Страница:
– Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, – сказал Сэм.
– Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
– Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
– Настоящая перина – пуховый матрас, – объяснила она Холлису.
– У меня аллергия на перья и пух, – сказал он, сунув руки в карманы. – Я предпочел бы тракторную станцию.
– Да хватит ворчать.
Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
– Чего вы там разглядываете?
– Ищу под подушкой шоколадку.
Она рассмеялась.
Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
– Это – их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
– Потому что тут уборная на улице, – ответил Холлис. – Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец – в город.
Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
– И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, – грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых «личных» участков, то правительство ни черта о них не заботится.
– Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля – сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
– Ну, уже слишком позднее время для разговоров, – заметил Холлис. – Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
– Что-то холодно здесь, – проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. – Очень холодно, – повторила она и зевнула.
Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
– Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
– Да нет. А вам?
Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой. Холлис откашлялся и сказал:
– Я бы не хотел разрушать ваши иллюзии о России, крестьянах и тому подобном. Мне это даже нравится. Издержки юности...
– Вы храпите?
– Иногда. А вы?
– Спросите у кого-нибудь еще. Я не легла на вашу любимую сторону кровати?
– Да мне все равно.
– С вами будет легко спать. Почему на вас синие трусы? Военно-воздушные силы?
Холлис откатился от нее и отвернулся к окну.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– Вы устали?
– Наверное, должен был бы устать, – отозвался он.
– А я скорее перевозбуждена. Такой день...
– Вы – желанный гость.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я сказал достаточно.
– Вы рассердились на что-то? Вы говорите сердитым тоном.
– Я просто устал. По-моему, это вы сердитесь на меня.
– Вы сердитесь потому, что я одета?
– Это ваша одежда. Если хотите измять ее, это ваше дело.
– До того, как остаться здесь, я имела три долгих связи, затем три коротких, одну интрижку с женатым мужчиной и два романчика на ночь. Когда я приехала сюда, у меня была связь с одним человеком до тех пор, пока он не уехал. Потом был Сэз, и вот...
– Потише... Я не чувствую ни рук, ни ног, – хрипло сказал Холлис.
Лиза склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней.
– Вы пристрелили двоих кагэбэшников и ни разу не вздрогнули, а вот сейчас дрожите.
– Просто холодно.
– Я тоже нервничаю. Но я хочу тебя, – прошептала она. – Возможно, никакого завтра у нас с тобой не будет.
– Ты говоришь, как один из моих истребителей: «А существует ли вообще завтра?»
– Мы войдем в него одновременно.
– Верно. А Сэз? Как он воспримет это?
Лиза замолчала. Холлис погладил ее по щеке и поцеловал.
Они разделись и крепко сжали друг друга в объятиях. Она гладила его спину и кончиками пальцев провела по гладким, упругим узелкам на его теле.
– Шрамы, – объяснил Сэм.
Он накрыл ее собой и стал нежно и долго ласкать.
– О, Сэм, как приятно... тепло...
– Тепло... да. – Он вошел в нее глубже и почувствовал, как ее бедра утонули в мягкой пуховой перине, а затем ее тело с удивительной силой выгнулось вверх...
Потом они отдыхали, крепко обнявшись.
– Я слышу, как бьется твое сердце, – шепнула она.
– А я чувствую твое дыхание.
– Теперь я засну, – она поцеловала его.
Холлис лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам. Он чувствовал запах сигарет, доносящийся из соседней комнаты, чей-то кашель. Окошко чуть дребезжало от ветра.
Потом он услышал гул автомобиля на дороге.
Он ожидал услышать звук шагов и стук в дверь. Однако шум мотора постепенно стих вдалеке. В этой стране было очень мало граждан, местонахождение которых оставалось незафиксированным. А уж иностранцы, болтающиеся неведомо где, были грубейшей недоработкой этой системы.
Холлис закрыл глаза и поплыл куда-то. Он слышал, как Лиза что-то тихо бормочет во сне:
– Машина застряла!.. Я на дежурстве!.. Он и твой друг, Сэз...
Это была первая женщина из всех, кого он знал, во сне говорившая по-русски.
Холлис провалился в чуткий, беспокойный сон, и ему приснился он сам.
Глава 12
Глава 13
– Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
– Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
– Настоящая перина – пуховый матрас, – объяснила она Холлису.
– У меня аллергия на перья и пух, – сказал он, сунув руки в карманы. – Я предпочел бы тракторную станцию.
– Да хватит ворчать.
Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
– Чего вы там разглядываете?
– Ищу под подушкой шоколадку.
Она рассмеялась.
Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
– Это – их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
– Потому что тут уборная на улице, – ответил Холлис. – Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец – в город.
Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
– И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, – грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых «личных» участков, то правительство ни черта о них не заботится.
– Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля – сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
– Ну, уже слишком позднее время для разговоров, – заметил Холлис. – Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
– Что-то холодно здесь, – проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. – Очень холодно, – повторила она и зевнула.
Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
– Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
– Да нет. А вам?
Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой. Холлис откашлялся и сказал:
– Я бы не хотел разрушать ваши иллюзии о России, крестьянах и тому подобном. Мне это даже нравится. Издержки юности...
– Вы храпите?
– Иногда. А вы?
– Спросите у кого-нибудь еще. Я не легла на вашу любимую сторону кровати?
– Да мне все равно.
– С вами будет легко спать. Почему на вас синие трусы? Военно-воздушные силы?
Холлис откатился от нее и отвернулся к окну.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– Вы устали?
– Наверное, должен был бы устать, – отозвался он.
– А я скорее перевозбуждена. Такой день...
– Вы – желанный гость.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я сказал достаточно.
– Вы рассердились на что-то? Вы говорите сердитым тоном.
– Я просто устал. По-моему, это вы сердитесь на меня.
– Вы сердитесь потому, что я одета?
– Это ваша одежда. Если хотите измять ее, это ваше дело.
– До того, как остаться здесь, я имела три долгих связи, затем три коротких, одну интрижку с женатым мужчиной и два романчика на ночь. Когда я приехала сюда, у меня была связь с одним человеком до тех пор, пока он не уехал. Потом был Сэз, и вот...
– Потише... Я не чувствую ни рук, ни ног, – хрипло сказал Холлис.
Лиза склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней.
– Вы пристрелили двоих кагэбэшников и ни разу не вздрогнули, а вот сейчас дрожите.
– Просто холодно.
– Я тоже нервничаю. Но я хочу тебя, – прошептала она. – Возможно, никакого завтра у нас с тобой не будет.
– Ты говоришь, как один из моих истребителей: «А существует ли вообще завтра?»
– Мы войдем в него одновременно.
– Верно. А Сэз? Как он воспримет это?
Лиза замолчала. Холлис погладил ее по щеке и поцеловал.
Они разделись и крепко сжали друг друга в объятиях. Она гладила его спину и кончиками пальцев провела по гладким, упругим узелкам на его теле.
– Шрамы, – объяснил Сэм.
Он накрыл ее собой и стал нежно и долго ласкать.
– О, Сэм, как приятно... тепло...
– Тепло... да. – Он вошел в нее глубже и почувствовал, как ее бедра утонули в мягкой пуховой перине, а затем ее тело с удивительной силой выгнулось вверх...
Потом они отдыхали, крепко обнявшись.
– Я слышу, как бьется твое сердце, – шепнула она.
– А я чувствую твое дыхание.
– Теперь я засну, – она поцеловала его.
Холлис лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам. Он чувствовал запах сигарет, доносящийся из соседней комнаты, чей-то кашель. Окошко чуть дребезжало от ветра.
Потом он услышал гул автомобиля на дороге.
Он ожидал услышать звук шагов и стук в дверь. Однако шум мотора постепенно стих вдалеке. В этой стране было очень мало граждан, местонахождение которых оставалось незафиксированным. А уж иностранцы, болтающиеся неведомо где, были грубейшей недоработкой этой системы.
Холлис закрыл глаза и поплыл куда-то. Он слышал, как Лиза что-то тихо бормочет во сне:
– Машина застряла!.. Я на дежурстве!.. Он и твой друг, Сэз...
Это была первая женщина из всех, кого он знал, во сне говорившая по-русски.
Холлис провалился в чуткий, беспокойный сон, и ему приснился он сам.
Глава 12
Лиза проснулась от каких-то звуков на заднем дворе. Тишину рассвета прорезал крик петуха.
– Снаружи кто-то есть, Сэм.
Холлис открыл глаза и услышал скрип двери.
– У них там уборная и умывальник.
– О!
С кухни доносился шум.
– Изо рта идет пар, – сказала Лиза. – Видишь? – Она выдохнула воздух. – Воскресное утро, – проговорила Лиза. – Мне бы хотелось снова услышать церковный колокол. Тебе нравится утро?
– Что?
– Мне бы очень не хотелось считать это интрижкой на одну ночь, так что давай проделаем это еще раз.
– О'кей.
Через час за окном совсем рассвело.
Лиза обняла Сэма и нежно провела кончиками пальцев по его ноге.
– Перевернись.
Холлис лег на живот, а она скинула на пол одеяла. Вся спина его была в красно-розовых шрамах.
– Ты весь изранен. Это больно?
– Сейчас нет.
– Ты горел?
– Нет, это от осколков.
– А самолет взорвался?
– Ну, не сам по себе. Ему в задницу попала ракета «земля-воздух».
– Расскажи.
Холлис перевернулся на спину.
– Ладно. Это было двадцать девятого декабря 1972 года. По иронии судьбы все произошло как раз в последнюю американскую операцию над Северным Вьетнамом. Бомбежка под Рождество. Помнишь?
– Нет.
– Я находился над Хайфоном и возвращался в Южный Вьетнам. Вдруг мой второй пилот Эрни Симмз говорит так спокойно со своего заднего сиденья: «Они выпулили ракету». И дает мне какие-то советы, как от нее уклониться. Но «земля-воздух» уже летела в нас, и увернуться было невозможно. Последнее, что произнес Эрни: «О нет!» Следующее, что я помню – взрыв, приборная доска почернела, и самолет потерял управление. Все вокруг забрызгало кровью, даже парашют оказался весь в крови. Я думал, что это моя кровь, но это была кровь Эрни. Наш «F-4» вошел в крутой штопор и падал в Южно-Китайское море. Я выбросился с парашютом вместе с Симмзом прямо из открытой кабины. Какое-то время я плавал вокруг парашюта. Вьетнамские канонерки приближались к нам.
Холлис сел на кровати и уставился в окно.
– Симмз был метрах в ста от меня. Канонерка настигла его первым. Он заорал: «Сэм, они достали меня!» Я плыл к нему, а он махнул мне, чтобы я убирался к черту. Я не мог ему ничем помочь. Вьетнамцы втащили его к себе на борт и направились ко мне. Но вдруг появились спасательные вертолеты морской пехоты и открыли огонь по канонеркам. Канонерка, на которой находился Симмз, резко повернула под прикрытие береговых батарей, и наши вертолеты прекратили преследование... Потом меня отправили в плавучий госпиталь. Потом я узнал, что оказался последним пилотом, сбитым над Северным Вьетнамом. Весьма сомнительная слава. Симмз был последним пропавшим без вести.
– Боже... что тебе пришлось пережить! – воскликнула Лиза. – А ты не думаешь, что... Симмз... я хочу спросить, он никогда не объявлялся?
– Нет. Пропал без вести во время боя.
– А... а ты не думаешь... тебя что-то беспокоит во всем происшедшем?
Холлис ответил на ее незаданный вопрос:
– Не знаю, что бы я смог для него сделать. Однако он был моим вторым пилотом, и я несу ответственность. Может быть... Я, наверное, в чем-то ошибся, может быть, неправильно определил расстояние в воде между нами, не рассчитал время, когда подлетели наши вертолеты... У меня тогда все помутилось в голове, и я полностью отключился. Не знаю, чем бы я мог ему помочь. Конечно, я мог подплыть к нему и попасть вместе с ним в плен. Может быть, как командир самолета, именно это я и обязан был сделать.
– Но ты ведь тоже был ранен.
– Тогда я даже не понял этого.
– Значит, ты находился в шоке.
Холлис пожал плечами.
– Дело сделано. Все в прошлом.
Лиза погладила его по плечу.
– Эрни Симмз никогда не значился в северо-вьетнамских списках погибших в бою или военнопленных, так что он официально пропал без вести, – говорил Сэм. – Но я видел, как они затащили его на борт живым. И вот сейчас, в связи с делом майора Додсона, я снова об этом задумался. Об этих парнях, некогда выпрыгнувших с парашютом, о которых с тех пор ничего неизвестно. Теперь я думаю, а не угодил ли Эрни Симмз, как и еще тысячи наших парней, в Россию.
– Это ошеломляет, Сэм.
Холлис взглянул на нее.
– Ошеломляет?.. Пожалуй... Послушай, нам пора идти.
Холлис резко встал с кровати и подошел к сундуку, на котором лежала одежда.
– Ты очень красивый, – улыбнулась Лиза.
– Да брось ты!
Они оделись и вышли на кухню поздороваться с хозяевами. Ида дала им таз с горячей водой, полотенце и кусок мыла.
Холлис вышел из дома и решил прогуляться по дороге. Протекторы «волги» оставили следы на промерзшей глине. Почему они не остановились и не обыскали деревню – непонятно. «Повезло. Судьба, – подумал Сэм и мысленно добавил: – И лень». Хотя, может быть, кто-нибудь и искал их.
Холлис по тропинке вернулся в дом.
– Ну как, ничего интересного? – спросила Лиза.
– Ничего.
Ида пригласила их завтракать. Она поставила на стол тарелки с кашей, вареными яйцами и чай. Ее дети здесь же, за столом, готовили уроки.
– Какой у вас любимый предмет? – спросил их Холлис.
– English, – ответил мальчик.
Сэм улыбнулся и сказал по-английски:
– Мне известно, что в Москве учат английский студенты, но не знал, что его изучают и в деревне.
– Какой ваш любимый американский писатель? – спросила Лиза.
– Мы знаем Джека Лондона и Джеймса Болдуина[12]. The Fire Next Time печатали в Америке? – спросила Зина.
– О да, я читала, – ответила Лиза.
– Автора посадили в тюрьму?
– Нет. Ему заплатили большой гонорар.
– А наш учитель говорил, что его посадили в тюрьму, – удивился Михаил.
– Да нет же.
– Американцы знают русский? – спросила девочка.
– Нет, – ответила Лиза. – Очень немногие.
– Вы говорите по-русски очень хорошо. Но с каким-то акцентом.
– Так говорила моя русская бабушка, – объяснила Лиза. – Она была с Волги.
Холлис посмотрел на часы. Было уже начало восьмого.
– Нам пора, – сказал он и встал.
Зина помогала матери убирать посуду. Лиза попыталась помочь им, но Ида предложила ей выпить еще чашку чая.
Холлис вышел за Павлом на улицу. Хозяин направился на задний двор, где в закутке возились три свиньи.
– Кормушка старая, вода все время просачивается, и я просто измучился таскать ведра из колонки, – говорил он Холлису.
– А можно починить кормушку?
– Нужно немного смолы или дегтя. Но я не могу ничего выпросить у этих болванов.
– Каких болванов?
– Да из конторы колхоза. Для своих участков всегда трудно что-нибудь достать.
– Для кормушки сгодится колода. По-моему, даже лучше.
Павел почесал затылок.
– Не знаю. Возможно, если бы я поговорил со священником, то смог бы вам ответить. А в Америке фермеры ходят в церковь?
– Да. Я бы сказал, что большинство.
Павел посмотрел на небо.
– Дождь будет. А может, снег. Видите эти облака. Когда они становятся светло-серыми, может пойти снег. Зимой снега так много, что дети не могут ходить в школу, а мы – выйти из дома. Когда-то собирались проложить дороги, но не сделали. Одни пустые разговоры. Я много пью. Иногда бью жену и детей просто так. У меня была еще одна дочь, Катя, но она умерла в одну такую зиму от приступа аппендицита. Говорят, что нас переведут в совхоз. Но я не знаю, будет ли там лучше. А что делают зимой американские фермеры?
– То, что полагается делать зимой. Чистят амбары, охотятся. Да и вообще есть чем заняться. В Америке зимой не так холодно.
– Да, я знаю.
– А сколько лет Яблоне?
– Кто знает. Я приехал сюда с матерью еще ребенком после войны. Отец погиб на фронте. Нас переселили сюда из большого села, которое сожгли немцы. Один человек как-то рассказывал, что Яблоня входила в земли Романовых. Кто-то еще говорил, что ею владел богатый граф, и она была намного больше, чем сейчас. Было два колодца. А не колонки. У нас вот теперь колонка. Здесь была когда-то церковь неподалеку. Но ее сожгли немцы. А вы скучаете по дому? – спросил он Холлиса.
– У меня нет дома.
– Нет дома?
– Я жил во многих местах. Такая работа. Нам пора ехать, Павел. У вас не будет неприятностей из-за нас?
– Я скажу нашим, чтоб не болтали, – сказал Павел.
Холлис взял руку Павла и вложил ему в ладонь десятирублевку. Тот сунул ее в карман.
– Пригоните сюда машину, и я дам вам пять килограммов масла. В Москве за него дадут двадцать рублей.
– Мы едем в Ленинград. А деньги – за ваше гостеприимство. До свидания. – Холлис повернулся и пошел к дому. Лиза уже была готова к отъезду.
– Ида дала мне немного меда и груш. – Она показала на сумку из мешковины.
– Спасибо вам, Ида. До свидания, Зина. – Сэм взял свою спутницу под руку, и они вышли.
Они подошли к стогу, где стояли их «Жигули», и сели в машину. Сэм завел двигатель.
– В спальне я оставила десять рублей, – сказала Лиза.
– Для меня?
– Ты берешь только свободно конвертируемую валюту, – рассмеялась она. – Абсолютно конвертируемую.
– Я тоже дал Павлу червонец.
– Мне они показались очень симпатичными людьми.
– Он бьет свою жену. – Холлис попробовал переключить передачу, но снова забарахлило сцепление. – Страна с ядерной мощью... Не могу я постичь такого. – Он еще раз выжал сцепление. – О'кей.
Холлис выехал на грязную дорогу и развернулся в противоположном направлении, туда, откуда они приехали.
– Так куда мы теперь едем? В Можайск? – спросила Лиза.
– Мы не поедем в Можайск. Мы отправимся в Гагарин. – Холлис посигналил на прощание, проезжая мимо дома Павла.
– А почему мы едем в Гагарин?
– Ну, между Можайском и Москвой гэбэшники ищут майора Додсона, а может быть, и нас. А в Гагарине, надеюсь, не все еще подняты по тревоге на поиски «заблудившихся» американцев. Оставим машину и вернемся в Москву поездом, о'кей?
– Разве у меня есть выбор?
– Можешь ехать на заднем сиденье. С левой или с правой стороны.
Лиза закурила сигарету.
– А ты довольно находчивый парень.
– Путешествия за границей – вещь познавательная и воспитательная. Еще посмотрим, насколько я находчив.
– Ты знаешь дорогу? – спросила Лиза.
– Отсюда примерно пятьдесят километров на запад до старого шоссе Минск – Москва. Да, боюсь, что это...
– Еще одно нарушение правил маршрута.
– А что произошло, что наша сладкая девочка стала такой послушной?
– Я испытала благоговейный страх, – рассмеялась Лиза. – От того, как ты разговаривал со мной в постели. Как ты думаешь, у этих крестьян в Яблоне не будет неприятностей?
– Не будет, если они сами не начнут болтать о нас и если комитет их не вычислит.
– Хочешь грушу?
– Конечно.
Лиза достала из сумки грушу, вытерла ее рукавом и протянула ему. Он откусил кусочек.
– Вкусная груша, – заметил он, сворачивая на старое шоссе Минск – Москва и направляясь на запад. – Примерно через двадцать минут будет Гагарин.
Холлис снизил скорость.
– Город назван в честь космонавта?
– Да. Он родился в деревне неподалеку отсюда. Кое в чем надо отдать этим людям должное.
Остановив машину на окраине города посередине пустынной улицы, Холлис опустил стекло. Пожилая толстая женщина тащила на плече огромную корзину.
– Вокзал? – спросил Холлис.
– Ну вот и славно, – проговорила та, открыла заднюю дверцу «Жигулей», впихнула внутрь корзину и сама плюхнулась вслед за ней. Машина заметно осела. Холлис взглянул на Лизу, улыбнулся, пожал плечами и спросил по-русски:
– Куда теперь?
– Туда, туда. Разворачивайся здесь. А вы сами откуда? По говору слышу – не местные.
– Из Эстонии, – ответил он.
Проехав узкую улицу, Холлис увидел железнодорожный вокзал и припарковал «Жигули» на стоянке.
Холлис помог женщине выйти из машины и взялся отнести ее корзину на платформу.
– Спасибо, сынок. Дай Бог тебе здоровья!
Лиза шла за ними следом с чемоданчиком в руках.
– Хорошо, что она не заметила московские номера на нашей машине, – сказала она, когда они подошли к билетной кассе. Ближайший поезд на Москву должен быть через двадцать минут.
– Два билета до Москвы, – попросил Сэм.
Когда они отошли от кассы, Лиза взяла его под руку.
– Почему-то я чувствую, что ты вытащишь нас из этой истории. Ведь ты нас втянул в нее.
Подошел белорусский экспресс, они заняли свободные места неподалеку от купе проводника. Холлис взглянул на часы. Половина десятого. Поезд должен прибыть на вокзал около полудня.
Холлис и Лиза старались говорить друг с другом как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Я уже на пределе. Но ты молодец. Ты замечательно провернул это дело. Даже если что-нибудь случится и мы не доберемся до посольства... – Лиза прервалась на этом слове. – А как же мы войдем туда, наверняка нас ждут у входа?
– Покажу тебе один прием.
– Ну, тебе лучше знать. Вообще-то ты великолепен... И я доверяю тебе.
Экспресс из Минска прибыл на Белорусский вокзал без десяти двенадцать.
Они направились на улицу Горького. Холлис привел Лизу в гостиницу «Минск». Телефонная кабина в вестибюле была свободна. Он набрал номер своего помощника, капитана О'Ши.
– Эд, это я, – сказал полковник. – Все в порядке?
– Да, сэр.
– Тут у нас фотовспышка, – это слово означало, что он находится в чрезвычайной ситуации. – Пришли за мной машину в пункт «дельта» через десять минут.
– Есть, сэр. Выезжаю лично.
– Нет. Сам останься на месте и разыщи Девятого. Мне нужно с ним увидеться.
– Девятый очень волнуется за вас. Он у себя.
– Значит, через десять минут.
– Да, сэр.
Холлис повесил трубку и сказал Лизе:
– Сэз очень беспокоится о тебе.
Они вышли из гостиницы и пошли к центру.
– А где этот пункт «дельта», Сэм?
– Это Елисеевский гастроном. За нашей машиной наверняка будет «хвост». Как только автомобиль замедлит ход, прыгай на заднее сиденье, а я – за тобой. О'кей?
– Я видела такое в кино.
Ждать им не пришлось. Едва они подошли к дверям магазина, увидели приближающийся черный «форд». Машина подъехала к ним и резко затормозила. Задняя дверь тут же открылась, и Лиза быстро шмыгнула внутрь, очутившись рядом с Сэзом Айлеви, следом в машину вскочил Холлис. «Форд» рванул вперед. За ним прибавила скорость серая «волга».
– Хэлло, Сэз, – улыбнулась Лиза.
– Вам бы неплохо запастись убедительными объяснениями, господа.
– Хочешь грушу? – предложила она.
– Нет. – Айлеви скрестил руки на груди и уставился в окно.
Через десять минут «форд» пролетел мимо милицейского поста, въехал в ворота посольства и остановился у входа в канцелярию. Холлис, Айлеви и Лиза вышли из машины.
– Не обижайтесь, но от вас обоих воняет, – поморщился Сэз.
– Немедленно иду в душ, – сказала Лиза.
– О'кей, прошу вас через час подняться на шестой этаж в безопасную комнату.
– Дозвонитесь до можайского морга, – попросил Холлис Айлеви. – Передайте, чтобы сопровождения не ждали. Пусть везут тело прямо в Шереметьево. Пошлите в аэропорт сотрудника консульского отдела, чтобы он позаботился об останках. – Из чемоданчика он вынул конверт. – Вот здесь все документы.
– Я уж решил, что в этом чертовом гробу окажетесь вы. – Айлеви вошел в канцелярию, а Лиза и Холлис отправились привести себя в порядок.
– Снаружи кто-то есть, Сэм.
Холлис открыл глаза и услышал скрип двери.
– У них там уборная и умывальник.
– О!
С кухни доносился шум.
– Изо рта идет пар, – сказала Лиза. – Видишь? – Она выдохнула воздух. – Воскресное утро, – проговорила Лиза. – Мне бы хотелось снова услышать церковный колокол. Тебе нравится утро?
– Что?
– Мне бы очень не хотелось считать это интрижкой на одну ночь, так что давай проделаем это еще раз.
– О'кей.
Через час за окном совсем рассвело.
Лиза обняла Сэма и нежно провела кончиками пальцев по его ноге.
– Перевернись.
Холлис лег на живот, а она скинула на пол одеяла. Вся спина его была в красно-розовых шрамах.
– Ты весь изранен. Это больно?
– Сейчас нет.
– Ты горел?
– Нет, это от осколков.
– А самолет взорвался?
– Ну, не сам по себе. Ему в задницу попала ракета «земля-воздух».
– Расскажи.
Холлис перевернулся на спину.
– Ладно. Это было двадцать девятого декабря 1972 года. По иронии судьбы все произошло как раз в последнюю американскую операцию над Северным Вьетнамом. Бомбежка под Рождество. Помнишь?
– Нет.
– Я находился над Хайфоном и возвращался в Южный Вьетнам. Вдруг мой второй пилот Эрни Симмз говорит так спокойно со своего заднего сиденья: «Они выпулили ракету». И дает мне какие-то советы, как от нее уклониться. Но «земля-воздух» уже летела в нас, и увернуться было невозможно. Последнее, что произнес Эрни: «О нет!» Следующее, что я помню – взрыв, приборная доска почернела, и самолет потерял управление. Все вокруг забрызгало кровью, даже парашют оказался весь в крови. Я думал, что это моя кровь, но это была кровь Эрни. Наш «F-4» вошел в крутой штопор и падал в Южно-Китайское море. Я выбросился с парашютом вместе с Симмзом прямо из открытой кабины. Какое-то время я плавал вокруг парашюта. Вьетнамские канонерки приближались к нам.
Холлис сел на кровати и уставился в окно.
– Симмз был метрах в ста от меня. Канонерка настигла его первым. Он заорал: «Сэм, они достали меня!» Я плыл к нему, а он махнул мне, чтобы я убирался к черту. Я не мог ему ничем помочь. Вьетнамцы втащили его к себе на борт и направились ко мне. Но вдруг появились спасательные вертолеты морской пехоты и открыли огонь по канонеркам. Канонерка, на которой находился Симмз, резко повернула под прикрытие береговых батарей, и наши вертолеты прекратили преследование... Потом меня отправили в плавучий госпиталь. Потом я узнал, что оказался последним пилотом, сбитым над Северным Вьетнамом. Весьма сомнительная слава. Симмз был последним пропавшим без вести.
– Боже... что тебе пришлось пережить! – воскликнула Лиза. – А ты не думаешь, что... Симмз... я хочу спросить, он никогда не объявлялся?
– Нет. Пропал без вести во время боя.
– А... а ты не думаешь... тебя что-то беспокоит во всем происшедшем?
Холлис ответил на ее незаданный вопрос:
– Не знаю, что бы я смог для него сделать. Однако он был моим вторым пилотом, и я несу ответственность. Может быть... Я, наверное, в чем-то ошибся, может быть, неправильно определил расстояние в воде между нами, не рассчитал время, когда подлетели наши вертолеты... У меня тогда все помутилось в голове, и я полностью отключился. Не знаю, чем бы я мог ему помочь. Конечно, я мог подплыть к нему и попасть вместе с ним в плен. Может быть, как командир самолета, именно это я и обязан был сделать.
– Но ты ведь тоже был ранен.
– Тогда я даже не понял этого.
– Значит, ты находился в шоке.
Холлис пожал плечами.
– Дело сделано. Все в прошлом.
Лиза погладила его по плечу.
– Эрни Симмз никогда не значился в северо-вьетнамских списках погибших в бою или военнопленных, так что он официально пропал без вести, – говорил Сэм. – Но я видел, как они затащили его на борт живым. И вот сейчас, в связи с делом майора Додсона, я снова об этом задумался. Об этих парнях, некогда выпрыгнувших с парашютом, о которых с тех пор ничего неизвестно. Теперь я думаю, а не угодил ли Эрни Симмз, как и еще тысячи наших парней, в Россию.
– Это ошеломляет, Сэм.
Холлис взглянул на нее.
– Ошеломляет?.. Пожалуй... Послушай, нам пора идти.
Холлис резко встал с кровати и подошел к сундуку, на котором лежала одежда.
– Ты очень красивый, – улыбнулась Лиза.
– Да брось ты!
Они оделись и вышли на кухню поздороваться с хозяевами. Ида дала им таз с горячей водой, полотенце и кусок мыла.
Холлис вышел из дома и решил прогуляться по дороге. Протекторы «волги» оставили следы на промерзшей глине. Почему они не остановились и не обыскали деревню – непонятно. «Повезло. Судьба, – подумал Сэм и мысленно добавил: – И лень». Хотя, может быть, кто-нибудь и искал их.
Холлис по тропинке вернулся в дом.
– Ну как, ничего интересного? – спросила Лиза.
– Ничего.
Ида пригласила их завтракать. Она поставила на стол тарелки с кашей, вареными яйцами и чай. Ее дети здесь же, за столом, готовили уроки.
– Какой у вас любимый предмет? – спросил их Холлис.
– English, – ответил мальчик.
Сэм улыбнулся и сказал по-английски:
– Мне известно, что в Москве учат английский студенты, но не знал, что его изучают и в деревне.
– Какой ваш любимый американский писатель? – спросила Лиза.
– Мы знаем Джека Лондона и Джеймса Болдуина[12]. The Fire Next Time печатали в Америке? – спросила Зина.
– О да, я читала, – ответила Лиза.
– Автора посадили в тюрьму?
– Нет. Ему заплатили большой гонорар.
– А наш учитель говорил, что его посадили в тюрьму, – удивился Михаил.
– Да нет же.
– Американцы знают русский? – спросила девочка.
– Нет, – ответила Лиза. – Очень немногие.
– Вы говорите по-русски очень хорошо. Но с каким-то акцентом.
– Так говорила моя русская бабушка, – объяснила Лиза. – Она была с Волги.
Холлис посмотрел на часы. Было уже начало восьмого.
– Нам пора, – сказал он и встал.
Зина помогала матери убирать посуду. Лиза попыталась помочь им, но Ида предложила ей выпить еще чашку чая.
Холлис вышел за Павлом на улицу. Хозяин направился на задний двор, где в закутке возились три свиньи.
– Кормушка старая, вода все время просачивается, и я просто измучился таскать ведра из колонки, – говорил он Холлису.
– А можно починить кормушку?
– Нужно немного смолы или дегтя. Но я не могу ничего выпросить у этих болванов.
– Каких болванов?
– Да из конторы колхоза. Для своих участков всегда трудно что-нибудь достать.
– Для кормушки сгодится колода. По-моему, даже лучше.
Павел почесал затылок.
– Не знаю. Возможно, если бы я поговорил со священником, то смог бы вам ответить. А в Америке фермеры ходят в церковь?
– Да. Я бы сказал, что большинство.
Павел посмотрел на небо.
– Дождь будет. А может, снег. Видите эти облака. Когда они становятся светло-серыми, может пойти снег. Зимой снега так много, что дети не могут ходить в школу, а мы – выйти из дома. Когда-то собирались проложить дороги, но не сделали. Одни пустые разговоры. Я много пью. Иногда бью жену и детей просто так. У меня была еще одна дочь, Катя, но она умерла в одну такую зиму от приступа аппендицита. Говорят, что нас переведут в совхоз. Но я не знаю, будет ли там лучше. А что делают зимой американские фермеры?
– То, что полагается делать зимой. Чистят амбары, охотятся. Да и вообще есть чем заняться. В Америке зимой не так холодно.
– Да, я знаю.
– А сколько лет Яблоне?
– Кто знает. Я приехал сюда с матерью еще ребенком после войны. Отец погиб на фронте. Нас переселили сюда из большого села, которое сожгли немцы. Один человек как-то рассказывал, что Яблоня входила в земли Романовых. Кто-то еще говорил, что ею владел богатый граф, и она была намного больше, чем сейчас. Было два колодца. А не колонки. У нас вот теперь колонка. Здесь была когда-то церковь неподалеку. Но ее сожгли немцы. А вы скучаете по дому? – спросил он Холлиса.
– У меня нет дома.
– Нет дома?
– Я жил во многих местах. Такая работа. Нам пора ехать, Павел. У вас не будет неприятностей из-за нас?
– Я скажу нашим, чтоб не болтали, – сказал Павел.
Холлис взял руку Павла и вложил ему в ладонь десятирублевку. Тот сунул ее в карман.
– Пригоните сюда машину, и я дам вам пять килограммов масла. В Москве за него дадут двадцать рублей.
– Мы едем в Ленинград. А деньги – за ваше гостеприимство. До свидания. – Холлис повернулся и пошел к дому. Лиза уже была готова к отъезду.
– Ида дала мне немного меда и груш. – Она показала на сумку из мешковины.
– Спасибо вам, Ида. До свидания, Зина. – Сэм взял свою спутницу под руку, и они вышли.
Они подошли к стогу, где стояли их «Жигули», и сели в машину. Сэм завел двигатель.
– В спальне я оставила десять рублей, – сказала Лиза.
– Для меня?
– Ты берешь только свободно конвертируемую валюту, – рассмеялась она. – Абсолютно конвертируемую.
– Я тоже дал Павлу червонец.
– Мне они показались очень симпатичными людьми.
– Он бьет свою жену. – Холлис попробовал переключить передачу, но снова забарахлило сцепление. – Страна с ядерной мощью... Не могу я постичь такого. – Он еще раз выжал сцепление. – О'кей.
Холлис выехал на грязную дорогу и развернулся в противоположном направлении, туда, откуда они приехали.
– Так куда мы теперь едем? В Можайск? – спросила Лиза.
– Мы не поедем в Можайск. Мы отправимся в Гагарин. – Холлис посигналил на прощание, проезжая мимо дома Павла.
– А почему мы едем в Гагарин?
– Ну, между Можайском и Москвой гэбэшники ищут майора Додсона, а может быть, и нас. А в Гагарине, надеюсь, не все еще подняты по тревоге на поиски «заблудившихся» американцев. Оставим машину и вернемся в Москву поездом, о'кей?
– Разве у меня есть выбор?
– Можешь ехать на заднем сиденье. С левой или с правой стороны.
Лиза закурила сигарету.
– А ты довольно находчивый парень.
– Путешествия за границей – вещь познавательная и воспитательная. Еще посмотрим, насколько я находчив.
– Ты знаешь дорогу? – спросила Лиза.
– Отсюда примерно пятьдесят километров на запад до старого шоссе Минск – Москва. Да, боюсь, что это...
– Еще одно нарушение правил маршрута.
– А что произошло, что наша сладкая девочка стала такой послушной?
– Я испытала благоговейный страх, – рассмеялась Лиза. – От того, как ты разговаривал со мной в постели. Как ты думаешь, у этих крестьян в Яблоне не будет неприятностей?
– Не будет, если они сами не начнут болтать о нас и если комитет их не вычислит.
– Хочешь грушу?
– Конечно.
Лиза достала из сумки грушу, вытерла ее рукавом и протянула ему. Он откусил кусочек.
– Вкусная груша, – заметил он, сворачивая на старое шоссе Минск – Москва и направляясь на запад. – Примерно через двадцать минут будет Гагарин.
Холлис снизил скорость.
– Город назван в честь космонавта?
– Да. Он родился в деревне неподалеку отсюда. Кое в чем надо отдать этим людям должное.
Остановив машину на окраине города посередине пустынной улицы, Холлис опустил стекло. Пожилая толстая женщина тащила на плече огромную корзину.
– Вокзал? – спросил Холлис.
– Ну вот и славно, – проговорила та, открыла заднюю дверцу «Жигулей», впихнула внутрь корзину и сама плюхнулась вслед за ней. Машина заметно осела. Холлис взглянул на Лизу, улыбнулся, пожал плечами и спросил по-русски:
– Куда теперь?
– Туда, туда. Разворачивайся здесь. А вы сами откуда? По говору слышу – не местные.
– Из Эстонии, – ответил он.
Проехав узкую улицу, Холлис увидел железнодорожный вокзал и припарковал «Жигули» на стоянке.
Холлис помог женщине выйти из машины и взялся отнести ее корзину на платформу.
– Спасибо, сынок. Дай Бог тебе здоровья!
Лиза шла за ними следом с чемоданчиком в руках.
– Хорошо, что она не заметила московские номера на нашей машине, – сказала она, когда они подошли к билетной кассе. Ближайший поезд на Москву должен быть через двадцать минут.
– Два билета до Москвы, – попросил Сэм.
Когда они отошли от кассы, Лиза взяла его под руку.
– Почему-то я чувствую, что ты вытащишь нас из этой истории. Ведь ты нас втянул в нее.
Подошел белорусский экспресс, они заняли свободные места неподалеку от купе проводника. Холлис взглянул на часы. Половина десятого. Поезд должен прибыть на вокзал около полудня.
Холлис и Лиза старались говорить друг с другом как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Я уже на пределе. Но ты молодец. Ты замечательно провернул это дело. Даже если что-нибудь случится и мы не доберемся до посольства... – Лиза прервалась на этом слове. – А как же мы войдем туда, наверняка нас ждут у входа?
– Покажу тебе один прием.
– Ну, тебе лучше знать. Вообще-то ты великолепен... И я доверяю тебе.
Экспресс из Минска прибыл на Белорусский вокзал без десяти двенадцать.
Они направились на улицу Горького. Холлис привел Лизу в гостиницу «Минск». Телефонная кабина в вестибюле была свободна. Он набрал номер своего помощника, капитана О'Ши.
– Эд, это я, – сказал полковник. – Все в порядке?
– Да, сэр.
– Тут у нас фотовспышка, – это слово означало, что он находится в чрезвычайной ситуации. – Пришли за мной машину в пункт «дельта» через десять минут.
– Есть, сэр. Выезжаю лично.
– Нет. Сам останься на месте и разыщи Девятого. Мне нужно с ним увидеться.
– Девятый очень волнуется за вас. Он у себя.
– Значит, через десять минут.
– Да, сэр.
Холлис повесил трубку и сказал Лизе:
– Сэз очень беспокоится о тебе.
Они вышли из гостиницы и пошли к центру.
– А где этот пункт «дельта», Сэм?
– Это Елисеевский гастроном. За нашей машиной наверняка будет «хвост». Как только автомобиль замедлит ход, прыгай на заднее сиденье, а я – за тобой. О'кей?
– Я видела такое в кино.
Ждать им не пришлось. Едва они подошли к дверям магазина, увидели приближающийся черный «форд». Машина подъехала к ним и резко затормозила. Задняя дверь тут же открылась, и Лиза быстро шмыгнула внутрь, очутившись рядом с Сэзом Айлеви, следом в машину вскочил Холлис. «Форд» рванул вперед. За ним прибавила скорость серая «волга».
– Хэлло, Сэз, – улыбнулась Лиза.
– Вам бы неплохо запастись убедительными объяснениями, господа.
– Хочешь грушу? – предложила она.
– Нет. – Айлеви скрестил руки на груди и уставился в окно.
Через десять минут «форд» пролетел мимо милицейского поста, въехал в ворота посольства и остановился у входа в канцелярию. Холлис, Айлеви и Лиза вышли из машины.
– Не обижайтесь, но от вас обоих воняет, – поморщился Сэз.
– Немедленно иду в душ, – сказала Лиза.
– О'кей, прошу вас через час подняться на шестой этаж в безопасную комнату.
– Дозвонитесь до можайского морга, – попросил Холлис Айлеви. – Передайте, чтобы сопровождения не ждали. Пусть везут тело прямо в Шереметьево. Пошлите в аэропорт сотрудника консульского отдела, чтобы он позаботился об останках. – Из чемоданчика он вынул конверт. – Вот здесь все документы.
– Я уж решил, что в этом чертовом гробу окажетесь вы. – Айлеви вошел в канцелярию, а Лиза и Холлис отправились привести себя в порядок.
Глава 13
Сэз Айлеви докладывал Чарлзу Бенксу:
– Джон Ульман из консульского отдела направился в Шереметьево, чтобы проследить за делом, не завершенным полковником Холлисом.
Впервые Сэм обратил внимание на изречение, висевшее в рамке на стене:
«Дипломатические проблемы приобрели большую важность с тех пор, как любой необдуманный ход стал в состоянии уничтожить всех нас за несколько минут». Лорд Хамфри Трэвелин, 1973.
Холлис подумал, что в ближайшее время Бенксу и послу, возможно, придется заниматься подтверждением этой истины.
Айлеви продолжал:
– По всей видимости, невозможно вернуть взятые напрокат «жигули», поэтому мы позвонили в «Интурист» и сообщили, что машина сломалась возле железнодорожной станции города Гагарина. Нам выставят чертовски большой счет.
Холлис знал, что Айлеви ни в коей мере не интересуют такие мелкие административные вопросы, а вот Чарлза Бенкса они волновали. Он относился к тому типу дипломатов, которые никогда не нарушают законов и порядка принимающей их страны.
– Хорошо. – Бенкс откашлялся и произнес: – Итак... – Он взглянул на Лизу, потом на Холлиса и сурово сказал: – Вы не вернулись ночевать в свои квартиры и не сообщили в посольство о своем местонахождении. Это нарушает правила безопасности, не говоря уже о прочих неприятностях. – Бенкс переводил взгляд с одного на другого. – У вас есть какие-нибудь объяснения? Мисс Родз?
– Конечно же, мы были вместе, – ответила Лиза. – И нам не удалось завершить дела в Можайске до наступления темноты. Гостиницы поблизости не оказалось, поэтому мы провели ночь в деревне неподалеку. А там нет телефона, Чарлз.
– Я всегда учитываю условия, в которых вы работаете в этой стране, – сказал Бенкс. – Но в вашу обязанность входит держать постоянный контакт с посольством.
– Как старший, я беру всю ответственность за нарушение на себя, – заявил Холлис.
Бенкс удовлетворенно кивнул, а Айлеви сказал:
– Я совершенно не понимаю, почему вы оба так поздно приступили к делу и не сумели завершить до темноты такое обычное задание? Как вас занесло в эту деревню? Почему вы не позвонили из Можайска?
– Из-за огромного количества документов, Сэз. Не будем больше об этом. И, полагаю, мистеру Бенксу не хотелось бы, чтобы мы утомляли его подробностями.
Айлеви кивнул.
– Ладно. Надеюсь, позже вы утомите ими меня.
Бенкс обратился к Лизе:
– Посол письменно выражает официальные соболезнования родителям мистера Фишера. Мне бы хотелось, мисс Родз, чтобы они также получили письмо и от вас, в котором вы сообщите, что вы лично проследили за перевозкой останков, вещей их сына и всем прочим. А также, что советские власти подтверждают: Грегори Фишер скончался мгновенно и без страданий. Образец писем находится в досье. Может быть, полковник Холлис тоже напишет подобное письмо родителям покойного.
– Я ознакомлюсь с образцами, – ответил Холлис.
– На моем письменном столе, мистер Бенкс, – сказала Лиза, – находятся телефонные сообщения от Питера Стиллза из «Нью-Йорк таймс», от Файза Лоури из «Вашингтон пост», Майка Салерно из «Пасифик ньюс сервис» и еще из четырех или пяти агентств новостей. Видимо, в мое отсутствие кто-то из отдела послал пресс-релиз о случившемся несчастье. И совершенно очевидно, журналисты почуяли горячий материал.
– Никакой информации, кроме того, что один американский турист погиб в автомобильной катастрофе, не последует, мисс Родз.
– Это не стало бы сенсацией, случись автомобильная катастрофа где-нибудь во Франции или Англии. Однако к Советскому Союзу особое внимание. Это – загадочная страна, Чарлз. Вы не могли не заметить этого. Вот почему мы сидим и беседуем в комнате без окон. И это не паранойя, а реальность, несмотря на то, что никто на Западе не поверил бы и половине всего происходящего.
– Действительно, ваш отдел послал пресс-релиз. Но вы не отвечаете за этот материал. Это компетенция Кэй.
– Джон Ульман из консульского отдела направился в Шереметьево, чтобы проследить за делом, не завершенным полковником Холлисом.
Впервые Сэм обратил внимание на изречение, висевшее в рамке на стене:
«Дипломатические проблемы приобрели большую важность с тех пор, как любой необдуманный ход стал в состоянии уничтожить всех нас за несколько минут». Лорд Хамфри Трэвелин, 1973.
Холлис подумал, что в ближайшее время Бенксу и послу, возможно, придется заниматься подтверждением этой истины.
Айлеви продолжал:
– По всей видимости, невозможно вернуть взятые напрокат «жигули», поэтому мы позвонили в «Интурист» и сообщили, что машина сломалась возле железнодорожной станции города Гагарина. Нам выставят чертовски большой счет.
Холлис знал, что Айлеви ни в коей мере не интересуют такие мелкие административные вопросы, а вот Чарлза Бенкса они волновали. Он относился к тому типу дипломатов, которые никогда не нарушают законов и порядка принимающей их страны.
– Хорошо. – Бенкс откашлялся и произнес: – Итак... – Он взглянул на Лизу, потом на Холлиса и сурово сказал: – Вы не вернулись ночевать в свои квартиры и не сообщили в посольство о своем местонахождении. Это нарушает правила безопасности, не говоря уже о прочих неприятностях. – Бенкс переводил взгляд с одного на другого. – У вас есть какие-нибудь объяснения? Мисс Родз?
– Конечно же, мы были вместе, – ответила Лиза. – И нам не удалось завершить дела в Можайске до наступления темноты. Гостиницы поблизости не оказалось, поэтому мы провели ночь в деревне неподалеку. А там нет телефона, Чарлз.
– Я всегда учитываю условия, в которых вы работаете в этой стране, – сказал Бенкс. – Но в вашу обязанность входит держать постоянный контакт с посольством.
– Как старший, я беру всю ответственность за нарушение на себя, – заявил Холлис.
Бенкс удовлетворенно кивнул, а Айлеви сказал:
– Я совершенно не понимаю, почему вы оба так поздно приступили к делу и не сумели завершить до темноты такое обычное задание? Как вас занесло в эту деревню? Почему вы не позвонили из Можайска?
– Из-за огромного количества документов, Сэз. Не будем больше об этом. И, полагаю, мистеру Бенксу не хотелось бы, чтобы мы утомляли его подробностями.
Айлеви кивнул.
– Ладно. Надеюсь, позже вы утомите ими меня.
Бенкс обратился к Лизе:
– Посол письменно выражает официальные соболезнования родителям мистера Фишера. Мне бы хотелось, мисс Родз, чтобы они также получили письмо и от вас, в котором вы сообщите, что вы лично проследили за перевозкой останков, вещей их сына и всем прочим. А также, что советские власти подтверждают: Грегори Фишер скончался мгновенно и без страданий. Образец писем находится в досье. Может быть, полковник Холлис тоже напишет подобное письмо родителям покойного.
– Я ознакомлюсь с образцами, – ответил Холлис.
– На моем письменном столе, мистер Бенкс, – сказала Лиза, – находятся телефонные сообщения от Питера Стиллза из «Нью-Йорк таймс», от Файза Лоури из «Вашингтон пост», Майка Салерно из «Пасифик ньюс сервис» и еще из четырех или пяти агентств новостей. Видимо, в мое отсутствие кто-то из отдела послал пресс-релиз о случившемся несчастье. И совершенно очевидно, журналисты почуяли горячий материал.
– Никакой информации, кроме того, что один американский турист погиб в автомобильной катастрофе, не последует, мисс Родз.
– Это не стало бы сенсацией, случись автомобильная катастрофа где-нибудь во Франции или Англии. Однако к Советскому Союзу особое внимание. Это – загадочная страна, Чарлз. Вы не могли не заметить этого. Вот почему мы сидим и беседуем в комнате без окон. И это не паранойя, а реальность, несмотря на то, что никто на Западе не поверил бы и половине всего происходящего.
– Действительно, ваш отдел послал пресс-релиз. Но вы не отвечаете за этот материал. Это компетенция Кэй.