Страница:
– Да... существуют болезни, которые могут поразить и поражают животных, поэтому их изучение закономерно подпадает под юрисдикцию министерства сельского хозяйства. Министерство пытается найти способы борьбы с этими болезнями. Хотя они человеку, как правило, не передаются, все же был ряд случаев, когда такое происходит... Например, после случая коровьего бешенства в Британии есть кое-какие доказательства, что эту болезнь подхватывали и люди... Итак, – продолжал мистер Нэш мрачным тоном, – мы все озабочены тем, чтобы отыскать убийцу или убийц Гордонов, но мы еще более озабочены тем, чтобы выяснить, не вынесли ли Гордоны что-либо с острова и не передали ли кому не положено.
Наступило молчание. Его нарушила Элизабет:
– Можете ли вы... может ли кто-то на острове определить, чту могло действительно пропасть из лаборатории?
Тед Нэш поглядел на нее как на любимую ученицу, задавшую блестящий вопрос, и ответил своей новой протеже:
– Как вы понимаете, Бет, пропавшее можно и не обнаружить. Проблема в том, что микроорганизмы могут секретно культивироваться в каком-то из отделов лаборатории или в другом месте острова, а затем быть вывезены с него, и об этом никто не узнает. Это вам не химические или ядерные частицы, когда можно подсчитать каждый грамм. Бактерии и вирусы любят размножаться.
Я устал от всей этой научной ерунды и задал свой очередной вопрос мистеру Фостеру:
– Что делают ваши люди, чтобы избежать любой утечки чего-либо опасного с острова? В аэропортах, на дорогах и так далее?
Фостер ответил:
– Мы перекрыли все пути, чтобы подобного не случилось.
Я стал раздумывать о наркотиках, о "Формуле" Гордонов – катере длиной в тридцать футов, с большими, сильными моторами. Поскольку факты не вписывались в теорию о продаже Гордонами чумы для уничтожения нашего мира, может быть, факты вписываются в теорию продажи ими наркотиков? Может быть, я приближался к разгадке? Как только прокручу все это в уме, пожалуй, с кем-нибудь поделюсь. А может, и нет.
– Пойду подышать свежим воздухом, – сказал я.
Глава 5
Глава 6
Наступило молчание. Его нарушила Элизабет:
– Можете ли вы... может ли кто-то на острове определить, чту могло действительно пропасть из лаборатории?
Тед Нэш поглядел на нее как на любимую ученицу, задавшую блестящий вопрос, и ответил своей новой протеже:
– Как вы понимаете, Бет, пропавшее можно и не обнаружить. Проблема в том, что микроорганизмы могут секретно культивироваться в каком-то из отделов лаборатории или в другом месте острова, а затем быть вывезены с него, и об этом никто не узнает. Это вам не химические или ядерные частицы, когда можно подсчитать каждый грамм. Бактерии и вирусы любят размножаться.
Я устал от всей этой научной ерунды и задал свой очередной вопрос мистеру Фостеру:
– Что делают ваши люди, чтобы избежать любой утечки чего-либо опасного с острова? В аэропортах, на дорогах и так далее?
Фостер ответил:
– Мы перекрыли все пути, чтобы подобного не случилось.
Я стал раздумывать о наркотиках, о "Формуле" Гордонов – катере длиной в тридцать футов, с большими, сильными моторами. Поскольку факты не вписывались в теорию о продаже Гордонами чумы для уничтожения нашего мира, может быть, факты вписываются в теорию продажи ими наркотиков? Может быть, я приближался к разгадке? Как только прокручу все это в уме, пожалуй, с кем-нибудь поделюсь. А может, и нет.
– Пойду подышать свежим воздухом, – сказал я.
Глава 5
На самом деле я направился в западное крыло дома, где Гордоны вместо спальни устроили кабинет.
За компьютером сидел человек. Я представился, представился и он – детектив Майк Ресник, криминалист, специалист по компьютерам из полицейского департамента графства.
Принтер стучал и выбрасывал распечатки на крышку стола.
– Ну и что мы имеем? – спросил я его.
– О, в основном письма... личные – друзьям и родственникам, некоторые служебные письма... некоторые...
– Есть упоминания об острове?
– Нет.
– Научные записи?..
– Нет. Я дам знать следователю, если найду что-то интересное.
– Есть ли что-либо о финансах: вклады, чековые книжки, домашний бюджет?
– Да. Это первое, что я выгрузил. Они выписывали чеки на компьютере. Есть распечатки всех чеков за последние два года – с тех пор как они открыли счет. – И он указал на кучу бумаг у принтера.
– Не против, если я взгляну?
– Пожалуйста. Только я должен все подколоть к своему отчету.
– Я буду в гостиной, там больше света.
По дороге я прошелся мимо книжных полок. На нижней стоял ряд изданий по мореплаванию, навигационные карты и тому подобное. Гордоны всерьез увлекались морскими прогулками. Это опять привело меня к мысли об их возможной причастности к перевозке наркотиков.
С этими мыслями я отложил компьютерные распечатки и, используя носовой платок, взял здоровенный атлас морских карт. Перелистывая страницы пальцем, завернутым в платок, я искал пометки о радиочастотах, номерах сотовых телефонов и тому подобное, что заносят в атласы наркодельцы.
Я уже хотел захлопнуть атлас, когда заметил, что из-под моего носового платка выглядывают какие-то цифры – внизу страницы, в водах южнее Плама, карандашом было написано: 44106818. Словно предвосхищая возникшие в моей голове сомнения, за ними следовал вопросительный знак.
Что за этим скрывалось – обычная восьмизначная сетка координат? Радиочастота? Номер телефона? Шифр? Что именно?
Браться за расследование убийства имеет смысл, если держишь в руках столько нитей, что трудно решиться, за какую потянуть. Напрашивается аналогия с обедом. Все для его приготовления под рукой, только нет рецепта, что и как делать. Если все сделать правильно, получится обед. Если нет, придется остаться ни с чем после долгой и бесполезной возни на кухне.
Прижав атлас носовым платком, я отнес его сонной даме, занимавшейся дактилоскопией.
– Вы не могли бы заняться этой книгой? – приятно улыбнувшись, спросил я.
Строго взглянув на меня, она взяла атлас рукой, обтянутой латексной перчаткой, и начала внимательно разглядывать.
– Бумага, на которой нанесены карты, вряд ли сохранила какие-либо отпечатки... а вот с этой обложкой из отличного глянцевого материала дела пойдут лучше... Сделаю все, что возможно. – Она добавила: – Придется отправить в лабораторию.
– Приятно говорить с женщиной, отлично знающей свое дело.
Сверкнув улыбкой, она поинтересовалась:
– Где можно найти больше всего отпечатков? В ФБР, ЦРУ или ЗЭП?
– Что такое ЗЭП? Может быть, это сокращение имеет отношение к охране окружающей среды?
– Нет, к заднице Элизабет Пенроуз. – Она рассмеялась. – Эта шутка бродит по всему департаменту. Вы ее не слышали?
– Кажется, нет.
Она протянула руку:
– Сэлли Хейнс.
– Джон Кори. – Я пожал руку в перчатке и заметил: – Как приятно ощущать прикосновение латекса. А вам приятно?
– Ответа не будет. – После небольшой паузы она спросила: – Вы не тот парень из департамента полиции Нью-Йорка, которого прислали помочь департаменту округа раскрыть это убийство?
– Тот самый.
– Забудьте ту шутку про Пенроуз.
– Обязательно забуду. Так чем мы располагаем, Сэлли?
– Видите ли, дом недавно убирали, поэтому мы располагаем хорошими чистыми поверхностями. Я еще вплотную не приступала к отпечаткам, однако бросается в глаза, что чаще всего встречаются две пары пальцев, вероятно, принадлежащих Гордонам. Иногда попадаются и другие отпечатки. Если хотите знать мое мнение, детектив, то убийца работал в перчатках. Но им был не наркоман, оставляющий четкие отпечатки пятерни на баре.
Я кивнул.
– Уж постарайтесь извлечь из этого атласа все, что можно.
– Я всегда стремлюсь к совершенству. А вы? – Она вытащила пластиковую сумку из ящика, опустила в нее атлас и добавила: – Мне понадобятся отпечатки ваших пальцев.
– Чтобы сличить их с отпечатками на заднице Пенроуз?
Она рассмеялась и приказала:
– Положите-ка руки на стекло этого кофейного столика.
Я сделал, как она велела, и поинтересовался:
– Вы взяли отпечатки пальцев у тех двоих ребят, которые были с начальником Максвеллом?
– Мне сказали, что ими займутся позднее.
– Вот как. Послушайте, Сэлли, многие, подобно тем ребятам на кухне, начнут хвастаться перед вами, что работают в разведывательном управлении. Вам же надлежит докладывать только в департамент округа по убийствам, желательно лично Пенроуз.
– Понимаю. – Она огляделась и спросила: – А с микробами как?
– Микробы здесь ни при чем. Так уж случилось, что жертвы работали на острове Плам, но это чистое совпадение.
– Да, ясно.
Я сгреб кипу компьютерных распечаток и направился к раздвижной стеклянной двери.
– Мне не нравится то, как производится осмотр места преступления, – прокричала мне вслед Сэлли.
Я не ответил.
Я спустился вниз к заливу, где у самой воды стояла уютная скамья. Бросил на нее похищенные бумаги и взглянул на водную гладь.
Подступавшая слабость напоминала, что я всего лишь простой смертный, а уже не тот супермен, каким был до того дня, когда в меня стреляли.
Я опустился на скамью, откинулся на спинку и некоторое время созерцал ночь. На небольшом клочке лужайки, слева от пристани Гордонов, стоял высокий белый флагшток с траверсой, именуемой нок-реей, с которой свисали две веревки, называемые фалами. Видите, я уже усвоил кое-что из морского жаргона. Короче говоря, Гордоны нашли в гаражном шкафчике полный комплект флагов и вымпелов и время от времени забавы ради вывешивали на нок-реях сигнальные вымпелы, оповещавшие, что пора подниматься на борт или что капитан сошел на берег.
Я заметил раньше, что на вершине мачты Гордоны вывесили "Веселого Роджера". "Какая ирония судьбы, – подумал я, – что в последний день их жизни на ветру развевался пиратский флаг с черепом и костями".
Я также заметил, что с каждого фала свисал сигнальный вымпел. В темноте они были едва различимы, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку я мало что соображал в морской сигнализации.
Слева на край скамьи села Бет Пенроуз. К моему огорчению, на ней была куртка. Она прижимала руки к своей груди, словно ей было холодно. Женщины всегда мерзнут. Ничего не говоря, Бет сбросила туфли, потерла стопы о траву, пошевелила пальцами ног. Женщины всегда носят неудобную обувь.
Прошло несколько минут в приятном, а может быть, прохладном молчании, и я решил, что пора завязать разговор:
– Наверное, ты права. Это, скорее всего, была лодка.
– Оружие при тебе?
– Нет.
– Замечательно. Тогда я собственноручно вышибу твои дурацкие мозги.
– Послушай, Бет...
– Я тебе, мужлан, не Бет, а детектив Пенроуз.
– Полегче.
– Почему ты так отвратительно вел себя с Тедом Нэшем?
– Это кто такой?
– Сам прекрасно знаешь. Так в чем же дело?
– Это мужское дело.
– Ты свалял дурака, все считают тебя спесивым идиотом и полным невеждой. Ты потерял мое уважение.
– В таком случае, думаю, о сексе нечего и заикаться.
– О сексе? С тобой даже одним воздухом дышать не желаю.
– Обидно это слышать, Бет.
– Не называй меня Бет.
– Тед Нэш называл тебя...
– Видишь ли, Кори, это дело мне досталось потому, что я уговорила шефа департамента по убийствам. Я получила свое первое настоящее дело. Раньше мне подсовывали всякое дерьмо – наркоманов, стреляющих друг в друга, мам и пап, улаживающих семейные скандалы с помощью кухонных ножей, и тому подобное.
– Мне жаль это слышать.
– Разумеется. Ты-то этим занимаешься все время, отсюда пресыщенность, цинизм и умничанье.
– Все же я бы не стал...
– Если ты пришел сюда смеяться надо мной, то проваливай.
Она встала. Я тоже поднялся.
– Подожди. Я пришел, чтобы помочь тебе.
– Тогда помоги.
– Хорошо. Послушай. Сначала дам один совет. Не разговаривай слишком много с Фостером или своим дружком, этим дерьмом Тедом.
– Знаю, и не говори так о Теде.
– Послушай... можно, я буду называть тебя Бет?
– Нет.
– Послушайте, детектив Пенроуз, вам кажется, что вы неотразимы и я заигрываю с вами... Вы полагаете, что оказались в неловком положении...
Она отвернулась и смотрела на залив.
Я продолжал:
– Мне очень трудно говорить, но... так и быть, вам нечего бояться этого... и меня...
Она обернулась и уставилась на меня.
Я прикрыл лицо правой рукой и потер лоб. Собравшись с духом, я продолжил:
– Видите ли... одна из пуль, угодивших в меня... О Боже, как мне объяснить?.. Ну, она попала в интересное место, понимаете? Теперь вы все знаете. Так что мы можем быть чем-то вроде... друзей, напарников... брата и сестры... Я хотел сказать, чем-то вроде сестер...
Я бросил взгляд на Бет и увидел, что она снова смотрит на море.
Наконец она нарушила молчание:
– Кажется, ты говорил, что пуля попала в живот.
– И туда тоже.
– Макс сказал, что у тебя серьезное ранение в легкое.
– Тоже верно.
– Мозг не пострадал?
– Вполне возможно, что пострадал.
– И ты хочешь, чтобы я сейчас поверила, что еще одна пуля сделала тебя кастратом.
– В такой ситуации мужчина не станет врать.
– Если твоя печь погасла, почему в глазах все еще горит огонь?
– Я вспоминаю прошлое, Бет... Можно звать тебя Бет? Я вспоминаю время, когда при помощи шеста мог перемахнуть через свою машину.
Она закрыла лицо рукой, и я не мог догадаться, плачет она или смеется.
Я умолял:
– Только, пожалуйста, не говори никому.
Наконец она овладела собой и ответила:
– Позабочусь, чтобы это не попало в газеты.
– Спасибо. – Немного помолчав, я спросил: – Ты живешь здесь поблизости?
– Нет, я живу на западе графства Суффолк.
– Далековато. Возвращаешься домой или ночуешь здесь?
– Мы все живем в мотеле "Саундвью" в Гринпорте.
– Кто "мы все"?
– Я, Джордж, Тед, ребята, присланные окружным прокурором, и те, кто были здесь раньше... люди из министерства сельского хозяйства. Нам всем полагается работать днем и ночью, круглые сутки, семь дней в неделю. Лакомый кусок для прессы и читателей... если все всплывет на поверхность. Видишь ли, если это как-то связано с болезнями...
– Ты хочешь сказать, что слух о чуме может вызвать массовую панику?
– Да что угодно может вызвать панику.
– Послушай, у меня есть хороший дом, и ты можешь жить в нем когда захочешь.
– Спасибо.
– Это большой викторианский особняк у моря.
– Мне все равно, где жить.
– Тебе там будет удобнее. Я не в счет, меня можно не опасаться. Только представь себе, в департаменте полиции Нью-Йорка поговаривают, что мне разрешено пользоваться дамским туалетом.
– Перестань.
– Серьезно, Бет. Тут у меня компьютерные распечатки – финансовые дела за два года. Мы можем поработать над ними вместе.
– Кто тебе разрешил забрать их?
– Ты. Разве не так?
Немного поколебавшись, она кивнула и заявила:
– Завтра утром вернешь мне прямо в руки.
– Что ж, придется сидеть всю ночь. Помоги мне.
Она, казалось, о чем-то задумалась.
– Оставь мне номер телефона и адрес.
Я стал рыться в карманах в поисках ручки и бумаги, но она уже достала свою маленькую записную книжку.
Я записал свои координаты, объяснив, как меня лучше найти.
– Я позвоню, если надумаю приехать, – сказала она.
– Хорошо.
Я опустился на скамью, она села на прежнее место, распечатки лежали между нами. Мы сидели молча и, мне казалось, думали, как продолжить разговор.
Наконец Бет заметила:
– Надеюсь, ты не так глуп, как выглядишь или говоришь.
– Лучше сформулируем так: начальник Максвелл совершил самый умный поступок за всю свою карьеру, когда пригласил меня принять участие в этом деле.
– Скромно.
– Скромность тут ни при чем. Я самый лучший. Недаром "Коламбиа бродкастинг корпорейшн" сейчас работает над телевизионной программой "Документы Кори".
– Не может быть!
– Могу подыскать тебе роль.
– Спасибо. Когда придумаешь, как мне отблагодарить тебя, дай знать.
– Нет лучше благодарности, чем твое участие в программе.
– Конечно. Послушай... Можно я буду обращаться к тебе по имени?
– Обязательно.
– Джон, что здесь происходит? Я говорю об этом деле. Ты что-то скрываешь.
– Каково твое нынешнее положение?
– Не поняла.
– Обручена, разведена, с мужем не живешь, увлечена кем-нибудь?
– Разведена. Что ты знаешь об этом деле? Кого подозреваешь? Что скрываешь?
– У тебя есть дружок?
– Нет ни дружка, ни детей, зато есть одиннадцать ухажеров, пятеро из них женаты, трое стоят на учете как извращенцы, двое ими скоро станут, один идиот.
– Я лезу в твою личную жизнь?
– Да.
– Окажись моим напарником мужчина и задай я ему те же вопросы, все было бы в порядке вещей.
– Ну... я не твой напарник.
– Хочешь сохранить свое нынешнее положение. Понятно.
– Послушай... Ладно, расскажи мне о себе. Только кратко.
– Хорошо. Разведен, детей нет, десятки поклонниц, но все так себе. – Я добавил: – Половых болезней нет.
– И половых органов тоже.
– Верно.
– Ладно, Джон, так что же с этим делом?
Я откинулся на спинку скамьи и ответил:
– Понимаешь, Бет, вся загвоздка в том, что лежащие на поверхности факты приводят к невероятным выводам, и все пытаются привести последние в согласие с первыми. Но из этого ничего не выходит, напарник.
Она кивнула, затем сказала:
– Ты намекаешь, что это дело никак не связано с тем, что мы думаем о нем.
– Мне начинает казаться, что здесь происходит нечто другое.
– Почему тебе так кажется?
– Ну... некоторые улики, похоже, трудно увязать.
– Может быть, все станет на свои места, когда получим результаты лабораторных анализов и допросов. Мы еще не говорили с работающими на острове Плам.
– Давай спустимся к пристани, – предложил я и поднялся.
Она надела туфли, и мы направились к пристани. Я сказал:
– В нескольких сотнях метров отсюда Альберт Эйнштейн ломал голову над трудной задачей – нравственно ли производить атомную бомбу или нет? И решил дать свое добро. У хороших ребят не было иного выбора, потому что плохие ребята, отбросив всякие моральные соображения, уже решили этот вопрос. – Я добавил: – Я знал Гордонов.
Она задумалась.
– Ты хочешь сказать, что Гордоны не могли продать смертельно опасные микроорганизмы из моральных соображений?
– Нет. Подобно ученым-атомщикам, они уважали силу джинна в бутылке. Понятия не имею, чем конкретно они занимались на острове Плам, и вероятно, мы никогда этого не узнаем, но полагаю, знал их достаточно хорошо, чтобы утверждать: Гордоны не стали бы продавать джинна в бутылке.
Она ничего не ответила.
Я продолжил:
– Помню, как Том однажды сказал, что у Джуди подавленное настроение. Теленка, к которому она привязалась, умышленно инфицировали чем-то, и он умирал. Гордоны не из тех, кто равнодушно смотрит, как от чумы умирают дети. Когда будут допрашивать их коллег на острове Плам, ты в этом сама убедишься.
– Возможно. Люди обычно двойственны.
– И намека не было на то, что Гордоны торгуют смертоносными микробами.
– Иногда люди пытаются найти рациональное объяснение своим поступкам. А как быть с теми американцами, которые выдали атомные секреты русским? Они же утверждали, что поступили так по убеждению. Значит, нельзя судить о людях по тому, что они говорят о себе.
Пока мы шли, я бросил взгляд в ее сторону и заметил, что она смотрит на меня. Не без удовольствия я обнаружил, что Бет Пенроуз способна мыслить глубже. Я знал, ей стало легче, когда она поняла, что я не такой уж идиот, каким ей казался.
– Что касается ученых-атомщиков, – заметил я, – то они жили в иное время и у них были другие секреты. Отбросим случайные обстоятельства и зададим вопрос: какой смысл Гордонам продавать бактерии и вирусы, способные уничтожить их самих и их семьи в Индиане и все живое в любом другом месте?
Немного поразмыслив, Бет Пенроуз ответила:
– Может быть, за это заплатили десять миллионов, деньги уже лежат в швейцарском банке, и у Гордонов появилась вилла, где полно шампанского и закуски. Оба пригласили туда друзей и родственников. Не знаю, Джон. Почему люди совершают безумные поступки? Они находят оправдание, уговаривают себя поступить именно так. Они недовольны чем-то или кем-то. Десять миллионов зеленых. Двадцать миллионов. Двести зеленых. Все имеет свою цену.
Мы подошли к пристани, где полицейский из Саутхолда в униформе сидел на дачном кресле. Детектив Пенроуз обратилась к нему:
– Пойди перекури.
Полицейский встал и направился к дому.
Мелкие волны набегали на корпус катера Гордонов. На его борту хорошо читалась надпись: "Форму-ла-303". По мнению Тома, это означало, что длина катера 30 футов и три дюйма.
– На книжной полке Гордонов стоял атлас морских навигационных карт, на одной из которых карандашом нанесена восьмизначная цифра. Я попросил, чтобы Сэлли Хейнс выяснила, чьи отпечатки пальцев остались на нем, и доложила тебе. Надо забрать этот атлас и хранить его в надежном месте. Нам обоим следует изучить его. В нем должны быть еще какие-нибудь пометки.
Бет смотрела на меня несколько секунд и выпалила:
– Хорошо, и что, по-твоему, это означает?
– Ну, если опуститься на нижние ступени шкалы моральных ценностей, то вместо торговли чумой получим торговлю наркотиками.
– Наркотиками?
– Да. Наркотики вызывают сомнения морального свойства, зато приносят большие деньги и не связаны ни с какими угрызениями совести. Что ты думаешь? Это наркотики?
Бет уставилась на мощный катер и кивнула:
– Наверное, этот остров вызывает у нас панические настроения.
– Похоже.
– Об этом следует поговорить с Максом и другими.
– Ни в коем случае.
– Почему?
– Потому что мы строим всего лишь догадки. Пусть они разрабатывают версию о чуме. Если наша версия верна, лучше о ней не распространяться.
– Хорошо, но это же не повод для того, чтобы не доверять Максу и другим.
– Доверяй мне.
– Не могу. Убеди меня.
– Я сам еще не убежден. Мы располагаем двумя достоверными версиями – микробы за деньги или наркотики за деньги. Давай посмотрим, придут ли Макс, Фостер и Нэш к собственным выводам и поделятся ли они с нами.
– Хорошо... Я буду играть на твоей стороне.
Я указал жестом на катер.
– Как ты думаешь, сколько он стоит?
Она пожала плечами.
– Не знаю ... "Формула" дорогая вещь... Прикинь, если дают три тысячи за один фут, то этот катер, совершенно новый, обойдется в сто тысяч долларов.
– А аренда этого дома? Тысячи две?
– Думаю, да. Еще включи сюда обслуживание. – Она добавила: – Все это мы выясним.
– А как же ежедневные поездки катером на работу и домой? Только в одну сторону на это уйдет почти два часа и горючего на целое состояние. Ведь так?
– Правильно.
– Наверное, полчаса требуется на то, чтобы добраться отсюда до государственного парома в Ориент-Пойнт. Сколько длится поездка на пароме? Может быть, минут двадцать благодаря заботам Дяди Сэма. Всего около часа от двери до двери, в то время как на катере понадобится около двух часов. Однако Гордоны добирались до острова Плам на катере, и я знаю, что бывали дни, когда из-за шторма они не могли вернуться назад. Тогда приходилось садиться на паром, затем добираться домой на попутной машине. Я в этом не видел никакой логики, но, признаюсь, раньше как-то не задумывался. А надо было. Теперь, возможно, логика обнаружится.
Я спрыгнул на катер и тяжело приземлился на палубе. Я протянул руки, и она спрыгнула, хватаясь за мои руки. Мы оба очутились на палубе, я на спине, а Бет Пенроуз на мне. Задержавшись в таком положении дольше, чем следовало, мы вскочили на ноги. Мы смущенно улыбались, как обычно улыбаются незнакомые люди противоположного пола, неожиданно сталкиваясь интимными частями своих тел.
– Ты не ушибся? – спросила она.
– Нет.
На самом деле из-за больного легкого я никак не мог отдышаться и думаю, она это заметила.
Наконец я отдышался и пошел к корме катера, где находилась скамейка. Я указал на палубу возле нее.
– Здесь всегда стоял ящик, – сказал я. – Большой, фута четыре длиной, фута три высотой и столько же шириной. Его объем составлял около тридцати кубических футов, он был покрыт алюминиевой фольгой. Иногда, сидя на этой скамье, я клал ноги на ящик и потягивал пиво.
– Ну и?..
– После работы в определенные дни и часы Гордоны покидали остров и стремительно выходили в море. Там, далеко в Атлантическом океане, они встречались с каким-нибудь кораблем, возможно, грузовым судном из Южной Америки, возможно, с гидропланом. Брали на борт около ста килограммов наркотиков из Колумбии и быстро возвращались к суше. Береговой охране они показались бы развлекающейся парочкой. Даже если бы катер остановили, они сверкнули бы опознавательными знаками острова Плам, после чего могли бы спеть и сплясать. На самом же деле ни один движущийся по воде объект не догнал бы их. Интересно, сколько катеров останавливают и обыскивают? На море тысячи прогулочных катеров и рыболовных судов. Если только береговую охрану или таможню заранее не предупредят или кто-то не поведет себя подозрительно, ни один катер не остановят для обыска. Правильно?
– Как правило, да. Таможня имеет право на обыск. Надо проверить, нет ли каких-нибудь донесений в береговой охране или на таможне относительно "Спирохеты".
– Отлично. – Я немного подумал и сказал: – Так вот, получив наркотики, Гордоны причаливают к берегу в каком-нибудь условленном месте или встречаются с маленькой лодкой и передают ящик местным оптовым торговцам, те возвращают Гордонам другой ящик с кипой зеленых. Оптовики отправляются на Манхэттен и, не платя пошлины, ввозят туда свой товар. Это продолжается изо дня в день. Вопрос в том, участвовали ли в этом Гордоны, и если да, не стало ли это причиной их смерти? Думаю, все так и было. Ибо другая версия бросает меня в дрожь, а я не из пугливых.
Она раздумывала над моими словами, оглядывая катер. Потом заключила:
– Правдоподобная версия. Однако возможно, что ты принимаешь желаемое за действительное.
Я промолчал.
Она продолжила:
– Если удастся доказать, что во всем виноваты наркотики, можно спать спокойнее. Но пока нам этого сделать не удалось, придется и дальше разрабатывать версию о чуме. Если она верна и мы не сумеем ее обосновать, нас следует считать покойниками.
За компьютером сидел человек. Я представился, представился и он – детектив Майк Ресник, криминалист, специалист по компьютерам из полицейского департамента графства.
Принтер стучал и выбрасывал распечатки на крышку стола.
– Ну и что мы имеем? – спросил я его.
– О, в основном письма... личные – друзьям и родственникам, некоторые служебные письма... некоторые...
– Есть упоминания об острове?
– Нет.
– Научные записи?..
– Нет. Я дам знать следователю, если найду что-то интересное.
– Есть ли что-либо о финансах: вклады, чековые книжки, домашний бюджет?
– Да. Это первое, что я выгрузил. Они выписывали чеки на компьютере. Есть распечатки всех чеков за последние два года – с тех пор как они открыли счет. – И он указал на кучу бумаг у принтера.
– Не против, если я взгляну?
– Пожалуйста. Только я должен все подколоть к своему отчету.
– Я буду в гостиной, там больше света.
По дороге я прошелся мимо книжных полок. На нижней стоял ряд изданий по мореплаванию, навигационные карты и тому подобное. Гордоны всерьез увлекались морскими прогулками. Это опять привело меня к мысли об их возможной причастности к перевозке наркотиков.
С этими мыслями я отложил компьютерные распечатки и, используя носовой платок, взял здоровенный атлас морских карт. Перелистывая страницы пальцем, завернутым в платок, я искал пометки о радиочастотах, номерах сотовых телефонов и тому подобное, что заносят в атласы наркодельцы.
Я уже хотел захлопнуть атлас, когда заметил, что из-под моего носового платка выглядывают какие-то цифры – внизу страницы, в водах южнее Плама, карандашом было написано: 44106818. Словно предвосхищая возникшие в моей голове сомнения, за ними следовал вопросительный знак.
Что за этим скрывалось – обычная восьмизначная сетка координат? Радиочастота? Номер телефона? Шифр? Что именно?
Браться за расследование убийства имеет смысл, если держишь в руках столько нитей, что трудно решиться, за какую потянуть. Напрашивается аналогия с обедом. Все для его приготовления под рукой, только нет рецепта, что и как делать. Если все сделать правильно, получится обед. Если нет, придется остаться ни с чем после долгой и бесполезной возни на кухне.
Прижав атлас носовым платком, я отнес его сонной даме, занимавшейся дактилоскопией.
– Вы не могли бы заняться этой книгой? – приятно улыбнувшись, спросил я.
Строго взглянув на меня, она взяла атлас рукой, обтянутой латексной перчаткой, и начала внимательно разглядывать.
– Бумага, на которой нанесены карты, вряд ли сохранила какие-либо отпечатки... а вот с этой обложкой из отличного глянцевого материала дела пойдут лучше... Сделаю все, что возможно. – Она добавила: – Придется отправить в лабораторию.
– Приятно говорить с женщиной, отлично знающей свое дело.
Сверкнув улыбкой, она поинтересовалась:
– Где можно найти больше всего отпечатков? В ФБР, ЦРУ или ЗЭП?
– Что такое ЗЭП? Может быть, это сокращение имеет отношение к охране окружающей среды?
– Нет, к заднице Элизабет Пенроуз. – Она рассмеялась. – Эта шутка бродит по всему департаменту. Вы ее не слышали?
– Кажется, нет.
Она протянула руку:
– Сэлли Хейнс.
– Джон Кори. – Я пожал руку в перчатке и заметил: – Как приятно ощущать прикосновение латекса. А вам приятно?
– Ответа не будет. – После небольшой паузы она спросила: – Вы не тот парень из департамента полиции Нью-Йорка, которого прислали помочь департаменту округа раскрыть это убийство?
– Тот самый.
– Забудьте ту шутку про Пенроуз.
– Обязательно забуду. Так чем мы располагаем, Сэлли?
– Видите ли, дом недавно убирали, поэтому мы располагаем хорошими чистыми поверхностями. Я еще вплотную не приступала к отпечаткам, однако бросается в глаза, что чаще всего встречаются две пары пальцев, вероятно, принадлежащих Гордонам. Иногда попадаются и другие отпечатки. Если хотите знать мое мнение, детектив, то убийца работал в перчатках. Но им был не наркоман, оставляющий четкие отпечатки пятерни на баре.
Я кивнул.
– Уж постарайтесь извлечь из этого атласа все, что можно.
– Я всегда стремлюсь к совершенству. А вы? – Она вытащила пластиковую сумку из ящика, опустила в нее атлас и добавила: – Мне понадобятся отпечатки ваших пальцев.
– Чтобы сличить их с отпечатками на заднице Пенроуз?
Она рассмеялась и приказала:
– Положите-ка руки на стекло этого кофейного столика.
Я сделал, как она велела, и поинтересовался:
– Вы взяли отпечатки пальцев у тех двоих ребят, которые были с начальником Максвеллом?
– Мне сказали, что ими займутся позднее.
– Вот как. Послушайте, Сэлли, многие, подобно тем ребятам на кухне, начнут хвастаться перед вами, что работают в разведывательном управлении. Вам же надлежит докладывать только в департамент округа по убийствам, желательно лично Пенроуз.
– Понимаю. – Она огляделась и спросила: – А с микробами как?
– Микробы здесь ни при чем. Так уж случилось, что жертвы работали на острове Плам, но это чистое совпадение.
– Да, ясно.
Я сгреб кипу компьютерных распечаток и направился к раздвижной стеклянной двери.
– Мне не нравится то, как производится осмотр места преступления, – прокричала мне вслед Сэлли.
Я не ответил.
Я спустился вниз к заливу, где у самой воды стояла уютная скамья. Бросил на нее похищенные бумаги и взглянул на водную гладь.
Подступавшая слабость напоминала, что я всего лишь простой смертный, а уже не тот супермен, каким был до того дня, когда в меня стреляли.
Я опустился на скамью, откинулся на спинку и некоторое время созерцал ночь. На небольшом клочке лужайки, слева от пристани Гордонов, стоял высокий белый флагшток с траверсой, именуемой нок-реей, с которой свисали две веревки, называемые фалами. Видите, я уже усвоил кое-что из морского жаргона. Короче говоря, Гордоны нашли в гаражном шкафчике полный комплект флагов и вымпелов и время от времени забавы ради вывешивали на нок-реях сигнальные вымпелы, оповещавшие, что пора подниматься на борт или что капитан сошел на берег.
Я заметил раньше, что на вершине мачты Гордоны вывесили "Веселого Роджера". "Какая ирония судьбы, – подумал я, – что в последний день их жизни на ветру развевался пиратский флаг с черепом и костями".
Я также заметил, что с каждого фала свисал сигнальный вымпел. В темноте они были едва различимы, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку я мало что соображал в морской сигнализации.
Слева на край скамьи села Бет Пенроуз. К моему огорчению, на ней была куртка. Она прижимала руки к своей груди, словно ей было холодно. Женщины всегда мерзнут. Ничего не говоря, Бет сбросила туфли, потерла стопы о траву, пошевелила пальцами ног. Женщины всегда носят неудобную обувь.
Прошло несколько минут в приятном, а может быть, прохладном молчании, и я решил, что пора завязать разговор:
– Наверное, ты права. Это, скорее всего, была лодка.
– Оружие при тебе?
– Нет.
– Замечательно. Тогда я собственноручно вышибу твои дурацкие мозги.
– Послушай, Бет...
– Я тебе, мужлан, не Бет, а детектив Пенроуз.
– Полегче.
– Почему ты так отвратительно вел себя с Тедом Нэшем?
– Это кто такой?
– Сам прекрасно знаешь. Так в чем же дело?
– Это мужское дело.
– Ты свалял дурака, все считают тебя спесивым идиотом и полным невеждой. Ты потерял мое уважение.
– В таком случае, думаю, о сексе нечего и заикаться.
– О сексе? С тобой даже одним воздухом дышать не желаю.
– Обидно это слышать, Бет.
– Не называй меня Бет.
– Тед Нэш называл тебя...
– Видишь ли, Кори, это дело мне досталось потому, что я уговорила шефа департамента по убийствам. Я получила свое первое настоящее дело. Раньше мне подсовывали всякое дерьмо – наркоманов, стреляющих друг в друга, мам и пап, улаживающих семейные скандалы с помощью кухонных ножей, и тому подобное.
– Мне жаль это слышать.
– Разумеется. Ты-то этим занимаешься все время, отсюда пресыщенность, цинизм и умничанье.
– Все же я бы не стал...
– Если ты пришел сюда смеяться надо мной, то проваливай.
Она встала. Я тоже поднялся.
– Подожди. Я пришел, чтобы помочь тебе.
– Тогда помоги.
– Хорошо. Послушай. Сначала дам один совет. Не разговаривай слишком много с Фостером или своим дружком, этим дерьмом Тедом.
– Знаю, и не говори так о Теде.
– Послушай... можно, я буду называть тебя Бет?
– Нет.
– Послушайте, детектив Пенроуз, вам кажется, что вы неотразимы и я заигрываю с вами... Вы полагаете, что оказались в неловком положении...
Она отвернулась и смотрела на залив.
Я продолжал:
– Мне очень трудно говорить, но... так и быть, вам нечего бояться этого... и меня...
Она обернулась и уставилась на меня.
Я прикрыл лицо правой рукой и потер лоб. Собравшись с духом, я продолжил:
– Видите ли... одна из пуль, угодивших в меня... О Боже, как мне объяснить?.. Ну, она попала в интересное место, понимаете? Теперь вы все знаете. Так что мы можем быть чем-то вроде... друзей, напарников... брата и сестры... Я хотел сказать, чем-то вроде сестер...
Я бросил взгляд на Бет и увидел, что она снова смотрит на море.
Наконец она нарушила молчание:
– Кажется, ты говорил, что пуля попала в живот.
– И туда тоже.
– Макс сказал, что у тебя серьезное ранение в легкое.
– Тоже верно.
– Мозг не пострадал?
– Вполне возможно, что пострадал.
– И ты хочешь, чтобы я сейчас поверила, что еще одна пуля сделала тебя кастратом.
– В такой ситуации мужчина не станет врать.
– Если твоя печь погасла, почему в глазах все еще горит огонь?
– Я вспоминаю прошлое, Бет... Можно звать тебя Бет? Я вспоминаю время, когда при помощи шеста мог перемахнуть через свою машину.
Она закрыла лицо рукой, и я не мог догадаться, плачет она или смеется.
Я умолял:
– Только, пожалуйста, не говори никому.
Наконец она овладела собой и ответила:
– Позабочусь, чтобы это не попало в газеты.
– Спасибо. – Немного помолчав, я спросил: – Ты живешь здесь поблизости?
– Нет, я живу на западе графства Суффолк.
– Далековато. Возвращаешься домой или ночуешь здесь?
– Мы все живем в мотеле "Саундвью" в Гринпорте.
– Кто "мы все"?
– Я, Джордж, Тед, ребята, присланные окружным прокурором, и те, кто были здесь раньше... люди из министерства сельского хозяйства. Нам всем полагается работать днем и ночью, круглые сутки, семь дней в неделю. Лакомый кусок для прессы и читателей... если все всплывет на поверхность. Видишь ли, если это как-то связано с болезнями...
– Ты хочешь сказать, что слух о чуме может вызвать массовую панику?
– Да что угодно может вызвать панику.
– Послушай, у меня есть хороший дом, и ты можешь жить в нем когда захочешь.
– Спасибо.
– Это большой викторианский особняк у моря.
– Мне все равно, где жить.
– Тебе там будет удобнее. Я не в счет, меня можно не опасаться. Только представь себе, в департаменте полиции Нью-Йорка поговаривают, что мне разрешено пользоваться дамским туалетом.
– Перестань.
– Серьезно, Бет. Тут у меня компьютерные распечатки – финансовые дела за два года. Мы можем поработать над ними вместе.
– Кто тебе разрешил забрать их?
– Ты. Разве не так?
Немного поколебавшись, она кивнула и заявила:
– Завтра утром вернешь мне прямо в руки.
– Что ж, придется сидеть всю ночь. Помоги мне.
Она, казалось, о чем-то задумалась.
– Оставь мне номер телефона и адрес.
Я стал рыться в карманах в поисках ручки и бумаги, но она уже достала свою маленькую записную книжку.
Я записал свои координаты, объяснив, как меня лучше найти.
– Я позвоню, если надумаю приехать, – сказала она.
– Хорошо.
Я опустился на скамью, она села на прежнее место, распечатки лежали между нами. Мы сидели молча и, мне казалось, думали, как продолжить разговор.
Наконец Бет заметила:
– Надеюсь, ты не так глуп, как выглядишь или говоришь.
– Лучше сформулируем так: начальник Максвелл совершил самый умный поступок за всю свою карьеру, когда пригласил меня принять участие в этом деле.
– Скромно.
– Скромность тут ни при чем. Я самый лучший. Недаром "Коламбиа бродкастинг корпорейшн" сейчас работает над телевизионной программой "Документы Кори".
– Не может быть!
– Могу подыскать тебе роль.
– Спасибо. Когда придумаешь, как мне отблагодарить тебя, дай знать.
– Нет лучше благодарности, чем твое участие в программе.
– Конечно. Послушай... Можно я буду обращаться к тебе по имени?
– Обязательно.
– Джон, что здесь происходит? Я говорю об этом деле. Ты что-то скрываешь.
– Каково твое нынешнее положение?
– Не поняла.
– Обручена, разведена, с мужем не живешь, увлечена кем-нибудь?
– Разведена. Что ты знаешь об этом деле? Кого подозреваешь? Что скрываешь?
– У тебя есть дружок?
– Нет ни дружка, ни детей, зато есть одиннадцать ухажеров, пятеро из них женаты, трое стоят на учете как извращенцы, двое ими скоро станут, один идиот.
– Я лезу в твою личную жизнь?
– Да.
– Окажись моим напарником мужчина и задай я ему те же вопросы, все было бы в порядке вещей.
– Ну... я не твой напарник.
– Хочешь сохранить свое нынешнее положение. Понятно.
– Послушай... Ладно, расскажи мне о себе. Только кратко.
– Хорошо. Разведен, детей нет, десятки поклонниц, но все так себе. – Я добавил: – Половых болезней нет.
– И половых органов тоже.
– Верно.
– Ладно, Джон, так что же с этим делом?
Я откинулся на спинку скамьи и ответил:
– Понимаешь, Бет, вся загвоздка в том, что лежащие на поверхности факты приводят к невероятным выводам, и все пытаются привести последние в согласие с первыми. Но из этого ничего не выходит, напарник.
Она кивнула, затем сказала:
– Ты намекаешь, что это дело никак не связано с тем, что мы думаем о нем.
– Мне начинает казаться, что здесь происходит нечто другое.
– Почему тебе так кажется?
– Ну... некоторые улики, похоже, трудно увязать.
– Может быть, все станет на свои места, когда получим результаты лабораторных анализов и допросов. Мы еще не говорили с работающими на острове Плам.
– Давай спустимся к пристани, – предложил я и поднялся.
Она надела туфли, и мы направились к пристани. Я сказал:
– В нескольких сотнях метров отсюда Альберт Эйнштейн ломал голову над трудной задачей – нравственно ли производить атомную бомбу или нет? И решил дать свое добро. У хороших ребят не было иного выбора, потому что плохие ребята, отбросив всякие моральные соображения, уже решили этот вопрос. – Я добавил: – Я знал Гордонов.
Она задумалась.
– Ты хочешь сказать, что Гордоны не могли продать смертельно опасные микроорганизмы из моральных соображений?
– Нет. Подобно ученым-атомщикам, они уважали силу джинна в бутылке. Понятия не имею, чем конкретно они занимались на острове Плам, и вероятно, мы никогда этого не узнаем, но полагаю, знал их достаточно хорошо, чтобы утверждать: Гордоны не стали бы продавать джинна в бутылке.
Она ничего не ответила.
Я продолжил:
– Помню, как Том однажды сказал, что у Джуди подавленное настроение. Теленка, к которому она привязалась, умышленно инфицировали чем-то, и он умирал. Гордоны не из тех, кто равнодушно смотрит, как от чумы умирают дети. Когда будут допрашивать их коллег на острове Плам, ты в этом сама убедишься.
– Возможно. Люди обычно двойственны.
– И намека не было на то, что Гордоны торгуют смертоносными микробами.
– Иногда люди пытаются найти рациональное объяснение своим поступкам. А как быть с теми американцами, которые выдали атомные секреты русским? Они же утверждали, что поступили так по убеждению. Значит, нельзя судить о людях по тому, что они говорят о себе.
Пока мы шли, я бросил взгляд в ее сторону и заметил, что она смотрит на меня. Не без удовольствия я обнаружил, что Бет Пенроуз способна мыслить глубже. Я знал, ей стало легче, когда она поняла, что я не такой уж идиот, каким ей казался.
– Что касается ученых-атомщиков, – заметил я, – то они жили в иное время и у них были другие секреты. Отбросим случайные обстоятельства и зададим вопрос: какой смысл Гордонам продавать бактерии и вирусы, способные уничтожить их самих и их семьи в Индиане и все живое в любом другом месте?
Немного поразмыслив, Бет Пенроуз ответила:
– Может быть, за это заплатили десять миллионов, деньги уже лежат в швейцарском банке, и у Гордонов появилась вилла, где полно шампанского и закуски. Оба пригласили туда друзей и родственников. Не знаю, Джон. Почему люди совершают безумные поступки? Они находят оправдание, уговаривают себя поступить именно так. Они недовольны чем-то или кем-то. Десять миллионов зеленых. Двадцать миллионов. Двести зеленых. Все имеет свою цену.
Мы подошли к пристани, где полицейский из Саутхолда в униформе сидел на дачном кресле. Детектив Пенроуз обратилась к нему:
– Пойди перекури.
Полицейский встал и направился к дому.
Мелкие волны набегали на корпус катера Гордонов. На его борту хорошо читалась надпись: "Форму-ла-303". По мнению Тома, это означало, что длина катера 30 футов и три дюйма.
– На книжной полке Гордонов стоял атлас морских навигационных карт, на одной из которых карандашом нанесена восьмизначная цифра. Я попросил, чтобы Сэлли Хейнс выяснила, чьи отпечатки пальцев остались на нем, и доложила тебе. Надо забрать этот атлас и хранить его в надежном месте. Нам обоим следует изучить его. В нем должны быть еще какие-нибудь пометки.
Бет смотрела на меня несколько секунд и выпалила:
– Хорошо, и что, по-твоему, это означает?
– Ну, если опуститься на нижние ступени шкалы моральных ценностей, то вместо торговли чумой получим торговлю наркотиками.
– Наркотиками?
– Да. Наркотики вызывают сомнения морального свойства, зато приносят большие деньги и не связаны ни с какими угрызениями совести. Что ты думаешь? Это наркотики?
Бет уставилась на мощный катер и кивнула:
– Наверное, этот остров вызывает у нас панические настроения.
– Похоже.
– Об этом следует поговорить с Максом и другими.
– Ни в коем случае.
– Почему?
– Потому что мы строим всего лишь догадки. Пусть они разрабатывают версию о чуме. Если наша версия верна, лучше о ней не распространяться.
– Хорошо, но это же не повод для того, чтобы не доверять Максу и другим.
– Доверяй мне.
– Не могу. Убеди меня.
– Я сам еще не убежден. Мы располагаем двумя достоверными версиями – микробы за деньги или наркотики за деньги. Давай посмотрим, придут ли Макс, Фостер и Нэш к собственным выводам и поделятся ли они с нами.
– Хорошо... Я буду играть на твоей стороне.
Я указал жестом на катер.
– Как ты думаешь, сколько он стоит?
Она пожала плечами.
– Не знаю ... "Формула" дорогая вещь... Прикинь, если дают три тысячи за один фут, то этот катер, совершенно новый, обойдется в сто тысяч долларов.
– А аренда этого дома? Тысячи две?
– Думаю, да. Еще включи сюда обслуживание. – Она добавила: – Все это мы выясним.
– А как же ежедневные поездки катером на работу и домой? Только в одну сторону на это уйдет почти два часа и горючего на целое состояние. Ведь так?
– Правильно.
– Наверное, полчаса требуется на то, чтобы добраться отсюда до государственного парома в Ориент-Пойнт. Сколько длится поездка на пароме? Может быть, минут двадцать благодаря заботам Дяди Сэма. Всего около часа от двери до двери, в то время как на катере понадобится около двух часов. Однако Гордоны добирались до острова Плам на катере, и я знаю, что бывали дни, когда из-за шторма они не могли вернуться назад. Тогда приходилось садиться на паром, затем добираться домой на попутной машине. Я в этом не видел никакой логики, но, признаюсь, раньше как-то не задумывался. А надо было. Теперь, возможно, логика обнаружится.
Я спрыгнул на катер и тяжело приземлился на палубе. Я протянул руки, и она спрыгнула, хватаясь за мои руки. Мы оба очутились на палубе, я на спине, а Бет Пенроуз на мне. Задержавшись в таком положении дольше, чем следовало, мы вскочили на ноги. Мы смущенно улыбались, как обычно улыбаются незнакомые люди противоположного пола, неожиданно сталкиваясь интимными частями своих тел.
– Ты не ушибся? – спросила она.
– Нет.
На самом деле из-за больного легкого я никак не мог отдышаться и думаю, она это заметила.
Наконец я отдышался и пошел к корме катера, где находилась скамейка. Я указал на палубу возле нее.
– Здесь всегда стоял ящик, – сказал я. – Большой, фута четыре длиной, фута три высотой и столько же шириной. Его объем составлял около тридцати кубических футов, он был покрыт алюминиевой фольгой. Иногда, сидя на этой скамье, я клал ноги на ящик и потягивал пиво.
– Ну и?..
– После работы в определенные дни и часы Гордоны покидали остров и стремительно выходили в море. Там, далеко в Атлантическом океане, они встречались с каким-нибудь кораблем, возможно, грузовым судном из Южной Америки, возможно, с гидропланом. Брали на борт около ста килограммов наркотиков из Колумбии и быстро возвращались к суше. Береговой охране они показались бы развлекающейся парочкой. Даже если бы катер остановили, они сверкнули бы опознавательными знаками острова Плам, после чего могли бы спеть и сплясать. На самом же деле ни один движущийся по воде объект не догнал бы их. Интересно, сколько катеров останавливают и обыскивают? На море тысячи прогулочных катеров и рыболовных судов. Если только береговую охрану или таможню заранее не предупредят или кто-то не поведет себя подозрительно, ни один катер не остановят для обыска. Правильно?
– Как правило, да. Таможня имеет право на обыск. Надо проверить, нет ли каких-нибудь донесений в береговой охране или на таможне относительно "Спирохеты".
– Отлично. – Я немного подумал и сказал: – Так вот, получив наркотики, Гордоны причаливают к берегу в каком-нибудь условленном месте или встречаются с маленькой лодкой и передают ящик местным оптовым торговцам, те возвращают Гордонам другой ящик с кипой зеленых. Оптовики отправляются на Манхэттен и, не платя пошлины, ввозят туда свой товар. Это продолжается изо дня в день. Вопрос в том, участвовали ли в этом Гордоны, и если да, не стало ли это причиной их смерти? Думаю, все так и было. Ибо другая версия бросает меня в дрожь, а я не из пугливых.
Она раздумывала над моими словами, оглядывая катер. Потом заключила:
– Правдоподобная версия. Однако возможно, что ты принимаешь желаемое за действительное.
Я промолчал.
Она продолжила:
– Если удастся доказать, что во всем виноваты наркотики, можно спать спокойнее. Но пока нам этого сделать не удалось, придется и дальше разрабатывать версию о чуме. Если она верна и мы не сумеем ее обосновать, нас следует считать покойниками.
Глава 6
Пошел третий час утра, и у меня двоилось в глазах от чтения компьютерных распечаток Гордонов. Я включил кофейник на большой старой кухне дяди Гарри и сел за круглый стол у восточного окна, откуда открывался вид на залив, чтобы встретить утреннее солнце.