Демилль Нельсон. Без права на пощаду (Школа обаяния)

   – А где икона?
   – Там, на книжной полке. Хочу послать ее моему боссу из Информационной службы в дипкорпусе. Я написала ему и попросила ее сохранить. Ты вложишь икону в дипломатический багаж?
   – Я сказал, что сделаю это.
   – Спасибо. Ты сможешь захватить ее с собой, когда поедешь в Вашингтон?
   – Конечно. – Он снял икону с книжной полки и стал рассматривать. На ней был изображен какой-то святой, но Холлис не знал, кто именно. – Что это за парень?
   – Это архангел Гавриил. Видишь трубу?
   – Да.
   – Эта икона написана на лиственнице. Многие иконы писались на сосне, но она деформируется и трескается.
   – Понятно.
   – Я люблю ее. Посмотри на лицо. Оно излучает свет и покой, тебе не кажется?
   – О да. И сколько?
   – Сколько она стоит? Ну, на Западе ее трудно оценить. Однажды я, правда, показала ее одному специалисту по исторической живописи. Он определил, что эта икона шестнадцатого века. Наверное, ее цена примерно двадцать пять тысяч.
   – Боже! А что, если я ее потеряю?
   Она подлила ему в стакан скотча.
   – Даже представить себе не могу, чтобы шпион терял вещи. И я доверяю тебе.
   – О'кей. – Он осторожно поставил икону обратно на полку.
   – Меня немного волнует этот прощальный вечер, Сэм.
   – Почему?
   – Не люблю оказываться в центре внимания, особенно, когда вечер посвящен моему изгнанию из страны.
   – Раньше я не замечал в тебе робости. А вообще все это довольно смешно. Однажды я угодил на такой вечер в Софии. Помощник шефа ЦРУ соблазнил жену какого-то болгарского дипломата или что-то в этом роде. Короче говоря, его застукали и дали пинка под зад. Тем не менее, вечеринка продолжалась весь уик-энд, и этот бедняга... Да что случилось?
   – Какие мужчины все-таки свиньи! И вовсе это не смешная история, Сэм!
   – О! Тогда это казалось очень забавным. Может быть, если бы тебе пришлось там побывать...
   – Знаешь, все эти шпионские страсти – это что-то такое... во всяком случае, не твое. Ты мог бы оставить это? Вернее, хотел бы ты оставить это?
   – Мне бы хотелось снова летать.
   – Правда? Ты только сейчас счел нужным мне об этом сказать?
   Холлис сел на коробку и замолчал.
   – Извини, Сэм. Я слишком много выпила. Ты же не моя собственность. – Она допила скотч. – Выпьем еще по одной?
   – Нет.
   – А я, пожалуй, выпью. Очень нервничаю.
   – Я заметил.
   Раздался звонок в дверь.
   – Я открою, – сказала Лиза, спустилась вниз и вернулась вместе с Чарлзом Бенксом.
   – Привет, Сэм, – поздоровался тот. – Лиза уверяет, что я не помешаю своим несколько бесцеремонным приходом.
   – Значит, не помешаете. Снимайте пальто, Чарлз.
   – Нет, благодарю, я зашел всего на несколько минут.
   – Выпьете? Правда, у нас только скотч.
   – Совсем чуть-чуть. С содовой или водой.
   Лиза подала Бенксу стакан со скотчем.
   – Прежде чем начался прощальный вечер, позвольте мне первому искренне пожелать удачи в вашей работе и личного счастья.
   Они чокнулись и выпили.
   – За свою жизнь я довольно часто сталкивался с подобными скандалами, – продолжал Бенкс. – Мой отец ведь тоже был дипломатом. Он работал здесь в 1933 году в первой дипломатической миссии после революции. Тогда мне было восемь лет, и я немного Помню Москву. В то время она выглядела весьма мрачно. Когда мне было лет десять, я видел Сталина.
   – Поразительно! – воскликнула Лиза. – Вы помните его?
   – Помню запах табака, исходящий от него. Отец тогда в шутку сказал мне, что я вижу царя всех русских. Я рассмеялся, а моя мать чуть не упала в обморок.
   – Значит, вы не всегда были таким вежливым и сдержанным, не так ли? – улыбнулся Холлис.
   – Да, это была моя первая дипломатическая бестактность. – Он огляделся. – Было бы неплохо поставить какую-нибудь музыку.
   Лиза кивнула и подошла к магнитофону.
   – Чарлз, вы знаете Жанну Бичевскую – русскую Джоан Бейз?
   – Боюсь, что я не слишком хороший знаток современной русской музыки.
   Мягкие звуки гитары и чистый русский голос заполнили комнату.
   – Ее песни навевают на меня меланхолию, – сказала Лиза. – Я попыталась устроить ее турне с концертами по Америке, но они не дают ей выехать из страны.
   – У нее прекрасный голос, – согласился Бенкс. – По крайней мере ей не запрещают петь.
   Он подошел к магнитофону и прибавил громкость.
   – По-моему, вот так будет нормально, – сказал Бенкс. – Так вот что я хотел вам сказать. Первое. Вы снова отлучались на какое-то время, и у нас, и у Вашингтона возникли опасения, что вы влипли в какую-то грязную историю. Поэтому посол потребовал, чтобы вы оставались на территории посольства до тех пор, пока в сопровождении службы безопасности вас не отвезут в аэропорт утром в понедельник. Полагаю, что это решение не слишком расстроит вас.
   – Мы с Лизой намеревались в воскресенье отправиться в церковь, – сказал Холлис.
   – Почему вы так провоцируете их, подвергая и себя, и Лизу опасности? – с раздражением спросил Бенкс.
   – Чарлз, неужели вы полагаете, что советские власти и КГБ станут покушаться на вашу жизнь в то время, когда наши дипломаты обсуждают вопросы о новой эре советско-американских отношений?
   – Советское руководство, возможно, и не станет, – возразил Бенкс, – а вот действия КГБ ни я, ни вы не сможете предугадать. Эта проблема касается и мистера Айлеви, чья организация, похоже, проводит свою собственную политику. В сущности, у КГБ и ЦРУ одинаковая задача развалить любое возобновление дружественных отношений между нашими странами.
   – Это чрезвычайно серьезное заявление, – заметил Холлис.
   – Тем не менее именно так считают все дипломатические крути.
   – Чарлз, мне очень не нравится, когда дипломаты морализируют. Моя работа, как и деятельность Айлеви, может не вызывать у вас симпатии. Но, к несчастью, она необходима. Всегда подразумевалось, что дипломатическая служба будет обеспечивать поддержку разведке, находящейся в пределах своей миссии. Мы никогда вас ни о чем не просили. Мы ни разу не скомпрометировали здесь дипломатический персонал. И единственное, на что мы вправе рассчитывать, – это взаимопонимание.
   – Что касается меня лично, то я полностью согласен с вами. Тем не менее опасения посла, опасения самого Белого дома, если хотите знать правду, заключаются в том, что один из вас – вы, Сэз Айлеви, морской атташе, военный атташе или еще кто-то, кто работает на вас, – завладев нынешним делом Фишера и Додсона, использует его в качестве орудия разрушения дипломатической инициативы. Я сказал достаточно.
   Холлис подлил Бенксу еще скотча.
   – Боюсь, что последнее слово окажется за мной, Чарлз. Вы боитесь нас, как пещерных людей. Однако хочу, чтобы вы вспомнили, сколько достижений военных и разведки, за которые было заплачено кровью, пустили на ветер именно госдепартамент и дипломатическая служба. Я сражался на войне, мой отец и ваш отец... Я прекрасно помню имя Прескотта Бенкса. Вспомните Ялту и Потсдам, когда ваши предшественники отдали Сталину все, кроме западной лужайки Белого дома. Вот почему мы сейчас и оказались в этом дерьме.
   Румяное лицо Бенкса стало еще краснее. Он глубоко вздохнул и сделал глоток скотча.
   – Да, это были для нас не самые приятные часы. В старости мой отец весьма сожалел о своей тогдашней роли.
   – Конечно, прошлое – это пролог к будущему, но вы чересчур углубились в события, случившиеся еще до моего рождения, – напомнила Лиза.
   – Ну, поговорим теперь о наших делах. Как вам известно, родители Фишера потребовали вскрытия тела своего сына. Мы получили его результаты, – проговорил Бенкс.
   – Ну и?
   – Медэксперт утверждает, что не травмы стали причиной смерти Фишера.
   – А что же послужило причиной его смерти? – спросила Лиза.
   – Остановка сердца.
   – Остановка сердца – это причина всех смертей, – заметил Холлис. – А что вызвало остановку сердца?
   – Частично она вызвана травмой. Но главным образом – алкоголем. В крови и тканях мозга мистера Фишера обнаружено смертельное количество алкоголя.
   – Кагэбэшники ввели ему в желудок алкоголь до его смерти – через желудочный зонд, – заключил Холлис. – Превосходный яд, почти повсюду пользуются этим методом.
   Казалось, Бенкс испытал неловкость от того оборота, который приняла их беседа.
   – В самом деле? Такое возможно сделать? – Он так посмотрел на Холлиса, словно тот открыл ему глаза на мир. – Это ужасно!
   – Так что, у нас нет улик? – спросила Лиза.
   – Совершенно верно, – подтвердил Бенкс.
   – Вы верите, что мистер Фишер был убит?
   Бенкс задумался.
   – Косвенные улики, конечно, указывают на это, – сказал он. – Я не идиот, Лиза, и посол тоже не кретин.
   – Это утешает, – вздохнула она. – Я понимаю ваше положение.
   – В самом деле? Должен заметить, что лично я восхищаюсь вашей прямотой и силой духа. И скажу вам, между нами, посол тоже восхищен вами. Тем не менее я пришел к вам, чтобы вновь предупредить, что если кто-либо из вас, вернувшись в Штаты, хоть единым словечком упомянет об этом инциденте, то вы оба станете безработными и нетрудоспособными, а возможно, и объектами юридического преследования. Вам ясно?
   – Полагаю, Чарлз, вы слишком долго жили в Советском Союзе. Не надо нам угрожать подобным образом в моей стране, – жестко сказала Лиза.
   – Извините... Я просто передал то, что мне известно.
   На несколько минут воцарилось неловкое молчание, затем Бенкс протянул руку.
   – Ну что ж, увидимся на прощальном вечере.
   – Вы мне очень нравитесь, Чарлз. – Лиза поцеловала его в щеку.
   Бенкс смущенно улыбнулся, пожал руку Холлису и заключил:
   – Такие, как вы, – самые несвободные люди в свободном обществе.
   После ухода Бенкса Лиза сказала:
   – Предложив нам морковку, он хочет, чтобы мы съели и ботву.
   – Да, для нас наступили крутые времена.

Глава 25

   Холлис осмотрел себя в зеркало и вошел в просторный зал для приемов. Этикет требовал, чтобы он как женатый мужчина, жена которого отсутствовала, явился без женщины.
   Вечер длился уже около часа, и сотрудники посольства уже опередили его по части выпивки раза в три. Холлис оглядел зал и увидел направлявшегося к нему Джеймса Мартиндэйла из протокольного отдела.
   – Хэлло, Сэм, – поздоровался Мартиндэйл.
   – Хэлло, Джим.
   Он испытывал к этому человеку необъяснимую симпатию, несмотря на его бессмысленную работу и официальные манеры.
   – Какие симпатичные проводы мы устроили для вас, полковник.
   – Вижу и весьма польщен.
   – Надеюсь, вы понимаете, почему мы не пригласили ваших коллег из советских ВВС?
   – Вы просто не хотите их кормить, не так ли?
   – Мы также не пригласили ваших коллег из других посольств, чтобы не ставить их в неловкое положение.
   – Вы весьма предупредительный и чуткий человек, Джим.
   – Но я все же послал устные и неофициальные приглашения вашим друзьям в британском, канадском, австралийском и новозеландском посольствах.
   – Нам, англосаксам, надо держаться вместе.
   – Да. И еще зайдут военные атташе из НАТО, чтобы попрощаться с вами.
   – Вы имеете в виду моих приятелей-шпионов? Надеюсь, вы пригласили ирландцев?
   – Пригласил. Лучше подобные события не афишировать, чтобы у принимающей страны не создалось впечатления, что мы их оскорбляем.
   – Однако мы оскорбляем их, старина Джим. Вы действительно думаете, что в честь меня устроили бы какой-нибудь вечер, если бы меня вышибали из Англии или Ботсваны?
   – Ну, если строго следовать протоколу...
   – Где бар? – перебил его Холлис.
   – Там, в дальнем углу зала. Я также пригласил американских журналистов и их жен. Многие из них сюда заглянут, но не для того, чтобы говорить о делах.
   – Неплохая мысль.
   – Я объяснил мисс Родз все, что сейчас сказал вам, и она все понимает. Мне бы хотелось воспользоваться возможностью и выразить вам самые наилучшие пожелания и высоко оценить проделанную вами здесь работу, Сэм.
   – Благодарю вас. Я...
   – Это все, что я могу сделать при данных обстоятельствах. – Он обвел рукой зал.
   – Послушайте, меня же не отловил милиционер за какую-нибудь чепуху. Просто меня застукали на шпионаже. Не более того...
   – Конечно, придут и посол с супругой, но они не станут задерживаться, поскольку у них назначена еще одна встреча.
   – Вы пили?
   Мартиндэйл усмехнулся.
   – Немного. Пойдемте со мной.
   Он повел Холлиса на небольшую сцену, где уже играл квартет. К ним присоединилась Лиза в сопровождении секретарши Джима.
   Мартиндэйл кивнул оркестру, и он сыграл несколько тактов из «Барабанов и фанфар». Это привлекло всеобщее внимание. Джим постучал по микрофону.
   – Леди и джентльмены, благодарю вас за то, что вы пришли. Хочу представить вам наших почетных гостей, полковника Сэма Холлиса и мисс Лизу Родз.
   Раздались громкие аплодисменты, приветственные возгласы. У всех было явно веселое настроение.
   – Я обязан вам напомнить, что здесь не безопасная комната, и все, сказанное вами, прослушивается с улицы. Поэтому убедительно прошу соблюдать осторожность в разговорах и не делать пренебрежительных замечаний в адрес принимающей нас страны, а также иметь в виду, что высылка полковника Холлиса и мисс Родз является постыдной для нас.
   Затем Мартиндэйл откуда-то извлек два лоскута голубого атласа и развернул во всю длину, демонстрируя публике. Зал зашелся от смеха. Это были поддельные посольские орденские ленты, на которых яркими красными буквами написано: «ПЕРСОНА НОН ГРАТА».
   Лиза прыснула со смеху.
   Мартиндэйл подошел и церемонно нацепил на них ленты.
   – Для присутствующих здесь недипломатов, которые не знают латыни, объясню, что выражение «персона нон грата» означает «тот, кто не дает чаевых».
   Перед тем, как начнутся музыка и танцы, а особенно перед приходом посла с супругой, состоится вручение памятных подарков. С огромной радостью предоставляю вам нашего первого дарителя – товарища Владимира Слизистого.
   В зал вошел молодой сотрудник отдела Гарри Уорник в коричневом костюме, который был велик ему по крайней мере на шесть размеров, но босиком. Волосы его были зализаны назад, на рубашке нарисован красный галстук. Раздался взрыв хохота.
   Уорник поднялся на сцену, холодно поцеловал Холлиса в обе щеки и с чувством поцеловал Лизу в губы. Затем он обратился к присутствующим:
   – Товарищи американские свиньи, благодарю вас за то, что пригласили меня сюда на этот вечер. А теперь я хочу вручить награду полковнику Холлису. Полковник, по распоряжению Центрального Комитета, за постоянно ухудшающееся качество вашей работы награждаю вас орденом Лимона. – Уорник повесил Холлису на шею красную ленту, на которой болталась груша, и объяснил: – Извините, но лимонов не нашлось.
   – Я понимаю, – засмеялся Холлис.
   Уорник поцеловал Лизе руку и заговорил снова:
   – А вы, сексуальная леди, по распоряжению Центрального Комитета награждаетесь медалью Социалистического Бездельника. За то, что круглый год спите. – Уорник извлек из своего огромного пиджака еще одну красную ленту, на которой висел красный пластиковый будильник. – Просыпайтесь по окончании рабочего времени!
   – Польщена выпавшей мне честью, – ответила Лиза.
   Гости заулюлюкали и засвистели.
   – Прошу соблюдать тишину, товарищи! – объявил Уорник. – Тут вам серьезное дело, а не хаханьки! – Он достал из кармана два листка бумаги и обратился к Холлису и Лизе: – Вот вам две путевки на пятилетний отдых в сибирском ГУЛАГе. По вашему выбору. Номера отдельные.
   От этих слов толпа буквально начала захлебываться от гогота.
   – А теперь я с огромным удовольствием приглашаю на трибуну великого американского дипломата, выдающегося государственного деятеля, миролюбивого друга советского народа, превосходно одетого, товарища Чарлза Бенкса.
   Бенкс поднялся на сцену.
   – Благодарю вас, товарищи, леди и джентльмены, – начал он. – Как вы уже знаете, ежегодно в это время мы присуждаем награду Барлоу. Эта редкая и весьма почетная награда названа в честь американского дипломата Джоэла Барлоу^[16], который в 1812 году сопровождал французскую армию в Россию. После московского пожара мистер Барлоу отступал вместе с французами и трагически погиб от обморожения, став, таким образом, первым американским дипломатом, замерзшим в России.
   Бенкс отлично выбрал время для своего выступления, и все рассмеялись. Он предупредительно поднял руку и произнес:
   – Поэтому каждую осень в ознаменование этого печального события и в память о мистере Барлоу мы отдаем дань одному или нескольким нашим соотечественникам, пережившим зиму без нытья и стонов и не сбежавших хоть на месяц на Багамы. И в этом году мне выпала честь представить к этой награде двух людей, которые продемонстрировали уникальную способность к совместной работе по поддержанию тепла. Леди и джентльмены, эту награду получают полковник Сэм и мисс Лиза.
   Гости зааплодировали и засмеялись. Бенкс поставил перед Лизой и Холлисом ведерко со льдом.
   – А сейчас представляю вам помощника полковника Холлиса, капитана О'Ши.
   Бенкс отошел в сторону, и его место занял капитан О'Ши с коробкой в руках.
   – Я счастлив, что мне выпала возможность работать с таким талантливым офицером, – сказал капитан О'Ши. – От имени присутствующих здесь военных атташе мне бы хотелось вручить полковнику Холлису прощальный подарок. – О'Ши открыл коробку и достал из нее маленький гипсовый бюст Наполеона. – Полковник, это дань уважения вашему таланту от французского посольства. Когда будете переходить с одного места службы на другое, куда бы вы ни получили назначений, берите это с собой как память о времени, проведенном в Москве, и о вашем занимательном уик-энде в русской провинции.
   Холлис протянул вперед ведерко со льдом, и О'Ши сунул в него гипсовый бюст.
   Сэм обратился к О'Ши:
   – Я очень признателен вам за подарок. Я поставлю его перед собой на стол, когда буду писать на вас служебную характеристику.
   Зал зааплодировал. О'Ши поклонился и представил всем поднимающуюся на сцену Кей Хоффман, которая несла великолепную расписную балалайку. Она улыбнулась Лизе.
   – За все годы, которые я проработала в Информационной службе Соединенных Штатов, мне очень редко встречался человек, настолько глубоко знающий принимающую страну, ее язык, культуру и ее народ. От имени всех сотрудников Информационной службы, находящихся здесь, а также в нашем консульстве в Ленинграде, мне бы хотелось вручить Лизе прощальный подарок. Безусловно, этот подарок не шутка, а предмет русского творчества, который, несмотря на все трудности, стоило поискать. – Кей Хоффман вручила Лизе балалайку со словами: – Прими от нас этот изящный электрический самовар.
   Ее шутка застала всех врасплох, и наступила тишина, через минуту сменившаяся безудержным хохотом и аплодисментами.
   – Берешь вот эти проводочки и суешь их в розетку, – объяснила Кей. – Чай нужно насыпать вот в эту большую дырку. Не знаю, правда, куда наливать воду...
   Лиза взяла балалайку.
   – Я не умею играть на ней... на самоваре... но очень люблю ее звук и обещаю научиться играть в память о чуткости моих сослуживцев.
   Кей обняла и расцеловала девушку, прошептав ей на ухо:
   – Не упускай этого парня, милочка.
   Джеймс Мартиндэйл снова вышел на сцену и вынес стенд с наклеенной на нем увеличенной фотографией статьи, напечатанной по-русски.
   – Тем, кто хочет знать правду об инциденте, из-за которого мы все собрались здесь, советую обратиться к советской прессе. «ПРАВДА», как вы уже знаете, означает «правда», а «ИЗВЕСТИЯ» – «известия», и я слышал, что в «ПРАВДЕ» нет известий, а в «ИЗВЕСТИЯХ» не бывает правды. Тем не менее я прочту вам английский перевод этого советского репортажа: «Советское Министерство иностранных дел заявляет об изгнании из страны С.Холлиса и Л.Родз, мужчины и женщины, сотрудников американского посольства, за деятельность, несовместимую с их дипломатическим статусом. Это еще один пример того, как американские агенты укрываются за статусом дипломатической неприкосновенности, чтобы заниматься антисоветской деятельностью. Однако органы государственной безопасности, некоторое время наблюдавшие за С.Холлисом и Л.Родз, положили конец их злоупотреблению советским гостеприимством». – Мартиндэйл поднял глаза от текста и погрозил пальцем Холлису и Лизе. – Нехорошо, нехорошо.
   Уорник крикнул:
   – Пусть это послужит уроком для всех нас! Троекратное «ура» органам государственной безопасности!
   Мартиндэйл вернулся к микрофону:
   – А сейчас, леди и джентльмены, представляю слово нашему почетному гостю, кавалеру ордена Лимона, а также кавалеру многих других наград, покидающему нас военно-воздушному атташе, полковнику Сэму Холлису. – Сидящие за столами поднялись.
   Публика стоя приветствовала его. Оркестр заиграл «Мы покидаем эти беспокойные голубые просторы», Лиза подошла к Холлису и встала рядом.
   – Благодарю всех вас за очень теплый прием, – начал Сэм. – А также благодарю Джима Мартиндэйла, ведающего протоколом и выпивкой, за орден и вступительное слово. Также мне хотелось бы выразить свою признательность Гарри Уорнику, который публично свалял дурака, и мою глубочайшую благодарность Чарлзу Бенксу за то, что он явился сюда трезвый. И, разумеется, выражаю самую теплую благодарность капитану О'Ши и моим сотрудникам за их личную преданность, которую они без боя отдают своему будущему боссу. Когда я вернусь домой и медленно покачу в своем «корветте» по шоссе через поля и фермы славной Вирджинии, слушая матч ВВС – Пехота и жуя банан, мои мысли будут о вас, о тех, кто остался здесь, кто распивает за завтраком водку и любуется снежинками за окном.
   Он отдал честь и под громкие аплодисменты покинул сцену.
   Мартиндэйл представил Лизу, а оркестр заиграл мелодию из «Доктора Живаго».
   – Огромное вам всем спасибо, – сказала она. – До этого меня ни разу не выгоняли из страны, и я никогда не думала, что это может оказаться настолько забавным. Я благодарю всех своих сослуживцев за то, что они сделали мою работу вполне терпимой. Также мне хочется поблагодарить Чарлза Бенкса, который очень старался избавить меня от неприятностей. Чарлз – это человек, разрывающийся на части между обязанностями помощника посла и желанием быть просто человеком. Его необыкновенное знание России и позволило ему заявить, что Бородино – это лучшая марка итальянского красного вина, изготовляемого в Советском Союзе. Мне бы очень хотелось остаться здесь с вами и продолжить свою работу. И я твердо уверена, что где-то наши пути пересекутся вновь и мы с удовольствием вспомним об этом незабываемом сотрудничестве. Благодарю вас.
   Мартиндэйл поблагодарил всех за внимание и объявил танцы.
   Лиза подмигнула Сэму и повела его на танцевальную площадку.
   – А мы танцуем с тобой впервые. Мне очень грустно, Сэм. Так не хочется уезжать.
   – Могло быть и хуже. Нас могли убить.
   Она промолчала.
   – Навсегда забудь об этой стране, Лиза. И никогда не возвращайся сюда, даже если тебя пригласят. Обещай мне.
   – Нет. Этого я пообещать не могу.
   – Мне надо срочно выпить, – сказал он.
   – Только смотри не напейся. Я хочу, чтобы ты был в форме сегодня ночью.
   – Этого я тоже не могу обещать. Если хочешь, потанцуй с Айлеви. Тебе вовсе не требуется для этого моего разрешения.
   – Нет, не буду. Однако спасибо за эти слова, Сэм.
   – Послушай, мне бы хотелось провести часть отпуска вместе с тобой.
   – Я об этом подумаю.
   – А что тут думать...
   Вдруг музыка замолкла, и Джеймс Мартиндэйл объявил о прибытии посла с супругой. В зале заметно притихли.
   Посол и его супруга подошли и поприветствовали Холлиса и Лизу.
   – Я высоко оцениваю тот вклад, который вы внесли в работу нашей дипломатической миссии, – говорил посол. – Я знаю, что Чарлз беседовал с вами обоими, и я рад, что вы приняли его аргументы. Полковник Холлис, мисс Родз... Сэм и Лиза... желаю вам приятного и счастливого возвращения домой. – Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
   – Так что ты решила по поводу нашего совместного отпуска, Лиза?
   – Мне надо подумать... ну... мои родители... ты ведь немножко постарше меня, и к тому же женат.
   – Ты только сейчас узнала об этом?
   – Дай мне подумать, чтобы принять правильное решение.
   – Так подумай. – Сэм повернулся и пошел к своим сослуживцам.
   Путь ему преградил Майк Салерно, репортер «Пасифик ньюс сервис». Он отвел Сэма в сторону.
   – Забавная речь, полковник. У всех сегодня редкое настроение. Когда кто-то из нас уезжает, мы собираемся у него дома и тоже устраиваем что-нибудь похожее.
   Холлис находил Салерно нахальным, но абсолютно откровенным.
   – А знаете, – продолжал от, – мы ведь вышибли вашего коллегу в дипкорпусе, а еще одного ублюдка из ТАСС в отместку за Лизу. У красных, наверное, сегодня такая же вечеринка в Вашингтоне. Они пародируют дядюшку Сэма. Так за что же на самом деле, полковник, вас высылают из страны?
   – Вы же знаете, мы совершили незаконную поездку.
   Салерно взял с подноса официанта два бокала с шампанским и протянул один бокал Холлису.
   – Вы со мной искренни, Сэм?
   – Да.
   – Вы ездили туда, чтобы позаботиться о теле Грега Фишера?
   – Совершенно верно.
   – И проехали несколько километров окольным путем к Бородину, где вас и засекли?