Страница:
Гэри в отчаянии посмотрел на Тарджу. Тот наклонился к старику, сгреб его за воротник рубашки и рывком поставил на ноги.
— Так, значит, это чертовски здорово, что я все-таки жив, а? — тихо сказал он.
Падрик поднял на Тарджу красные заплаканные глаза.
— Тарджа!
— Заткнись! — прошипел Гэри, нервно обежав глазами битком набитый бар. — Нам нужно добыть лодку. Мы вернем Р'шейл.
Падрик даже не поинтересовался причиной столь резкой перемены симпатий Гэри. Раскаяние старика было видно невооруженным взглядом, и он с пьяным отчаянием вцепился в возможность исправить содеянное.
— Нужно спешить. Но здесь вы помощи не найдете. Прошел слух о мобилизации защитников. Все капитаны отправляются на север в Броденвэйль, чтобы заработать на перевозке войск.
— Мобилизация? — Тарджа оглянулся. Так вот в чем причина веселья. Матросам было мало дела до Сестринской общины, но на перевозке войск они получат отличный барыш — их ожидал период процветания. Тот факт, что это фактически остановит всю торговлю на реке и поставит под угрозу благополучие множества людей, их ничуть не беспокоил. — Но зачем?
— Чтобы уничтожить нас, зачем же еще? — пробормотал Падрик. — Ходят слухи, что ты где-то здесь и направляешься к Священным горам. И весь чертов корпус свалится нам на головы через считанные недели.
Новость насторожила Тарджу. Он прибыл в Тестру всего день назад. Чтобы известие достигло местных матросов, Джойхиния должна была отдать приказ о мобилизации уже через несколько часов после того, как узнала о побеге из Гримфилда.
Дверь таверны широко распахнулась, и внутрь ввалилась еще одна команда. Новые посетители по сравнению с остальными, успевшими не по одному разу насладиться изучением дна своих кружек, выглядели не столь радостными и исполненными энтузиазма. С молчаливой молитвой харшинским богам, в которых он не верил, но которые тем не менее до сих пор не отказывали ему в помощи, Тарджа обернулся к Гэри.
— Мне кажется, мы нашли судно, — сказал он. — Уводи отсюда Падрика и ждите меня у повозки.
Гэри быстро вернулся к старой привычке безропотно подчиняться приказам Тарджи. Он кивнул и встал, поднимая на ноги пьяного в дым старого мятежника. Тарджа подождал, пока они проберутся к выходу, и переключил внимание на проталкивающегося к стойке огромного фардоннца. Его братья топтались у двери в поисках незанятого стола. Тарджа махнул им рукой, приглашая на только что освобожденное Падриком место. Братья кивнули и направились к нему. Похоже, они приняли Тарджу за какого-нибудь добродушного фермера. Вскоре подошел Дрендик. Желая поблагодарить, он приблизился к фермеру и изумленно вскинул брови, узнав в нем Тарджу.
— Ты! — воскликнул он.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал тот, не тратя время на преамбулы. — Харшинская девушка попала в беду. Ее захватил кариенский посол.
Тарджа знал, что единственное, что может пробить толстокожих фардоннцев, — это упоминание о кариенцах, к которым те испытывали ненависть, близкую к религиозному исступлению. А если добавить еще и харшини, которым фардоннцы поклонялись с не меньшим рвением, чем их богам, то содействие капитана было гарантировано.
— Кариенцы захватили харшини? — переспросил младший матрос. Хоть они в них верили и поклонялись, но, похоже, ни разу не видели в глаза. Однако в отличие от Падрика и его повстанцев фардоннцы не поставили под сомнение существование легендарной расы.
— Ты мне поможешь?
— Демоны побери, ну конечно! Или ты думаешь, я собираюсь перевозить медалонские войска для проклятой общины? — проревел Дрендик. Фардоннец осушил свою здоровенную кружку одним глотком и с грохотом поставил ее на стол. — Ну, мой мятежный юный друг, давай-ка двинемся в путь и заслужим благословение и милость богов, спасая одну из избранных. У тебя есть деньги?
Тарджа покачал головой, и фардоннец вздохнул.
— В наши дни быть героем — совсем неприбыльное занятие.
Глава 50
Глава 51
— Так, значит, это чертовски здорово, что я все-таки жив, а? — тихо сказал он.
Падрик поднял на Тарджу красные заплаканные глаза.
— Тарджа!
— Заткнись! — прошипел Гэри, нервно обежав глазами битком набитый бар. — Нам нужно добыть лодку. Мы вернем Р'шейл.
Падрик даже не поинтересовался причиной столь резкой перемены симпатий Гэри. Раскаяние старика было видно невооруженным взглядом, и он с пьяным отчаянием вцепился в возможность исправить содеянное.
— Нужно спешить. Но здесь вы помощи не найдете. Прошел слух о мобилизации защитников. Все капитаны отправляются на север в Броденвэйль, чтобы заработать на перевозке войск.
— Мобилизация? — Тарджа оглянулся. Так вот в чем причина веселья. Матросам было мало дела до Сестринской общины, но на перевозке войск они получат отличный барыш — их ожидал период процветания. Тот факт, что это фактически остановит всю торговлю на реке и поставит под угрозу благополучие множества людей, их ничуть не беспокоил. — Но зачем?
— Чтобы уничтожить нас, зачем же еще? — пробормотал Падрик. — Ходят слухи, что ты где-то здесь и направляешься к Священным горам. И весь чертов корпус свалится нам на головы через считанные недели.
Новость насторожила Тарджу. Он прибыл в Тестру всего день назад. Чтобы известие достигло местных матросов, Джойхиния должна была отдать приказ о мобилизации уже через несколько часов после того, как узнала о побеге из Гримфилда.
Дверь таверны широко распахнулась, и внутрь ввалилась еще одна команда. Новые посетители по сравнению с остальными, успевшими не по одному разу насладиться изучением дна своих кружек, выглядели не столь радостными и исполненными энтузиазма. С молчаливой молитвой харшинским богам, в которых он не верил, но которые тем не менее до сих пор не отказывали ему в помощи, Тарджа обернулся к Гэри.
— Мне кажется, мы нашли судно, — сказал он. — Уводи отсюда Падрика и ждите меня у повозки.
Гэри быстро вернулся к старой привычке безропотно подчиняться приказам Тарджи. Он кивнул и встал, поднимая на ноги пьяного в дым старого мятежника. Тарджа подождал, пока они проберутся к выходу, и переключил внимание на проталкивающегося к стойке огромного фардоннца. Его братья топтались у двери в поисках незанятого стола. Тарджа махнул им рукой, приглашая на только что освобожденное Падриком место. Братья кивнули и направились к нему. Похоже, они приняли Тарджу за какого-нибудь добродушного фермера. Вскоре подошел Дрендик. Желая поблагодарить, он приблизился к фермеру и изумленно вскинул брови, узнав в нем Тарджу.
— Ты! — воскликнул он.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал тот, не тратя время на преамбулы. — Харшинская девушка попала в беду. Ее захватил кариенский посол.
Тарджа знал, что единственное, что может пробить толстокожих фардоннцев, — это упоминание о кариенцах, к которым те испытывали ненависть, близкую к религиозному исступлению. А если добавить еще и харшини, которым фардоннцы поклонялись с не меньшим рвением, чем их богам, то содействие капитана было гарантировано.
— Кариенцы захватили харшини? — переспросил младший матрос. Хоть они в них верили и поклонялись, но, похоже, ни разу не видели в глаза. Однако в отличие от Падрика и его повстанцев фардоннцы не поставили под сомнение существование легендарной расы.
— Ты мне поможешь?
— Демоны побери, ну конечно! Или ты думаешь, я собираюсь перевозить медалонские войска для проклятой общины? — проревел Дрендик. Фардоннец осушил свою здоровенную кружку одним глотком и с грохотом поставил ее на стол. — Ну, мой мятежный юный друг, давай-ка двинемся в путь и заслужим благословение и милость богов, спасая одну из избранных. У тебя есть деньги?
Тарджа покачал головой, и фардоннец вздохнул.
— В наши дни быть героем — совсем неприбыльное занятие.
Глава 50
Величественный корабль отчалил и поплыл на юг, вниз по течению Стеклянной реки. Кариенский посол окинул Р'шейл опасливым взглядом и отвернулся к Элфрону. Девушка все еще стояла на коленях у ног Пайтера, опираясь руками о палубу и пытаясь сдержать накатывающие волнами приступы тошноты. Мучительная боль, вызванная жезлом Элфрона, постепенно перешла в мучительную пульсацию, бьющуюся в ритме ее сердца.
— Что вы с ней сделали?
— Ничего, — ответил жрец. — Это Хафиста заговорил посредством своего жезла власти. Она харшини.
— Но она же дочь Верховной сестры! По крайней мере была, пока Джойхиния не отреклась от нее. Думаете, ей было известно?
— Конечно, известно! Разве я не предупреждал вас, что Сестринская община состоит в союзе с силами зла? Какое счастье, милорд, что она не пыталась сбить вас с пути истины!
Если Джойхиния и была в союзе с силами зла, то до сих пор наверняка пребывала в неведении. Пайтер снова посмотрел на Р'шейл, но в его глазах не было похоти — только отвращение.
— Уведите ее вниз.
— Мы должны привязать ее к мачте, чтобы весь Медалон мог видеть, что мы захватили это злобное отродье, — заявил Элфрон. — Пусть знают, что Хафисту не обмануть.
— Не будьте глупцом! Вы не можете плыть через Медалон с привязанной к мачте медалонкой! Вы что, хотите спровоцировать войну?
— Это не медалонка — это харшинская ведьма, — возразил жрец. — Медалон должен возликовать, узнав, что мы убрали ядовитую змею с груди ничего не подозревающей Сестринской общины.
— Харшини для них ничего не значат, здесь их давно позабыли! Только мы в Кариене, где власть Всевышнего защищает нас от харшинского ига, помним о том, как они опасны. Медалонцы не разделят ваш триумф, Элфрон, они проткнут вас мечом!
Элфрон вынужден был неохотно согласиться с этими доводами.
— Что ж, будь по-вашему, заприте ее внизу. Но как только мы выйдем из Стеклянной реки, благополучно пересечем Фардоннскии залив и войдем в кариенские воды — тогда мы немедленно привяжем ее к мачте, чтобы по крайней мере наши люди смогли возрадоваться этой невероятной удаче. Мое видение оказалось истинным. Мы проплывем по Железному Потоку, овеянные славой и величием.
Подчиняясь повелительному взмаху руки Пайтера, два матроса потащили Р'шейл вниз. Она не сопротивлялась. Девушку все еще трясло, и она чувствовала себя совершенно обессиленной. Наконец ее втолкнули в какую-то тесную кладовку в дальней части длинного коридора и заперли дверь. Из коридора через щели между досками проникал тусклый свет. Почти на ощупь пробираясь вперед, Р'шейл наткнулась на сваленные в углу мешки и, не в силах больше сдерживаться, рухнула прямо на эту отдающую плесенью кучу.
Девушку захлестнула волна отчаяния, и грязная мешковина вскоре стала мокрой от слез. Охватившее Р'шейл горе и скорбь при мысли о гибели Тарджи совершенно опустошили ее. Это было великолепной добавкой к ее собственным физическим и душевным мукам. Р'шейл стало все равно, что ждет ее в будущем. Казалось, что никакое страдание не может сравниться с этой всепоглощающей болью.
Под мерное покачивание продвигающегося на юг судна пленница слегка задремала в своей темнице. День набирал силу, и в каморке становилось нестерпимо жарко и душно. Р'шейл проснулась, мучимая голодом и жаждой; к ней никто не приходил, ни пить, ни есть тоже не давали. В полумраке она обследовала полки, но ничего полезного не обнаружила. В стенном шкафу оказались старые мешки, мотки веревки да несколько бочонков едко пахнущей смолы — ничего хоть отдаленно напоминающего воду или съестное.
Они что, забыли, что заперли ее здесь? А может, решили уморить с голоду? Навряд ли. Уж очень хотелось Элфрону войти в Железный Поток с привязанным к главной мачте харшинским трофеем. Он не мог позволить ей умереть раньше и испортить праздник. Заняться было нечем. Скорбь по Тардже сделалась менее острой, но не менее болезненной — улеглась, словно мутный осадок в прокисшем вине. Р'шейл задумалась о Пайтере и Элфроне и их странном заявлении, будто она — харшини. Это звучало совершенно дико и нереально. Во время путешествия из Гримфилда Брэк много рассказывал о харшини. Его рассказы были столь правдоподобны и очаровательны, что Р'шейл даже почти захотела, чтобы эти люди все еще были живы. Истории Брэка помогли ей вырваться из глубокой депрессии и вернуться в действительность. Они волшебной невесомой сетью оплетали израненную душу девушки, исцеляя ее и возвращая интерес к жизни. Р'шейл только теперь поняла, как сильно помог ей Брэк. В первые дни после побега ее охватило полнейшее равнодушие ко всему — было абсолютно не важно, что делать, куда идти, останется она в живых или умрет. В душе царил необъяснимый неведомый страх, нежелание признать то, что она совершила, неспособность даже понять причину своих действий. Р'шейл рассказала Брэку о настенной росписи у себя в спальне, и по ее описанию он определил, что там изображено некое Убежище, как он его назвал. Построенный харшини мирный уголок, приют, залы которого были полны смеха и радости, а каждый вдох омывал душу покоем. Она размышляла, что из этого Брэк действительно знал, а что выдумал. Ему следовало бы стать бардом.
То, что давно пропавшие харшини вдруг так резко обозначились в ее жизни, казалось довольно странным совпадением. Сначала Брэк с его сказками, затем Тарджа, в попытке спасти ей жизнь, хотел убедить повстанцев, что она харшини, — нет чтобы выдумать что-нибудь поправдоподобнее! Эта глупость стоила ему жизни. А теперь вот Элфрон и лорд Пайтер везут ее в Кариен, исполненные желания спалить на костре как харшинскую ведьму. И они ведь даже не сомневаются в этом! Разве такое возможно? Неужели ее неизвестный отец был харшини? Невероятно. Р'шейл знала, что ее мать отказалась назвать имя отца. Но харшини не существуют. Сестринская община давно уничтожила их.
Элфрон появился в ее клетушке, когда было уже совсем темно. Движение судна изменилось, и Р'шейл решила, что они причаливают к берегу на ночевку. Она мало что знала о кораблях, но подозревала, что кариенское судно предназначалось для морских путешествий и было плохо приспособлено для плавания по реке. Кроме того, капитану капризы Стеклянной реки были известны не слишком хорошо и он не отваживался плыть по ней в полной темноте.
Р'шейл пыталась уснуть, наивно полагая, будто это избавит ее от мучительной горечи скорби, от пульсирования раны на плече, от дерущей сухости в горле и голодного бурчания в желудке, когда в замке заскрежетал ключ. Последней ее трапезой был ужин на постоялом дворе Аффианы. Та часть Р'шейл, которая продолжала скорбеть, лелеяла надежду, что если еще подождать, то можно тихо умереть от жажды или голода — и тогда наступит конец всем мучениям. Та часть, в которой горела жизнь, требовала еды и питья со страстью, уже почти перевешивающей душевные страдания. Искра жизни оказалась слишком яркой, чтобы так легко сдаться и погаснуть от боли или горя.
Элфрон открыл дверь и велел Р'шейл встать. От страха и слабости она подчинилась приказу очень медленно. Он схватил девушку за руку и потащил из каморки по длинному коридору к другой комнате, вход в которую украшала резная двустворчатая дверь. В левой руке Элфрон сжимал жезл Хафисты, при одном взгляде на который она поняла, как сильно ошибалась, наивно полагая, что любая боль по сравнению с болью от потери Тарджи будет ничтожна.
Обстановка в комнате дышала роскошью. Все: изголовье кровати, кресла, закрытые панелями стены — было отделано золотом, и отовсюду сияло изображение пятиконечной звезды, пронзенной серебряной стрелой. Даже голубое шелковое покрывало на постели было украшено вышитым золотыми нитками символом Хафисты. Царящее здесь богатство ошеломляло.
— Ты находишься в присутствии представителя Всевышнего, — сказал Элфрон. — Ты грязна. Вымойся и оденься поприличнее, прежде чем мы перейдем к делу.
Он указал на кувшин и таз для умывания, стоящие на столе; рядом притулился маленький накрытый салфеткой поднос. На спинке одного из кресел висела грубая — слишком простая и невзрачная на фоне богатой обстановки — ряса, наподобие той, что была на жреце. Р'шейл настороженно взглянула на Элфрона, но тот, похоже, испытывал к ней интереса не больше, чем если бы она была, к примеру, котом или собакой. Р'шейл сделала, как ей велели. Она повернулась к жрецу спиной и стянула с себя одежду. Пока девушка мылась, Элфрон смотрел на нее с тем же выражением, с каким мог бы смотреть на вылизывающую себя кошку. Р'шейл надела предложенную ей жесткую колючую рясу и повернулась к нему лицом.
— Можешь есть, — разрешил он, указав на поднос.
Р'шейл подняла салфетку и обнаружила под ней ломоть черствого черного хлеба и стаканчик красного вина, разведенного водой. Это показалось ей самой щедрой трапезой в жизни. Искоса поглядывая на Элфрона, девушка жадно набросилась на хлеб и выпила все вино до капли. Жрец, терпеливо ожидая, когда она закончит есть, смотрел куда-то в сторону. При виде того, как Р'шейл вытерла губы тыльной стороной ладони и стряхнула приставшие крошки, он удовлетворенно кивнул.
— А теперь ты расскажешь мне, где находится логово харшини, — заявил он тем же бесцветным тоном, каким до этого приказывал ей вымыться и есть.
Р'шейл бросила на жезл опасливый взгляд и проговорила:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Лгать грешно. Говори правду или отведаешь жезла Хафисты.
— Я не могу открыть того, о чем не имею понятия. Харшини — миф. Их не существует, и я не одна из них. Я такой же человек, как и вы.
— Ты не человек, — отрезал жрец, взяв жезл двумя руками. Свет ламп угрожающе блеснул, отражаясь от драгоценных камней, украшающих его верхнюю часть. — Ты — квинтэссенция харшинского зла. Ты наделена телом распутницы, чтобы прельщать правоверных и сбивать их с пути истинного. Твоя красота измышлена лишь с целью совратить благочестивых мужей. Ты используешь свое женское тело и соблазняешь преданные души безбожной, демонической магией. Всевышний говорил со мной. Он явился ко мне в моем видении и приказал уничтожить тебя. Его повеление будет исполнено, никто не смеет — не может — игнорировать его желания.
Во время этой напыщенной проповеди Р'шейл потихоньку пятилась назад. Ей было страшно. Она не знала, безумен ли Элфрон или просто настолько фанатичен, что находится на грани помешательства, — в данном случае это было не важно. Конечный результат будет один и тот же. Жрец сделал шаг вперед и резко опустил жезл на уже раненное прежде плечо Р'шейл. И снова ее тело изогнулось в агонии и извергло жуткий вопль, будучи не в силах выдержать эту выворачивающую душу пытку. Элфрон, раскачиваясь и едва слышно бормоча слова молитвы, все не убирал жезл — даже когда девушка, корчась от боли, рухнула на пол. Р'шейл кричала и кричала до хрипоты, она кричала, даже когда уже не могла больше кричать.
Глаза Элфрона при виде страданий жертвы — харшинской ведьмы — горели праведным религиозным огнем. В то же время его наслаждение по своей силе было почти сексуальным. Р'шейл исходила криком ужаса и невыносимой боли — ее тело словно раз за разом пронзал добела раскаленный клинок.
— Кретин! Вы же убьете ее!
Пайтер вырвал жезл из рук жреца. Боль внезапно уменьшилась. Элфрон посмотрел на вздрагивающую и всхлипывающую девушку.
— Хафиста не допустит, чтобы она умерла до жертвоприношения.
— Отлично, но я бы предпочел не осложнять его задачу по поддержанию этой никчемной жизни. Я сказал, что вы можете ее допросить, а не заставлять орать, словно ополоумевший призрак. Да ее же было слышно на каждой ферме в радиусе пяти лиг! Идиот!
Элфрон рывком отобрал у рыцаря святыню.
— Почему вы защищаете ее? — спросил он. — Или ее коварные колдовские чары уже оплели вашу душу?
Пайтер с омерзением взглянул на трясущееся тело Р'шейл.
— Скорее уж она очарует вас, — фыркнул посол. — Мне она кажется отвратительной. Отправьте ее обратно в кладовку и оставьте в покое. Такая она нам бесполезна — даже наши люди не поверят, что это жалкое существо представляет для нас угрозу, — и он презрительно указал на испуганную заплаканную пленницу.
Элфрон хмыкнул, неохотно соглашаясь с доводами Пайтера.
— Тогда уведите ее.
Посол рассерженно сощурился, но повиновался. Р'шейл почувствовала, как сильные грубые руки подхватили ее, поставили на ноги и помогли добраться до темницы. Затем Р'шейл швырнули внутрь, и она тяжело приземлилась на пол. Ползком добравшись до кучи плесневелых мешков, она услышала, как позади в замке повернулся ключ. Последней мыслью, бившейся в измученном мозгу перед тем, как она потеряла сознание, было: «Сколько боли нужно, чтобы наконец умереть?»
— Что вы с ней сделали?
— Ничего, — ответил жрец. — Это Хафиста заговорил посредством своего жезла власти. Она харшини.
— Но она же дочь Верховной сестры! По крайней мере была, пока Джойхиния не отреклась от нее. Думаете, ей было известно?
— Конечно, известно! Разве я не предупреждал вас, что Сестринская община состоит в союзе с силами зла? Какое счастье, милорд, что она не пыталась сбить вас с пути истины!
Если Джойхиния и была в союзе с силами зла, то до сих пор наверняка пребывала в неведении. Пайтер снова посмотрел на Р'шейл, но в его глазах не было похоти — только отвращение.
— Уведите ее вниз.
— Мы должны привязать ее к мачте, чтобы весь Медалон мог видеть, что мы захватили это злобное отродье, — заявил Элфрон. — Пусть знают, что Хафисту не обмануть.
— Не будьте глупцом! Вы не можете плыть через Медалон с привязанной к мачте медалонкой! Вы что, хотите спровоцировать войну?
— Это не медалонка — это харшинская ведьма, — возразил жрец. — Медалон должен возликовать, узнав, что мы убрали ядовитую змею с груди ничего не подозревающей Сестринской общины.
— Харшини для них ничего не значат, здесь их давно позабыли! Только мы в Кариене, где власть Всевышнего защищает нас от харшинского ига, помним о том, как они опасны. Медалонцы не разделят ваш триумф, Элфрон, они проткнут вас мечом!
Элфрон вынужден был неохотно согласиться с этими доводами.
— Что ж, будь по-вашему, заприте ее внизу. Но как только мы выйдем из Стеклянной реки, благополучно пересечем Фардоннскии залив и войдем в кариенские воды — тогда мы немедленно привяжем ее к мачте, чтобы по крайней мере наши люди смогли возрадоваться этой невероятной удаче. Мое видение оказалось истинным. Мы проплывем по Железному Потоку, овеянные славой и величием.
Подчиняясь повелительному взмаху руки Пайтера, два матроса потащили Р'шейл вниз. Она не сопротивлялась. Девушку все еще трясло, и она чувствовала себя совершенно обессиленной. Наконец ее втолкнули в какую-то тесную кладовку в дальней части длинного коридора и заперли дверь. Из коридора через щели между досками проникал тусклый свет. Почти на ощупь пробираясь вперед, Р'шейл наткнулась на сваленные в углу мешки и, не в силах больше сдерживаться, рухнула прямо на эту отдающую плесенью кучу.
Девушку захлестнула волна отчаяния, и грязная мешковина вскоре стала мокрой от слез. Охватившее Р'шейл горе и скорбь при мысли о гибели Тарджи совершенно опустошили ее. Это было великолепной добавкой к ее собственным физическим и душевным мукам. Р'шейл стало все равно, что ждет ее в будущем. Казалось, что никакое страдание не может сравниться с этой всепоглощающей болью.
Под мерное покачивание продвигающегося на юг судна пленница слегка задремала в своей темнице. День набирал силу, и в каморке становилось нестерпимо жарко и душно. Р'шейл проснулась, мучимая голодом и жаждой; к ней никто не приходил, ни пить, ни есть тоже не давали. В полумраке она обследовала полки, но ничего полезного не обнаружила. В стенном шкафу оказались старые мешки, мотки веревки да несколько бочонков едко пахнущей смолы — ничего хоть отдаленно напоминающего воду или съестное.
Они что, забыли, что заперли ее здесь? А может, решили уморить с голоду? Навряд ли. Уж очень хотелось Элфрону войти в Железный Поток с привязанным к главной мачте харшинским трофеем. Он не мог позволить ей умереть раньше и испортить праздник. Заняться было нечем. Скорбь по Тардже сделалась менее острой, но не менее болезненной — улеглась, словно мутный осадок в прокисшем вине. Р'шейл задумалась о Пайтере и Элфроне и их странном заявлении, будто она — харшини. Это звучало совершенно дико и нереально. Во время путешествия из Гримфилда Брэк много рассказывал о харшини. Его рассказы были столь правдоподобны и очаровательны, что Р'шейл даже почти захотела, чтобы эти люди все еще были живы. Истории Брэка помогли ей вырваться из глубокой депрессии и вернуться в действительность. Они волшебной невесомой сетью оплетали израненную душу девушки, исцеляя ее и возвращая интерес к жизни. Р'шейл только теперь поняла, как сильно помог ей Брэк. В первые дни после побега ее охватило полнейшее равнодушие ко всему — было абсолютно не важно, что делать, куда идти, останется она в живых или умрет. В душе царил необъяснимый неведомый страх, нежелание признать то, что она совершила, неспособность даже понять причину своих действий. Р'шейл рассказала Брэку о настенной росписи у себя в спальне, и по ее описанию он определил, что там изображено некое Убежище, как он его назвал. Построенный харшини мирный уголок, приют, залы которого были полны смеха и радости, а каждый вдох омывал душу покоем. Она размышляла, что из этого Брэк действительно знал, а что выдумал. Ему следовало бы стать бардом.
То, что давно пропавшие харшини вдруг так резко обозначились в ее жизни, казалось довольно странным совпадением. Сначала Брэк с его сказками, затем Тарджа, в попытке спасти ей жизнь, хотел убедить повстанцев, что она харшини, — нет чтобы выдумать что-нибудь поправдоподобнее! Эта глупость стоила ему жизни. А теперь вот Элфрон и лорд Пайтер везут ее в Кариен, исполненные желания спалить на костре как харшинскую ведьму. И они ведь даже не сомневаются в этом! Разве такое возможно? Неужели ее неизвестный отец был харшини? Невероятно. Р'шейл знала, что ее мать отказалась назвать имя отца. Но харшини не существуют. Сестринская община давно уничтожила их.
Элфрон появился в ее клетушке, когда было уже совсем темно. Движение судна изменилось, и Р'шейл решила, что они причаливают к берегу на ночевку. Она мало что знала о кораблях, но подозревала, что кариенское судно предназначалось для морских путешествий и было плохо приспособлено для плавания по реке. Кроме того, капитану капризы Стеклянной реки были известны не слишком хорошо и он не отваживался плыть по ней в полной темноте.
Р'шейл пыталась уснуть, наивно полагая, будто это избавит ее от мучительной горечи скорби, от пульсирования раны на плече, от дерущей сухости в горле и голодного бурчания в желудке, когда в замке заскрежетал ключ. Последней ее трапезой был ужин на постоялом дворе Аффианы. Та часть Р'шейл, которая продолжала скорбеть, лелеяла надежду, что если еще подождать, то можно тихо умереть от жажды или голода — и тогда наступит конец всем мучениям. Та часть, в которой горела жизнь, требовала еды и питья со страстью, уже почти перевешивающей душевные страдания. Искра жизни оказалась слишком яркой, чтобы так легко сдаться и погаснуть от боли или горя.
Элфрон открыл дверь и велел Р'шейл встать. От страха и слабости она подчинилась приказу очень медленно. Он схватил девушку за руку и потащил из каморки по длинному коридору к другой комнате, вход в которую украшала резная двустворчатая дверь. В левой руке Элфрон сжимал жезл Хафисты, при одном взгляде на который она поняла, как сильно ошибалась, наивно полагая, что любая боль по сравнению с болью от потери Тарджи будет ничтожна.
Обстановка в комнате дышала роскошью. Все: изголовье кровати, кресла, закрытые панелями стены — было отделано золотом, и отовсюду сияло изображение пятиконечной звезды, пронзенной серебряной стрелой. Даже голубое шелковое покрывало на постели было украшено вышитым золотыми нитками символом Хафисты. Царящее здесь богатство ошеломляло.
— Ты находишься в присутствии представителя Всевышнего, — сказал Элфрон. — Ты грязна. Вымойся и оденься поприличнее, прежде чем мы перейдем к делу.
Он указал на кувшин и таз для умывания, стоящие на столе; рядом притулился маленький накрытый салфеткой поднос. На спинке одного из кресел висела грубая — слишком простая и невзрачная на фоне богатой обстановки — ряса, наподобие той, что была на жреце. Р'шейл настороженно взглянула на Элфрона, но тот, похоже, испытывал к ней интереса не больше, чем если бы она была, к примеру, котом или собакой. Р'шейл сделала, как ей велели. Она повернулась к жрецу спиной и стянула с себя одежду. Пока девушка мылась, Элфрон смотрел на нее с тем же выражением, с каким мог бы смотреть на вылизывающую себя кошку. Р'шейл надела предложенную ей жесткую колючую рясу и повернулась к нему лицом.
— Можешь есть, — разрешил он, указав на поднос.
Р'шейл подняла салфетку и обнаружила под ней ломоть черствого черного хлеба и стаканчик красного вина, разведенного водой. Это показалось ей самой щедрой трапезой в жизни. Искоса поглядывая на Элфрона, девушка жадно набросилась на хлеб и выпила все вино до капли. Жрец, терпеливо ожидая, когда она закончит есть, смотрел куда-то в сторону. При виде того, как Р'шейл вытерла губы тыльной стороной ладони и стряхнула приставшие крошки, он удовлетворенно кивнул.
— А теперь ты расскажешь мне, где находится логово харшини, — заявил он тем же бесцветным тоном, каким до этого приказывал ей вымыться и есть.
Р'шейл бросила на жезл опасливый взгляд и проговорила:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Лгать грешно. Говори правду или отведаешь жезла Хафисты.
— Я не могу открыть того, о чем не имею понятия. Харшини — миф. Их не существует, и я не одна из них. Я такой же человек, как и вы.
— Ты не человек, — отрезал жрец, взяв жезл двумя руками. Свет ламп угрожающе блеснул, отражаясь от драгоценных камней, украшающих его верхнюю часть. — Ты — квинтэссенция харшинского зла. Ты наделена телом распутницы, чтобы прельщать правоверных и сбивать их с пути истинного. Твоя красота измышлена лишь с целью совратить благочестивых мужей. Ты используешь свое женское тело и соблазняешь преданные души безбожной, демонической магией. Всевышний говорил со мной. Он явился ко мне в моем видении и приказал уничтожить тебя. Его повеление будет исполнено, никто не смеет — не может — игнорировать его желания.
Во время этой напыщенной проповеди Р'шейл потихоньку пятилась назад. Ей было страшно. Она не знала, безумен ли Элфрон или просто настолько фанатичен, что находится на грани помешательства, — в данном случае это было не важно. Конечный результат будет один и тот же. Жрец сделал шаг вперед и резко опустил жезл на уже раненное прежде плечо Р'шейл. И снова ее тело изогнулось в агонии и извергло жуткий вопль, будучи не в силах выдержать эту выворачивающую душу пытку. Элфрон, раскачиваясь и едва слышно бормоча слова молитвы, все не убирал жезл — даже когда девушка, корчась от боли, рухнула на пол. Р'шейл кричала и кричала до хрипоты, она кричала, даже когда уже не могла больше кричать.
Глаза Элфрона при виде страданий жертвы — харшинской ведьмы — горели праведным религиозным огнем. В то же время его наслаждение по своей силе было почти сексуальным. Р'шейл исходила криком ужаса и невыносимой боли — ее тело словно раз за разом пронзал добела раскаленный клинок.
— Кретин! Вы же убьете ее!
Пайтер вырвал жезл из рук жреца. Боль внезапно уменьшилась. Элфрон посмотрел на вздрагивающую и всхлипывающую девушку.
— Хафиста не допустит, чтобы она умерла до жертвоприношения.
— Отлично, но я бы предпочел не осложнять его задачу по поддержанию этой никчемной жизни. Я сказал, что вы можете ее допросить, а не заставлять орать, словно ополоумевший призрак. Да ее же было слышно на каждой ферме в радиусе пяти лиг! Идиот!
Элфрон рывком отобрал у рыцаря святыню.
— Почему вы защищаете ее? — спросил он. — Или ее коварные колдовские чары уже оплели вашу душу?
Пайтер с омерзением взглянул на трясущееся тело Р'шейл.
— Скорее уж она очарует вас, — фыркнул посол. — Мне она кажется отвратительной. Отправьте ее обратно в кладовку и оставьте в покое. Такая она нам бесполезна — даже наши люди не поверят, что это жалкое существо представляет для нас угрозу, — и он презрительно указал на испуганную заплаканную пленницу.
Элфрон хмыкнул, неохотно соглашаясь с доводами Пайтера.
— Тогда уведите ее.
Посол рассерженно сощурился, но повиновался. Р'шейл почувствовала, как сильные грубые руки подхватили ее, поставили на ноги и помогли добраться до темницы. Затем Р'шейл швырнули внутрь, и она тяжело приземлилась на пол. Ползком добравшись до кучи плесневелых мешков, она услышала, как позади в замке повернулся ключ. Последней мыслью, бившейся в измученном мозгу перед тем, как она потеряла сознание, было: «Сколько боли нужно, чтобы наконец умереть?»
Глава 51
— Ты правда разговаривал с драконом?
Тарджа посмотрел на уверенно держащего штурвал капитана. Фардоннец ловко вел «Дочь Майры» на юг. Они шли по течению, да еще и на всех парусах, так что их небольшое судно продвигалось вперед с ошеломляющей быстротой. Они плыли и ночью, правда, даже Дрендик не отважился идти под парусами в кромешной мгле — в темноте «Дочь Майры» нес только речной поток. Однако с первыми же проблесками зари паруса снова подняли, и плотная ткань мгновенно натянулась, надутая свежим порывистым ветром. Судно бодро понеслось дальше. Дрендик не преминул заверить Тарджу, что сразу поймать ветер — это отличный знак. Боги, без сомнения, благоволят им. Тарджа, не желая обидеть религиозные чувства фардоннцев, ничего не ответил, но про себя подумал, что все это — не более чем простая случайность.
— Да, я действительно говорил с драконом.
За день и за долгую ночь Тарджа успел поведать капитану и его команде большую часть своей истории. Уснуть ему удалось только сегодня рано утром, и теперь, проснувшись и поднявшись на палубу, он с удивлением обнаружил, что они продвинулись значительно дальше, чем он рассчитывал. Дрендик не сомневался, что кариенский корабль покажется уже к ночи. Ему доводилось раньше видеть посольскую бригантину, и капитан привел Тардже длиннющий список причин, по которым она не могла развить высокую скорость, начиная с совершенно идиотского, непродуманного дизайна и заканчивая полной некомпетентностью команды. На эту благодатную тему фардоннец мог распинаться часами, однако больше всего Дрендика завораживала мысль о том, что Тарджа разговаривал с драконом.
— Точно. На тебе благословение священных наставников, раз они позволили тебе общаться с драконом, — Дрендик даже зацокал языком от восхищения. — Наши самые известные и могущественные чародеи могут похвастать лишь тем, что слыхали о них. Я в жизни не встречал человека, который на самом деле разговаривал со слиянием демонов.
— Я тоже.
Громадный фардоннец расхохотался.
— А для атеиста ты вполне ничего.
— Где мы? — поинтересовался Тарджа, окинув взглядом раскинувшиеся по обе стороны убегающие вдаль поля. Солнце уже низко склонилось над пунцовым горизонтом, изрезанным линией Священных гор.
— Мы в четырех днях пути от Заставы, если, конечно, двигаться с той же скоростью, как и сейчас, — ответил Дрендик, посмотрев на заходящее солнце. — Скоро мы их нагоним. На ночь они непременно пристанут к берегу.
Тарджа с готовностью поверил бы любым уверениям Дрендика, если бы они означали, что посольский корабль будет настигнут до того, как покинет границы Медалона. Тем не менее капитан был прав. Незнание причуд и особенностей Стеклянной реки было основной причиной несчастных случаев на этом огромном водном пути. Даже Тарджа, проведший на реке не так уж много времени, это прекрасно понимал.
— А когда мы их догоним, что тогда? — спросил он. — Если вы поможете нам штурмовать судно, это будет расценено как пиратство.
Дрендик пожал плечами.
— У нас на родине штурмовать кариенское судно ради спасения священного наставника считается делом чести и почетным долгом, — он по-приятельски шлепнул Тарджу ладонью по плечу, отчего молодой человек чуть не вошел в палубу, словно гвоздь. — С твоей стороны очень любезно беспокоиться о нас, но мы все равно шли на юг. Мы проделываем этот путь лишь раз в год, так что к следующему сезону все уже и думать о нас забудут.
— Вы не обязаны нам помогать, — попытался убедить его Тарджа. — Мы вполне справимся сами.
— Что? Ты, этот сопливый юнец да усталый старик? — Дрендика, похоже, шокировала сама мысль о подобной возможности. — Я, конечно, восхищен твоей отвагой, друг мой, но твой здравый смысл оставляет желать лучшего.
— Просто подумай над моими словами.
— Считай, что уже подумал, — заявил Дрендик. — Эйбер, полезай на мачту! Мы вот-вот можем их обогнать.
На реку опустилась тьма, и воздух заполнил хор ночных насекомых, затянувших свою ежевечернюю песню. «Дочь Майры» тихо скользила вниз по течению. Тарджа время от времени поглядывал на главную мачту, где наверху, в специальной корзине, пристроился Эйбер, выискивающий вдали свет кормовых огней бригантины. Гэри и Гэзил топтались на носу, старательно всматриваясь во мрак с целью обнаружить хоть что-нибудь, что выдавало бы присутствие кариенцев. Тарджа стоял рядом с Падриком и Дрендиком, который ловко вел судно между спокойными прибрежными водами и бурным центральным потоком. Так, в состоянии нервного ожидания, они плыли в темноте уже несколько часов. Тарджа совсем уж было уверился, что они либо давно миновали корабль, либо, вопреки утверждениям капитана, кариенцы и не думали причаливать на ночь.
Всеобщее внимание привлек тихий свист Эйбера. Матрос указал на западный берег, и Тарджа быстро проследил глазами за его рукой. Вдали мерцали почти совсем неприметные крохотные звездочки корабельных огней.
Дрендик резко повернул штурвал, направив судно к западному берегу, и. Тарджа услышал, как оно жалобно заскрипело. Эйбер вместе с Гэзилом занялись парусом, а Дрендик между тем умело повел «Дочь Майры» поперек течения к противоположному берегу. Они шли в полной темноте, без огней, но Тарджа был уверен, что по мере приближения кто-нибудь из кариенцев их наверняка обнаружит. Постепенно во мраке проступили очертания массивного корабля, по сравнению с которым их баржа казалась нелепым утлым суденышком. Они аккуратно приблизились к берегу, и Тарджа почувствовал легкий толчок, когда нос судна вошел в заросли тростника. Раздался тихий плеск — Гэзил бросил якорь. Эйбер быстро соскользнул с мачты вниз. Наконец мужчины собрались на палубе и выжидающе посмотрели на Тарджу.
— А плавать-то вы все умеете? — ему внезапно пришло в голову, что их великая спасательная операция может сорваться, если воины его маленькой армии не умеют плавать. Дружные кивки подтвердили, что у плана есть шансы воплотиться в реальность, и успокоившийся Тарджа начал отдавать распоряжения. Эйбер и Гэри возьмут на себя нос, Гэзил и Падрик — корму, средняя часть корабля достанется Дрендику и Тардже. Скорее всего, кариенцы держат Р'шейл внизу, таким образом Тарджа и Дрендик отправятся на ее поиски, в то время как остальные возьмут под контроль ситуацию на палубе. Мужчины дружно кивнули в темноте. Вопросов ни у кого не возникло.
— Тогда вперед, — сказал он.
— Ты кое-что забыл, — подал голос Дрендик. — Жрец.
— А что там со жрецом? — спросил Падрик. В его глазах даже во мраке отражалось гложущее чувство вины.
— Жреца убить, — отрезал Тарджа. — Даже если больше мы ничего не добьемся, жреца нужно убить.
Дрендик с братьями снова кивнули. Падрик тоже выглядел вполне довольным этим решением. Только Гэри вопросительно посмотрел на Тарджу, будто у него на этот счет были некие сомнения. Тарджа пожал плечами, словно стремясь показать, что и сам не особенно представляет важность этого момента, но вот и харшини, и фардоннцы дружно полагают, что мир без жреца станет значительно чище и лучше.
Они по одному нырнули с «Дочери Майры» в темную воду, и Тарджа почувствовал себя в ледяных объятиях реки. К ноге его был прикреплен позаимствованный у фардоннцев меч, а в зубах зажат остро отточенный фардоннский же кинжал. Тарджа упрямо греб к бригантине, время от времени поглядывая на покачивающиеся головы плывущих рядом товарищей. Моток веревки у него на плече быстро намок и тяжелым грузом тянул ко дну. Тарджа посмотрел наверх, на палубу посольского корабля, и снял веревку с плеча, размышляя, как бы получше размахнуться и перекинуть ее через возвышающийся, как крепостная стена, борт. Он услышал тихий свист и оглянулся. Словно поняв, что за вопрос терзает командира, Эйбер поднял абордажный крюк, прицепленный к концу его собственной веревки, и начал раскручивать его над головой, с каждым оборотом понемногу отпуская веревку. Наконец он сильным движением послал крюк наверх, и тот, перелетев через борт, со стуком упал на палубу. Поблагодарив матроса молчаливым кивком, Тарджа последовал его примеру. Похоже, никто на корабле не обратил внимания на шум. Потянув за веревку и удостоверившись, что крючья крепко впились в борт, Тарджа начал карабкаться наверх.
Он перевалился через борт и очутился на палубе, с него ручьями лилась вода. Вокруг было пусто, и в этом ощущалось что-то неправильное, тревожащее. Тарджа взял кинжал в левую руку. Он увидел, как Дрендик штурмовал правый борт. С бороды фардоннца тоже стекали струйки. Он недоуменно пожал плечами, не обнаружив ни одного врага.
Тарджа посмотрел на уверенно держащего штурвал капитана. Фардоннец ловко вел «Дочь Майры» на юг. Они шли по течению, да еще и на всех парусах, так что их небольшое судно продвигалось вперед с ошеломляющей быстротой. Они плыли и ночью, правда, даже Дрендик не отважился идти под парусами в кромешной мгле — в темноте «Дочь Майры» нес только речной поток. Однако с первыми же проблесками зари паруса снова подняли, и плотная ткань мгновенно натянулась, надутая свежим порывистым ветром. Судно бодро понеслось дальше. Дрендик не преминул заверить Тарджу, что сразу поймать ветер — это отличный знак. Боги, без сомнения, благоволят им. Тарджа, не желая обидеть религиозные чувства фардоннцев, ничего не ответил, но про себя подумал, что все это — не более чем простая случайность.
— Да, я действительно говорил с драконом.
За день и за долгую ночь Тарджа успел поведать капитану и его команде большую часть своей истории. Уснуть ему удалось только сегодня рано утром, и теперь, проснувшись и поднявшись на палубу, он с удивлением обнаружил, что они продвинулись значительно дальше, чем он рассчитывал. Дрендик не сомневался, что кариенский корабль покажется уже к ночи. Ему доводилось раньше видеть посольскую бригантину, и капитан привел Тардже длиннющий список причин, по которым она не могла развить высокую скорость, начиная с совершенно идиотского, непродуманного дизайна и заканчивая полной некомпетентностью команды. На эту благодатную тему фардоннец мог распинаться часами, однако больше всего Дрендика завораживала мысль о том, что Тарджа разговаривал с драконом.
— Точно. На тебе благословение священных наставников, раз они позволили тебе общаться с драконом, — Дрендик даже зацокал языком от восхищения. — Наши самые известные и могущественные чародеи могут похвастать лишь тем, что слыхали о них. Я в жизни не встречал человека, который на самом деле разговаривал со слиянием демонов.
— Я тоже.
Громадный фардоннец расхохотался.
— А для атеиста ты вполне ничего.
— Где мы? — поинтересовался Тарджа, окинув взглядом раскинувшиеся по обе стороны убегающие вдаль поля. Солнце уже низко склонилось над пунцовым горизонтом, изрезанным линией Священных гор.
— Мы в четырех днях пути от Заставы, если, конечно, двигаться с той же скоростью, как и сейчас, — ответил Дрендик, посмотрев на заходящее солнце. — Скоро мы их нагоним. На ночь они непременно пристанут к берегу.
Тарджа с готовностью поверил бы любым уверениям Дрендика, если бы они означали, что посольский корабль будет настигнут до того, как покинет границы Медалона. Тем не менее капитан был прав. Незнание причуд и особенностей Стеклянной реки было основной причиной несчастных случаев на этом огромном водном пути. Даже Тарджа, проведший на реке не так уж много времени, это прекрасно понимал.
— А когда мы их догоним, что тогда? — спросил он. — Если вы поможете нам штурмовать судно, это будет расценено как пиратство.
Дрендик пожал плечами.
— У нас на родине штурмовать кариенское судно ради спасения священного наставника считается делом чести и почетным долгом, — он по-приятельски шлепнул Тарджу ладонью по плечу, отчего молодой человек чуть не вошел в палубу, словно гвоздь. — С твоей стороны очень любезно беспокоиться о нас, но мы все равно шли на юг. Мы проделываем этот путь лишь раз в год, так что к следующему сезону все уже и думать о нас забудут.
— Вы не обязаны нам помогать, — попытался убедить его Тарджа. — Мы вполне справимся сами.
— Что? Ты, этот сопливый юнец да усталый старик? — Дрендика, похоже, шокировала сама мысль о подобной возможности. — Я, конечно, восхищен твоей отвагой, друг мой, но твой здравый смысл оставляет желать лучшего.
— Просто подумай над моими словами.
— Считай, что уже подумал, — заявил Дрендик. — Эйбер, полезай на мачту! Мы вот-вот можем их обогнать.
На реку опустилась тьма, и воздух заполнил хор ночных насекомых, затянувших свою ежевечернюю песню. «Дочь Майры» тихо скользила вниз по течению. Тарджа время от времени поглядывал на главную мачту, где наверху, в специальной корзине, пристроился Эйбер, выискивающий вдали свет кормовых огней бригантины. Гэри и Гэзил топтались на носу, старательно всматриваясь во мрак с целью обнаружить хоть что-нибудь, что выдавало бы присутствие кариенцев. Тарджа стоял рядом с Падриком и Дрендиком, который ловко вел судно между спокойными прибрежными водами и бурным центральным потоком. Так, в состоянии нервного ожидания, они плыли в темноте уже несколько часов. Тарджа совсем уж было уверился, что они либо давно миновали корабль, либо, вопреки утверждениям капитана, кариенцы и не думали причаливать на ночь.
Всеобщее внимание привлек тихий свист Эйбера. Матрос указал на западный берег, и Тарджа быстро проследил глазами за его рукой. Вдали мерцали почти совсем неприметные крохотные звездочки корабельных огней.
Дрендик резко повернул штурвал, направив судно к западному берегу, и. Тарджа услышал, как оно жалобно заскрипело. Эйбер вместе с Гэзилом занялись парусом, а Дрендик между тем умело повел «Дочь Майры» поперек течения к противоположному берегу. Они шли в полной темноте, без огней, но Тарджа был уверен, что по мере приближения кто-нибудь из кариенцев их наверняка обнаружит. Постепенно во мраке проступили очертания массивного корабля, по сравнению с которым их баржа казалась нелепым утлым суденышком. Они аккуратно приблизились к берегу, и Тарджа почувствовал легкий толчок, когда нос судна вошел в заросли тростника. Раздался тихий плеск — Гэзил бросил якорь. Эйбер быстро соскользнул с мачты вниз. Наконец мужчины собрались на палубе и выжидающе посмотрели на Тарджу.
— А плавать-то вы все умеете? — ему внезапно пришло в голову, что их великая спасательная операция может сорваться, если воины его маленькой армии не умеют плавать. Дружные кивки подтвердили, что у плана есть шансы воплотиться в реальность, и успокоившийся Тарджа начал отдавать распоряжения. Эйбер и Гэри возьмут на себя нос, Гэзил и Падрик — корму, средняя часть корабля достанется Дрендику и Тардже. Скорее всего, кариенцы держат Р'шейл внизу, таким образом Тарджа и Дрендик отправятся на ее поиски, в то время как остальные возьмут под контроль ситуацию на палубе. Мужчины дружно кивнули в темноте. Вопросов ни у кого не возникло.
— Тогда вперед, — сказал он.
— Ты кое-что забыл, — подал голос Дрендик. — Жрец.
— А что там со жрецом? — спросил Падрик. В его глазах даже во мраке отражалось гложущее чувство вины.
— Жреца убить, — отрезал Тарджа. — Даже если больше мы ничего не добьемся, жреца нужно убить.
Дрендик с братьями снова кивнули. Падрик тоже выглядел вполне довольным этим решением. Только Гэри вопросительно посмотрел на Тарджу, будто у него на этот счет были некие сомнения. Тарджа пожал плечами, словно стремясь показать, что и сам не особенно представляет важность этого момента, но вот и харшини, и фардоннцы дружно полагают, что мир без жреца станет значительно чище и лучше.
Они по одному нырнули с «Дочери Майры» в темную воду, и Тарджа почувствовал себя в ледяных объятиях реки. К ноге его был прикреплен позаимствованный у фардоннцев меч, а в зубах зажат остро отточенный фардоннский же кинжал. Тарджа упрямо греб к бригантине, время от времени поглядывая на покачивающиеся головы плывущих рядом товарищей. Моток веревки у него на плече быстро намок и тяжелым грузом тянул ко дну. Тарджа посмотрел наверх, на палубу посольского корабля, и снял веревку с плеча, размышляя, как бы получше размахнуться и перекинуть ее через возвышающийся, как крепостная стена, борт. Он услышал тихий свист и оглянулся. Словно поняв, что за вопрос терзает командира, Эйбер поднял абордажный крюк, прицепленный к концу его собственной веревки, и начал раскручивать его над головой, с каждым оборотом понемногу отпуская веревку. Наконец он сильным движением послал крюк наверх, и тот, перелетев через борт, со стуком упал на палубу. Поблагодарив матроса молчаливым кивком, Тарджа последовал его примеру. Похоже, никто на корабле не обратил внимания на шум. Потянув за веревку и удостоверившись, что крючья крепко впились в борт, Тарджа начал карабкаться наверх.
Он перевалился через борт и очутился на палубе, с него ручьями лилась вода. Вокруг было пусто, и в этом ощущалось что-то неправильное, тревожащее. Тарджа взял кинжал в левую руку. Он увидел, как Дрендик штурмовал правый борт. С бороды фардоннца тоже стекали струйки. Он недоуменно пожал плечами, не обнаружив ни одного врага.