Демилль Нельсон. Тайны острова Плам

   Золлнер закончил читать.
   Макс тут же обратился к нему:
   – Пожалуйста, отправьте это заявление по факсу в полицию Саутхолда, чтобы мы могли зачитать его прессе, после того как ФБР будет заменено местной полицией.
   Фостер немедленно отреагировал:
   – ФБР не принимает участия в расследовании этого дела.
   – Верно. Я забыл. ЦРУ тоже не участвует. – Макс посмотрел на Бет. – А как же полиция графства?
   Бет ответила:
   – Нам поручено расследовать убийство. – Затем она обратилась к Золлнеру: – Вы можете рассказать нам об обязанностях Гордонов?
   – Да... В основном они занимались генетическими исследованиями. Производили изменения в генетике вирусов, чтобы сделать их неспособными вызывать болезни и способными стимулировать иммунную систему.
   – Созданием вакцины?
   – Да, вакцины нового типа, которая значительно безопаснее, чем введение ослабленного вируса.
   – И по роду своей работы они имели доступ ко всем видам вирусов и бактерий?
   – Да, конечно. В основном к вирусам.
   Я смотрел на произведения абстрактного искусства, развешанные на боковых стенах, и заметил, что это не картины, а цветные фотографии... У меня возникло ощущение, будто это болезни – бактерии, заражающие кровь и клетки, сфотографированные под микроскопом. Странно. На самом деле они довольно симпатичны.
   Золлнер перехватил мой взгляд и сказал:
   – Даже организмы, вызывающие болезни, могут быть прекрасными.
   – Совершенно верно, – согласился я. – У меня есть костюм с похожей расцветкой. Такой, как на тех волнистых зелено-красных изображениях.
   – Да, это вирус, порождающий эболу. Окрашенный, разумеется. Эти маленькие организмы могут убить вас за два дня. Вылечить невозможно.
   – И они находятся в этом здании?
   – Возможно.
   – Полицейские не любят этого слова. Да или нет?
   – Да. Но они хранятся в надежном месте в замороженном виде и под замком. Мы здесь занимаемся не с человеческой, а обезьяньей эболой.
   – Вы произвели инвентаризацию своих вирусов?
   – Да. Честно говоря, невозможно дать отчет о каждом экземпляре. К тому же мы сталкиваемся с тем, что кто-то разводит определенные организмы не там, где это положено. Да, да, я знаю, к чему вы клоните. Вы считаете, что Гордоны забрали какое-то количество экзотичных и смертельных организмов и, вероятно, продали их... Ну, скажем, иностранной державе. Уверяю вас, они так не поступили бы.
   – Почему же нет?
   – Потому что такое даже страшно представить.
   – Это успокаивает, – заключил я. – Ну что ж, теперь мы все можем отправляться по домам.
   Доктор Золлнер посмотрел на меня. Видимо, он еще не привык к моему юмору. Он чем-то напоминал одного киногероя, и я обязательно возьму у него автограф.
   В конце концов Золлнер наклонился ко мне через стол и сказал с еле заметным акцентом:
   – Детектив Кори, если бы у вас были ключи от врат ада, вы бы открыли их? Если бы вы решились на такое, то должны быть хорошим бегуном.
   – Если вероятность, что кто-то откроет врата ада, столь ничтожна, зачем вам тогда замок и ключи?
   Он кивнул и ответил:
   – Полагаю, чтобы защититься от сумасшедших. Разумеется, Гордоны таковыми не были. У меня есть другая версия, которой поделюсь с вами и которая, полагаю, подтвердится сегодня. Я убежден в своей правоте. Гордоны – прекрасные люди, но беспечные и расточительные, стащили одну из вакцин, над которой работали. Подозреваю, что они продвинулись в своем исследовании гораздо дальше, чем уверяли нас. К сожалению, в науке такое иногда случается. Они, вполне вероятно, вели отдельные записи и даже регистрировали последовательность гелей – так называются прозрачные пластины, на которых внедряемые в болезнетворный вирус генетические мутации выглядели как что-то, напоминающее бар-код.
   Никто не проронил ни слова. Золлнер продолжал:
   – Итак, предположим, что Гордоны открыли чудесную новую вакцину от ужасного болезнетворного вируса, держали это в тайне в течение многих месяцев, накапливали свои записи, генетические гели и саму вакцину в каком-нибудь потайном месте в самой лаборатории или в заброшенном здании на острове. Цель – продать все это иностранной фармацевтической фирме. Похоже, они намеревались уволиться, работать в частной фирме и сделать вид, что открытие было произведено именно там. Тогда их ждала бы многомиллионная премия. Авторский гонорар, в зависимости от эффективности вакцины, исчислялся бы десятками миллионов долларов.
   Все молчали. Я взглянул на Бет. Как раз она-то и предсказала такой поворот, когда мы разговаривали, стоя на утесе.
   Золлнер продолжал:
   – Звучит правдоподобно. Не так ли? Люди, занимающиеся проблемами жизни и смерти, предпочтут продавать жизнь. Хотя бы по той простой причине, что это безопаснее и прибыльнее. Смерть недорого стоит. Убить можно сибирской язвой. Защитить и сохранить жизнь гораздо труднее. Итак, если причина смерти Гордонов как-то связана с их работой здесь, то ее надо искать, исходя из этой версии. Почему ваши мысли заняты болезнетворными вирусами и бактериями? Почему вы ищете в этом направлении? Говорят, что если единственное орудие молоток, тогда любая задача сводится к поиску гвоздя. Ведь так? Я вас не виню. Такова ваша работа.
   Снова все промолчали.
   Золлнер оглядел каждого из нас и проговорил:
   – Если Гордоны так поступили, тогда они вели себя неэтично и нарушили закон. И кто бы ни был их агентом или посредником, он тоже поступал неэтично, из побуждений наживы, и может оказаться, что он и есть убийца.
   По всей видимости, добрый доктор Золлнер хорошо продумал свою версию.
   Он продолжал:
   – Это не первый случай, когда ученые на государственной службе вступают в заговор с целью украсть собственное изобретение и стать миллионерами. Гении расстраиваются, видя, как другие собственным трудом зарабатывают миллионы. Ставки высоки. Если эту вакцину можно применять, например, к таким широко распространенным болезням, как спид, тогда речь идет о сотнях миллионов долларов. Даже миллиардах.
   Мы переглянулись. Миллиарды.
   – Вот так. Гордоны хотели разбогатеть, но, скорее всего, они жаждали славы. Им хотелось, чтобы их признали и назвали вакцину их именем. Здесь бы этого не произошло. Все, чем мы здесь занимаемся, держится в секрете. Гордоны были молоды, им нужны были материальные вещи. Они стремились осуществить американскую мечту и были уверены, что заслужили это. И знаете, они действительно заслужили. Блестящие ученые, они получали слишком мало. Поэтому они пытались исправить положение. Хотелось бы знать, что именно они открыли, но, боюсь, сделать это не удастся. Также хотелось бы знать, кто убил их, хотя, не представляю, по какой причине. Итак, что вы думаете? Вы согласны со мной?
   Тед Нэш заговорил первым:
   – Доктор, думаю, вы попали в самую точку.
   Джордж Фостер кивнул:
   – Наша версия была верна, мы ошиблись лишь в выборе вируса. Это была вакцина. Тут нет сомнений.
   Макс тоже кивнул и добавил:
   – Чувствуется железная логика. Я ощутил, что на душе у меня стало легче. Да.
   Бет взяла слово:
   – Мне все равно предстоит найти убийцу. Пожалуй, можно не гоняться за террористами и начать поиск в другом направлении.
   Я посмотрел на Золлнера, он – на меня. Стекла его очков были толстые, однако за ними были видны бегающие голубые глаза.
   – Детектив Кори, вы, конечно, не согласны со мной? – обратился он ко мне.
   – Наоборот. В этом вопросе я на стороне большинства. Я знал Гордонов и вы, разумеется, тоже. Вы попали в цель. – Я посмотрел на коллег и добавил: – Как это мы сразу не подумали об этом. Не смерть, а жизнь. Не болезнь, а лечение.
   – Вакцина, – сказал Золлнер. – Профилактика. Не лечение. Вакцина – это хорошие деньги. Возьмем, например, противогриппозную вакцину. Только в Соединенных Штатах она ежегодно расходится в сотнях миллионов доз. Гордоны успешно работали с вирусами и вакцинами.
   – Верно, вакцина. – Я спросил доктора: – И вы считаете, что им пришлось прибегнуть к маскировке?
   – Да, конечно. Как только Гордоны поняли, что нашли кое-что, они начали делать липовые записи с липовыми результатами и в то же время вели подлинные записи. Что-то вроде двойной бухгалтерии.
   – И никто не знал, что происходит? Разве здесь нет никакого контроля?
   – Есть, разумеется. Но Гордоны были научными партнерами, они были старше по положению. К тому же их область – вирусная генная инженерия – считается экзотической и трудно поддается проверке. И наконец, когда есть желание и умственный коэффициент гения, возможность всегда найдется.
   Я кивнул.
   – Невероятно. И как же им удалось вынести все это? Какого размера эта пластина?
   – Ну... может быть, полтора фута шириной и два с половиной фута длиной.
   – Как ее можно вынести из биологически опасной зоны?
   – Не знаю.
   – А записи?
   – Факсом. Я покажу вам позже.
   – А сама вакцина?
   – Это легче. Анальным или вагинальным способом.
   – Не хочется быть грубым, доктор, но, мне кажется, они не могли засунуть в задницу тридцатидюймовую пластину так, чтобы это никем не было замечено.
   Доктор Золлнер откашлялся и сказал:
   – Незачем выносить гелевые пластины, если можно воспользоваться миниатюрным фотоаппаратом.
   – Невероятно, – Я вспомнил факс в кабинете Гордонов.
   – Да. Хорошо, давайте посмотрим, сможем ли мы разгадать, что и как произошло. – Он встал. – Если кто-то не хочет идти в биологически опасную зону, может подождать в вестибюле или столовой. – Он посмотрел на нас, но все молчали. – Никто не боится. Тогда следуйте за мной, пожалуйста.
   Все встали.
   – И держитесь вместе, – добавил я.
   Золлнер улыбнулся:
   – Когда окажетесь в биологически опасной зоне, вам не захочется отходить от меня.
   Мне пришла в голову мысль, что лучше было бы поехать полечиться на Карибском море.

Глава 12

   Мы вернулись в вестибюль и остановились перед двумя желтыми дверями. Золлнер сказал Бет:
   – Донна ждет вас в раздевалке. Следуйте ее указаниям. Ждем вас у задней двери женской раздевалки. – Золлнер проводил ее глазами до желтой двери. – Джентльмены, пожалуйста, идите за мной.
   Мы вошли в мужскую раздевалку, отвратительное помещение оранжевого цвета. Служащий указал нам на открытые шкафчики и белые халаты. В пластиковом мешочке находились бумажное нижнее белье, носки и тапочки из хлопка.
   – Пожалуйста, снимите с себя все, включая нижнее белье и драгоценности, – велел Золлнер.
   Мы остались в чем мать родила, и мне было невтерпеж рассказать Бет, что Тед Нэш носил ствол тридцать восьмого калибра, который был длиннее его члена.
   Увидев рану у меня на груди, Джордж Фостер заметил:
   – Еще чуть-чуть и попало бы в самое сердце.
   – У меня нет сердца. – Я защелкнул висячий замок на своем шкафчике и поправил нижнее белье.
   Доктор Золлнер осмотрел нас и остался доволен:
   – Вижу, все готовы. Тогда следуйте за мной, пожалуйста.
   – Подождите, – сказал Макс, – разве не надо одевать маски и респираторы?
   – Они понадобятся для второй зоны, мистер Максвелл. И возможно, для четвертой, если захотите зайти так далеко. Следуйте за мной.
   Мы пошли к задней стенке раздевалки, и Золлнер открыл красную дверь со странным символом, предупреждающим о биологической опасности. Под символом шла надпись "Вторая зона". Я слышал, как вырывается струя воздуха, и Золлнер объясняет:
   – Давление сбрасывается до уровня ниже атмосферного. Здесь внутри оно ниже атмосферного на один фунт на каждый квадратный дюйм, так что никакие патогены отсюда не вырвутся.
   – Мне бы не хотелось, чтобы такое произошло.
   – К тому же фильтры на крыше улавливают мельчайшие частицы из вытягиваемого отсюда воздуха.
   Лицо Макса выражало упорный скептицизм, как у человека, который не желает, чтобы хорошие новости нарушали устоявшееся в его голове убеждение – остров Плам равнозначен Тримайлу и Чернобылю, вместе взятым.
   Мы вошли в коридор бетонированного блока, Золлнер оглянулся и спросил:
   – Где госпожа Пенроуз?
   Я поинтересовался:
   – Доктор, вы женаты?
   – Понимаю. Конечно, ей требуется больше времени, чтобы переодеться.
   Наконец из двери с надписью "Женская" вышла Бет, одетая в большой халат и тапочки. Тем не менее она выглядела привлекательно.
   Она слышала, как вырывается воздух, и Золлнер объяснил все про давление, предупредив, чтобы все передвигались осторожно и не столкнулись с тележками и стеллажами, загруженными флаконами, бутылками со смертельными вирусами или химикатами.
   Золлнер скомандовал:
   – Ну что ж, следуйте за мной. Я познакомлю вас со здешним производством, и вы сможете передать друзьям и коллегам, что мы не производим бомбы, начиненные сибирской язвой. – Он рассмеялся. – Пятая зона запретная. Чтобы проникнуть туда, нужно пройти специальные вакцинации и поупражняться в одевании биозащитных костюмов и респираторов. Доступ в подвальный этаж также воспрещен.
   – Почему? – спросил я.
   – Потому что там мы прячем мертвых инопланетян и нацистских ученых. – Он снова рассмеялся.
   Фостер попытался сострить:
   – Я думал, что инопланетяне и нацисты находятся в подземных бункерах.
   – Нет, мертвые инопланетяне лежат в маяке, – сказал Золлнер. – Мы переселили нацистов из бункеров, когда они начали жаловаться на вампиров.
   Все рассмеялись. Юмор в биологически опасной зоне. Надо сочинить рассказ для "Ридерс дайджест".
   Пока мы шли, Золлнер рассказывал:
   – Появились новые вирусы, вызывающие болезни либо у животных, либо у людей, либо у тех и других. У нас и у животных высших видов нет иммунной реакции на многие из этих смертельных болезней. Сегодняшние антивирусные лекарства не очень эффективны, поэтому ключом к спасению будущих поколений от катастрофы являются вакцины, а ключ к новым вакцинам – генная инженерия.
   – О какой катастрофе идет речь? – спросил Макс.
   Золлнер продолжал бодро шагать и живо говорить, в то же время раздумывая, как ответить на вопрос.
   – Что касается болезней животных, – сказал он, – то может вспыхнуть эпидемия ящура, который способен уничтожить наш скот и лишить миллионы людей средств к существованию. Тогда стоимость другого продовольствия, вероятно, возрастет в четыре раза. Вирус ящура, похоже, самый заразный и опасный, вот почему он привлекает внимание тех, кто занимается подготовкой биологической войны. Эти люди почувствуют себя на седьмом небе в тот день, когда их ученые сумеют генетически создать вирус ящура, заражающий людей. Хуже всего, что некоторые из этих вирусов изменяются без постороннего вмешательства и становятся опасными для человека.
   Мы свернули в еще один из многочисленных и, казалось, бесконечных коридоров. Золлнер продолжал читать свою лекцию: – В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, например, в Ланкастере, что в штате Пенсильвания, вспыхнула очень заразная и смертельно опасная эпидемия гриппа. Она унесла семнадцать миллионов жизней. Я имею в виду цыплят. Домашнюю птицу. Но вы видите, куда я клоню. Последняя большая эпидемия гриппа, унесшая многие жизни, вспыхнула в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Во всем мире умерло около двадцати миллионов человек, из них пятьсот тысяч в Соединенных Штатах. Вы можете себе представить себе такое сегодня? А вирус восемнадцатого года был не особенно опасный, и, разумеется, люди тогда путешествовали медленнее и не так часто. Сегодня инфекционный вирус может распространиться по всему миру в считанные дни. Хорошая сторона самых опасных вирусов, как эбола, например, состоит в том, что они убивают так быстро, что не успевают вырваться из какой-нибудь африканской деревни, поскольку все живое там исчезает.
   – Отсюда отходит паром в час дня? – спросил я.
   Золлнер рассмеялся.
   – Уже нервничаете? Бояться здесь нечего. Мы очень осторожны. С большим уважением относимся к маленьким вирусам, живущим в этом здании.
   Золлнер любил говорить, мое дело – слушать, так что пока все шло прекрасно.
   Мы вошли в комнату, которую Золлнер назвал рентгеноскопической лабораторией кристаллографии, и я не собирался спорить с ним.
   Женщина склонилась над микроскопом, Золлнер представил ее как доктора Чен, коллегу и хорошего друга Тома и Джуди. Ей было лет тридцать, довольно привлекательна, на мой взгляд, с хвостом перехваченных сзади длинных черных волос. Веди себя хорошо, Кори. Она ученый и намного умнее тебя.
   Доктор Чен поздоровалась с нами, оставаясь серьезной. Возможно, она была просто расстроена гибелью своих друзей.
   Снова Бет позаботилась о том, чтобы все поняли, что я друг Гордонов и именно по этой причине зарабатываю один доллар в неделю. Люди не любят, когда толпа полицейских засыпает их вопросами, но если один из них общий друг усопших, тогда у вас есть небольшое преимущество. Во всяком случае, мы все были едины в том, что смерть Гордонов – это трагедия, и все говорили о них только хорошее.
   Разговор перешел на работу Чен. Она изъяснялась доступным языком, так что мне удалось даже кое-что понять:
   – Я облучаю рентгеном кристаллы вирусов, с тем чтобы нанести на карту их молекулярную структуру. Сделав это, можно попытаться изменить вирус так, чтобы он перестал быть болезнетворным, но если ввести этот измененный вирус в тело животного, оно может генерировать антитела, которые, как мы надеемся, будут способны воздействовать на настоящий, вызывающий заболевание, вирус.
   – Этим и занимались Гордоны? – спросила Бет.
   – Да.
   – Над чем конкретно они работали? Над какими вирусами?
   Чен покосилась на Золлнера. Я не люблю, когда свидетели так делают. Это все равно, как если бы тренер дал спортсмену сигнал бросать мяч. Золлнер, должно быть, просигнализировал быстро, так как Чен ответила откровенно:
   – Над эболой.
   Никто на это не прореагировал, но Золлнер добавил:
   – Обезьяньей эболой, разумеется. – Затем он кивнул доктору Чен.
   Чен продолжила:
   – Гордоны пытались генетически изменить вирус обезьяньей эболы так, чтобы он перестал быть опасным и генерировал иммунную реакцию в организме животного. Существует много видов вируса эболы, и мы еще не представляем, какие из них склонны преодолевать видовой барьер...
   – Вы хотите сказать, переходить от животных к людям? – спросил Макс.
   – Да, заражать людей. Однако это первый важный шаг на пути к созданию вакцины для человека против эболы.
   Золлнер дополнил:
   – В большинстве случаев мы здесь работаем с животными, дающими нам молоко и кожу. Однако со временем определенные государственные учреждения начали поддерживать другие виды исследований.
   Я спросил:
   – Подобно военным ведомствам, занимающимся подготовкой к биологической войне?
   Золлнер не ответил прямо:
   – Этот остров уникален с точки зрения окружающей среды, изолирован, но близок к большим транспортным и коммуникационным центрам, а также к лучшим университетам страны, близок к множеству высокообразованных ученых. К тому же наш центр в техническом отношении ушел далеко вперед. Значит, помимо военных мы работаем с другими учреждениями, и здесь, и за рубежом, всегда, когда возникает что-либо очень необычное или потенциально... опасное для людей. Например, эбола.
   – Другими словами, – заметил я, – вы как бы снимаете здесь комнаты?
   – Это большой центр, – возразил он.
   – Гордоны работали на американское министерство сельского хозяйства? – спросил я.
   – Не имею права отвечать на этот вопрос.
   – Кто им платил зарплату?
   – Зарплату все получают от министерства сельского хозяйства.
   – Но не каждый ученый, получающий зарплату от министерства, является его сотрудником? Я прав?
   – Я не собираюсь вступать с вами в семантический диспут, мистер Кори. – Он посмотрел на Чен. – Продолжайте, пожалуйста.
   – Здесь выполняется так много специфических заданий, – продолжала она, – что всего не знает никто, кроме руководителя проекта. Им был Том. Джуди работала его ассистенткой. Вдобавок они сами были отличными исследователями. Оглядываясь на прошлое, я понимаю, чем они занимались – побуждали нас проводить испытания в направлениях, которые поначалу, казалось, никуда не ведут. Иногда они передавали нам проект, с осуществлением которого зашли в тупик. Они строго контролировали текущие клинические тесты над обезьянами, а люди, ухаживающие за животными, знали не очень много. Том и Джуди единственные владели всей информацией. – Она ненадолго задумалась. – Я не считаю, что они начинали обманывать... Пожалуй, осознав, как близко подошли к эффективной вакцине против обезьяньей эболы, они стали взвешивать варианты передачи технологии в частную лабораторию, где следующим логическим шагом было бы создание вакцины для человека. Вероятно, они верили, что для человека ничего лучше нельзя сделать. Скорее всего, они полагали, что могут разработать эту вакцину быстрее и эффективнее за пределами центра, который, как большинство государственных учреждений, бюрократичен и медлителен.
   Макс посоветовал:
   – Давайте придерживаться версии наживы, доктор Чен. Интересы человечества не исключают ее.
   Она пожала плечами.
   Бет жестом показала на микроскоп:
   – Можно посмотреть?
   – Это мертвые вирусы эболы, – ответила Чен. – Живые вирусы имеются только в пятой зоне. Но вы без риска для себя можете рассмотреть их на видеокассете.
   Она повернулась к телемонитору и нажала на кнопку кассетного видеомагнитофона. Экран засветился, и на нем появились четыре трехмерных, напоминающих призму, почти прозрачных кристалла, окрашенных в розовый цвет. Если они живы, то притворяются спящими.
   Доктор Чен продолжала:
   – Как я уже говорила, молекулярная структура наносится на карту для того, чтобы генные инженеры могли разрезать и сращивать тот или иной кусок, после чего трансформированный вирус размножается и вводится в тело обезьяны. Она реагирует трояко – либо заражается им и умирает, либо не заражается, но и не производит антитела, либо не заражается и производит антитела. Третий вариант и есть искомое наших поисков. Он означает, что получилась вакцина. Но она не обязательно безопасна или эффективна. Обезьяны могут заболеть эболой позднее, чаше всего после введения натурального вируса эболы антитела оказываются недостаточно стойкими, чтобы справиться с болезнью. Иммунная реакция слишком слаба. Или иммунная реакция не защищает от всех видов эболы. Эта работа приносит разочарование. Вирусы просты с генетической и молекулярной точек зрения, но с ними справиться труднее, чем с бактериями. Вирусы легко видоизменяются, их трудно понять и еще труднее уничтожить. Фактически вопрос состоит в следующем: действительно ли эти кристаллы живут в нашем понимании жизни. Взгляните на них. Они похожи на осколки льда.
   Взгляды всех были прикованы к кристаллам на экране. Они были похожи на капли воска, упавшие на подсвечник. Трудно было поверить, что эти ребята вместе со своими кузенами и братьями причинили столько бед человечеству, не говоря уже о животных. Что-то пугающее таилось в организме, казавшемся мертвым, но оживавшим после того, как он вторгался в живые клетки и воспроизводил себя с такой скоростью, что мог убить за сорок восемь часов здорового мужчину весом в двести фунтов. О чем же думал Бог?
   Чен выключила экран монитора.
   Бет спросила Чен о том, как вели себя Гордоны вчера утром, и Чен ответила, что они ей показались охваченными беспокойством. Джуди жаловалась на мигрень, и оба решили пойти домой. Это никого не удивило.
   Я спросил Чен напрямую:
   – Как вы считаете, они вчера ничего не взяли с собой отсюда?
   Она немного подумала:
   – Не знаю. Откуда мне знать?
   – Отсюда трудно вынести что-нибудь незаметно? – спросила Бет. – Как бы вы поступили, если бы хотели что-то вынести?
   – Ну... я могла бы вынести любую пробирку или пузырек отсюда, или даже из другой лаборатории и пойти в туалет и спрятать их там. Никто бы не спохватился, особенно если пробирки не записаны в журнале и не идентифицированы. Затем бы я пошла в душевую, сбросила свою лабораторную одежду в корзину, приняла бы душ и пошла к своему шкафчику. На этой стадии я могла бы забрать пузырек из любого места и положить в свою сумочку. Затем я оделась бы, вышла через вестибюль, доехала на автобусе до парома и отправилась домой. Никто не наблюдает за вами, когда вы принимаете душ. Там нет телекамер. Уходя, вы сами в этом убедитесь.
   Я спросил:
   – А более крупные предметы. Предметы, которые слишком велики, чтобы...
   – Все, что поместится под халат, можно донести до душевой. А там следует проявить изобретательность. Например, если выносить гель, его можно завернуть в полотенце.
   – Его можно было бы спрятать в корзине с лабораторной одеждой, – заметила Бет.
   – Нет, туда нельзя второй раз вернуться. Одежда заражена. Кстати, полотенце после использования необходимо положить в другую корзину. Как раз здесь любой наблюдающий за вами заметит, если вы несете что-нибудь. Но если принимать душ в рабочее время, никто не помешает.
   Я пытался представить Тома и Джуди, выносящими вчера днем из здания Бог знает что, когда в душевой никого не бывает. Я спросил Чен: