, как только что-нибудь узнаете, — Кэсерил сделал глубокий вдох, вытащил чистый лист бумаги и взял перо. — Ну что ж. Так что вы хотели написать?..
Проблема доставки этого бесценного с политической точки зрения письма довольно деликатна, рассуждал Кэсерил, пересекая двор с подписанным и запечатанным документом в руке. Совершенно невозможно просто сунуть его в курьерскую сумку и отправить галопом в канцелярию Загара. Требуется делегация высокопоставленных особ, не только для того, чтобы доставить послание, но и чтобы увериться, что оно попало в руки Орико, а не ди Джиронала. Доверенный человек должен прочесть послание незрячему правителю и ответить на возможные вопросы. Лорды или настоятели, а лучше — и те, и другие, решил Кэсерил. Дядя Исель вполне мог предложить людей, подходящих для этой цели и способных выехать сегодня же вечером. И скакать быстро. Кэсерил ускорил шаг, оглядываясь в поисках пажа или слуги, чтобы узнать, где сейчас ди Баосия.
В воротах он столкнулся с Палли и самим провинкаром — они спешили обратно во дворец, видимо, возвращаясь с банкета у ди Уэста, так как на них еще были надеты праздничные наряды.
— Кэс! — окликнул его Палли. — Где ты был во время обеда?
— Отдыхал. Я… я плохо спал ночью.
— Да ну, бьюсь об заклад, ты был одним из немногих, кто лег в постель трезвым.
Кэсерил оставил реплику без ответа. Он спросил:
— Что это?
У Палли в руках была пачка распечатанных писем.
— Новости от ди Джеррина из Кардегосса, срочно доставленные курьером храма. Я решил, что принцу и принцессе необходимо немедленно ознакомиться с ними. Ди Джиронал выехал из Кардегосса вчера утром, и никто не знает, куда.
— Он взял солдат?.. Нет, расскажешь все наверху. Пошли, — Кэсерил развернулся, и они поднялись на галерею к покоям принца и принцессы. Их встретил один из слуг и удалился, чтобы вызвать молодую чету в гостиную. Ожидая супругов, Кэсерил показал Палли и ди Баосия письмо к Орико и рассказал о его содержании. Провинкар задумчиво кивнул и назвал несколько лордов, которые могли доставить документ в Кардегосс.
Вошли Исель и Бергон; Исель поправляла выбившиеся из-под ленты волосы. Трое мужчин поклонились им. Принц Бергон, насторожившись и посерьезнев, принял бумаги из рук Палли и предложил всем сесть за стол.
Палли повторил новости о ди Джиронале.
— Канцлер взял с собой только небольшой кавалерийский отряд из своего дворца. Ди Джеррин считает, что он либо поехал куда-то недалеко, либо собирается скакать очень быстро.
— Что нового о моем брате Орико? — поинтересовалась Исель.
— Вот… — Палли протянул ей письмо. — Как только ди Джиронал уехал, ди Джеррин тут же попытался встретиться с реем, но рейна Сара сказала, что он уснул, и отказалась его беспокоить. А поскольку она относится к ди Джеррину куда лучше, чем к ди Джироналу, он боится, что рею просто стало хуже.
— А там что за письмо? — спросил Бергон.
— Это уже устаревшие новости, но все равно довольно интересные, — Палли повернулся к Кэсерилу. — Кэс, что, демон тебя забери, рассказывает о тебе старый настоятель? Командир отряда ордена Сына в Тарионе прибежал ко мне с выпученными глазами, трясясь всем телом, — он считает, что ты осенен богами, и не осмеливается к тебе приближаться. Он хотел поговорить с кем-нибудь, кто, как и он, приносил присягу храму, и показал мне копию приказа из канцелярии Кардегосса. Тебя велено арестовать ни больше ни меньше как по обвинению в государственной измене. Тебя оклеветали…
— Опять? — пробормотал Кэсерил, взяв в руки письмо.
— И обвинили в том, что ты тайно отправился в Ибру с целью продать Шалион Лису. Ну а поскольку сейчас все знают действительное положение вещей, эта бумага ничего не стоит.
Кэсерил просмотрел приказ.
— Да, вижу. Это был его следующий шаг, на случай, если меня не удастся убить. Боюсь, он немного опоздал. Ты прав, это уже не имеет значения.
— Да, но есть продолжение. Этот послушный долгу дурак-командир послал ди Джироналу письмо, в котором сообщил, что видел тебя, но не арестовал. Он заявил, что приказ отдан на ошибочном основании, что ты действовал по приказу принцессы Исель и принес Шалиону величайшую пользу, а не вред, так что никакой измены тут нет; и что свадьбе этой были чрезвычайно рады все жители Тариона. Принцесса прекрасна, она показала себя мудрой и доброй, и это внушает народу великие надежды после всех бед, случившихся в царствование Орико.
Ди Баосия хмыкнул.
— Что прозвучало, поскольку беды эти случились одновременно в царствование ди Джиронала, как непреднамеренное оскорбление. Только вот вправду ли оно было непреднамеренным?
— Я полагаю, что да. Это человек весьма… э-э… простодушный. Он сказал, что хотел убедить канцлера встать на сторону принцессы.
— И это вызвало обратный эффект, — медленно проговорил Кэсерил. — Письмо убедило ди Джиронала в том, что его влияние быстро убывает и ему необходимо действовать без промедления, чтобы вернуть все на свои места. Когда он получил этот глубокомысленный совет от своего подчиненного?
— Вчера, рано утром, — ответил Палли.
— Так… похоже, у него вполне могла быть информация и из другого источника, — Кэсерил передал приказ Бергону.
— Значит, ди Джиронал выехал из Кардегосса, — задумчиво сказала Исель.
— Да, только вот куда? — Палли откинулся на спинку стула.
Ди Баосия подергал себя за губу.
— Если он выехал с таким небольшим количеством людей, то он едет туда, где сосредоточены его силы. Куда-то рядом с Тарионом. Значит, либо к своему зятю, провинкару Тистана, к востоку от нас, либо в Валенду, на северо-запад от Тариона.
— Тистан к нам ближе, — заметил Кэсерил.
— Но в Валенде он держит в заложниках мою мать и сестру, — мрачно возразил ди Баосия.
— Как прежде — меня, — сказала Исель, ее голос дрогнул от сдерживаемого волнения. — Они просили меня уехать, дядя…
Бергон внимательно слушал. Ибранский принц вырос среди постоянных гражданских войн, вспомнил Кэсерил, и даже если он и был взволнован, то признаков страха или паники не выказывал.
— Думаю, нам нужно ехать прямо в Кардегосс, пока там нет ди Джиронала, и взять все в свои руки, — предложила Исель.
— Если мы будем вынуждены действовать таким образом, то сначала мы должны скакать в Валенду и, во-первых, освободить нашу семью, во-вторых — обеспечить себе тыл. Однако если ди Джиронал собирает войско, чтобы атаковать Тарион, я не могу и не хочу оставить своих подданных без защиты.
Исель нетерпеливо взмахнула рукой.
— Но когда мы с Бергоном уедем из Тариона, у ди Джиронала не будет повода для нападения. То же самое и с Валендой. Он именно меня хочет — вернее, должен — иметь в своих руках.
— Мне не слишком нравится мысль, что ди Джиронал нападет на ваш отряд в пути, где вы будете открыты и уязвимы, — покачал головой Кэсерил.
— Дядя, сколько людей вы можете прямо сейчас предоставить для сопровождения нас в Кардегосс? — спросила Исель. — Верховых? Пехотинцы пусть поспешают за нами как только могут. И как скоро их всех можно будет собрать?
— Я могу подготовить пять сотен всадников к завтрашнему вечеру и тысячу пехотинцев еще через день, — неохотно ответил провинкар. — Два моих соседа могут выслать столько же, но чуть позже.
Кэсерил подумал, что ди Баосия мог бы достать, как фокусник из шляпы, вдвое большую армию, если бы не пытался страховаться от возможных неприятностей. Когда все поставлено на карту, чрезмерная осторожность может оказаться столь же гибельной, как и чрезмерное безрассудство.
Исель сложила руки на коленях и сурово свела брови.
— Так пусть они готовятся. Мы будем присутствовать на утренней молитве в День Дочери, затем примем участие в процессии, как и планировалось. Дядя, лорд ди Паллиар… прошу вас выслать как можно больше разведчиков во всех направлениях — нам нужны данные о передвижениях ди Джиронала. Посмотрим, что нам будет известно к завтрашнему вечеру, тогда и примем окончательное решение.
Двое мужчин поклонились и поспешили из комнаты; Кэсерила Исель попросила задержаться.
— Я не хотела спорить с моим дядей, — сказала она с сомнением в голосе, — но я считаю, что ехать в Валенду — это терять время. Как вы думаете, Кэсерил?
— С точки зрения рея и рейны Шалиона-Ибры… Валенда не является стратегически важным объектом как географический пункт. Ею может владеть кто угодно.
— Тогда пусть там застрянут не наши войска, а войска ди Джиронала. Но я подозреваю, что мой дядя не согласится с этим.
Бергон прокашлялся.
— Дороги на Валенду и Кардегосс расходятся не сразу. Сначала это одна дорога. Мы можем сказать, что едем в Валенду, а на развилке свернуть в Кардегосс.
— Сказать кому?
— Да всем. Смотрите, как замечательно получится — все шпионы канцлера, которые здесь есть, поспешат направить его по ложному пути.
Да, это действительно сын Лиса Ибры… Кэсерил одобрительно кивнул.
Исель поразмыслила над предложением, затем снова нахмурилась.
— Это получится, только если люди моего дяди пойдут за нами.
— Если мы их поведем, мне кажется, у них просто не будет другого выбора.
— Я надеялась избежать войны, а не начинать ее, — вздохнула Исель.
— Ну, тогда имеет смысл не идти в город, набитый войсками канцлера. Что ты на это скажешь? — предложил Бергон.
Исель загадочно улыбнулась, наклонилась и чмокнула его в щеку; Бергон дотронулся до щеки и тоже улыбнулся.
— Мы оба должны принять решение до завтра, — объявила она. — Кэсерил, отправляйте письмо моему брату, как будто мы и не собираемся никуда двигаться из Тариона. При случае мы нагоним его в пути и доставим сами.
Благодаря помощи ди Баосия и старшего настоятеля Кэсерил не испытывал недостатка в добровольцах — ни в городе, ни в храме, — жаждавших доставить письмо принцессы в Кардегосс. Тех, кто был на стороне молодой пары, становилось все больше. Не успевшие приехать на свадьбу стекались в город к празднованию Дня Дочери. Молодость и красота притягивают сердца людей, как могущественный талисман; близившийся сезон леди Весны, сезон обновления, стал символизировать для всех начало правления Исель. И Кэсерил знал, что никто из пребывавших ныне в Тарионе не забудет это время надежд; память о нем будет светиться в их глазах и тогда, когда они будут смотреть на уже умудренных зрелостью Исель и Бергона.
Поздним вечером, когда большинство горожан укладывались в уютные постели, дюжина избранных посланцев садилась в седла. Кэсерил провожал их. Он вручил документы настоятелю, который ехал с ними, — сдержанному господину, достигшему в ордене Отца этого высокого духовного чина, — и улыбнулся марчу ди Соулду, включенному в отряд в качестве свидетеля со стороны Бергона. Наконец посланцы принца и принцессы тронулись в путь. Палли проводил Кэсерила до дворца ди Баосия и пожелал ему спокойной ночи.
Когда Кэсерил поднимался по лестнице на галерею, в голове его легкой тенью промелькнула мысль, от которой шаги его стали тяжелее. Проклятие ложилось тяжким грузом на самые светлые надежды. Лет десять назад молодой Орико начинал свое правление, будучи таким же энергичным и волевым, как Исель. Он словно верил, что черное облако можно победить, если вложить в борьбу достаточно усилий, доброй воли, благородных порывов. Но все пошло не так…
Есть судьба и похуже, чем стать ди Льютесом Исель, подумал Кэсерил, он может стать ее ди Джироналом. Сколько разочарований и разрушительных ударов проклятия сумеет вынести преданный человек, прежде чем начнет терять рассудок, наблюдая, как молодость и надежды превращаются в дряхлость и отчаяние? И каким бы ни был Орико, он держался очень долго, позволяя следующему поколению выиграть время, поймать удачу. Словно упрямый маленький герой, он затыкал своим телом дыру в плотине, не давая напирающим темным водам проклятия затопить тех, кто мог спастись. Пока не захлебнется и не утонет сам…
Кэсерил приготовился ко сну и к ночной атаке, но Дондо был нынче странно тих, Устал? Собирается с силами? Ждет… Несмотря на сознание его зловещего присутствия, Кэсерил, ожидая, незаметно уснул.
Слуга разбудил его за час до рассвета и провел в один из внутренних двориков, где маленькая свита принца и принцессы ожидала начала службы. Воздух был холодный и влажный, но прямо над головой виднелось несколько звездочек, обещая скорый и ясный рассвет. Вокруг центрального фонтана, по ибранскому обычаю, были разложены коврики, на которые молящиеся могли вставать на колени или при желании ложиться распростершись. Исель и Бергон стояли на коленях бок о бок. Леди Бетрис встала между принцессой и Кэсерилом. Ди Тажиль и ди Сембюр, позевывая, поспешили присоединиться к ним вместе с еще дюжиной дворян рангом пониже и заняли внешнее кольцо ковриков. Настоятель из храма прочел молитву вслух, затем предложил всем собравшимся помолиться про себя, дабы сезон Дочери осенил их благословением. По всему Тариону гасли огни Зимы. Наконец задули и последнюю свечу. Воцарились глубокая темнота и молчание.
Кэсерил лег на свой коврик, раскинул руки. Он прочел две известные ему молитвы Весны по три раза каждую, потом сдался, поняв тщетность своих попыток вытеснить священными текстами беспокойные мысли. Если позволить мыслям течь своим чередом, может, поток их иссякнет, и в наступившей тишине он услышит… что?
Он сменил тему, как недавно заметила Бетрис, чтобы избежать ответа на неудобный, слишком трудный для него вопрос. Он пытался проделать это с богами, но, похоже, они не попались на его удочку.
Исте была дана возможность разрушить проклятие, но она упустила ее, а с нею удачу упустило и все ее поколение. Если теперь проиграет он, ему не будет позволено вернуться обратно и попробовать еще раз. И тогда Исель, или Бергон, или оба сразу займут место Орико и будут держать плотину, пока не захлебнутся, в надежде, что следующее поколение успеет обнаружить новую возможность спасения.
«Им страшно не повезет с детьми». Он внезапно понял это с холодной, отчетливой ясностью. Все их грандиозные планы и мечты о мире и порядке строятся на появлении сильного, могущественного наследника, который объединит их государства. Они потратят все свои силы и самих себя на детей, которые будут рождаться мертвыми, безумными, слабыми…
«Ради тебя я взяла бы штурмом замок богов, если б знала, где он».
Он знал, где этот замок. По другую сторону души каждого живого человека. Такой же близкий, как другая сторона монеты, другая сторона двери. Каждая душа — это потенциальная дверь для богов. «Интересно, а что произойдет, если все двери вдруг откроются?» Хлынут ли в наш мир чудеса, опустошив небесные чертоги? Ему внезапно пришла в голову следующая картина: святые — это ирригационные системы богов, каналы, как вокруг Загосура; продуманная, бережная система открывания и закрывания шлюзов, чтобы доставить каждой маленькой душе-ферме ее порцию благословения. Если не считать того, что и здесь тоже может прорвать плотину.
Призраки были изгнанниками; они находились не в том мире, словно люди, вывернутые наизнанку. Не может ли случиться обратное? Каково это было бы — стать антипризраком, существовать во плоти в мире духов? Большинство духов тоже не замечало бы его, невидимого, бессильного и бесправного, как призраки в мире людей, которых почти никто не видит?
«И если я могу видеть души, утратившие свои тела, почему я не могу их видеть, пока они еще на месте?» А разве он пробовал? Сколько людей находится рядом с ним прямо сейчас? Внезапно разволновавшись, он закрыл глаза и попробовал взглянуть на них внутренним зрением. Где-то за спиной кто-то захрапел на своем коврике; сосед разбудил его безжалостным тычком, испуганно ворча. Если бы получилось, наверное, это было бы все равно что смотреть на небо сквозь оконное стекло.
Если боги видят только людские души, а не тела — как раз обратное по сравнению с людьми, которые видят тела, но не души, — это объясняет их беспечность и невнимание к таким вещам, как внешность или телесные функции и ощущения. Боль, к примеру. Является ли боль, с точки зрения богов, иллюзией? Может быть, замок богов, рай — это не место, а всего лишь другой угол зрения, другая перспектива?
«А в момент смерти мы ускользаем. Теряем наш материальный якорь, находя… что?» Смерть проделывает дыру между мирами.
Если одна смерть проделывает маленькую, быстро затягивающуюся щелку, что же тогда может вспороть миры, пробив… нет, не потайной ход, через который можно пробраться ползком, а огромную прореху, брешь в стене, куда могли бы хлынуть священные армии?
«А если умирает бог, какой проход возникает между небом и землей?» И что же представляло из себя благословение-проклятие Золотого Генерала, эта изгнанная оттуда сущность? Какую дверь открыл в себе рокнарский гений, каким каналом он был?..
Раздутый живот Кэсерила сжали тиски боли, он повернулся немного на бок, чтобы не давить на него. «Сейчас самое непонятное место пересечения миров — это я». Плоть, заключающая в себе два существа, изгнанных из мира духов. Демона, вовсе не принадлежащего этому миру, и Дондо, который должен был уйти, но оказался скованным неискупленными грехами. Дондо не хочет к богам. Превратился в сгусток упрямства, впился в тело Кэсерила свинцовой тяжестью абордажного крюка. Если б не Дондо, он мог бы убежать.
«Мог бы?»
Он представил себе, как этот якорь смерти вдруг внезапно и — ха! — чудесным образом исчезает. Он может убежать… но тогда он так и не узнает, как все могло бы получиться. «Ах этот Кэсерил… Продержись он хотя бы еще один день, еще одну милю, он мог бы спасти мир. Но он ушел всего на час раньше, чем надо было…» И проклятие, по сравнению с которым потерянные души кажутся всего лишь необычным, забавным пустячком, осталось позади. Новая жизнь — вечность? — для того, чтобы снова и снова познавать себя.
Но единственный способ узнать, что же в действительности его ждет, — это пройти до конца весь путь к смерти.
«Пятеро богов, я и впрямь спятил. Я доковылял бы до самого ада Бастарда только из-за собственного неуемного любопытства».
Вокруг слышалось дыхание соседей, иногда — шорох одежды. Слабо шумел фонтан. Звуки убаюкивали. Он чувствовал себя одиноким, но, по крайней мере, в хорошей компании.
«Добро пожаловать в святость, Кэсерил! Благословением богов ты добрался до целого сонма чудес! Беда в том, что тебе не дано из них выбирать…»
У Бетрис все получилось наоборот. Нужно не штурмовать замок богов, а позволить им штурмовать себя. Может ли старый вояка, комендант осажденной крепости, научиться открывать свои ворота?
«В ваши руки, о Лорды Света, я вручаю свою душу. Делайте то, что вам нужно, чтобы улучшить этот мир. Я в вашем распоряжении».