Страница:
– Вы нарушаете правила передвижения по стране.
– А вы только что это заметили?
– Скорее всего, мы направляемся в Бородино.
– Совершенно верно.
Они пересекли железнодорожный переезд Белорусского направления и спустя некоторое время увидели дорожные столбики старой трассы Минск – Москва. Вдалеке виднелся Можайск.
– Ну вот, мы добрались до окрестностей Можайска. Интересно, ожидают ли нас здесь Борис с Игорем?
– А кто это?
– Наблюдатели из КГБ.
– О!
Через пятнадцать минут они свернули на дорогу, ведущую в Бородино. Перед ними каменные колонны и высокие ворота. Ворота оказались закрыты, и когда они подъехали ближе, то заметили на них цепь.
– Так я и думал, – произнес Холлис. – Вы никогда не бывали здесь?
– Как я уже говорила, мне ни разу не удавалось выехать из Москвы... если не считать того, что я бывала на Финской даче.
Холлис кивнул. Финской дача называлась из-за ее архитекторы и саун. Это был недавно построенный загородный дом для сотрудников американского посольства на берегу Клязьмы, примерно в часе езды от Москвы на север. Дача посольского высшего состава так же, как и самого посла, располагалась рядом с финской. Приглашение на уик-энд на посольскую дачу считалось чуть ли не наказанием. На Финскую дачу никогда не ездили семьями. Однажды ночью из окна спальни посольской дачи Холлис услышал громкие мужские и женские голоса и плеск воды в шайках, которые до рассвета доносились с Финской дачи. Кэтрин, она тогда была с ним, заметила: «Почему им можно вовсю повеселиться, а нам приходится пить шерри с этими напыщенными ничтожествами?» Не прошло и месяца, как она отправилась в «путешествие за покупками».
– Вы часто туда ездили? – спросил Холлис у Лизы.
Она взглянула на него.
– Нет... это напоминало официальную рождественскую вечеринку, а в понедельник утром все избегали друг друга. Вам это знакомо?
– Думаю, да. – Справа, напротив музея, он заметил покрытую гравием стоянку и сказал:
– Я тут в прошлом октябре был однажды на приеме для военных атташе. В годовщину советско-немецкого сражения 1941 года. Интересное место. Фишер, наверное, проезжал этой дорогой, мимо музея. Весь фокус состоит в том, чтобы восстановить то, как он заблудился. Поройтесь-ка в моем чемоданчике, поищите там карту аэрофотосъемки.
Она выполнила его просьбу.
– Разверните ее и положите на колени. Если нас остановят, подожгите ее зажигалкой. Это быстровозгораемая бумага, и за секунду от нее ничего не останется. Без большого огня, без дыма или пепла.
– Хорошо.
– Под сиденьем должен быть фонарик с красным светофильтром.
Лиза сунула руку под сиденье и достала фонарик.
– Нам известно, что он очутился на лесной дороге к северу от Бородинского поля примерно в это же время. Дальше на север – Москва-река, электростанция и водохранилище. Так что он оказался где-то между этим местом и рекой. Единственный лес, указанный на аэрофотографической карте, это – бор. Видите его?
– Да. – Она подняла взгляд от карты. – Я вижу на тех холмах сосны.
– Эти холмы расположены к югу от Москвы-реки. Сейчас я подъезжаю к развилке.
Лиза осветила карту фонариком.
– Да, я вижу ее на карте. Если вы поедете влево от развилки, то попадете в петлю и вам придется взбираться на холм.
Холлис кивнул. Казалось, что эта дорога вела к музею, однако это было не так. Вот здесь Фишер и совершил свою роковую ошибку. Холлис поехал влево от развилки.
Они поднимались на холм с выключенными фарами. Дорога завела их в довольно густой лес, стало совсем темно.
– Вам что-нибудь видно? – спросила Лиза.
Холлис покачал головой.
Они опустили стекло, и в салон ворвался холодный осенний воздух.
– Красивый лес, – сказал Холлис. – Мне нравится это слово – бор. Такое проникновенное, очень русское. Я представляю густой непроходимый темный сосновый лес старинной Московии, с лесными разбойниками, дровосеками, избами, сосновую смолу, кипящую в котлах, подвешенных над кострами с потрескивающими поленьями. Что-то сказочное. Бор...
Лиза посмотрела на него, но не произнесла ни слова.
Они продолжали ехать по узкой дороге очень медленно, двигатель жалобно ныл на первой скорости.
– Можно закурить? – спросила Лиза.
– Нет.
– Я испытываю все большую неуверенность.
– Хотите вернуться?
Она, поколебавшись, ответила:
– Позже.
Через десять минут они подъехали к указателю, и Холлис остановил машину. Лиза осветила указатель фонариком.
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВЪЕЗД И ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
– Вот, наверное, то самое место, – сказал Холлис. – А я боялся, что мы можем поехать не той дорогой.
– Мы и так поехали не по той дороге. Холлис вышел из машины и осмотрелся. Он обнаружил справа от дороги маленькую площадку для разворота. Открыв багажник, он порвал провода, ведущие к габаритным огням и фарам, и снова сел в машину. Проехав площадку, он продолжал двигаться между сосен до тех пор, пока «Жигули» не углубились в лес почти на двадцать ярдов. Затем, поставив машину задом к дороге, он заглушил двигатель.
Лиза сидела молча.
– Постоянно прислушивайтесь и поглядывайте вокруг, – прошептал Холлис. – Будьте готовы быстро смотаться отсюда. Если в течение часа я не вернусь, отправляйтесь в Можайск и займитесь тем делом в морге. Кто бы ни спрашивал, отвечайте, что меня с вами не было. Садитесь за руль и опустите стекло. Увидимся позже.
Лиза подошла к нему совсем близко.
– Вы сошли с ума.
– Идите в машину.
– Нет!
Они пошли вместе. Под ногами пружинила опавшая хвоя, вокруг стоял смолистый запах. В лесу было очень темно. Лиза прошептала:
– Сэм, официально у нас тут нет никаких дел... никакого прикрытия... даже дипломатической неприкосновенности.
– Наше прикрытие – то, что мы отправились собирать грибы. Все русские заядлые грибники.
– В сосновых лесах нет грибов, – сказала Лиза.
– Да, неужели? Значит, у нас эскапада на сексуальной почве.
Через несколько минут они заметили указатели, прибитые гвоздями к деревьям на небольшом расстоянии друг от друга. Подойдя к одному из них, Лиза осветила дощечку фонариком и прочитала:
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВХОД И ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЗА НАРУШЕНИЕ – АРЕСТ».
Холлис прошептал ей на ухо:
– Здесь могут быть звукоуловители. Поэтому ступайте легко, как олень.
Лиза кивнула. Холлис положил руку ей на плечо и почувствовал, как она дрожит.
– Хотите вернуться обратно в машину?
Она отрицательно покачала головой. Они продолжали пробираться через лес. Временами встречались таблички с теми же самыми надписями. Лиза указала еще на одну, висящую над небольшой полянкой.
«СТОЙ! СТРЕЛЯЕМ!»
– Мы почти на месте, – прошептал Холлис.
Вдруг они услышали шум позади и резко обернулись. Холлис опустился на колено и выхватил из кобуры пистолет. На просеку прямо на них выбежала самочка оленя, она резко остановилась, фыркнула, повернулась и скрылась из глаз.
Холлис положил пистолет в карман куртки и поднялся. Они продолжали идти дальше и через пять минут очутились напротив восьмифутового забора, увитого поверху кольцами колючей проволоки. Металлическая табличка на заборе предупреждала: «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
По ту сторону сосны были вырублены на расстоянии пяти метров, и начиналось еще одно, точно такое же заграждение, а за ним – сторожевая вышка.
– "Школа обаяния миссис Ивановой"! – прошептал Холлис.
– Никакого обаяния, – отозвалась Лиза.
Холлис взял Лизу за руку, и они осторожно двинулись вдоль колючей проволоки, обойдя разлагающийся труп оленя, убитого электрическим током.
– Сэм, теперь давайте уйдем, – прошептала Лиза.
Он пригнул ее книзу.
– Слушайте!
Мертвую тишину леса прорезал звук дизельного двигателя. Затем они увидели приближающиеся к ним огни фар.
– Ложись! – приказал Холлис.
Оба рухнули на мягкую от сосновых иголок землю. Огни фар становились все ярче, и вот показался автомобиль, медленно пробирающийся по контрольной полосе между двумя оградами с колючей проволокой. Холлис увидел, что это – полугусеничная машина с открытой сзади платформой для солдат. В кабине находилось двое, а на платформе шестеро солдат в касках, два вращающихся пулемета и два прожектора. Холлис надеялся, что это обычный патруль, но солдаты выглядели весьма напряженно и были в полной боевой готовности. Когда машина приблизилась к ним на десять ярдов, Холлису удалось разглядеть особую зеленую форму войск пограничной охраны КГБ. Он прошептал Лизе:
– Повяжите шарф вокруг лица и прикройте руки.
Сам он опустил вязаную шапочку, и она превратилась в лыжную маску. Натянул черные нейлоновые перчатки и замер. Машина сейчас проезжала всего в пятнадцати футах от них. Холлис предположил, что сработали звукоуловители или датчики на двигающиеся объекты, поэтому патруль послали определить, что это было – четвероногое или двуногое существо. Он услышал, как люди переговариваются друг с другом, затем из кабины водителя раздался треск рации. Искаженный помехами голос произнес:
– Ну, все проснулись? Чем ты там занимаешься, Гречко?
Человек, сидящий рядом с водителем, сказал в переносной телефонный аппарат:
– X... груши околачиваю.
Голос в рации рассмеялся.
Машина остановилась прямо напротив Холлиса и Лизы. По земле забегали лучи прожекторов, ощупывая всю площадь, свободную от деревьев. Затем их мощный свет устремился в лес, за пределы ограды и вдруг остановился на мертвом олене. Прожектор погулял над его трупом и направился дальше.
Холлис почувствовал, как Лиза дрожит. Он нашел ее руку, которую она прятала под животом, и крепко сжал. Они ждали. Через минуту машина двинулась дальше. Они по-прежнему лежали без движения, почти не дыша.
Через пять минут Холлис осторожно приподнялся на колено. Он пристально вглядывался в темноту и прислушивался. Затем помог встать Лизе. Они отошли от колючей проволоки, и Холлис заметил примерно в десяти футах направляющихся прямо к ним двух пограничников с автоматами.
Он понял, что на этом расстоянии Лиза не увидит их, а они пока не замечают ни его, ни ее. Она повернулась к нему, собираясь что-то сказать. Кагэбэшники заметили это движение. Холлис резким движением наклонил девушку к земле, пригнулся и, выхватив из кармана ТТ с глушителем, выстрелил. Идущий впереди охранник схватился за грудь. Увидев падающего товарища, второй в недоумении осмотрелся вокруг и, увидев Холлиса, вскинул автомат. Холлис дважды выстрелил ему в грудь. Приблизившись, он увидел, что оба пограничника все еще живы. Они лежали на спине, кровь пузырилась на их губах. Молодые парни, возможно, им не было еще и двадцати. Холлис снял с них автоматы, перекинул их через плечо и стал забрасывать тела сосновыми ветками. Подошла Лиза и остановилась рядом.
– О... о Боже... Сэм!
– Спокойно! – приказал он, взял за руку и потащил Лизу в сосновый лес.
Через несколько минут они добрались до перекрестка, в нескольких футах от которого оставили машину. Немного побродив вокруг, Холлис отыскал среди деревьев свои «Жигули». Бросив автоматы на заднее сиденье, они сели в машину. Но вместо того, чтобы направиться к дороге, полковник развернулся и повел «Жигули» глубоко в лес, маневрируя среди деревьев.
– Сэм, куда мы?
– На дорогу мы не вернемся, будьте уверены. Вы светите вперед и ищите подходящее для проезда место.
Она высунула фонарь из окна, осветив дорогу.
– Деревья все больше смыкаются. Осторожнее!
Полковник попытался протиснуться между двумя стволами, и тут «Жигули» застряли. Он попробовал дать задний ход, но заело сцепление.
– Чертова развалина! – выругался Холлис.
Он еще раз дал задний ход, наконец вырвал машину из ловушки и нашел еще одно свободное место между деревьями. Ветки хлестали по ветровому стеклу, оставляя на нем липкие иголки хвои. Холлис знал, что возможность пробраться сквозь этот лес вполне реальна, ведь во время войны здесь проходили целые колонны грузовиков и танков. Нужно лишь найти просвет.
– Постоянно светите перед машиной, Лиза, – попросил он.
– О'кей, а вы будьте осторожны.
Они продолжали пробираться вперед.
– Посмотрите туда, – наконец проговорила она, указывая куда-то фонариком. Холлис увидел широкое открытое пространство, направил туда «Жигули». Это была звериная тропа, но машина превосходно вписалась в нее. Холлис ехал со скоростью пять километров в час. Лиза оглянулась.
– По-моему, я вижу в лесу огни. Справимся?
– Нет проблем. – Сэм догадывался, что русские еще не поняли, с кем имеют дело – со шпионами или медведями. Однако если они обнаружат два трупа, то весь этот район заполонят милиция, военные и КГБ.
Тропинка все больше и больше шла под уклон, под колесами чавкало, и «Жигули» начали скользить. Внезапно автомобиль вырвался из леса и буквально нырнул в овраг.
– Держитесь! – заорал Холлис. «Жигули» перевалились через край оврага и плюхнулись в поглотивший их поток, едва не перевернувшись. Полковник с силой жал на газ, вытягивая видавшую виды машину. Берега оврага становились более пологими, а поток становился шире и глубже. Мотор «Жигулей» начал чихать.
– Становится мокро, – заметил Холлис, увидев, что вода затекает в салон.
Он повел машину под углом, направляя ее в более мелкое место оврага. С большим трудом «Жигули» все же постепенно выбрались на поверхность. Сквозь разорванные облака тускло светил месяц, и Холлис с Лизой увидели расстилающееся впереди Бородинское поле.
– Хорошая проходимость у этой машины, – пробормотал Сэм.
Дрожащей рукой Лиза прикурила сигарету и сделала глубокую затяжку.
– Хотите сигарету?
– Нет, наслаждайтесь сами.
– Совсем не так я думала о вас, собираясь в поездку по стране, – заметила она.
– Что ж, страна как страна, и мы едем по ней, – ответил Холлис. Оба автомата он швырнул через окно в заросли высокой травы, вслед за ним полетели его пистолет, бинокль, ножная кобура и прочая амуниция. – Сожгите карту, – приказал он.
Лиза выставила карту в окно и поднесла к ней горящую зажигалку. Карта вспыхнула и исчезла с легким запахом дыма.
– Мы пробрались через лес, однако до сих пор не выехали из него.
– Держитесь, – Холлис резко нажал на газ и повел машину по заросшему высокой желтой травой полю.
Лиза заговорила так, словно решила порассуждать сама с собой:
– Это было не слишком хладнокровно...
Холлис взглянул на нее.
– Я чувствую, что меня тошнит.
– Да, это тошнотворное занятие – стрелять в людей. Раньше я бросал на людей бомбы и никогда их не видел. Просто дышите поглубже.
Она глубоко вздохнула и бессильно откинулась на сиденье.
Холлис знал, что и время, и место были критическими. Если они не доберутся туда, где должны быть – в можайский морг, то смогут сблефовать. Однако если их схватят здесь, то против них будут серьезные улики.
Они выехали на узкую грязную дорогу, где стоял указатель границы исторического поля боя. Свернув на север к Москве-реке, полковник прибавил скорость и сейчас делал девяносто километров в час. Они подъезжали к Можайску с запада, гораздо дальше от московского шоссе, где их могли дожидаться. Холлис включил передние фары и выкинул шерстяную шапочку в окно. Лиза выбросила шарф, отряхнулась сама и стряхнула сосновые иголки со своего спутника, пока он вел машину. Им удалось быстро добраться до Можайска, не повстречав на пути ни одной машины.
Казалось, что по какой-то необъяснимой причине люди покинули городок этим субботним вечером. Холлис протянул Лизе листок бумаги.
– Инструкции для морга, – пояснил он.
Вскоре они подъехали к белому квадратному отштукатуренному строению, рядом с железной дорогой. На двери висела деревянная табличка: «Морг». Холлис посмотрел на часы. Было начало девятого вечера. Они вышли из «Жигулей» и направились к двери.
– Вы как, готовы к этому, Лиза, или хотите посидеть в машине?
– Я готова к этому. Мне уже приходилось заниматься консульской работой. Я оказалась не готова к другому.
– Вы вели себя превосходно.
– Благодарю вас. А у вас задатки начальника.
– Я всегда рисуюсь перед женщинами. Вот поэтому и захватил вас с собой. – Он нажал на кнопку с надписью «Ночной звонок», и они стали ждать. Холлис положил руку ей на плечо и заметил, что она уже не дрожит. «Очень хладнокровная женщина», – подумал он.
Тяжелая деревянная дверь морга открылась, и перед ними предстал мужчина, одетый в форму полковника КГБ.
– Прошу вас, заходите, – пригласил он.
Глава 10
– А вы только что это заметили?
– Скорее всего, мы направляемся в Бородино.
– Совершенно верно.
Они пересекли железнодорожный переезд Белорусского направления и спустя некоторое время увидели дорожные столбики старой трассы Минск – Москва. Вдалеке виднелся Можайск.
– Ну вот, мы добрались до окрестностей Можайска. Интересно, ожидают ли нас здесь Борис с Игорем?
– А кто это?
– Наблюдатели из КГБ.
– О!
Через пятнадцать минут они свернули на дорогу, ведущую в Бородино. Перед ними каменные колонны и высокие ворота. Ворота оказались закрыты, и когда они подъехали ближе, то заметили на них цепь.
– Так я и думал, – произнес Холлис. – Вы никогда не бывали здесь?
– Как я уже говорила, мне ни разу не удавалось выехать из Москвы... если не считать того, что я бывала на Финской даче.
Холлис кивнул. Финской дача называлась из-за ее архитекторы и саун. Это был недавно построенный загородный дом для сотрудников американского посольства на берегу Клязьмы, примерно в часе езды от Москвы на север. Дача посольского высшего состава так же, как и самого посла, располагалась рядом с финской. Приглашение на уик-энд на посольскую дачу считалось чуть ли не наказанием. На Финскую дачу никогда не ездили семьями. Однажды ночью из окна спальни посольской дачи Холлис услышал громкие мужские и женские голоса и плеск воды в шайках, которые до рассвета доносились с Финской дачи. Кэтрин, она тогда была с ним, заметила: «Почему им можно вовсю повеселиться, а нам приходится пить шерри с этими напыщенными ничтожествами?» Не прошло и месяца, как она отправилась в «путешествие за покупками».
– Вы часто туда ездили? – спросил Холлис у Лизы.
Она взглянула на него.
– Нет... это напоминало официальную рождественскую вечеринку, а в понедельник утром все избегали друг друга. Вам это знакомо?
– Думаю, да. – Справа, напротив музея, он заметил покрытую гравием стоянку и сказал:
– Я тут в прошлом октябре был однажды на приеме для военных атташе. В годовщину советско-немецкого сражения 1941 года. Интересное место. Фишер, наверное, проезжал этой дорогой, мимо музея. Весь фокус состоит в том, чтобы восстановить то, как он заблудился. Поройтесь-ка в моем чемоданчике, поищите там карту аэрофотосъемки.
Она выполнила его просьбу.
– Разверните ее и положите на колени. Если нас остановят, подожгите ее зажигалкой. Это быстровозгораемая бумага, и за секунду от нее ничего не останется. Без большого огня, без дыма или пепла.
– Хорошо.
– Под сиденьем должен быть фонарик с красным светофильтром.
Лиза сунула руку под сиденье и достала фонарик.
– Нам известно, что он очутился на лесной дороге к северу от Бородинского поля примерно в это же время. Дальше на север – Москва-река, электростанция и водохранилище. Так что он оказался где-то между этим местом и рекой. Единственный лес, указанный на аэрофотографической карте, это – бор. Видите его?
– Да. – Она подняла взгляд от карты. – Я вижу на тех холмах сосны.
– Эти холмы расположены к югу от Москвы-реки. Сейчас я подъезжаю к развилке.
Лиза осветила карту фонариком.
– Да, я вижу ее на карте. Если вы поедете влево от развилки, то попадете в петлю и вам придется взбираться на холм.
Холлис кивнул. Казалось, что эта дорога вела к музею, однако это было не так. Вот здесь Фишер и совершил свою роковую ошибку. Холлис поехал влево от развилки.
Они поднимались на холм с выключенными фарами. Дорога завела их в довольно густой лес, стало совсем темно.
– Вам что-нибудь видно? – спросила Лиза.
Холлис покачал головой.
Они опустили стекло, и в салон ворвался холодный осенний воздух.
– Красивый лес, – сказал Холлис. – Мне нравится это слово – бор. Такое проникновенное, очень русское. Я представляю густой непроходимый темный сосновый лес старинной Московии, с лесными разбойниками, дровосеками, избами, сосновую смолу, кипящую в котлах, подвешенных над кострами с потрескивающими поленьями. Что-то сказочное. Бор...
Лиза посмотрела на него, но не произнесла ни слова.
Они продолжали ехать по узкой дороге очень медленно, двигатель жалобно ныл на первой скорости.
– Можно закурить? – спросила Лиза.
– Нет.
– Я испытываю все большую неуверенность.
– Хотите вернуться?
Она, поколебавшись, ответила:
– Позже.
Через десять минут они подъехали к указателю, и Холлис остановил машину. Лиза осветила указатель фонариком.
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВЪЕЗД И ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
– Вот, наверное, то самое место, – сказал Холлис. – А я боялся, что мы можем поехать не той дорогой.
– Мы и так поехали не по той дороге. Холлис вышел из машины и осмотрелся. Он обнаружил справа от дороги маленькую площадку для разворота. Открыв багажник, он порвал провода, ведущие к габаритным огням и фарам, и снова сел в машину. Проехав площадку, он продолжал двигаться между сосен до тех пор, пока «Жигули» не углубились в лес почти на двадцать ярдов. Затем, поставив машину задом к дороге, он заглушил двигатель.
Лиза сидела молча.
– Постоянно прислушивайтесь и поглядывайте вокруг, – прошептал Холлис. – Будьте готовы быстро смотаться отсюда. Если в течение часа я не вернусь, отправляйтесь в Можайск и займитесь тем делом в морге. Кто бы ни спрашивал, отвечайте, что меня с вами не было. Садитесь за руль и опустите стекло. Увидимся позже.
Лиза подошла к нему совсем близко.
– Вы сошли с ума.
– Идите в машину.
– Нет!
Они пошли вместе. Под ногами пружинила опавшая хвоя, вокруг стоял смолистый запах. В лесу было очень темно. Лиза прошептала:
– Сэм, официально у нас тут нет никаких дел... никакого прикрытия... даже дипломатической неприкосновенности.
– Наше прикрытие – то, что мы отправились собирать грибы. Все русские заядлые грибники.
– В сосновых лесах нет грибов, – сказала Лиза.
– Да, неужели? Значит, у нас эскапада на сексуальной почве.
Через несколько минут они заметили указатели, прибитые гвоздями к деревьям на небольшом расстоянии друг от друга. Подойдя к одному из них, Лиза осветила дощечку фонариком и прочитала:
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВХОД И ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЗА НАРУШЕНИЕ – АРЕСТ».
Холлис прошептал ей на ухо:
– Здесь могут быть звукоуловители. Поэтому ступайте легко, как олень.
Лиза кивнула. Холлис положил руку ей на плечо и почувствовал, как она дрожит.
– Хотите вернуться обратно в машину?
Она отрицательно покачала головой. Они продолжали пробираться через лес. Временами встречались таблички с теми же самыми надписями. Лиза указала еще на одну, висящую над небольшой полянкой.
«СТОЙ! СТРЕЛЯЕМ!»
– Мы почти на месте, – прошептал Холлис.
Вдруг они услышали шум позади и резко обернулись. Холлис опустился на колено и выхватил из кобуры пистолет. На просеку прямо на них выбежала самочка оленя, она резко остановилась, фыркнула, повернулась и скрылась из глаз.
Холлис положил пистолет в карман куртки и поднялся. Они продолжали идти дальше и через пять минут очутились напротив восьмифутового забора, увитого поверху кольцами колючей проволоки. Металлическая табличка на заборе предупреждала: «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
По ту сторону сосны были вырублены на расстоянии пяти метров, и начиналось еще одно, точно такое же заграждение, а за ним – сторожевая вышка.
– "Школа обаяния миссис Ивановой"! – прошептал Холлис.
– Никакого обаяния, – отозвалась Лиза.
Холлис взял Лизу за руку, и они осторожно двинулись вдоль колючей проволоки, обойдя разлагающийся труп оленя, убитого электрическим током.
– Сэм, теперь давайте уйдем, – прошептала Лиза.
Он пригнул ее книзу.
– Слушайте!
Мертвую тишину леса прорезал звук дизельного двигателя. Затем они увидели приближающиеся к ним огни фар.
– Ложись! – приказал Холлис.
Оба рухнули на мягкую от сосновых иголок землю. Огни фар становились все ярче, и вот показался автомобиль, медленно пробирающийся по контрольной полосе между двумя оградами с колючей проволокой. Холлис увидел, что это – полугусеничная машина с открытой сзади платформой для солдат. В кабине находилось двое, а на платформе шестеро солдат в касках, два вращающихся пулемета и два прожектора. Холлис надеялся, что это обычный патруль, но солдаты выглядели весьма напряженно и были в полной боевой готовности. Когда машина приблизилась к ним на десять ярдов, Холлису удалось разглядеть особую зеленую форму войск пограничной охраны КГБ. Он прошептал Лизе:
– Повяжите шарф вокруг лица и прикройте руки.
Сам он опустил вязаную шапочку, и она превратилась в лыжную маску. Натянул черные нейлоновые перчатки и замер. Машина сейчас проезжала всего в пятнадцати футах от них. Холлис предположил, что сработали звукоуловители или датчики на двигающиеся объекты, поэтому патруль послали определить, что это было – четвероногое или двуногое существо. Он услышал, как люди переговариваются друг с другом, затем из кабины водителя раздался треск рации. Искаженный помехами голос произнес:
– Ну, все проснулись? Чем ты там занимаешься, Гречко?
Человек, сидящий рядом с водителем, сказал в переносной телефонный аппарат:
– X... груши околачиваю.
Голос в рации рассмеялся.
Машина остановилась прямо напротив Холлиса и Лизы. По земле забегали лучи прожекторов, ощупывая всю площадь, свободную от деревьев. Затем их мощный свет устремился в лес, за пределы ограды и вдруг остановился на мертвом олене. Прожектор погулял над его трупом и направился дальше.
Холлис почувствовал, как Лиза дрожит. Он нашел ее руку, которую она прятала под животом, и крепко сжал. Они ждали. Через минуту машина двинулась дальше. Они по-прежнему лежали без движения, почти не дыша.
Через пять минут Холлис осторожно приподнялся на колено. Он пристально вглядывался в темноту и прислушивался. Затем помог встать Лизе. Они отошли от колючей проволоки, и Холлис заметил примерно в десяти футах направляющихся прямо к ним двух пограничников с автоматами.
Он понял, что на этом расстоянии Лиза не увидит их, а они пока не замечают ни его, ни ее. Она повернулась к нему, собираясь что-то сказать. Кагэбэшники заметили это движение. Холлис резким движением наклонил девушку к земле, пригнулся и, выхватив из кармана ТТ с глушителем, выстрелил. Идущий впереди охранник схватился за грудь. Увидев падающего товарища, второй в недоумении осмотрелся вокруг и, увидев Холлиса, вскинул автомат. Холлис дважды выстрелил ему в грудь. Приблизившись, он увидел, что оба пограничника все еще живы. Они лежали на спине, кровь пузырилась на их губах. Молодые парни, возможно, им не было еще и двадцати. Холлис снял с них автоматы, перекинул их через плечо и стал забрасывать тела сосновыми ветками. Подошла Лиза и остановилась рядом.
– О... о Боже... Сэм!
– Спокойно! – приказал он, взял за руку и потащил Лизу в сосновый лес.
Через несколько минут они добрались до перекрестка, в нескольких футах от которого оставили машину. Немного побродив вокруг, Холлис отыскал среди деревьев свои «Жигули». Бросив автоматы на заднее сиденье, они сели в машину. Но вместо того, чтобы направиться к дороге, полковник развернулся и повел «Жигули» глубоко в лес, маневрируя среди деревьев.
– Сэм, куда мы?
– На дорогу мы не вернемся, будьте уверены. Вы светите вперед и ищите подходящее для проезда место.
Она высунула фонарь из окна, осветив дорогу.
– Деревья все больше смыкаются. Осторожнее!
Полковник попытался протиснуться между двумя стволами, и тут «Жигули» застряли. Он попробовал дать задний ход, но заело сцепление.
– Чертова развалина! – выругался Холлис.
Он еще раз дал задний ход, наконец вырвал машину из ловушки и нашел еще одно свободное место между деревьями. Ветки хлестали по ветровому стеклу, оставляя на нем липкие иголки хвои. Холлис знал, что возможность пробраться сквозь этот лес вполне реальна, ведь во время войны здесь проходили целые колонны грузовиков и танков. Нужно лишь найти просвет.
– Постоянно светите перед машиной, Лиза, – попросил он.
– О'кей, а вы будьте осторожны.
Они продолжали пробираться вперед.
– Посмотрите туда, – наконец проговорила она, указывая куда-то фонариком. Холлис увидел широкое открытое пространство, направил туда «Жигули». Это была звериная тропа, но машина превосходно вписалась в нее. Холлис ехал со скоростью пять километров в час. Лиза оглянулась.
– По-моему, я вижу в лесу огни. Справимся?
– Нет проблем. – Сэм догадывался, что русские еще не поняли, с кем имеют дело – со шпионами или медведями. Однако если они обнаружат два трупа, то весь этот район заполонят милиция, военные и КГБ.
Тропинка все больше и больше шла под уклон, под колесами чавкало, и «Жигули» начали скользить. Внезапно автомобиль вырвался из леса и буквально нырнул в овраг.
– Держитесь! – заорал Холлис. «Жигули» перевалились через край оврага и плюхнулись в поглотивший их поток, едва не перевернувшись. Полковник с силой жал на газ, вытягивая видавшую виды машину. Берега оврага становились более пологими, а поток становился шире и глубже. Мотор «Жигулей» начал чихать.
– Становится мокро, – заметил Холлис, увидев, что вода затекает в салон.
Он повел машину под углом, направляя ее в более мелкое место оврага. С большим трудом «Жигули» все же постепенно выбрались на поверхность. Сквозь разорванные облака тускло светил месяц, и Холлис с Лизой увидели расстилающееся впереди Бородинское поле.
– Хорошая проходимость у этой машины, – пробормотал Сэм.
Дрожащей рукой Лиза прикурила сигарету и сделала глубокую затяжку.
– Хотите сигарету?
– Нет, наслаждайтесь сами.
– Совсем не так я думала о вас, собираясь в поездку по стране, – заметила она.
– Что ж, страна как страна, и мы едем по ней, – ответил Холлис. Оба автомата он швырнул через окно в заросли высокой травы, вслед за ним полетели его пистолет, бинокль, ножная кобура и прочая амуниция. – Сожгите карту, – приказал он.
Лиза выставила карту в окно и поднесла к ней горящую зажигалку. Карта вспыхнула и исчезла с легким запахом дыма.
– Мы пробрались через лес, однако до сих пор не выехали из него.
– Держитесь, – Холлис резко нажал на газ и повел машину по заросшему высокой желтой травой полю.
Лиза заговорила так, словно решила порассуждать сама с собой:
– Это было не слишком хладнокровно...
Холлис взглянул на нее.
– Я чувствую, что меня тошнит.
– Да, это тошнотворное занятие – стрелять в людей. Раньше я бросал на людей бомбы и никогда их не видел. Просто дышите поглубже.
Она глубоко вздохнула и бессильно откинулась на сиденье.
Холлис знал, что и время, и место были критическими. Если они не доберутся туда, где должны быть – в можайский морг, то смогут сблефовать. Однако если их схватят здесь, то против них будут серьезные улики.
Они выехали на узкую грязную дорогу, где стоял указатель границы исторического поля боя. Свернув на север к Москве-реке, полковник прибавил скорость и сейчас делал девяносто километров в час. Они подъезжали к Можайску с запада, гораздо дальше от московского шоссе, где их могли дожидаться. Холлис включил передние фары и выкинул шерстяную шапочку в окно. Лиза выбросила шарф, отряхнулась сама и стряхнула сосновые иголки со своего спутника, пока он вел машину. Им удалось быстро добраться до Можайска, не повстречав на пути ни одной машины.
Казалось, что по какой-то необъяснимой причине люди покинули городок этим субботним вечером. Холлис протянул Лизе листок бумаги.
– Инструкции для морга, – пояснил он.
Вскоре они подъехали к белому квадратному отштукатуренному строению, рядом с железной дорогой. На двери висела деревянная табличка: «Морг». Холлис посмотрел на часы. Было начало девятого вечера. Они вышли из «Жигулей» и направились к двери.
– Вы как, готовы к этому, Лиза, или хотите посидеть в машине?
– Я готова к этому. Мне уже приходилось заниматься консульской работой. Я оказалась не готова к другому.
– Вы вели себя превосходно.
– Благодарю вас. А у вас задатки начальника.
– Я всегда рисуюсь перед женщинами. Вот поэтому и захватил вас с собой. – Он нажал на кнопку с надписью «Ночной звонок», и они стали ждать. Холлис положил руку ей на плечо и заметил, что она уже не дрожит. «Очень хладнокровная женщина», – подумал он.
Тяжелая деревянная дверь морга открылась, и перед ними предстал мужчина, одетый в форму полковника КГБ.
– Прошу вас, заходите, – пригласил он.
Глава 10
Многозначительно поманив пальцем Холлиса, полковник КГБ повернулся и пошел внутрь.
Они последовали за ним через темное, затхлое помещение, служащее приемной, и вошли в холодную комнату, облицованную белым кафелем, где находилась холодильная камера. Подобные агрегаты можно было встретить в Америке только в пятидесятые годы. Без всяких формальностей полковник открыл морозильник, предъявив для всеобщего обозрения труп обнаженного мужчины, покрытый белым инеем.
Руки и ноги мертвеца были скрючены, а голова повернута на бок. Веки Грегори Фишера не были опущены, и слезы в широко открытых глазах замерзли от холода. Из-под приоткрытых посиневших губ виднелись разбитые зубы.
Холлис заметил на груди и лице Фишера рваные раны, кровь на которых еще не совсем свернулась. На фоне абсолютно белого тела порезы и кровоподтеки казались пурпурно-красными. Холлис, внимательно изучая лицо покойника, некогда симпатичного молодого парня, почувствовал острую жалость к Фишеру, с голосом которого уже сроднился после многократного прослушивания записи телефонного разговора. Вероятнее всего, Грегори пытали, чтобы получить сведения о Додсоне.
Полковник КГБ протянул Холлису паспорт, который Сэм открыл на страничке с фотографией. Он долго рассматривал цветное изображение загорелого симпатичного лица, затем передал документ Лизе. Она взглянула сначала на снимок, затем на труп и кивнула. Потом положила паспорт в сумочку.
Полковник с щелчком захлопнул крышку морозильной камеры и жестом указал им на небольшую каморку с обшарпанным деревянным столом и тремя разными стульями. Он сел за стол и включил настольную лампу с абажуром. Затем произнес по-английски:
– Вы, разумеется, полковник Холлис, а вы, должно быть, Лиза Родз.
– Совершенно верно, – ответил Холлис. – А вы – полковник КГБ. Я не знаю вашей фамилии.
– Буров, – представился тот и продолжал: – Вам, конечно, известно, что ввиду гибели иностранного подданного КГБ по советским законам обязан проделать ряд соответствующих канцелярских процедур. И вам не стоит придавать большое значение моему присутствию.
– Как скажете.
Буров наклонился вперед и пристально посмотрел на Холлиса.
– Я именно это и говорю! Ведь я не придаю особого значения вашему присутствию, полковник Холлис?
Конечно, Холлис понимал, что они оба лгут. Как только в советском МИДе узнали, что за пропуском обратился Холлис и еще один человек, не относящийся к консульскому отделу, они уведомили об этом КГБ, а КГБ, в свою очередь, заинтересовавшись, что нужно полковнику Холлису, приказал МИДу выписать пропуск. И рядовая процедура по транспортировке останков переросла в некое подобие операции контрразведки. Холлис раздумывал о том, могло ли что-нибудь спровоцировать КГБ расправиться с ним и Лизой где-нибудь поблизости. Возможно, их путешествие в район Бородина, если бы о нем стало известно. По этой причине Фишер и угодил в ящик со льдом.
– Вы прибыли на несколько часов позже, чем я ожидал, – проговорил Буров. – Вы заставили меня ждать.
– Я даже не подозревал, что вы нас ждали, полковник.
– О, пожалуйста... вы прекрасно знали... тем не менее чем вызвано ваше опоздание?
Холлис пристально разглядывал Бурова в тусклом свете настольной лампы. Он бы дал ему лет сорок пять. Буров был высокий, хорошо сложенный мужчина с пухлыми губами. Светлая кожа, голубые глаза, льняные волосы усиливали впечатление Холлиса, что Буров относился скорее к нордическому типу, чем к славянскому. Действительно, подумал Холлис, если бы «Мосфильм» подыскивал для какого-нибудь фильма о войне типичного крутого нациста, то Буров подошел бы к этой роли как нельзя лучше.
– Итак, полковник Холлис, что стало причиной вашей задержки?
– Ваш МИД задержал с пропусками, – ответил Холлис. Затем он наклонился к Бурову и резко добавил: – Почему в этой стране все делается дважды, не как в цивилизованном мире?
Лицо Бурова побагровело.
– Что вы хотите этим сказать, черт возьми?
– Ваш английский превосходен. Поэтому вы отлично поняли, что я хочу сказать.
Лизу отчасти удивлял суровый тон Холлиса, однако она догадалась, что он защищается, вынуждая Бурова отвлечься от всего, что касалось их опоздания.
Буров сидел на стуле и курил сигарету «Тройка».
– Это невежливо с вашей стороны, полковник. Я полагал, что дипломаты охотнее прикусили бы язык, нежели высказали что-либо оскорбительное хозяевам страны, в которой находятся.
Холлис нетерпеливо посмотрел на часы и ответил:
– Наверное, это относится к разговору дипломата с дипломатом. Однако вам известно, кто я такой, а мне известно – кто вы. Итак, нам необходимо что-то подписать.
Буров уставился на свою сигарету, и Холлис мог только предположить, что происходило сейчас в голове этого человека. Раздавив окурок на полу. Буров наконец проговорил:
– Вам придется подписывать очень многое.
– Я в этом не сомневаюсь.
Из зеленой папки Буров вынул целую кипу бумаг. Лиза сказала ему:
– Думаю, что с телом могли бы обойтись более бережно.
– Что вы говорите? Стоит ли верующему так беспокоиться о бренных останках? Его душа сейчас вознеслась в рай. Верно?
– С чего вы взяли, что я – верующая?
– С таким же успехом вы могли бы спросить, почему я предположил, что вы знаете русский, мисс Родз. А может быть, я должен предположить, что вы находитесь здесь, чтобы составить очень милый пресс-релиз об удовольствиях, следующих за автомобильными поездками по Советскому Союзу? Или отчет о том, с какой скоростью и расторопностью тело отправят обратно в Штаты? – Буров впервые за все время улыбнулся, а у Лизы мороз пробежал по коже.
Она глубоко, но осторожно вздохнула, но сказала как можно убедительнее:
– Мне придется потребовать, чтобы труп был более тщательно обмыт и, как подобает, завернут в саван.
– Вас оскорбляет вид обнаженного тела этого молодого человека?
– Меня оскорбляет то, что его швырнули в морозильную камеру, как какую-то падаль, полковник.
– Неужели? Видите ли, состояние останков мистера Фишера не моя забота. Обсуждайте этот вопрос с работником ритуальных услуг. – Буров с презрением перелистывал документы, словно стараясь доказать, что все эти дела ниже его достоинства.
– Как вы предлагаете нам транспортировать тело в аэропорт? – спросила Лиза.
Тот резко ответил:
– Работники морга предоставят вам цинковый гроб с сухим льдом. Как в любой цивилизованной стране. Вы должны подписать вот это. Что вы сделали бы и в Америке. Вы приехали на «Жигулях». Как же вы намереваетесь погрузить в них гроб?
– Мы не собираемся транспортировать его сами, – ответила Лиза. – Вы предоставите нам соответствующий автомобиль и водителя. Как сделали бы и в любой другой стране.
Буров улыбнулся, показывая, что находит Лизу занятной. Он оглядел ее одежду и заметил:
– Похоже, вы оба оделись так, словно собрались сами рыть могилу и нести гроб. Что ж, давайте-ка сразу кое-что решим. Могу я проверить ваши проездные пропуска и удостоверения личности?
Холлис с Лизой отдали ему свои пропуска и дипломатические паспорта. Бурова, казалось, заинтересовала печать на визе Холлиса, и он не стал скрывать, что также заинтересовался датами въезда и выезда в другие страны.
Тем временем Холлис разглядывал полковника Бурова. Этот человек говорил на непривычно хорошем английском и также очень находчиво подбирал английские слова, когда обижался или хотел казаться саркастичным. Русские обычно вежливо держали себя с людьми с запада, редко допуская колкости и резкости, но никогда они не вели себя настолько грубо, как полковник Буров. Судя по всему, он часто имел с ними дело и, вероятно, закончил Московский институт США и Канады, откуда выходят столько же работников КГБ, сколько филологов и дипломатов. Холлису хотелось бы побольше разузнать об этом Бурове, однако он сомневался, что Айлеви или еще кто-нибудь имел о нем информацию. Во всяком случае фамилия могла быть вымышленной, несмотря на то, что форма и ранг, несомненно, соответствовали действительности. Одно дело – использовать псевдоним, но влезть в чужую шкуру – совершенно другое.
– Ну как, закончили изучение наших паспортов? – спросил Холлис.
Сделав еще несколько пометок, Буров вернул паспорта, однако оставил у себя их пропуска. Он положил перед Холлисом листок бумаги и произнес:
– Во-первых, автомобиль погибшего изъят и будет лучше, если вы подпишете этот документ, отказавшись от каких-либо претензий на него.
– Мне хотелось бы осмотреть машину, – возразил Холлис.
– Зачем?
– Чтобы удостовериться, представляет ли какую-либо ценность этот разбитый автомобиль.
– Уверяю вас, в таком виде он ничего не стоит. В любом случае машину отправят в Москву. Если желаете, я уведомлю ваше посольство о ее местонахождении. Так вы подпишете это?
Они последовали за ним через темное, затхлое помещение, служащее приемной, и вошли в холодную комнату, облицованную белым кафелем, где находилась холодильная камера. Подобные агрегаты можно было встретить в Америке только в пятидесятые годы. Без всяких формальностей полковник открыл морозильник, предъявив для всеобщего обозрения труп обнаженного мужчины, покрытый белым инеем.
Руки и ноги мертвеца были скрючены, а голова повернута на бок. Веки Грегори Фишера не были опущены, и слезы в широко открытых глазах замерзли от холода. Из-под приоткрытых посиневших губ виднелись разбитые зубы.
Холлис заметил на груди и лице Фишера рваные раны, кровь на которых еще не совсем свернулась. На фоне абсолютно белого тела порезы и кровоподтеки казались пурпурно-красными. Холлис, внимательно изучая лицо покойника, некогда симпатичного молодого парня, почувствовал острую жалость к Фишеру, с голосом которого уже сроднился после многократного прослушивания записи телефонного разговора. Вероятнее всего, Грегори пытали, чтобы получить сведения о Додсоне.
Полковник КГБ протянул Холлису паспорт, который Сэм открыл на страничке с фотографией. Он долго рассматривал цветное изображение загорелого симпатичного лица, затем передал документ Лизе. Она взглянула сначала на снимок, затем на труп и кивнула. Потом положила паспорт в сумочку.
Полковник с щелчком захлопнул крышку морозильной камеры и жестом указал им на небольшую каморку с обшарпанным деревянным столом и тремя разными стульями. Он сел за стол и включил настольную лампу с абажуром. Затем произнес по-английски:
– Вы, разумеется, полковник Холлис, а вы, должно быть, Лиза Родз.
– Совершенно верно, – ответил Холлис. – А вы – полковник КГБ. Я не знаю вашей фамилии.
– Буров, – представился тот и продолжал: – Вам, конечно, известно, что ввиду гибели иностранного подданного КГБ по советским законам обязан проделать ряд соответствующих канцелярских процедур. И вам не стоит придавать большое значение моему присутствию.
– Как скажете.
Буров наклонился вперед и пристально посмотрел на Холлиса.
– Я именно это и говорю! Ведь я не придаю особого значения вашему присутствию, полковник Холлис?
Конечно, Холлис понимал, что они оба лгут. Как только в советском МИДе узнали, что за пропуском обратился Холлис и еще один человек, не относящийся к консульскому отделу, они уведомили об этом КГБ, а КГБ, в свою очередь, заинтересовавшись, что нужно полковнику Холлису, приказал МИДу выписать пропуск. И рядовая процедура по транспортировке останков переросла в некое подобие операции контрразведки. Холлис раздумывал о том, могло ли что-нибудь спровоцировать КГБ расправиться с ним и Лизой где-нибудь поблизости. Возможно, их путешествие в район Бородина, если бы о нем стало известно. По этой причине Фишер и угодил в ящик со льдом.
– Вы прибыли на несколько часов позже, чем я ожидал, – проговорил Буров. – Вы заставили меня ждать.
– Я даже не подозревал, что вы нас ждали, полковник.
– О, пожалуйста... вы прекрасно знали... тем не менее чем вызвано ваше опоздание?
Холлис пристально разглядывал Бурова в тусклом свете настольной лампы. Он бы дал ему лет сорок пять. Буров был высокий, хорошо сложенный мужчина с пухлыми губами. Светлая кожа, голубые глаза, льняные волосы усиливали впечатление Холлиса, что Буров относился скорее к нордическому типу, чем к славянскому. Действительно, подумал Холлис, если бы «Мосфильм» подыскивал для какого-нибудь фильма о войне типичного крутого нациста, то Буров подошел бы к этой роли как нельзя лучше.
– Итак, полковник Холлис, что стало причиной вашей задержки?
– Ваш МИД задержал с пропусками, – ответил Холлис. Затем он наклонился к Бурову и резко добавил: – Почему в этой стране все делается дважды, не как в цивилизованном мире?
Лицо Бурова побагровело.
– Что вы хотите этим сказать, черт возьми?
– Ваш английский превосходен. Поэтому вы отлично поняли, что я хочу сказать.
Лизу отчасти удивлял суровый тон Холлиса, однако она догадалась, что он защищается, вынуждая Бурова отвлечься от всего, что касалось их опоздания.
Буров сидел на стуле и курил сигарету «Тройка».
– Это невежливо с вашей стороны, полковник. Я полагал, что дипломаты охотнее прикусили бы язык, нежели высказали что-либо оскорбительное хозяевам страны, в которой находятся.
Холлис нетерпеливо посмотрел на часы и ответил:
– Наверное, это относится к разговору дипломата с дипломатом. Однако вам известно, кто я такой, а мне известно – кто вы. Итак, нам необходимо что-то подписать.
Буров уставился на свою сигарету, и Холлис мог только предположить, что происходило сейчас в голове этого человека. Раздавив окурок на полу. Буров наконец проговорил:
– Вам придется подписывать очень многое.
– Я в этом не сомневаюсь.
Из зеленой папки Буров вынул целую кипу бумаг. Лиза сказала ему:
– Думаю, что с телом могли бы обойтись более бережно.
– Что вы говорите? Стоит ли верующему так беспокоиться о бренных останках? Его душа сейчас вознеслась в рай. Верно?
– С чего вы взяли, что я – верующая?
– С таким же успехом вы могли бы спросить, почему я предположил, что вы знаете русский, мисс Родз. А может быть, я должен предположить, что вы находитесь здесь, чтобы составить очень милый пресс-релиз об удовольствиях, следующих за автомобильными поездками по Советскому Союзу? Или отчет о том, с какой скоростью и расторопностью тело отправят обратно в Штаты? – Буров впервые за все время улыбнулся, а у Лизы мороз пробежал по коже.
Она глубоко, но осторожно вздохнула, но сказала как можно убедительнее:
– Мне придется потребовать, чтобы труп был более тщательно обмыт и, как подобает, завернут в саван.
– Вас оскорбляет вид обнаженного тела этого молодого человека?
– Меня оскорбляет то, что его швырнули в морозильную камеру, как какую-то падаль, полковник.
– Неужели? Видите ли, состояние останков мистера Фишера не моя забота. Обсуждайте этот вопрос с работником ритуальных услуг. – Буров с презрением перелистывал документы, словно стараясь доказать, что все эти дела ниже его достоинства.
– Как вы предлагаете нам транспортировать тело в аэропорт? – спросила Лиза.
Тот резко ответил:
– Работники морга предоставят вам цинковый гроб с сухим льдом. Как в любой цивилизованной стране. Вы должны подписать вот это. Что вы сделали бы и в Америке. Вы приехали на «Жигулях». Как же вы намереваетесь погрузить в них гроб?
– Мы не собираемся транспортировать его сами, – ответила Лиза. – Вы предоставите нам соответствующий автомобиль и водителя. Как сделали бы и в любой другой стране.
Буров улыбнулся, показывая, что находит Лизу занятной. Он оглядел ее одежду и заметил:
– Похоже, вы оба оделись так, словно собрались сами рыть могилу и нести гроб. Что ж, давайте-ка сразу кое-что решим. Могу я проверить ваши проездные пропуска и удостоверения личности?
Холлис с Лизой отдали ему свои пропуска и дипломатические паспорта. Бурова, казалось, заинтересовала печать на визе Холлиса, и он не стал скрывать, что также заинтересовался датами въезда и выезда в другие страны.
Тем временем Холлис разглядывал полковника Бурова. Этот человек говорил на непривычно хорошем английском и также очень находчиво подбирал английские слова, когда обижался или хотел казаться саркастичным. Русские обычно вежливо держали себя с людьми с запада, редко допуская колкости и резкости, но никогда они не вели себя настолько грубо, как полковник Буров. Судя по всему, он часто имел с ними дело и, вероятно, закончил Московский институт США и Канады, откуда выходят столько же работников КГБ, сколько филологов и дипломатов. Холлису хотелось бы побольше разузнать об этом Бурове, однако он сомневался, что Айлеви или еще кто-нибудь имел о нем информацию. Во всяком случае фамилия могла быть вымышленной, несмотря на то, что форма и ранг, несомненно, соответствовали действительности. Одно дело – использовать псевдоним, но влезть в чужую шкуру – совершенно другое.
– Ну как, закончили изучение наших паспортов? – спросил Холлис.
Сделав еще несколько пометок, Буров вернул паспорта, однако оставил у себя их пропуска. Он положил перед Холлисом листок бумаги и произнес:
– Во-первых, автомобиль погибшего изъят и будет лучше, если вы подпишете этот документ, отказавшись от каких-либо претензий на него.
– Мне хотелось бы осмотреть машину, – возразил Холлис.
– Зачем?
– Чтобы удостовериться, представляет ли какую-либо ценность этот разбитый автомобиль.
– Уверяю вас, в таком виде он ничего не стоит. В любом случае машину отправят в Москву. Если желаете, я уведомлю ваше посольство о ее местонахождении. Так вы подпишете это?