Дюма Александр. Сальватор. Том 1

   — Да… Если он проголодается или захочет пить, вы развяжете платок, освободите ему руки: пусть поест и попьет.
   — Это правильно, всякий жить хочет.
   — Глупая поговорка, Жан. А как же негодяи?
   — Так ежели вам угодно, чтоб он не жил, господин Сальватор… — промолвил Жан Бычье Сердце и провел ногтем большого пальца по горлу, — вы только скажите одно слово, ведь вы же меня знаете.
   — Несчастный! — вскричал Сальватор и против воли улыбнулся при мысли о том, что этот человек готов слепо ему повиноваться.
   — Вы не это имели в виду? Ну и не будем больше об этом говорить, — согласился Жан.
   Сальватор двинулся было к группе, состоявшей из связанного молодого человека на лошади, Туссена и генерала.
   Жан Бычье Сердце его остановил.
   — Кстати сказать, господин Сальватор… — начал он.
   — Что такое?
   — Когда его отпустить?
   — Послезавтра в это же время. И позаботьтесь не только о пленнике, но и о лошади.
   — Больше даже о лошади, господин Сальватор, — покачал головой Жан Бычье Сердце. — Ведь человек наверняка стоит меньше коня!
   — В полночь оседланная лошадь должна стоять возле хижины; один из вас перережет веревки, другой отворит дверь; вы отпустите пленника и пожелаете ему счастливого пути.
   — Нам возвращаться в Париж?
   — Да, возвращайтесь; и ты, Жан Бычье Сердце, отправишься на работу, словно ничего не произошло, и Туссену скажи, чтобы поступил так же.
   — Всё?
   — Все.
   — Работенка не пыльная, господин Сальватор!
   — И честная, дорогой Бартелеми. Совесть твоя может быть спокойна.
   — Раз уж к этому приложили свою руку вы, господин Сальватор…
   — Спасибо, славный мой!
   — Ну, в путь, ваше сиятельство! — молвил Жан Бычье Сердце.
   — Пошла, лошадка! — причмокнул Туссен Бунтовщик, одной рукой поглаживая лошадь, а другой ведя ее за удила.
   Жан Бычье Сердце пошел с другой стороны; двое приятелей отправились к хижине на берегу, сопровождая г-на де Вальженеза.
   Со стороны, в свете луны г-н де Вальженез, привязанный к лошади, напоминал Мазепу.
   — А теперь, генерал, — сказал Сальватор, — закроем ворота и займемся господином Сарранти.
   С помощью генерала Сальватор в самом деле запер ворота, потом кликнул Роланда — тот исчез, словно непреодолимая сила тянула его к скамейке в парке.
   Сальватор позвал пса в другой раз, голосом еще более властным, назвав его не Роландом, а Бразилом.
   Собака с воем вышла из чащи; было очевидно, что ей помешали в исполнении самого горячего желания.
   — Да, — пробормотал Сальватор, — я знаю, чего ты хочешь, дорогой Бразил. Не волнуйся, мы туда еще вернемся… Назад, Бразил, назад!
   Генерал словно не слышал разговор Сальватора с собакой; он наклонил голову и автоматически следовал за молодым человеком, не произнося ни слова.
   Когда они миновали дуб и скамью, привлекавшие внимание Бразила, Сальватор свернул в аллею, которая вела к замку, и тоже пошел молча.
   Через несколько шагов тишину нарушил генерал.
   — Вы не поверите, господин Сальватор, — сказал он, — какое волнение меня охватило при виде этой девочки.
   — Девушка прелестна, это верно, — согласился Сальватор.
   — У меня должна быть дочь тех же лет… если только она жива.
   — Вы не знаете, что с нею сталось?
   — Когда я уезжал из Франции, я поручил ее славным людям, у которых еще спрошу отчет, как только смогу сделать это открыто. Когда придет время, мы еще поговорим на эту тему, господин Сальватор.
   Тот кивнул.
   — Меня особенно взволновало, — продолжал генерал, — когда вы назвали ее Миной.
   — Так зовут эту девочку.
   — Мою дочку тоже так звали, — прошептал генерал. — Я бы хотел, чтобы моя Мина оказалась столь же красивой и чистой, как ваша, дорогой господин Сальватор.
   Повесив голову, генерал умолк, вынужденный замолчать под влиянием тех же чувств, которые заставили его заговорить.
   Оба некоторое время молчали, поглощенные своими мыслями.
   Теперь первым заговорил Сальватор.
   — Меня сейчас беспокоит одно, — признался он.
   — Что именно? — машинально спросил генерал.
   — В этом замке жили всего три человека: Мина, господин де Вальженез и нечто вроде гувернантки.
   — Мина! — повторил генерал, словно находя удовольствие в том, чтобы повторять это имя.
   — Мина уехала с Жюстеном, господин де Вальженез в руках Жана и Туссена, и они его не выпустят, за это я ручаюсь. Остается гувернантка.
   — Что же? — заинтересовался генерал, понимая, что Сальватор подводит его к делу, которое сейчас занимало их обоих, иными словами — к оправданию г-на Сарранти.
   — Если она не спала, то, должно быть, слышала выстрелы, а если так, она, верно, убежала куда глаза глядят.
   — Давайте ее поищем, — предложил генерал.
   — К счастью, — продолжал Сальватор, — у нас есть Бразил, он-то и поможет нам ее отыскать.
   — Кто такой Бразил?
   — Мой пес.
   — Я думал, его зовут Роланд.
   — Кличка его в самом деле Роланд, но у моего пса, как и у меня самого, два имени: одно — для всех, и оно соответствует его настоящей жизни; другое знаю только я, оно досталось ему из жизни прошлой; надобно вам заметить, что у Роланда жизнь не менее бурная и почти такая же таинственная, как у меня.
   — Вот бы когда-нибудь узнать вашу тайну, сударь… — проговорил г-н де Премон.
   Он замолчал, понимая, что настойчивость с его стороны может быть истолкована как нескромность.
   — Возможно, когда-нибудь так и будет, генерал, — отвечал Сальватор, — пока же надо бы раскрыть тайны, связанные с жизнью Бразил а.
   — Это не так просто, — заметил генерал. — И хотя я говорю на восьми языках, я не возьмусь служить вам переводчиком.
   — О, мы с Бразилом и так отлично друг друга понимаем, генерал; сейчас вы убедитесь в этом сами… Вы видели, каким беззаботным он может быть, верно? Обратите внимание, как он оживляется по мере приближения к замку. А ведь там свет не горит, никакие звуки оттуда не доносятся… Взгляните сами:
   нигде ни свечки, а Бразил весь так и напрягся.
   В самом деле, подходя к безмолвному и неосвещенному дому, Бразил насторожился, словно приготовившись к схватке.
   — Видите, генерал? — сказал Сальватор. — Помяните мое слово: если гувернантка еще в замке, в погребе или на чердаке, мы ее отыщем, как бы старательно она ни пряталась. Войдемте, генерал!
   Проникнуть в дом было несложно: выйдя прогуляться в парк, Мина оставила дверь незапертой, но, как мы уже сказали, дом освещался лишь снаружи: он был едва различим в свете луны.
   Сальватор вынул из кармана фонарик и зажег его.
   Посреди передней Бразил завертелся волчком, словно исследуя предметы и ориентируясь на месте, потом вдруг, решившись на что-то, ткнулся мордой в низкую дверь, которая, повидимому, вела в комнаты.
   Сальватор отворил эту дверь.
   Бразил устремился в темный коридор; в конце коридора скатился по небольшой лесенке в восемь ступеней, потом в погреб и взвыл так страшно, что вздрогнули и Сальватор, и генерал, хотя их-то напугать было не очень просто.
   — Что там такое, Бразил? — спросил Сальватор. — Не здесь ли случайно Розочку?..
   Пес, казалось, понял вопрос хозяина; он бросился вон из погребка.
   — Куда это он? — спросил генерал.
   — Не знаю, — пожал плечами Сальватор.
   — Не пойти ли нам следом за ним?
   — Нет. Если бы он хотел, чтобы мы пошли с ним, он повернул бы ко мне морду в знак того, что я должен идти. Раз он этого не сделал, значит, будем ждать его здесь.
   Ждать им пришлось недолго.
   Пока оба они рассматривали дверь, низкое окошко разлетелось вдребезги и Бразил упал между ними с налитыми кровью глазами и вывалив на сторону язык. Потом несколько раз обежал погреб, словно искал, кого бы разорвать.
   — Розочка, да? — спросил Сальватор у собаки. — Розочка?
   Бразил яростно взвыл.
   — Здесь пытались убить Розочку, — догадался Сальватор.
   — Кто такая Розочка? — полюбопытствовал генерал.
   — Пропавшая девочка, в покушении на которую обвиняют господина Сарранти.
   — В покушении? — переспросил генерал. — Значит, вы уверены, что убийства не произошло?
   — К счастью, нет!
   — А девочка?..
   — Я же вам сказал, генерал: девочка жива.
   — И вы с ней знакомы?
   — Да.
   — Почему бы не расспросить ее?
   — Она не хочет говорить.
   — Что же в таком случае делать?
   — Расспросить Бразила! Вы же видите: он-то отвечает!
   — Тогда продолжим!
   — Да, черт побери! — кивнул Сальватор.
   Они подошли к Бразилу; тот злобно царапал и грыз землю.
   Сальватор задумчиво наблюдал за тем, как беснуется собака.
   — Кто-то здесь зарыт, — предположил генерал.
   Сальватор покачал головой.
   — Нет, — возразил он.
   — Почему нет?
   — Я же вам сказал, что девочка жива.
   — А мальчик?
   — Он похоронен не здесь.
   — Вы знаете, где его могила?
   — Да.
   — Стало быть, мальчик мертв?
   — Мертв!
   — Убит?
   — Его утопили.
   — А девочку?
   — Ее едва не зарезали.
   — Где?
   — Здесь.
   — Кто же помешал убийце?
   — Бразил.
   — Бразил?
   — Да. Он разбил окно, как сделал это только что, и, вероятно, прыгнул на убийцу.
   — Что же он здесь ищет?
   — Уже нашел!
   — Что это?
   — Взгляните сами!
   Сальватор опустил фонарь и осветил плиту на полу.
   — Похоже на следы крови, — заметил генерал.
   — Да, — согласился Сальватор. — С Божьего соизволения пятна теплой крови не стираются никогда. Как верно то, что господин Сарранти невиновен, так верно и то, что кровь, над которой беснуется Бразил, принадлежит убийце!
   — Однако вы же сами сказали, что девочку пытались зарезать.
   — Да.
   — Здесь?
   — Возможно.
   — А Бразил?..
   — Он никогда не ошибается. Бразил! — позвал Сальватор. — Бразил!
   Пес успокоился и подошел к хозяину.
   — Ищи, Бразил! — приказал Сальватор.
   Бразил обнюхал плиты и бросился в небольшой погребок, имевший выход в сад.
   Дверь была заперта. Пес стал царапать ее и жалобно скулить, потом несколько раз лизнул пол.
   — Заметили разницу, генерал? — спросил Сальватор. — Здесь кровь девочки. Она убежала через эту дверь. Сейчас я ее отопру, и вы увидите, как Бразил побежит по ее следам, отмеченным каплями крови.
   Сальватор отворил дверь. Бразил бросился в погребок, останавливаясь несколько раз, чтобы лизнуть плиту.
   — Смотрите! Вот отсюда девочка убежала, пока Бразил сражался с убийцей.
   — Кто же убийца?
   — Я думаю, женщина… Когда девочку охватывает необъяснимый страх, она кричит иногда: «Не убивайте меня, госпожа Жерар!»
   — До чего запутанная история! — вскричал генерал.
   — Да, — согласился Сальватор. — Однако у нас в руках один конец веревки, и мы должны ее размотать.
   Он позвал:
   — Бразил! Ко мне!
   Бразил, уже отбежавший на порядочное расстояние в парк, где, казалось, искал потерянный след, вернулся на зов хозяина.
   — Нам здесь больше нечего делать, генерал, — сказал Сальватор. — Я знаю все, что хотел узнать. Теперь очень важно, как вы понимаете, не дать убежать гувернантке.
   — Давайте ее поищем.
   — Ищи, Бразил, ищи! — приказал Сальватор, поднимаясь из подвала и возвращаясь в переднюю.
   Бразил бежал за хозяином. В передней он замер: через отворенную дверь он увидел пруд, блестевший, словно полированная сталь, и пса потянуло на берег.
   Сальватор его удержал.
   Тогда Бразил стал подниматься по лестнице, но не торопясь, словно этот путь должен был если не привести его к цели, то вывести из вестибюля.
   Но очутившись в коридоре второго этажа, он бросился в самый его конец, потом остановился у одной из дверей и заворчал не злобно, а скорее жалобно.
   — Не здесь ли мы найдем гувернантку? — предположил генерал.
   — Нет, не думаю, — возразил Сальватор. — Скорее всего, эта комната принадлежала кому-то из детей. Сейчас мы все увидим.
   Комната была заперта на ключ. Но стоило Сальватору навалиться плечом, как замок поддался и дверь распахнулась.
   Пес ворвался в комнату с радостным лаем.
   Сальватор не ошибся: первое, что бросалось в глаза, — альков с двумя одинаковыми кроватями; вероятно, на них когда-то и спали дети. Бразил радостно носился от одной кровати к другой, вскакивая передними лапами на покрывала, и посматривал на Сальватора с выражением такой радости, что ошибиться было невозможно.
   — Видите, генерал: детская находилась здесь, — повторил Сальватор.
   Бразил оставался бы здесь вечно, он был готов растянуться между этими кроватями и так умереть.
   Но Сальватор заставил его выйти, несколько раз настойчиво повторив его имя.
   Бразил последовал за хозяином, опустив голову; вид у него был жалкий.
   — Мы еще вернемся, Бразил, обязательно вернемся! — пообещал Сальватор.
   Пес будто понял эти слова и побежал на третий этаж.
   На лестничной площадке он замер; потом глаза его загорелись, шерсть встала дыбом, и он с угрожающим рычанием подошел к одной из дверей.
   — Дьявольщина! — бросил Сальватор. — За этой дверью притаился враг. Посмотрим!
   Дверь, как и в детскую, была заперта. Но, как и та, она поддалась под мощным напором.
   Бразил влетел в комнату и стал оглушительно лаять, обратив всю свою злобу на комод.
   Сальватор попытался его открыть: ящики были заперты на ключ.
   Бразил в ярости бросался на ручки.
   — Подожди, Бразил, подожди! — остановил его Сальватор. — Сейчас мы посмотрим, что в этих ящиках. А пока помолчи!
   Пес затих, наблюдая за действиями хозяина. Но глаза его метали молнии, а на морде запеклась пена, тогда как с кровавокрасного языка капля за каплей стекала слюна.
   Сальватор приподнял с комода мраморную крышку и прислонил ее к стене.
   Бразил словно понимал намерения хозяина и одобрял их, семеня вокруг.
   Сальватор вынул из кармана короткий кинжал, вставил его в щель и, нажав, приподнял деревянную панель.
   Бразил поставил на комод передние лапы.
   Сальватор запустил руку в образовавшееся отверстие и достал из комода корсаж из красной шерсти.
   Но не успел он вытащить его полностью, как Бразил впился в него зубами и вырвал из рук хозяина.
   Корсаж был частью национального костюма Урсулы.
   Сальватор бросился к собаке, с остервенением терзавшей ткань; с величайшим трудом ему удалось вырвать корсаж, который Бразил крепко держал в зубах и лапах.
   — Я не ошибся, — заметил Сальватор. — Это женщина, пытавшаяся убить девочку. А зовут женщину госпожа Жерар, или, вернее, Урсула.
   Он поднял ярко-красный корсаж высоко над головой, потому что Бразил продолжал набрасываться на него с яростным лаем.
   Генерал был поражен тем, как понимают друг друга пес и его хозяин.
   — Взгляните, — предложил Сальватор. — Сомнений быть не может.
   Уверившись на этот счет совершенно, он бросил корсаж в комод, приладил, как мог, деревянную панель, сверху положил мраморную плиту.
   Пес недовольно ворчал, словно у него отняли мозговую кость.
   — Ну, ну, довольно! — остановил .Сальватор Бразила. — Ты же понимаешь, что мы сюда еще придем, славный мой пес.
   Самое главное сейчас — гувернантка. Давай искать гувернантку!
   Он вытолкал Бразила из комнаты; тот недовольно ворчал.
   Но очутившись на лестнице, он стал искать, наконец остановился у последней двери в конце коридора и призывно залаял.
   — Мы у цели, генерал, — сказал Сальватор, направляясь к указанной двери.
   Потом он обратился к собаке:
   — Там кто-то есть, Бразил?
   Пес залаял еще громче.
   — Ну, раз полиция своим делом не занимается, придется ей помочь, — проворчал Сальватор.
   Протянув фонарь генералу, он прибавил:
   — Держите фонарь и не возражайте.
   Генерал не сопротивлялся. Сальватор обвязал вокруг талии белый пояс, какие тогда носили комиссары полиции, чиновники и офицеры министерства.
   Трижды ударив в дверь, он приказал:
   — Именем короля!
   Дверь отворилась.
   При виде двух мужчин, один из которых, одетый во все черное, держал фонарь, а другой стоял в белой перевязи, из-за чего она приняла его за комиссара полиции, находившаяся в комнате женщина опустилась на колени с криком:
   — Иезус! Мария!
   — Именем короля! — повторил Сальватор. — Женщина, я вас арестую!
   Та, к которой Сальватор протянул руку, не касаясь ее, была, как видно, старая дева лет шестидесяти, безобразная на вид, в одной ночной сорочке.
   Рядом с ней Броканта показалась бы Венерой Милосской.
   Она истошно завопила; Бразилу, очевидно, ее крик подействовал на нервы, и он в ответ взвыл пронзительно-протяжно.
   Сальватор пытался в темноте установить связь между безобразным созданием и каким-нибудь воспоминанием из собственной жизни.
   — Осветите эту женщину, — попросил он генерала. — Мне кажется, я ее знаю.
   Генерал направил луч фонаря прямо в отталкивающее лицо гувернантки.
   — Так и есть, я не ошибся, — подтвердил Сальватор.
   — О мой добрый господин! — взмолилась гувернантка. — Клянусь вам, я честная женщина.
   — Лжешь! — вскричал Сальватор.
   — Добрейший господин комиссар!.. — настаивала старуха.
   — Лжешь! — снова перебил ее Сальватор. — Я скажу, кто ты:
   ты мать Кубышки.
   — Ах, сударь! — в ужасе вскричала старая карга.
   — Ты повинна в том, что прелестное существо, угодившее по ошибке в отвратительное место и оказавшееся там вместе с твоей дочерью, — а уж она-то попала туда не зря, твоя доченька! — не вынесла твоих преследований, клеветы, бесчестья и бросилась в Сену!
   — Господин комиссар! Я протестую…
   — Вспомни Атенаис, — властно произнес Сальватор, — и не утомляй себя ложными клятвами!
   Как помнят читатели, Атенаис — так звали дочь трубача Понруа, до того как Сальватор окрестил ее Фраголой. Если мы когда-нибудь доберемся до таинственных подробностей из жизни Сальватора, мы, по всей вероятности, узнаем о событии, на которое в настоящую минуту намекает мнимый комиссар полиции.
   Старуха опустила голову словно под тяжестью сизифова камня.
   — Теперь отвечай на мои вопросы! — продолжал Сальватор.
   — Господин комиссар…
   — Отвечай, или я кликну двух ребят, они живо спровадят тебя в Мадлонет.
   — Спрашивайте, спрашивайте, господин комиссар!
   — Как давно ты здесь живешь?
   — С масленицы.
   — Когда в замок прибыла девушка, похищенная господином де Вальженезом?
   — В ночь с последнего вторника масленицы на первую среду поста.
   — Позволял ли господин де Вальженез отлучаться девушке из замка?
   — Никогда!
   — Применял ли он насилие, препятствуя ее выходу отсюда?
   — Он ей угрожал тем, что донесет на ее жениха по обвинению в похищении несовершеннолетней, за что того могли сослать на галеры.
   — А как зовут этого молодого человека?
   — Господин Жюстен Корби.
   — Сколько тебе платил в месяц господин де Вальженез, чтобы ты следила за похищенной девушкой?
   — Господин комиссар…
   — Сколько он тебе платил? — повторил Сальватор еще более непререкаемым тоном.
   — Пятьсот франков.
   Сальватор огляделся и приметил небольшой секретер. Он открыл его и обнаружил бумагу, чернила, перья.
   — Садись сюда, — приказал он женщине, — и пиши заявление, которое ты только что мне сделала.
   — Я неграмотная, господин комиссар.
   — Неграмотная?!
   — Да, клянусь вам!
   Сальватор достал из кармана бумажник, поискал какую-то бумагу, развернул ее и сунул старой колдунье под нос.
   — Если ты не умеешь писать, кто же тогда написал вот это? — спросил он.
   "Если не заплатишь мне пятьдесят франков нынче вечером, я скажу, где моя дочь с тобой познакомилась, и выгоню тебя из твоего магазина.
   Мамаша Глуэт.
   11 ноября 1824 года".
   Старуха лишилась дара речи.
   — Как ты сама убедилась, писать ты умеешь, — продолжал Сальватор. — Плохо, что верно — то верно, но достаточно для того, чтобы исполнить мое приказание. Итак, напиши заявление, которое ты только что мне сделала устно.
   Сальватор заставил старуху сесть, вложил ей в руку перо и, пока генерал светил, продиктовал следующий документ, который она нацарапала отвратительным почерком со множеством ошибок, гарантировавших подлинность бумаги. Мы не станем повторять этих ошибок, полагая, что с наших читателей будет довольно познакомиться с содержанием документа.
   "Я, нижеподписавшаяся Брабансон по прозвищу Глуэт, заявляю, что была принята на службу к господину Лоредану де Валъженезу начиная с последнего воскресенья масленицы, чтобы следить за девушкой по имени Мина, которую он похитил из Версальского пансиона. Заявляю также, что похищенная девушка прибыла в замок Виры в ночь с последнего вторника масленицы на первую среду поста. Она угрожала его сиятельству, что будет кричать, звать на помощь, убежит, но его сиятельство помешал ей сделать что-либо подобное, пригрозив тем, что у него есть средства отправить ее возлюбленного на галеры: он обвинит его в укрывательстве несовершеннолетней девочки. У него в кармане был чистый бланк на арест, который он ей и предъявил.
   Подпись: мамаша Брабансон по прозвищу Глуэт.
   Написано в замке Виры в ночь на 23 мая 1827 года".
   Мы вынуждены признать, что Сальватор подредактировал эту бумагу. Но поскольку от истины старуха ничуть не отклонилась, мы надеемся, что, учитывая то обстоятельство, что Сальватор действовал из добрых побуждений, наши читатели простят ему это давление, скорее литературное, нежели морального свойства.
   Сальватор взял заявление, сложил его вчетверо, убрал в карман, потом обернулся к Глуэт.
   — Теперь можешь опять лечь в постель, — разрешил он.
   Старуха предпочла бы постоять, но услышала слева от себя глухое рычание Бразила и бросилась в постель, как в реку, спасаясь от бешеного пса.
   Казалось, зубы Бразила пугали ее даже больше, чем перевязь комиссара. Объяснялось это просто: с правосудием ей за свою жизнь приходилось иметь дело раз двадцать, а вот такого огромного пса она до той поры не видела даже в самом страшном кошмаре.
   — А теперь, — сказал Сальватор, — поскольку ты соучастница господина де Вальженеза, арестованного только что по обвинению в похищении и сокрытии несовершеннолетней, — преступлении, предусмотренном законом, — я тебя арестую; ты будешь заперта в этой комнате, куда завтра утром для допроса явится королевский прокурор. Если вздумаешь бежать, предупреждаю: на лестнице я оставлю одного часового, внизу — другого с приказанием открыть огонь, как только ты отопрешь дверь или окно.
   — Иезус! Мария! — снова повторила старуха, испугавшись на сей раз еще больше.
   — Слыхала?
   — Да, господин комиссар.
   — В таком случае, спокойной ночи!
   Пропустив генерала вперед, он запер за собой дверь на два оборота.
   — Могу поручиться, генерал, что она не шевельнется и мы можем спать спокойно.
   Обратившись к собаке, он продолжал:
   — Вперед, Бразил! Мы сделали только полдела!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I. Разговор на тему о человеке и лошади

   Мы оставим Сальватора и генерала у крыльца в ту минуту, как они направляются к пруду, а впереди бежит Бразил; следовать за ними значило бы, как понимают читатели, ступить на путь уже и без того нам известный.
   Прежде всего бросим взгляд на Жюстена и Мину, а с них, естественно, переведем его на г-на Лоредана де Вальженеза.
   Услышав выстрел, Жюстен и Мина, побежавшие было через поле, приостановились, и пока Мина, опустившись на колени прямо в траву, просила Господа отвести от Сальватора всякую беду, Жюстен повис на заборе и следил за схваткой, увенчавшейся пленением Лоредана.
   Молодые люди, таким образом, еще долго видели лошадь; ее вели под уздцы двое приятелей, а сидел на ней г-н де Вальженез. Молодой человек и девушка прижались друг к другу, словно продолжительное время слышали гром у себя над головой, а теперь видели, как молния ударила в сотне шагов от них.
   Они отвесили благодарные поклоны и между двумя поцелуями произнесли имя Сальватора, а потом бросились бежать по узкой тропинке, выискивая взглядом, куда бы ступить, чтобы не раздавить василек. Они боготворили этот прелестный полевой цветок: как, должно быть, помнят читатели, весенней ночью, похожей на ту, что раскинула над ними прозрачные трепещущие крылья, Жюстен нашел Мину на поле среди маков и васильков; девочка спала под неусыпным оком луны, словно фея.
   Выйдя на более широкую тропинку, они взялись за руки и пошли рядом. Через несколько минут они уже стояли против того места, где была спрятана коляска.
   Бернар узнал Жюстена и, увидев его в сопровождении девушки, начал понимать истинный смысл драмы, в которой он играл свою роль. Он почтительно снял шляпу, украшенную лентой, и, когда молодые люди удобно устроились в коляске, махнул рукой, словно спрашивая: «Куда теперь?»
   — Северная дорога! — отвечал Жюстен.
   Бернар тронулся в обратный путь и вскоре исчез из виду на парижской дороге; им предстояло проехать ее до конца, от заставы Фонтенбло до ворот Виллет.
   Пожелаем влюбленным счастливого пути, пусть они поделятся друг с другом своими радостями и горестями, а мы вернемся к пленнику.
   Заставить г-на де Вальженеза войти в хижину труда не составляло, однако они в задумчивости остановились на пороге:
   как завести туда лошадь?
   Хижина была небольшая: всего пятнадцати футов в длину и двенадцати — в ширину; не было там ни конюшни, ни сарая.
   Трем людям и лошади было бы там, пожалуй, тесновато.
   — Дьявольщина! — бросил Жан Бычье Сердце. — Об этомто мы и не подумали!