Они пили кофе, когда разговор зашел о загородных домах.
   – Вы знаете, у нас есть дом с участком в Нормандии, – сказала Сью, откинувшись на подушки кресла и скрестив ноги. – Было бы замечательно, если б вы приехали к нам туда на несколько дней.
   В доме было темно, светили лишь две лампы, скрывавшиеся за цветами. Нежный ветерок задувал в окно, принося запахи жаркого лондонского вечера. Сью потягивала кофе. Снаружи на одном из шезлонгов дремали кошки.
   – Вы никогда не подумывали о том, чтобы приобрести себе где-нибудь дом?
   – Нет.
   – Да.
   Пайерс и Эмма ответили одновременно, и все рассмеялись.
   – Звучит как основательное расхождение во мнениях, – прокомментировал Дерек, протягивая руку за стаканом с бренди. Он часто ловил себя на мысли – как это Пайерсу удается удерживать рядом с собой эту восхитительную, непринужденную особу.
   – Это потому, что мы еще по-настоящему не обсуждали данный вопрос. – Эмма встала и направилась к столику за сумкой. – Я сегодня увидела нечто весьма меня заинтересовавшее. Хочу поехать и посмотреть. – Она достала свернутую в трубочку страницу и показала ее гостям. – Это маленький домик с фермой в Эссексе.
   – Эссекс! – с досадой сказала Сью. – Дорогая, ты могла бы найти что-нибудь и получше. – Она протянула руку за страницей.
   – Эссекс – неплохое местечко, – мягко вставил Дерек, обращаясь к жене. – Эссекс, по поводу которого ты ворчишь, – на юге страны, это как бы часть Большого Лондона. Но если вы поедете на север, то там есть прекрасные места, где можно найти славные деревушки и городки. Настоящая провинция. Мили и мили от Лондона. – Он потянулся за листком, который Сью, рассмотрев, бросила на стол. – Этот? – Он указал на фотографию. – Выглядит неплохо. Хорошее место для отдыха и катания на лодках. Ты любишь кататься на лодке, Пайерс?
   Пайерс встал.
   – Нет, – резко ответил он. – Я полагаю, что загородные дома – это не для меня. – Он выглядел рассерженным. – И Эмма это знает. Я никогда не захочу тратить время на копание в саду и огороде, не собираюсь косить траву и любезничать с деревенщиной, живущей по соседству! Я ненавижу деревню! В детстве я был вынужден жить в глухой сельской местности и мечтал вырваться из этого заточения. Никогда не забуду, как мои родители прозябали в деревне, заставляли меня наблюдать за птицами, пытаясь таким образом привить любовь к природе. Моим единственным желанием было выбраться оттуда, и обратно я никогда больше не поеду!
   Наступило напряженное молчание.
   – О да. – Эмма заставила себя засмеяться. – Идея поистине получила признание! – Она взяла листок у Дерека и, свернув его, засунула в карман. – Кто-нибудь хочет еще бренди?
   Дерек и Сью ушли рано, извинившись:
   – Мы устали за неделю, пора отдохнуть.
   Эмма с Пайерсом только после полуночи сложили посуду в моечную машину и вынесли две бутылки из-под бренди на балкон.
   – Как ты думаешь, им понравилось? – сказала Эмма, вглядываясь в огни ночного Лондона.
   – Да, конечно.
   – Они слишком быстро ушли.
   – Дерек же сказал, что они устали. – Пайерс облокотился на перила, перекатывая стакан между ладонями. – Не забудь, что они пригласили нас в Нормандию. И пока вы со Сью готовили вторую порцию кофе, он сказал, что все отлично. – Пайерс повернулся к Эмме, и она увидела выражение торжества на его лице. – Они собираются включить меня в состав правления!
   – О, Пайерс, я так рада! Почему ты мне сразу не сказал?
   – Я хотел дождаться того момента, когда мы будем стоять здесь вдвоем, со стаканами в руках. Я хочу поднять тост за наше будущее. Мое и наше. – Он поймал ее взгляд. – И я хотел тебе сказать это, когда мы будем наедине, потому что, я думаю, нам надо пожениться, Эм.
   Она стояла, не шелохнувшись. Пайерс без труда мог прочитать на ее лице борьбу противоположных чувств: с одной стороны, радость, приподнятое настроение, и беспокойство, сомнение, настороженность – с другой. Затем ее взгляд внезапно стал отрешенным, как будто она всматривалась в будущее, разворачивающееся на волшебном внутреннем экране. Этот взгляд был хорошо знаком Пайерсу, Эмма так погружалась в себя. Он ждал. Ей обычно хватало нескольких секунд для принятия решения. Пайерс научился ждать.
   Он почувствовал, как что-то мягкое слегка прижимается к его лодыжке. Это кот Макс, мурлыча, терся о его ногу. Пайерс, наклонившись, взял кота на руки, почесывая его под подбородком.
   – Ну что? – Он посмотрел на Эмму и усмехнулся. – Твой энтузиазм меня, однако, потрясает!
   Эмма улыбнулась. Она наклонилась и быстро поцеловала его в губы.
   – Я люблю тебя, Пайерс, ты это знаешь. И я хочу быть с тобой навеки.
   – Я чувствую, что близится какое-то «но».
   – Нет, это просто... – Она помолчала немного и, поставив стакан на перила, полезла в карман. – Когда мы заговорили о загородных домах, ты был категорически против. – Она развернула страницу, вырванную из журнала. – Мне казалось, что ты ни за что не пойдешь мне навстречу. – Она рассеянно протянула руку и почесала кота за ушами. – Мы никогда не обсуждали будущее, которое предполагает семейная жизнь: дети, жизнь за городом, свой сад...
   – А зачем нам это? Пока достаточно того, что имеем, и больше пока не о чем думать. Если отвлечься и помечтать, то да, я бы рад был иметь детей, если ты не против. – Он удивленно поднял брови. – Никогда бы не подумал, что ты вот так думаешь о времени, как будто ты слышишь тиканье часов, отсчитывающих минуты. Господи, а это ведь уходят годы...
   Она рассмеялась.
   – Не так уж много их ушло. Но не забывай, что мне перевалило за эти проклятые тридцать. – Эмма потянулась к Максу, и кот, забравшись к ней на руки, свесился через плечо, довольно мурлыча. – Я хочу поехать и посмотреть этот дом. В ближайшие выходные.
   – Ради бога! – Он вырвал листок у нее из рук. – Эм, это глупо. Дался тебе этот дом! Ты же знаешь, что в ближайшие выходные мы никуда не сможем поехать. Завтра я играю с Дэвидом в сквош. Ты пригласила к нам свою маму и Дэна. Мне надо написать отчет. У нас куча дел. – Пайерс подошел к лампе и поднес к ней страницу, как будто так он мог лучше ее разглядеть. – Три акра. Коммерческие теплицы. Господи! Эм, это даже и не дача. Это уже бизнес. Если ты уж так помешалась на загородных домах, то почему бы нам не поехать в Сассекс или куда-нибудь еще и посмотреть что-нибудь там? А может быть, во Францию? Это идея! Дерек сказал, что, если заиметь там недвижимость, это означает владеть огромными инвестициями.
   – Я не хочу делать загородный дом источником дохода. Отпустив кота, который спрыгнул на пол, Эмма села и откинулась на спинку мягкого стула.
   – Да, я не совсем уверена, что хочу именно этот дом и даже что я вообще хочу его покупать. – В голосе Эммы прозвучала нотка замешательства. – Я только хочу поехать и посмотреть. Я помню его еще с детства. Это тот самый дом, о котором я тогда мечтала, в моем воображении он был центром целого фантастического мира. Этот дом значит для меня очень многое, Пайерс, и, если он продается, возможно, он предназначен именно для меня.
   – Но только не для меня, – усмехнувшись, сказал Пайерс. – Я уже изложил тебе, что думаю о жизни в деревне.
   – Да, но я хочу поехать и просто посмотреть. Как можно быстрее. Завтра. Вначале я позвоню агенту...
   – Хорошо, но тогда без меня. – Он бросил листок Эмме на колени. – Его уже, наверно, продали. Ты видела дату внизу на странице? Журнал вышел три недели назад.

3

   Проснувшись, Эмма долго лежала в кровати, прислушиваясь к дыханию все еще спящего Пайерса. Вчера они попытались уладить все на скорую руку, залатать «тяп-ляп» все дыры в их взаимоотношениях, однако тщетно. Ночью на улице внезапно похолодало, и они, закрыв окна, порознь разошлись по своим кроватям.
   Когда Эмма вышла из ванной, где долго нежилась под душем, Пайерс все еще спал. Эмма прошла на кухню, где со стола на нее взглянули две пары живых, зорких и голодных глаз.
   – Вы же знаете, что здесь сидеть нельзя, – спокойно заметила Эмма, даже и не пытаясь согнать кошек со стола. Не включая свет, она открыла холодильник. Пока Эмма наливала себе в стакан ледяную родниковую воду, лампочка внутри холодильника озаряла кухню приглушенным, мрачным, даже каким-то жутким светом. Захлопнув дверцу, она прошла в полутемную гостиную. Здесь все еще ощущалось недавнее присутствие гостей – воздух был насыщен запахом кофе и вина, ароматом духов Сью; из стакана, который Пайерс поставил на тумбочку, по пути в спальню, доносился резкий запах бренди. Эмма улеглась на диван и закрыла глаза. Шторы были открыты, и слабый свет просачивался в комнату, скупо освещая мебель, отражавшуюся, как в зеркале, в вазе граненого стекла, в которой стояли розы. Две черные тени неслышно проследовали из кухни в гостиную и, легко запрыгнув на диван, уселись рядом с Эммой. Все погрузилось в тишину...
   Эмма вздохнула и закрыла глаза.
   В ее сне возник 1646 год. Дом был очень маленький, с темными комнатками, но сад поражал пышностью цветов и богатством красок... Она стояла у ворот спиной к церкви и оглядывалась вокруг, чувствуя, что улыбается. Мальвы и штокрозы теснились на клумбах, соперничая с жимолостью за лучшее место у фасада дома. Она чувствовала, как жаркие солнечные лучи греют ей спину. Она открыла ворота и направилась вверх по тропинке. Она знала, что положено стучаться, но парадная дверь была открыта, и она быстро юркнула внутрь.
   – Лиза! Где вы? – Звуки ее собственного голоса не вызвали в ней никакого удивления. – Я принесла вам пирожки с нашей кухни! – Она вдруг вспомнила, что в руке держит корзину, в которой под белой салфеткой лежала еще теплая, свежая домашняя еда. Она поставила корзину на стол и подошла к подножию узкой и длинной лестницы, ведущей наверх.
   – Лиза? Вы наверху?
   В доме стояла тишина. Единственными звуками вокруг было пение молодых ласточек, доносившееся из гнезд, висевших под ветхой соломенной крышей.
   Она поднялась по лестнице, ощутив внезапно нахлынувшее беспокойство, и осмотрелась. Маленькая кроватка, покрытая одеялом из разноцветных лоскутков, была пуста. Единственным предметом мебели, кроме кроватки, был металлический кованый сундук, стоявший в углу комнаты.
   – Лиза? – Она снова сбежала вниз по лестнице, всем своим существом ощущая, что в доме никого нет.
   – Лиза, где вы?
   Жара стояла невыносимая. Ни дуновения ветра. Душно. Тяжело. Ласточки уже не щебетали. Все как-то застыло. Она на цыпочках прошла по тропинке и заглянула за угол дома: там был участок, где Лиза выращивала свои травы: чабрец и розмарин, вербену, лапчатку ползучую, траву св. Иоанна, девясил, шандру обыкновенную. Рядом на земле лежали корзина и ножницы.
   Эмма наклонилась и подняла их.
   – Лиза? – Ее голос прозвучал как-то странно тихо. Долгое эхо вторило ему, как будто доносясь откуда-то издалека. Вокруг тутового дерева была завязана зеленая лента. Эмма долго смотрела на нее, затем повернулась и направилась обратно к воротам.
   Вдали виднелось широкое синее устье реки. Был прилив. Две лодки плыли к берегу. Она остановилась, разглядывая их. Дотронувшись рукой до лица, чтобы смахнуть слезу, Эмма вдруг поняла, что плачет...
   Когда Эмма проснулась, еще не до конца понимая, что с ней и где она, щеки ее все еще были мокры от слез. Пока она спала, решение ее полностью созрело. Сегодня утром она поедет смотреть дом, и, если Пайерс не захочет ехать с ней, она поедет одна.

4

   Суббота
   Майк Синклер, одетый в футболку и джинсы, стоял на кухне дома священника и смотрел, как в тостере медленно поджариваются мягкие кусочки белого хлеба, которые он вынул из сумки, принесенной служанкой еще два дня назад. Он вздохнул. Надо бы урвать время, чтобы хоть иногда делать покупки самому. Каждый раз он просил ее купить черный хлеб или хлеб из муки грубого помола, специально подчеркивая это в списке покупок. И каждый раз она приносила белый и мягкий. Два ломтика поджаренного хлеба выскочили из тостера. Он бросил их на тарелку и, взяв кружку с кофе, понес еду на стол. Там его ожидал кувшин с оксфордским повидлом и бумага от масла, щедро усыпанная вчерашними хлебными крошками. Он усмехнулся сам себе. Если не обращать внимания на вечный белый хлеб, тосты с повидлом были его любимым блюдом на завтрак. С этого лакомства начинался еще один знаменательный, полный событий день. Большую его часть, однако, Майк был вынужден проводить в своем кабинете, занимаясь бумагами и перечитывая проповеди. Но сейчас еще рано, есть время для прогулки.
   Майк был назначен в этот приход всего лишь несколько месяцев назад и пока что еще не освоился, не прощупал почву, не успел поближе познакомиться с прихожанами. Поэтому лучшим временем для изучения местности было раннее утро, когда почти никого не встретишь на улицах и аллеях и он мог спокойно бродить по окрестностям, не отвлекаемый приветствиями местных жителей. Он мог выделить часа два для завтрака и прогулки перед тем, как вернуться в кабинет и взяться за очередную стопку бумаг.
   Он позавтракал, внимательно изучая заголовок на первой странице газеты, которую уже подобрал с половика у двери. Когда Майк впервые приехал сюда, его очень удивила и позабавила уверенность продавщицы местного газетного киоска, что он будет читать «Телеграф». Он тогда зашел ее поблагодарить и поздравить с удавшейся уловкой приобрести очередного покупателя и тактично заметил, что он все-таки предпочитает «Таймс».
   Пора в путь.
   Дом священника находился в глубине сада, в конце длинной, усыпанной гравием аллеи, отходящей от Черч-стрит. Старинный дом сгорел сто лет назад, но и этот «новый» тоже можно было назвать старым, даже старинным; он стал принадлежать церкви с конца 1920-х годов и предназначался для священника и его домочадцев. Он оказался слишком большим для одного человека, но Майк был очень рад, что прихожане выделили ему именно этот дом, а не какое-нибудь современное, безликое строение. Вид здания радовал глаз, фасад был выполнен в георгианском стиле, стены выкрашены в бледно-розовый цвет, характерный для графства Саффолк, внутреннее убранство, скорее всего в стиле эпохи Елизаветы, очерчивалось мощными перекладинами. Выделить бы свободный денек, чтобы узнать что-нибудь из истории этого дома. Сад, с грустью заметил Майк, ничего особенного собой не представлял, за исключением нескольких красивых деревьев. Он был не очень большой, как раз для Майка, учитывая, что ни у него, ни у епархии не нашлось бы денег на садовника, а священник вряд ли выкроит какое-то время и захочет сам возиться в саду. Удивительно даже, что ему удалось найти уборщицу, которая приходила два раза в неделю по утрам. Может быть, это ненадолго. Майк не был уверен, что сможет ее держать постоянно. Он был поражен, когда вдруг осознал, как на самом деле ничтожно жалованье сельского священника! Он пристально разглядывал траву на газоне. Как обычно, она была аккуратно скошена, и Майк каждый раз интересовался, кто это так красиво подстригает ее... Возможно, кто-нибудь из приходского совета улучал момент, когда его не было дома, или это кто-то из тех добрых людей, которые предлагали свою помощь, когда Майк впервые прибыл в приход. А таких людей было много.
   Две корзины с едой, которыми встретили его по прибытии – утолить голод с дороги, – время от времени появлялись вновь, и две женщины постоянно предлагали свою помощь в приготовлении еды.
   Майк усмехнулся. Некоторые люди, в том числе и сам епископ, предупреждали его относительно женщин. Холостой симпатичный священник, сорока с небольшим лет – а Майк был высокий широкоплечий блондин с голубыми глазами – станет их основной целью, если только они вдруг не решат, что он «голубой»!
   Закрыв дверь, Майк направился к воротам. Черч-стрит больше походила на аллею. Сама церковь находилась вдали от дома, она безмятежно стояла во дворе, укрытая кронами трех огромных тисовых деревьев. Типичный сельский пейзаж, никак не сочетавшийся с тем фактом, что Маннингтри официально считался городом, «самым маленьким городом в Англии», как кто-то рассказывал Майку. За забором были видны крыши домов, возвышающиеся над холмами.
   Ранним утром на улице было пусто. Майк целеустремленно шагал вниз, проходя между домами, похожими на его дом, кроме построек в центре города. Они стояли рядами, за которыми скрывались сады и дворы. На углу, где соединялись Черч-стрит и Хай-стрит, два последних дома были модернизированы и перестроены в магазины, фасады которых выходили каждый на свою улицу. Однако по крышам было видно, что они построены в те же годы, что и остальные дома. Один из них не был заселен еще с тех пор, как Майк приехал в эти места.
   На Хай-стрит он повернул за угол и пошел в восточном направлении к реке Стоур. Вдоль обочины шли канавы, заполненные соленой водой, и болота, характерные для данной местности. На пути встретился прохожий, выгуливавший собаку. Он поприветствовал священника и пошел своей дорогой. Майк наслаждался прогулкой. Он шел под кленовыми деревьями, росшими вдоль дороги, по направлению к Мистли, который являлся другой половиной его прихода.
   Майк вышел на мостовую, которая справа шла вдоль длинной стены, когда-то отграничивавшей поместье великого Ригби. Из-за этого улице было дано название Уолл-стрит. Слева от него был изумительный, захватывающий дух пейзаж: из воды, неба и зарослей. Он остановился полюбоваться. Прилив закончился, и устье реки представляло собой скопление тины; на другой стороне в утреннем тумане скрывался низкий берег Саффолка. Заросли морской лаванды и крошечных астр с желтой сердцевинкой придавали пейзажу смешанный голубой и розовато-лиловый оттенок. Майк увидел, что над тиной кружит множество птиц. Он не очень хорошо в них разбирался, но мог различить морских чаек, лебедей и, возможно, «ловцов устриц» с их красивым черно-белым оперением и яркими красными клювами. Он направлялся ко второй церкви, относившейся к его приходу, охватывающему Маннингтри и Мистли. Эта церковь, как он тайно себе признавался, привлекала его намного сильнее, чем он сам предполагал. Когда Майк приехал сюда впервые, он несколько раз специально просил показать ему здание этой церкви. Да, он знал, что церковь была разрушена, но тем не менее там было чем полюбоваться. Майк осознавал свой несколько романтический настрой, он всегда старался держать его под контролем, но здесь он ясно почувствовал, что, хоть и разрушенная, церковь воистину остается святым местом. Возможно, как-нибудь он отслужит молебен на этих руинах. Тогда у него не было возможности с кем-то поделиться этой идеей, может быть, и к лучшему. Это было бы «услышано» с тем же «успехом», что и его просьба показать ему разрушенную церковь. Уход от прямого ответа его заинтриговал. Майк изучал историю этой местности и среди других фактов обнаружил, что в этом месте, возможно, находится могила пользовавшегося дурной славой генерала, главного инквизитора по кличке «охотник за ведьмами». И конечно, он тогда использовал первую возможность самому пойти и осмотреть руины церкви. Майк был несколько разочарован увиденным, но он тогда не выходил из машины из-за дождя. Сегодня же утро было прекрасным, и Майк шел пешком. Он пытался понять, как могли допустить, чтобы церковь пришла в такой упадок.
   Майк пересекал центр Мистли, где причудливо сочетались промышленные постройки в викторианском стиле, старые причалы и солодовни, знаменитые Адамовы башни и фонтан в виде лебедя, симпатичные маленькие домики и коттеджи. Все это придавало городу своеобразный колорит. Он направлялся к проселочной дороге, пересекавшей поле. Майку нравился Мистли. Центральная его часть была небольшой и теперь настолько тихой, что трудно было представить, что когда-то это был шумный, полный суеты город.
   Руины старой церкви раскинулись вдоль узкой улицы за пределами Нью-Мистли, пересекавшей дорогу, по которой шел Майк. За выступом холма виднелось, мерцая, широкое устье реки, доступное для приливов, вода в нем ярко голубела под чистым ясным небом. Налетал легкий ветерок. Он увидел белый парус, гонимый ветром в море. На берегу было тихо, становилось все жарче и жарче. Из зарослей веяло ароматом жимолости, жаркий ветер приносил с поля запах цветов. Майк остановился и посмотрел вокруг: ни души. Стояла потрясающая тишина. Майк подумал, что неплохо было бы завести собаку – она сопровождала бы его во время утренних прогулок. Вдали виднелись беспорядочно скученные крыши домов маленькой деревушки в пределах старого Мистли, а за ними были разбросаны новые постройки. Но здесь, посреди поля, Майк был совершенно один.
   Развалины церкви мало напоминали храм. Майку удалось различить лишь остатки кирпичной стены, которая когда-то окружала церковный двор. Она была почти полностью скрыта под разросшимися кустами ежевики и зарослями крапивы, напоминавшими небольшой фруктовый сад. И никаких признаков, что здесь когда-то была церковь. В памяти нынешнего поколения, как он понял, еще сохранилась колокольня, бывшая ориентиром для похоронных процессий. Затем ее снесли из-за вероятности обвала, а участок был продан.
   На противоположной стороне дороги из-за старого плетеного забора виднелся дом с темными окнами без занавесок. Стены его были окрашены в розовый цвет. На воротах лениво болталась на ветерке табличка с надписью «Продается».
   – Могу ли я быть чем-то полезен? – Оказывается, следом за Майком шел коренастый мужчина с бородой в сопровождении двух лабрадоров. Собаки сели на хвосты у ног хозяина. Тяжелый взгляд этого человека был исполнен подозрения.
   Майк покачал головой.
   – Нет, спасибо. Я всего лишь изучаю местность. Меня интересует, осталось ли что-нибудь от старой церкви.
   – Она давно разрушена. – Выражение лица собеседника не внушало доверия, и Майк подавил желание назвать себя.
   – Жаль, – мягко заметил он.
   – Черт побери! Проклятое место! Держитесь от него подальше. Это теперь частная собственность. – Свистнув собакам, мрачный тип пошел вверх по дороге.
   Майк вздрогнул: «проклятое»? Ему хотелось крикнуть: как же так, ведь это территория церкви. Его территория! Частное владение... Минуту-две он провожал взглядом удаляющегося странного незнакомца с собаками, после чего продолжил осмотр. Здесь не было надгробий, не росли деревья – ничто не напоминало о когда-то существовавшей церкви, за исключением стены. Майк, прищурившись, смотрел сквозь заросли крапивы на скрытые глубоко в зарослях остатки ворот. Прилежащий к ним угол стены уже начал осыпаться.
   Не думая ни минуты, Майк пробрался через крапиву, вскарабкался по разбитым кирпичам и, преодолев стену, очутился в бывшем церковном дворе. Ветки хлестали его по лицу, обвивались вокруг ног, но через две секунды он был уже там, скрывшись от дороги.
   Майк улыбнулся. Возможно, это не очень-то солидное поведение для священника, особенно если кто-нибудь увидит, как он нарушает общепринятые нормы поведения. Однако, с другой стороны, он помнил настойчивое предупреждение незнакомца относительно этой местности, и это еще сильнее подстегивало его любопытство. Майк вышел на освещенный солнцем пятачок и огляделся вокруг. Теперь были хорошо видны очертания древних стен, а ложбинка в земле, прямоугольной формы, с нечеткими контурами, указывала на место расположения какого-то надгробия. Весь участок был густо засажен деревьями. Как он помнил из «Описания исчезнувших приходских храмов графства Эссекс», здесь была красивая средневековая церковь с центральным и боковым приделами, галереей и колокольней. Деревня со временем переместилась вниз, к подножию холма, ближе к суете маленького порта на берегу реки. Но это не объясняло, почему церковь полностью забросили. В конце концов, ведь в окрестностях много храмов, отдаленных от населенных пунктов, например, стоявших посреди леса или поля, однако их не сносят, а наоборот, украшают и охраняют. Вдруг Майк снова вспомнил слова незнакомца: «Проклятое место!» Почему? Связано ли это с именем Мэтью Хопкинса, «ведьмами» или чем-нибудь в этом роде? Или с более древними событиями? Старый ясень бросал тень на землю, всюду росли кусты боярышника и бузины, их ветви клонились под тяжестью спелых ягод. Траву, очевидно, выщипали овцы, пасшиеся вдали. Место было красивым и каким-то умиротворенным. Майк сделал пару шагов вперед и остановился. Пение птиц внезапно смолкло. Он вздрогнул, увидев тень, протянувшуюся через весь двор к его ногам.
   Зачем разрушили церковь? Даже если она была в аварийном состоянии, то все же как это допустили? И почему кладбище сровняли с землей? Ни одного надгробного камня не осталось. И почему на этом когда-то почитаемом месте не был поставлен хотя бы крест в память о когда-то существовавшем храме?
   Он медленно обернулся. Солнце зашло за единственное облако, наверняка предвещавшее бурю, и утро потеряло прежнюю яркость красок. Когда Майк повернул к воротам, ему показалось, что кто-то следит за ним. Дрожь пробежала по спине, и он снова оглянулся. Никого не было.
   – Эй! Есть здесь кто-нибудь? – Его голос прозвучал странно в этой унылой тишине.
   Никто не отвечал.
   У дальней стены послышался шелест листвы. Майк обернулся.
   – Эй! – снова позвал он.
   Неровная кирпичная кладка, заросшая мхом и обвитая плющом, скрылась в тени деревьев. Внезапно что-то промелькнуло, и Майк стал осторожно всматриваться. Маленькая коричневая птичка порхала туда-сюда среди плетей плюща. Это был крапивник. Майк понаблюдал за птичкой и понял, что улыбается. Напряжение сразу рассеялось. Направляясь к месту, где когда-то были ворота, Майк вгляделся в пролом стены. Он был завален колючей проволокой. Ржавая цепь, которой когда-то запирали ворота, свисала, покачиваясь, в проломе. Майк зачем-то потрогал ее и повернулся, чтобы перелезть через стену. Священник был явно не первым, кто делал так: он ясно увидел чьи-то следы на осыпающейся известке, поломанные ветки растений, старый след в грязи, засохшей под лучами августовского солнца.