Страница:
Эмма наблюдала за ней.
– По крайней мере, это означает, что я не совсем здесь чужая. – Она слабо улыбнулась. – Сегодня утром меня не пустили в тот дом, и пришлось любоваться через ограду!
– Лоусон вас выгнал? – Линдси пожала плечами. – После смерти единственного сына он немного свихнулся. С тех пор туда никого не пускают. Не принимайте на свой счет. Просто держитесь подальше от него... Полагаю, это объясняет, почему ваше появление все так взбудоражило. Я думала, может быть, это все из-за этих киношников, снимающих фильм о Хопкинсе. Но это не так. Причина в вас!
– Во мне? – Эмма почувствовала озноб. – Ничего не понимаю, но в августе я с ними встречалась... с киношниками.
– К сожалению, они возвращаются. – Линдси засунула большие пальцы рук в передние карманы джинсов. Она смотрела на дальнюю ограду, где появился кот Макс с высоко поднятым хвостом, важно инспектирующий свои владения. – Здесь всегда жили кошки, – рассеянно заметила она.
Эмма кивнула:
– Им здесь нравится. После Лондона для кошек тут просто рай.
– Еще бы! – Пафос Линдси был явно не в пользу Лондона.
– В магазине бродит призрак Мэтью Хопкинса? – продолжала свою мысль Эмма.
Линдси содрогнулась, все ее тело инстинктивно среагировало на это имя.
– Кто ж еще, по-вашему?
– Но только не здесь. Не в доме Лизы!
– Конечно, не здесь.
Эмма покачала головой, вспомнив предупреждение Флоры.
– Да, я бы почувствовала, если бы он хотел причинить зло этому дому. Это сама Лиза? Лиза ведь умерла здесь?
Линдси посмотрела в сторону и пожала плечами.
– Нет, она умерла не здесь.
– Какое тогда к этому имеет отношение церковный двор?
– Там похоронен он.
– Хопкинс?
Линдси кивнула:
– Это странное место, сильное, злое. Думаю, мне удалось найти там его могилу. Я его запечатала! Произнесла запрещающее заклинание, но оно оказалось недостаточно сильным.
– Заклинание? – повторила ее слова Эмма. – Колдовское заклинание?
– Конечно, колдовское заклинание! – Линдси искоса взглянула на нее. – Так что теперь вы знаете, почему для меня так важно вернуть мои вещи. Они освященные! Если они у Майка, то вам придется их забрать у него и отдать мне. – Она вышла из сарая и пошла по дорожке вокруг дома к калитке.
– Освященные? – Эмма последовала за ней. – Освященные во имя чего? – Она поймала Линдси за руку. – Майк прав. Вы действительно поклоняетесь дьяволу?
Линдси высвободила руку.
– Нет, я не поклоняюсь дьяволу! – рассердилась она. – Почему все всегда думают именно это?! Дьявол принадлежит христианам! Они называют его сатаной! Я не сатанистка. Я колдунья! Я поклоняюсь богине! Это совсем другое. Вы должны это знать, если и в вас течет кровь Сары!
Лицо Линдси покраснело от гнева, она отвернулась, побежала к калитке и схватила свой велосипед.
– Постойте! – крикнула ей вдогонку Эмма. – Кто была Сара?
– Вы скоро узнаете! – Линдси оседлала велосипед.
– Мне надо знать сейчас! – крикнула Эмма, но Линдси уже катила вдоль по аллее.
48
49
50
– По крайней мере, это означает, что я не совсем здесь чужая. – Она слабо улыбнулась. – Сегодня утром меня не пустили в тот дом, и пришлось любоваться через ограду!
– Лоусон вас выгнал? – Линдси пожала плечами. – После смерти единственного сына он немного свихнулся. С тех пор туда никого не пускают. Не принимайте на свой счет. Просто держитесь подальше от него... Полагаю, это объясняет, почему ваше появление все так взбудоражило. Я думала, может быть, это все из-за этих киношников, снимающих фильм о Хопкинсе. Но это не так. Причина в вас!
– Во мне? – Эмма почувствовала озноб. – Ничего не понимаю, но в августе я с ними встречалась... с киношниками.
– К сожалению, они возвращаются. – Линдси засунула большие пальцы рук в передние карманы джинсов. Она смотрела на дальнюю ограду, где появился кот Макс с высоко поднятым хвостом, важно инспектирующий свои владения. – Здесь всегда жили кошки, – рассеянно заметила она.
Эмма кивнула:
– Им здесь нравится. После Лондона для кошек тут просто рай.
– Еще бы! – Пафос Линдси был явно не в пользу Лондона.
– В магазине бродит призрак Мэтью Хопкинса? – продолжала свою мысль Эмма.
Линдси содрогнулась, все ее тело инстинктивно среагировало на это имя.
– Кто ж еще, по-вашему?
– Но только не здесь. Не в доме Лизы!
– Конечно, не здесь.
Эмма покачала головой, вспомнив предупреждение Флоры.
– Да, я бы почувствовала, если бы он хотел причинить зло этому дому. Это сама Лиза? Лиза ведь умерла здесь?
Линдси посмотрела в сторону и пожала плечами.
– Нет, она умерла не здесь.
– Какое тогда к этому имеет отношение церковный двор?
– Там похоронен он.
– Хопкинс?
Линдси кивнула:
– Это странное место, сильное, злое. Думаю, мне удалось найти там его могилу. Я его запечатала! Произнесла запрещающее заклинание, но оно оказалось недостаточно сильным.
– Заклинание? – повторила ее слова Эмма. – Колдовское заклинание?
– Конечно, колдовское заклинание! – Линдси искоса взглянула на нее. – Так что теперь вы знаете, почему для меня так важно вернуть мои вещи. Они освященные! Если они у Майка, то вам придется их забрать у него и отдать мне. – Она вышла из сарая и пошла по дорожке вокруг дома к калитке.
– Освященные? – Эмма последовала за ней. – Освященные во имя чего? – Она поймала Линдси за руку. – Майк прав. Вы действительно поклоняетесь дьяволу?
Линдси высвободила руку.
– Нет, я не поклоняюсь дьяволу! – рассердилась она. – Почему все всегда думают именно это?! Дьявол принадлежит христианам! Они называют его сатаной! Я не сатанистка. Я колдунья! Я поклоняюсь богине! Это совсем другое. Вы должны это знать, если и в вас течет кровь Сары!
Лицо Линдси покраснело от гнева, она отвернулась, побежала к калитке и схватила свой велосипед.
– Постойте! – крикнула ей вдогонку Эмма. – Кто была Сара?
– Вы скоро узнаете! – Линдси оседлала велосипед.
– Мне надо знать сейчас! – крикнула Эмма, но Линдси уже катила вдоль по аллее.
48
Эмма стояла и смотрела ей вслед.
Ее имя в этих снах было Сара. Женщина, чья личность пугала ее. Женщина, которая когда-то жила в «Оверли-Холл» и, Эмма была уверена, жила и здесь, в доме Лизы. Эмма вдруг заметила, что дрожит. Гнев и ненависть, которые выплеснула на нее Линдси, ее напугали, так же как и новость о том, что незваная гостья могла оказаться ее кузиной. О Господи, что с ней происходит?!
Эмма все еще стояла у калитки, когда подкатил старый «вольво» и остановился рядом.
– Привет. – Алекс выключил мотор и вышел из машины. – Это Лин сейчас укатила от вас без оглядки?
Эмма минуту смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями.
– Да, в самом деле, – наконец произнесла она мрачно. – Вот именно что без оглядки.
Алекс последовал за ней в дом.
– Что она натворила на этот раз?
К тому моменту, как Эмма пересказала разговор с Линдси, Алекс уже сидел на кухне с Мин на коленях, а чайник снова стоял на плите.
– Она меня напугала, Алекс!
Он вздохнул.
– Не обращайте внимания. У нее просто склонность все драматизировать. – Он скрыл от нее собственное волнение по поводу Линдси.
– Значит, вы не думаете, что колдовство действительно возможно?
– Колдовство? – Алекс засмеялся. – Никоим образом. Это лишь повод, чтобы потанцевать лишний раз голышом вокруг костра!
Эмма улыбнулась:
– Значит, мне можно не беспокоиться?
– Выкиньте это из головы. И не позволяйте Линдси думать, что она может заморочить вам голову. Я не допущу, чтобы она вас отсюда выжила. Почему-то она вас не любит, да и вообще кого бы то ни было здесь. Вот в чем все дело.
– Потому что это дом Лизы. А Лиза была колдуньей!
– Не понимаю, в чем тут связь? Теперь-то ей дом уж точно не нужен.
Эмма посмотрела в сторону окна:
– Нет...
– Можно подумать, что вы не очень уверены?
– Нет.
Алекс глубоко вздохнул.
– Каждый дом в округе, названный именем какой-либо женщины, предположительно принадлежал когда-то колдунье того или иного сорта. Есть дом Кейт на Колчестер-роуд и уголок Бэтти в переулке Вике. Предполагалось, что они обе были колдуньями. Знаете, а ведь вся эта история о колдуньях может оказаться весьма полезной! Привлечет сюда туристов. «Трава из сада колдуньи»! Как здорово это поспособствует вашему делу. «Колдовской сад»!
– Все, довольно. – Эмма наполовину улыбалась, наполовину хмурилась. – Алекс, еще слишком рано об этом думать!
– Скоро вам все равно придется об этом подумать. Время дорого. – Он улыбнулся. – В конце концов, все, что вы уже сюда вложили, должно принести свои плоды. Вам надо быть готовой запустить свое дело к началу весны. Сараи надо починить. А где будет ваш магазин? Надо определиться и с поставщиками. Обзавестись канцелярскими принадлежностями, бумажными сумками...
– Довольно!
– М-м...
Эмма рассмеялась.
– Не уверена, что Паула все это одобрит! И конечно же Флора тоже, если она вообще примет участие. – Вдруг Эмма поняла, что на самом деле очень надеялась, чтобы подруга действительно была заинтересована в своем участии в деле. Оптимистичная улыбка Алекса поблекла.
– Паула не станет возражать. Послушайте, я сам знаю, что меня заносит. Но хочу, чтобы вы об этом подумали.
– А что скажет Линдси, если я затею нечто подобное?
– Она наверняка рассвирепеет, – покачал головой Алекс. – Повсюду будут болтаться чужие люди, нарушая всеобщий покой. И вы все здесь переделаете по-своему. Разведете новые растения. – Он знал, что Линдси раньше тайком приходила в сад. Но он не был уверен, что она продолжала делать это и сейчас и собирала свои травы, когда Эммы не было дома.
– И она нашлет на меня проклятие?
«Я его запечатала. Запрещающее заклинание, – вдруг у Эммы в голове зазвучали недавние слова Линдси. – Но оно оказалось недостаточно сильным».
Это потому, что заклятия Линдси действительно такие слабые, или потому, что Мэтью Хопкинс был сильнее ее?
Алекс задумался.
– Полагаете, я не прав? Думаете, у колдуний действительно есть какая-то сила? – вдруг спросил он. – Я не о тех бедных старушках из семнадцатого века, но о людях, подобных Лин, которые изучают Викку и твердо верят, что могут заставить людей делать что-то помимо их воли.
Эмма повела бровью:
– Они это делают? – Она думала, что Алекс говорит о людях, делающих то, чего им не хочется. Это одно и то же или?..
– Мне казалось, что Викка – это просто травы, камни и все такое прочее, вполне безобидное. Просто симпатичные наряды и своеобразные обряды с танцами в обнаженном виде. – Алекс задумчиво покачал головой и заметил: – Я не имел в виду, что говорил это о Лин.
– Нет, конечно же нет. – Эмма снова засмеялась. – Я знаю, что вы имеете в виду. У меня в Лондоне есть подруга, Флора, она именно такая. Она просто ароматерапевт, но в ее квартире на четвертом этаже, в стойке для зонтиков, стоит метла. А сама квартира просто замечательная! Настоящая пещера Аладдина. Кристаллы, амулеты, ароматы... И ее домашним растениям все это так нравится, что они заполонили все вокруг и буквально хватают вас за горло, как только вы перешагнете порог. И никогда за все эти годы, что я знаю ее, я ни разу не заподозрила, что она могла бы колдовать голой по ночам. – Эмма замолчала, быстро соображая. Она могла бы предупредить Алекса, что в травяном проекте заинтересованы и другие. – С ней неплохо было бы поговорить о травяном саде. На предмет продажи чего-нибудь, например эфирных масел и прочего. Флора очень хотела принять участие, она могла бы быть консультантом...
Алекс не выглядел обескураженным подобной идеей. Он кивнул. Ему ужасно захотелось достать из кармана блокнот и карандаш, но он удержался. Не хотел давать понять, что желает вмешиваться, и понял задумчивый взгляд Эммы. Он уже посеял свое зерно. Теперь надо обождать, пока оно взойдет. Взглянув на часы, Алекс отодвинул стул и спустил Мин с коленей.
– Мне пора, детям скоро надо возвращаться. Они обычно пьют чай с одной из подруг Софи по понедельникам, и теперь мне надо их забирать. Мы поговорим об этом еще раз.
– Конечно, – кивнула Эмма. Она в свою очередь заметила нетерпение Алекса. В нем зря пропадало так много талантов и деловитости! Он мог бы быть очень полезен, но она не собиралась позволить ему захватить главенство в этом деле.
Когда он ушел, Эмма надела непромокаемый плащ и вышла через черный ход прямо в сад. Надо было собраться с мыслями. Так много произошло событий за один день, она очень устала. Глубоко вдохнув свежий холодный воздух, она стояла и смотрела в небо. Вскоре стемнеет. На западе все еще горел алый закат, а позади него с Северного моря волнами накатывалась холодная темнота. Поежившись, Эмма села на низкую стенку, которая отгораживала сад от аллеи, засунув руки глубоко в карманы, чтобы немного согреть их. Через несколько минут ее глаза закрылись...
Сон уже поджидал ее, и через секунду он овладел ею полностью.
Сара привязала свою лошадь в начале аллеи. Поцеловав ее в мягкий нос и прошептав на ухо, чтобы та стояла смирно в темноте под деревьями, девушка подобрала юбки повыше и поспешила в деревню. Окна в доме Хопкинса были закрыты, но, к ее изумлению, парадная дверь была не заперта. Сара осторожно толкнула ее и заглянула внутрь. В доме было очень тихо и темно, горела лишь одна свеча на столике у двери в одну из комнат. Воск почти весь выгорел и от сквозняка плавился и стекал причудливыми наплавами.
– Эй? – Голос Сары прозвучал более уверенно и гораздо громче, чем она ожидала. – Господин Хопкинс, вы здесь?
Куда подевались его слуги? В доме было холодно, атмосфера какая-то неприветливая, неприятная. Сара поежилась и открыла дверь в его комнату, где можно было явственно ощутить «эхо» его присутствия. Чрезмерное, самодовольное, темное «эхо». Страницы книги, которую он сочинял, были разложены по всему столу, но самого Хопкинса не было. Сара вышла из комнаты и остановилась у лестницы, ведущей наверх. Дом был пуст. Она ясно чувствовала это, но совершенно не испытывала желания подняться наверх и проверить. Отвернувшись от лестницы, Сара осмотрела тускло освещенную прихожую, словно пытаясь выяснить, где бы он мог быть, и вдруг все поняла. Лизу забрали в дом Мери Филипс на Черч-стрит. Он, наверное, и теперь там!
Выбежав на улицу, Сара не помнила, да и не хотела помнить, закрыла ли она за собой дверь, стремясь поскорее убраться из невыносимо враждебного дома Хопкинса. Другие дома на улице были крепко заперты, то здесь, то там на булыжную мостовую проливался свет из окон, но улица была совершенно пуста. Словно прислушивалась. Прислушивалась к чему?..
На Хай-стрит было более людно. Из кофейни доносились смех и громкие голоса, и она видела, что там много народу. Из одной таверны донесся пьяный смех. Снаружи у гостиницы «Корона» стояла группа мужчин. Перед двумя всадниками бежал посыльный мальчик, его факел дымил, когда они проследовали в сторону реки; карета проехала в сторону холма. Сару никто не заметил.
Дверь в доме на углу Черч-стрит была закрыта. Сара громко постучала, зная, что теперь на нее смотрит вся улица.
– Впустите меня! – Лиза была там, Сара точно знала. Она сильно ударяла кулаками по дубовым панелям. Теперь она услышала за дверью шаги. – Откройте! Мне надо войти!
Услышав звяканье двух засовов, Сара опустила руки и отступила в ожидании, пока приоткроется дверь. Во мраке помещения она вначале ничего не разглядела.
– Впустите меня! Я должна видеть Мэтью Хопкинса!
Дверь приоткрылась шире, и она увидела за ней какую-то помятую фигуру. Нагоревшая дымная свеча в руке женщины слабо осветила изрытое оспой лицо и почерневшие зубы.
– Он разрешил вам войти? – спросила женщина.
– Конечно, разрешил, – выпалила Сара, толкнув дверь ладонью и проходя внутрь. – Где он?
– Наверху. – Кивком головы женщина указала куда-то в угол.
Лестница была не освещена, но снизу она могла видеть из-за угла слабый свет из комнаты наверху. Оттуда доносились голоса. Двое мужчин тихо разговаривали, потом послышался женский голос. Но не Лизин. Подобрав юбки одной рукой, Сара стала решительно подниматься по лестнице.
Комната была с низким потолком, окно было закрыто ставнями, из мебели оказались только стол и три стула. За столом сидели Мэтью Хопкинс и его ассистент Джон Стерн. На третьем стуле сидела какая-то женщина, с руками, крепко привязанными сзади к спинке стула, во рту у нее торчал кляп из грязной, пропитанной слюной тряпки. Колени ее были раздвинуты, юбки задраны до бедер.
– Очень хорошо, Мери. Думаю, мы уже знаем, где именно ты найдешь дьявольское вымя. – Хопкинс не отрывал взгляд от блокнота, в котором что-то записывал. Старуха застонала от страха.
– Прекратите! – Сара ворвалась в комнату. – Что вы делаете?! – Ее голос замер, когда она увидела зловещую иглу в руке Мери Филипс. – Боже милостивый, нет!
Мери выпрямилась:
– Это не ваше дело, Сара Паксман. Уходите немедленно!
– Я не уйду! Как вы смеете?! Как можно быть такой жестокой?!
Сара подбежали к Лизе и осторожно одернула ее юбки, потом вынула кляп изо рта.
– Вы не имеете права! – Она развернулась лицом к Хопкинсу. Лиза закашлялась. – Совершенно никакого права!
– У меня есть все права, сударыня. – Хопкинс сощурил глаза от дыма коптившей свечи. – У меня имеется предписание парламента, как предводителя «охотников за ведьмами». Любое противостояние моей деятельности является преступлением против парламента этой страны! – Он подался вперед, вдруг впившись в нее своими маленькими темными глазками, словно хотел пронзить ее взглядом насквозь. Возможно, он вспомнил свой сон. Вытерев лоб рукавом, он произнес: – И оно карается смертью!
В шоке она отступила.
– Я вам не верю!
– Желаете подтверждений? Хотите испытать мою решимость выполнять возложенную на меня Богом работу? Мери, продолжайте. Мне надо знать, где находятся дьявольские метки, и записать признание этой женщины. – Хопкинс снова повернулся к Саре. – А теперь оставьте меня, сударыня, иначе я буду вынужден позвать стражу и предъявить подобные обвинения и вам!
– Вы не посмеете!
– Посмею! – Он наконец встал и, держа коптящую свечу в руке, вышел из-за стола. – Стража! – Голос прозвучал резко и хрипло. Стерн хранил молчание и лишь откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки и глядя в лицо начальнику.
В полном отчаянии Сара повернулась к старухе:
– Что мне делать?
Но Мери Филипс уже снова занялась Лизой. Она задрала ей юбки, насильно раздвинула колени и резко вонзила страшную иглу в промежность. Темную тишину здания разорвал дикий крик, и в это время дверь позади Хопкинса открылась и вошли двое мужчин.
– Мэтью Хопкинс, ты попадешь в руки дьявола! – вдруг выкрикнула Лиза. – Он утащит тебя в ад со всеми твоими подельниками! – Она хрипло разрыдалась. – Сара, донеси до сатаны все, что здесь творится! Расскажи ему, и призови к отмщению! – Слова Лизы прервались новым воплем, когда Мери Филипс снова вонзила в тело старухи свою иглу.
Сара замерла на пороге и оглянулась, в слезах. В тусклом свете свечей она увидела, как Мери Филипс снова вонзила свою отвратительную иглу. На этот раз крика не последовало.
– Видите, господин Хопкинс! Мы нашли место, где она не испытывает боли! – раздался мерзкий гортанный смех. – Но она уже во всем призналась! Может быть, «прогуляем» ее сегодня вечерком, чтобы она дополнила свое признание? Думаю, так будет лучше! – Мери Филипс встала, зардевшись от гордости за свой успех, и бросила длинную иглу с деревянной ручкой перед Хопкинсом на стол. С кончика иглы сорвалась густая темная капля крови.
– И пожалуй, надо будет еще проверить ее водой, чтобы не ошибиться. – Изуверка помолчала. – Не проверить ли нам и госпожу Сару, пока она здесь? Мне думается, что она тоже одна из них!
– Нет! – Сара дико озиралась, переводя глаза с торжествующей толстой Мери Филипс, с ее потного красного лица и грязного корсета, на Хопкинса и Стерна в их аккуратных черных костюмах с белыми воротничками и манжетами, и обратно – на измученную старую женщину на стуле, рыдающую от боли, со струящейся по ногам кровью. – Нет! Я не имею к этому никакого отношения!
Когда Сара выбежала вниз по темной лестнице, в спину ей донеслись слова Мери Филипс.
– Не стоит так мчаться, моя дорогая! Я знаю, где тебя найти! И я знаю о твоих интимных местах больше, чем надо, если ты еще не забыла, как я выясняла, почему Господь не дал тебе с твоим мужем ребенка! Теперь нетрудно понять почему! Господь не посчитал тебя достойной стать матерью, волею своей Он решил – не будет у тебя потомства!
Рыдая, Сара бросилась к двери, распахнула ее и выбежала на улицу.
Ветер затих, оставив запах тины и соли в густом тумане, который теперь поднимался от реки к городку, окутав здание и вывеску гостиницы. Его холодная влага осела на ее щеках, залитых слезами, когда она убегала прочь по Хай-стрит.
Ее имя в этих снах было Сара. Женщина, чья личность пугала ее. Женщина, которая когда-то жила в «Оверли-Холл» и, Эмма была уверена, жила и здесь, в доме Лизы. Эмма вдруг заметила, что дрожит. Гнев и ненависть, которые выплеснула на нее Линдси, ее напугали, так же как и новость о том, что незваная гостья могла оказаться ее кузиной. О Господи, что с ней происходит?!
Эмма все еще стояла у калитки, когда подкатил старый «вольво» и остановился рядом.
– Привет. – Алекс выключил мотор и вышел из машины. – Это Лин сейчас укатила от вас без оглядки?
Эмма минуту смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями.
– Да, в самом деле, – наконец произнесла она мрачно. – Вот именно что без оглядки.
Алекс последовал за ней в дом.
– Что она натворила на этот раз?
К тому моменту, как Эмма пересказала разговор с Линдси, Алекс уже сидел на кухне с Мин на коленях, а чайник снова стоял на плите.
– Она меня напугала, Алекс!
Он вздохнул.
– Не обращайте внимания. У нее просто склонность все драматизировать. – Он скрыл от нее собственное волнение по поводу Линдси.
– Значит, вы не думаете, что колдовство действительно возможно?
– Колдовство? – Алекс засмеялся. – Никоим образом. Это лишь повод, чтобы потанцевать лишний раз голышом вокруг костра!
Эмма улыбнулась:
– Значит, мне можно не беспокоиться?
– Выкиньте это из головы. И не позволяйте Линдси думать, что она может заморочить вам голову. Я не допущу, чтобы она вас отсюда выжила. Почему-то она вас не любит, да и вообще кого бы то ни было здесь. Вот в чем все дело.
– Потому что это дом Лизы. А Лиза была колдуньей!
– Не понимаю, в чем тут связь? Теперь-то ей дом уж точно не нужен.
Эмма посмотрела в сторону окна:
– Нет...
– Можно подумать, что вы не очень уверены?
– Нет.
Алекс глубоко вздохнул.
– Каждый дом в округе, названный именем какой-либо женщины, предположительно принадлежал когда-то колдунье того или иного сорта. Есть дом Кейт на Колчестер-роуд и уголок Бэтти в переулке Вике. Предполагалось, что они обе были колдуньями. Знаете, а ведь вся эта история о колдуньях может оказаться весьма полезной! Привлечет сюда туристов. «Трава из сада колдуньи»! Как здорово это поспособствует вашему делу. «Колдовской сад»!
– Все, довольно. – Эмма наполовину улыбалась, наполовину хмурилась. – Алекс, еще слишком рано об этом думать!
– Скоро вам все равно придется об этом подумать. Время дорого. – Он улыбнулся. – В конце концов, все, что вы уже сюда вложили, должно принести свои плоды. Вам надо быть готовой запустить свое дело к началу весны. Сараи надо починить. А где будет ваш магазин? Надо определиться и с поставщиками. Обзавестись канцелярскими принадлежностями, бумажными сумками...
– Довольно!
– М-м...
Эмма рассмеялась.
– Не уверена, что Паула все это одобрит! И конечно же Флора тоже, если она вообще примет участие. – Вдруг Эмма поняла, что на самом деле очень надеялась, чтобы подруга действительно была заинтересована в своем участии в деле. Оптимистичная улыбка Алекса поблекла.
– Паула не станет возражать. Послушайте, я сам знаю, что меня заносит. Но хочу, чтобы вы об этом подумали.
– А что скажет Линдси, если я затею нечто подобное?
– Она наверняка рассвирепеет, – покачал головой Алекс. – Повсюду будут болтаться чужие люди, нарушая всеобщий покой. И вы все здесь переделаете по-своему. Разведете новые растения. – Он знал, что Линдси раньше тайком приходила в сад. Но он не был уверен, что она продолжала делать это и сейчас и собирала свои травы, когда Эммы не было дома.
– И она нашлет на меня проклятие?
«Я его запечатала. Запрещающее заклинание, – вдруг у Эммы в голове зазвучали недавние слова Линдси. – Но оно оказалось недостаточно сильным».
Это потому, что заклятия Линдси действительно такие слабые, или потому, что Мэтью Хопкинс был сильнее ее?
Алекс задумался.
– Полагаете, я не прав? Думаете, у колдуний действительно есть какая-то сила? – вдруг спросил он. – Я не о тех бедных старушках из семнадцатого века, но о людях, подобных Лин, которые изучают Викку и твердо верят, что могут заставить людей делать что-то помимо их воли.
Эмма повела бровью:
– Они это делают? – Она думала, что Алекс говорит о людях, делающих то, чего им не хочется. Это одно и то же или?..
– Мне казалось, что Викка – это просто травы, камни и все такое прочее, вполне безобидное. Просто симпатичные наряды и своеобразные обряды с танцами в обнаженном виде. – Алекс задумчиво покачал головой и заметил: – Я не имел в виду, что говорил это о Лин.
– Нет, конечно же нет. – Эмма снова засмеялась. – Я знаю, что вы имеете в виду. У меня в Лондоне есть подруга, Флора, она именно такая. Она просто ароматерапевт, но в ее квартире на четвертом этаже, в стойке для зонтиков, стоит метла. А сама квартира просто замечательная! Настоящая пещера Аладдина. Кристаллы, амулеты, ароматы... И ее домашним растениям все это так нравится, что они заполонили все вокруг и буквально хватают вас за горло, как только вы перешагнете порог. И никогда за все эти годы, что я знаю ее, я ни разу не заподозрила, что она могла бы колдовать голой по ночам. – Эмма замолчала, быстро соображая. Она могла бы предупредить Алекса, что в травяном проекте заинтересованы и другие. – С ней неплохо было бы поговорить о травяном саде. На предмет продажи чего-нибудь, например эфирных масел и прочего. Флора очень хотела принять участие, она могла бы быть консультантом...
Алекс не выглядел обескураженным подобной идеей. Он кивнул. Ему ужасно захотелось достать из кармана блокнот и карандаш, но он удержался. Не хотел давать понять, что желает вмешиваться, и понял задумчивый взгляд Эммы. Он уже посеял свое зерно. Теперь надо обождать, пока оно взойдет. Взглянув на часы, Алекс отодвинул стул и спустил Мин с коленей.
– Мне пора, детям скоро надо возвращаться. Они обычно пьют чай с одной из подруг Софи по понедельникам, и теперь мне надо их забирать. Мы поговорим об этом еще раз.
– Конечно, – кивнула Эмма. Она в свою очередь заметила нетерпение Алекса. В нем зря пропадало так много талантов и деловитости! Он мог бы быть очень полезен, но она не собиралась позволить ему захватить главенство в этом деле.
Когда он ушел, Эмма надела непромокаемый плащ и вышла через черный ход прямо в сад. Надо было собраться с мыслями. Так много произошло событий за один день, она очень устала. Глубоко вдохнув свежий холодный воздух, она стояла и смотрела в небо. Вскоре стемнеет. На западе все еще горел алый закат, а позади него с Северного моря волнами накатывалась холодная темнота. Поежившись, Эмма села на низкую стенку, которая отгораживала сад от аллеи, засунув руки глубоко в карманы, чтобы немного согреть их. Через несколько минут ее глаза закрылись...
Сон уже поджидал ее, и через секунду он овладел ею полностью.
Сара привязала свою лошадь в начале аллеи. Поцеловав ее в мягкий нос и прошептав на ухо, чтобы та стояла смирно в темноте под деревьями, девушка подобрала юбки повыше и поспешила в деревню. Окна в доме Хопкинса были закрыты, но, к ее изумлению, парадная дверь была не заперта. Сара осторожно толкнула ее и заглянула внутрь. В доме было очень тихо и темно, горела лишь одна свеча на столике у двери в одну из комнат. Воск почти весь выгорел и от сквозняка плавился и стекал причудливыми наплавами.
– Эй? – Голос Сары прозвучал более уверенно и гораздо громче, чем она ожидала. – Господин Хопкинс, вы здесь?
Куда подевались его слуги? В доме было холодно, атмосфера какая-то неприветливая, неприятная. Сара поежилась и открыла дверь в его комнату, где можно было явственно ощутить «эхо» его присутствия. Чрезмерное, самодовольное, темное «эхо». Страницы книги, которую он сочинял, были разложены по всему столу, но самого Хопкинса не было. Сара вышла из комнаты и остановилась у лестницы, ведущей наверх. Дом был пуст. Она ясно чувствовала это, но совершенно не испытывала желания подняться наверх и проверить. Отвернувшись от лестницы, Сара осмотрела тускло освещенную прихожую, словно пытаясь выяснить, где бы он мог быть, и вдруг все поняла. Лизу забрали в дом Мери Филипс на Черч-стрит. Он, наверное, и теперь там!
Выбежав на улицу, Сара не помнила, да и не хотела помнить, закрыла ли она за собой дверь, стремясь поскорее убраться из невыносимо враждебного дома Хопкинса. Другие дома на улице были крепко заперты, то здесь, то там на булыжную мостовую проливался свет из окон, но улица была совершенно пуста. Словно прислушивалась. Прислушивалась к чему?..
На Хай-стрит было более людно. Из кофейни доносились смех и громкие голоса, и она видела, что там много народу. Из одной таверны донесся пьяный смех. Снаружи у гостиницы «Корона» стояла группа мужчин. Перед двумя всадниками бежал посыльный мальчик, его факел дымил, когда они проследовали в сторону реки; карета проехала в сторону холма. Сару никто не заметил.
Дверь в доме на углу Черч-стрит была закрыта. Сара громко постучала, зная, что теперь на нее смотрит вся улица.
– Впустите меня! – Лиза была там, Сара точно знала. Она сильно ударяла кулаками по дубовым панелям. Теперь она услышала за дверью шаги. – Откройте! Мне надо войти!
Услышав звяканье двух засовов, Сара опустила руки и отступила в ожидании, пока приоткроется дверь. Во мраке помещения она вначале ничего не разглядела.
– Впустите меня! Я должна видеть Мэтью Хопкинса!
Дверь приоткрылась шире, и она увидела за ней какую-то помятую фигуру. Нагоревшая дымная свеча в руке женщины слабо осветила изрытое оспой лицо и почерневшие зубы.
– Он разрешил вам войти? – спросила женщина.
– Конечно, разрешил, – выпалила Сара, толкнув дверь ладонью и проходя внутрь. – Где он?
– Наверху. – Кивком головы женщина указала куда-то в угол.
Лестница была не освещена, но снизу она могла видеть из-за угла слабый свет из комнаты наверху. Оттуда доносились голоса. Двое мужчин тихо разговаривали, потом послышался женский голос. Но не Лизин. Подобрав юбки одной рукой, Сара стала решительно подниматься по лестнице.
Комната была с низким потолком, окно было закрыто ставнями, из мебели оказались только стол и три стула. За столом сидели Мэтью Хопкинс и его ассистент Джон Стерн. На третьем стуле сидела какая-то женщина, с руками, крепко привязанными сзади к спинке стула, во рту у нее торчал кляп из грязной, пропитанной слюной тряпки. Колени ее были раздвинуты, юбки задраны до бедер.
– Очень хорошо, Мери. Думаю, мы уже знаем, где именно ты найдешь дьявольское вымя. – Хопкинс не отрывал взгляд от блокнота, в котором что-то записывал. Старуха застонала от страха.
– Прекратите! – Сара ворвалась в комнату. – Что вы делаете?! – Ее голос замер, когда она увидела зловещую иглу в руке Мери Филипс. – Боже милостивый, нет!
Мери выпрямилась:
– Это не ваше дело, Сара Паксман. Уходите немедленно!
– Я не уйду! Как вы смеете?! Как можно быть такой жестокой?!
Сара подбежали к Лизе и осторожно одернула ее юбки, потом вынула кляп изо рта.
– Вы не имеете права! – Она развернулась лицом к Хопкинсу. Лиза закашлялась. – Совершенно никакого права!
– У меня есть все права, сударыня. – Хопкинс сощурил глаза от дыма коптившей свечи. – У меня имеется предписание парламента, как предводителя «охотников за ведьмами». Любое противостояние моей деятельности является преступлением против парламента этой страны! – Он подался вперед, вдруг впившись в нее своими маленькими темными глазками, словно хотел пронзить ее взглядом насквозь. Возможно, он вспомнил свой сон. Вытерев лоб рукавом, он произнес: – И оно карается смертью!
В шоке она отступила.
– Я вам не верю!
– Желаете подтверждений? Хотите испытать мою решимость выполнять возложенную на меня Богом работу? Мери, продолжайте. Мне надо знать, где находятся дьявольские метки, и записать признание этой женщины. – Хопкинс снова повернулся к Саре. – А теперь оставьте меня, сударыня, иначе я буду вынужден позвать стражу и предъявить подобные обвинения и вам!
– Вы не посмеете!
– Посмею! – Он наконец встал и, держа коптящую свечу в руке, вышел из-за стола. – Стража! – Голос прозвучал резко и хрипло. Стерн хранил молчание и лишь откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки и глядя в лицо начальнику.
В полном отчаянии Сара повернулась к старухе:
– Что мне делать?
Но Мери Филипс уже снова занялась Лизой. Она задрала ей юбки, насильно раздвинула колени и резко вонзила страшную иглу в промежность. Темную тишину здания разорвал дикий крик, и в это время дверь позади Хопкинса открылась и вошли двое мужчин.
– Мэтью Хопкинс, ты попадешь в руки дьявола! – вдруг выкрикнула Лиза. – Он утащит тебя в ад со всеми твоими подельниками! – Она хрипло разрыдалась. – Сара, донеси до сатаны все, что здесь творится! Расскажи ему, и призови к отмщению! – Слова Лизы прервались новым воплем, когда Мери Филипс снова вонзила в тело старухи свою иглу.
Сара замерла на пороге и оглянулась, в слезах. В тусклом свете свечей она увидела, как Мери Филипс снова вонзила свою отвратительную иглу. На этот раз крика не последовало.
– Видите, господин Хопкинс! Мы нашли место, где она не испытывает боли! – раздался мерзкий гортанный смех. – Но она уже во всем призналась! Может быть, «прогуляем» ее сегодня вечерком, чтобы она дополнила свое признание? Думаю, так будет лучше! – Мери Филипс встала, зардевшись от гордости за свой успех, и бросила длинную иглу с деревянной ручкой перед Хопкинсом на стол. С кончика иглы сорвалась густая темная капля крови.
– И пожалуй, надо будет еще проверить ее водой, чтобы не ошибиться. – Изуверка помолчала. – Не проверить ли нам и госпожу Сару, пока она здесь? Мне думается, что она тоже одна из них!
– Нет! – Сара дико озиралась, переводя глаза с торжествующей толстой Мери Филипс, с ее потного красного лица и грязного корсета, на Хопкинса и Стерна в их аккуратных черных костюмах с белыми воротничками и манжетами, и обратно – на измученную старую женщину на стуле, рыдающую от боли, со струящейся по ногам кровью. – Нет! Я не имею к этому никакого отношения!
Когда Сара выбежала вниз по темной лестнице, в спину ей донеслись слова Мери Филипс.
– Не стоит так мчаться, моя дорогая! Я знаю, где тебя найти! И я знаю о твоих интимных местах больше, чем надо, если ты еще не забыла, как я выясняла, почему Господь не дал тебе с твоим мужем ребенка! Теперь нетрудно понять почему! Господь не посчитал тебя достойной стать матерью, волею своей Он решил – не будет у тебя потомства!
Рыдая, Сара бросилась к двери, распахнула ее и выбежала на улицу.
Ветер затих, оставив запах тины и соли в густом тумане, который теперь поднимался от реки к городку, окутав здание и вывеску гостиницы. Его холодная влага осела на ее щеках, залитых слезами, когда она убегала прочь по Хай-стрит.
49
Понедельник, после полудня
С усталым вздохом Паула снова села на стул и взглянула на часы. Проклятие! Она опоздала на поезд до дома. Теперь придется ждать целых двадцать минут! В задумчивости она смотрела на экран дисплея перед собой, на котором появились последние цифры индекса Доу-Джонса – ну вот, упали на шесть пунктов. Паула глядела на них без особого внимания, потом взялась за телефон. Пайерс ответил через тридцать секунд.
– Паула? Как приятно вас услышать!
– Пайерс, вы собираетесь убедить Эмму вернуться обратно в Лондон? – Паула так сильно беспокоилась об этом весь день, что даже не понимала, какой неожиданностью для него может прозвучать ее вопрос.
– Сомневаюсь, что мне это удастся, – ответил он, секунду помедлив. Голос его стал очень сухим. – Вообще-то мы расстались не слишком хорошо. – Паула услышала глубокий вздох. – Если честно, я думаю, что между нами все кончено. Занавес!
– Но она вас все еще любит, – выпалила Паула, лишь потом сообразив, что, по сути, об этом ничего не знает. – По крайней мере, нам с Алексом так показалось... Мы оба почувствовали, что виноваты в том, что вы с Эммой были не очень-то счастливы в воскресенье. – Она прикусила колпачок своей дорогой ручки, пытаясь как-то выкрутиться.
Пайерс вежливо, но безрадостно усмехнулся.
– Пожалуйста, не вините в этом себя. Возможно, вы лишь немного развели нас по противоположным полюсам, но не более того. Это все проклятый дом виноват! Она буквально одержима им! – Пайерс вдруг вспомнил о приличиях. – О боже, извините. Думаю, Эм и я просто достигли естественного финала наших отношений. Наверное, этот дом Лизы лишь дал нам возможность увидеть наши самые слабые места. Лучше раньше, чем позже.
– Пайерс, вы не должны сдаваться. – Колпачок соскочил с ручки и свалился на пол. – Она может в вас сильно нуждаться!
Повисла минута молчания.
– Звучит как предсказание.
– Я не знаю, почему я это сказала...
«Потому что мой муж положил на нее глаз, вот почему! И они теперь так далеко, вдвоем, а мы с Пайерсом здесь, в Лондоне, и ничего не можем сделать! Но это еще не все». Паула усмехнулась.
– Ну, ладно, я просто сделала попытку помирить вас. Пайерс, не пропадайте, держите со мной связь. Вероятно, мы сможем вместе пообедать когда-нибудь?..
Положив трубку, Паула снова взглянула на часы. Теперь ей надо бежать, чтобы вовремя успеть на станцию Ливерпуль и попасть на нужный поезд.
С усталым вздохом Паула снова села на стул и взглянула на часы. Проклятие! Она опоздала на поезд до дома. Теперь придется ждать целых двадцать минут! В задумчивости она смотрела на экран дисплея перед собой, на котором появились последние цифры индекса Доу-Джонса – ну вот, упали на шесть пунктов. Паула глядела на них без особого внимания, потом взялась за телефон. Пайерс ответил через тридцать секунд.
– Паула? Как приятно вас услышать!
– Пайерс, вы собираетесь убедить Эмму вернуться обратно в Лондон? – Паула так сильно беспокоилась об этом весь день, что даже не понимала, какой неожиданностью для него может прозвучать ее вопрос.
– Сомневаюсь, что мне это удастся, – ответил он, секунду помедлив. Голос его стал очень сухим. – Вообще-то мы расстались не слишком хорошо. – Паула услышала глубокий вздох. – Если честно, я думаю, что между нами все кончено. Занавес!
– Но она вас все еще любит, – выпалила Паула, лишь потом сообразив, что, по сути, об этом ничего не знает. – По крайней мере, нам с Алексом так показалось... Мы оба почувствовали, что виноваты в том, что вы с Эммой были не очень-то счастливы в воскресенье. – Она прикусила колпачок своей дорогой ручки, пытаясь как-то выкрутиться.
Пайерс вежливо, но безрадостно усмехнулся.
– Пожалуйста, не вините в этом себя. Возможно, вы лишь немного развели нас по противоположным полюсам, но не более того. Это все проклятый дом виноват! Она буквально одержима им! – Пайерс вдруг вспомнил о приличиях. – О боже, извините. Думаю, Эм и я просто достигли естественного финала наших отношений. Наверное, этот дом Лизы лишь дал нам возможность увидеть наши самые слабые места. Лучше раньше, чем позже.
– Пайерс, вы не должны сдаваться. – Колпачок соскочил с ручки и свалился на пол. – Она может в вас сильно нуждаться!
Повисла минута молчания.
– Звучит как предсказание.
– Я не знаю, почему я это сказала...
«Потому что мой муж положил на нее глаз, вот почему! И они теперь так далеко, вдвоем, а мы с Пайерсом здесь, в Лондоне, и ничего не можем сделать! Но это еще не все». Паула усмехнулась.
– Ну, ладно, я просто сделала попытку помирить вас. Пайерс, не пропадайте, держите со мной связь. Вероятно, мы сможем вместе пообедать когда-нибудь?..
Положив трубку, Паула снова взглянула на часы. Теперь ей надо бежать, чтобы вовремя успеть на станцию Ливерпуль и попасть на нужный поезд.
50
Марк отодвинул стопку книг и вздохнул. Он устал, и голова уже просто трещала, но сценарий получался вроде неплохой. Чем больше он читал про Хопкинса, тем более удивительным казался ему этот человек, хотя никто толком не знал, каким же он был? В источниках было полно слов «возможно», «вероятно», «похоже» и «почти с уверенностью». Марк решил, что в принципе этого вполне достаточно. Хопкинс был местный, родился, «вероятно», в Грейт-Венаме, который, насколько понял Марк после изучения карты местности, располагался в восьми километрах по прямой от Маннингтри. Его отец, некий Джеймс Хопкинс, был приходским священником в тех местах с... Марк взглянул на свои записи... да, с 1612 года до, «вероятно», 1634 года.
Марк заехал в Грейт-Венам по пути из Ипсвича. Там он не увидел ничего особенного, кроме прелестной старой церкви в заросшей травой долине, очень тихой, тревожимой лишь пением птиц и тиканьем часов на башне. Обойдя ее, Марк с трудом представил себе это милое местечко как место рождения человека, одержимого такими страшными демонами. Но потом он снова вспомнил о доме Бронте в Хауторте. Возможно, здешние деревни были многолюдные, унылые, нездоровые. Возможно, детям, и Мэтью в их числе, давали молоко с местной фермы, зараженное туберкулезом. Возможно, дети были весьма умные, способные, подавленные обстоятельствами жизни, замкнутые в себе и к тому же с богатым воображением, такие же, как и Бронте. Но на этом сходство заканчивалось.
Как сформировалась непростая личность Мэтью? Марк отыскал сведения, что Мэтью был невысокого роста, наверное, в детстве болел рахитом, что было обычным явлением в те времена. И возможно, физический недостаток развил в нем комплекс неполноценности, который сыграл немалую роль в формировании этого характера. Его мать, Мэри, была гугенотка, поэтому почти наверняка в семье имело место строгое пуританское воспитание, и оно ярко проявилось в одном из сыновей, который стал пресвитерианским священником, и в другом брате, Томасе, который уехал жить в Новую Англию. Было ли в прошлом Мэтью что-либо еще? Ненависть к женщинам... происходила ли она от трудностей общения с матерью или с более пожилой женщиной, например с бабушкой? Марк вздохнул. Это была весьма интригующая идея, но доказать ее реальность никогда не удастся.
Вероятно, Мэтью был достаточно умен и неплохо образован. Он сам упоминает о том, что обучался в Амстердаме и, кажется, специализировался в морском праве. Несомненно, он начал свою карьеру в области морского права, по крайней мере до возникновения более позднего и более доходного дела. Возможно, именно его деятельность на поприще морского права привела его в Мистли, где находился процветающий порт. В то же время, он был владельцем или совладельцем гостиницы «Торн». Странная область деятельности для человека, так страстно придерживавшегося строгих пуританских правил того времени.
Марк встал, немного размялся и подошел к окну. Снаружи было темно. Его окна выходили на канал Регента, и были видны отраженные в воде огни под его окном. Что заставило двадцатичетырехлетнего человека бросить карьеру юриста и заняться охотой на ведьм? Что толкнуло его на этот путь, прославивший его, как настолько жестокого злодея, что «слава» его дошла уже до двадцать первого века? Марк покачал головой. Как сумел Мэтью повести за собой столько народу? Как он сумел присвоить себе право делать то, что он делал? Марк посмотрел на книги. По большей части это было стечением обстоятельств. Англия была раздираема на части и буквально кровоточила. Ко времени первого суда над ведьмами, проведенного Хопкинсом в июле 1645 года, Большой Парламент уже практически сходил с политической арены. Король Карл Первый был разбит Кромвелем, через четыре года он умрет. Местные законы и правительство были в полном беспорядке. Прибавьте к этому атмосферу крайнего религиозного противостояния – католики против англиканцев, англиканцы против пуритан – и прибавьте ко всему этому еще и природу обычных людей, с их склонностью к панике, суеверию, с их слабостью, страхами, завистью и всем прочим, и все это смешалось поистине в смертельный коктейль. Кроме того, казалось, что в Эссексе ведьм всегда было больше, чем где бы то ни было. Интересно было бы сделать несколько намеков на то, почему это было именно так? Сильный религиозный конфликт, традиционное «народное» колдовство, исторически давно независимый народ, проживающий в этих местах... Но в фильме слишком мало времени для подобных философствований. Надо просто оставить все, как и написано: что в этой части мира всегда проживали самые обычные ведьмы, они всегда были и всегда будут. Марк усмехнулся про себя.
На этом сумасшедшем фоне один человек, Хопкинс, увидел свой шанс. Марк сел и еще раз просмотрел свои записи. Общественное мнение было таково, что ни Кромвель, ни парламент не давали Мэтью Хопкинсу полномочий «охотника за ведьмами». У него вообще не было никакого официального статуса! Он сам себя назначил и подтвердил это, написав свою книгу «Распознавание ведьм». Хотя у него были весьма влиятельные друзья. Например, сэр Харботт Брэмстоун, местный судья. Марк улыбнулся. Какое потрясающее имя! И как только Мэтью начал работать в своем новом важном качестве, казалось, никто и никогда ему не противостоял. Его значительность и авторитет процветали как бы сами по себе. Так начались все эти ужасные дела.
Марк заехал в Грейт-Венам по пути из Ипсвича. Там он не увидел ничего особенного, кроме прелестной старой церкви в заросшей травой долине, очень тихой, тревожимой лишь пением птиц и тиканьем часов на башне. Обойдя ее, Марк с трудом представил себе это милое местечко как место рождения человека, одержимого такими страшными демонами. Но потом он снова вспомнил о доме Бронте в Хауторте. Возможно, здешние деревни были многолюдные, унылые, нездоровые. Возможно, детям, и Мэтью в их числе, давали молоко с местной фермы, зараженное туберкулезом. Возможно, дети были весьма умные, способные, подавленные обстоятельствами жизни, замкнутые в себе и к тому же с богатым воображением, такие же, как и Бронте. Но на этом сходство заканчивалось.
Как сформировалась непростая личность Мэтью? Марк отыскал сведения, что Мэтью был невысокого роста, наверное, в детстве болел рахитом, что было обычным явлением в те времена. И возможно, физический недостаток развил в нем комплекс неполноценности, который сыграл немалую роль в формировании этого характера. Его мать, Мэри, была гугенотка, поэтому почти наверняка в семье имело место строгое пуританское воспитание, и оно ярко проявилось в одном из сыновей, который стал пресвитерианским священником, и в другом брате, Томасе, который уехал жить в Новую Англию. Было ли в прошлом Мэтью что-либо еще? Ненависть к женщинам... происходила ли она от трудностей общения с матерью или с более пожилой женщиной, например с бабушкой? Марк вздохнул. Это была весьма интригующая идея, но доказать ее реальность никогда не удастся.
Вероятно, Мэтью был достаточно умен и неплохо образован. Он сам упоминает о том, что обучался в Амстердаме и, кажется, специализировался в морском праве. Несомненно, он начал свою карьеру в области морского права, по крайней мере до возникновения более позднего и более доходного дела. Возможно, именно его деятельность на поприще морского права привела его в Мистли, где находился процветающий порт. В то же время, он был владельцем или совладельцем гостиницы «Торн». Странная область деятельности для человека, так страстно придерживавшегося строгих пуританских правил того времени.
Марк встал, немного размялся и подошел к окну. Снаружи было темно. Его окна выходили на канал Регента, и были видны отраженные в воде огни под его окном. Что заставило двадцатичетырехлетнего человека бросить карьеру юриста и заняться охотой на ведьм? Что толкнуло его на этот путь, прославивший его, как настолько жестокого злодея, что «слава» его дошла уже до двадцать первого века? Марк покачал головой. Как сумел Мэтью повести за собой столько народу? Как он сумел присвоить себе право делать то, что он делал? Марк посмотрел на книги. По большей части это было стечением обстоятельств. Англия была раздираема на части и буквально кровоточила. Ко времени первого суда над ведьмами, проведенного Хопкинсом в июле 1645 года, Большой Парламент уже практически сходил с политической арены. Король Карл Первый был разбит Кромвелем, через четыре года он умрет. Местные законы и правительство были в полном беспорядке. Прибавьте к этому атмосферу крайнего религиозного противостояния – католики против англиканцев, англиканцы против пуритан – и прибавьте ко всему этому еще и природу обычных людей, с их склонностью к панике, суеверию, с их слабостью, страхами, завистью и всем прочим, и все это смешалось поистине в смертельный коктейль. Кроме того, казалось, что в Эссексе ведьм всегда было больше, чем где бы то ни было. Интересно было бы сделать несколько намеков на то, почему это было именно так? Сильный религиозный конфликт, традиционное «народное» колдовство, исторически давно независимый народ, проживающий в этих местах... Но в фильме слишком мало времени для подобных философствований. Надо просто оставить все, как и написано: что в этой части мира всегда проживали самые обычные ведьмы, они всегда были и всегда будут. Марк усмехнулся про себя.
На этом сумасшедшем фоне один человек, Хопкинс, увидел свой шанс. Марк сел и еще раз просмотрел свои записи. Общественное мнение было таково, что ни Кромвель, ни парламент не давали Мэтью Хопкинсу полномочий «охотника за ведьмами». У него вообще не было никакого официального статуса! Он сам себя назначил и подтвердил это, написав свою книгу «Распознавание ведьм». Хотя у него были весьма влиятельные друзья. Например, сэр Харботт Брэмстоун, местный судья. Марк улыбнулся. Какое потрясающее имя! И как только Мэтью начал работать в своем новом важном качестве, казалось, никто и никогда ему не противостоял. Его значительность и авторитет процветали как бы сами по себе. Так начались все эти ужасные дела.