Демилль Нельсон. Без права на пощаду (Школа обаяния)

   Холлис встал.
   – Руки за голову!
   Холлис повиновался. Буров пристально посмотрел на него.
   – Ты хоть понимаешь, что я могу сделать с тобой и с Лизой Родз? Эти штучки не оставят никаких следов на ваших телах, но полностью разрушат ваши внутренности, вашу человеческую природу, ваши души и разум. Ну же, отвечай мне!
   – Да. Я знаю.
   – Твоя подружка любит русскую культуру. Возможно, ей понравится и русский любовник. А может, и множество любовников.
   Холлис молчал.
   – Тебе известно, что она спала с Айлеви?
   – Да.
   – Я говорил тебе, что твоя жена гуляет с неким английским джентльменом?
   – Меня это не волнует.
   – Сейчас она в Вашингтоне, приехала на твои похороны. Кажется, они состоятся завтра.
   Холлис промолчал.
   – Кто такой Симмз?
   – Не знаю.
   – А я думаю, что знаешь. – Буров взглянул на часы и спросил: – Ну, Холлис, хочешь повидаться со своей дешевой блядью?
   Сэм кивнул. Буров открыл дверь кабинета и что-то сказал охраннику, затем повернулся к Холлису.
   – Можешь опустить руки. Выходи.
   Сэм направился к двери и услышал в спину:
   – Если желаешь, можешь потрахаться.
   – Благодарю.
   Буров со смехом захлопнул дверь. Охранник повел Холлиса вниз по лестнице. Он открыл дверь в камеру Лизы и впихнул туда Сэма. Дверь захлопнулась за ним.
   Лиза сидела в углу на спальном мешке. Она посмотрела на Холлиса, но не сказала ни слова. Сэм опустился рядом с ней на колени и внимательно изучал ее лицо. Он заметил, что губы у нее сухие и потрескавшиеся, глаза запали, а на шее кровоподтек. На левой щеке багровел след от пощечины, и вид его почему-то причинил Холлису наибольшую боль.
   – Как ты? – спросил он.
   Она молчала.
   – Тебе нужен врач?
   Она отрицательно покачала головой. Холлис почувствовал себя в этот момент таким слабым и беспомощным. Он сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Лиза даже не шелохнулась, она тупо глядела прямо перед собой.
   Они долго просидели молча, потом Лиза уткнулась лицом в его ладони и зарыдала.
   Время от времени Холлис проваливался в небытие, но пронизывающий холод камеры и голод не давали уснуть.
   Свет загорался и гас, в коридоре периодически раздавались шаги. Иногда кто-то останавливался у двери камеры и сдвигал засов, но дверь ни разу не открылась.
   Лиза уставилась в потолок и заговорила еле слышным голосом:
   – Меня приговорили к смертной казни.
   Он знал, что в камере установлено устройство, улавливающее самый слабый шепот, и даже в темноте можно за ними наблюдать. Ему хотелось успокоить ее, но он решил, что лучше помолчит, чтобы Буров не смог воспользоваться сказанными словами. В сущности, он знал, что не должен был даже заикаться Бурову о своем желании увидеться с ней.
   – Зачем ты рассказал им о Яблоне? – спросила она.
   – Мне очень жаль.
   Она с трудом поднялась, подошла к дыре в полу камеры и использовала ее по назначению. Охранник тут же вошел в камеру, подтвердив уверенность Сэма в том, что их так же прекрасно видят, как и слышат. Лиза встала и подтянула спортивные брюки. Русский посмотрел на Холлиса, швырнул на пол кусок черного хлеба и сказал:
   – Я же говорил тебе, что трахать не захочешь. – Он заржал и закрыл дверь.
   Лиза умылась холодной водой, затем подставила рот под кран и напилась. Подняв с пола черный хлеб, она забралась в мешок, откусила небольшой кусочек и начала его медленно жевать. Холлис подумал, что она похожа на человека, который уже умирает с голоду. Они получали примерно триста граммов хлеба в день, около четырехсот калорий. Пробыли здесь приблизительно восемь суток, а может, и больше. Этого было достаточно, чтобы выжить. Однако, как и обещал охранник, Холлису больше не хотелось. К тому же он подозревал, что в пищу добавляли наркотики, возможно, пентотал натрия или какой-нибудь похожий на него препарат, которые вместе с потерей чувствительности могут вызвать полнейший ступор.
   Какое-то время Лиза бессмысленно разглядывала кусок черного хлеба, затем предложила его Холлису. Он отломил примерно треть, а остальное вернул ей.
   Когда они доели хлеб, Сэм спросил:
   – Ну как, чувствуешь себя лучше?
   Она пожала плечами и коснулась его руки.
   – Ты, наверное, замерз. Разве они не дали тебе мешок?
   – Со мной все в порядке.
   – Залезай сюда. Тут хватит места.
   Он влез в спальный мешок и лег рядом с ней.
   – Я не виню тебя за то, что произошло, – прошептала она. – Ты предупреждал меня.
   Холлис молча гладил ее по голове. Через несколько минут Лиза уснула. Она что-то выкрикивала во сне, но Холлис не смог разобрать ее слов. Сэм встал, чтобы выпить воды. Напор был очень слабым, это означает, как уже понял Холлис, что скоро рассвет. Дверь отворилась, и появился охранник.
   – Встать, – приказал он. – Следуйте за мной. И не разговаривать.
   Холлис помог Лизе подняться.
   – Я люблю тебя, Сэм, – проговорила она.
   – Отставить разговоры.
   Холлис взял ее за руку, но охранник грубо оттолкнул его в сторону.
   – Пошли! – крикнул он.
   Они зашагали по длинному коридору.

Глава 32

   Их привели в какую-то комнату. На столе стоял горячий чай, тарелка с крутыми яйцами, хлеб и джем.
   – Ешьте все, что хотите, но если вас вырвет, сами будете убирать. И не разговаривать, – сказал охранник.
   Лиза и Холлис сели за стол. Съесть смогли совсем немного: начинались спазмы в желудке. Потом охранник отвел их в душевую и велел вымыться.
   Пожилая женщина принесла полотенца и чистые спортивные костюмы. Она указала на коробку с кроссовками, и они подобрали себе обувь по размеру. Холлис впервые за много дней побрился.
   – Идите со мной, – приказал охранник и повел их в восточное крыло здания к двери с надписью «Клиника». Там их встретила медсестра и развела по отдельным смотровым кабинетам. Охранник остался с Холлисом. Полная женщина средних лет представилась как лагерный врач.
   Она осмотрела Холлиса, приложила стетоскоп к его груди, попросила глубоко вдохнуть, прислушалась и похлопала по груди:
   – У вас небольшая гиперемия. Но все обойдется.
   – Обойдется после двух недель голодания?
   – Отставить разговоры! – рявкнул охранник.
   – Я говорю с врачом, – резко сказал Холлис. – И буду разговаривать с ним. Почему бы тебе не заткнуться?
   Доктор дала Сэму таблетку и немытый стакан.
   – Что это такое? – спросил Холлис.
   – Просто витамин.
   – Тогда примите сами эту таблетку. – Он протянул ее врачу. Она положила таблетку в рот и запила водой. Затем тихо сказала:
   – Я тоже заключенная здесь. Политическая.
   – Ясно. Простите за грубость.
   Сэм принял другую таблетку.
   – Вы поправитесь, – говорила женщина. – У вас прекрасное сердце.
   – Что же здесь умирает первым: сердце или душа? – спросил Сэм.
   – Душа умирает. Сердце разрывается.
   Он пристально посмотрел на женщину. Ему бы сразу заметить, что она не свободна, но в России понятие свободы весьма относительно.
   – Спасибо вам, – только и произнес Холлис.
   Охранник отвел его в приемную, и через пять минут к нему присоединилась Лиза. Затем их отвели в кабинет Бурова.
   – Садитесь, – кивнул тот на стулья напротив него.
   – Теперь вы снова американцы. Верно, Холлис?
   – Да.
   – Лучше себя чувствуете?
   – Да.
   – Вот и прекрасно. Почувствуете себя еще лучше, когда узнаете, что вам обоим условно заменили смертную казнь пожизненным тюремным заключением.
   – Что значит условно?
   – Условия два. Первое – вы проходите тест на детекторе лжи. Второе – соглашаетесь работать на нас здесь. Если скажете «нет», вас казнят за убийство.
   – Значит, попросту говоря, вы хотите сделать из нас предателей, – сказала Лиза. – Мой ответ – нет.
   – Вам бы стоило знать, мисс Родз, что ваш приятель уже согласился работать на нас в обмен на свою жизнь.
   Она вопросительно посмотрела на Холлиса. Сэм обратился к Бурову:
   – Мы не договаривались насчет допроса на детекторе лжи.
   – Существует множество способов допроса. Я бы все-таки предпочел детектор лжи и пентотал натрия электрошоку и полицейской дубинке. Особенно если учесть, что результаты первого надежнее второго метода. Я уверен, что и мисс Родз, и вы тоже выберете первое.
   – Работать на вас здесь – одно, – заметил Холлис. – Но я не могу выдать вам секреты разведки, это подвергнет опасности и поставит под угрозу жизни других агентов.
   Буров забарабанил пальцами по столешнице.
   – Вы не в том положении, чтобы заключать сделки, Холлис. Вы уже мертвы, и никому не известно, что вы здесь. А причина вашего пребывания здесь в том, что вы слишком много знаете об этом месте, и нам нужно выяснить, что вам известно.
   – Мы оказались здесь за убийство двух пограничников, – напомнил ему Холлис. – Именно за это нас и приговорили к смертной казни.
   – Да, и за это тоже, конечно. Видите ли, как только в крови появляется сахар, люди быстро возвращаются к своему прежнему "я". Что касается вас, Холлис, мне ваше бывшее "я" совсем не нравится. Поэтому, будьте добры, умерьте свой сарказм.
   – Есть, сэр.
   Буров повернулся к Лизе.
   – Что же касается вас, мисс Родз, то весьма вероятно, что допрос принесет очень незначительные результаты, и посему ни в какой степени не поставит никого под удар. Верно?
   Она нерешительно кивнула.
   – Так вы хотите жить и работать здесь или предпочитаете, чтобы вас расстреляли? Отвечайте.
   – Я... я хочу остаться с полковником Холлисом.
   – Здесь? Или на небесах? – ухмыльнулся Буров.
   – Где угодно.
   – Какая преданность, – Буров перевел взгляд на Сэма. – А каково ваше решение?
   – Мне бы хотелось, чтобы нас обоих выпустили из камер, чтобы мы некоторое время пожили здесь, прежде чем решим, хотим ли мы стать добровольными инструкторами в этой школе.
   – Хорошо, – кивнул Буров. – Полагаю, вы скоро убедитесь, что лучше жить здесь, чем умереть перед строем вооруженных солдат. Однако мы еще не договорились о способе вашего допроса.
   – Давайте поговорим об этом после того, как мы с мисс Родз решим для себя, работать нам здесь или нет. Нам понадобится десять дней.
   – Тянете время, – улыбнулся Буров.
   – Для чего? Я мертв. Мы оба мертвы.
   – Даю вам одну неделю. – Он пристально посмотрел Сэму в глаза. – Как только мне покажется, что вы что-нибудь затеваете или лжете... – Буров ткнул пальцем в сторону Лизы. – ...Она умрет. И, как я уже предупредил вас, не от пуль. Вы достаточно умный человек и понимаете, что я разрешаю вам торговаться со мной, потому что предпочитаю оставить вас в живых. Вы мне нужны, чтобы я мог допросить вас в любое время, когда возникнут какие-нибудь вопросы, связанные с американскими спецслужбами. Кроме того, мне хочется, чтобы вы остались в живых, потому что нам пришлось наворотить кучу дерьма, чтобы инсценировать вашу гибель. Вы оба – весьма дорогой товар и крупное приобретение для нашей школы. И мне приятно, что теперь вы всецело в моей власти. Навсегда. Вы меня забавляете.
   – Но вам не до смеха, – парировал Холлис.
   Буров смерил его долгим взглядом. Потом достал из ящика письменного стола револьвер и вынул из барабана пять или шесть пуль.
   – Нет, это не то, что вы называете русской рулеткой. Встаньте-ка. – Он протянул револьвер Холлису. – Вы же хотите убить меня? Я даю вам шанс исполнить ваше желание. В барабане осталась одна пуля.
   Буров отступил на шаг назад.
   – Ну же!.. Рискните!
   Холлис стоял с револьвером в руке.
   – Вы станете героем Америки, хотя и неизвестным. Ну же, давайте.
   Холлис взглянул на Лизу.
   – Ну, что же вы? – продолжал Буров. – По крайней мере заставьте меня поползать и поунижаться перед вами! Прикажите мне встать на колени и умолять сохранить мне жизнь.
   Холлис молчал.
   – Нет? Кое-что уразумел? Велика ли сила револьвера? Все зависит от того, кто держит его. Вы или я. Оружие – это еще не власть... – Он посмотрел на Лизу. – Встаньте.
   Она повиновалась.
   – Возьмите револьвер.
   Она поколебалась, но взяла его у Холлиса.
   – Вот видите, – сказал Буров, – вы выполняете мои приказы даже с револьвером в руках. Ну, стреляйте в меня.
   – Нет.
   – И что же это значит? Цивилизованные люди думают о будущем. Что будет с вами, если вы меня убьете? Конец вашим проблемам, да? Нет, только начало. – Буров самодовольно усмехнулся. – А настоящий патриот пожертвовал бы своей жизнью, чтобы забрать мою.
   – Я не выстрелю в вас только по одной причине. Возможно, вы и сами это поняли. Я верую в Бога. И не могу лишить человека жизни, даже вас, – сказала Лиза и положила револьвер на стол.
   – Неужели? Христиане не убивают людей? Наверное, мне следует перечитать историю христианства. Все вы лицемеры.
   – Мы хоть что-то пробуем исправить. А вы нет.
   – Позвольте мне дать вам совет, мисс Родз. Если вы убедите вашего приятеля подчиниться нам, то сохраните свою жизнь. Без него вы пустышка. Просто женщина, с которой можно сделать все, что угодно. Я уверен, что ваше упрямство уже поколебалось. Обдумайте хорошенько все, о чем мы тут с вами беседовали. – Буров убрал револьвер в стол и сказал уже дружелюбнее: – Ну что ж... Что вы думаете о прогулке на свежем воздухе? Думаю, вам это будет любопытно. – Он подошел к двери и заговорил с охранником. Потом повернулся к Лизе и Холлису.
   – Через некоторое время я присоединюсь к вам.
   Охранник провел их вниз по лестнице к выходу из здания.
   Они опять прошли мимо комнаты связи, дверь в которую была приоткрыта. Сэм отметил про себя, что коммутатор не автоматический. Слева от оператора коротковолновый радиопередатчик, но остальную часть пульта увидеть не удалось.
   Из комнаты вышел лейтенант и, прикрыв за собой дверь, встал напротив Сэма и Лизы.
   – Любопытно вот, из-за чего вы сюда угодили, – он протянул им пачку сигарет. – Курите?
   Они отказались.
   – Моя фамилия Челцов, – представился лейтенант. – Значит, будете нашими инструкторами?
   Холлис молчал.
   – Здесь каждый старается по возможности ладить с другими. Это не тюрьма, – продолжал лейтенант. – Полковник Буров – очень умный человек.
   Он позволяет американцам свободно передвигаться по всей территории школы, правда, до тех пор, пока они добросовестно выполняют свою работу. Однако если окажется, что инструктор в чем-то дезинформировал своего русского ученика насчет Америки, то Буров... – Лейтенант приложил указательный палец к виску и щелкнул языком. – Вам понятно.
   – А вы палач, Челцов? – спросил Холлис.
   Тот не ответил.
   – Вы говорите по-английски?
   – Нет. Никто из здешней охраны не говорит по-английски.
   – А как же американские инструкторы? Разве они разговаривают с учениками по-русски?
   – Предполагается, что они не знают русского, но они понимают его. По правилам, русские ученики и американские инструкторы должны общаться только по-английски. А охранники не могут заговаривать с учениками или инструкторами без крайней необходимости.
   – Ваш русский превосходен. Будьте осторожны в разговорах.
   Лейтенант вернулся в комнату связи.
   – Ты бросила курить? – спросил Сэм.
   – По-моему, да, – ответила она. – Наверное, существуют и более простые способы бросить курить.
   – Ну что ж, проживешь дольше.
   – Сэм... я понимаю, мы влипли в очень скверную историю. Но... я не собираюсь им подчиняться.
   Холлис потер большой палец об указательный, напоминая этим знаком, что вокруг установлены подслушивающие устройства. Она шепнула ему на ухо:
   – Это ведь было разыграно, не так ли? Ну, я имею в виду... твое... твое...
   – Подчинение?
   – Да. Именно так.
   – Поговорим позже, Лиза.
   Наконец появился Буров, а с ним солдат, который принес теплые белые куртки для Лизы и Холлиса.
   – Мне бы хотелось дать вам пару советов. Первое: выходя из этих дверей, забудьте о том, что с вами здесь произошло. И второе: всегда помните об этом, – сказал Буров.
   – Мы поняли, – кивнул Холлис.
   – Вот и прекрасно. Наденьте куртки и идите за мной.
   Они вышли из штаба и с удовольствием вдохнули хвойный морозный воздух.
   – Прекрасное утро! Не так ли, мисс Родз? – обратился Буров к Лизе. – Вы очень бледны. Но ежедневные прогулки быстро вернут свежесть вашему личику. Если здравый смысл возобладает над вашим норовом, вам будет легче расстаться со своим прошлым. Здесь ни у кого нет прошлого: ни у инструкторов, ни у учеников. Это философия жизни нашего учреждения. У инструкторов есть лишь культурное наследие, которое они передают ученикам. А у тех, в свою очередь, есть цель, которой они посвятят жизнь. Вы можете откровенно возражать мне, если хотите, мисс Родз. Не стесняйтесь и вы, Холлис. Мне интересно ваше мнение. Пойдемте прогуляемся.
   Буров повел их на стадион, где две команды молодых парней играли в ручной мяч.
   – Тренеры и двое арбитров – инструкторы нашей школы, – объяснил Буров. – Раньше мы проводили интересные матчи между инструкторами и учениками. Но инструкторы с годами сдают.
   – Вы имеете в виду американцев? – спросил Холлис.
   – Здесь все американцы – и инструкторы, и ученики, мы не пользуемся этим термином.
   – Понятно.
   – Суть в том, чтобы просто изучить основы игры. Наши ученики преуспели во многих американских видах спорта. Между прочим, одну из лучших любительских команд в северном Нью-Джерси тренировал наш выпускник.
   – В самом деле? Вы знаете, что сталось со всеми вашими учениками?
   – Увы, нет. После внедрения в Штатах они переходят в ведение Управления С. Вам известно о нем?
   – Да. Это филиал Первого главного управления.
   Буров внимательно посмотрел на Холлиса.
   – Но иногда мы получаем о некоторых из них кое-какую информацию. Это неплохо поддерживает наш боевой дух.
   – А что происходит с теми, кто отсеивается? – спросила Лиза.
   – Они подписывают документ о неразглашении, как и в любой иной разведывательной организации.
   – А по-моему, вы просто убиваете их, – сказала Лиза.
   – Ну, ну, полно вам, мисс Родз, в самом деле...
   Со стадиона они направились в бетонное сооружение, напоминающее бункер. Внутри было абсолютно пусто и голо. Буров указал им на центр бронированного пола, затем нажал на какую-то кнопку в стене и встал рядом с ними. Плита начала опускаться вниз.
   Через несколько секунд они оказались в великолепно отделанном помещении с хромированной мебелью. За высоким столом, напоминающим конторку, сидел молодой человек в тенниске и читал «Нью-Йорк таймс».
   – Добро пожаловать на отдых в Спа^[19], – сказал Буров своим спутникам.
   Молодой человек отложил газету и бодро произнес по-английски:
   – Привет, полковник! Кто это с вами?
   – Это новые инструкторы нашей школы, Фрэнк. Полковник Холлис и мисс Родз.
   – Великолепно! – молодой человек протянул руку. – Фрэнк Чепмэн. Я читал ваш некролог на прошлой неделе, полковник.
   Холлис, поколебавшись, все-таки пожал протянутую ему руку и сказал:
   – Если вы Фрэнк Чепмэн, то я Лев Толстой.
   У Чепмэна эти слова не вызвали улыбки.
   – Это место – наша жемчужина, – продолжал Буров. – На сооружение этого подземного бункера затрачено больше миллиона рублей, а западное спортивное снаряжение стоит полмиллиона долларов. Здесь мы поднимаем боевой и моральный дух наших учеников, инструкторов и сотрудников. К их услугам – финские сауны, парилки, солярии, души Шарко, тренажерные залы. Вон те две женщины – наши новые ученицы. Мы знаем, что спорт очень популярен в Штатах и часто американцы деловые встречи проводят в спортивных клубах. В высших кругах, например, очень любят гольф и теннис. Правда, в России гольф не распространен, поэтому наши ученики смотрят видеозаписи турниров, а по-настоящему совершенствуются в этом виде спорта уже в Америке.
   Сэм, Лиза и Буров вошли в спортивный зал, где молодые люди играли в баскетбол. Холлис отметил, что внешне они совершенно не отличались от американцев: такая же манера общения между собой, модные стрижки...
   – Джентльмены, – обратился по-английски к ним Буров, – позвольте вас познакомить с Сэмом Холлисом и Лизой Родз. Возможно, они присоединяться к преподавательскому составу. А теперь представьтесь им.
   Молодые люди приветливо и весело поздоровались с ними: «Приятно встретиться с вами», «Очень рад познакомиться», «Добро пожаловать на борт».
   Холлис запомнил их имена: Джим Холл, Стен Кучик, Джон Флэминг, Кэвин Сэлливен, Фред Бау и Винце Панзарелло. Сэм подумал, что подобранные им английские и этнические имена очень соответствуют их внешности.
   – Не о вас ли двоих я читал в газетах? – спросил Фред Бау.
   – Совершенно верно, – ответил Буров. – Они погибли при падении вертолета. – Молодые люди понимающе заулыбались. Сэма удивил не только их беглый английский, но и свободная, неофициальная манера держаться в присутствии полковника Бурова.
   Осмотрев весь спортивный комплекс, все трое поднялись наверх. Буров вывел их из бункера и показал вокруг.
   – За колючей проволокой – территория Управления погранохраны КГБ. На вышках наблюдатели, по периметру вся зона патрулируется. Сотрудники КГБ работают также внутри лагеря, в основном в штабе. Не советую вам приближаться к этой территории и заговаривать с кем-нибудь из них. Им приказано стрелять на поражение и без предупреждения. Кроме того, у них на вас зуб, ведь вы убили двоих их товарищей. Понятно?
   – Вполне, – отозвался Холлис. – А может быть, я всего-навсего действовал в пределах самообороны, когда убил двоих из них? Вы действовали в пределах самообороны, когда убивали Грегори Фишера?
   – В известной степени да, Холлис.
   – А я так не считаю, полковник Буров, – возразила Лиза. – Я думала об этом. Вернее, представляла то, что вам пришлось сделать. Наверное, вы со всей силы пробили головой этого мальчика ветровое стекло...
   – Пожалуйста, мисс Родз, не нужно эмоций, – перебил ее Буров. – К тому же ваши оскорбления и нравоучения быстро надоедают и с вами становится скучно.
   Холлис подумал о том, что самый большой ГУЛАГ находится за этой колючей проволокой. Он посмотрел Бурову в глаза и спросил:
   – А к какому управлению КГБ относитесь вы, полковник?
   – Вы уже однажды спросили меня об этом по телефону, верно? Что ж, теперь я могу ответить на ваш вопрос. Я отношусь к исполнительному управлению. Конечно, вам известно о нас.
   – Разумеется. Политические убийства, терроризм, похищение людей и шантаж.
   – Можно сказать и так... Моя карьера в управлении началась с того, что я несколько лет проработал в Скандинавии. В этом лагере я уже десять лет, пять лет был помощником коменданта, и пять – комендантом. Это назначение пожизненное. Центр не одобряет переходов отсюда. Русский персонал здесь – в основном политические заключенные, переведенные из ГУЛАГа. – Он немного помолчал и добавил: – Итак, как я понял из записи телефонного разговора Фишера с посольством, американские инструкторы называют это место «Школой обаяния миссис Ивановой». Подобный сарказм, по-видимому, характерная черта ваших соотечественников, не так ли?
   – У нас есть вечерние курсы по сарказму, – ответил Холлис.
   – Похоже, вы тоже их выпускник, Холлис.
   Они гуляли словно старые приятели. Так, по крайней мере, могло показаться со стороны.
   – Недостаток нашей школы в том, что все инструкторы-мужчины – бывшие пилоты. Хорошо, что они разные по своему социальному происхождению. Но их профессиональный и жизненный опыт во многом схож. Это минус, поскольку они не представляют собой весь спектр американского общества. Поэтому такие люди, как вы, Холлис и мисс Родз, для нас ценное приобретение.
   Они подошли к симпатичному деревянному домику, у стены которого стоял автомат кока-колы. Буров опустил монеты и протянул Лизе и Холлису по банке знаменитого американского напитка.
   – Настоящая кока, – сказал он и рассмеялся.
   Холлис и Лиза сделали по глотку и переглянулись.
   Кока действительно была настоящей.
   Буров предложил им присесть в кресла-качалки на крыльце деревянного домика, чтобы передохнуть.
   – В этом государстве только один хозяин, – продолжал он. – Мы – КГБ. Нас знают как щит и меч партии, но в действительности мы служим не партии, не государству и не народу. Мы служим самим себе. Нас боятся даже военные, а ведь в их руках оружие. Но самое мощное оружие у нас – это иллюзии. Они позволяют как угодно манипулировать обществом.