Страница:
– Ну что ты, милая… – Голос Розалины был похож на звон серебряного колокольчика. – Не сердись, детки огорчатся. – Тонкие пальчики ласково прикоснулись к нечесаным волосам амазонки. – А давай я тебе лучше на любимого погадаю…
Из кармана холщового казенного передника дева достала стопочку карт таро, раскинула красивым веером. Она всегда знача, как развлечь, чем утешить каждую из тридцати обитательниц эттесской городской темницы.
Оказавшись в заточении, гордая амазонка ни на минуту не давала себе труда смягчить нрав и постараться приспособиться к окружающим. Со всеми – со стражниками ли, в самом деле на редкость спокойными и добродушными, с соседками ли по темнице – она обращалась одинаково надменно и нетерпимо. Вела себя как хотела, ни с кем и ни с чем не считаясь.
Она не могла понять, что спасает ее только особое положение, это из-за него другие узницы терпят, прощают ее выходки – жалеют по-бабьи. А иначе…
Трудно сказать, что именно было бы иначе, но ясно, что ничего хорошего. Ведь сидели в этой темнице не только ленивая дурища Бочка или нежная Розалина, не способная обидеть даже пролетающую мимо муху. Были здесь и грозные грабительницы-головорезки из Ольдона, и профессиональные воровки из герцогств. Были даже две убивицы из Черной гильдии, те, которых боялись и грабительницы, и воровки, потому что в ремесле лишения жизни им не имелось равных.
А главное – женщин там было много против одной. И сколь ни была искушена Эфиселия в боевом искусстве, с такими противницами справиться не смогла бы. Вот о чем следовало бы задуматься гордой амазонке. Но она не желала.
Переход от того места, где они спустились с горы (примерно в районе истока реки Менглен), до Трегерата занял около недели.
– Опять Трегерат! – раскапризничалась Ильза. – Нанимались мы, что ли, каждый год в него ходить?! Надоел хуже…
– Хуже горькой редьки! – подсказала любительница народной мудрости. И предложила: – Давайте обойдем город стороной.
Но Ильза сама же ей и возразила:
– Надо пополнить запас провизии, на морозе хорошо естся.
Хельги тоже не хотел в Трегерат, боялся узреть очередной шедевр монументального искусства. Но, к огромной его радости, горожане не стали восстанавливать утраченное, а ограничились золотой мемориальной доской на доме колдуна Мицара.
– Идемте, идемте отсюда скорее! – торопил демон спутников, остановившихся прочесть трогательную надпись. – Не дай боги, выйдет Мицар, узнает нас – и конец!
И тут в голову неугомонной сильфиды пришла очередная идея:
– Интересно, что теперь стало с Кирнерой? Надо пойти посмотреть!
– Нет!!! – завопили Хельги и Эдуард в один голос.
Но остальным идея понравилась.
За несколько лет окрестности Кирнеры успела заметно измениться. Главных отличий было два. Во-первых, со склонов ее исчезли все постройки. Божество ушло из этих мест, а с ним и его почитатели. Во-вторых, к устью страшной пещеры теперь вела широкая тропа, проторенная множеством ног. Ужас Трегерата стал теперь его главной достопримечательностью. Муниципалитет даже установил у входа будку со сторожем, тот взимал с посетителей входную плату, и, надо заметить, немалую.
Орвуд хотел поскандалить. Уж они-то имеют право на бесплатный просмотр! И на процент от дохода тоже! Ведь только благодаря им…
– Умолкни, несчастный! – велел Хельги, свирепо сверкая желтым глазом.
И гном понял, что лучше не связываться.
«Сик трансит глориа мунди…» – подумал Хельги на красивом мертвом языке латен, с неожиданной грустью обозревая место своего былого подвига.
Да, вот так и проходит она, мирская слава… Столетиями трепетал Трегерат при одном упоминании одного названия – Кирнера. Столетиями жизнь в городе была подчинена той, что обитала в этом подземелье. Ирракшана спит… Ирракшана не спит… Горожане даже голову в сторону пещеры боялись повернуть, не то что приблизиться по своей воле.
Что сохранилось от былого ужаса теперь?
Пещера, обширная, но вовсе не такая огромная, как показалось Хельги в первый раз. Косые солнечные лучи, проникающие внутрь сквозь отверстие, освещали пространство довольно ярко, рассеивая ореол таинственности. Опустевший постамент – это на нем еще так недавно возлежало огромное тело демона-убийцы… Теперь вся поверхность каменного ложа была обсижена дикими голубями, а боковые стены пестрели надписями типа «Здесь был я», выцарапанными на мягком желтоватом песчанике; от древнего узора уже мало что сохранилось. Подобные же надписи, сделанные белым мелом и красным кирпичом, красовались и на стенах. В довершение картины в темном углу была навалена целая куча того, во что ступают неожиданно.
– Тьфу, демон! – выругался гном. – Деньги дерут, так хоть бы помещение очистили! Скажи! – Он подтолкнул эльфа в бок, ожидая поддержки.
Но тот молчал, в потрясении созерцая творящееся.
Сколько жизней оборвалось под этими сводами? Сколько было их – тех, кто вошел внутрь, чтобы не выйти уже никогда? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Это место – их усыпальница. Отсюда шагнули они… нет, даже не в Долину предков – в полное небытие. Здесь должен быть мемориал, хранящий память о невинных жертвах страшного демона, а не дешевый аттракцион, совмещенный с общественной уборной!
Подобного кощунства Аолен не ожидал даже от людей, а ведь Трегерат населяли не только люди. Кудиане, к примеру, слывут высоконравственным народом. И эльфийская диаспора в городе есть… Как могли, как посмели они допустить все это?
Так думал Аолен. А Энка в это время подыскивала глазами подходящий обломок кирпича – ей тоже захотелось запечатлеть свое имя для потомков. И, увы, она была не одинока в этом желании!..
Занятые своими мыслями, приятели не сразу обратили внимание на поведение Хельги, весьма и весьма странное. Упершись плечом, он что было сил толкал ложе Ирракшаны, будто и впрямь надеялся в одиночку сдвинуть с места эту огромную каменную махину!..
А он и не надеялся даже – он твердо знал, что это возможно. И не просто возможно – это нужно, это совершенно необходимо сделать! Кто-то, кто был до него, стремился к этому всей душой, не жалея собственной жизни… Зачем? Сейчас неважно! Потом разберемся! Сейчас надо просто толкать!..
Первым движение постамента заметил Рагнар, в тот самый миг, когда сильфида противным голосом осведомлялась у Меридит, уж не спятил ли ее любимый брат по оружию.
– Пошла!!! – завопил рыцарь, радуясь неизвестно чему. Подскочил, навалился всем своим богатырским весом…
Медленно, плавно и беззвучно отъехала вбок каменная глыба. Широкий, шага в полтора диаметром, лаз открылся под ней. Крутой, ступенчатый спуск, скорее природный, нежели рукотворный, уходил в зловещую черноту подземелья.
Ильза осторожно подобралась к краю, заглянула внутрь. В лицо ей пахнуло склепом. Сыростью и тоской.
– Мы что, полезем туда, вниз? – с опаской спросила она.
Никто и рта не успел раскрыть, а бессовестная сильфида уже ответила:
– Разумеется! Зря, что ли, мучились и открывали?!
– И кто из нас спятил? – удивленно фыркнул Хельги. – Что мы там, внизу, забыли?
Настал черед сильфиды удивляться.
– Это тебя надо спросить! Зачем ты его открыл?! Чего ты хотел там найти?
Хельги уселся на пол, привалившись спиной к холодному камню постамента – он вдруг почувствовал, что очень устал. Но и усталость это была не своя, чужая. Того, кто был здесь до него.
– Я ничего не хотел, – пояснил демон грустно. – Это был не я. Чья-то сущность, из жертв Ирракшаны, подсказала мне, что камень можно сдвинуть. Кто-то когда-то очень хотел этого. Он знал, что Ирракшана завелась тут не сама и не просто так сидела. Ее приставили специально, сторожить дыру. Там, внизу, сокрыто нечто важное. За этим пришел в пещеру кто-то и погиб… Все. Больше ничего не знаю.
– А у него… у кого-то нельзя спросить? – Голос Эдуарда дрожал. Его всегда волновали такие вещи – древние тайны, загадочные подземелья…
– Нельзя. От его сущности больше ничего не осталось. Давно дело было, Ирракшана его почти полностью переварила. Сохранилось лишь наиболее яркое впечатление.
– Раз Силы Судьбы нас сюда направили… – завел старую песню Рагнар.
Но Орвуд его тотчас одернул:
– Нельзя воображать, что высшие Силы только и делают, что носятся с нашими персонами, будто у них других занятий нет! Сюда нас направила Энка, потому что не в меру любопытна. Возможно, это в самом деле судьба, равно как и простое стечение обстоятельств. Значит, надо хорошенько подумать, прежде чем совать нос незнамо куда. Тем более у нас есть дело поважнее!
Они сидели и думали. Долго, хорошо думали.
Стоит ли уточнять, каков был результат?
Собственно, они вовсе не собирались заходить «далеко». Ну спустятся немного, посмотрят, что к чему, и сразу назад. Вопрос решился окончательно, когда Ильза извлекла из кармана перышко эрцинии – оказывается, ей удалось сберечь его от огня. Если есть свет, отчего бы им не воспользоваться?
Воспользовались. Спустились вниз шагов на двадцать, когда Орвуд, шествующий впереди, вдруг наступил на что-то гладкое, выпуклое… И в тот же миг постамент наверху пришел в движение. Плавно, бесшумно, но удивительно быстро скользнул на свое старое место, наглухо перекрыв выход.
Спасители мира оказались замурованными под землей, и неоткуда было ждать помощи. Ори не ори, зови не зови – никто не услышит. А если и услышат – все равно не поймут, откуда доносится звук…
– Теперь нам поневоле придется идти вперед! – В голосе сильфиды не было никакого сожаления. Она, похоже, для себя давно все решила. – Поищем другой выход!
Пришлось идти – а что еще оставалось? У Ильзы на языке все время вертелся один страшный вопрос. А что будет, если другого выхода нет вообще? Но она его так и не задала, чтобы не накаркать.
Постепенно спуск становился все более пологим. Шагов через двести он закончился, узкий наклонный коридор плавно перешел в горизонтальную галерею. И в ее-то рукотворной природе сомневаться не приходилось – гладкие стены были выложены мраморной плиткой. Правда, на большей площади отделка уже обвалилась и лежала на полу грудами битого камня, но местами держалась, и довольно крепко; Эдуард ковырнул ножом – не отстала.
Еще шагов через триста путь перерезала осыпь. Преграда не была глухой – у самого потолка виднелась щель.
– Пролезем, – решил Рагнар, – надо только расширить.
В деле прокладки тоннелей в рыхлых материалах славному рыцарю не было равных. Десяти минут не прошло, а они стояли уже по ту сторону осыпного склона.
Здесь воздух был еще более сырым и затхлым. Гулкое эхо сопровождало шаги. Гадкого вида слепые насекомые из тех, что обычно водятся в пещерах, ползали по стенам. Из трещин сочилась вода, оставляя ржавые потеки на изъеденном язвами мраморе…
– Вода есть – уже радость! – отметил Орвуд с удовлетворением. Он хорошо знал, какие опасности могут подстерегать смертного под землей.
– Смотрите! Вход! – вдруг вскричал Аолен.
Действительно, в левой стене галереи обнаружился скромных размеров арочный проем. Свернули туда, ожидая увидеть что-то небывалое. Попали в узенький коридорчик, оканчивающийся тупиком.
Это было небольшое квадратное помещение с полом, имеющим два уровня. В приподнятой его части, примыкающей к глухой стене напротив входа, были проделаны овальные углубления, почти доверху заваленные битым камнем.
– Что это такое?! – вытаращилась Ильза. – Оно для колдовства, да?! – А с чем, кроме колдовства, могло ассоциироваться у бедной девушки таинственное подземелье?
Хельги взглянул на нее с жалостью и сказал вполголоса:
– Какое там колдовство! Это обычная уборная.
К такой прозе жизни оказались не готовы и все остальные.
– Глупость какая! С чего ты взял? Ты уверен?!
– Покусай меня химера, если это не так! – исчерпывающе ответил демон, и друзья были вынуждены согласиться с его догадкой.
– Зачем же здесь, под землей, уборная? – принялась гадать Ильза. – Наверное, сюда Ирракшана ползала?
– Ирракшана никуда не ползала! – Хельги даже рассердился ее глупости, хотя обычно легко прощал девушке подобные промахи. Но на то, что касалось Ирракшаны, он всегда реагировал болезненно, а тут еще и обстановка влияла… – Она лежала неподвижно на своей тумбе. И вообще, тому, кто питается чужими сущностями, ходить в уборную нет нужды. Неужели так трудно сообразить?
Наверное, это дурное влияние сильфиды так сказалось.
– Извини, я этих тонкостей не знача, – ответила девушка резко. – Я же не демон-убийца, чужими сущностями не питаюсь.
Сказала – и сама ужаснулась. А Хельги вдруг как-то сник, побледнел и притих. Ильза увидела, что натворила, и разрыдалась… И ему ее же пришлось утешать! Где в жизни справедливость?
Это был Трегерат – сомнений больше не осталось, Меридит прочла надпись, выбитую над одной из арок. Но не тот, привычный город, что остался наверху, а старый Трегерат. Мертвый, уничтоженный, испепеленный в той войне, что вошла в историю как битвы трех магов. Самая первая, самая страшная магическая война – куда до нее средневековым! – сровняла с землей, превратила в спекшийся пепел все, что было наверху. Сохранился Трегерат нижний – погреба и подвалы, гробницы и склепы, тайные подземные ходы дворцов, чьи-то норы, галереи, целые подземные этажи, объединенные в единую систему длинными коридорами… Наверное, древний город населяли не только люди и кудиане – эти народы любят воздух и свет, они никогда не забираются так глубоко. Был здесь еще один народ, он-то и создал Трегерат подземный.
Страшен гнев вырвавшихся на волю Сил Стихий. Ничто живое – на земле, под ней ли – не уцелело в огненном безумии той битвы. Но неживое – устояло.
Трое суток без малого (время под землей, опять же особым гномьим чутьем, умел определять Орвуд), показавшихся целой вечностью, прошли в бесплодных скитаниях по гигантскому подземному лабиринту, где все было прах и тлен, где сам воздух пах смертью… Руины, осыпи, обвалы… Но даже они не могли скрыть былого великолепия погибшего города. Каменная резьба, украшающая колонны, поражала своим изяществом, мозаичные полы были сделаны не из цветного стекла даже, а из природного самоцветного камня, лики чудесных мраморных скульптур дышали жизнью, склепы и гробницы ломились от драгоценностей… Все было так удивительно, непривычно, роскошно, прекрасно и загадочно…
Путникам казалось – вот сейчас, за следующим поворотом, им откроется что-то необыкновенное! Некая тайна, ради которой кто-то когда-то шагнул в логово демона-убийцы, не пожалел не только жизни – что стоит жизнь смертного? – но даже самой сущности своей!
Увы. Чуда не случилось. Тайное осталось тайным, откровения Судьбы они так и не дождались. Только измучились, промочили ноги и продрогли до мозга костей – о кострах, пусть даже магических, Орвуд и думать запретил, а ледяная вода в галереях местами доходила до колен.
Друзья начинали потихоньку впадать в отчаяние. Все чаще, все навязчивее становилась мысль: а если другого выхода и вправду нет?
– Должен быть! – убеждал Орвуд. – Я точно знаю! Здесь есть движение воздуха.
– Мы уже три дня без толку бродим! – жалобно всхлипнул Эдуард. Он чувствовал, что из грозного воина вновь превращается в слабого, плаксивого юношу, но ничего не мог с собой поделать.
– Что такое три дня для подземелья! – рявкнул гном свирепо. – Бывает, месяцами блуждать приходится! И все равно рано или поздно находится выход!
– Слабое утешение, но лучше, чем ничего! – пробормотала диса со вздохом.
Выход нашелся!
Сперва Орвуд принялся как-то по-особому, интенсивно шевелить своим большим мясистым носом, нюхая затхлый пещерный воздух.
– Скорей! – велел он. – Туда! – И указал вправо.
Там был очередной коридорчик, совсем узенький и низенький, на взгляд остальных, совершенно бесперспективный. Долго брели гуськом, друг за другом. Очень уж тесен был ход, вдвоем не разминуться. Рагнару с его широченными плечами и богатырским ростом пришлось и вовсе тяжко. Бедный рыцарь протискивался бочком, низко пригнув голову. В конце концов ему так свело шею, что он даже заорал от боли, перепугав друзей чуть не до смерти.
– Это тупик! – жалобно скулила Энка дорогой. – Это непременно тупик, уж я чувствую!
Сильфы – существа от природы склонные к клаустрофобии. Жизнь закалила характер дочери сенатора Валериания, научила справляться со страхами, но у кого из смертных не случаются минуты слабости? Еще немного – и сотник Энкалетте разревелась бы не хуже любого принца!
Но сама Судьба избавила ее от позора – впереди забрезжил свет! С каждым шагом он становился все ярче. Скоро злосчастные пленники древнего подземелья смогли убедиться – это не какая-нибудь магическая причуда, как подозревала сильфида, боясь поверить своему счастью, а настоящий дневной свет!
Коридор закончился коротким крутым подъемом – и вот они уже на свободе! И даже Орвуд, хоть и был он подземным жителем, уроженцем пещер Даарн-Ола, не стал сдерживать ликующие вопли!
А напрыгавшись, накричавшись вдоволь, они огляделись…
У ног их чернела небольшая нора – выход из подземелья. Рядом из-под снега выглядывали крупные замшелые валуны – целая россыпь! Неподалеку, с востока на запад, тянулась широкая санная дорога. А поодаль, слева, высились островерхие башенки большого города; одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять – это может быть что угодно, но только не Трегерат! И это при условии, что никакого другого города в трех днях пути от Трегерата никогда не было!
Трое сотников удивленно переглядывались. Было в окружающем их ландшафте что-то до боли знакомое, родное можно сказать!
– Знаете, мне кажется, я уже бывала в этом месте! – начала сильфида голосом вдохновенным и таинственным. – Возможно, в иной жизни…
Меридит взглянула на боевую подругу с неприкрытой насмешкой.
– Опомнись, несчастная! Какая иная жизнь?! У тебя совсем с головой плохо, не то от подземелья, не то от твоих бульварных романов! Не видишь разве, это же Уэллендорф!
– Что?! Не может быть! – выпалила девица едва ли не с ужасом.
– Конечно! – авторитетно подтвердил Хельги. – Мы стоим у замковых развалин. Вон там, – он кивнул вправо, – мы клад нашли. А под этим камнем я летом для профессора Донавана мокриц ловил, ты сама же надо мной издевалась!
Трудно сказать, что именно, клад или мокрицы, заставили сильфиду признать очевидное. Это действительно был Уэллендорф!
– С ума сойти! – прошептала она, по-старушечьи прижав ладони к щекам. Это был один из тех простонародных жестов, за которые сама Энка обычно шпыняла Ильзу, поддразнивая: «Село мое родное». Всего несколько секунд длилось ее замешательство. А потом сильфида вновь стала собой. Тряхнула рыжей челкой, накинула на плечи красивый красный мешок, прихваченный из другого мира, и напустилась на спутников: – Тогда чего мы застыли как бараны перед новыми воротами? Идемте домой!
Домой они не попали – потеряли ключи. Пошли к хозяину за запасными – тот, как назло, уехал в деревню к теще, не то на свадьбу, не то на похороны. Энка хотела высадить дверь, но Меридит отговорила. Какой смысл возиться, ломать, потом чинить, если завтра опять в дорогу? Не проще ли найти временное пристанище?
Так и сделали. Отправились в комнаты при трактире – отдохнуть, привести себя в порядок, осмыслить, наконец, что именно с ними приключилось.
– От Трегерата до Уэллендорфа даже напрямую, через горы, не меньше трех недель пути. Мы добрались за три дня! И никакого магического воздействия не чувствовалось! Ничего не понимаю! – удивлялся Хельги.
– А я тебе объясню! – предложил Аолен. – Принцип разделенного пространства! Старый, подземный Трегерат не привязан к географическому месту, соответствующему современному городу. Это был отдельный маленький мир, вроде средневековой Волшебной страны, и имел он как минимум два выхода. Один открывался в старом Трегерате. Другим же выходом, или, скорее, парадным входом был…
– Старый Замок! – догадался Хельги.
– Вы что хотите сказать? – округлила глаза Энка. – Что народом, населявшим подземный город, были…
– Были сиды! – заключила Меридит. – Это и есть их царство! Помните? «Горе, горе! Горе царству моему, горе моему народу!» – с завыванием продекламировала она, передразнивая замкового призрака. – Вот уж и в самом деле горе! Врагу не пожелаешь!
– Непонятно, нас-то зачем туда занесло? – проворчал Орвуд. – Ничего полезного не нашли, только нервы попортили.
– Не скажи! – злорадно хихикнул Хельги. – Теперь мы по крайней мере знаем, что именно предстоит возрождать Бандароху Августусу! Ох, как же я ему не завидую!..
А потом Рагнар вдруг задал вопрос, который для троих магистров был самым больным. Настолько, что они боялись о нем и речи завести.
– Вы в университет-то свой пойдете?
– Зачем? Документы забрать? – горестно усмехнулась диса. – Это мы и потом успеем. Когда Мир спасем. А пока не будем об этом.
Так они и решили – про университет до лучших времен не вспоминать. Что понапрасну душу травить? И Хельги покорно молчал, терпел – до вечера. А потом не выдержал. Вскочил, нацепил куртку, пробормотал виновато:
– Я только уточню… – и, не договорив, ушел.
Медленно, понуро брел он знакомыми уэллендорфскими улицами к красивому" готическому зданию, высящемуся на площади против ратуши. Сколько раз проходил он этим маршрутом? Сотни? Тысячи? Не сосчитать. Неужели этот окажется последним?!
Было двадцатое декабря шесть тысяч тридцатого года. Со дня их поступления на учебу прошло более семи лет.
А казалось, еще вчера они с Меридит, держась за руки, как маленькие, неумело скрывая друг от друга странное, незнакомое прежде волнение, шли на приемные испытания. Они, бывалые воины из гильдии Белых Щитов, трепетали будто школяры, будто «крысята» перед первым боем, и тихо горевали, что в детстве никто не научил их молиться хоть каким-нибудь богам…
Каким же огромным, величественным и таинственным казался им тогда уэллендорфский храм науки!.. Просторные аудитории, в несколько ярусов, причем верхние так высоко, что лектор за кафедрой кажется совсем маленьким. Хитросплетения коридоров и лестниц – настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться и оказаться совсем не там, куда шел. Под высокими сводами их гуляет гулкое эхо, по стенам развешаны портреты великих ученых мужей, они смотрят на тебя с потемневших полотен, и в глазах каждого почему-то явственно читается немой укор. Под их взглядами тебе и вправду становится стыдно за собственную лень и нерадивость, и ты обещаешь себе непременно измениться к лучшему. Загадочный полумрак лабораторий… Это за их тяжелыми дубовыми дверями, украшенными грозными предупреждающими табличками, вершатся самые сокровенные таинства современной науки. Учебные кабинеты – будто нарочно, для большего контраста с окружающим великолепием – совсем маленькие и обшарпанные. Доски так всегда в лиловых разводах, а самого мела никогда нет на месте; стулья преподавателей расшатаны и скрипят, а столы студентов исписаны и исцарапаны всякими глупостями: от магических формул против дурного глаза до любовных признаний, от карикатур на профессоров до крестиков-ноликов…
«Неужели ничего этого больше не будет?!» – думал Хельги, и ужас холодными, липкими лапками сжимал его грозную демоническую сущность.
Не будет зачетов и лекций, опытов, диссертаций и статей. Не будет ленивых студентов, не умеющих отличить серпулы от верметуса, и зачеток их, до неприличия заполненных загадочным духом Халявой. Не будет пыльных библиотечных книг со страницами, вырванными на самом нужном месте, и маленького грустного домового гоблина, угнездившегося среди стеллажей. И вредный мэтр Уайзер больше не скажет, что магистр Ингрем дискредитирует образ высшего демона в глазах студентов. И профессор Донаван больше не пошлет его ловить мокриц и пиявок, причем не каких попало, а непременно природных, магически нейтральных.
Хельги попробовал воззвать к голосу разума. Есть в Староземье и другие университеты, убеждал он себя. Можно будет устроиться туда. Но разум говорил одно, а чувства не желали ему внимать. Те университеты чужие, а этот – свой!
Подменный сын ярла не помнил, когда плакал последний раз в жизни. Было ему пять лет, а может, шесть? Но он ясно чувствовал: окажись путь до университета хоть на сотню шагов длиннее, и он, пожалуй, разревелся бы прямо на улице. К счастью, расстояние было совсем невелико, а войдя внутрь, он кое-как справился с эмоциями. Не мог же грозный и могучий демон-убийца предстать перед мэтром Перегрином в таком постыдно-жалком виде!
Да, именно к нему, преподавателю прикладной и теоретической магии, а вовсе не к собственному научному куратору Донавану направлялся теперь магистр Ингрем! Почему – он и сам не знал.
Перегрина он застал перед дверью в лабораторию, тот шел готовиться к ночному семинару (некоторые магические действия возможны только после захода солнца).
– Профессор! – набравшись решимости, тихо окликнул Хельги.
Тот вздрогнул и обернулся.
– Кто здесь?! – Ох не любил профессор эти ночные семинары!
– Профессор, это я.
Это был магистр Ингрем! Собственной персоной! Что за наваждение?! Перегрин тряхнул головой. Ингрем не исчез. Наоборот, приблизился… Исхудавший, бледный, в совершенно дикой пятнистой куртке, со следами недавно заживших ожогов на лице.
Из кармана холщового казенного передника дева достала стопочку карт таро, раскинула красивым веером. Она всегда знача, как развлечь, чем утешить каждую из тридцати обитательниц эттесской городской темницы.
Оказавшись в заточении, гордая амазонка ни на минуту не давала себе труда смягчить нрав и постараться приспособиться к окружающим. Со всеми – со стражниками ли, в самом деле на редкость спокойными и добродушными, с соседками ли по темнице – она обращалась одинаково надменно и нетерпимо. Вела себя как хотела, ни с кем и ни с чем не считаясь.
Она не могла понять, что спасает ее только особое положение, это из-за него другие узницы терпят, прощают ее выходки – жалеют по-бабьи. А иначе…
Трудно сказать, что именно было бы иначе, но ясно, что ничего хорошего. Ведь сидели в этой темнице не только ленивая дурища Бочка или нежная Розалина, не способная обидеть даже пролетающую мимо муху. Были здесь и грозные грабительницы-головорезки из Ольдона, и профессиональные воровки из герцогств. Были даже две убивицы из Черной гильдии, те, которых боялись и грабительницы, и воровки, потому что в ремесле лишения жизни им не имелось равных.
А главное – женщин там было много против одной. И сколь ни была искушена Эфиселия в боевом искусстве, с такими противницами справиться не смогла бы. Вот о чем следовало бы задуматься гордой амазонке. Но она не желала.
Переход от того места, где они спустились с горы (примерно в районе истока реки Менглен), до Трегерата занял около недели.
– Опять Трегерат! – раскапризничалась Ильза. – Нанимались мы, что ли, каждый год в него ходить?! Надоел хуже…
– Хуже горькой редьки! – подсказала любительница народной мудрости. И предложила: – Давайте обойдем город стороной.
Но Ильза сама же ей и возразила:
– Надо пополнить запас провизии, на морозе хорошо естся.
Хельги тоже не хотел в Трегерат, боялся узреть очередной шедевр монументального искусства. Но, к огромной его радости, горожане не стали восстанавливать утраченное, а ограничились золотой мемориальной доской на доме колдуна Мицара.
– Идемте, идемте отсюда скорее! – торопил демон спутников, остановившихся прочесть трогательную надпись. – Не дай боги, выйдет Мицар, узнает нас – и конец!
И тут в голову неугомонной сильфиды пришла очередная идея:
– Интересно, что теперь стало с Кирнерой? Надо пойти посмотреть!
– Нет!!! – завопили Хельги и Эдуард в один голос.
Но остальным идея понравилась.
За несколько лет окрестности Кирнеры успела заметно измениться. Главных отличий было два. Во-первых, со склонов ее исчезли все постройки. Божество ушло из этих мест, а с ним и его почитатели. Во-вторых, к устью страшной пещеры теперь вела широкая тропа, проторенная множеством ног. Ужас Трегерата стал теперь его главной достопримечательностью. Муниципалитет даже установил у входа будку со сторожем, тот взимал с посетителей входную плату, и, надо заметить, немалую.
Орвуд хотел поскандалить. Уж они-то имеют право на бесплатный просмотр! И на процент от дохода тоже! Ведь только благодаря им…
– Умолкни, несчастный! – велел Хельги, свирепо сверкая желтым глазом.
И гном понял, что лучше не связываться.
«Сик трансит глориа мунди…» – подумал Хельги на красивом мертвом языке латен, с неожиданной грустью обозревая место своего былого подвига.
Да, вот так и проходит она, мирская слава… Столетиями трепетал Трегерат при одном упоминании одного названия – Кирнера. Столетиями жизнь в городе была подчинена той, что обитала в этом подземелье. Ирракшана спит… Ирракшана не спит… Горожане даже голову в сторону пещеры боялись повернуть, не то что приблизиться по своей воле.
Что сохранилось от былого ужаса теперь?
Пещера, обширная, но вовсе не такая огромная, как показалось Хельги в первый раз. Косые солнечные лучи, проникающие внутрь сквозь отверстие, освещали пространство довольно ярко, рассеивая ореол таинственности. Опустевший постамент – это на нем еще так недавно возлежало огромное тело демона-убийцы… Теперь вся поверхность каменного ложа была обсижена дикими голубями, а боковые стены пестрели надписями типа «Здесь был я», выцарапанными на мягком желтоватом песчанике; от древнего узора уже мало что сохранилось. Подобные же надписи, сделанные белым мелом и красным кирпичом, красовались и на стенах. В довершение картины в темном углу была навалена целая куча того, во что ступают неожиданно.
– Тьфу, демон! – выругался гном. – Деньги дерут, так хоть бы помещение очистили! Скажи! – Он подтолкнул эльфа в бок, ожидая поддержки.
Но тот молчал, в потрясении созерцая творящееся.
Сколько жизней оборвалось под этими сводами? Сколько было их – тех, кто вошел внутрь, чтобы не выйти уже никогда? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Это место – их усыпальница. Отсюда шагнули они… нет, даже не в Долину предков – в полное небытие. Здесь должен быть мемориал, хранящий память о невинных жертвах страшного демона, а не дешевый аттракцион, совмещенный с общественной уборной!
Подобного кощунства Аолен не ожидал даже от людей, а ведь Трегерат населяли не только люди. Кудиане, к примеру, слывут высоконравственным народом. И эльфийская диаспора в городе есть… Как могли, как посмели они допустить все это?
Так думал Аолен. А Энка в это время подыскивала глазами подходящий обломок кирпича – ей тоже захотелось запечатлеть свое имя для потомков. И, увы, она была не одинока в этом желании!..
Занятые своими мыслями, приятели не сразу обратили внимание на поведение Хельги, весьма и весьма странное. Упершись плечом, он что было сил толкал ложе Ирракшаны, будто и впрямь надеялся в одиночку сдвинуть с места эту огромную каменную махину!..
А он и не надеялся даже – он твердо знал, что это возможно. И не просто возможно – это нужно, это совершенно необходимо сделать! Кто-то, кто был до него, стремился к этому всей душой, не жалея собственной жизни… Зачем? Сейчас неважно! Потом разберемся! Сейчас надо просто толкать!..
Первым движение постамента заметил Рагнар, в тот самый миг, когда сильфида противным голосом осведомлялась у Меридит, уж не спятил ли ее любимый брат по оружию.
– Пошла!!! – завопил рыцарь, радуясь неизвестно чему. Подскочил, навалился всем своим богатырским весом…
Медленно, плавно и беззвучно отъехала вбок каменная глыба. Широкий, шага в полтора диаметром, лаз открылся под ней. Крутой, ступенчатый спуск, скорее природный, нежели рукотворный, уходил в зловещую черноту подземелья.
Ильза осторожно подобралась к краю, заглянула внутрь. В лицо ей пахнуло склепом. Сыростью и тоской.
– Мы что, полезем туда, вниз? – с опаской спросила она.
Никто и рта не успел раскрыть, а бессовестная сильфида уже ответила:
– Разумеется! Зря, что ли, мучились и открывали?!
– И кто из нас спятил? – удивленно фыркнул Хельги. – Что мы там, внизу, забыли?
Настал черед сильфиды удивляться.
– Это тебя надо спросить! Зачем ты его открыл?! Чего ты хотел там найти?
Хельги уселся на пол, привалившись спиной к холодному камню постамента – он вдруг почувствовал, что очень устал. Но и усталость это была не своя, чужая. Того, кто был здесь до него.
– Я ничего не хотел, – пояснил демон грустно. – Это был не я. Чья-то сущность, из жертв Ирракшаны, подсказала мне, что камень можно сдвинуть. Кто-то когда-то очень хотел этого. Он знал, что Ирракшана завелась тут не сама и не просто так сидела. Ее приставили специально, сторожить дыру. Там, внизу, сокрыто нечто важное. За этим пришел в пещеру кто-то и погиб… Все. Больше ничего не знаю.
– А у него… у кого-то нельзя спросить? – Голос Эдуарда дрожал. Его всегда волновали такие вещи – древние тайны, загадочные подземелья…
– Нельзя. От его сущности больше ничего не осталось. Давно дело было, Ирракшана его почти полностью переварила. Сохранилось лишь наиболее яркое впечатление.
– Раз Силы Судьбы нас сюда направили… – завел старую песню Рагнар.
Но Орвуд его тотчас одернул:
– Нельзя воображать, что высшие Силы только и делают, что носятся с нашими персонами, будто у них других занятий нет! Сюда нас направила Энка, потому что не в меру любопытна. Возможно, это в самом деле судьба, равно как и простое стечение обстоятельств. Значит, надо хорошенько подумать, прежде чем совать нос незнамо куда. Тем более у нас есть дело поважнее!
Они сидели и думали. Долго, хорошо думали.
Стоит ли уточнять, каков был результат?
Собственно, они вовсе не собирались заходить «далеко». Ну спустятся немного, посмотрят, что к чему, и сразу назад. Вопрос решился окончательно, когда Ильза извлекла из кармана перышко эрцинии – оказывается, ей удалось сберечь его от огня. Если есть свет, отчего бы им не воспользоваться?
Воспользовались. Спустились вниз шагов на двадцать, когда Орвуд, шествующий впереди, вдруг наступил на что-то гладкое, выпуклое… И в тот же миг постамент наверху пришел в движение. Плавно, бесшумно, но удивительно быстро скользнул на свое старое место, наглухо перекрыв выход.
Спасители мира оказались замурованными под землей, и неоткуда было ждать помощи. Ори не ори, зови не зови – никто не услышит. А если и услышат – все равно не поймут, откуда доносится звук…
– Теперь нам поневоле придется идти вперед! – В голосе сильфиды не было никакого сожаления. Она, похоже, для себя давно все решила. – Поищем другой выход!
Пришлось идти – а что еще оставалось? У Ильзы на языке все время вертелся один страшный вопрос. А что будет, если другого выхода нет вообще? Но она его так и не задала, чтобы не накаркать.
Постепенно спуск становился все более пологим. Шагов через двести он закончился, узкий наклонный коридор плавно перешел в горизонтальную галерею. И в ее-то рукотворной природе сомневаться не приходилось – гладкие стены были выложены мраморной плиткой. Правда, на большей площади отделка уже обвалилась и лежала на полу грудами битого камня, но местами держалась, и довольно крепко; Эдуард ковырнул ножом – не отстала.
Еще шагов через триста путь перерезала осыпь. Преграда не была глухой – у самого потолка виднелась щель.
– Пролезем, – решил Рагнар, – надо только расширить.
В деле прокладки тоннелей в рыхлых материалах славному рыцарю не было равных. Десяти минут не прошло, а они стояли уже по ту сторону осыпного склона.
Здесь воздух был еще более сырым и затхлым. Гулкое эхо сопровождало шаги. Гадкого вида слепые насекомые из тех, что обычно водятся в пещерах, ползали по стенам. Из трещин сочилась вода, оставляя ржавые потеки на изъеденном язвами мраморе…
– Вода есть – уже радость! – отметил Орвуд с удовлетворением. Он хорошо знал, какие опасности могут подстерегать смертного под землей.
– Смотрите! Вход! – вдруг вскричал Аолен.
Действительно, в левой стене галереи обнаружился скромных размеров арочный проем. Свернули туда, ожидая увидеть что-то небывалое. Попали в узенький коридорчик, оканчивающийся тупиком.
Это было небольшое квадратное помещение с полом, имеющим два уровня. В приподнятой его части, примыкающей к глухой стене напротив входа, были проделаны овальные углубления, почти доверху заваленные битым камнем.
– Что это такое?! – вытаращилась Ильза. – Оно для колдовства, да?! – А с чем, кроме колдовства, могло ассоциироваться у бедной девушки таинственное подземелье?
Хельги взглянул на нее с жалостью и сказал вполголоса:
– Какое там колдовство! Это обычная уборная.
К такой прозе жизни оказались не готовы и все остальные.
– Глупость какая! С чего ты взял? Ты уверен?!
– Покусай меня химера, если это не так! – исчерпывающе ответил демон, и друзья были вынуждены согласиться с его догадкой.
– Зачем же здесь, под землей, уборная? – принялась гадать Ильза. – Наверное, сюда Ирракшана ползала?
– Ирракшана никуда не ползала! – Хельги даже рассердился ее глупости, хотя обычно легко прощал девушке подобные промахи. Но на то, что касалось Ирракшаны, он всегда реагировал болезненно, а тут еще и обстановка влияла… – Она лежала неподвижно на своей тумбе. И вообще, тому, кто питается чужими сущностями, ходить в уборную нет нужды. Неужели так трудно сообразить?
Наверное, это дурное влияние сильфиды так сказалось.
– Извини, я этих тонкостей не знача, – ответила девушка резко. – Я же не демон-убийца, чужими сущностями не питаюсь.
Сказала – и сама ужаснулась. А Хельги вдруг как-то сник, побледнел и притих. Ильза увидела, что натворила, и разрыдалась… И ему ее же пришлось утешать! Где в жизни справедливость?
Это был Трегерат – сомнений больше не осталось, Меридит прочла надпись, выбитую над одной из арок. Но не тот, привычный город, что остался наверху, а старый Трегерат. Мертвый, уничтоженный, испепеленный в той войне, что вошла в историю как битвы трех магов. Самая первая, самая страшная магическая война – куда до нее средневековым! – сровняла с землей, превратила в спекшийся пепел все, что было наверху. Сохранился Трегерат нижний – погреба и подвалы, гробницы и склепы, тайные подземные ходы дворцов, чьи-то норы, галереи, целые подземные этажи, объединенные в единую систему длинными коридорами… Наверное, древний город населяли не только люди и кудиане – эти народы любят воздух и свет, они никогда не забираются так глубоко. Был здесь еще один народ, он-то и создал Трегерат подземный.
Страшен гнев вырвавшихся на волю Сил Стихий. Ничто живое – на земле, под ней ли – не уцелело в огненном безумии той битвы. Но неживое – устояло.
Трое суток без малого (время под землей, опять же особым гномьим чутьем, умел определять Орвуд), показавшихся целой вечностью, прошли в бесплодных скитаниях по гигантскому подземному лабиринту, где все было прах и тлен, где сам воздух пах смертью… Руины, осыпи, обвалы… Но даже они не могли скрыть былого великолепия погибшего города. Каменная резьба, украшающая колонны, поражала своим изяществом, мозаичные полы были сделаны не из цветного стекла даже, а из природного самоцветного камня, лики чудесных мраморных скульптур дышали жизнью, склепы и гробницы ломились от драгоценностей… Все было так удивительно, непривычно, роскошно, прекрасно и загадочно…
Путникам казалось – вот сейчас, за следующим поворотом, им откроется что-то необыкновенное! Некая тайна, ради которой кто-то когда-то шагнул в логово демона-убийцы, не пожалел не только жизни – что стоит жизнь смертного? – но даже самой сущности своей!
Увы. Чуда не случилось. Тайное осталось тайным, откровения Судьбы они так и не дождались. Только измучились, промочили ноги и продрогли до мозга костей – о кострах, пусть даже магических, Орвуд и думать запретил, а ледяная вода в галереях местами доходила до колен.
Друзья начинали потихоньку впадать в отчаяние. Все чаще, все навязчивее становилась мысль: а если другого выхода и вправду нет?
– Должен быть! – убеждал Орвуд. – Я точно знаю! Здесь есть движение воздуха.
– Мы уже три дня без толку бродим! – жалобно всхлипнул Эдуард. Он чувствовал, что из грозного воина вновь превращается в слабого, плаксивого юношу, но ничего не мог с собой поделать.
– Что такое три дня для подземелья! – рявкнул гном свирепо. – Бывает, месяцами блуждать приходится! И все равно рано или поздно находится выход!
– Слабое утешение, но лучше, чем ничего! – пробормотала диса со вздохом.
Выход нашелся!
Сперва Орвуд принялся как-то по-особому, интенсивно шевелить своим большим мясистым носом, нюхая затхлый пещерный воздух.
– Скорей! – велел он. – Туда! – И указал вправо.
Там был очередной коридорчик, совсем узенький и низенький, на взгляд остальных, совершенно бесперспективный. Долго брели гуськом, друг за другом. Очень уж тесен был ход, вдвоем не разминуться. Рагнару с его широченными плечами и богатырским ростом пришлось и вовсе тяжко. Бедный рыцарь протискивался бочком, низко пригнув голову. В конце концов ему так свело шею, что он даже заорал от боли, перепугав друзей чуть не до смерти.
– Это тупик! – жалобно скулила Энка дорогой. – Это непременно тупик, уж я чувствую!
Сильфы – существа от природы склонные к клаустрофобии. Жизнь закалила характер дочери сенатора Валериания, научила справляться со страхами, но у кого из смертных не случаются минуты слабости? Еще немного – и сотник Энкалетте разревелась бы не хуже любого принца!
Но сама Судьба избавила ее от позора – впереди забрезжил свет! С каждым шагом он становился все ярче. Скоро злосчастные пленники древнего подземелья смогли убедиться – это не какая-нибудь магическая причуда, как подозревала сильфида, боясь поверить своему счастью, а настоящий дневной свет!
Коридор закончился коротким крутым подъемом – и вот они уже на свободе! И даже Орвуд, хоть и был он подземным жителем, уроженцем пещер Даарн-Ола, не стал сдерживать ликующие вопли!
А напрыгавшись, накричавшись вдоволь, они огляделись…
У ног их чернела небольшая нора – выход из подземелья. Рядом из-под снега выглядывали крупные замшелые валуны – целая россыпь! Неподалеку, с востока на запад, тянулась широкая санная дорога. А поодаль, слева, высились островерхие башенки большого города; одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять – это может быть что угодно, но только не Трегерат! И это при условии, что никакого другого города в трех днях пути от Трегерата никогда не было!
Трое сотников удивленно переглядывались. Было в окружающем их ландшафте что-то до боли знакомое, родное можно сказать!
– Знаете, мне кажется, я уже бывала в этом месте! – начала сильфида голосом вдохновенным и таинственным. – Возможно, в иной жизни…
Меридит взглянула на боевую подругу с неприкрытой насмешкой.
– Опомнись, несчастная! Какая иная жизнь?! У тебя совсем с головой плохо, не то от подземелья, не то от твоих бульварных романов! Не видишь разве, это же Уэллендорф!
– Что?! Не может быть! – выпалила девица едва ли не с ужасом.
– Конечно! – авторитетно подтвердил Хельги. – Мы стоим у замковых развалин. Вон там, – он кивнул вправо, – мы клад нашли. А под этим камнем я летом для профессора Донавана мокриц ловил, ты сама же надо мной издевалась!
Трудно сказать, что именно, клад или мокрицы, заставили сильфиду признать очевидное. Это действительно был Уэллендорф!
– С ума сойти! – прошептала она, по-старушечьи прижав ладони к щекам. Это был один из тех простонародных жестов, за которые сама Энка обычно шпыняла Ильзу, поддразнивая: «Село мое родное». Всего несколько секунд длилось ее замешательство. А потом сильфида вновь стала собой. Тряхнула рыжей челкой, накинула на плечи красивый красный мешок, прихваченный из другого мира, и напустилась на спутников: – Тогда чего мы застыли как бараны перед новыми воротами? Идемте домой!
Домой они не попали – потеряли ключи. Пошли к хозяину за запасными – тот, как назло, уехал в деревню к теще, не то на свадьбу, не то на похороны. Энка хотела высадить дверь, но Меридит отговорила. Какой смысл возиться, ломать, потом чинить, если завтра опять в дорогу? Не проще ли найти временное пристанище?
Так и сделали. Отправились в комнаты при трактире – отдохнуть, привести себя в порядок, осмыслить, наконец, что именно с ними приключилось.
– От Трегерата до Уэллендорфа даже напрямую, через горы, не меньше трех недель пути. Мы добрались за три дня! И никакого магического воздействия не чувствовалось! Ничего не понимаю! – удивлялся Хельги.
– А я тебе объясню! – предложил Аолен. – Принцип разделенного пространства! Старый, подземный Трегерат не привязан к географическому месту, соответствующему современному городу. Это был отдельный маленький мир, вроде средневековой Волшебной страны, и имел он как минимум два выхода. Один открывался в старом Трегерате. Другим же выходом, или, скорее, парадным входом был…
– Старый Замок! – догадался Хельги.
– Вы что хотите сказать? – округлила глаза Энка. – Что народом, населявшим подземный город, были…
– Были сиды! – заключила Меридит. – Это и есть их царство! Помните? «Горе, горе! Горе царству моему, горе моему народу!» – с завыванием продекламировала она, передразнивая замкового призрака. – Вот уж и в самом деле горе! Врагу не пожелаешь!
– Непонятно, нас-то зачем туда занесло? – проворчал Орвуд. – Ничего полезного не нашли, только нервы попортили.
– Не скажи! – злорадно хихикнул Хельги. – Теперь мы по крайней мере знаем, что именно предстоит возрождать Бандароху Августусу! Ох, как же я ему не завидую!..
А потом Рагнар вдруг задал вопрос, который для троих магистров был самым больным. Настолько, что они боялись о нем и речи завести.
– Вы в университет-то свой пойдете?
– Зачем? Документы забрать? – горестно усмехнулась диса. – Это мы и потом успеем. Когда Мир спасем. А пока не будем об этом.
Так они и решили – про университет до лучших времен не вспоминать. Что понапрасну душу травить? И Хельги покорно молчал, терпел – до вечера. А потом не выдержал. Вскочил, нацепил куртку, пробормотал виновато:
– Я только уточню… – и, не договорив, ушел.
Медленно, понуро брел он знакомыми уэллендорфскими улицами к красивому" готическому зданию, высящемуся на площади против ратуши. Сколько раз проходил он этим маршрутом? Сотни? Тысячи? Не сосчитать. Неужели этот окажется последним?!
Было двадцатое декабря шесть тысяч тридцатого года. Со дня их поступления на учебу прошло более семи лет.
А казалось, еще вчера они с Меридит, держась за руки, как маленькие, неумело скрывая друг от друга странное, незнакомое прежде волнение, шли на приемные испытания. Они, бывалые воины из гильдии Белых Щитов, трепетали будто школяры, будто «крысята» перед первым боем, и тихо горевали, что в детстве никто не научил их молиться хоть каким-нибудь богам…
Каким же огромным, величественным и таинственным казался им тогда уэллендорфский храм науки!.. Просторные аудитории, в несколько ярусов, причем верхние так высоко, что лектор за кафедрой кажется совсем маленьким. Хитросплетения коридоров и лестниц – настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться и оказаться совсем не там, куда шел. Под высокими сводами их гуляет гулкое эхо, по стенам развешаны портреты великих ученых мужей, они смотрят на тебя с потемневших полотен, и в глазах каждого почему-то явственно читается немой укор. Под их взглядами тебе и вправду становится стыдно за собственную лень и нерадивость, и ты обещаешь себе непременно измениться к лучшему. Загадочный полумрак лабораторий… Это за их тяжелыми дубовыми дверями, украшенными грозными предупреждающими табличками, вершатся самые сокровенные таинства современной науки. Учебные кабинеты – будто нарочно, для большего контраста с окружающим великолепием – совсем маленькие и обшарпанные. Доски так всегда в лиловых разводах, а самого мела никогда нет на месте; стулья преподавателей расшатаны и скрипят, а столы студентов исписаны и исцарапаны всякими глупостями: от магических формул против дурного глаза до любовных признаний, от карикатур на профессоров до крестиков-ноликов…
«Неужели ничего этого больше не будет?!» – думал Хельги, и ужас холодными, липкими лапками сжимал его грозную демоническую сущность.
Не будет зачетов и лекций, опытов, диссертаций и статей. Не будет ленивых студентов, не умеющих отличить серпулы от верметуса, и зачеток их, до неприличия заполненных загадочным духом Халявой. Не будет пыльных библиотечных книг со страницами, вырванными на самом нужном месте, и маленького грустного домового гоблина, угнездившегося среди стеллажей. И вредный мэтр Уайзер больше не скажет, что магистр Ингрем дискредитирует образ высшего демона в глазах студентов. И профессор Донаван больше не пошлет его ловить мокриц и пиявок, причем не каких попало, а непременно природных, магически нейтральных.
Хельги попробовал воззвать к голосу разума. Есть в Староземье и другие университеты, убеждал он себя. Можно будет устроиться туда. Но разум говорил одно, а чувства не желали ему внимать. Те университеты чужие, а этот – свой!
Подменный сын ярла не помнил, когда плакал последний раз в жизни. Было ему пять лет, а может, шесть? Но он ясно чувствовал: окажись путь до университета хоть на сотню шагов длиннее, и он, пожалуй, разревелся бы прямо на улице. К счастью, расстояние было совсем невелико, а войдя внутрь, он кое-как справился с эмоциями. Не мог же грозный и могучий демон-убийца предстать перед мэтром Перегрином в таком постыдно-жалком виде!
Да, именно к нему, преподавателю прикладной и теоретической магии, а вовсе не к собственному научному куратору Донавану направлялся теперь магистр Ингрем! Почему – он и сам не знал.
Перегрина он застал перед дверью в лабораторию, тот шел готовиться к ночному семинару (некоторые магические действия возможны только после захода солнца).
– Профессор! – набравшись решимости, тихо окликнул Хельги.
Тот вздрогнул и обернулся.
– Кто здесь?! – Ох не любил профессор эти ночные семинары!
– Профессор, это я.
Это был магистр Ингрем! Собственной персоной! Что за наваждение?! Перегрин тряхнул головой. Ингрем не исчез. Наоборот, приблизился… Исхудавший, бледный, в совершенно дикой пятнистой куртке, со следами недавно заживших ожогов на лице.