Страница:
— Твоя мать слишком больна, чтобы приехать, а бабушка должна остаться в Валенде, чтобы присматривать за ней.
— Но я не… — тут Исель обнаружила, что обращается к широкой спине рея, поскольку Орико, спешно развернувшись, выходил из тронного зала.
Она выскочила за ним в следующую комнату, за ней последовали леди Бетрис, Нан и Кэсерил.
— Но, Орико, я не хочу замуж за Дондо ди Джиронала!
— Леди твоего ранга выходит замуж не по собственному желанию, а исходя из интересов своего Дома, — жестко ответил ей брат, когда она забежала вперед и преградила ему путь.
— Это действительно так? Тогда объясни, какие выгоды получит Дом Шалиона, если ты отдашь меня — швырнешь меня — младшему сыну младшего лорда? Мой муж должен привести меня к трону своего владения!
— Это привяжет ди Джироналов ко мне и к Тейдесу.
— Скажи лучше — это привяжет нас к ним! Странно односторонние преимущества, как мне кажется.
— Ты не хотела замуж за рокнарского принца — я не отдал тебя, хотя не было недостатка в предложениях. Только нынешней осенью я отклонил два. Подумай об этом и будь благодарна, дорогая сестра.
Кэсерил не понял, просил Орико или угрожал.
Рей продолжал:
— Ты не хотела покидать Шалион. Очень хорошо — ты останешься в Шалионе. Ты хотела выйти за единоверца — я предложил тебе лорда, почитающего Пятибожие, истинного кинтарианца, более того — священного генерала ордена! А если бы, — голос его начал звучать раздраженно, — если бы я отдал тебя каким-либо нашим сильным соседям, они могли бы использовать тебя, чтобы претендовать на часть приграничных земель. Таким образом, выдавая тебя за ди Джиронала, я пекусь о мирном будущем Шалиона.
— Лорду Дондо сорок лет! Он продажный, наглый вор! Растратчик! Развратник! Орико, ты не можешь так поступить со мной! — ее голос перешел на крик.
— Я не собираюсь тебя слушать, — сказал Орико и зажал уши руками. — Три дня. Приди в себя и займись своим гардеробом.
Рей бежал от сестры, словно она была рушащейся, пылающей башней.
— Я не стану тебя слушать.
Так он и сделал. Четыре раза в этот день Исель пыталась встретиться с братом, прорываясь к нему в покои. Четыре раза его охрана не пропускала ее. В итоге Орико выехал из Зангра и удалился в охотничий домик в глубине дубовых рощ — открытое проявление трусости. Кэсерилу оставалось только надеяться, что крыша в домике протечет и прольет ледяной дождь на его царственную голову.
Кэсерил плохо спал в эту ночь. Поднявшись по лестнице на следующее утро, он увидел трех издерганных женщин. Похоже, они совсем не ложились.
Исель — с темными кругами под глазами — втащила его за рукав в гостиную и, усадив на подоконник, шепотом спросила:
— Кэсерил, вы можете добыть четырех лошадей? Или трех? Или двух? Или хотя бы одну? Я всю ночь думала об этом. Единственный выход — бежать.
Он вздохнул.
— Я тоже думал всю ночь. Сначала я кое-что проверил. Я попытался покинуть Зангр вечером, но двое гвардейцев рея последовали за мной. Чтобы защитить меня, как они сказали. Я мог бы убить или подкупить одного, но двух — вряд ли.
— Мы можем выехать как будто на охоту, — настаивала Исель.
— В дождь? — Кэсерил махнул рукой на потоки лившейся с неба воды, сквозь пелену которой не было видно даже реки внизу. — Да и если нам даже позволят выехать, то наверняка пошлют с нами целый вооруженный эскорт.
— А если мы оторвемся от них с самого начала?..
— Допустим, нам это удастся — что дальше? Если — вернее, когда! — они нагонят нас на дороге, то для начала сбросят меня с лошади и отрежут голову, оставив тело лисам и воронам. А потом отвезут вас назад. И если даже по причуде богов нас не схватят, куда мы можем двинуться?
— К границе. К любой границе.
— Браджар и Южная Ибра тут же отправят нас обратно, чтобы угодить Орико. И пять провинций Рокнара, и Лис Ибры возьмут вас в заложники. Дартака… поди доберись до нее через половину Шалиона и всю Южную Ибру. Боюсь, не получится, принцесса.
— Что же мне делать? — в ее юном голоске зазвучало отчаяние.
— Никто не может быть выдан замуж насильно. Обе стороны должны дать свободное согласие перед лицом богов. Если у вас хватит смелости просто сказать «нет», то дальше дело не двинется. Достаточно ли ее у вас?
Ее губы сжались:
— Конечно, да. Но что потом? По-моему, вы не все продумали ночью. Полагаете, лорд Дондо так просто и сдастся и на том все и кончится?
Он покачал головой.
— Если они прибегнут к силе — брак будет считаться недействительным, и все это знают. Держитесь за эту мысль.
В ее глазах застыли горе и безнадежность.
— Вы не понимаете.
Так продолжалось до полудня, а потом в покои принцессы прибыл Дондо собственной персоной, чтобы добиться хотя бы подобия согласия на брак. Двери в гостиную оставались открытыми, но стоявшие возле них вооруженные охранники Дондо удерживали Кэсерила снаружи, а Бетрис и Нан ди Врит — внутри. Кэесерил не разобрал и трети того, о чем громким яростным шепотом спорили толстый придворный и янтарноволосая девушка, но в конце концов Дондо удалился с выражением жестокой удовлетворенности на лице, а Исель впилась пальцами в подоконник, почти задыхаясь от бешенства и ужаса. Затем она прижалась к Бетрис и выдавила:
— Он сказал… если я не соглашусь, то он все равно возьмет меня. Я сказала, что Орико не позволит ему изнасиловать свою сестру. А он спросил: «Почему нет? Он же позволил нам насиловать его жену…» Когда рейна Сара так и не забеременела, а Орико оказался неспособен зачать бастарда, несмотря на все то множество леди, девушек и шлюх, что они ему приводили, Джироналы склонили его к согласию допустить их в спальню рейны. Дондо сказал, что он и его брат занимались этим каждую ночь в течение года — оба одновременно или по очереди, пока она не пригрозила покончить с собой. Он сказал, что будет танцевать на мне до тех пор, пока в моем животе не завяжется плод, а если я попробую своевольничать, то он покажет, каким суровым мужем может быть.
Она моргнула полными слез глазами, взглянув на Кэсерила, и стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.
— Он сказал, что живот у меня будет огромным, потому что я маленького роста. Как думаете, Кэсерил, сколько смелости мне понадобится для простого «нет»? И что будет, когда из этой смелости ничего не выйдет? Совсем, совсем ничего?!
«Я думал, что единственное место, где из смелости ничего не выходит, — это рокнарские галеры. Я был неправ». Он тяжело вздохнул:
— Не знаю, принцесса.
Измученная и отчаявшаяся, Исель объявила пост и принялась молиться. Нан и Бетрис помогли установить в ее покоях переносной алтарь и собрали все символы леди Весны, чтобы украсить его. Кэсерил, неотступно сопровождаемый двумя гвардейцами, спустился в Кардегосс и нашел цветочницу, торговавшую искусственно выращенными фиалками — ведь был совсем не сезон для этих цветов. Вернувшись, он поставил их в вазочку на алтаре. Он почувствовал себя таким глупым и никчемным, когда принцесса, благодаря, уронила слезинку на его руку. Отказываясь от еды и питья, она лежала, распростершись на полу, посылая богам глубочайшую мольбу — совсем как рейна Иста, когда Кэсерил впервые увидел ее в зале предков замка провинкары. Сам Кэсерил часами бродил по Зангру, пытаясь придумать хоть что-нибудь, но в голову шли только ужасные, жуткие мысли.
Позднее тем же вечером леди Бетрис вызвала его в приемную рядом с кабинетом и сказала:
— Я придумала! Кэсерил, научите меня, как убить человека ножом.
— Что?
— Охранники Дондо слишком хорошо знают вас, чтобы не подпускать близко, но я буду рядом с Исель утром в день ее свадьбы, как свидетельница клятв. От меня никто не ожидает ничего подобного. Я спрячу нож за корсаж. Когда Дондо приблизится и наклонится, чтобы поцеловать ей руку, я успею ударить его два-три раза, пока меня остановят. Но я не знаю, куда нужно бить, чтобы попасть наверняка. Понимаю, что в шею, но куда именно? — она достала из складок юбки огромный кинжал и протянула Кэсерилу. — Покажите мне. Мы потренируемся, пока у меня не начнет получаться ловко и быстро.
— О боги! Леди Бетрис! Оставьте этот безумный план! Они тут же скрутят вас — а потом повесят!
— Важно лишь то, что сначала я убью Дондо. Потом я с радостью пойду на виселицу. Я поклялась охранять Исель ценой моей жизни. Вот так, — ее карие глаза горели на бледном лице.
— Нет, — твердо ответил Кэсерил, отобрав нож. Интересно, где она его добыла? — Это не женское дело.
— Я бы сказала, что это дело того, у кого есть шанс его осуществить. У меня шансов больше. Научите меня!
— Нет, погодите… подождите немного. Я… я попробую что-нибудь предпринять, может быть, что-то и получится.
— Вы можете убито Дондо? Исель молится леди о смерти, своей или Дондо, не важно — лишь бы кто-то из них умер до свадьбы. Но мне важно, кто именно умрет. Это должен быть Дондо.
— Полностью согласен. Подождите, леди Бетрис. Просто подождите немного. Посмотрим, что я могу сделать.
«Если боги не ответят на ваши молитвы, леди Исель, я попробую сделать это за них».
День накануне свадьбы Кэсерил провел, выслеживая Дондо в коридорах Зангра, словно кабана в каменном лесу, но ему так и не удалось приблизиться к нему на достаточное расстояние. Во второй половине дня Дондо вернулся во дворец Джироналов в городе, в который — ни через стены, ни через ворота — Кэсерил проникнуть не смог. После второй неудачной попытки пробраться во двор, головорезы ди Джиронала вышвырнули его на улицу, сильно избив. Пока один держал настырного секретаря, остальные наносили удары по голове, груди, животу, и в Зангр Кэсерил возвращался, шатаясь как пьяный и опираясь рукой на стены. Гвардейцы рея, от которых ему удалось улизнуть на улицах Кардегосса, отыскали его как раз вовремя, чтобы полюбоваться на сцену избиения и проследить за тем, как он ковыляет обратно. Они ни во что на вмешивались, видимо, подчиняясь приказу.
В приступе внезапного вдохновения Кэсерил направился к тайному подземному ходу, соединявшему Зангр и дворец Джироналов, ранее принадлежавший лорду ди Льютесу. Одни говорили, что Иас и ди Льютес пользовались им ежедневно для проведения совещаний, другие — что еженощно, для любовных свиданий. Как выяснилось, туннель теперь был столь же тайным, как и главная улица Кардегосса. С обоих концов стояла стража, двери были заперты. Попытки подкупить стражников навлекли на голову Кэсерила проклятия и ругань, а также угрозу еще одного избиения.
«Ну и убийца же из меня», — горько подумал он, добравшись до своей комнаты и со стоном рухнув на кровать. В голове словно стучал молот, все тело болело. Какое-то время Кэсерил лежал, не в силах пошевелиться, затем, собравшись с духом, встал и зажег свечи. Ему следовало бы подняться наверх и повидать своих подопечных, но он боялся, что не выдержит их слез. А также того, что последует за его признанием в своей неудаче, — новых просьб Бетрис. Ведь если он не смог сам убить Дондо, какое право он имеет отказывать ей в ее шансе?
«Я бы с радостью отправился к праотцам, лишь бы не допустить завтрашнего кошмара…»
«Ты действительно так думаешь?»
Он выпрямился. Ему вдруг показалось, что последнюю фразу произнес не он. Язык слегка шевелился за губами — как бывало обычно, когда Кэсерил бормотал что-то себе под нос. «Да».
Он кинулся к изножью кровати и, упав на колени, резким движением откинул крышку сундука. Почти зарывшись в аккуратно сложенные, пахнувшие отпугивающими моль травами одежды, он вытащил доставшиеся ему от покойного торговца шерстью плащ и мантию. Развернув теплую коричневую ткань, он достал книжку с зашифрованными записями, которые так до конца и не разобрал, поскольку срочная необходимость в этом отпала после бегства судьи Вриза. Отдавать записи в храм было уже как-то неловко — потребовались бы объяснения задержки. Кэсерил судорожно открыл книжку и зажег еще свечей. «Осталось мало времени». Он не разобрал около трети дневника. «Забудь ты обо всех этих неудачных опытах! Переходи-ка сразу к последним страницам, чего ждать?»
Отчаяние, владевшее торговцем, сквозило даже через плохо зашифрованный дартакан и обретало формы ясного и простого решения. Вот он — ответ! Отвергнув все свои предыдущие измышления и странные эксперименты, он в конце концов обратился не к магии, а к обычной молитве. Крыса и ворон — только чтобы донести мольбы богу, свечи — чтобы осветить их путь, травы — чтобы укрепить собственное сердце. Он отказался от своей воли, полностью положившись на волю высших сил. «Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне!»
Это были последние занесенные в книгу слова.
«У меня получится», — изумленно подумал Кэсерил.
А если нет… тогда придет черед Бетрис и ее ножа.
«Я не проиграю эту игру. Я потерпел поражение практически во всем, за что только брался в жизни. Я не могу проиграть смерть».
Спрятав книгу под подушку и заперев за собой дверь, Кэсерил отправился на поиски пажа.
Он выбрал сонного мальчика, ожидавшего в коридоре окончания ужина в банкетном зале Орико, где отсутствие Исель породило множество разговоров — и не только шепотом, поскольку первые люди государства тоже отсутствовали: Орико продолжал скрываться в лесу, а Джироналы устроили пирушку у себя во дворце.
Кэсерил выудил из кошелька золотой и поднес его к лицу, улыбаясь через образовавшийся между большим и указательным пальцами кружок.
— Эй, мальчик, хочешь заработать реал?
В Зангре пажи быстро делались смышлеными; реал — достаточно крупная сумма, чтобы можно было купить на нее некоторые интимные услуги у тех, кто ими торгует. Но и достаточно настораживающая для тех, кто не рискует играть в подобные игры.
— Что я должен сделать, милорд?
— Поймай мне крысу.
— Крысу, милорд? Зачем?
Ах да. Зачем. «Да затем, что она потребуется мне в обряде смертельной магии против второго по могуществу лорда Шалиона, конечно!» Нет, не годится.
Кэсерил оперся плечами о стену и доверительно улыбнулся.
— Когда я был в крепости Готоргет во время ее осады три года назад — ты знаешь, что я был ее комендантом?.. так вот, пока наш бравый генерал не продал ее, мы научились есть крыс. Маленькие вкусные зверюшки, если, конечно, сумеешь наловить достаточно много. И я очень скучаю по вкусу хорошо поджаренного на свече бедрышка. Поймай мне большую жирную крысу и получишь еще один реал, — Кэсерил уронил монету в руку пажа и облизнулся, представляя, каким безумцем должен сейчас выглядеть. Паж слегка попятился. — Ты знаешь, где моя комната?
— Да, милорд.
— Принеси ее туда. В мешке. И чем скорее, тем лучше — я голоден, — Кэсерил развернулся и удалился, смеясь. Не притворяясь, а действительно смеясь. Странное, дикое веселье переполняло его сердце, пока он не поднялся к себе и не сел обдумывать свои дальнейшие действия — свою темную молитву, свое самоубийство.
Была ночь, ночью вороны не прилетят к его окну, сколько бы прихваченного с собой хлеба он им ни накрошил. Он повертел хлеб в руках. Вороны гнездились под крышей башни Фонсы. Если они не полетят к нему — он сам полезет к ним. Вскарабкается по крышам. Поскальзываясь в темноте? А потом обратно в комнату с трепыхающимся свертком под мышкой?
Нет. Под мышкой он понесет крысу в мешке. Если ему суждено будет умереть там, под полуразрушенной крышей, то проделывать обратный путь уже не придется. Да и смертельная магия ведь уже однажды сработала там, не так ли? Она удалась деду Исель. Вдруг дух Фонсы протянет руку помощи и грешному солдату его внучки? Башня посвящена Бастарду и его животным, а ночь — особое время для этого бога, особенно дождливая полночь. Тело Кэсерила никто не найдет и не похоронит. На его останках будут пировать вороны, поминая своего сородича, — достойная цена за жизнь бедняги. Животные невинны, даже жадные вороны; эта невинность делает их всех немного святыми.
Расторопный паж с шевелящимся мешком в руках обернулся значительно быстрее, чем смел надеяться Кэсерил. Он проверил содержимое — толстая, сердито шипевшая крыса весила почти полтора фунта — и заплатил еще один реал. Паж спрятал монету в карман и зашагал прочь, оглядываясь через плечо. Кэсерил затянул мешок и прижал его к себе.
Переодевшись в одежды торговца (на удачу), он задумался, что надеть на ноги: туфли, сапоги — или идти босиком? Что будет надежнее на мокрой скользкой крыше? Босиком, решил он. Однако обулся еще для одного, последнего похода.
— Бетрис! — громким шепотом позвал он из своего кабинета. — Леди Бетрис! Я знаю, что уже поздно, но не могли бы вы выйти ко мне на минутку?
Она была полностью одета, все такая же бледная и измученная. Бетрис позволила ему стиснуть свои руки и на мгновение прижалась пылающим лбом к его груди. Теплый аромат ее волос на секунду вернул Кэсерила в Валенду, в храм, где они стояли рядом в толпе на праздновании Дня Дочери. Единственным, что не изменилось в ней с того счастливого дня, была ее верность.
— Как принцесса? — спросил Кэсерил.
Она подняла взгляд. Вокруг тускло горели свечи.
— Она без устали молится Дочери. Не ела и не пила со вчерашнего дня. Я не знаю, куда смотрят боги и почему они оставили нас.
— Мне не удалось убить Дондо. Я не смог даже приблизиться к нему.
— Я так и поняла, в противном случае мы бы что-нибудь услышали.
— У меня есть еще одна идея. Если ничего не получится… я вернусь утром, и мы посмотрим, что можно придумать с вашим ножом. Я просто хотел сказать… если утром я не вернусь, не беспокойтесь обо мне, не ищите — со мной все в порядке.
— Но вы же не бросаете нас? — ее руки сжались вокруг его запястий.
— Нет, ни за что.
Она моргнула.
— Я не понимаю.
— Все в порядке. Берегите Исель. И никогда не доверяйте канцлеру ди Джироналу. Никогда.
— Могли бы и не говорить мне этого.
— Да, еще. Мой друг Палли — марч ди Паллиар — знает правду о том, как я был предан после Готоргета и попал на галеры. Как я стал врагом Дондо… это сейчас не важно, но Исель должна знать, что его старший брат собственноручно вычеркнул меня из списка освобождаемых, приговорив к рабству и смерти. Здесь нет сомнений. Я видел список, написанный им лично — его почерк мне хорошо знаком.
Бетрис прошипела сквозь стиснутые зубы:
— И ничего нельзя сделать?
— Похоже, нет. Если бы удалось это доказать, большинство лордов Шалиона отказались бы воевать под его знаменами. Возможно, этого было бы достаточно для его падения. А возможно, и нет. Это порох, который должен быть в арсенале Исель. Когда-нибудь она сможет взорвать его, — он сверху вниз смотрел на обращенное к нему лицо Бетрис — белизна кожи, коралл губ и глубокие, черные, как ночь, глаза, огромные в полумраке комнаты. Кэсерил неловко наклонился и поцеловал ее.
Дыхание девушки прервалось, затем она, вздрогнув, рассмеялась и прижала ладонь к губам.
— Ой, простите, ваша борода щекочется.
— Я… это вы простите меня. Палли будет для вас самым лучшим мужем, если, конечно, он нравится вам. Он очень честный и порядочный человек. Как и вы. Передайте ему мои слова.
— Кэсерил, что вы…
В этот момент раздался голос Нан ди Врит:
— Бетрис, где вы? Идите сюда, пожалуйста.
Он должен был уйти, уйти раз и навсегда, забрав с собой все свои сожаления. Кэсерил поцеловал ладони Бетрис и выскользнул за дверь.
Ночное путешествие по крышам Зангра — с жилого корпуса к башне Фонсы — было столь головокружительным и опасным, как и предполагал Кэсерил. Дождь лил не переставая. Луна просвечивала сквозь тучи, но ее тусклый свет помогал мало. Крыша была холодной и скользила под босыми замерзшими ногами. Самым трудным оказался шестифутовый прыжок на крышу круглой башни. К счастью, прыгать пришлось под удобным углом — иначе все закончилось бы банальным самоубийством при падении на булыжники двора, где-то там, далеко внизу.
Мешок дергался в руках, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Кэсерила била дрожь после прыжка, он наклонился, упершись ладонями в крышу и представил себе, как кусочек черепицы случайно срывается вниз, привлекая внимание стражи к башне…
Затем он стал медленно продвигаться дальше, пока не добрался до разверзшейся в крыше дыры. Усевшись на краю, Кэсерил свесил ноги, но не почувствовал никакой опоры. Он решил дождаться момента, когда луна выйдет из-за туч. Есть ли там пол? Или осталось всего несколько балок? Вороны сонно переговаривались в темноте.
Ждать пришлось около десяти минут, в течение которых он стучал зубами от холода, пытаясь трясущимися руками разжечь вытащенную из кармана свечу. Несколько раз обжегшись, он наконец запалил маленький огонек.
Внизу оказались балки и сохранившийся местами пол. После пожара стены отчасти укрепили — наверное, чтобы камни не обрушились кому-нибудь на голову. Кэсерил задержал дыхание и спрыгнул на твердый островок прямо под ним. Закрепив свечку, он разжег от нее еще одну, затем вынул хлеб и остро отточенный нож Бетрис. Добыть ворона. Да… Там, в его спальне, это казалось так просто. Воронов даже не было видно в пляшущих тенях.
От шума крыльев над головой, когда ворон уселся на балку, у него едва не остановилось сердце. Вздрогнув, он протянул кусок хлеба. Птица выхватила хлеб и улетела. Кэсерил выругался, сделал несколько глубоких вдохов и сосредоточился. Хлеб. Нож. Свечи. Шевелящийся холщовый мешок. Человек на коленях. Со спокойствием в сердце? Вряд ли.
«Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне».
Ворон — или его близнец — вернулся.
— Кэс! Кэс! — негромко прокаркал он, однако от стен отразилось на удивление сильное эхо.
— Да, — выдохнул Кэсерил. — Все верно.
Он вытащил крысу из мешка, прижал лезвие к ее горлу и прошептал:
— Беги к своему господину с моей молитвой.
Резко и быстро он выпустил из нее кровь; темная горячая жидкость побежала в ладонь. Кэсерил положил трупик у колена и протянул руку своему ворону, тот уселся на нее и принялся пить крысиную кровь. Маленький черный птичий язык испугал Кэсерила, он вздрогнул и чуть не упустил ворона. Прижав птицу к себе, Кэсерил наклонился и поцеловал ее в голову.
— Прости меня. Моя нужда очень велика. Может, Бастард накормит тебя хлебом богов, и ты будешь сидеть у него на плече. Лети к своему господину с моей молитвой, — коротким движением он свернул ворону шею. Птица дернулась и затихла; он положил ее у другого колена.
— Лорд Бастард, бог правосудия, когда правосудие терпит поражение, бог равновесия, бог всего, что приходит не в свое время, бог моей нужды. За ди Санда. За Исель. За всех, кто ее любит, — за леди Бетрис, рейну Исту, старую провинкару. За шрамы на моей спине. За правду против лжи. Прими мою молитву, — он не имел представления, были ли это правильные слова, да и существовали ли какие-нибудь правильные слова. Дыхание стало прерывистым, наверное, он кричал. Да, точно, он кричал. Потом он словно со стороны увидел себя склонившимся над принесенными в жертву животными. В животе родилась ужасная, непереносимая боль, сжигавшая внутренности. Ох… Он не знал, что это так больно…
«Все лучше, чем сдохнуть на галере с браджарскими стрелами в заднице».
Напоследок он вежливо добавил (как молился в детстве, отправляясь спать):
— Мы благодарим тебя, Бог несвоевременного, за твое благословение.
«Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне».
Ох…
Пламя свечей вспыхнуло и погасло. Темнота стала еще чернее, и все исчезло.
— Но я не… — тут Исель обнаружила, что обращается к широкой спине рея, поскольку Орико, спешно развернувшись, выходил из тронного зала.
Она выскочила за ним в следующую комнату, за ней последовали леди Бетрис, Нан и Кэсерил.
— Но, Орико, я не хочу замуж за Дондо ди Джиронала!
— Леди твоего ранга выходит замуж не по собственному желанию, а исходя из интересов своего Дома, — жестко ответил ей брат, когда она забежала вперед и преградила ему путь.
— Это действительно так? Тогда объясни, какие выгоды получит Дом Шалиона, если ты отдашь меня — швырнешь меня — младшему сыну младшего лорда? Мой муж должен привести меня к трону своего владения!
— Это привяжет ди Джироналов ко мне и к Тейдесу.
— Скажи лучше — это привяжет нас к ним! Странно односторонние преимущества, как мне кажется.
— Ты не хотела замуж за рокнарского принца — я не отдал тебя, хотя не было недостатка в предложениях. Только нынешней осенью я отклонил два. Подумай об этом и будь благодарна, дорогая сестра.
Кэсерил не понял, просил Орико или угрожал.
Рей продолжал:
— Ты не хотела покидать Шалион. Очень хорошо — ты останешься в Шалионе. Ты хотела выйти за единоверца — я предложил тебе лорда, почитающего Пятибожие, истинного кинтарианца, более того — священного генерала ордена! А если бы, — голос его начал звучать раздраженно, — если бы я отдал тебя каким-либо нашим сильным соседям, они могли бы использовать тебя, чтобы претендовать на часть приграничных земель. Таким образом, выдавая тебя за ди Джиронала, я пекусь о мирном будущем Шалиона.
— Лорду Дондо сорок лет! Он продажный, наглый вор! Растратчик! Развратник! Орико, ты не можешь так поступить со мной! — ее голос перешел на крик.
— Я не собираюсь тебя слушать, — сказал Орико и зажал уши руками. — Три дня. Приди в себя и займись своим гардеробом.
Рей бежал от сестры, словно она была рушащейся, пылающей башней.
— Я не стану тебя слушать.
Так он и сделал. Четыре раза в этот день Исель пыталась встретиться с братом, прорываясь к нему в покои. Четыре раза его охрана не пропускала ее. В итоге Орико выехал из Зангра и удалился в охотничий домик в глубине дубовых рощ — открытое проявление трусости. Кэсерилу оставалось только надеяться, что крыша в домике протечет и прольет ледяной дождь на его царственную голову.
Кэсерил плохо спал в эту ночь. Поднявшись по лестнице на следующее утро, он увидел трех издерганных женщин. Похоже, они совсем не ложились.
Исель — с темными кругами под глазами — втащила его за рукав в гостиную и, усадив на подоконник, шепотом спросила:
— Кэсерил, вы можете добыть четырех лошадей? Или трех? Или двух? Или хотя бы одну? Я всю ночь думала об этом. Единственный выход — бежать.
Он вздохнул.
— Я тоже думал всю ночь. Сначала я кое-что проверил. Я попытался покинуть Зангр вечером, но двое гвардейцев рея последовали за мной. Чтобы защитить меня, как они сказали. Я мог бы убить или подкупить одного, но двух — вряд ли.
— Мы можем выехать как будто на охоту, — настаивала Исель.
— В дождь? — Кэсерил махнул рукой на потоки лившейся с неба воды, сквозь пелену которой не было видно даже реки внизу. — Да и если нам даже позволят выехать, то наверняка пошлют с нами целый вооруженный эскорт.
— А если мы оторвемся от них с самого начала?..
— Допустим, нам это удастся — что дальше? Если — вернее, когда! — они нагонят нас на дороге, то для начала сбросят меня с лошади и отрежут голову, оставив тело лисам и воронам. А потом отвезут вас назад. И если даже по причуде богов нас не схватят, куда мы можем двинуться?
— К границе. К любой границе.
— Браджар и Южная Ибра тут же отправят нас обратно, чтобы угодить Орико. И пять провинций Рокнара, и Лис Ибры возьмут вас в заложники. Дартака… поди доберись до нее через половину Шалиона и всю Южную Ибру. Боюсь, не получится, принцесса.
— Что же мне делать? — в ее юном голоске зазвучало отчаяние.
— Никто не может быть выдан замуж насильно. Обе стороны должны дать свободное согласие перед лицом богов. Если у вас хватит смелости просто сказать «нет», то дальше дело не двинется. Достаточно ли ее у вас?
Ее губы сжались:
— Конечно, да. Но что потом? По-моему, вы не все продумали ночью. Полагаете, лорд Дондо так просто и сдастся и на том все и кончится?
Он покачал головой.
— Если они прибегнут к силе — брак будет считаться недействительным, и все это знают. Держитесь за эту мысль.
В ее глазах застыли горе и безнадежность.
— Вы не понимаете.
Так продолжалось до полудня, а потом в покои принцессы прибыл Дондо собственной персоной, чтобы добиться хотя бы подобия согласия на брак. Двери в гостиную оставались открытыми, но стоявшие возле них вооруженные охранники Дондо удерживали Кэсерила снаружи, а Бетрис и Нан ди Врит — внутри. Кэесерил не разобрал и трети того, о чем громким яростным шепотом спорили толстый придворный и янтарноволосая девушка, но в конце концов Дондо удалился с выражением жестокой удовлетворенности на лице, а Исель впилась пальцами в подоконник, почти задыхаясь от бешенства и ужаса. Затем она прижалась к Бетрис и выдавила:
— Он сказал… если я не соглашусь, то он все равно возьмет меня. Я сказала, что Орико не позволит ему изнасиловать свою сестру. А он спросил: «Почему нет? Он же позволил нам насиловать его жену…» Когда рейна Сара так и не забеременела, а Орико оказался неспособен зачать бастарда, несмотря на все то множество леди, девушек и шлюх, что они ему приводили, Джироналы склонили его к согласию допустить их в спальню рейны. Дондо сказал, что он и его брат занимались этим каждую ночь в течение года — оба одновременно или по очереди, пока она не пригрозила покончить с собой. Он сказал, что будет танцевать на мне до тех пор, пока в моем животе не завяжется плод, а если я попробую своевольничать, то он покажет, каким суровым мужем может быть.
Она моргнула полными слез глазами, взглянув на Кэсерила, и стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.
— Он сказал, что живот у меня будет огромным, потому что я маленького роста. Как думаете, Кэсерил, сколько смелости мне понадобится для простого «нет»? И что будет, когда из этой смелости ничего не выйдет? Совсем, совсем ничего?!
«Я думал, что единственное место, где из смелости ничего не выходит, — это рокнарские галеры. Я был неправ». Он тяжело вздохнул:
— Не знаю, принцесса.
Измученная и отчаявшаяся, Исель объявила пост и принялась молиться. Нан и Бетрис помогли установить в ее покоях переносной алтарь и собрали все символы леди Весны, чтобы украсить его. Кэсерил, неотступно сопровождаемый двумя гвардейцами, спустился в Кардегосс и нашел цветочницу, торговавшую искусственно выращенными фиалками — ведь был совсем не сезон для этих цветов. Вернувшись, он поставил их в вазочку на алтаре. Он почувствовал себя таким глупым и никчемным, когда принцесса, благодаря, уронила слезинку на его руку. Отказываясь от еды и питья, она лежала, распростершись на полу, посылая богам глубочайшую мольбу — совсем как рейна Иста, когда Кэсерил впервые увидел ее в зале предков замка провинкары. Сам Кэсерил часами бродил по Зангру, пытаясь придумать хоть что-нибудь, но в голову шли только ужасные, жуткие мысли.
Позднее тем же вечером леди Бетрис вызвала его в приемную рядом с кабинетом и сказала:
— Я придумала! Кэсерил, научите меня, как убить человека ножом.
— Что?
— Охранники Дондо слишком хорошо знают вас, чтобы не подпускать близко, но я буду рядом с Исель утром в день ее свадьбы, как свидетельница клятв. От меня никто не ожидает ничего подобного. Я спрячу нож за корсаж. Когда Дондо приблизится и наклонится, чтобы поцеловать ей руку, я успею ударить его два-три раза, пока меня остановят. Но я не знаю, куда нужно бить, чтобы попасть наверняка. Понимаю, что в шею, но куда именно? — она достала из складок юбки огромный кинжал и протянула Кэсерилу. — Покажите мне. Мы потренируемся, пока у меня не начнет получаться ловко и быстро.
— О боги! Леди Бетрис! Оставьте этот безумный план! Они тут же скрутят вас — а потом повесят!
— Важно лишь то, что сначала я убью Дондо. Потом я с радостью пойду на виселицу. Я поклялась охранять Исель ценой моей жизни. Вот так, — ее карие глаза горели на бледном лице.
— Нет, — твердо ответил Кэсерил, отобрав нож. Интересно, где она его добыла? — Это не женское дело.
— Я бы сказала, что это дело того, у кого есть шанс его осуществить. У меня шансов больше. Научите меня!
— Нет, погодите… подождите немного. Я… я попробую что-нибудь предпринять, может быть, что-то и получится.
— Вы можете убито Дондо? Исель молится леди о смерти, своей или Дондо, не важно — лишь бы кто-то из них умер до свадьбы. Но мне важно, кто именно умрет. Это должен быть Дондо.
— Полностью согласен. Подождите, леди Бетрис. Просто подождите немного. Посмотрим, что я могу сделать.
«Если боги не ответят на ваши молитвы, леди Исель, я попробую сделать это за них».
День накануне свадьбы Кэсерил провел, выслеживая Дондо в коридорах Зангра, словно кабана в каменном лесу, но ему так и не удалось приблизиться к нему на достаточное расстояние. Во второй половине дня Дондо вернулся во дворец Джироналов в городе, в который — ни через стены, ни через ворота — Кэсерил проникнуть не смог. После второй неудачной попытки пробраться во двор, головорезы ди Джиронала вышвырнули его на улицу, сильно избив. Пока один держал настырного секретаря, остальные наносили удары по голове, груди, животу, и в Зангр Кэсерил возвращался, шатаясь как пьяный и опираясь рукой на стены. Гвардейцы рея, от которых ему удалось улизнуть на улицах Кардегосса, отыскали его как раз вовремя, чтобы полюбоваться на сцену избиения и проследить за тем, как он ковыляет обратно. Они ни во что на вмешивались, видимо, подчиняясь приказу.
В приступе внезапного вдохновения Кэсерил направился к тайному подземному ходу, соединявшему Зангр и дворец Джироналов, ранее принадлежавший лорду ди Льютесу. Одни говорили, что Иас и ди Льютес пользовались им ежедневно для проведения совещаний, другие — что еженощно, для любовных свиданий. Как выяснилось, туннель теперь был столь же тайным, как и главная улица Кардегосса. С обоих концов стояла стража, двери были заперты. Попытки подкупить стражников навлекли на голову Кэсерила проклятия и ругань, а также угрозу еще одного избиения.
«Ну и убийца же из меня», — горько подумал он, добравшись до своей комнаты и со стоном рухнув на кровать. В голове словно стучал молот, все тело болело. Какое-то время Кэсерил лежал, не в силах пошевелиться, затем, собравшись с духом, встал и зажег свечи. Ему следовало бы подняться наверх и повидать своих подопечных, но он боялся, что не выдержит их слез. А также того, что последует за его признанием в своей неудаче, — новых просьб Бетрис. Ведь если он не смог сам убить Дондо, какое право он имеет отказывать ей в ее шансе?
«Я бы с радостью отправился к праотцам, лишь бы не допустить завтрашнего кошмара…»
«Ты действительно так думаешь?»
Он выпрямился. Ему вдруг показалось, что последнюю фразу произнес не он. Язык слегка шевелился за губами — как бывало обычно, когда Кэсерил бормотал что-то себе под нос. «Да».
Он кинулся к изножью кровати и, упав на колени, резким движением откинул крышку сундука. Почти зарывшись в аккуратно сложенные, пахнувшие отпугивающими моль травами одежды, он вытащил доставшиеся ему от покойного торговца шерстью плащ и мантию. Развернув теплую коричневую ткань, он достал книжку с зашифрованными записями, которые так до конца и не разобрал, поскольку срочная необходимость в этом отпала после бегства судьи Вриза. Отдавать записи в храм было уже как-то неловко — потребовались бы объяснения задержки. Кэсерил судорожно открыл книжку и зажег еще свечей. «Осталось мало времени». Он не разобрал около трети дневника. «Забудь ты обо всех этих неудачных опытах! Переходи-ка сразу к последним страницам, чего ждать?»
Отчаяние, владевшее торговцем, сквозило даже через плохо зашифрованный дартакан и обретало формы ясного и простого решения. Вот он — ответ! Отвергнув все свои предыдущие измышления и странные эксперименты, он в конце концов обратился не к магии, а к обычной молитве. Крыса и ворон — только чтобы донести мольбы богу, свечи — чтобы осветить их путь, травы — чтобы укрепить собственное сердце. Он отказался от своей воли, полностью положившись на волю высших сил. «Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне!»
Это были последние занесенные в книгу слова.
«У меня получится», — изумленно подумал Кэсерил.
А если нет… тогда придет черед Бетрис и ее ножа.
«Я не проиграю эту игру. Я потерпел поражение практически во всем, за что только брался в жизни. Я не могу проиграть смерть».
Спрятав книгу под подушку и заперев за собой дверь, Кэсерил отправился на поиски пажа.
Он выбрал сонного мальчика, ожидавшего в коридоре окончания ужина в банкетном зале Орико, где отсутствие Исель породило множество разговоров — и не только шепотом, поскольку первые люди государства тоже отсутствовали: Орико продолжал скрываться в лесу, а Джироналы устроили пирушку у себя во дворце.
Кэсерил выудил из кошелька золотой и поднес его к лицу, улыбаясь через образовавшийся между большим и указательным пальцами кружок.
— Эй, мальчик, хочешь заработать реал?
В Зангре пажи быстро делались смышлеными; реал — достаточно крупная сумма, чтобы можно было купить на нее некоторые интимные услуги у тех, кто ими торгует. Но и достаточно настораживающая для тех, кто не рискует играть в подобные игры.
— Что я должен сделать, милорд?
— Поймай мне крысу.
— Крысу, милорд? Зачем?
Ах да. Зачем. «Да затем, что она потребуется мне в обряде смертельной магии против второго по могуществу лорда Шалиона, конечно!» Нет, не годится.
Кэсерил оперся плечами о стену и доверительно улыбнулся.
— Когда я был в крепости Готоргет во время ее осады три года назад — ты знаешь, что я был ее комендантом?.. так вот, пока наш бравый генерал не продал ее, мы научились есть крыс. Маленькие вкусные зверюшки, если, конечно, сумеешь наловить достаточно много. И я очень скучаю по вкусу хорошо поджаренного на свече бедрышка. Поймай мне большую жирную крысу и получишь еще один реал, — Кэсерил уронил монету в руку пажа и облизнулся, представляя, каким безумцем должен сейчас выглядеть. Паж слегка попятился. — Ты знаешь, где моя комната?
— Да, милорд.
— Принеси ее туда. В мешке. И чем скорее, тем лучше — я голоден, — Кэсерил развернулся и удалился, смеясь. Не притворяясь, а действительно смеясь. Странное, дикое веселье переполняло его сердце, пока он не поднялся к себе и не сел обдумывать свои дальнейшие действия — свою темную молитву, свое самоубийство.
Была ночь, ночью вороны не прилетят к его окну, сколько бы прихваченного с собой хлеба он им ни накрошил. Он повертел хлеб в руках. Вороны гнездились под крышей башни Фонсы. Если они не полетят к нему — он сам полезет к ним. Вскарабкается по крышам. Поскальзываясь в темноте? А потом обратно в комнату с трепыхающимся свертком под мышкой?
Нет. Под мышкой он понесет крысу в мешке. Если ему суждено будет умереть там, под полуразрушенной крышей, то проделывать обратный путь уже не придется. Да и смертельная магия ведь уже однажды сработала там, не так ли? Она удалась деду Исель. Вдруг дух Фонсы протянет руку помощи и грешному солдату его внучки? Башня посвящена Бастарду и его животным, а ночь — особое время для этого бога, особенно дождливая полночь. Тело Кэсерила никто не найдет и не похоронит. На его останках будут пировать вороны, поминая своего сородича, — достойная цена за жизнь бедняги. Животные невинны, даже жадные вороны; эта невинность делает их всех немного святыми.
Расторопный паж с шевелящимся мешком в руках обернулся значительно быстрее, чем смел надеяться Кэсерил. Он проверил содержимое — толстая, сердито шипевшая крыса весила почти полтора фунта — и заплатил еще один реал. Паж спрятал монету в карман и зашагал прочь, оглядываясь через плечо. Кэсерил затянул мешок и прижал его к себе.
Переодевшись в одежды торговца (на удачу), он задумался, что надеть на ноги: туфли, сапоги — или идти босиком? Что будет надежнее на мокрой скользкой крыше? Босиком, решил он. Однако обулся еще для одного, последнего похода.
— Бетрис! — громким шепотом позвал он из своего кабинета. — Леди Бетрис! Я знаю, что уже поздно, но не могли бы вы выйти ко мне на минутку?
Она была полностью одета, все такая же бледная и измученная. Бетрис позволила ему стиснуть свои руки и на мгновение прижалась пылающим лбом к его груди. Теплый аромат ее волос на секунду вернул Кэсерила в Валенду, в храм, где они стояли рядом в толпе на праздновании Дня Дочери. Единственным, что не изменилось в ней с того счастливого дня, была ее верность.
— Как принцесса? — спросил Кэсерил.
Она подняла взгляд. Вокруг тускло горели свечи.
— Она без устали молится Дочери. Не ела и не пила со вчерашнего дня. Я не знаю, куда смотрят боги и почему они оставили нас.
— Мне не удалось убить Дондо. Я не смог даже приблизиться к нему.
— Я так и поняла, в противном случае мы бы что-нибудь услышали.
— У меня есть еще одна идея. Если ничего не получится… я вернусь утром, и мы посмотрим, что можно придумать с вашим ножом. Я просто хотел сказать… если утром я не вернусь, не беспокойтесь обо мне, не ищите — со мной все в порядке.
— Но вы же не бросаете нас? — ее руки сжались вокруг его запястий.
— Нет, ни за что.
Она моргнула.
— Я не понимаю.
— Все в порядке. Берегите Исель. И никогда не доверяйте канцлеру ди Джироналу. Никогда.
— Могли бы и не говорить мне этого.
— Да, еще. Мой друг Палли — марч ди Паллиар — знает правду о том, как я был предан после Готоргета и попал на галеры. Как я стал врагом Дондо… это сейчас не важно, но Исель должна знать, что его старший брат собственноручно вычеркнул меня из списка освобождаемых, приговорив к рабству и смерти. Здесь нет сомнений. Я видел список, написанный им лично — его почерк мне хорошо знаком.
Бетрис прошипела сквозь стиснутые зубы:
— И ничего нельзя сделать?
— Похоже, нет. Если бы удалось это доказать, большинство лордов Шалиона отказались бы воевать под его знаменами. Возможно, этого было бы достаточно для его падения. А возможно, и нет. Это порох, который должен быть в арсенале Исель. Когда-нибудь она сможет взорвать его, — он сверху вниз смотрел на обращенное к нему лицо Бетрис — белизна кожи, коралл губ и глубокие, черные, как ночь, глаза, огромные в полумраке комнаты. Кэсерил неловко наклонился и поцеловал ее.
Дыхание девушки прервалось, затем она, вздрогнув, рассмеялась и прижала ладонь к губам.
— Ой, простите, ваша борода щекочется.
— Я… это вы простите меня. Палли будет для вас самым лучшим мужем, если, конечно, он нравится вам. Он очень честный и порядочный человек. Как и вы. Передайте ему мои слова.
— Кэсерил, что вы…
В этот момент раздался голос Нан ди Врит:
— Бетрис, где вы? Идите сюда, пожалуйста.
Он должен был уйти, уйти раз и навсегда, забрав с собой все свои сожаления. Кэсерил поцеловал ладони Бетрис и выскользнул за дверь.
Ночное путешествие по крышам Зангра — с жилого корпуса к башне Фонсы — было столь головокружительным и опасным, как и предполагал Кэсерил. Дождь лил не переставая. Луна просвечивала сквозь тучи, но ее тусклый свет помогал мало. Крыша была холодной и скользила под босыми замерзшими ногами. Самым трудным оказался шестифутовый прыжок на крышу круглой башни. К счастью, прыгать пришлось под удобным углом — иначе все закончилось бы банальным самоубийством при падении на булыжники двора, где-то там, далеко внизу.
Мешок дергался в руках, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Кэсерила била дрожь после прыжка, он наклонился, упершись ладонями в крышу и представил себе, как кусочек черепицы случайно срывается вниз, привлекая внимание стражи к башне…
Затем он стал медленно продвигаться дальше, пока не добрался до разверзшейся в крыше дыры. Усевшись на краю, Кэсерил свесил ноги, но не почувствовал никакой опоры. Он решил дождаться момента, когда луна выйдет из-за туч. Есть ли там пол? Или осталось всего несколько балок? Вороны сонно переговаривались в темноте.
Ждать пришлось около десяти минут, в течение которых он стучал зубами от холода, пытаясь трясущимися руками разжечь вытащенную из кармана свечу. Несколько раз обжегшись, он наконец запалил маленький огонек.
Внизу оказались балки и сохранившийся местами пол. После пожара стены отчасти укрепили — наверное, чтобы камни не обрушились кому-нибудь на голову. Кэсерил задержал дыхание и спрыгнул на твердый островок прямо под ним. Закрепив свечку, он разжег от нее еще одну, затем вынул хлеб и остро отточенный нож Бетрис. Добыть ворона. Да… Там, в его спальне, это казалось так просто. Воронов даже не было видно в пляшущих тенях.
От шума крыльев над головой, когда ворон уселся на балку, у него едва не остановилось сердце. Вздрогнув, он протянул кусок хлеба. Птица выхватила хлеб и улетела. Кэсерил выругался, сделал несколько глубоких вдохов и сосредоточился. Хлеб. Нож. Свечи. Шевелящийся холщовый мешок. Человек на коленях. Со спокойствием в сердце? Вряд ли.
«Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне».
Ворон — или его близнец — вернулся.
— Кэс! Кэс! — негромко прокаркал он, однако от стен отразилось на удивление сильное эхо.
— Да, — выдохнул Кэсерил. — Все верно.
Он вытащил крысу из мешка, прижал лезвие к ее горлу и прошептал:
— Беги к своему господину с моей молитвой.
Резко и быстро он выпустил из нее кровь; темная горячая жидкость побежала в ладонь. Кэсерил положил трупик у колена и протянул руку своему ворону, тот уселся на нее и принялся пить крысиную кровь. Маленький черный птичий язык испугал Кэсерила, он вздрогнул и чуть не упустил ворона. Прижав птицу к себе, Кэсерил наклонился и поцеловал ее в голову.
— Прости меня. Моя нужда очень велика. Может, Бастард накормит тебя хлебом богов, и ты будешь сидеть у него на плече. Лети к своему господину с моей молитвой, — коротким движением он свернул ворону шею. Птица дернулась и затихла; он положил ее у другого колена.
— Лорд Бастард, бог правосудия, когда правосудие терпит поражение, бог равновесия, бог всего, что приходит не в свое время, бог моей нужды. За ди Санда. За Исель. За всех, кто ее любит, — за леди Бетрис, рейну Исту, старую провинкару. За шрамы на моей спине. За правду против лжи. Прими мою молитву, — он не имел представления, были ли это правильные слова, да и существовали ли какие-нибудь правильные слова. Дыхание стало прерывистым, наверное, он кричал. Да, точно, он кричал. Потом он словно со стороны увидел себя склонившимся над принесенными в жертву животными. В животе родилась ужасная, непереносимая боль, сжигавшая внутренности. Ох… Он не знал, что это так больно…
«Все лучше, чем сдохнуть на галере с браджарскими стрелами в заднице».
Напоследок он вежливо добавил (как молился в детстве, отправляясь спать):
— Мы благодарим тебя, Бог несвоевременного, за твое благословение.
«Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне».
Ох…
Пламя свечей вспыхнуло и погасло. Темнота стала еще чернее, и все исчезло.
12
Кэсерил с трудом открыл глаза; веки были словно намазаны клеем. Он посмотрел вверх, не понимая, где находится. Увидел заключенное в черную рваную рамку серое небо. Облизав пересохшие губы, он попытался сглотнуть. Он лежал на спине под крышей башни Фонсы. Воспоминания ночи обрушились на него.
«Я жив».
«Значит, я проиграл».
Правая рука нащупала неподвижную кучку остывших перьев. Он лежал, погруженный в воспоминания о пережитом ужасе. Страшная режущая боль в животе. Кэсерил дрожал, промерзший насквозь, весь мокрый и холодный, как труп. Он дышал. Значит, и Дондо ди Джиронал тоже дышит. В утро… в утро своей свадьбы?!
Когда глаза немного привыкли к окружающему полумраку, он увидел, что не один — над ним, на балке неподвижно сидело около дюжины воронов. Они пристально смотрели на Кэсерила сверху вниз. Он дотронулся до лица, но не обнаружил кровавых ран — ни одна из птиц еще не приступала к трапезе.
— Нет, — дрожащим шепотом произнес он, — я не ваш завтрак. Мне очень жаль.
При звуке его голоса один ворон встряхнул крыльями, но никто из птиц не сдвинулся с места. Даже когда Кэсерил сел, птицы не поднялись в воздух.
Было еще темно, в голове мелькали обрывки странного сна. Он видел себя Дондо ди Джироналом, пирующим с приятелями и шлюхами в каком-то освещенном свечами и факелами зале. На толстых пальцах сверкали кольца. Он был сильно пьян и предвкушал, как лишит Исель невинности, сопровождая свои мысли непристойными жестами, когда… он вдруг закашлялся, в горле запершило, затем возникла нестерпимая боль. Горло распухло, стало невозможно дышать. Красные лица сотрапезников закружились перед его глазами, их смех и шутки сменились паникой при виде его делающегося пурпурным, раздувающегося тела. Крики, опрокинутые винные чаши, пугающий шепот: «Яд! Яд!».
Ни слова, ни стона не вылетало из отекшего горла, распухший язык не шевелился. Безмолвные конвульсии, бешеный стук сердца, разрывающая боль в груди и голове, темнота, сменяющаяся кровавыми вспышками перед меркнущим взором…
«Я жив».
«Значит, я проиграл».
Правая рука нащупала неподвижную кучку остывших перьев. Он лежал, погруженный в воспоминания о пережитом ужасе. Страшная режущая боль в животе. Кэсерил дрожал, промерзший насквозь, весь мокрый и холодный, как труп. Он дышал. Значит, и Дондо ди Джиронал тоже дышит. В утро… в утро своей свадьбы?!
Когда глаза немного привыкли к окружающему полумраку, он увидел, что не один — над ним, на балке неподвижно сидело около дюжины воронов. Они пристально смотрели на Кэсерила сверху вниз. Он дотронулся до лица, но не обнаружил кровавых ран — ни одна из птиц еще не приступала к трапезе.
— Нет, — дрожащим шепотом произнес он, — я не ваш завтрак. Мне очень жаль.
При звуке его голоса один ворон встряхнул крыльями, но никто из птиц не сдвинулся с места. Даже когда Кэсерил сел, птицы не поднялись в воздух.
Было еще темно, в голове мелькали обрывки странного сна. Он видел себя Дондо ди Джироналом, пирующим с приятелями и шлюхами в каком-то освещенном свечами и факелами зале. На толстых пальцах сверкали кольца. Он был сильно пьян и предвкушал, как лишит Исель невинности, сопровождая свои мысли непристойными жестами, когда… он вдруг закашлялся, в горле запершило, затем возникла нестерпимая боль. Горло распухло, стало невозможно дышать. Красные лица сотрапезников закружились перед его глазами, их смех и шутки сменились паникой при виде его делающегося пурпурным, раздувающегося тела. Крики, опрокинутые винные чаши, пугающий шепот: «Яд! Яд!».
Ни слова, ни стона не вылетало из отекшего горла, распухший язык не шевелился. Безмолвные конвульсии, бешеный стук сердца, разрывающая боль в груди и голове, темнота, сменяющаяся кровавыми вспышками перед меркнущим взором…