Страница:
– Вы хотите сказать, что в Америке живет две тысячи русских агентов, выдающих себя за американцев?
– Выдающих себя за американцев – не совсем точные слова. Они американцы. И первые выпускники этой школы попали в страну около пятнадцати лет назад. За это время они успели жениться и заиметь детей, которые уже играют в Малой лиге[15], а также нанести реальный вред.
– И никого из них не арестовали?
Айлеви отрицательно покачал головой.
– Я об этом не слышал. Ни одного из них даже не заметили. А кого нам искать? Того, кто пьет чай из стакана и путает при написании С и К?
– Кого-нибудь, кого уличат в шпионаже.
– Они, возможно, вовсе не занимаются шпионажем в традиционном смысле этого слова. Видимо, эти люди разделены на несколько категорий: «замороженные» агенты, всплывающие на поверхность после периода забвения, агенты на местах, агенты-вербовщики и тому подобное. У них надежные прикрытия, и они никогда не привлекают к себе внимание. Даже если мы уличим кого-нибудь в шпионаже, будет чрезвычайно трудно доказать, что этот парень родился и вырос в Волгограде, настолько крепкой окажется его легенда.
– Если вы приставите к его яйцам электроды и будете трясти, пока он не заговорит по-русски, то узнаете все.
– Вы в этом абсолютно уверены? А я вот не думаю, что этот парень заговорит по-русски. Ну, хорошо, даже если он выдаст себя, то какая от этого польза? Он же не является членом какой-либо ячейки. Они стремятся к тому, чтобы каждый действовал самостоятельно, оставаясь самим собой.
– Однако должен существовать «контролер». Кто-нибудь в советском представительстве в Вашингтоне, в делегации ООН в Нью-Йорке или в консульстве в Сан-Франциско. А какая от него польза, если он действует по собственной инициативе? Каким образом он сообщает о результатах своей работы? Не по рации же и не в записках.
– Он просто едет, как и любой другой американец, в отпуск за границу. Возможно, он даже отправляется в туристическую поездку в Москву. Насколько нам известно, все агентурные контакты происходят за границей.
Холлис подошел к высокой застекленной антикварной горке. На полочках стояли маленькие фарфоровые статуэтки: дамы восемнадцатого века в декольтированных платьях с золотыми локонами и кавалеры в панталонах и париках. Сэм подумал, что они могли бы быть французами или англичанами той же эпохи, но что-то в них было не то, что-то отличало их от того, что он видел в лондонском антикварном магазине. Холлис открыл дверцу и взял шестидюймовую статуэтку мужчины в костюме для верховой езды.
– Что это, Сэз? – спросил он. – Чье тут влияние? Татарское? Или казацкое? Почему они не совсем такие, как мы? Знаю, они могут внешне походить на скандинавов или немцев, как Буров, но дело не просто в генетике. Дело в абсолютном отличии в складе души и психологии, в наследственной памяти. Здесь сказались и долгие морозные зимы, и монгольские нашествия, и вечное чувство непохожести на людей с запада, и презрительное отношение Европы, и кириллица, и славянский фатализм, и отпечаток христианства... и кто знает, что еще здесь намешано, черт возьми. Но как бы там ни было, вы безошибочно определяете это, узнаете их, как знаток живописи распознает подделку с первого взгляда. – Холлис взглянул на статуэтку и бросил ее Айлеви. – Понимаете?
Сэз ловко поймал статуэтку.
– Разумеется, понимаю. Но подобным способом мы не сможем найти эти две тысячи человек. – Айлеви поставил статуэтку на место.
– Да, – согласился Холлис. Закрывая дверцу горки, он заметил палехскую шкатулку, купленную Лизой на Арбате. У него появилась странная мысль, что она сама могла оказаться продуктом этой школы, но, конечно же, это было невозможно, принимая во внимание ее прошлое, дважды проверенное службой разведки госдепартамента. Однако если и его пронзила такая мысль, то он представил себе, какое недоверие и подозрительность безудержно распространились бы в американском обществе, если бы стало известно, что в стране находятся две тысячи агентов КГБ.
– По-моему, мы обнаружили двух из них, – сказал Айлеви. – Здесь. В посольстве, Сэм. Прямо под нашим носом. У вас возникают какие-либо предположения?
Холлис задумался. Можно исключить мужчин и женщин, имеющих допуск к особо секретной работе. Тогда остаются неработающие жены, охранники из морской пехоты и обслуживающий персонал. Вдруг в памяти всплыли два имени, словно он знал об этом с самого начала. Ему припомнились обрывки разговоров, мелкие детали, показавшиеся ему немного странными, которым он, однако, не придал никакого значения, поскольку тогда не знал еще о «школе обаяния».
– Келлумы? – спросил Сэм.
– Тот же вывод сделали и мы, – подтвердил Айлеви. – Когда их нанимали, то подвергли всего лишь небольшому опросу, соответствующему их работе. Недавно я телеграфировал в Лэнгли. Как выяснилось, их прошлое неясно. Я предпринял новую проверку бармена, поваров, шоферов и всего американского обслуживающего персонала. Мы думали, что, сокращая русский обслуживающий персонал, избавляемся от проблем. Но как раз когда в обслуге стали работать американцы, бдительность охраны снизилась. Они свободно проходят куда угодно, ведь они американцы. Но, очевидно, среди них есть русский волк в овечьей шкуре, скопированной с авторской модели.
Холлис представил, как Келлумы шарят в его комнатах, в письменном столе, в его письмах. Буров знал даже то, сколько он пьет виски и какое нижнее белье предпочитает. Он мысленно представил себе Келлумов – симпатичную супружескую пару средних лет родом якобы из Милуоки – и вспомнил свои короткие разговоры с ними.
Казалось, Айлеви прочел его мысли.
– Ну что, вы и теперь будете утверждать, что Келлумы совсем непохожи на нас?
– Да нет, но и мы все непохожи друг на друга. Америка настолько же разнородна, как и Советский Союз. Мы с вами немного напоминаем прибалтийцев здесь, в России, однако в Прибалтике мы сошли бы за украинцев или белорусов. Они, должно быть, действуют также. Тот, кто разрабатывал, ну, скажем, бостонское произношение и легенду, не станет действовать в Бостоне, поскольку там это у него не пройдет. Да, Келлумы обвели меня вокруг пальца.
– Меня тоже. Но теперь это выяснилось, и мы можем немного очистить помещение. Тем не менее нанесен огромный вред. Мы вычислили только двоих, а предстоит разыскать еще около двух тысяч. Черт побери, нам придется придумать более эффективный способ выявления этих людей, рассеянных по всей Америке. Не говоря уже о военных базах и наших посольствах.
– Вы говорили, Сэз, что эти советские агенты уже переженились, завели знакомства, связи, имеют американских детей, ведут добродетельный образ жизни.
– И никто, никто из них не перебегал, отчасти потому, что у них нет причин для измены. А может быть, наградой за пятнадцати– или двадцатилетнюю службу служит выход в отставку – в Америке, если они пожелают. Насмешка или превратности судьбы... Разумеется, существуют и другие причины для ведения двойной жизни: идеологические соображения, деньги и страх. КГБ обладает возможностью стереть с лица земли семью человека и в России, и в Америке, если он их предаст. Но нельзя забывать, что эти люди – отборные агенты. Большинство из них не соблазнить «американским образом жизни», демократией или еще чем-нибудь...
– Вы так считаете?
Айлеви потер виски и ответил:
– Видите ли, Сэм, мы склонны переоценивать соблазны и высокий уровень нашей жизни. Я понимаю, это – ересь, однако это правда. Двести миллионов Иванов и Наташ не хотят ехать в Америку только потому, что у нас свобода и посудомоечные машины. В этом – некая чистота русской души, определенный фанатичный патриотизм, отчасти похожий на наш, и еще сохранившаяся ослиная вера в то, что в один прекрасный день у них все изменится в лучшую сторону. Русские всегда твердо стояли и боролись за то, чтобы защитить свою самобытность, культуру, язык и родину. Но вернемся к теме нашей встречи. Итак, у нас две проблемы. Первое – обнаружить и обезвредить тех, кто уже внедрен в американское общество. Второе – принять меры, чтобы эта школа прекратила свое существование.
– Вы забыли о третьей проблеме, Сэз. Надо вытащить оттуда летчиков.
– Да. Но это лишь часть ликвидации школы. А она крепкий орешек, если уже две тысячи агентов закрепились в Америке. Мне бы очень не хотелось говорить и даже так думать, но нам придется прожить с этим еще сорок или пятьдесят лет.
– Если Америка протянет так долго, – заметил Холлис.
– Итак, вот история, которую вы помогли раскрыть, Сэм.
– Что мне делать с этой информацией?
– Ну, полковник, несколько дней назад у нас было несколько решений. Однако сейчас, когда Додсон где-то на свободе, Фишер мертв, а вам удалось кое-что разнюхать да вдобавок раздразнить Бурова и теперь им известно о нашей осведомленности, эти решения накрылись. Они собираются тоже прикрыть свою школу и уничтожить все улики. Просто перенесут ее в другое место и предложат американской делегации посетить этот лес. К тому времени там окажется дом отдыха для московских пенсионеров или что-нибудь подобное. Так что, как вы верно заметили, нам нельзя медлить.
– Почему бы не начать с ареста Келлумов и заставить их говорить?
– Мне бы очень этого хотелось, но у нас пока нет доказательств того, что они русские агенты. КГБ не должен догадываться, что мы знаем больше, чем они полагают. Поэтому мы будем действовать по отношению к Келлумам очень осторожно. К тому же они могут оказаться настоящими американцами с полным набором гражданских прав.
– Так вы просите у меня помощи или нет?
– Вы можете помочь тем, что не будете создавать проблем.
– Я никогда не создавал проблем. Я хочу вытащить летчиков из тюрьмы и буду добиваться от вас этого, иначе буду действовать по собственному усмотрению.
– Да, – кивнул Айлеви. – Конечно, вы так и поступите. Думаю, если бы вы или любой другой военный рисковали жизнью трехсот агентов ЦРУ, то я поступил бы так же. Преданность – замечательная штука.
– Мне не нужна ваша похвала.
– Послушайте, Сэм, я посвятил вас абсолютно во все – в государственные секреты, в дипломатическую политику и настолько взрывоопасные проблемы, что они могут разрушить к чертовой матери советско-американские отношения на много лет. Я старался убедить вас в том, что мы не зеваем и не тянем время, как вы думаете. Мы разрабатываем план возвращения домой. И я искренне верю, что вы проявите благоразумие. Не надо, чтобы ваши люди в Пентагоне вмешивались во все это. О'кей?
– Хорошо, – ответил Холлис. Он ни секунды не сомневался, что последние слова Сэза – ложь.
– Ничего не рассказывайте Лизе. Ваше дело – удерживать ее от каких-либо действий. О'кей?
– Хорошо.
– Помните, что ваш статус персоны нон грата автоматически лишает вас дипломатической неприкосновенности. И предупредите об этом Лизу. Будьте предельно осторожны.
Глава 23
Глава 24
– Выдающих себя за американцев – не совсем точные слова. Они американцы. И первые выпускники этой школы попали в страну около пятнадцати лет назад. За это время они успели жениться и заиметь детей, которые уже играют в Малой лиге[15], а также нанести реальный вред.
– И никого из них не арестовали?
Айлеви отрицательно покачал головой.
– Я об этом не слышал. Ни одного из них даже не заметили. А кого нам искать? Того, кто пьет чай из стакана и путает при написании С и К?
– Кого-нибудь, кого уличат в шпионаже.
– Они, возможно, вовсе не занимаются шпионажем в традиционном смысле этого слова. Видимо, эти люди разделены на несколько категорий: «замороженные» агенты, всплывающие на поверхность после периода забвения, агенты на местах, агенты-вербовщики и тому подобное. У них надежные прикрытия, и они никогда не привлекают к себе внимание. Даже если мы уличим кого-нибудь в шпионаже, будет чрезвычайно трудно доказать, что этот парень родился и вырос в Волгограде, настолько крепкой окажется его легенда.
– Если вы приставите к его яйцам электроды и будете трясти, пока он не заговорит по-русски, то узнаете все.
– Вы в этом абсолютно уверены? А я вот не думаю, что этот парень заговорит по-русски. Ну, хорошо, даже если он выдаст себя, то какая от этого польза? Он же не является членом какой-либо ячейки. Они стремятся к тому, чтобы каждый действовал самостоятельно, оставаясь самим собой.
– Однако должен существовать «контролер». Кто-нибудь в советском представительстве в Вашингтоне, в делегации ООН в Нью-Йорке или в консульстве в Сан-Франциско. А какая от него польза, если он действует по собственной инициативе? Каким образом он сообщает о результатах своей работы? Не по рации же и не в записках.
– Он просто едет, как и любой другой американец, в отпуск за границу. Возможно, он даже отправляется в туристическую поездку в Москву. Насколько нам известно, все агентурные контакты происходят за границей.
Холлис подошел к высокой застекленной антикварной горке. На полочках стояли маленькие фарфоровые статуэтки: дамы восемнадцатого века в декольтированных платьях с золотыми локонами и кавалеры в панталонах и париках. Сэм подумал, что они могли бы быть французами или англичанами той же эпохи, но что-то в них было не то, что-то отличало их от того, что он видел в лондонском антикварном магазине. Холлис открыл дверцу и взял шестидюймовую статуэтку мужчины в костюме для верховой езды.
– Что это, Сэз? – спросил он. – Чье тут влияние? Татарское? Или казацкое? Почему они не совсем такие, как мы? Знаю, они могут внешне походить на скандинавов или немцев, как Буров, но дело не просто в генетике. Дело в абсолютном отличии в складе души и психологии, в наследственной памяти. Здесь сказались и долгие морозные зимы, и монгольские нашествия, и вечное чувство непохожести на людей с запада, и презрительное отношение Европы, и кириллица, и славянский фатализм, и отпечаток христианства... и кто знает, что еще здесь намешано, черт возьми. Но как бы там ни было, вы безошибочно определяете это, узнаете их, как знаток живописи распознает подделку с первого взгляда. – Холлис взглянул на статуэтку и бросил ее Айлеви. – Понимаете?
Сэз ловко поймал статуэтку.
– Разумеется, понимаю. Но подобным способом мы не сможем найти эти две тысячи человек. – Айлеви поставил статуэтку на место.
– Да, – согласился Холлис. Закрывая дверцу горки, он заметил палехскую шкатулку, купленную Лизой на Арбате. У него появилась странная мысль, что она сама могла оказаться продуктом этой школы, но, конечно же, это было невозможно, принимая во внимание ее прошлое, дважды проверенное службой разведки госдепартамента. Однако если и его пронзила такая мысль, то он представил себе, какое недоверие и подозрительность безудержно распространились бы в американском обществе, если бы стало известно, что в стране находятся две тысячи агентов КГБ.
– По-моему, мы обнаружили двух из них, – сказал Айлеви. – Здесь. В посольстве, Сэм. Прямо под нашим носом. У вас возникают какие-либо предположения?
Холлис задумался. Можно исключить мужчин и женщин, имеющих допуск к особо секретной работе. Тогда остаются неработающие жены, охранники из морской пехоты и обслуживающий персонал. Вдруг в памяти всплыли два имени, словно он знал об этом с самого начала. Ему припомнились обрывки разговоров, мелкие детали, показавшиеся ему немного странными, которым он, однако, не придал никакого значения, поскольку тогда не знал еще о «школе обаяния».
– Келлумы? – спросил Сэм.
– Тот же вывод сделали и мы, – подтвердил Айлеви. – Когда их нанимали, то подвергли всего лишь небольшому опросу, соответствующему их работе. Недавно я телеграфировал в Лэнгли. Как выяснилось, их прошлое неясно. Я предпринял новую проверку бармена, поваров, шоферов и всего американского обслуживающего персонала. Мы думали, что, сокращая русский обслуживающий персонал, избавляемся от проблем. Но как раз когда в обслуге стали работать американцы, бдительность охраны снизилась. Они свободно проходят куда угодно, ведь они американцы. Но, очевидно, среди них есть русский волк в овечьей шкуре, скопированной с авторской модели.
Холлис представил, как Келлумы шарят в его комнатах, в письменном столе, в его письмах. Буров знал даже то, сколько он пьет виски и какое нижнее белье предпочитает. Он мысленно представил себе Келлумов – симпатичную супружескую пару средних лет родом якобы из Милуоки – и вспомнил свои короткие разговоры с ними.
Казалось, Айлеви прочел его мысли.
– Ну что, вы и теперь будете утверждать, что Келлумы совсем непохожи на нас?
– Да нет, но и мы все непохожи друг на друга. Америка настолько же разнородна, как и Советский Союз. Мы с вами немного напоминаем прибалтийцев здесь, в России, однако в Прибалтике мы сошли бы за украинцев или белорусов. Они, должно быть, действуют также. Тот, кто разрабатывал, ну, скажем, бостонское произношение и легенду, не станет действовать в Бостоне, поскольку там это у него не пройдет. Да, Келлумы обвели меня вокруг пальца.
– Меня тоже. Но теперь это выяснилось, и мы можем немного очистить помещение. Тем не менее нанесен огромный вред. Мы вычислили только двоих, а предстоит разыскать еще около двух тысяч. Черт побери, нам придется придумать более эффективный способ выявления этих людей, рассеянных по всей Америке. Не говоря уже о военных базах и наших посольствах.
– Вы говорили, Сэз, что эти советские агенты уже переженились, завели знакомства, связи, имеют американских детей, ведут добродетельный образ жизни.
– И никто, никто из них не перебегал, отчасти потому, что у них нет причин для измены. А может быть, наградой за пятнадцати– или двадцатилетнюю службу служит выход в отставку – в Америке, если они пожелают. Насмешка или превратности судьбы... Разумеется, существуют и другие причины для ведения двойной жизни: идеологические соображения, деньги и страх. КГБ обладает возможностью стереть с лица земли семью человека и в России, и в Америке, если он их предаст. Но нельзя забывать, что эти люди – отборные агенты. Большинство из них не соблазнить «американским образом жизни», демократией или еще чем-нибудь...
– Вы так считаете?
Айлеви потер виски и ответил:
– Видите ли, Сэм, мы склонны переоценивать соблазны и высокий уровень нашей жизни. Я понимаю, это – ересь, однако это правда. Двести миллионов Иванов и Наташ не хотят ехать в Америку только потому, что у нас свобода и посудомоечные машины. В этом – некая чистота русской души, определенный фанатичный патриотизм, отчасти похожий на наш, и еще сохранившаяся ослиная вера в то, что в один прекрасный день у них все изменится в лучшую сторону. Русские всегда твердо стояли и боролись за то, чтобы защитить свою самобытность, культуру, язык и родину. Но вернемся к теме нашей встречи. Итак, у нас две проблемы. Первое – обнаружить и обезвредить тех, кто уже внедрен в американское общество. Второе – принять меры, чтобы эта школа прекратила свое существование.
– Вы забыли о третьей проблеме, Сэз. Надо вытащить оттуда летчиков.
– Да. Но это лишь часть ликвидации школы. А она крепкий орешек, если уже две тысячи агентов закрепились в Америке. Мне бы очень не хотелось говорить и даже так думать, но нам придется прожить с этим еще сорок или пятьдесят лет.
– Если Америка протянет так долго, – заметил Холлис.
– Итак, вот история, которую вы помогли раскрыть, Сэм.
– Что мне делать с этой информацией?
– Ну, полковник, несколько дней назад у нас было несколько решений. Однако сейчас, когда Додсон где-то на свободе, Фишер мертв, а вам удалось кое-что разнюхать да вдобавок раздразнить Бурова и теперь им известно о нашей осведомленности, эти решения накрылись. Они собираются тоже прикрыть свою школу и уничтожить все улики. Просто перенесут ее в другое место и предложат американской делегации посетить этот лес. К тому времени там окажется дом отдыха для московских пенсионеров или что-нибудь подобное. Так что, как вы верно заметили, нам нельзя медлить.
– Почему бы не начать с ареста Келлумов и заставить их говорить?
– Мне бы очень этого хотелось, но у нас пока нет доказательств того, что они русские агенты. КГБ не должен догадываться, что мы знаем больше, чем они полагают. Поэтому мы будем действовать по отношению к Келлумам очень осторожно. К тому же они могут оказаться настоящими американцами с полным набором гражданских прав.
– Так вы просите у меня помощи или нет?
– Вы можете помочь тем, что не будете создавать проблем.
– Я никогда не создавал проблем. Я хочу вытащить летчиков из тюрьмы и буду добиваться от вас этого, иначе буду действовать по собственному усмотрению.
– Да, – кивнул Айлеви. – Конечно, вы так и поступите. Думаю, если бы вы или любой другой военный рисковали жизнью трехсот агентов ЦРУ, то я поступил бы так же. Преданность – замечательная штука.
– Мне не нужна ваша похвала.
– Послушайте, Сэм, я посвятил вас абсолютно во все – в государственные секреты, в дипломатическую политику и настолько взрывоопасные проблемы, что они могут разрушить к чертовой матери советско-американские отношения на много лет. Я старался убедить вас в том, что мы не зеваем и не тянем время, как вы думаете. Мы разрабатываем план возвращения домой. И я искренне верю, что вы проявите благоразумие. Не надо, чтобы ваши люди в Пентагоне вмешивались во все это. О'кей?
– Хорошо, – ответил Холлис. Он ни секунды не сомневался, что последние слова Сэза – ложь.
– Ничего не рассказывайте Лизе. Ваше дело – удерживать ее от каких-либо действий. О'кей?
– Хорошо.
– Помните, что ваш статус персоны нон грата автоматически лишает вас дипломатической неприкосновенности. И предупредите об этом Лизу. Будьте предельно осторожны.
Глава 23
Холлис стоял в гостиной среди упакованных коробок и ящиков. Он услышал, как открылась входная дверь, и решил, что пришла Лиза.
Она просила ключ от его квартиры, и Сэм дал ей его. Холлис вышел на лестницу и сверху увидел, что к нему направляются Келлумы.
– О, привет, полковник, – улыбнулся ему Дик Келлум. – Мы не ожидали, что вы у себя.
Сэм улыбнулся в ответ.
– Мне больше нечего делать в офисе, – сказал он, пропуская Келлумов в гостиную.
Энн Келлум несла таз с выстиранными вещами.
– Может быть, нам зайти к вам в другой раз? – извиняющимся тоном спросила она.
– Нет-нет, миссис Келлум, можете приходить когда угодно и делать уборку.
– О, они уже все упаковали.
– Да, почти все. Поэтому, если будете убираться, то только в ванной и на кухне.
Дик Келлум, с ведром в руке, подошел к коробке.
– Знаете, полковник, иногда мне интересно, что думают о нас русские, зная, что для упаковки вещей мы нанимаем немцев, своих больных отправляем лечиться в Финляндию и Англию, а для мелкого ремонта в посольстве приглашаем европейцев. Должно быть, это немного оскорбляет их, верно?
«И это говоришь мне ты, Иван», – подумал Холлис, а вслух сказал:
– Их не так-то просто обидеть, Дик.
Он посмотрел на Келлумов. Обоим было около пятидесяти. Оба смуглые, с черными, тронутыми сединой волосами и темными глазами. Походка их говорила о том, что всю жизнь они исполняли тяжелую работу прислуги.
– А ваш пылесос упаковали? – спросила Энн Келлум.
– Вероятно. Да вы не беспокойтесь. Сделаете уборку для будущего жильца после моего отъезда.
– А уже известно, кто заменит вас, полковник?
– Да, полковник Филдз. Я знаком с ним и его женой. Он приезжает на днях, а его жена чуть позже.
– Не знаете, дама будет работать?
– Полагаю, будет. Она учительница и, видимо, постарается получить место в англо-американской школе.
– О'кей, – сказала миссис Келлум. – Значит, с распорядком дня будет проще.
– Наверное, – ответил Холлис.
Мистер Келлум взял свое ведро:
– Отнесу наверх, – сказал он и отправился в ванную на второй этаж.
Миссис Келлум проводила мужа взглядом и, понизив голос, обратилась к Холлису:
– Полковник, это, конечно, меня не касается и вы можете приказать мне заткнуться, но вы вернетесь к миссис Холлис? Она все еще в Лондоне?
– Не знаю, миссис Келлум.
– Знаете, полковник, нам с Диком вы очень нравитесь, и я разговаривала с ним об этом, однако, по-моему, вы должны знать, что ваша жена... миссис Холлис... – Она пристально взглянула на него, затем отвернулась. – Ну, ее видели тут с одним джентльменом из коммерческого отдела. Я не могу назвать его имя, но всякий раз, когда вы уходили в город или ездили по делам в Ленинград, он заглядывал сюда.
Холлис услышал, как снова открылась входная дверь. Миссис Келлум схватила тряпку и ушла на кухню.
Но на этот раз это оказалась Лиза.
– Ты один? – окликнула она Сэма, поднимаясь по лестнице. – Эй, я поймала тебя? Ты что, там с кем-то трахаешься?
Холлис вышел ей навстречу.
– Привет, Лиза.
– По крайней мере, ты в трусах, – заметила она.
– Здесь мистер и миссис Келлум.
Она с притворно-испуганным видом приложила ладонь ко рту, и щеки ее покраснели.
– Что же ты мне раньше не сказал, идиот?! – прошептала она.
– Я только что это сделал.
– Как ты думаешь, они меня слышали?
Она уткнулась лицом ему в грудь и с трудом сдерживала смех.
– Через час это разнесется по всему посольству. О, Господи, ну и отмочила я номер.
– Они люди осторожные, – сказал Сэм, целуя ее. – Почему бы нам не пойти к тебе?
Лиза огляделась вокруг.
– У меня тоже страшный беспорядок. Давай выйдем в город. Сегодня замечательная погода.
Холлис секунду поколебался, потом согласился.
– Хорошо. Миссис Келлум! Я ухожу! – крикнул он.
Та появилась на пороге гостиной.
– О, мисс Родз, а я не знала, что вы здесь.
Лиза обменялась с Холлисом понимающими улыбками.
– Привет, Энн, – поздоровалась Лиза. – Тут дел много, не так ли?
– Да. Вас тоже упаковали?
– Все-все упаковали.
– Вам грустно, что уезжаете?
– Очень.
– Не понимаю, почему бы им не дать вам еще какую-нибудь возможность?
– Ну, тут даже самое маленькое нарушение очень серьезно воспринимается.
– Здесь все – нарушение! Ни тебе свободы, ничего... К вам кто-нибудь переедет?
– Не думаю, что пришлют замену. По-моему, бесполезно присылать сюда кого-нибудь, если уже приходится...
– Пошли, Лиза, – перебил Холлис. – Всего хорошего, миссис Келлум. Еще увидимся до отъезда.
– Надеюсь, полковник.
Он взял Лизу за руку и потащил ее вниз по лестнице.
Они вышли на улицу через калитку у казарм морских пехотинцев.
– Куда бы ты хотела пойти, Лиза?
– Да никуда конкретно. Давай просто прогуляемся по улице Горького, зайдем в кафе, выпьем там кофе со сливками и пирожным.
– Ладно, пошли.
– Ты знаешь, Сэм, во мне развилась какая-то извращенная любовь к этому городу и его жителям.
– И кое-кто из них следует за нами.
– Разве за нами следят? – Лиза осмотрелась по сторонам.
– Именно так.
– Ты уверен? Не думаю, что за мной все время следили.
– Ну, время от времени они следят за каждым. Но что касается военных атташе, то тут они все время ходят по пятам. Мы должны оторваться от них. И это довольно легко делается в метро. Просто держись за меня. Вот тебе пять копеек.
– О'кей. А кого это волнует, если даже за нами следят. Мы ведь ничего особенного не делаем.
– Дело принципа. К тому же у них для нас готов номер в Лефортове.
– О!
На метро они доехали до центра и сделали несколько пересадок на наиболее многолюдных станциях.
– Мы оторвались от них на площади Революции, – успокоил ее Сэм.
– Откуда ты знаешь?
– Я заметил их на платформе, когда поезд уже отходил.
– Ты уверен, что это были они?
– Надеюсь, да.
– Ловко! Вот это – романтика! Удирать от КГБ! – Она посмотрела на часы. – Скоро час. Я голодна как волк. Чья очередь покупать еду?
– По-моему, в «Лефортово» ты забыла расплатиться. Значит, твоя.
– Хорошо, – она коснулась его руки. – А знаешь, Сэм, мой босс Кей Хоффман посоветовала мне не связываться с женатым мужчиной.
– Неужели? Она случайно не ведет рубрику полезных советов?
– Будь серьезен, Сэм. Она нечто вроде моего наставника. Кей говорит, что любой женатый мужчина возвращается к своей жене или просто видит в тебе «промежуточную женщину».
Они вышли из метро на станции «ВДНХ», и Холлис повел Лизу через Проспект Мира к отелю «Космос».
– Ты приглашаешь меня на ленч?
– Нет.
В отеле Холлис отыскал бюро по обслуживанию иностранных туристов и нанял машину с водителем.
– Куда мы поедем? – спросила Лиза.
– Это сюрприз.
К ним подошел мужчина лет тридцати и представился как Саша. Он подвел их к черной «волге». Холлис написал что-то по-русски на клочке бумаги и протянул листок водителю. Тот взглянул на него и отрицательно покачал головой.
– Нельзя, – по-русски сказал он.
Холлис протянул ему десятидолларовую купюру и снова по-русски попросил:
– Ну будьте же хорошим парнем. Ведь никто не узнает.
Саша посмотрел на Холлиса, взял десятку и включил двигатель.
– О'кей.
Лиза быстро скользнула в машину и прижалась к Холлису.
– Это нарушение и маршрута, и обращения с валютой. На этот раз ты превзошел самого себя.
Они направились по проспекту Мира на север, выехали на Окружную и свернули на юго-восток.
Саша свернул на автостраду Минск – Москва. Лиза повернулась к Холлису:
– Надеюсь, это не Бородино?..
– Ну что ты...
Через несколько минут он кивнул ей на указатель:
– Переделкино! – воскликнула она и поцеловала Холлиса в щеку. – О, до чего же ты милый!
Саша остановил машину у небольшой калитки в стене.
– Приехали.
На засыпанном снегом кладбище собрались юноши и девушки. Они стояли вокруг белой надгробной плиты, на которой было вырезано лицо и простенькая надпись: «Борис Пастернак, 1890 – 1960». На снегу лежали живые цветы, а по рукам ходила книга стихов, которые молодые люди читали по очереди. Они сразу заметили Лизу и Холлиса, и когда одна из девушек как бы вопрошающе подняла книгу, Сэм сказал:
– Мне бы очень хотелось что-нибудь прочитать. – Он выбрал одно стихотворение из «Доктора Живаго» и заметил, что это вызвало у Лизы улыбку. Холлис передал ей книгу, и Лиза прочитала из «Гефсиманского сада»:
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил отца.
На обратном пути в Москву она спросила:
– Ты бы мог вообразить такое в Америке? Людей, приехавших на могилу поэта?
– Нет, думаю, не смог бы. Однако, по-моему, русские делают это не только из любви к поэзии, но и из чувства протеста. Если бы власти превратили эту могилу в место национального поклонения, ты бы встретила там намного меньше любителей поэзии.
– Как это цинично с твоей стороны. По-моему, ты не прав.
– Возможно.
Они попросили Сашу прокатить их по Москве. Когда они приехали на Ленинские горы, уже смеркалось. Лиза и Холлис смотрели на город с площадки обозрения. Она крепко прижалась к Сэму и прошептала:
– Спасибо тебе за этот прекрасный день.
Саша стоял в нескольких шагах от них и курил сигарету. Он поймал взгляд Холлиса и улыбнулся:
– Многие влюбленные приходят сюда. И вон туда... видите этот холм? Это Поклонная гора. В древности, отправляясь в военный поход или просто в путешествие в дальние страны, русские отдавали здесь последний поклон, прощаясь со своей родиной, со своим городом. Вон там внизу киностудия «Мосфильм». Видите эти дома? А вон – гостиница «Украина». Сталин знал, как строить здания, чтобы они сохранялись на века. Там Киевский вокзал, а вон – новый цирк... видите купол? А здесь, где мы с вами стоим, каждый декабрь собираются студенты в годовщину смерти Джона Леннона и поют песни. Вас это удивляет? Русские любят поэтов и музыкантов.
Лиза указала на золотые купола.
– Скажите, Саша, это не Новодевичий монастырь?
– Совершенно верно. Царь Петр заточил сюда свою первую жену и сестру Софью на всю жизнь. – Он улыбнулся Холлису. – Правда, и сейчас непросто избавиться от некоторых женщин. Вы бы съездили туда в воскресенье. В соборе идет служба. Это очень... интересно. Посмотрите кладбище. Вам нравятся наши писатели? Там похоронен Чехов.
– А Гоголь? – спросил Холлис.
– Его могила тоже там. Еще там похоронен Хрущев и другие члены партии, – продолжал Саша. – Они все хотели лежать в освященной земле. Парадокс, правда?
– Нам пора, – сказал Холлис.
– У вас осталось еще два оплаченных часа, – заметил Саша.
– По-моему, достаточно.
– Тогда приглашаю вас к себе домой на обед. Моя жена всегда хотела встретиться с американцами. Я обещал ей, что приведу кого-нибудь домой. Вы первые из всех американцев, кого я возил, так хорошо говорите по-русски. К тому же вы мне нравитесь.
– Спасибо вам огромное, но мы не можем.
– Я знаю, кто вы. Вчера вечером я видел ваши фотографии по телевидению. У нас теперь гласность и это не имеет значения.
– Боюсь, что это все же имеет значение. Для вас, а не для нас. Вы знаете, где находится американское посольство?
– Кто же этого не знает?
– Сейчас мы поедем туда.
Они направились к «волге».
В машине Лиза положила руку Холлису на плечо.
– Ты занят сегодня вечером?
– Примерно до девяти, у меня назначена встреча.
– Я думала, что ты освобожден от своих обязанностей.
– Я только проведу краткий инструктаж.
– Я буду тебя ждать, Сэм.
– Если хочешь, я переселюсь к тебе на всю оставшуюся неделю.
– Отлично, – обрадовалась она. – Перебирайся. Подразним наших сослуживцев. – Помолчав, спросила: – Ты по-прежнему занимаешься этим делом, Сэм, правда? Ты все еще работаешь с Сэзом?
– На этой войне от службы сразу не освобождают.
Он наклонился вперед к водительскому сиденью.
– Не притормаживайте, пока не доедем до ворот посольства, и остановитесь как можно ближе к ним, – попросил он Сашу. – Мы сразу выскочим из машины, так что давайте попрощаемся сейчас.
– До свидания, – вздохнул Саша. – Жаль, что вы не заехали ко мне на обед.
Холлис надвинул шляпу на лоб и скользнул пониже на сиденье. Лиза опустилась рядом с ним.
– Так нужно? – спросила она.
– Нет, просто я решил позабавиться.
Они уже подъезжали к посольству. «Волга», не сбавляя скорости, резко вильнула к тротуару, Саша резко затормозил. Холлис открыл дверцу, и они с Лизой выскочили из машины. Он схватил ее за руку и потащил мимо милицейского поста.
– Стой! Паспорт! – заорали милиционеры.
Холлис окликнул морского пехотинца:
– Побыстрее, сынок!
Ворота начали медленно открываться. Сэм пропихнул Лизу в образовавшуюся щель, затем проскочил за ней. Он оглянулся на двух милиционеров, свирепо смотревших ему вслед.
– Думаю, на сегодня мы наигрались в «плащи и шпаги», – облегченно вздохнула Лиза. – Пойду-ка я чего-нибудь выпью, а потом перенесу твои вещи к себе, пока ты будешь заниматься своими делами. Может быть, мне помогут Келлумы.
– Нет, лучше мы это сделаем вместе, когда я освобожусь. О'кей?
– Хорошо. Спасибо тебе за сегодняшний день, Сэм.
Она просила ключ от его квартиры, и Сэм дал ей его. Холлис вышел на лестницу и сверху увидел, что к нему направляются Келлумы.
– О, привет, полковник, – улыбнулся ему Дик Келлум. – Мы не ожидали, что вы у себя.
Сэм улыбнулся в ответ.
– Мне больше нечего делать в офисе, – сказал он, пропуская Келлумов в гостиную.
Энн Келлум несла таз с выстиранными вещами.
– Может быть, нам зайти к вам в другой раз? – извиняющимся тоном спросила она.
– Нет-нет, миссис Келлум, можете приходить когда угодно и делать уборку.
– О, они уже все упаковали.
– Да, почти все. Поэтому, если будете убираться, то только в ванной и на кухне.
Дик Келлум, с ведром в руке, подошел к коробке.
– Знаете, полковник, иногда мне интересно, что думают о нас русские, зная, что для упаковки вещей мы нанимаем немцев, своих больных отправляем лечиться в Финляндию и Англию, а для мелкого ремонта в посольстве приглашаем европейцев. Должно быть, это немного оскорбляет их, верно?
«И это говоришь мне ты, Иван», – подумал Холлис, а вслух сказал:
– Их не так-то просто обидеть, Дик.
Он посмотрел на Келлумов. Обоим было около пятидесяти. Оба смуглые, с черными, тронутыми сединой волосами и темными глазами. Походка их говорила о том, что всю жизнь они исполняли тяжелую работу прислуги.
– А ваш пылесос упаковали? – спросила Энн Келлум.
– Вероятно. Да вы не беспокойтесь. Сделаете уборку для будущего жильца после моего отъезда.
– А уже известно, кто заменит вас, полковник?
– Да, полковник Филдз. Я знаком с ним и его женой. Он приезжает на днях, а его жена чуть позже.
– Не знаете, дама будет работать?
– Полагаю, будет. Она учительница и, видимо, постарается получить место в англо-американской школе.
– О'кей, – сказала миссис Келлум. – Значит, с распорядком дня будет проще.
– Наверное, – ответил Холлис.
Мистер Келлум взял свое ведро:
– Отнесу наверх, – сказал он и отправился в ванную на второй этаж.
Миссис Келлум проводила мужа взглядом и, понизив голос, обратилась к Холлису:
– Полковник, это, конечно, меня не касается и вы можете приказать мне заткнуться, но вы вернетесь к миссис Холлис? Она все еще в Лондоне?
– Не знаю, миссис Келлум.
– Знаете, полковник, нам с Диком вы очень нравитесь, и я разговаривала с ним об этом, однако, по-моему, вы должны знать, что ваша жена... миссис Холлис... – Она пристально взглянула на него, затем отвернулась. – Ну, ее видели тут с одним джентльменом из коммерческого отдела. Я не могу назвать его имя, но всякий раз, когда вы уходили в город или ездили по делам в Ленинград, он заглядывал сюда.
Холлис услышал, как снова открылась входная дверь. Миссис Келлум схватила тряпку и ушла на кухню.
Но на этот раз это оказалась Лиза.
– Ты один? – окликнула она Сэма, поднимаясь по лестнице. – Эй, я поймала тебя? Ты что, там с кем-то трахаешься?
Холлис вышел ей навстречу.
– Привет, Лиза.
– По крайней мере, ты в трусах, – заметила она.
– Здесь мистер и миссис Келлум.
Она с притворно-испуганным видом приложила ладонь ко рту, и щеки ее покраснели.
– Что же ты мне раньше не сказал, идиот?! – прошептала она.
– Я только что это сделал.
– Как ты думаешь, они меня слышали?
Она уткнулась лицом ему в грудь и с трудом сдерживала смех.
– Через час это разнесется по всему посольству. О, Господи, ну и отмочила я номер.
– Они люди осторожные, – сказал Сэм, целуя ее. – Почему бы нам не пойти к тебе?
Лиза огляделась вокруг.
– У меня тоже страшный беспорядок. Давай выйдем в город. Сегодня замечательная погода.
Холлис секунду поколебался, потом согласился.
– Хорошо. Миссис Келлум! Я ухожу! – крикнул он.
Та появилась на пороге гостиной.
– О, мисс Родз, а я не знала, что вы здесь.
Лиза обменялась с Холлисом понимающими улыбками.
– Привет, Энн, – поздоровалась Лиза. – Тут дел много, не так ли?
– Да. Вас тоже упаковали?
– Все-все упаковали.
– Вам грустно, что уезжаете?
– Очень.
– Не понимаю, почему бы им не дать вам еще какую-нибудь возможность?
– Ну, тут даже самое маленькое нарушение очень серьезно воспринимается.
– Здесь все – нарушение! Ни тебе свободы, ничего... К вам кто-нибудь переедет?
– Не думаю, что пришлют замену. По-моему, бесполезно присылать сюда кого-нибудь, если уже приходится...
– Пошли, Лиза, – перебил Холлис. – Всего хорошего, миссис Келлум. Еще увидимся до отъезда.
– Надеюсь, полковник.
Он взял Лизу за руку и потащил ее вниз по лестнице.
Они вышли на улицу через калитку у казарм морских пехотинцев.
– Куда бы ты хотела пойти, Лиза?
– Да никуда конкретно. Давай просто прогуляемся по улице Горького, зайдем в кафе, выпьем там кофе со сливками и пирожным.
– Ладно, пошли.
– Ты знаешь, Сэм, во мне развилась какая-то извращенная любовь к этому городу и его жителям.
– И кое-кто из них следует за нами.
– Разве за нами следят? – Лиза осмотрелась по сторонам.
– Именно так.
– Ты уверен? Не думаю, что за мной все время следили.
– Ну, время от времени они следят за каждым. Но что касается военных атташе, то тут они все время ходят по пятам. Мы должны оторваться от них. И это довольно легко делается в метро. Просто держись за меня. Вот тебе пять копеек.
– О'кей. А кого это волнует, если даже за нами следят. Мы ведь ничего особенного не делаем.
– Дело принципа. К тому же у них для нас готов номер в Лефортове.
– О!
На метро они доехали до центра и сделали несколько пересадок на наиболее многолюдных станциях.
– Мы оторвались от них на площади Революции, – успокоил ее Сэм.
– Откуда ты знаешь?
– Я заметил их на платформе, когда поезд уже отходил.
– Ты уверен, что это были они?
– Надеюсь, да.
– Ловко! Вот это – романтика! Удирать от КГБ! – Она посмотрела на часы. – Скоро час. Я голодна как волк. Чья очередь покупать еду?
– По-моему, в «Лефортово» ты забыла расплатиться. Значит, твоя.
– Хорошо, – она коснулась его руки. – А знаешь, Сэм, мой босс Кей Хоффман посоветовала мне не связываться с женатым мужчиной.
– Неужели? Она случайно не ведет рубрику полезных советов?
– Будь серьезен, Сэм. Она нечто вроде моего наставника. Кей говорит, что любой женатый мужчина возвращается к своей жене или просто видит в тебе «промежуточную женщину».
Они вышли из метро на станции «ВДНХ», и Холлис повел Лизу через Проспект Мира к отелю «Космос».
– Ты приглашаешь меня на ленч?
– Нет.
В отеле Холлис отыскал бюро по обслуживанию иностранных туристов и нанял машину с водителем.
– Куда мы поедем? – спросила Лиза.
– Это сюрприз.
К ним подошел мужчина лет тридцати и представился как Саша. Он подвел их к черной «волге». Холлис написал что-то по-русски на клочке бумаги и протянул листок водителю. Тот взглянул на него и отрицательно покачал головой.
– Нельзя, – по-русски сказал он.
Холлис протянул ему десятидолларовую купюру и снова по-русски попросил:
– Ну будьте же хорошим парнем. Ведь никто не узнает.
Саша посмотрел на Холлиса, взял десятку и включил двигатель.
– О'кей.
Лиза быстро скользнула в машину и прижалась к Холлису.
– Это нарушение и маршрута, и обращения с валютой. На этот раз ты превзошел самого себя.
Они направились по проспекту Мира на север, выехали на Окружную и свернули на юго-восток.
Саша свернул на автостраду Минск – Москва. Лиза повернулась к Холлису:
– Надеюсь, это не Бородино?..
– Ну что ты...
Через несколько минут он кивнул ей на указатель:
– Переделкино! – воскликнула она и поцеловала Холлиса в щеку. – О, до чего же ты милый!
Саша остановил машину у небольшой калитки в стене.
– Приехали.
На засыпанном снегом кладбище собрались юноши и девушки. Они стояли вокруг белой надгробной плиты, на которой было вырезано лицо и простенькая надпись: «Борис Пастернак, 1890 – 1960». На снегу лежали живые цветы, а по рукам ходила книга стихов, которые молодые люди читали по очереди. Они сразу заметили Лизу и Холлиса, и когда одна из девушек как бы вопрошающе подняла книгу, Сэм сказал:
– Мне бы очень хотелось что-нибудь прочитать. – Он выбрал одно стихотворение из «Доктора Живаго» и заметил, что это вызвало у Лизы улыбку. Холлис передал ей книгу, и Лиза прочитала из «Гефсиманского сада»:
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил отца.
На обратном пути в Москву она спросила:
– Ты бы мог вообразить такое в Америке? Людей, приехавших на могилу поэта?
– Нет, думаю, не смог бы. Однако, по-моему, русские делают это не только из любви к поэзии, но и из чувства протеста. Если бы власти превратили эту могилу в место национального поклонения, ты бы встретила там намного меньше любителей поэзии.
– Как это цинично с твоей стороны. По-моему, ты не прав.
– Возможно.
Они попросили Сашу прокатить их по Москве. Когда они приехали на Ленинские горы, уже смеркалось. Лиза и Холлис смотрели на город с площадки обозрения. Она крепко прижалась к Сэму и прошептала:
– Спасибо тебе за этот прекрасный день.
Саша стоял в нескольких шагах от них и курил сигарету. Он поймал взгляд Холлиса и улыбнулся:
– Многие влюбленные приходят сюда. И вон туда... видите этот холм? Это Поклонная гора. В древности, отправляясь в военный поход или просто в путешествие в дальние страны, русские отдавали здесь последний поклон, прощаясь со своей родиной, со своим городом. Вон там внизу киностудия «Мосфильм». Видите эти дома? А вон – гостиница «Украина». Сталин знал, как строить здания, чтобы они сохранялись на века. Там Киевский вокзал, а вон – новый цирк... видите купол? А здесь, где мы с вами стоим, каждый декабрь собираются студенты в годовщину смерти Джона Леннона и поют песни. Вас это удивляет? Русские любят поэтов и музыкантов.
Лиза указала на золотые купола.
– Скажите, Саша, это не Новодевичий монастырь?
– Совершенно верно. Царь Петр заточил сюда свою первую жену и сестру Софью на всю жизнь. – Он улыбнулся Холлису. – Правда, и сейчас непросто избавиться от некоторых женщин. Вы бы съездили туда в воскресенье. В соборе идет служба. Это очень... интересно. Посмотрите кладбище. Вам нравятся наши писатели? Там похоронен Чехов.
– А Гоголь? – спросил Холлис.
– Его могила тоже там. Еще там похоронен Хрущев и другие члены партии, – продолжал Саша. – Они все хотели лежать в освященной земле. Парадокс, правда?
– Нам пора, – сказал Холлис.
– У вас осталось еще два оплаченных часа, – заметил Саша.
– По-моему, достаточно.
– Тогда приглашаю вас к себе домой на обед. Моя жена всегда хотела встретиться с американцами. Я обещал ей, что приведу кого-нибудь домой. Вы первые из всех американцев, кого я возил, так хорошо говорите по-русски. К тому же вы мне нравитесь.
– Спасибо вам огромное, но мы не можем.
– Я знаю, кто вы. Вчера вечером я видел ваши фотографии по телевидению. У нас теперь гласность и это не имеет значения.
– Боюсь, что это все же имеет значение. Для вас, а не для нас. Вы знаете, где находится американское посольство?
– Кто же этого не знает?
– Сейчас мы поедем туда.
Они направились к «волге».
В машине Лиза положила руку Холлису на плечо.
– Ты занят сегодня вечером?
– Примерно до девяти, у меня назначена встреча.
– Я думала, что ты освобожден от своих обязанностей.
– Я только проведу краткий инструктаж.
– Я буду тебя ждать, Сэм.
– Если хочешь, я переселюсь к тебе на всю оставшуюся неделю.
– Отлично, – обрадовалась она. – Перебирайся. Подразним наших сослуживцев. – Помолчав, спросила: – Ты по-прежнему занимаешься этим делом, Сэм, правда? Ты все еще работаешь с Сэзом?
– На этой войне от службы сразу не освобождают.
Он наклонился вперед к водительскому сиденью.
– Не притормаживайте, пока не доедем до ворот посольства, и остановитесь как можно ближе к ним, – попросил он Сашу. – Мы сразу выскочим из машины, так что давайте попрощаемся сейчас.
– До свидания, – вздохнул Саша. – Жаль, что вы не заехали ко мне на обед.
Холлис надвинул шляпу на лоб и скользнул пониже на сиденье. Лиза опустилась рядом с ним.
– Так нужно? – спросила она.
– Нет, просто я решил позабавиться.
Они уже подъезжали к посольству. «Волга», не сбавляя скорости, резко вильнула к тротуару, Саша резко затормозил. Холлис открыл дверцу, и они с Лизой выскочили из машины. Он схватил ее за руку и потащил мимо милицейского поста.
– Стой! Паспорт! – заорали милиционеры.
Холлис окликнул морского пехотинца:
– Побыстрее, сынок!
Ворота начали медленно открываться. Сэм пропихнул Лизу в образовавшуюся щель, затем проскочил за ней. Он оглянулся на двух милиционеров, свирепо смотревших ему вслед.
– Думаю, на сегодня мы наигрались в «плащи и шпаги», – облегченно вздохнула Лиза. – Пойду-ка я чего-нибудь выпью, а потом перенесу твои вещи к себе, пока ты будешь заниматься своими делами. Может быть, мне помогут Келлумы.
– Нет, лучше мы это сделаем вместе, когда я освобожусь. О'кей?
– Хорошо. Спасибо тебе за сегодняшний день, Сэм.
Глава 24
Холлис застегнул пуговицы на своем кителе ВВС и затянул галстук.
– Ну как я выгляжу?
– Сексуально, – отозвалась Лиза. – Ты научишь меня складывать твою форму?
– Не стоит. Я вполне могу сам это делать.
– А твоя жена делала это?
– По-моему, она не знала даже, что я служу в армии. У тебя есть виски?
– На кухне осталась бутылка. Помоги мне с молнией.
Холлис застегнул молнию на спине ее шелкового платья, обнял и поцеловал в шею. Они спустились вниз, в кухню. Холлис налил два стакана и добавил лед.
– Эти упакованные коробки действуют мне на нервы, – сказала Лиза.
– Ну как я выгляжу?
– Сексуально, – отозвалась Лиза. – Ты научишь меня складывать твою форму?
– Не стоит. Я вполне могу сам это делать.
– А твоя жена делала это?
– По-моему, она не знала даже, что я служу в армии. У тебя есть виски?
– На кухне осталась бутылка. Помоги мне с молнией.
Холлис застегнул молнию на спине ее шелкового платья, обнял и поцеловал в шею. Они спустились вниз, в кухню. Холлис налил два стакана и добавил лед.
– Эти упакованные коробки действуют мне на нервы, – сказала Лиза.