Демилль Нельсон. Тайны острова Плам

   Бет улыбалась.
   – Однажды, когда мне было лет десять, я нашел пулю от мушкета, и она все перевернула в моей голове, – продолжал я. – Я подумал, что какой-то парень выпустил ее сто или, может быть, двести лет назад. Затем жена Гарри, моя тетя Джун, – Боже, упокой ее душу – отвела меня к одному месту близ маленького селения Катчог, которое, как она утверждала, когда-то было индейским, и показала, как искать наконечники стрел и ямки для очагов, иглы из кости и все такое. Невероятно.
   Бет молчала и смотрела на меня, словно мой рассказ был очень увлекателен.
   – Помню, как не мог уснуть по ночам, думая о мушкетных пулях и наконечниках стрел, поселенцах и индейцах, солдатах британской и континентальной армий. Две волшебных недели еще не кончились, но я уже знал, что стану археологом, когда вырасту. Археолога из меня не вышло, но, кажется, это была одна из причин, почему я стал детективом.
   Я рассказал о подъезде к дому Гарри, и как мы однажды посыпали пыль и грязь золой и ракушками моллюсков.
   – Через тысячу лет после нас археолог, переворачивая землю, найдет эту золу и ракушки и сделает заключение, что нашел очаг продолговатой формы. На самом же деле он найдет подъезд к дому, но назовет его очагом, потому что это соответствует его версии. Понимаешь?
   – Конечно.
   – Хорошо. У меня готово выступление для моих учеников. Хочешь послушать?
   – Валяй.
   – Так вот, все, что вы видите на месте преступления, застыло во времени и лишено признаков жизни. Вы можете выдвинуть целый ряд версий относительно сего натюрморта, но они так и останутся лишь версиями. Детектив, подобно археологу, может собрать вместе неопровержимые факты и бесспорные научные доказательства, однако, вопреки всему, прийти к ложным выводам. Прибавьте к этому немного лжи и уводящих в сторону следов, а также людей, готовых помочь, но совершающих ошибки. Примите в расчет тех, кто говорит вам то, что вы хотите услышать, выстраивая свою версию, и тех, кто скрывает свои мысли и убийцу, в свою очередь направившего всех по ложному следу. Под всем этим сплетением противоречий, несоответствий и лжи лежит истина. Как раз в этот момент, если я правильно рассчитал время, звонит звонок, и я завершаю свое выступление словами: "Леди и джентльмены, вам и предстоит найти истину".
   – Браво, – похвалила Бет.
   – Спасибо.
   – Так кто же убил Гордонов? – спросила она.
   – Откуда мне, черт возьми, знать.

Глава 15

   Мы стояли на усеянной солнечными бликами дорожке рядом с черной полицейской машиной Бет. Близился шестой час.
   – Может быть, выпьем коктейль? – спросил я.
   – Ты сможешь найти дом Маргарет Уили?
   – Может быть. Она что, подает коктейли?
   – Узнаем. Залезай в машину.
   Я сел в машину. Она включила зажигание, и мы отправились через Нассау-Пойнт к северу, проехали дамбу и оказались в Норт-Форке.
   Мы подъехали к приятному кирпичному коттеджу, на почтовом ящике которого было выведено краской "Уили". Бет остановила машину у края газона.
   – Кажется, мы приехали по адресу.
   – Возможно. Кстати, в телефонной книге полно людей с такой фамилией. Наверное, все они – старожилы.
   Мы вышли и поднялись по мощеной дорожке к входной двери. Звонка не было, и мы постучали. Никто не открывал. Под большим дубом рядом с домом стоял автомобиль, мы обошли дом и оказались позади него.
   Худощавая женщина лет семидесяти, одетая в летнее платье с цветочным узором, копалась в огороде. Я позвал:
   – Миссис Уили?
   Она подняла голову и пошла нам навстречу. Мы встретились на клочке лужайки между домом и огородом. Я представился:
   – Детектив Джон Кори. Я вам вчера звонил. Это мой напарник, детектив Бет Пенроуз.
   Она уставилась на мои шорты, и я стал опасаться, не расстегнута ли ширинка или еще что-нибудь.
   Бет показала миссис Уили свой значок, и та прониклась уважением к ней. Но я, пожалуй, не внушал ей доверия.
   Я улыбнулся Маргарет Уили. У нее были светло-серые глаза, седые волосы и привлекательное лицо с полупрозрачной кожей, ее лицо напоминало мне старую картину, не картину конкретного художника, а просто старую картину.
   Она посмотрела на меня и сказала:
   – Вы звонили очень поздно.
   – Мне не спалось. Это двойное убийство не давало мне покоя, миссис Уили. Прошу прощения.
   – Не думаю, что нужно извиняться. Чем могу помочь?
   – Понимаете, – начал я, – нас интересует земля, которую вы продали Гордонам.
   – Кажется, я рассказала вам все, что знаю.
   – Да, мадам. Наверное, это так. Мы хотим задать всего несколько вопросов. Вы одна управляетесь со всем хозяйством?
   – В основном, да. У меня есть сын и две дочери. Они обзавелись своими семьями и живут в этом районе. Четыре внука. Мой муж умер шесть лет назад.
   Бет выразила свое сочувствие.
   Когда со вступительной частью было покончено, Бет спросила:
   – Это ваши виноградники?
   – Часть этой земли моя. Я сдаю ее на сезон. Люди, выращивающие виноград, говорят, что им нужна аренда на двадцать лет. Я мало смыслю в виноградниках. – Она взглянула на Бет. – Вас устраивает мой ответ?
   – Да, мадам. Почему вы продали один акр Гордонам?
   – Какое это имеет отношение к их убийству?
   – Это мы скажем, когда узнаем больше о сделке.
   – Это была обычная продажа земли.
   Я сказал:
   – Честно говоря, мадам, мне кажется странным, что Гордоны потратили столько денег на землю, которую нельзя застраивать.
   – По-моему, я уже говорила вам, детектив, что им нужен был вид на залив.
   – Да, мадам. Они не говорили о других причинах, по которым приобретают землю? Например, рыбная ловля, катание на катере, ночевки на открытом воздухе.
   – Да, ночевки на открытом воздухе. Они говорили с палатке. И о рыбной ловле. Ночью они хотели заниматься серфингом прямо у собственного берега. Они вроде говорили, что собираются купить телескоп. Оба собирались изучать астрономию. Они побывали в Институте Кастера. Вы не ходили туда?
   – Нет, мадам.
   – Это маленькая обсерватория в Саутхолде. Гордоны заинтересовались астрономией.
   Для меня это оказалось новостью. Можно подумать, что люди, весь день под микроскопом изучающие микробов, вряд ли захотят ночью смотреть через линзы. Никогда нельзя заранее знать.
   – А катание на катере? – спросил я.
   – С этого места можно спустить лишь каноэ. Земля находится на высоком утесе, и поднять туда ничего, кроме каноэ, не удастся.
   – Но можно же вытащить катер на пляж?
   – Наверное, можно во время прилива, однако на этой полосе берега много опасных скал. При отливе, вероятно, можно встать на якорь, затем вплавь или пешком отправиться к берегу.
   – Они не говорили, что собираются заняться земледелием?
   – Нет. Земля для этого не пригодна. Разве я вам не говорила?
   – Не помню.
   – Я помню, что говорила, – сказала она. – Растительность на утесе долго приспосабливалась к ветрам и соленой воде. Поближе к берегу можно попробовать выращивать овощи.
   – Конечно. – Я попытался придать разговору иное направление. – Какое у вас сложилось впечатление о Гордонах?
   Она взглянула на меня и задумалась.
   – Замечательная пара. Очень любезные люди.
   – Они были счастливы?
   – Похоже, что да.
   – Они радовались своей покупке?
   – Пожалуй.
   – Они сами обратились к вам по поводу продажи земли?
   – Да. Сначала они наводили справки. Это стало известно, прежде чем они пришли ко мне. Когда они спросили меня о земле, я сказала, что не хочу продавать ее.
   – Почему?
   – Видите ли, я не люблю продавать землю.
   – Почему?
   – Землю нужно держать в собственных руках и передавать потомству. Я получила несколько участков земли в наследство по линии матери. Участок, который Гордоны хотели приобрести, достался мне по линии отца. Муж взял с меня обещание не продавать землю. Он хотел, чтобы она досталась детям. Но речь шла всего об одном акре. Вообще-то, мне деньги были не нужны, но Гордонам очень хотелось приобрести участок. Я спросила детей, и они ответили, что отец не стал бы возражать.
   Меня всегда удивляло, что вдовы и дети, безуспешно ломавшие голову над тем, какой подарок купить отцу к Рождеству, точно знали его желания, после того как он отошел в мир иной.
   Миссис Уили продолжала:
   – Гордоны понимали, что землю нельзя застраивать.
   – Вы это говорили, – прервал я ее. – Вы не думаете, что именно по этой причине двадцать пять тысяч долларов намного превышали ее рыночную цену?
   Она устроилась поудобнее в своем деревянном кресле и сказала:
   – Я также дала им право прохода через мою собственность. Посмотрим, по какой цене эта земля пойдет, когда агент выставит ее на продажу.
   – Миссис Уили, я не придираюсь к вам из-за того, что вы продали землю по хорошей цене. Я никак не пойму, почему Гордонам она была так нужна.
   – Я рассказала вам то, что они мне говорили. Это все, что я знаю.
   – От вида на залив, наверное, захватывает дух, раз они отдали двадцать пять тысяч долларов.
   – Совершенно верно.
   – Вы сказали, что сдаете в аренду обрабатываемую часть земли?
   – Да. Мои дети не любят возиться с землей или выращивать виноград для виноделов.
   – Гордонам это не пришло в голову? Я имею в виду то обстоятельство, что вы сдаете землю в аренду.
   – Думаю, пришло.
   – И они не поинтересовались, можно ли арендовать часть утеса?
   – Нет, – ответила она, немного подумав.
   Я посмотрел на Бет. Очевидно, в этом не было никакой логики. Два государственных служащих, которых в любую минуту могут перевести на другое место работы, снимают дом на южной части залива, затем за большие деньги покупают акр земли на северной части, чтобы иметь еще один вид на море. Я спросил:
   – Если бы они захотели взять в аренду акр утеса, вы бы согласились?
   – Я бы предпочла именно это.
   – Сколько бы вы тогда брали с них ежегодно?
   – Ну... не знаю... земля бесплодна... Думаю, тысячу долларов было бы справедливо. Уж очень красивый вид открывается оттуда.
   – Вы не могли бы показать нам эту землю? – спросил я.
   – Я покажу вам дорогу. В конторе графства вы можете найти план этой земли.
   – Были бы вам весьма благодарны, если бы вы проводили нас, – сказала Бет.
   Миссис Уили посмотрела на часы, потом на Бет.
   – Хорошо. – Она встала. – Я сейчас вернусь.
   Она вышла через раздвижную дверь.
   – Строптивая старая клуша, – сказал я Бет.
   – Ты видишь в людях самое плохое.
   – На этот раз я веду себя прилично.
   – И это, по-твоему, прилично?
   – Да, я веду себя хорошо.
   – Жутко.
   Я сменил тему:
   – Гордонам пришлось стать владельцами этой земли.
   Она утвердительно кивнула.
   – Почему?
   – Не знаю... Объясни мне это.
   – Подумай сама.
   – Хорошо...
   Миссис Уили вышла из задней двери, оставив ее незапертой. В руках она держала бумажник и ключи от автомобиля. Она пошла в сторону своей машины, серому "доджу" пятилетней давности. Будь ее муж жив, он бы не стал ее упрекать.
   Я сел в машину Бет, и мы поехали следом за Уили. Дорожный знак указывал направление "Пеконик". По обе стороны дороги росло много виноградников, всюду висели деревянные позолоченные или лакированные таблички с именами владельцев. Виноград удался на славу и обещал отличный урожай.
   – Картофельная водка, – обратился я к Бет. – Вот что мне нужно. Достаточно всего двадцать акров и тишина. "Кори и Крумпински", превосходная картофельная водка, натуральная, ароматизированная. Я попрошу Марту заняться поваренными книгами и закусками – моллюски, жареный картофель в тесте, устрицы. Высшее качество. Что скажешь?
   – Кто такой Крумпински?
   – Не знаю. Парень. Польская водка. Стенли Крумпински. Продукт рынка. Сидит на крыльце и произносит загадочные слова о водке. Ему девяносто пять лет. Его брат-близнец Стивен пристрастился к вину и умер в тридцать пять лет. Как?
   – Дай мне поразмыслить над этим. Между тем этот бешено дорогой акр земли стал загадкой, если предположить, что Гордоны могли взять его в аренду за тысячу долларов в год. Связано ли все это как-то с убийством или нет?
   – Пожалуй. С другой стороны, Гордоны, возможно, либо просчитались, либо что-то задумали. Не исключено, что они придумали, как обойти запрет на застройку. Следовательно, за двадцать пять тысяч долларов они становились полными хозяевами земли на берегу моря, стоимость которой возросла бы до ста тысяч. Чистая прибыль.
   Бет кивнула.
   – Придется выяснить сравнительные цены на землю. Ты, очевидно, придумал еще какую-нибудь версию?
   – Похоже.
   После короткой паузы она сказала:
   – Им нужна была своя земля. Правильно? Зачем? Чтобы строить? Получить право на проведение дороги? Создать государственный парк? Найти нефть, газ, уголь, алмазы, рубины?.. Что стоит за всем этим?
   – На Лонг-Айленде нет ни ископаемых, ни ценных металлов, ни самоцветов. Только песок, глина да скалы. Даже я это знаю.
   – Хорошо... но ты напал на след.
   – Ничего конкретного. У меня такое чувство, словно я знаю, что относится к делу, а что нет, как во время теста на ассоциации. Понимаешь? Ты видишь четыре картинки, на которых изображены птичка, пчела, медведь и унитаз. Надо определить, что не вписывается в общую картину.
   – Медведь.
   – Медведь? Почему медведь?
   – Он не летает.
   – Унитаз тоже не летает, – сказал я.
   – Тогда медведь и унитаз не на месте.
   – Ты же не... Как бы то ни было, я знаю, что в цепи фактов на месте и что нет.
   – Ты, наверное, снова слышишь свой резкий звук?
   – Есть немного.
   Уили свернула на маленькую изрезанную колеями проселочную дорогу, шедшую параллельно утесу. Сейчас мы находились в пятидесяти ярдах от него. Проехав еще несколько сот ярдов, она затормозила посреди дороги. Бет подъехала к ее машине.
   Уили вышла, и мы последовали за ней. Пыль пропитала нас и наши машины – как с внешней, так и с внутренней стороны.
   Мы подошли к Уили, стоявшей у основания утеса. Она заметила:
   – Уже две недели нет дождя. Виноградари довольны. Они говорят, что в такую погоду ягоды становятся слаще и не такими водянистыми. Виноград можно убирать.
   Я стряхивал пыль с тенниски и лица, мне все было безразлично.
   – В это время года картофель тоже не нуждается во влаге, – продолжала миссис Уили. – А вот овощам и фруктовым деревьям хороший дождик не помешал бы.
   Мне на это было наплевать, но я не умел выразить свои чувства так, чтобы это не звучало оскорбительно.
   – Наверное, одни молят о дожде, другие – о солнце, – заметил я. – Такова жизнь.
   Уили посмотрела на меня.
   – Вы ведь не здешний?
   – Нет, мадам. Зато у моего дяди здесь свой дом. Гарри Боннер. Он брат моей мамы. У него есть ферма в Маттитаке. Словом...
   – Да, знаю. Его жена Джун умерла примерно в то же время, что и мой муж.
   – Да, верно. – Меня не очень удивило, что Маргарет Уили знает дядю Гарри. Постоянных жителей здесь, как я уже упоминал, тысяч двадцать, что ровно на пять тысяч меньше, чем работает в Эмпайр стейт билдинг. Не думаю, чтобы все двадцать пять тысяч человек, работающие в Эмпайр стейт билдинг, знали друг друга. Как бы то ни было, Маргарет и, думаю, ее покойный муж знали Гарри и усопшую Джун. У меня возникла забавная мысль свести вместе Маргарет и сумасшедшего Гарри, тогда оба поженятся, она умрет, и мне достанутся тысячи акров недвижимости в Норт-Форке. Конечно, сперва придется убрать своих кузенов. Похоже на пьесу Шекспира. Меня преследовала мысль, что в своих рассуждениях я не могу избавиться от категорий семнадцатого века.
   – Джон? Миссис Уили разговаривает с тобой.
   – Извините. Меня тяжело ранили, и иногда у меня случаются провалы в памяти.
   – Вы выглядите ужасно, – сказала миссис Уили.
   – Спасибо.
   – Я спросила, как поживает ваш дядя?
   – Очень хорошо. Он в Нью-Йорке. Зарабатывает много денег на Уолл-стрит. Очень одинок после смерти тети Джун.
   – Передайте ему привет от меня.
   – Обязательно передам.
   – Ваша тетя была прекрасная женщина. – Уили сказала это с интонацией, которая означала: "Откуда только у нее такой придурковатый племянник?"
   – Да.
   – Джун была хорошим археологом-любителем и историком, – продолжала Маргарет.
   – Верно. И членом исторического общества Пеконика. Вы, наверное, тоже его член?
   – Да. Как раз в этом обществе я и познакомилась с Джун. Вашего дядю археология не интересовала, однако он финансировал несколько раскопок. Мы выкопали фундамент фермы тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Вы обязательно должны познакомиться с нашим музеем, если еще не успели.
   – В самом деле я собирался сходить туда сегодня, но возникла необходимость приехать сюда.
   – Музей открыт только по выходным. Но у меня есть ключ.
   – Я позвоню вам. – Я взглянул на утес, выступающий на фоне плоской земли. – Это земля Гордонов?
   – Да. Видите тот столб вон там? Это юго-западный угол. Вниз по дороге в ста ярдах отсюда находится юго-восточный угол. Земля начинается здесь, поднимается до самой верхушки утеса, затем спускается вниз на другой стороне и заканчивается на высшей точке прилива.
   – Правда? Границы очерчены не совсем четко.
   – Достаточно четко. Согласно обычаю и закону. Высшая точка прилива. Пляж принадлежит всем.
   – Именно поэтому я люблю эту страну.
   – Что вы говорите?
   – Чистую правду.
   – Я дочь американской революции, – сказала она, посмотрев на меня.
   – Я так и подумал.
   – Имена моих предков, Уили, значатся в этом городке с тысяча шестьсот пятьдесят третьего года.
   – Боже мой!
   – Они приехали в Массачусетс на корабле "Форчун" следом за "Мэйфлауэр". Потом поселились здесь, на Лонг-Айленде.
   – Невероятно. Вы просто не успели сесть на "Мэйфлауэр".
   – Зато я успела на "Форчун", – сказала Уили, оглядываясь. Я следил за ее взглядом. Справа к югу тянулось картофельное поле, а слева простирались виноградники. – Трудно представить, как здесь жили в семнадцатом веке. В тысячах милях от Англии, на месте этих полей стояли леса, деревья рубили топорами и вывозили волами, неизвестный климат, незнакомая почва, мало домашних животных, недостаток одежды, инструментов, пороха и патронов, кругом враждебные индейцы.
   – Хуже чем августовской ночью в Центральном парке.
   Миссис Уили пропустила мои слова мимо ушей.
   – Таким людям, как я, трудно расстаться даже с акром земли.
   – Верно. Но когда речь идет о двадцати пяти тысячах зеленых, то можно подумать. Однажды я нашел патрон от мушкета.
   Миссис Уили посмотрела на меня как на слабоумного. Потом она сосредоточила свое внимание на Бет и тараторила еще некоторое время.
   – Вы же не хотите, чтобы я вас провожала на самый верх? – Наконец сказала она. – Туда ведет тропинка. Подниматься нетрудно, но будьте осторожны, когда окажетесь на стороне моря. Там крутой спуск и почти нет точек опоры. Этот утес – последняя каменная гряда, оставшаяся от ледникового периода. Ледник остановился прямо здесь.
   – Спасибо за уделенное нам время и терпение, миссис Уили, – сказал я.
   Она пошла назад, потом взглянула на Бет и спросила:
   – Как вы думаете, кто мог сделать это?
   – Не знаю, мадам.
   – Это не связано с их работой?
   – В некоторой степени. Но не имеет никакого отношения к биологической войне или чему-то опасному.
   Маргарет Уили ее слова не убедили. Она вернулась к своей машине, включила зажигание и уехала, оставив за собой облако пыли.
   Мы нашли тропинку, и я пошел впереди. Тропинка вела через густые заросли, поросль дуба и несколько высоких, похожих на клен, деревьев, которые, по-моему, никак не могли быть банановыми деревьями. Бет в поплиновой юбке цвета хаки и обычных туфлях было нелегко. Я помогал ей подниматься в самых крутых местах. Она то подтягивала свою юбку, то подтягивалась сама, и моему взору открывалась пара хорошеньких ножек.
   До верхней точки оставалось всего пятьдесят футов, не больше чем подняться на пятый этаж, с чем я раньше справлялся так легко, что еще хватало сил вышибить дверь, скрутить нарушителя, надеть на него наручники, вытащить на улицу и запихнуть в полицейскую машину. Но то время прошло. Подниматься же приходилось сейчас, и я чувствовал, что нетвердо стою на ногах. Перед глазами плясали черные круги, пришлось остановиться и опуститься на колени.
   – Тебе плохо? – спросила Бет.
   – Да... Сейчас пройдет... – Я несколько раз глубоко втянул воздух и пошел дальше.
   Мы добрались до вершины утеса. Бет стояла рядом и смотрела на море. Мы оба вспотели, покрылись грязью и пылью, с трудом дышали и устали.
   – Пора пить коктейль, – сказал я. – Поворачиваем назад.
   – Подожди. Давай сыграем в Тома и Джуди. Скажи мне, что им здесь было нужно? Что они искали?
   – Ладно... – Я встал на большой камень и огляделся вокруг. Солнце садилось, и на востоке небо становилось фиолетовым. На западе оно окрасилось в розовый цвет, а над нашими головами оставалось голубым. В воздухе плыли чайки, по глади залива пробегали белые барашки, на деревьях щебетали птицы, с северо-запада дул бриз, в воздухе стоял запах осени и соли.
   – Мы провели день на острове Плам, – начал я. – Все время ходили по биологически опасной зоне, одетые в лабораторные халаты, в сопровождении вирусов. Принимаем душ, быстро добираемся до "Спирохеты" или парома, переправляемся через залив, садимся в машину и приезжаем сюда. Здешний простор и чистота укрепляют силы. Это жизнь... Мы захватили с собой бутылку вина и одеяло. Пьем вино, отдаемся друг другу, лежим на одеяле и смотрим, как на небе высыпают звезды. Может быть, мы отправляемся на пляж, плаваем или занимаемся серфингом под луной и звездами. От лаборатории нас отделяют миллионы миль. Возвращаемся домой, готовые провести еще один день в биологически опасной зоне.
   Бет какое-то время стояла молча и, ничего не ответив, подошла к краю утеса, повернулась и направилась к единственному росшему на гребне большому дереву – скрюченному дубу десяти футов высотой. Она наклонилась, затем выпрямилась, держа конец веревки в руке.
   – Смотри.
   Я подошел и осмотрел ее находку. Веревка из зеленого нейлона с полдюйма толщиной и завязанная узлами через каждые три фута для того, чтобы было за что зацепиться руками. Один конец привязан к основанию дерева.
   – Наверное, веревки хватит, чтобы спуститься на пляж.
   – Да, так действительно легче спускаться или подниматься.
   – Да.
   Бет нагнулась и посмотрела вниз. Я сделал то же самое. Мы заметили, что трава примята там, где спускались и поднимались. Это был, как я уже упомянул, крутой склон, но по нему человеку в хорошей физической форме и без веревки легко проделать путь туда и обратно.
   Я нагнулся больше и увидел, что там, где травы не было, почву пересекали красноватые полосы глины и железа. Я заметил и нечто другое. Примерно на десять футов ниже было что-то вроде полки или выступа. Бет тоже обратила внимание на это.
   – Пойду взгляну, – сказала она.
   Она потянула за веревку и, убедившись, что та прочно привязана к стволу дерева, а ствол дерева крепко врос в землю, двумя руками ухватилась за нее и, повернувшись спиной к морю, спустилась до выступа, а после приземления отпустила веревку.
   – Спускайся, – крикнула она. – Здесь интересно.
   – Хорошо. – Я спустился по склону, держась за веревку одной рукой. Я встал на выступ рядом с Бет.
   – Взгляни на это, – сказала она.
   Выступ был около десяти футов длиной и три фута шириной. Центр его занимало углубление. Сразу было видно, что возникло оно не без человеческого участия. Остались заметные следы лопаты. Мы с Бет присели и заглянули в углубление. Маленькое, около трех футов диаметром и только четыре фута глубиной. Внутри ничего не было. Трудно было определить предназначение углубления, и я стал строить догадки:
   – Здесь можно было бы прятать провизию для обеда и холодильник для вина.
   – Здесь можно даже спать, засунув туда ноги, – добавила Бет.
   – Или заниматься любовью.
   – Я знала, что ты это скажешь.
   – Ну, это же правда. – Я встал. – Они, возможно, собирались углублять эту пещеру.
   – Для чего?
   – Не знаю. – Я повернулся к заливу и сел, опустив ноги за выступ. – Здесь хорошо. Садись рядом.
   – Становится прохладно.
   – Вот, возьми мою рубашку.
   – Не надо, она пахнет.
   – Ты сама грязнуля.
   – Я устала, перепачкалась, колготки порвались. Надо срочно принять ванну.
   – Как романтично.
   – Могло бы быть. Но здесь нет никакой романтики. – Она встала, схватилась за веревку и поднялась наверх. Я подождал, когда она поднимется, и последовал за ней.
   Бет свернула веревку и положила на прежнее место у основания дерева. Она обернулась, и мы оказались лицом к лицу на расстоянии одного фута. Наступил неловкий момент, мы так стояли секунды три, я протянул руку и провел ею по ее волосам и щеке. Прилив страсти подтолкнул мое тело вперед, я уже предвкушал, как наши уста сольются в поцелуе, однако Бет отступила назад и произнесла то магическое слово, которое вызывает в современных американских мужчинах условный рефлекс:
   – Нет.
   Я тут же отскочил на шесть футов и сложил руки за спиной. Мой возбужденный член рухнул, как подрубленное дерево.
   – Я подумал, что твой дружелюбный треп прелюдия к слиянию обнаженных тел в экстазе. Извини меня.