Страница:
Алекс кивнул.
– Лет пять. С тех пор как мы переехали сюда из Лондона. Но сравнительно недавно она... изменилась, – сказал он, продолжая медленно идти рядом с Майком. – Прошлой ночью она была во дворе церкви Пресвятой Девы Марии... – И вкратце Алекс пересказал то, что говорила ему Эмма.
– Сомневаюсь, что Линдси понравилось бы мое вмешательство, – сказал Майк задумчиво, когда Алекс закончил. Они снова остановились. – Конечно же я за нее помолюсь и попробую наставить на путь истинный. – Он помолчал. – Возможно, мне придется навестить и мою новую прихожанку, Эмму Диксон, кажется, так вы сказали?
Алекс кивнул:
– Думаю, вся эта история сильно ее расстроила. Она живет совсем одна, и ей, должно быть, этой ночью было очень страшно.
33
34
35
36
– Лет пять. С тех пор как мы переехали сюда из Лондона. Но сравнительно недавно она... изменилась, – сказал он, продолжая медленно идти рядом с Майком. – Прошлой ночью она была во дворе церкви Пресвятой Девы Марии... – И вкратце Алекс пересказал то, что говорила ему Эмма.
– Сомневаюсь, что Линдси понравилось бы мое вмешательство, – сказал Майк задумчиво, когда Алекс закончил. Они снова остановились. – Конечно же я за нее помолюсь и попробую наставить на путь истинный. – Он помолчал. – Возможно, мне придется навестить и мою новую прихожанку, Эмму Диксон, кажется, так вы сказали?
Алекс кивнул:
– Думаю, вся эта история сильно ее расстроила. Она живет совсем одна, и ей, должно быть, этой ночью было очень страшно.
33
В тот же день, немного позднее
Майк отправился вначале к Линдси. Проходя по дороге за доками, он приостановился на минутку и посмотрел вокруг. Ему всегда нравилось это местечко, с рядом маленьких ярко раскрашенных коттеджей, очаровательно контрастировавших с огромными темными складами дока. Не в таком месте представлял он себе обиталище колдуньи. Слишком силен был стереотип представлений о том, что она должна жить в избушке посреди дремучего леса, с метлой у крыльца.
В лучах ясного полуденного солнца коттеджи словно хранили окружающую тишину. Холодный ветер разогнал утренние облака, и яркий свет заливал реку. Парадная дверь у Линдси была заперта, шторы плотно задвинуты. Майк стоял в нерешительности, поняв, что волнуется.
– Господи Иисусе, не оставь меня, Господи Иисусе, Ты – во мне. – Майк глубоко вздохнул и поднял руку, чтобы постучать в дверь.
Ответа не последовало. Не обращая внимания на внезапное сильное желание повернуться и уйти прочь, он заставил себя постучать еще раз. Но дверь оставалась плотно закрытой. Майк взглянул на соседние коттеджи. Всюду было тихо, хотя он заметил легкое колыхание занавески в одном из окон. Он подавил невольную улыбку. Какие пойдут сплетни, подумал он, о священнике, слоняющемся под окнами местной колдуньи! Несмотря на то что на нем не было священнического воротничка, так называемого «собачьего ошейника», соседи точно знали, кем он был. Люди всегда все знают...
Дом Лизы смотрелся гораздо более приветливо. Припарковав машину, Майк открыл калитку и на минуту остановился, разглядывая фасад дома. Он много раз проходил мимо, но, возможно, тогда этот дом был так сильно запущен, что он не обращал на него внимания. Теперь он увидел пышные осенние розы, занавески на окнах, одна из них была приоткрыта, из окна доносилась музыка. Майк постоял, прислушиваясь.
– Чем могу помочь? – Эмма вышла из-за угла дома и застала священника у дома, погруженного в свои мысли.
Он повернулся и даже приоткрыл рот от удивления. Это была та самая женщина, которую он видел несколько раз гуляющей вдоль реки. Даже теперь, одетая в старые джинсы и мятую рубашку, сильно пахнувшую креозотом, она была прекрасна. На мгновение Майк потерял дар речи, потом кое-как сумел овладеть собой.
– Мисс Диксон? Я Майк Синклер. – Узнала ли она его? Он заметил, как она слегка нахмурилась, вероятно, пытаясь вспомнить. – Мы как-то виделись у реки. Думаю, мы оба любим ранние прогулки. – Он улыбнулся и тогда вдруг понял, что его одежда – свитер, куртка, полотняные брюки, старые ботинки – мало могла сказать о том, кто он такой и чем занимается. – Извините. Надо было сразу объяснить... Я священник. Решил зайти поприветствовать вас, посмотреть, как вы тут обживаетесь.
Всегда остро чувствительный к тому, как воспринимали его люди, он ощутил, как екнуло его сердце, заметил, как она слегка улыбнулась.
– Боюсь, я не религиозна, – сказала Эмма.
Он был разочарован, но не удивлен.
– В наше время немногие по-настоящему религиозны.
Она немного расслабилась:
– Полагаю, вы не откажетесь от чашечки чаю? Не так ли принято приветствовать священнослужителей? Если вы, конечно, не против переступить порог неверующей? Входите. Мне надо вымыть руки. – Она жестом показала в сторону кресла и направилась к умывальнику. – Плита была привезена всего пару недель тому назад и пока еще ничем меня не порадовала. Вы можете освятить ее. – Она прикусила губу. – Извините, это прозвучало дерзко? – Он заметил искру недовольства в ее глазах. – Но плита очень красивая, и я воспринимаю ее как друга.
– Просто отличная плита. – Он подал ей полотенце со спинки стула. – Вы тут очень мило все устроили.
«Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне».
Слова вдруг возникли в голове, хотя в этот момент он не собирался молиться. Почему? Откуда? Словно их произносил кто-то другой! Майк поежился, оглядывая кухню. Она была большая, недавно убрали стену между ней и столовой, и получилось светлое, теплое, гостеприимное прямоугольное помещение, разделенное дубовой стойкой, где стояли старинный дубовый стол и комод. Каменный пол был застлан паласами. Отделка еще не была завершена, и чувствовался запах свежей краски и шпатлевки.
Майк заметил, что уставился ей в спину, когда она отвернулась к чайнику. Он с трудом отвел глаза и взглянул на свои руки. Они слегка дрожали.
Майк принял у нее чай и бисквиты, потом осторожно изложил причину своего визита.
– Слышал, что у вас была ночная встреча с нашей местной колдуньей, – взглянул он на нее.
– Это Алекс вам рассказал?
Майк кивнул:
– Он тоже не мой прихожанин. Не хочу вмешиваться, но для вас все это, наверное, было весьма неприятно.
Эмма села напротив за сосновый стол. У нее, как он успел отметить раньше, были очень красивые янтарные глаза. Какое-то мгновение они оба задумчиво рассматривали друг друга. Эмма отвела взгляд первая, слегка покраснев.
– Думаю, я отреагировала слишком сильно. Это было в общем-то не мое дело. Напугала ее, так же как она напугала меня.
– Вы очень храбрая, не побоялись пойти туда одна.
– Нет, я просто глупая. – Она снова взглянула на него.
– Вы же не воспринимаете серьезно все эти ее чудачества? – «Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне».
– Нет. – Эмма разломила пополам бисквит и нахмурилась, глядя на рассыпавшиеся крошки. – По крайней мере...
– По крайней мере? – подхватил он.
– Я не видела, что именно она делала. – Эмма отодвинула стул и выглянула в окно террасы. – Так что точно я ничего не знаю. – Она замолчала на минуту. Майк ждал. – Ей почему-то не хочется, чтобы я здесь жила. Наверное, потому что мне из окон виден церковный двор? – сказала она, поежившись. – Вы там были?
Он кивнул.
– Там обитают привидения, не так ли? Особенно в полночь их много. – Эмма слабо усмехнулась.
Майк нахмурился.
– Не стесняйтесь позвонить мне сразу же, как только здесь что-то будет происходить. Я уверен, что Линдси на самом деле совершенно безобидна, но никогда нельзя быть уверенным до конца. Зло существует, и часто – в самом внешне невинном и прекрасном виде. – Он отвел взгляд в сторону, подумав, что она может неправильно понять его слова и решит, что он имел в виду именно ее. Но она, казалось, этой невольной двусмысленности не уловила. Она что-то разглядывала в саду.
Майк встал, наполовину нехотя, наполовину стремясь покинуть этот старый дом с его странной атмосферой и прекрасной хозяйкой, и вдруг заметил то, на что она смотрела. На террасе сидела стройная черная кошка, пристально смотревшая на горшок с лавандой. Он увидел, как длинная стремительная лапа метнулась вперед и схватила какого-то маленького грызуна, и отвернулся.
Эмма проводила его и постояла несколько секунд, глядя, как он прошел по дорожке к калитке, потом вернулась в дом и закрыла дверь. Майк вздохнул с облегчением. Почему-то ему не хотелось, чтобы Эмма видела, как он пробирается сквозь заросли в дальнем конце аллеи и перелезает через старую стену.
Пока он пробирался среди кустов боярышника, от высокой влажной травы промокли штанины его брюк. Он заметил нечто, поблескивающее в косых лучах солнца, и осторожно подошел к этому предмету, блестевшему в траве. Это оказалась маленькая стеклянная плошка со свечой. Остановившись, Майк поднял ее, выплеснул дождевую воду, наполнившую ее ночью, и поискал кругом другие такие же. Ничего странного он не почувствовал. Мог ли он в принципе что-то почувствовать? Майк огляделся, внимательно прислушиваясь, словно мог услышать из-под земли эхо странных выкриков Линдси. Он вспомнил неприятные ощущения, посетившие его, когда был здесь в последний раз. Возможно, она бывала здесь и раньше, эта молодая колдунья с набережной Мистли.
В траве лежали еще четыре плошки со свечами и три маленькие тарелочки. В одной было какое-то месиво, в другой, как он определил, сунув в нее палец и понюхав, оливковое масло, третья была пуста. Майк понял, что в ней была вода, пока тарелочка не перевернулась. Сложив их стопкой на земле, Майк осмотрел другие предметы, лежавшие у ног. Маленький кухонный нож, кувшин, кусок веревки с узелками и резной сучок, который, как он понял, был волшебной палочкой. Он смотрел на все эти предметы, не желая даже прикасаться к ним, но это надо было сделать. Их надо уничтожить!
Что это за прямоугольник ярко-зеленой травы? Признак того, что здесь когда-то была чья-то могила? Майк присел на корточки, разглядывая землю. Здесь, у самой земли, почему-то было очень холодно, и он поежился. Чья это могила? Использовала ли Линдси это место специально, как «центр» для своих заклинаний? Кто же здесь похоронен?
Майк встал, оглядываясь, и сразу узнал ответ на свой вопрос. Это Хопкинс! Мэтью Хопкинс был похоронен именно здесь, в этом заброшенном, преданном забвению месте. Или Линдси только думала, что он здесь? Майк содрогнулся и обхватил себя руками за плечи.
– Так, мистер Хопкинс. Значит, именно в этом все дело? – Он медленно покачал головой. – Бедная, глупая девочка! Не собирается ли она вам отомстить, мистер Хопкинс? Действуя от имени тех несчастных женщин, которых вы погубили?
Позади него косые лучи заходящего солнца стали жгуче-багровыми, пронизывая черные края тучи на горизонте. В листве и ветвях живой изгороди свет рассеивался, образуя дрожащую сетку теней у его ног.
Несчастных женщин?..
Убитых?..
Или... они были злом, эти дочери сатаны, они наводили черную магию на благопристойных христиан. В основном это были старые женщины. Но они обладали силой, знаниями. Они хорошо знали мужчин, знали их слабые места, заманивали их своими чарами, высасывали их энергию, саму их живую кровь! Потом обучали этому своих младших сестер. Обращали их в своих рабынь с помощью крови, поднимали юбки, обнажая срамные места, и наблюдали, как молодые женщины совокуплялись с дьяволом!
Майк содрогнулся, не имея понятия, что в этот момент его лицо страшно изменилось: глаза, обычно такие добрые, слегка близорукие, стали жесткими, сузились, пальцы изогнулись, как свирепые птичьи когти, вся его личность куда-то исчезла, а вместо нее появился совсем другой человек.
Шлюхи! Проститутки! Соблазнительницы мужчин, искушающие и заманивающие их, когда они еще молоды и красивы, а состарившихся мужчин они бьют и уничтожают! Он представил себе, как вполне конкретная старуха, его бабушка, одетая в простое черное платье, с волосами, упрятанными под чепец самого строгого фасона, стоит перед маленьким испуганным мальчиком. Трость в ее руке свистит над его худенькой спиной, и Майк ясно услышал злые слова, прозвеневшие в его ушах:
«Чудовище! Ужасный мальчишка! Никогда, никогда больше не смотри на женщин, ни на одну женщину, с вожделением! Ты меня слышишь? Забудь о постыдных мыслях, непристойных желаниях, не смей желать плоти! Я все расскажу твоему отцу! Я расскажу твоей маме! Ты само зло! Бог тебя накажет!» Она все била и била, и, лишь когда она закончила, Майк вдруг понял, что она говорила по-французски. Он сжался от воспоминания об ударах трости, опускавшейся на него снова и снова, почувствовал страх ребенка и его гнев. «Sale; petite bete vile; degoutant!..»
Его злость вдруг заполнила собою весь мир! Превратилась в лютую ненависть ко всем женщинам на земле!
Когда бабушка наконец-то устала так, что больше не могла поднять трость, она отступила, оставив его лежать рыдающим на полу. Он даже обмочился от боли и ярости.
В чем же было преступление, за которое его так жестоко наказали? В свои восемь лет он посмел просто приподнять подол юбки горничной отца, заставив ее взвизгнуть от неожиданности.
Майк отошел от места, где стоял, и неожиданно его стошнило. Доставая носовой платок, он сильно дрожал, лицо его покрылось потом. Откуда все это явилось?! Словно открылось некое окно в его сознании, и он заглянул в чей-то ад. Детский ад! Он сделал глубокий вдох и повернулся, чтобы собрать магические орудия Линдси. Аккуратно сложив все в багажник машины, Майк поехал в сторону заката.
На темном небе таяли последние отблески багрового заката. Добравшись до дома, Майк уже точно знал, что ему необходимо сделать. Свечи, веревка, соль, масло, волшебная палочка – все это будет предано огню! Стеклянные подсвечники будут разбиты и похоронены вместе с пеплом, а острый нож со странными серебряными символами на ручке, со сломанным лезвием, будет предан земле вместе со всем остальным. Это дьявольские вещи. Только огню и земле, окропленной святой водой, можно доверить эти мерзкие обломки...
Майк отправился вначале к Линдси. Проходя по дороге за доками, он приостановился на минутку и посмотрел вокруг. Ему всегда нравилось это местечко, с рядом маленьких ярко раскрашенных коттеджей, очаровательно контрастировавших с огромными темными складами дока. Не в таком месте представлял он себе обиталище колдуньи. Слишком силен был стереотип представлений о том, что она должна жить в избушке посреди дремучего леса, с метлой у крыльца.
В лучах ясного полуденного солнца коттеджи словно хранили окружающую тишину. Холодный ветер разогнал утренние облака, и яркий свет заливал реку. Парадная дверь у Линдси была заперта, шторы плотно задвинуты. Майк стоял в нерешительности, поняв, что волнуется.
– Господи Иисусе, не оставь меня, Господи Иисусе, Ты – во мне. – Майк глубоко вздохнул и поднял руку, чтобы постучать в дверь.
Ответа не последовало. Не обращая внимания на внезапное сильное желание повернуться и уйти прочь, он заставил себя постучать еще раз. Но дверь оставалась плотно закрытой. Майк взглянул на соседние коттеджи. Всюду было тихо, хотя он заметил легкое колыхание занавески в одном из окон. Он подавил невольную улыбку. Какие пойдут сплетни, подумал он, о священнике, слоняющемся под окнами местной колдуньи! Несмотря на то что на нем не было священнического воротничка, так называемого «собачьего ошейника», соседи точно знали, кем он был. Люди всегда все знают...
Дом Лизы смотрелся гораздо более приветливо. Припарковав машину, Майк открыл калитку и на минуту остановился, разглядывая фасад дома. Он много раз проходил мимо, но, возможно, тогда этот дом был так сильно запущен, что он не обращал на него внимания. Теперь он увидел пышные осенние розы, занавески на окнах, одна из них была приоткрыта, из окна доносилась музыка. Майк постоял, прислушиваясь.
– Чем могу помочь? – Эмма вышла из-за угла дома и застала священника у дома, погруженного в свои мысли.
Он повернулся и даже приоткрыл рот от удивления. Это была та самая женщина, которую он видел несколько раз гуляющей вдоль реки. Даже теперь, одетая в старые джинсы и мятую рубашку, сильно пахнувшую креозотом, она была прекрасна. На мгновение Майк потерял дар речи, потом кое-как сумел овладеть собой.
– Мисс Диксон? Я Майк Синклер. – Узнала ли она его? Он заметил, как она слегка нахмурилась, вероятно, пытаясь вспомнить. – Мы как-то виделись у реки. Думаю, мы оба любим ранние прогулки. – Он улыбнулся и тогда вдруг понял, что его одежда – свитер, куртка, полотняные брюки, старые ботинки – мало могла сказать о том, кто он такой и чем занимается. – Извините. Надо было сразу объяснить... Я священник. Решил зайти поприветствовать вас, посмотреть, как вы тут обживаетесь.
Всегда остро чувствительный к тому, как воспринимали его люди, он ощутил, как екнуло его сердце, заметил, как она слегка улыбнулась.
– Боюсь, я не религиозна, – сказала Эмма.
Он был разочарован, но не удивлен.
– В наше время немногие по-настоящему религиозны.
Она немного расслабилась:
– Полагаю, вы не откажетесь от чашечки чаю? Не так ли принято приветствовать священнослужителей? Если вы, конечно, не против переступить порог неверующей? Входите. Мне надо вымыть руки. – Она жестом показала в сторону кресла и направилась к умывальнику. – Плита была привезена всего пару недель тому назад и пока еще ничем меня не порадовала. Вы можете освятить ее. – Она прикусила губу. – Извините, это прозвучало дерзко? – Он заметил искру недовольства в ее глазах. – Но плита очень красивая, и я воспринимаю ее как друга.
– Просто отличная плита. – Он подал ей полотенце со спинки стула. – Вы тут очень мило все устроили.
«Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне».
Слова вдруг возникли в голове, хотя в этот момент он не собирался молиться. Почему? Откуда? Словно их произносил кто-то другой! Майк поежился, оглядывая кухню. Она была большая, недавно убрали стену между ней и столовой, и получилось светлое, теплое, гостеприимное прямоугольное помещение, разделенное дубовой стойкой, где стояли старинный дубовый стол и комод. Каменный пол был застлан паласами. Отделка еще не была завершена, и чувствовался запах свежей краски и шпатлевки.
Майк заметил, что уставился ей в спину, когда она отвернулась к чайнику. Он с трудом отвел глаза и взглянул на свои руки. Они слегка дрожали.
Майк принял у нее чай и бисквиты, потом осторожно изложил причину своего визита.
– Слышал, что у вас была ночная встреча с нашей местной колдуньей, – взглянул он на нее.
– Это Алекс вам рассказал?
Майк кивнул:
– Он тоже не мой прихожанин. Не хочу вмешиваться, но для вас все это, наверное, было весьма неприятно.
Эмма села напротив за сосновый стол. У нее, как он успел отметить раньше, были очень красивые янтарные глаза. Какое-то мгновение они оба задумчиво рассматривали друг друга. Эмма отвела взгляд первая, слегка покраснев.
– Думаю, я отреагировала слишком сильно. Это было в общем-то не мое дело. Напугала ее, так же как она напугала меня.
– Вы очень храбрая, не побоялись пойти туда одна.
– Нет, я просто глупая. – Она снова взглянула на него.
– Вы же не воспринимаете серьезно все эти ее чудачества? – «Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне».
– Нет. – Эмма разломила пополам бисквит и нахмурилась, глядя на рассыпавшиеся крошки. – По крайней мере...
– По крайней мере? – подхватил он.
– Я не видела, что именно она делала. – Эмма отодвинула стул и выглянула в окно террасы. – Так что точно я ничего не знаю. – Она замолчала на минуту. Майк ждал. – Ей почему-то не хочется, чтобы я здесь жила. Наверное, потому что мне из окон виден церковный двор? – сказала она, поежившись. – Вы там были?
Он кивнул.
– Там обитают привидения, не так ли? Особенно в полночь их много. – Эмма слабо усмехнулась.
Майк нахмурился.
– Не стесняйтесь позвонить мне сразу же, как только здесь что-то будет происходить. Я уверен, что Линдси на самом деле совершенно безобидна, но никогда нельзя быть уверенным до конца. Зло существует, и часто – в самом внешне невинном и прекрасном виде. – Он отвел взгляд в сторону, подумав, что она может неправильно понять его слова и решит, что он имел в виду именно ее. Но она, казалось, этой невольной двусмысленности не уловила. Она что-то разглядывала в саду.
Майк встал, наполовину нехотя, наполовину стремясь покинуть этот старый дом с его странной атмосферой и прекрасной хозяйкой, и вдруг заметил то, на что она смотрела. На террасе сидела стройная черная кошка, пристально смотревшая на горшок с лавандой. Он увидел, как длинная стремительная лапа метнулась вперед и схватила какого-то маленького грызуна, и отвернулся.
Эмма проводила его и постояла несколько секунд, глядя, как он прошел по дорожке к калитке, потом вернулась в дом и закрыла дверь. Майк вздохнул с облегчением. Почему-то ему не хотелось, чтобы Эмма видела, как он пробирается сквозь заросли в дальнем конце аллеи и перелезает через старую стену.
Пока он пробирался среди кустов боярышника, от высокой влажной травы промокли штанины его брюк. Он заметил нечто, поблескивающее в косых лучах солнца, и осторожно подошел к этому предмету, блестевшему в траве. Это оказалась маленькая стеклянная плошка со свечой. Остановившись, Майк поднял ее, выплеснул дождевую воду, наполнившую ее ночью, и поискал кругом другие такие же. Ничего странного он не почувствовал. Мог ли он в принципе что-то почувствовать? Майк огляделся, внимательно прислушиваясь, словно мог услышать из-под земли эхо странных выкриков Линдси. Он вспомнил неприятные ощущения, посетившие его, когда был здесь в последний раз. Возможно, она бывала здесь и раньше, эта молодая колдунья с набережной Мистли.
В траве лежали еще четыре плошки со свечами и три маленькие тарелочки. В одной было какое-то месиво, в другой, как он определил, сунув в нее палец и понюхав, оливковое масло, третья была пуста. Майк понял, что в ней была вода, пока тарелочка не перевернулась. Сложив их стопкой на земле, Майк осмотрел другие предметы, лежавшие у ног. Маленький кухонный нож, кувшин, кусок веревки с узелками и резной сучок, который, как он понял, был волшебной палочкой. Он смотрел на все эти предметы, не желая даже прикасаться к ним, но это надо было сделать. Их надо уничтожить!
Что это за прямоугольник ярко-зеленой травы? Признак того, что здесь когда-то была чья-то могила? Майк присел на корточки, разглядывая землю. Здесь, у самой земли, почему-то было очень холодно, и он поежился. Чья это могила? Использовала ли Линдси это место специально, как «центр» для своих заклинаний? Кто же здесь похоронен?
Майк встал, оглядываясь, и сразу узнал ответ на свой вопрос. Это Хопкинс! Мэтью Хопкинс был похоронен именно здесь, в этом заброшенном, преданном забвению месте. Или Линдси только думала, что он здесь? Майк содрогнулся и обхватил себя руками за плечи.
– Так, мистер Хопкинс. Значит, именно в этом все дело? – Он медленно покачал головой. – Бедная, глупая девочка! Не собирается ли она вам отомстить, мистер Хопкинс? Действуя от имени тех несчастных женщин, которых вы погубили?
Позади него косые лучи заходящего солнца стали жгуче-багровыми, пронизывая черные края тучи на горизонте. В листве и ветвях живой изгороди свет рассеивался, образуя дрожащую сетку теней у его ног.
Несчастных женщин?..
Убитых?..
Или... они были злом, эти дочери сатаны, они наводили черную магию на благопристойных христиан. В основном это были старые женщины. Но они обладали силой, знаниями. Они хорошо знали мужчин, знали их слабые места, заманивали их своими чарами, высасывали их энергию, саму их живую кровь! Потом обучали этому своих младших сестер. Обращали их в своих рабынь с помощью крови, поднимали юбки, обнажая срамные места, и наблюдали, как молодые женщины совокуплялись с дьяволом!
Майк содрогнулся, не имея понятия, что в этот момент его лицо страшно изменилось: глаза, обычно такие добрые, слегка близорукие, стали жесткими, сузились, пальцы изогнулись, как свирепые птичьи когти, вся его личность куда-то исчезла, а вместо нее появился совсем другой человек.
Шлюхи! Проститутки! Соблазнительницы мужчин, искушающие и заманивающие их, когда они еще молоды и красивы, а состарившихся мужчин они бьют и уничтожают! Он представил себе, как вполне конкретная старуха, его бабушка, одетая в простое черное платье, с волосами, упрятанными под чепец самого строгого фасона, стоит перед маленьким испуганным мальчиком. Трость в ее руке свистит над его худенькой спиной, и Майк ясно услышал злые слова, прозвеневшие в его ушах:
«Чудовище! Ужасный мальчишка! Никогда, никогда больше не смотри на женщин, ни на одну женщину, с вожделением! Ты меня слышишь? Забудь о постыдных мыслях, непристойных желаниях, не смей желать плоти! Я все расскажу твоему отцу! Я расскажу твоей маме! Ты само зло! Бог тебя накажет!» Она все била и била, и, лишь когда она закончила, Майк вдруг понял, что она говорила по-французски. Он сжался от воспоминания об ударах трости, опускавшейся на него снова и снова, почувствовал страх ребенка и его гнев. «Sale; petite bete vile; degoutant!..»
Его злость вдруг заполнила собою весь мир! Превратилась в лютую ненависть ко всем женщинам на земле!
Когда бабушка наконец-то устала так, что больше не могла поднять трость, она отступила, оставив его лежать рыдающим на полу. Он даже обмочился от боли и ярости.
В чем же было преступление, за которое его так жестоко наказали? В свои восемь лет он посмел просто приподнять подол юбки горничной отца, заставив ее взвизгнуть от неожиданности.
Майк отошел от места, где стоял, и неожиданно его стошнило. Доставая носовой платок, он сильно дрожал, лицо его покрылось потом. Откуда все это явилось?! Словно открылось некое окно в его сознании, и он заглянул в чей-то ад. Детский ад! Он сделал глубокий вдох и повернулся, чтобы собрать магические орудия Линдси. Аккуратно сложив все в багажник машины, Майк поехал в сторону заката.
На темном небе таяли последние отблески багрового заката. Добравшись до дома, Майк уже точно знал, что ему необходимо сделать. Свечи, веревка, соль, масло, волшебная палочка – все это будет предано огню! Стеклянные подсвечники будут разбиты и похоронены вместе с пеплом, а острый нож со странными серебряными символами на ручке, со сломанным лезвием, будет предан земле вместе со всем остальным. Это дьявольские вещи. Только огню и земле, окропленной святой водой, можно доверить эти мерзкие обломки...
34
Пятница, 16 октября
Дети в аккуратной серой школьной форме быстро шли по центральной улице. У каждого из них был блокнот, карандаш и подготовленный список вопросов. За ними поспевала Салли Мейсон, не сводя с них глаз и размышляя, не заметит ли кто-нибудь из детей, что она собирается выкурить парочку сигарет за табачным киоском. Этот день всегда был особенным. Охота за ведьмами в Маннингтри! Обычно Юдит организовывала подобную экскурсию, как прелюдию к своим яростным антиведьминским пропагандистским урокам в следующем семестре. Салли нравилось проводить время вне классных комнат, и в этот день особенно. Школа была маленькая, детьми было довольно легко управлять. Салли постаралась, чтобы вопросы были простыми. На большинство из них ответы были уже получены во время посещения маленького музея неподалеку от библиотеки. Теперь детям оставалось только узнать несколько имен в пабе, найти рябину, нарисовать метлу, которая все еще стояла у скобяного магазина, – Салли проверила. После ленча они все отправятся вдоль реки в Мистли, будут стоять и смотреть на Торн, на прекрасное изображение «охотника за ведьмами» на вывеске пивного бара. В заключение они сядут в школьный автобус, и тогда Салли можно будет подумать о доме.
Дети в аккуратной серой школьной форме быстро шли по центральной улице. У каждого из них был блокнот, карандаш и подготовленный список вопросов. За ними поспевала Салли Мейсон, не сводя с них глаз и размышляя, не заметит ли кто-нибудь из детей, что она собирается выкурить парочку сигарет за табачным киоском. Этот день всегда был особенным. Охота за ведьмами в Маннингтри! Обычно Юдит организовывала подобную экскурсию, как прелюдию к своим яростным антиведьминским пропагандистским урокам в следующем семестре. Салли нравилось проводить время вне классных комнат, и в этот день особенно. Школа была маленькая, детьми было довольно легко управлять. Салли постаралась, чтобы вопросы были простыми. На большинство из них ответы были уже получены во время посещения маленького музея неподалеку от библиотеки. Теперь детям оставалось только узнать несколько имен в пабе, найти рябину, нарисовать метлу, которая все еще стояла у скобяного магазина, – Салли проверила. После ленча они все отправятся вдоль реки в Мистли, будут стоять и смотреть на Торн, на прекрасное изображение «охотника за ведьмами» на вывеске пивного бара. В заключение они сядут в школьный автобус, и тогда Салли можно будет подумать о доме.
35
Вторник, 20 октября.
Луна в последней четверти
Эмма никогда прежде не бывала в замке Колчестера. Служитель в маленькой библиотеке в Маннингтри, где была устроена небольшая экспозиция, посоветовала ей сходить в Колчестерский музей, когда она высказала ему свое разочарование, что экспонаты о ведьмах скорее были рассчитаны на детей. Он совершенно ничего не знал о доме Лизы.
Для Эммы было неожиданностью узнать, что Лиза вовсе не была той старушкой, за которой она подсматривала сквозь живую изгородь в детстве. Лиза, как выяснилось, жила в коттедже в семнадцатом веке. Как ведьму ее сожгли по обвинению того самого Мэтью Хопкинса.
Нет, не сожгли! В Англии ведьм не сжигали. Это была для Эммы первая новость. Их вешали, но прежде их жестоко пытали. Пытки как таковые в Англии тоже были запрещены, но маниакально замкнутый на своей идее Хопкинс произвел серию небольших, но хитрых усовершенствований, с помощью которых все же можно было пытать подозреваемых. Он колол их специальной иглой с деревянной ручкой. Поскольку было известно, что так называемые дьявольские метки, которые он искал на теле у старых женщин, не реагируют на боль, игла была складная. Если жертва кричала достаточно громко, пружинку незаметно зажимали, игла убиралась в полую деревянную ручку, и предполагаемая колдунья замолкала. Боли нет? Стало быть, виновна! Дело доказано!
Эмма проследовала вдоль длинных лестничных пролетов к тюрьме замка. Здесь, внизу, вдали от детского шума, было тихо. Дети рассматривали наверху экспозицию римской эпохи. Здесь Эмма была единственной посетительницей, и ей вскоре стало понятно, почему надпись у лестницы гласила, что экспозицию за этой дверью не рекомендуется посещать детям.
Эмма тихонько стояла у края лестницы и оглядывалась, наполовину нервничая, наполовину чего-то ожидая. Экспонатов было мало. У лестницы стояли старые деревянные столбы. В маленьком ящике на стене находились разбитые глиняные трубки – это-то и все? Что во всем этом такого особенного? Она медленно прошла мимо ряда информационных листов, рассказывавших об истории тюрьмы и о тех людях, которые побывали в ее застенках. А вот – три стенда о колдовстве и о самом «охотнике за ведьмами». Эмма внимательно ознакомилась с ними, чувствуя, как спадает нервное напряжение. Они давали очень мало подробностей по этой теме: три старинные репродукции о ведьмах и их деятельности, изображение повешенных ведьм и портрет Хопкинса – карикатура, изображающая его с кудрявыми волосами и козлиной бородкой, глубоко посаженными глазами и орлиным клювом. Совсем не похож на того, кого Эмма видела во сне.
Рядом с портретом Хопкинса была дверь, ведущая куда-то в темноту. Эмма уже хотела туда войти, когда три школьницы сбежали сверху, где проводились школьные экскурсии, протиснулись мимо нее, хихикая, и застыли на пороге, вглядываясь в темноту. Подталкивая друг друга, они пищали и шептались, но ни одна из них так и не отважилась войти первой. Эмма отошла в сторону и наблюдала, невольно забавляясь и раздражаясь одновременно, когда они пытались заставить друг друга войти внутрь. Оставив все свои попытки, девочки вдруг убежали вверх по лестнице – видимо, за подкреплением.
Эмма воспользовалась этим и вошла. Надпись над дверью гласила: «Входя, почувствуйте, как истерта деревянная ручка двери от прикосновений рук бесчисленных узников». Взглянув на надпись, Эмма засунула руки поглубже в карманы и, собрав всю свою смелость, шагнула в странную, какую-то всеобъемлющую тишину и мрак.
Она оказалась прямо напротив двух тюремных камер и, немного обождав в темноте с затаенным дыханием, вдруг заметила, как в одной из них появился тусклый зловещий свет, слабо осветивший пустое помещение. Тишина была прервана магнитофонным комментарием.
Эмма заставила себя слушать, ощущая всю тяжесть огромного здания у себя над головой, вес темных сводов и балок. Она почувствовала приступ клаустрофобии, а за ним – боль и страдание, страх и отчаяние, пропитавшие буквально каждый миллиметр этих стен вокруг нее.
Эмма пошла обратно и вдруг застыла от ужаса. Он пришел не из-за жутких подробностей, которые она сегодня узнала. Это были... воспоминания, которые возникли внезапно, память, сидящая в глубине ее самой!
Воспоминания из ее снов.
Воспоминания из ее прошлого.
Луна в последней четверти
Эмма никогда прежде не бывала в замке Колчестера. Служитель в маленькой библиотеке в Маннингтри, где была устроена небольшая экспозиция, посоветовала ей сходить в Колчестерский музей, когда она высказала ему свое разочарование, что экспонаты о ведьмах скорее были рассчитаны на детей. Он совершенно ничего не знал о доме Лизы.
Для Эммы было неожиданностью узнать, что Лиза вовсе не была той старушкой, за которой она подсматривала сквозь живую изгородь в детстве. Лиза, как выяснилось, жила в коттедже в семнадцатом веке. Как ведьму ее сожгли по обвинению того самого Мэтью Хопкинса.
Нет, не сожгли! В Англии ведьм не сжигали. Это была для Эммы первая новость. Их вешали, но прежде их жестоко пытали. Пытки как таковые в Англии тоже были запрещены, но маниакально замкнутый на своей идее Хопкинс произвел серию небольших, но хитрых усовершенствований, с помощью которых все же можно было пытать подозреваемых. Он колол их специальной иглой с деревянной ручкой. Поскольку было известно, что так называемые дьявольские метки, которые он искал на теле у старых женщин, не реагируют на боль, игла была складная. Если жертва кричала достаточно громко, пружинку незаметно зажимали, игла убиралась в полую деревянную ручку, и предполагаемая колдунья замолкала. Боли нет? Стало быть, виновна! Дело доказано!
Эмма проследовала вдоль длинных лестничных пролетов к тюрьме замка. Здесь, внизу, вдали от детского шума, было тихо. Дети рассматривали наверху экспозицию римской эпохи. Здесь Эмма была единственной посетительницей, и ей вскоре стало понятно, почему надпись у лестницы гласила, что экспозицию за этой дверью не рекомендуется посещать детям.
Эмма тихонько стояла у края лестницы и оглядывалась, наполовину нервничая, наполовину чего-то ожидая. Экспонатов было мало. У лестницы стояли старые деревянные столбы. В маленьком ящике на стене находились разбитые глиняные трубки – это-то и все? Что во всем этом такого особенного? Она медленно прошла мимо ряда информационных листов, рассказывавших об истории тюрьмы и о тех людях, которые побывали в ее застенках. А вот – три стенда о колдовстве и о самом «охотнике за ведьмами». Эмма внимательно ознакомилась с ними, чувствуя, как спадает нервное напряжение. Они давали очень мало подробностей по этой теме: три старинные репродукции о ведьмах и их деятельности, изображение повешенных ведьм и портрет Хопкинса – карикатура, изображающая его с кудрявыми волосами и козлиной бородкой, глубоко посаженными глазами и орлиным клювом. Совсем не похож на того, кого Эмма видела во сне.
Рядом с портретом Хопкинса была дверь, ведущая куда-то в темноту. Эмма уже хотела туда войти, когда три школьницы сбежали сверху, где проводились школьные экскурсии, протиснулись мимо нее, хихикая, и застыли на пороге, вглядываясь в темноту. Подталкивая друг друга, они пищали и шептались, но ни одна из них так и не отважилась войти первой. Эмма отошла в сторону и наблюдала, невольно забавляясь и раздражаясь одновременно, когда они пытались заставить друг друга войти внутрь. Оставив все свои попытки, девочки вдруг убежали вверх по лестнице – видимо, за подкреплением.
Эмма воспользовалась этим и вошла. Надпись над дверью гласила: «Входя, почувствуйте, как истерта деревянная ручка двери от прикосновений рук бесчисленных узников». Взглянув на надпись, Эмма засунула руки поглубже в карманы и, собрав всю свою смелость, шагнула в странную, какую-то всеобъемлющую тишину и мрак.
Она оказалась прямо напротив двух тюремных камер и, немного обождав в темноте с затаенным дыханием, вдруг заметила, как в одной из них появился тусклый зловещий свет, слабо осветивший пустое помещение. Тишина была прервана магнитофонным комментарием.
Эмма заставила себя слушать, ощущая всю тяжесть огромного здания у себя над головой, вес темных сводов и балок. Она почувствовала приступ клаустрофобии, а за ним – боль и страдание, страх и отчаяние, пропитавшие буквально каждый миллиметр этих стен вокруг нее.
Эмма пошла обратно и вдруг застыла от ужаса. Он пришел не из-за жутких подробностей, которые она сегодня узнала. Это были... воспоминания, которые возникли внезапно, память, сидящая в глубине ее самой!
Воспоминания из ее снов.
Воспоминания из ее прошлого.
36
Четверг, 22 октября
Эмма выходила из гастронома, когда Майк заметил ее с другой стороны улицы. Он только что навестил молодую вдову, скорбящую по недавно погибшему мужу, который не справился в тумане с управлением машины и врезался в дуб у дороги. Майк чувствовал невольную обиду и даже злость по поводу внезапного конца еще одной молодой жизни, которой предстояло так много совершить!
– Привет! – Он поднял руку, когда Эмма повернулась и заметила его. Перейдя через дорогу, он присоединился к ней. – Надеюсь, больше не было никаких полуночных приключений?
Она покачала головой. Выглядела она бледной и усталой.
– Боюсь, мои недавние ночные приключения связаны со мной самой. Ночные кошмары...
– Как результат деятельности Линдси? – Майк помрачнел.
Она пожала плечами:
– Не совсем. Возможно, я просто переутомилась. Обустраивать дом – очень нелегкая работа как для мужчин, так и для женщин. И постоянно хочется сделать что-нибудь еще и еще, остановиться очень трудно.
Он улыбнулся.
– Ну, тогда позвольте мне угостить вас кофе? – Он показал ей на небольшое кафе через два дома от них. – Мне бы и самому хотелось передохнуть. Утро было тяжелое.
– Тяжелое? – Она удивленно подняла брови. – Разве у священников бывает тяжелое утро?
Кивнув, Майк открыл дверь и провел ее внутрь.
– О, еще как бывает! В какой-то степени мы тоже социальные работники, и порой некоторые ситуации бывают весьма печальными.
– Догадываюсь. Но я всегда думала, что это относится только ко внутренним проблемам прихода. После нашей встречи я представляла себе вас, как некую смесь характеров священников Франклина Килверта и Гилберта Уайта, и еще с добавлением от отца Фабиана с элементами его изгнания духов.
Майк расхохотался.
– Если бы так! Какая, однако, прекрасная характеристика. – Они сели за маленький столик в углу. Майк кивнул в сторону двух дам, сидевших поблизости, и покачал головой: – О Господи! Вот так и рождаются сплетни! Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы вас видели в моем обществе?
Эмма улыбнулась:
– Я это переживу. Я так мало знакома с людьми в округе, что, возможно, сама уже стала Таинственной Незнакомкой. Не прибавит ли это вам популярности, кстати?
– Вообще-то прибавит. – Он взглянул на нее и задержал взгляд. Она отвела глаза.
– А как давно вы стали священником? – Она взяла меню и открыла его.
– Я здесь всего год. Это мой первый приход. Я стал священником довольно поздно, – ответил Майк.
– Поздно? – Она протянула ему меню. – Я бы просто выпила кофе, пожалуйста. А что вы определяете – «поздно»? Собираетесь сказать мне, что вам скоро седьмой десяток?
– Не совсем! – Он отодвинул стул. – Позвольте принести кофе, и я расскажу вам о своем «таинственном» прошлом.
– Я начинал как учитель, – продолжил он, когда снова сел, принеся два кофе и две сдобные лепешки. – Я люблю детей, мне хотелось учить, но я мог лишь кричать на них и требовать дисциплины. А детям было неинтересно. Поэтому я решил сделать кое-что другое. Какое это было облегчение! Я смог даже позволить себе нормально питаться и немного приодеться. – Он улыбнулся.
Эмме нравились морщинки в уголках его глаз. В лице была добрая ирония и сочувствие. Должно быть, подумала она, прихожане его очень любят.
– Вы обрели Бога?
Он кивнул:
– О, Бог всегда был во мне. Он лишь стал более настойчив, и я вдруг понял, что в этом заключалась суть. Правильный инстинкт.
– Замечательно – найти свое призвание. – Вдруг в ее голосе послышалась легкая тоска. – Интересно, найду ли я свое? Как садовник и травник. – Тон был полон самоиронии, но Майк уловил и тревогу.
– Страшно было так резко изменить свою жизнь? – Он снова взглянул на нее. – И одиночество...
Замечание его было проницательным. На миг Майк увидел в глазах Эммы боль, когда она склонила голову над чашечкой кофе.
– Давайте сменим тему, Майк. Можно, я буду звать вас просто Майк, или я должна обращаться к вам «преподобный» или еще как-то? – Она произнесла эти слова на деревенский манер.
– Можно просто Майк. – Он все еще разглядывал ее лицо. Она сидела спиной к окну, и ее черты были в легком полумраке: волосы слегка растрепаны ветром, на щеках легкий румянец. Но вдруг ее лицо стало меняться у него на глазах! На мгновение волосы словно покрылись белым чепцом, глаза ее стали маленькими и резкими, ее большой яркий рот превратился в узкую щель. Он внезапно резко отодвинул стул, толкнув чашки с кофе, так что они подпрыгнули и перевернулись в своих блюдцах.
– Майк? Что случилось?
Эмма уставилась на него широко раскрытыми глазами. Она снова была сама собой.
Майк посмотрел по сторонам и сделал глубокий вдох.
– Простите... Не знаю, это было... Я вдруг... – Он закрыл глаза. – Эмма, мне очень жаль. Вы, наверное, подумали, что я сошел с ума! – Он тряхнул головой. – Мне показалось, что я увидел кого-то прямо за вашей спиной. – Он не имел этого в виду, но едва ли мог бы объяснить, что же увидел на самом деле.
Эмма слегка улыбалась, заинтригованная.
– Привидение? – Предположение это, казалось, ее не испугало. – Похоже, здесь полно привидений. Одно живет в магазине неподалеку.
– А-а... – Он помолчал. – Стало быть, вы и об этом знаете?
Она кивнула:
– Это место просто кишит привидениями. Я была в магазине пару дней тому назад, покупала кое-что для кухни, и до сих пор чувствую себя как-то странно.
– До сих пор?
– Я там была еще в самый первый день, когда приезжала осмотреть свой будущий дом. Там болталось несколько парней, снимавших фильм о привидениях.
– Марк Эдмундс!
– Вы его знаете?
Майк кивнул:
– Он хотел, чтобы я тоже участвовал в его программе. Мнение церкви и вообще...
– И вы согласились?
Он покачал головой.
– Полагаю, он приедет сюда снова. Но если он меня спросит об интервью, я скажу – нет.
– Вам бы следовало согласиться, это сделает программу более интересной. Вы вообще верите в привидения?
Майк мгновение смотрел ей в глаза.
– О да, – сказал он почти виновато. – Я верю в привидения.
Она с интересом взглянула в его лицо.
– Это сказано серьезно...
– Так и есть. – На какую-то минуту ему захотелось рассказать Эмме о том, что с ним случилось в магазине, но он передумал и, пожав плечами, произнес: – Извините. Это ведь тоже часть моей работы.
– Быть вашей наперсницей весьма интересно, не так ли? – Вдруг у нее снова засверкали глаза. – О чем вы мне можете рассказать? Если мне предстоит стать вашей «роковой женщиной», мы должны хорошенько все обсудить. – Она положила подбородок на ладонь, легонько постукивая ноготком по зубам, вид у нее был провокационный. – Вы можете попросить меня заняться церковными цветами, например!
Эмма выходила из гастронома, когда Майк заметил ее с другой стороны улицы. Он только что навестил молодую вдову, скорбящую по недавно погибшему мужу, который не справился в тумане с управлением машины и врезался в дуб у дороги. Майк чувствовал невольную обиду и даже злость по поводу внезапного конца еще одной молодой жизни, которой предстояло так много совершить!
– Привет! – Он поднял руку, когда Эмма повернулась и заметила его. Перейдя через дорогу, он присоединился к ней. – Надеюсь, больше не было никаких полуночных приключений?
Она покачала головой. Выглядела она бледной и усталой.
– Боюсь, мои недавние ночные приключения связаны со мной самой. Ночные кошмары...
– Как результат деятельности Линдси? – Майк помрачнел.
Она пожала плечами:
– Не совсем. Возможно, я просто переутомилась. Обустраивать дом – очень нелегкая работа как для мужчин, так и для женщин. И постоянно хочется сделать что-нибудь еще и еще, остановиться очень трудно.
Он улыбнулся.
– Ну, тогда позвольте мне угостить вас кофе? – Он показал ей на небольшое кафе через два дома от них. – Мне бы и самому хотелось передохнуть. Утро было тяжелое.
– Тяжелое? – Она удивленно подняла брови. – Разве у священников бывает тяжелое утро?
Кивнув, Майк открыл дверь и провел ее внутрь.
– О, еще как бывает! В какой-то степени мы тоже социальные работники, и порой некоторые ситуации бывают весьма печальными.
– Догадываюсь. Но я всегда думала, что это относится только ко внутренним проблемам прихода. После нашей встречи я представляла себе вас, как некую смесь характеров священников Франклина Килверта и Гилберта Уайта, и еще с добавлением от отца Фабиана с элементами его изгнания духов.
Майк расхохотался.
– Если бы так! Какая, однако, прекрасная характеристика. – Они сели за маленький столик в углу. Майк кивнул в сторону двух дам, сидевших поблизости, и покачал головой: – О Господи! Вот так и рождаются сплетни! Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы вас видели в моем обществе?
Эмма улыбнулась:
– Я это переживу. Я так мало знакома с людьми в округе, что, возможно, сама уже стала Таинственной Незнакомкой. Не прибавит ли это вам популярности, кстати?
– Вообще-то прибавит. – Он взглянул на нее и задержал взгляд. Она отвела глаза.
– А как давно вы стали священником? – Она взяла меню и открыла его.
– Я здесь всего год. Это мой первый приход. Я стал священником довольно поздно, – ответил Майк.
– Поздно? – Она протянула ему меню. – Я бы просто выпила кофе, пожалуйста. А что вы определяете – «поздно»? Собираетесь сказать мне, что вам скоро седьмой десяток?
– Не совсем! – Он отодвинул стул. – Позвольте принести кофе, и я расскажу вам о своем «таинственном» прошлом.
– Я начинал как учитель, – продолжил он, когда снова сел, принеся два кофе и две сдобные лепешки. – Я люблю детей, мне хотелось учить, но я мог лишь кричать на них и требовать дисциплины. А детям было неинтересно. Поэтому я решил сделать кое-что другое. Какое это было облегчение! Я смог даже позволить себе нормально питаться и немного приодеться. – Он улыбнулся.
Эмме нравились морщинки в уголках его глаз. В лице была добрая ирония и сочувствие. Должно быть, подумала она, прихожане его очень любят.
– Вы обрели Бога?
Он кивнул:
– О, Бог всегда был во мне. Он лишь стал более настойчив, и я вдруг понял, что в этом заключалась суть. Правильный инстинкт.
– Замечательно – найти свое призвание. – Вдруг в ее голосе послышалась легкая тоска. – Интересно, найду ли я свое? Как садовник и травник. – Тон был полон самоиронии, но Майк уловил и тревогу.
– Страшно было так резко изменить свою жизнь? – Он снова взглянул на нее. – И одиночество...
Замечание его было проницательным. На миг Майк увидел в глазах Эммы боль, когда она склонила голову над чашечкой кофе.
– Давайте сменим тему, Майк. Можно, я буду звать вас просто Майк, или я должна обращаться к вам «преподобный» или еще как-то? – Она произнесла эти слова на деревенский манер.
– Можно просто Майк. – Он все еще разглядывал ее лицо. Она сидела спиной к окну, и ее черты были в легком полумраке: волосы слегка растрепаны ветром, на щеках легкий румянец. Но вдруг ее лицо стало меняться у него на глазах! На мгновение волосы словно покрылись белым чепцом, глаза ее стали маленькими и резкими, ее большой яркий рот превратился в узкую щель. Он внезапно резко отодвинул стул, толкнув чашки с кофе, так что они подпрыгнули и перевернулись в своих блюдцах.
– Майк? Что случилось?
Эмма уставилась на него широко раскрытыми глазами. Она снова была сама собой.
Майк посмотрел по сторонам и сделал глубокий вдох.
– Простите... Не знаю, это было... Я вдруг... – Он закрыл глаза. – Эмма, мне очень жаль. Вы, наверное, подумали, что я сошел с ума! – Он тряхнул головой. – Мне показалось, что я увидел кого-то прямо за вашей спиной. – Он не имел этого в виду, но едва ли мог бы объяснить, что же увидел на самом деле.
Эмма слегка улыбалась, заинтригованная.
– Привидение? – Предположение это, казалось, ее не испугало. – Похоже, здесь полно привидений. Одно живет в магазине неподалеку.
– А-а... – Он помолчал. – Стало быть, вы и об этом знаете?
Она кивнула:
– Это место просто кишит привидениями. Я была в магазине пару дней тому назад, покупала кое-что для кухни, и до сих пор чувствую себя как-то странно.
– До сих пор?
– Я там была еще в самый первый день, когда приезжала осмотреть свой будущий дом. Там болталось несколько парней, снимавших фильм о привидениях.
– Марк Эдмундс!
– Вы его знаете?
Майк кивнул:
– Он хотел, чтобы я тоже участвовал в его программе. Мнение церкви и вообще...
– И вы согласились?
Он покачал головой.
– Полагаю, он приедет сюда снова. Но если он меня спросит об интервью, я скажу – нет.
– Вам бы следовало согласиться, это сделает программу более интересной. Вы вообще верите в привидения?
Майк мгновение смотрел ей в глаза.
– О да, – сказал он почти виновато. – Я верю в привидения.
Она с интересом взглянула в его лицо.
– Это сказано серьезно...
– Так и есть. – На какую-то минуту ему захотелось рассказать Эмме о том, что с ним случилось в магазине, но он передумал и, пожав плечами, произнес: – Извините. Это ведь тоже часть моей работы.
– Быть вашей наперсницей весьма интересно, не так ли? – Вдруг у нее снова засверкали глаза. – О чем вы мне можете рассказать? Если мне предстоит стать вашей «роковой женщиной», мы должны хорошенько все обсудить. – Она положила подбородок на ладонь, легонько постукивая ноготком по зубам, вид у нее был провокационный. – Вы можете попросить меня заняться церковными цветами, например!