Стивенс, продолжая стоять, сказал:
   – Перед тем как посетить главное здание, мы совершим небольшую экскурсию, так что у вас будет возможность почувствовать обстановку и убедиться в том, какие трудности возникают, когда приходится обеспечивать безопасность острова такого размера с десятимильным пляжем при отсутствии ограждений. – И добавил: – За всю историю острова не было ни одного случая нарушения его границ.
   Я не удержался и задал вопрос Стивенсу:
   – Какое оружие у вашей охраны?
   – Автоматические армейские кольты сорок пятого калибра. А почему вы об этом спрашиваете?
   – Нам кажется, что орудием убийства был пистолет сорок пятого калибра, – не преминул вставить Макс.
   Бет заметила:
   – Мне бы хотелось провести инвентаризацию всего имеющегося у вас оружия и его баллистический анализ.
   Стивенса такая перспектива явно не прельщала.
   А Бет не унималась:
   – Сколько у вас здесь пистолетов сорок пятого калибра?
   – Двадцать.
   Макс поинтересовался:
   – У вас пистолет при себе?
   Стивенс похлопал по своему пиджаку и кивнул.
   Бет полюбопытствовала:
   – Вы всегда носите ту же пушку?
   – Нет, – ответил он, – в рабочие дни я беру один из пистолетов в арсенале. – Он взглянул на Бет и добавил: – Похоже, меня допрашивают.
   – Вовсе нет, – возразила Бет, – вам лишь задают вопросы как дружески расположенному свидетелю. Если бы это был допрос, вас бы известили об этом.
   Позади раздался голос Нэша:
   – Может быть, позволим Стивенсу действовать согласно программе? У нас еще будет время задать вопросы персоналу.
   Никто не возразил на это замечание. Возникла пауза, которой воспользовался Стивенс:
   – О'кей. Прежде чем мы тронемся с места, я произнесу одну из тех коротких речей, с какими выступаю перед приезжающими сюда учеными, почетными гостями и прессой. – Он заглянул в свой дурацкий блокнот и начал монотонным голосом: – Площадь острова Плам составляет восемьсот сорок акров и занята главным образом лесами, пастбищами и плацем, который мы потом увидим. Остров упоминается в голландских и английских судовых журналах. Сливы, растущие вдоль берега, подсказали голландцам название острова. Остров принадлежал индейскому племени монтаук. Некий парень по имени Сэмюель Уилис в тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году купил этот остров у вождя индейцев. Уилис и поселенцы, прибывшие сюда после него, использовали остров как пастбище для овец и крупного рогатого скота. Звучит как ирония, когда знаешь, что происходит здесь сегодня.
   Я зевнул.
   – На этом острове не было постоянных поселений, – продолжал Стивенс. – Вы можете спросить, как же поселенцы пасли скот, если остров был необитаем. Как свидетельствует история, в семнадцатом и восемнадцатом веках узкий пролив между Ориентом и островом Плам был таким мелким, что скот мог его перейти во время отливов. В конце восемнадцатого века разрушительное действие ураганов углубило пролив, и остров перестали использовать в качестве пастбища. Однако после того как здесь появились англичане, сюда стали наведываться пираты и каперы[2], которым остров приглянулся.
   Я почувствовал, как на меня накатывает страх. Я сижу в этом микроавтобусе, словно в ловушке, вместе с монотонно бубнящим, скучным идиотом, который, начав с Книги Бытия, добрался до 1700 года, а чертов автобус даже не тронулся с места, и выбраться из него можно, лишь стремительно бросившись к двери. Что я такого сделал, чтобы заслужить подобную участь? Тетя Джун смотрела на меня с небес и смеялась до слез. Я словно слышу ее слова: "Ну, Джонни, если припомнишь, что я говорила вчера об индейцах племени монтаук, куплю тебе мороженого". Нет, нет, нет! Довольно!
   А Стивенс все говорил:
   – Во время Войны за независимость остров служил американским патриотам из Коннектикута базой, откуда они совершали рейды на опорные пункты англичан в Саутхолде. Затем, когда Джордж Вашингтон, посетивший Норт-Форк...
   Я закрыл уши руками, но до меня все равно доносился глухой гул.
   Наконец я поднял руку и спросил:
   – Вы член исторического общества Пеконика?
   – Нет, но там мне помогли подготовить эту историческую справку.
   – Разве нет чего-то вроде брошюры, которую мы могли прочитать позднее, а вы припасли бы свой рассказ для членов Конгресса?
   Бет Пенроуз вставила:
   – Я нахожу этот рассказ очаровательным.
   Господа Нэш и Фостер одобрительно зашумели.
   Макс рассмеялся:
   – Вы в меньшинстве, Джон.
   Стивенс снова улыбнулся мне. Не знаю почему, но при этом мне показалось, что ему не терпится вытащить свой сорок пятый калибр и выпустить в меня всю обойму.
   – Будьте снисходительны ко мне, детектив, – деланно примирительным тоном заворковал Стивенс. – Нам, так или иначе, надо убить время. – Он продолжил свой рассказ, но говорить стал быстрее: – Итак, накануне испано-американской войны правительство купило сто тридцать акров острова для строительства береговых оборонительных сооружений. Так возник Форт-Терри. Мы потом увидим этот брошенный форт.
   Я оглянулся на Бет и увидел, что она напряженно смотрит на Пола Стивенса, очевидно, увлекшись его рассказом. Пока я наблюдал за очарованной Стивенсом Бет, она повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Смутившись, Бет улыбнулась и снова повернулась к Стивенсу. Мое сердце остановилось. Я влюбился. Снова.
   Стивенс входил во вкус:
   – Следует сказать, что в здешней земле за триста лет накопились предметы материальной культуры, и если бы не ограниченный доступ, многие археологи производили бы раскопки. Мы ведем переговоры с историческим обществом Пеконика о проведении пробных раскопок. Гордоны были членами исторического общества Пеконика и выступали связующим звеном между министерством сельского хозяйства, историческим обществом и рядом археологов в университете штата Стони-Брук. Мы вместе с Гордонами обнаружили некоторые перспективные участки, раскопки на которых не нарушили бы безопасность на острове.
   Неожиданно во мне проснулся интерес. Иногда в течение следствия всплывает какое-нибудь слово или название, дающие пищу для размышлений. Таким названием стало историческое общество Пеконика. Я вспомнил, что моя тетя была его членом. Везде видны рекламные листки и бюллетени общества, его члены устраивают коктейли, собирают деньги, читают лекции и все такое. Затем Гордоны, которые не способны отличить плимутские скалы от виски со льдом, вступают в общество, а теперь оберфюрер Стивенс использует этот факт в своей жалкой истории. Интересно.
   Стивенс лопотал дальше:
   – В тысяча девятьсот двадцать девятом году в Соединенных Штатах разразилась страшная эпидемия ящура, и министерство сельского хозяйства открыло свою станцию на острове. С этого и началась современная его история, если говорить о той миссии, которую остров выполняет сегодня. Вопросы будут?
   У меня возникло несколько вопросов по поводу того, как Гордонам удавалось вести поиски на острове вдали от лаборатории, где им было положено работать. Я пришел к выводу, что оба были умными людьми. Скоростной катер, историческое общество Пеконика, затем ширма археологических раскопок, позволявшая произвести разведку острова. Вероятно, между этими фактами не было никакой связи и все просто совпадение. Но я не верю в совпадения. Как ученые Среднего Запада с весьма скромным доходом могли позволить себе дорогостоящие прогулки на катерах, увлечение археологией и историческими обществами? Этот и другие вопросы роились в моей голове, но я не мог задать их Стивенсу, не раскрывая своих карт.
   Стивенс объявил:
   – Хорошо, совершим небольшую поездку по острову.
   Водитель проснулся и включил передачу. Я обратил внимание, что дорога хорошо асфальтирована, однако ни других средств транспорта, ни людей не было видно. Мы въехали на территорию, примыкавшую к огромному главному зданию. Стивенс обращал наше внимание на водонапорную башню, установку очищения сточных вод, электростанцию, механические мастерские, тепловые электростанции. Казалось, остров был замкнутым и независимым, вызывая в моем воображении сравнение с логовом злодея, в котором замышляется уничтожение всей планеты. В общем, здесь что-то происходило, а мы еще не видели главного исследовательского здания изнутри.
   Время от времени мы проезжали мимо какого-нибудь сооружения, о котором Стивенс ничего не говорил. Если кто-то спрашивал его, он коротко отвечал: "Склад красок", "Склад фуража". Возможно, что он говорил правду, но этот человек не внушал доверия. Честно говоря, у меня возникло ощущение, что он наслаждается, играя в секретность и возбуждая наше любопытство.
   Мы подъехали к группе бетонных зданий, сквозь бетонированный тротуар пробивалась трава. Стивенс сказал:
   – Это здание называют "Двести пятьдесят семь". Этот номер присвоен ему в старые армейские времена. Несколько лет назад в нем размещалась главная лаборатория. После того как ее перевели в другое место, здание обработали отравляющим газом и опечатали навечно, опасаясь, что кое-что осталось неуничтоженным.
   Какое-то время все молчали. Макс задал вопрос:
   – Это не то место, где однажды произошла утечка?
   – Это было до меня, – ответил Стивенс. Он взглянул на меня, и по его лицу скользнула мягкая улыбка. – Детектив, если у вас возникло желание заглянуть в здание, я могу достать ключ.
   Я улыбнулся и спросил:
   – Мне разрешается пойти туда одному?
   – В "Двести пятьдесят семь" вы можете войти только один. С вами туда больше никто не пойдет.
   Нэш и Фостер фыркнули от смеха. Здорово, мне еще не было так весело с тех пор, как я поскользнулся на каком-то липком дерьме и приземлился на труп десятидневной свежести. Я предложил:
   – Хорошо, я пойду, Пол, но только вместе с вами.
   – У меня нет особого желания расстаться с жизнью, – возразил Стивенс.
   Когда автобус подъехал к зданию 257, я заметил, что кто-то нарисовал черной краской на бетоне огромный череп и кости. Мне пришло в голову, что этот череп подразумевает две вещи – "Веселого Роджера", пиратский флаг, красовавшийся на мачте Гордонов, и символ яда или заражения. Я уставился на черный череп и кости на фоне белой стены, когда отвел взгляд, они все еще стояли перед моими глазами, а когда я взглянул на Стивенса, вместо его лица на меня взирал череп и ухмылялся. Я тер глаза, пока оптическая иллюзия не исчезла. О Боже, если бы не ясный день и люди, меня бы бросило в дрожь.
   Стивенс продолжал рассказывать:
   – В тысяча девятьсот сорок шестом году Конгресс выделил деньги на строительство исследовательского центра. Закон запрещает изучение некоторых инфекционных заболеваний на материковой части Соединенных Штатов. Это было необходимо в то время, когда средства биологического сдерживания не получили еще должного развития. Итак, остров Плам, уже являвшийся собственностью государства и поделенный между министерством сельского хозяйства и армией, стал естественным местом для изучения экзотических болезней животных.
   Я спросил:
   – Вы хотите сказать, что здесь изучаются только болезни животных?
   – Совершенно верно.
   – Мистер Стивенс, мы бы очень расстроились, если бы оказалось, что Гордоны украли вирус ящура и все поголовье скота Соединенных Штатов, Канады и Мексики погибло бы. Но мы собрались здесь не по этой причине. Имеет ли лаборатория на острове Плам дело с болезнями, которыми могут заразиться люди?
   Он посмотрел на меня и ответил:
   – Вам придется задать этот вопрос директору Золлнеру.
   – Я задаю его вам.
   Немного подумав, Стивенс ответил:
   – Вот что я скажу – некоторое время островом владело министерство сельского хозяйства совместно с армией, и это обстоятельство породило слухи, что создан центр подготовки к биологической войне. Думаю, вам всем это известно.
   Макс громко сказал:
   – Имеется достаточно фактов, подтверждающих, что армейская химическая служба в разгар "холодной войны" культивировала болезни, чтобы уничтожить весь животный мир Советского Союза. И даже мне известно, что сибирская язва и другие болезни животных могут быть использованы как биологическое оружие для уничтожения населения. И это вы тоже знаете.
   Пол Стивенс откашлялся и пустился в объяснения:
   – Я не собирался утверждать, что здесь не проводилось никаких исследований по ведению биологической войны. Конечно, они проводились в начале пятидесятых. Однако к тысяча девятьсот пятьдесят четвертому году была принята концепция о переходе от наступательной биологической войны к оборонительной. То есть изучались способы предотвращения инфицирования нашего скота противником. – Он добавил: – Я больше не буду отвечать на вопросы подобного рода ... отмечу лишь тот факт, что несколько лет назад русские прислали сюда группу специалистов по ведению биологической войны, однако у них не возникло никаких причин для беспокойства.
   Мне всегда казалось, что добровольное согласие на подобные инспекции сродни ситуации, когда подозреваемый в убийстве показывает свой дом. "Детектив, в этом чулане нет ничего интересного. А сейчас позвольте мне показать вам мой внутренний дворик".
   Автобус свернул на покрытую гравием дорогу, и Стивенс продолжал свою заранее подготовленную речь:
   – Итак, с середины пятидесятых остров, несомненно, является ведущим центром изучения, лечения и профилактики заболеваний животных. – Он взглянул на меня и заметил: – Я ведь неплохо справился, детектив Кори?
   – Я слышал выступления похуже.
   – Хорошо. Оставим в покое историю и перейдем к осмотру. Прямо перед нами старый маяк, первый раз построенный по распоряжению Джорджа Вашингтона. Этот маяк возведен в середине пятидесятых годов девятнадцатого века. Он больше не используется по назначению и является историческим памятником.
   Я смотрел через окно на каменное сооружение, стоявшее посреди заросшего травой поля. Маяк больше походил на двухэтажное здание, из крыши которого вырастает башня. Я поинтересовался:
   – Разве вы не используете маяк в целях безопасности?
   Он взглянул на меня:
   – Вы все о работе? Ну, иногда, когда погода не очень благоприятствует катерам и вертолетам, я расставляю там людей с телескопом или прибором ночного видения. Маяк в таких случаях позволяет нам вести полный круговой обзор. Хотите еще задать вопросы о маяке?
   – Нет, пока у меня все.
   Автобус свернул на восток. Мы теперь ехали вдоль северного побережья острова. Слева тянулась береговая линия, справа росли искривленные деревья. Я обратил внимание на то, что пляж представляет собой приятное девственное пространство из песка и скал, и если бы не автобус и дорога, можно вообразить себя голландцем или англичанином XVI века, впервые ступившим на этот берег и обдумывающим, как обмануть индейцев и вытеснить их с острова.
   Вдруг раздался резкий звук, который мы уже слышали и раньше. Что это? Иногда казалось, что он возникает произвольно.
   Стивенс продолжал болтать об экологии и необходимости сохранить остров по мере возможности в первозданном виде. Пока он распространялся на эту тему, над нами пролетел вертолет, высматривая, как бы прикончить какого-нибудь оленя.
   Дорога шла вдоль побережья, и смотреть было почти не на что, однако меня глубоко впечатлила заброшенность этого места. Казалось, здесь нет ни души и вы не встретите никого ни на пляже, но на дорогах, в самом существовании которых, очевидно, не было смысла, за исключением дороги, соединявшей главную лабораторию с пристанью.
   Словно прочитав мои мысли, Стивенс сказал:
   – Все эти дороги строила армия, чтобы связать Форт-Терри и береговые батареи. Оленьи патрули пользуются ими, больше по ним никто не ездит. – Он добавил: – Поскольку вся исследовательская работа сосредоточена в одном здании, большая часть острова пустует.
   Мне пришло в голову, что оленьи патрули и патрули, обеспечивающие безопасность острова, – это одно и то же. Вертолеты и катера вполне могли вести наблюдение как за плавающими оленями, так и за террористами и другими злоумышленниками. У меня возникло тревожное ощущение, что проникнуть сюда легко. Но это уже не мое дело, и не ради этого я приехал сюда.
   Пока что остров оказался не таким таинственным, как я ожидал. Я не знал, что от него на самом деле ждать, однако, подобно многим местам, чья зловещая слава выходит далеко за их пределы, после увиденного казалось, что здесь не так уж скверно.
   Бет спросила Пола Стивенса:
   – Как любители кататься на катерах узнают, что здесь причаливать запрещено?
   – На всех картах нанесены предупредительные знаки, – ответил Стивенс. – Помимо этого вдоль всех пляжей развешаны предупреждения. К тому же патрули тут же займутся причалившими катерами.
   Бет спросила:
   – Как вы поступаете с нарушителями?
   Стивенс ответил:
   – Мы им наказываем больше не приближаться к острову. Вторично задержанных передают начальнику Максвеллу. – Он посмотрел в сторону Макса. – Я правильно говорю?
   – Правильно. Таких у нас бывает не больше одного-двух в течение года.
   Пол Стивенс пошутил:
   – Только в оленей стреляют без предупреждения. – Он тут же стал серьезным и пояснил: – Случайный переход границ острова не является грубым нарушением. Как я уже говорил, мне не хочется внушить вам, что остров заражен. Этот автобус, например, биологически не заражен. Но из-за близости биологически зараженных районов мы предпочитаем не допускать на остров посторонних людей и любых животных.
   Я не смог сдержаться:
   – Из виденного я заключил, мистер Стивенс, что горстка не очень подготовленных террористов может однажды ночью высадиться на остров, уничтожить вашу охрану, похитить из лабораторий разные ужасные вещи или взорвать ее, выпуская смертоносные микробы в атмосферу. Кстати, когда залив покроется льдом, им даже катер не потребуется – сюда можно добраться пешком.
   Стивенс ответил:
   – На это я лишь замечу что остров охраняется гораздо лучше, чем вам могло показаться.
   – Надеюсь, что так оно и есть.
   – Поверьте мне на слово. – Он посмотрел на меня и спросил: – Почему бы вам не попытаться ночью проникнуть сюда?
   Я люблю, когда мне бросают вызов:
   – Спорю на сто зеленых, что я проберусь в ваш кабинет, сниму со стены ваш аттестат об окончании средней школы и на следующее утро повешу его у себя в конторе.
   Стивенс упорно смотрел на меня, на его неподвижном восковом лице не дрогнул ни один мускул. Стало страшно.
   Я сказал:
   – Позвольте задать вам вопрос, на который все собравшиеся ждут ответа: не могли ли Том и Джуди Гордон вывезти микроорганизмы за пределы острова? Скажите нам правду.
   Пол Стивенс ответил:
   – Теоретически это возможно.
   В автобусе наступила тишина, но я заметил, как водитель оглянулся, словно не веря своим ушам.
   Стивенс спросил:
   – Но ради чего?
   – Ради денег, – ответил я.
   – На них это не похоже, – сказал Стивенс. – Они любили животных. Зачем им уничтожать всех животных в мире?
   – Может быть, они хотели уничтожить всех людей на земле, чтобы животные могли жить счастливой жизнью.
   – Смешно, – сказал Стивенс. – Гордоны не вынесли отсюда ничего, что могло бы причинить зло хоть одному живому существу. Пусть меня уволят, если это не так.
   – Вы уже поспорили. На собственную жизнь.
   Мое внимание привлекло то, что Тед Нэш и Джордж Фостер не проронили ни слова, а я знал, что они прошли предварительный инструктаж и, скорее всего, не хотели показаться всезнающими людьми.
   Стивенс повернулся к ветровому стеклу и объявил:
   – Мы приближаемся к Форт-Терри. Здесь мы можем выйти и пройтись.
   Автобус остановился, и все вышли.

Глава 9

   Было чудесное утро, солнце поднялось уже достаточно высоко и грело сильнее. Пол Стивенс водил нас по Форт-Терри, который больше напоминал покинутый город. Зрелище было удивительно живописным – сохранились кирпичная тюрьма, старинная столовая, разбросанные двухэтажные казармы с верандой, дом коменданта, ряд других построек конца прошлого века. На холме стояла белая часовня.
   Стивенс указал на еще одно каменное строение:
   – Это единственное старое здание, которому нашлось применение сегодня – пожарное депо.
   – Отсюда далековато до лаборатории, – заметил Макс.
   – Да, – согласился Стивенс, – но новая лаборатория огнеупорна и располагает автономной внутренней противопожарной системой. Пожарные машины используются главным образом для тушения горящего кустарника и пожаров в биологически неизолированных зданиях.
   Макс, который все время жил либо с наветренной, либо с подветренной стороны этого острова, не мог скрыть своей озабоченности:
   – Но пожар или ураган уничтожат силовые установки, которые используются для фильтрования в биологически зараженных районах. Не так ли?
   – Всякое возможно. Живут же люди рядом с ядерными реакторами. Современный мир – полон непредсказуемых ужасов. Химические, биологические и ядерные монстры ждут своего часа, чтобы полностью покончить с нынешним поколением и освободить место для эволюции новых видов.
   Мне показалось, что у Стивенса поехала крыша.
   Перед казармами простиралось поле со скошенной травой. Оно спускалось вниз к воде. По нему гогоча расхаживали стаи канадских гусей. Стивенс пояснил:
   – Раньше здесь был плац. Мы постоянно косим траву, чтобы с самолета была видна надпись из бетонных букв: "Остров Плам – запретная зона". – Затем он пошутил: – Надпись отпугивает террористов.
   Мы немного побродили кругом.
   – До возведения главного здания многие административные учреждения размещались здесь в Форт-Терри. Сейчас практически все – лаборатории, охрана, склады, администрация, животные – находится под одной крышей, что очень удобно по соображениям безопасности, – рассказывал Стивенс. Затем он обратился ко мне: – Если бы кому-то удалось преодолеть внешнюю границу охраны, то в главное здание он все равно не пробрался бы.
   – Вы меня вводите в соблазн, – отреагировал я.
   Стивенс снова улыбнулся. Его улыбка приводила меня в восторг.
   – К вашему сведению, я получил диплом колледжа штата Мичиган, он висит на стене за моим письменным столом, но вы его никогда не увидите, – с вызовом сказал он.
   Я тоже улыбнулся. Как мне нравится выводить из равновесия людей, раздражающих меня. Мне нравился Макс, мне нравился Джордж Фостер, мне нравилась Бет, но я терпеть не мог Теда Нэша и Пола Стивенса. Не так уж плохо, когда нравятся трое из пяти, точнее, четверо из шести, если считать себя. Я становился все более нетерпим к лжецам, глупцам, хвастунам и тем, кто кичится своей властью. Кажется, я обладал большим терпением, до того как в меня стреляли. Надо будет поговорить об этом с Домом Фанелли.
   Старый плац вдруг перешел в крутой обрыв над скалистым пляжем. Мы стояли на самом краю, откуда открылся прекрасный вид на море. Зрелище захватывало дух. Было видно, насколько это место пустынно, словно ты попал в иной мир. Подобное ощущение испытываешь часто, посещая острова, и особенно остров, подобный этому. Он, вероятно, был скучным форпостом, где делать было нечего, кроме как наблюдать за морем. Скорее всего, артиллеристы бы очень обрадовались, увидев приближение вражеских кораблей.
   Стивенс сказал:
   – Поздней осенью на этом пляже появляются тюлени.
   Я спросил:
   – Вы их отстреливаете?
   – Ни в коем случае. До тех пор, пока они не заходят дальше пляжа.
   Когда мы возвращались, Стивенс указал мне на большой валун в конце плаца. В одной из его трещин застряло заржавевшее пушечное ядро.
   – Это со времен революции – британской или американской. Ядро откопали Гордоны.
   – Где они его нашли?
   – Кажется, прямо здесь. Они часто копали на тюленьем пляже и плацу.
   – Правда?
   – Вероятно, чутье подсказывало им, где следует копать. Они раскопали такое количество мушкетных пуль, что ими можно обеспечить целый полк.
   – Что вы говорите? Продолжайте, мистер Стивенс.
   – Для обнаружения металла они использовали детектор.
   – Прекрасная мысль.
   – Интересное увлечение.
   – Верно. Моя бабушка очень любила копать. Я не знал, что Гордоны проявляли к этому интерес. Они мне так и не показали то, что нашли.
   – Им пришлось оставить все на острове.
   – Из-за заражения?
   – Нет, потому что это федеральная земля.
   Это было интересно, Нэш и Фостер начали прислушиваться. Я как раз не хотел этого, потому сменил тему, обращаясь к Стивенсу:
   – Кажется, водитель автобуса пытается привлечь наше внимание.
   Стивенс посмотрел в сторону автобуса, но водитель всего лишь разглядывал стаю гусей. Стивенс бросил взгляд на часы:
   – Хорошо, давайте еще посмотрим остров, затем у нас встреча с доктором Золлнером.
   Мы сели в автобус и двинулись дальше на восток, навстречу восходящему солнцу. Великолепный пляж тянулся мили две, на чистый песок, омываемый голубыми водами залива Лонг-Айленд, не ступала нога человека. Перед лицом этой грандиозной игры сил природы все молчали. Даже я.
   Стивенс стоял и изредка поглядывал на меня, а я улыбался ему. Он тоже улыбался. Но это была не смешная улыбка.
   Автобус остановился, и Стивенс сказал: