Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.
   Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.
   – Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.
   – У вас есть катер?
   Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.
   – Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.
   – В районе порта?
   – Верно. Поехали.
   Мы проезжали через район ферм и виноградников.
   – Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?
   – Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.
   – Спасибо.
   Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.
   В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.
   Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.
   – "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.
   – Где?
   – Дом. Мы так называем старые викторианские дома.
   – А! Верно. Между прочим, моя тетя когда-то была членом исторического общества Пеконика. Ее звали Джун Боннер.
   – Знакомое имя.
   – Она знала Маргарет Уили. Моя тетя родилась здесь, поэтому она и уговорила дядю Гарри приобрести этот дом.
   – Как ее девичья фамилия?
   – Не помню – может быть, Уайтспунгемптоншир.
   – Вы смеетесь надо мной?
   – Вовсе нет, мадам.
   – Выясните девичью фамилию своей тети.
   – Хорошо. – Я остановился перед "накрашенной леди".
   – Если она из старинной семьи, я могу найти ее фамилию. У нас на всех достаточно много информации.
   – Да? Много семейных тайн?
   – Встречаются.
   – Может быть, Джун из семьи, в которой занимались конокрадством и проституцией?
   – Возможно. В моей родословной таких много.
   Я рассмеялся.
   – Может быть, ее и моя семья имеют родственные связи. Мы оба, возможно, тоже связаны.
   – Не исключено. – Мысленно я стоял на верхней площадке в десяти футах от двери спальни. В самом деле я еще сидел в джипе.
   – Вот мы и приехали, – сообщил я, выходя из машины.
   Она тоже вышла и смотрела на дом.
   – И это ее дом? – спросила Эмма.
   – Был. Она умерла. Дядя Гарри хочет, чтобы я купил его.
   – Он слишком большой для одного человека.
   – Могу разделить его пополам.
   Ладно, скорее в дом, надо обойти первый этаж, послушать автоответчик, там, конечно, ничего нет, затем на кухню выпить пива и на заднее крыльцо, где ждут два плетеных кресла.
   – Я люблю смотреть на море, – сказала она.
   – Это место как раз создано для этого. Я сижу здесь уже несколько месяцев.
   – Когда вам надо возвращаться на работу?
   – Точно не знаю. Во вторник мне идти к врачу.
   – Как получилось, что вы занялись этим делом?
   – Начальник Максвелл.
   – Я не вижу вашего катера.
   Я посмотрел в сторону запущенной пристани.
   – А! Он, должно быть, потонул.
   – Потонул?
   – Ах да, вспомнил. Он в ремонте.
   – А что у вас есть?
   – Китобойное судно.
   – Вы умеете управлять лодкой?
   – Вы хотите сказать, парусной лодкой?
   – Да. Парусной лодкой.
   – Нет. Я интересуюсь моторными катерами. А вы управляете парусной лодкой?
   – Немного.
   И так далее и тому подобное.
   Я снял пиджак, обувь и засучил рукава. Она сняла сандалии, и мы оба стояли босиком. Бежевые трусики сползли.
   Я взял бинокль, и мы по очереди смотрели на залив, на лодки, заболоченные земли, которые в мои детские годы называли просто болотом, на небо. Я пил уже пятое пиво, и она держалась наравне со мной. Мне нравятся такие женщины. Она уже была слегка навеселе, но сохраняла ясную голову и твердый голос.
   – Хотите осмотреть дом? – спросил я.
   – Конечно.
   Первая остановка произошла на втором этаже в моей спальне, это была и последняя остановка.
   Эмма действительно сбросила свой скудный наряд за три секунды. Прекрасный загар, упругое тело, все было при ней в точности, как я и представлял.
   К этому моменту я все еще расстегивал рубашку. Она наблюдала, как я раздеваюсь, и разглядывала прикрепленную к ноге кобуру с револьвером.
   Многих женщин не интересуют вооруженные мужчины.
   – Мне положено носить это по закону, – сказал я. Это было правдой в отношении Нью-Йорка, здесь же это было не обязательно.
   – Фредрик тоже носит оружие, – сказала Эмма.
   – Интересно.
   К этому моменту на мне уже ничего не было, она подошла и дотронулась до моей груди.
   – Это ожог?
   – Нет, дырка от пули. – Я повернулся к ней спиной. – Видите, вот где она вышла.
   – О Боже!
   – Всего лишь поверхностная рана. А вот посмотрите на эту. – Я показал ей место, где пуля вошла в нижнюю часть живота, снова повернулся спиной и продемонстрировал выходное отверстие на ягодице. Рана на левой ноге оказалась менее интересной.
   – Вас же могли убить! – воскликнула она.
   Я пожал плечами.
   – Пустяки, мадам.
   Я был счастлив, что приходящая работница сменила постельное белье, что в тумбочке находились презервативы и мой детородный орган откликался на имя Эмма Уайтстоун. Я отключил телефон.
   Я встал на колени рядом с кроватью, чтобы прочитать молитву. Эмма забралась в постель и обвила мою шею своими длинными ногами.
   Словом, если не вдаваться в подробности, у нас все получилось неплохо. Сон застал нас в объятиях друг друга. Она чувствовала себя хорошо и не храпела.
* * *
   Когда я проснулся, солнечный свет угасал в окне, Эмма спала на боку, свернувшись калачиком. У меня появилось ощущение, что следует подумать о более серьезных делах, нежели секс после полудня. Но о чем? Меня со всех сторон обложили мешками с песком, и если Макс и Бет не поделятся со мной результатами экспертизы и вскрытия, придется обходиться без технических преимуществ полицейской науки. Мне нужны были записи телефонных разговоров, результаты дактилоскопии, больше информации об острове Плам, доступ к месту преступления. Похоже, что ничего подобного мне не видать.
   Итак, приходилось идти крадучись, звонить, встречаться с людьми, которые могут что-то знать. Я решил продолжать в том же ключе, несмотря на то что это кому-то не нравилось.
   Я посмотрел на Эмму в свете угасающего дня. По-настоящему красивая женщина. И умная тоже.
   Она открыла глаза и улыбнулась.
   – Я видела, как ты смотрел на меня.
   – На тебя приятно смотреть.
   – У тебя здесь есть девушка?
   – Нет. Но есть кое-кто на Манхэттене.
   – Манхэттен меня не волнует.
   – А ты?
   – Я в поиске.
   – Хорошо. А что, если нам пообедать?
   – Может быть, попозже. Я могу что-нибудь приготовить.
   – У меня есть салат, горчица, масло, пиво и печенье.
   Она села, потянулась и зевнула.
   – Надо искупаться. – Она выкатилась из постели и оделась. – Давай искупаемся.
   – Хорошо.
   Я встал и надел рубашку.
   Мы спустились вниз и по лужайке пошли к морю.
   Она оглянулась.
   – Сюда никто не зайдет?
   – Вряд ли.
   Она сбросила одежду и оставила ее у причала. Я сделал то же самое со своей рубашкой. Она осторожно прошла по каменистому пляжу и прыгнула в воду. Я последовал за ней.
   Вода сначала показалась прохладной, у меня даже дух перехватило. Мы заплыли за причал в темный залив. Она плавала хорошо и энергично. Я почувствовал, как напряглось мое левое плечо и мое легкое захрипело. Казалось, что я поправляюсь, но такая нагрузка была мне не по силам. Я повернул обратно к причалу и ухватился за старую деревянную лесенку. Эмма присоединилась ко мне.
   Мы болтали, целовались и обнимались, полупогрузившись в воду. Мне нравится соленая вода. Она придает ощущение чистоты и бодрости.
   Пока мы целовались и обнимались, я держался одной рукой за ее фантастическую попочку, другой – за грудь. Давно мне не было так приятно. Она ухватилась одной рукой за мой зад, другой – за мой перископ, который тут же поднялся.
   – Можно заняться этим в воде? – спросил я.
   – Вполне. Только надо быть в отличной форме. Ведь приходится плавать стоя и набирать в легкие достаточно воздуха, чтобы не утонуть, и тем не менее... знаешь... попробуем.
   – Никаких проблем. Мое плавательное устройство достаточно велико, чтобы держать нас обоих на поверхности.
   Она засмеялась. Мы все же совершили эту водную процедуру, распугав много рыбы. Моему легкому стало лучше.
   После этого мы плавали на спинах.
   – Посмотри, мой руль выглядывает из воды, – комментировал я.
   Она подняла голову и сказала:
   – А я подумала, что это главная мачта.
   Ладно, достаточно морских шалостей. Я немного приподнял голову и видел, как отлив уносит ее в море. По правде говоря, ее груди были похожи на два совершенно одинаковых вулканических острова в лунном свете.
   Какая ночь – светлая, над головой почти полная луна, с берега дул мягкий ветерок, запах моря и соли, звезды мерцали в далеком фиолетовом небе, волны то поднимали, то опускали наши тела. Можно ли желать большего? С учетом всех обстоятельств, это было гораздо лучше, чем мое недавнее неприятное приключение, чуть не закончившееся смертельным исходом.
   Мои мысли снова вернулись к Тому и Джуди. Я посмотрел на небо и послал им свое пожелание, что-то вроде прощального привета, и пообещал сделать все, чтобы найти убийцу. Я умолял их подсказать, кто им мог быть.
   Кажется, меня охватило чувство полного расслабления, сексуальной разрядки, возможно, его возникновению способствовало разглядывание созвездий на небосводе. Вся эта картина, резкие звуки в моих ушах, точки, линии, все в одно мгновение соединилось, и мои мозги работали с такой скоростью, что я не успевал за своими мыслями.
   – Нашел! – закричал я и выдохнул так много воздуха, что очутился под водой.
   Я вынырнул и стал чихать. Эмма оказалась рядом со мной и была озабочена.
   – С тобой ничего не случилось?
   – Со мной все отлично!
   – Ты?..
   – Деревья капитана Кидда!
   – Что с ними?
   Я схватил ее за руки, и мы плыли стоя.
   – Что ты говорила мне про деревья капитана Кидда?
   – Легенда гласит, что капитан Кидд спрятал часть своих сокровищ под одним из деревьев у бухты Маттитака. Их называют деревьями капитана Кидда.
   – Мы ведь говорим о знаменитом пирате, правда?
   – Да. О Вильяме Кидде.
   – Где эти деревья?
   – Прямо на север отсюда. На том месте, где бухта соединяется с заливом. Зачем тебе?..
   – А что с капитаном Киддом? Какое он имеет отношение к этому месту?
   – Разве ты не знаешь?
   – Нет. Поэтому я и спрашиваю тебя.
   – Я думала, все знают...
   – Я не знаю. Расскажи мне.
   – Считается, что эти сокровища запрятаны где-то здесь.
   – Где?
   – Где? Если бы я знала, то стала бы богатой. – Она улыбнулась. – И не сказала бы тебе...
   О Боже! Это поражало воображение. Все сходилось... Может быть, я совершенно не прав. Нет же, черт побери, все совпадало. Абсолютно все. Все эти разрозненные факты были похожи на теорию хаоса в действии. Теперь каждый занял свое место, и все вместе они стали единым целым, объясняя все. Да...
   – С тобой все в порядке? Ты бледен и посинел.
   – Мне хорошо. Я хочу выпить.
   – Я тоже. Ветер становится холодным.
   Мы поплыли к берегу, схватили свою одежду и голые побежали домой через лужайку. Я достал два теплых халата, взял графин с бренди и два стакана. Мы сидели на крыльце, пили и смотрели на огни по ту сторону залива. Парусная лодка скользила по воде, белый парус в лунном свете был похож на призрак, затянутые дымкой облака проносились по звездному небу. Что за ночь. Я сказал Тому и Джуди: "Я их накажу. Я близок к разгадке".
   Эмма взглянула на меня и протянула стакан. Я налил ей еще бренди и попросил:
   – Расскажи мне о капитане Кидде.
   – Что ты хочешь узнать?
   – Все.
   – Зачем?
   – Ну?.. Я увлекаюсь пиратами.
   Она смотрела на меня некоторое время и спросила:
   – С каких пор?
   – С детства.
   – Это имеет отношение к убийству?
   Я смотрел на Эмму. Вопреки нашей близости, я едва знал ее и не был уверен, что ей можно доверять. Я понял также, что капитан Кидд меня слишком сильно взволновал. Стараясь успокоиться, я спросил:
   – Какое отношение может иметь капитан Кидд к убийству Гордонов?
   Она пожала плечами.
   – Не знаю. Я тебя спрашиваю.
   – Я сейчас не на службе, – ответил я. – Уж очень меня интересуют пираты и все такое.
   – Я тоже не на работе. Оставим историю в покое до утра.
   – Ладно. Ты останешься на ночь?
   – Возможно. Дай подумать.
   – Конечно.
   Я поставил кассету с танцевальной музыкой, и мы танцевали на заднем крыльце босиком в халатах, пили бренди, любовались заливом и звездами.
   Это был один из тех очаровательных вечеров или, как говорят, один из тех волшебных вечеров, которые часто предвещают беду.

Глава 19

   Эмма Уайтстоун решила провести ночь со мной.
   Она встала рано, нашла зубной эликсир и полоскала рот так шумно, что разбудила меня. Она приняла душ, воспользовалась моим феном, руками пригладила волосы, вытащила из своей сумочки губную помаду и тушь для ресниц и, стоя обнаженной перед зеркалом, стала краситься.
   Одевая трусики, она нацепила сандалии, затем через голову натянула платье. Всего за четыре секунды.
   Она была из тех женщин, которым не требуется много для поддержания суточной жизнедеятельности.
   Я не привык, чтобы женщины вставали раньше меня, поэтому пришлось принять душ на скорую руку. Я надел самые тесные джинсы, белую тенниску и кроссовки. Револьвер я запер в туалетном столике.
   По совету Уайтстоун, мы поехали в столовую Катчога, настоящий памятник 30-х годов. Здесь было полным-полно фермеров, поставщиков, местных торговцев, водителей грузовиков, несколько туристов и одна-две парочки, познакомившиеся, скорее всего, после секса или за завтраком.
   Мы сели в маленькой кабине, и я поинтересовался:
   – Люди не будут сплетничать, увидев тебя в той же одежде, что и вчера?
   – Они перестали сплетничать обо мне много лет назад.
   – А как же моя репутация?
   – Твоя репутация, Джон, в моем обществе лишь выиграет.
   Мы были немного раздражены этим утром.
   Она заказала огромный завтрак из сосисок, яиц, жареного мяса и тоста, заметив, что вчера не обедала.
   – То, что ты только что заказала, вредно для тебя.
   – Я пропущу ленч. А ужинать будем?
   – Конечно. Я собирался тебя спросить.
   – Хорошо. Подъезжай за мной в шесть к цветочному магазину.
   – Договорились. – Я оглянулся и увидел двух полицейских из Саутхолда, Макса среди них не было.
   Принесли наш заказ, и мы позавтракали. Я люблю, когда не надо готовить самому.
   – Почему ты так заинтересовался капитаном Киддом? – спросила Эмма.
   – Кем? А... пиратами. Это же очень интересно. Он побывал прямо здесь, в Норт-Форке. Я вспомнил это сейчас. Я слышал о нем в детстве.
   – Ты вчера был так возбужден, – сказала Эмма, посмотрев на меня.
   После вчерашней вспышки активности, о которой сожалел, я пытался вести себя спокойнее. Однако Уайтстоун все еще хотелось докопаться до причин моего любопытства.
   – Если бы я нашел эти сокровища, то поделился бы с тобой.
   – Очень мило с твоей стороны.
   Я сказал как можно беспечнее:
   – Мне бы хотелось вернуться в дом исторического общества. Сегодня днем это возможно?
   – Для чего?
   – Мне надо купить кое-что своей матери в магазине подарков.
   – Если вступишь в общество, получишь скидку.
   – Идет. Почему бы мне не заехать за тобой, скажем, в четыре.
   – Ладно. – Она пожала плечами.
   Я разглядывал ее. Солнце светило ей в лицо. Иногда на следующее утро – и я не люблю говорить про это – трудно понять, о чем ты, черт возьми, думал вчера вечером, или, что еще хуже, не знаешь, доволен ли своим членом. Однако в это утро я чувствовал себя прекрасно. Мне нравилась Эмма Уайтстоун. Я с удовольствием смотрел, как она уплетала два жареных яйца, четыре сосиски, кучу жареного мяса, тост с маслом, сок и чай со сливками.
   Она посмотрела на часы, висевшие за прилавком, и я сообразил, что у нее нет часов. Эмма исповедовала полную свободу духа и в то же время выполняла функции президента и архивариуса исторического общества Пеконика. "Редкое сочетание", – подумал я.
   Многие, улыбаясь, здоровались с ней, и я видел, что ее любят. Это всегда хорошая примета. Похоже, я влюблялся второй раз за эту неделю. Однако меня удивляли ее суждения о мужчинах, особенно о Фредрике Тобине, а также обо мне. Возможно, она плохо разбиралась в мужчинах или в людях вообще. Может быть, ей нравились все мужчины. Трудно найти таких антиподов, как я и Тобин. В Тобине, полагаю, ее привлекала выпуклость в боковом кармане, а во мне – выпуклость в области ширинки моих брюк.
   Мы немного поболтали, и я решил не возвращаться к теме пиратов или капитана Кидда, по крайней мере до обеда. В конце концов любопытство взяло верх. В моей голове возникла безнадежная идея, я позаимствовал карандаш у официантки и написал 44106818 на салфетке. Я протянул ей салфетку и сказал:
   – Если бы я выбрал эти номера лотереи, мог бы я выиграть?
   Она, улыбаясь, ела тост.
   – Самый крупный выигрыш в лотерее, – ответила она. – Откуда у тебя эти цифры?
   – Увидел в одном месте. Что они означают?
   Она оглянулась и понизила голос:
   – Так вот, когда капитана Кидда держали в бостонской тюрьме за пиратство, он передал своей жене Саре записку, на ее нижней части были эти цифры.
   – Ну и?..
   – Все пытаются разгадать их вот уже триста лет.
   – Как ты думаешь, что они означают?
   – Напрашивается ответ, что эти цифры связаны со спрятанными сокровищами.
   – Тебе не кажется, что это номер на квитанции химчистки?
   – Ты снова дурачишься?
   – Просто шучу. Понятно? Шучу.
   Она закатила глаза. По правде говоря, для шуток было рановато.
   – Я не хочу обсуждать это здесь. Последний раз Киддом здесь повально увлекались в сороковых годах, не хочу, чтобы меня обвинили в том, что я начинаю новую массовую охоту за сокровищами.
   – Ладно.
   – У тебя дети есть? – спросила она.
   – Возможно.
   – А если серьезно?
   – Нет, у меня нет детей. Но хотелось бы иметь. А у тебя?
   – Нет, но тоже хотелось бы.
   И так далее. Через некоторое время я вернулся к цифрам и шепотом спросил:
   – А эти цифры не координаты на карте?
   Ей явно не хотелось это обсуждать.
   – Это же очевидно. Восьмизначные координаты. Минуты и секунды. В районе этих координат находится Олений остров в штате Мэн. – Она наклонилась через стол. – Передвижения Кидда, когда он вернулся в воды Нью-Йорка в тысяча шестьсот девяносто девятом году, зафиксированы день за днем надежными свидетелями, так что любой заход на Олений остров с целью спрятать сокровища не прошел бы незамеченным. Однако существует еще одна легенда. Она гласит, что Джон Джейкоб Астор действительно нашел на Оленьем острове сокровища Кидда или других пиратов, что сделало его богатым человеком. – Она отпила глоток чая. – Существуют десятки книг, пьес, баллад, слухов и мифов о захороненных капитаном Вильямом Киддом сокровищах. Девяносто девять процентов из них мифы.
   – Допустим. Но разве эти цифры, переданные Киддом своей жене, не говорят ни о чем?
   – Да, они что-то означают. Даже если это координаты карты. Навигация в то время находилась на таком примитивном уровне, что нельзя было точно зафиксировать какое-нибудь место на земле. Особенно долготу. Восьмизначные координаты минут и секунд с учетом методов тысяча шестьсот девяносто девятого года могут расходиться с реальным положением места на сотни ярдов. Даже сегодня, когда развита спутниковая навигация, ошибка составляет десять-двадцать футов. Если искать сокровища при ошибке в двадцать футов, то копать придется долго. Кажется, от теории сетки координат отказались в пользу других теорий.
   – Например?
   Она раздраженно вздохнула, осмотрелась вокруг и сказала:
   – Так вот, здесь... – Она взяла карандаш и салфетку и напротив каждой цифры написала соответствующую букву алфавита. Получилось DDAOFHAH. – Кажется, последние четыре буквы – это ключ.
   – ХАХА?
   – Правильно. Ха-ха, ха-ха. Понял?
   – Ха-ха. – Я рассматривал буквы слева направо и справа налево, затем перевернул бумагу вверх ногами. – Капитан Кидд хорошо умел читать?
   Она рассмеялась.
   – Бесполезно, Джон. Люди умнее нас пытались расшифровать это в течение трехсот лет. Возможно, это просто бессмысленный набор цифр. Я шучу. Ха-ха-ха.
   – Но почему?.. Кидд был в тюрьме приговорен к повешению...
   – Что ж, это не бессмысленный набор цифр и не шутка. Но это понимали только Кидд и его жена. Она навещала его в тюрьме несколько раз. Они разговаривали. Они были преданы друг другу. Половину разгадки он мог передать ей устно, а другую половину в письме, которое утеряно.
   Это было интересно. Похоже на род моих занятий, с той лишь разницей, что ключ к разгадке искали триста лет.
   – Есть еще какие-нибудь версии?
   – Преобладает мнение, что цифры обозначают количество шагов, словом, принятый среди пиратов способ обозначать место, где спрятаны сокровища.
   – Шаги?
   – Да.
   – С какого места надо считать эти шаги?
   – Вот это как раз знал мистер Вильям Кидд, а ты не знаешь.
   – Да. – Я смотрел на цифры. – Много шагов.
   – Необходимо знать личный код. Это могло бы означать, что... – Она бросила взгляд на салфетку. – Сорок четыре шага в направлении десяти градусов и шестьдесят восемь шагов в направлении восемнадцати градусов. Или наоборот. Возможно, эти цифры следует читать справа налево. Кто знает? Все бесполезно, если не знать, с чего начинать.
   – Ты думаешь, сокровище спрятано под одним из этих дубов? Деревьев капитана Кидда?
   – Не знаю. Либо сокровище нашли, и нашедший не сообщил об этом всему миру, либо не было ничего, либо оно все еще лежит под землей и останется там навечно.
   – А ты как думаешь?
   – Думаю, что пора открывать мой магазин. – Она смяла салфетку и засунула ее в карман моей рубашки. Я заплатил по счету, и мы ушли. Столовая находилась в пяти минутах езды от исторического общества Пеконика, возле которого Эмма оставила свой фургон. Я въехал на стоянку, и она быстро чмокнула меня в щеку, словно мы были не только любовниками.
   – Увидимся в четыре, – сказала она. – Цветочный магазин Уайтстоун, главная дорога, Маттитак. – Она вышла из машины, запрыгнула в свой фургон, посигналила, махнула рукой и уехала.
   Все хорошенько обдумав, я после встречи с Эммой Уайтстоун, однако, пришел к некоторым удивительным выводам. Если у меня возникали сомнения относительно причин, по которым убили Гордонов, то этот номер 44106818, нанесенный на одной из карт, должен был все их развеять.
   С другой стороны, даже если Гордоны и вправду искали сокровища, а я, исходя из имевшихся фактов, в этом не сомневался, то из этого необязательно вытекало, что данное обстоятельство и послужило причиной их убийства. Как доказать связь между археологическими раскопками на острове Плам и пулями, прошедшими через их головы?
   Я проверил автоответчик. Два сообщения – одно от Макса, спрашивавшего, куда послать мой чек на один доллар, второе от моего шефа детектива лейтенанта Вульфа, настоятельно просившего позвонить ему на работу и утверждавшего, что я вляпался в такое дерьмо, из которого мне не выбраться.
   Я включил передачу и тронулся с места. Иногда хорошо просто прокатиться.
   Диктор радио заявил: "Новое сообщение о двойном убийстве ученых с острова Плам в Нассау-Пойнте. Полиция Саутхолда и полиция графства Суффолк выступили с совместным заявлением". Диктор зачитал заявление дословно. О Боже, если бы можно было заставить важных лиц города читать наши пресс-бюллетени без комментариев, мы бы достигли гармонии в отношениях с общественностью. Совместное заявление представляло нечто вроде воздушного шара, в корзине которого никого не было, если не считать двух мертвых тел. В заявлении утверждалось, что мотивом убийства стала кража вакцины от эболы. ФБР в отдельном заявлении сообщало, что ему неизвестно, были ли преступники иностранцами или своими, но оно вышло на какой-то след. Всемирная организация здравоохранения выражала сожаление по поводу кражи этой "важной для спасения жизни вакцины", в которой отчаянно нуждались многие страны третьего мира. И далее в том же духе.