отбросил неправильные методы, сейчас остается только, чтобы наша партия
действительно смогла окрепнуть и развиться."
Чан Кайши на словах соглашался, таким образом, подчинить Гоминьдан
Коминтерну, предупреждая только, чтобы Гоминьдан не попал в такую
зависимость от международной пролетарской организации, как Чжан Цзолин от
Японии и У Пейфу от Англии. Одновременно он признавал неизбежность
существования коммунистической партии и классовой борьбы, но требовал, чтобы
классовая борьба не разрушила
единого национального фронта. Но, как известно, аппетит растет во время
еды. Заметив полную растерянность коммунистов (не только китайских), 7 июня
Чан Кайши произносит речь в школе Вампу, в которой, повторив, что
национальная китайская революция представляет собою часть мировой революции,
что Коминтерн является руководителем международной революции, которому
должен подчиниться Гоминьдан, требует подчинения коммунистической партии:
"Русская революция потому смогла прийти так быстро к победе, что
социал-демократическая партия вырвала власть из рук правительства
Керенского, захватила столицу, сделалась основным центром революции, давала
приказы всему государству. Все революции исходили из одной партии, и такая
вот революция есть революция, которую можно назвать действительно успешной.
Мы, китайцы -- желая революции, признавая необходимым концентрацию всех
своих сил, должны учиться на способах русской революции. Революция без
диктатуры одной партии не пройдет. Если революция не имеет диктатуры одной
партии, такая революция обречена на поражение."
Какая же партия должна руководить китайской революцией?
"Гоминьдан насчитывает уже тридцать с лишним лет своей деятельности, в
то время как китайская коммунистическая партия не имеет еще и десятилетней
истории. Нужно было более тридцати лет напряжения и усилий, чтобы призвать
современное китайское общество под руководством трех принципов. Это сделано
и сейчас. Гоминьдан уже не сможет погибнуть. Нет никого другого, кто смог бы
его заменить, и поэтому, желая добиться единства наших революционных сил,
нужно выполнить на деле мною выставленную точку зрения. А именно: внутри
партии нужно объединить наши революционные силы, создать единый
революционный дух."
Поэтому Чан Кайши выдвигает требование: "Нужно, чтобы члены нашей
партии были только членами Гоминьдана. Только избегая всей вражды и всех
сомнений, интеллектуальные силы смогут соединиться и силы партии смогут
разбить наших врагов, а если мы не сможем сделать этого -- и внутри одной
партии будут элементы двух групп -- мы не только не разобьем наших внешних
врагов, а даже внутри у себя не избежим взаимных столкновений и взаимной
гибели. Поэтому я сейчас




стою на той точке зрения, что товарищи коммунисты, находящиеся в
Гоминьдане, должны временно выйти из коммунистической партии и сделаться
простыми членами Гоминьдана. Этим мы избежим той болезни сомнений и вражды,
какая наблюдается сейчас среди членов Гоминьдана."
Утешая коммунистов, Чан Кайши обращает их внимание на то, что "нам
нужно понять, зачем же в конце концов члены компартии вошли в Гоминьдан. Для
того чтобы добиваться успешного завершения китайской национальной революции,
для того чтобы концентрировать революционные силы... нам нужно помочь
Гоминьдану окрепнуть, а поэтому наши мелкие партии должны временно
пожертвовать собой, чтобы добиться успешного завершения наших целей, не
говоря уже о других делах".
Программа Чан Кайши была недвусмысленна. Он требовал подчинения
китайской компартии Гоминьдану на деле, т. е. подчинения на деле китайского
пролетариата китайской буржуазии.
Коммунисты вошли в Гоминьдан для того, чтобы завоевать гегемонию в
национальном движении. Но буржуазия в лице Чан Кайши ответила им:
подчинитесь мне и признайте мою гегемонию. Что ответили на это коммунисты?

    Подчинение киткомпартии Гоминьдану


Пришел момент, когда надо было принять решения: оставаться ли
киткомпартии в Гоминьдане, подчиняясь представителям крупной буржуазии,
которые требуют от нее отказа от самостоятельной политики и стремятся
превратить ее в орудие своей буржуазной политики -- или уходить из
гоминь-дановской организации и пытаться защитой интересов не только рабочих,
но и интересов крестьянства, городской мелкой буржуазии завоевать ее
доверие, вырвать ее из-под влияния крупной буржуазии; в этом случае
расколоть Гоминьдан и заключить блок с его левым крылом -- блок двух
самостоятельных партий для достижения совместных целей. На основе решения
Коминтерна киткомпартия подчинилась требованиям Чан Кайши, хотя она давала
себе полностью отчет в том, что означает переворот Чан Кайши, какие
классовые тенденции он собой представляет.
В резолюции, принятой пленумом Центрального Комитета киткомпартии,
говорится совершенно открыто, что "события 20 марта в Кантоне, пленум
Гоминьдана 15 мая, предложе-
ния Чан Кайши от 7 июня о коммунистах в школе Вампу -- представляют
одну последовательную цель наступлений против коммунистов со стороны военной
группы центристов Гоминьдана, захвативших власть в партии, а также со
стороны правых во всей стране".
В докладе о крестьянском движении, представленном ЦК компартии
Коминтерну, мы читаем:
"В резолюции Гоминьдана сказано: "Китайская национальная революция по
характеру является крестьянской революцией. Наша партия для укрепления
базиса нацреволюции должна прежде всего освободить крестьянство. Всякое
политическое или экономическое движение должно ставить своей основой
крестьянское движение. Политика партии прежде всего должна смотреть на
интересы самого крестьянства, поведение пролетариата также должно
базироваться на интересах крестьянства и его освобождении"".
Однако сможет ли Гоминьдан выполнить это? Гоминьдан является партией,
охватившей все классы и по существу своему не может базироваться на
крестьянстве. Кроме того, начиная с 30 мая прошлого года (с шанхайских
событий) объективная обстановка Китая такова, что размежевание классов
становится все более ясным. Такое же великое размежевание началось в
организации Гоминьдана. Гоминьдан с каждым днем приближается к капиталистам.
Этот уклон становится яснее с каждым шагом. Сейчас в Гоминьдане еще
сохранилась часть компрадорства и крупных помещиков. Поэтому Гоминьдан и
национальное правительство, конечно, не могут решительно противиться
компрадорству и крупным помещикам. Наоборот, для них есть возможность в
союзе с крупными помещиками нажать на крестьянство. Таков, например,
инцидент, связанный с нападением гуандунских минтуаней на крестьянские
союзы. На все это войска и правительство часто смотрят сквозь пальцы и не
прибегают к решительным средствам, чтобы защитить крестьянство. Съезд ЦК от
15 мая кроме того вынес резолюцию и об ограничении рабоче-крестьянского
движения: среди крестьян Дунцзяна уже возникли сомнения в связи с поведением
Гоминьдана и нацправительства. Поэтому мы совершенно твердо говорим, что
Гоминьдан уже не может руководить борьбой крестьянства. В будущем антагонизм
классов станет еще /более/ ясным, когда станет еще более яс-



ным и этот уклон. Однако сейчас мы еще не полагаем, что крестьянство
должно порвать с Гоминьданом, но только нужно, чтобы крестьянство вошло в
Гоминьдан монолитной группой, а не поодиночке. Иначе говоря, надо создать в
Гоминьдане крестьянскую партию, которая могла бы соединиться или отходить от
объединенного фронта разных классов.
"Беспорядки в Гоминьдане, происшедшие 20 марта и 15 мая в
действительности являлись столкновением классов, а именно: представитель
буржуазной идеологии, Чан Кайши, с одной стороны, хотел подчинить себе
мелкую буржуазию и эксплуатировать пролетариат, а, с другой, был недоволен
компрадорством, а потому атаковал их одновременно. Резолюция по упорядочению
партийных дел направлена против левых. Если мы сейчас будем активно бороться
с Чаном /Кайши/, то этим заставим его непременно прийти к соглашению с
компрадорами и крупными помещиками и усилить эксплуатацию. Поэтому сейчас мы
должны сделать уступку Чану, т. е. объединиться с буржуазией, чтобы разбить
компрадор-ство и крупных помещиков. Только это и может отозваться на нашем
крестьянском движении".
Киткомпартия дает себе отчет о победе крупных буржуазных элементов в
Гоминьдане. Дает себе отчет в том, что Гоминьдан по классовой своей
структуре не в состоянии руководить крестьянским движением. Но став на путь
подчинения Гоминьдану во имя избежания разрыва с ним, она начинает
выдумывать оправдания этой своей политике, оправдания, сводящиеся к тому,
что надо не отпугивать крупную буржуазию, дабы не толкнуть ее на объединение
с более реакционными помещиками. Киткомпартия теряет понимание того
основного факта, который нигде не был так ясен, как именно в Гуандунской
провинции, где помещик и буржуазия или представляют собой один класс, или
связаны между собой тысячью нитей. Решившись с согласия Коминтерна на
подчинение Гоминьдану, ЦК киткомпартии начинает говорить с пролетариатом
пошлым языком меньшевизма. В воззвании пленума ЦК киткомпартии, выпушенном с
ведома Дальневосточного бюро Коминтерна, мы читаем пошлые, вульгарные не
достойные коммунизма слова:
"Облегчение всех этих страданий является насущным требованием
китайского народа. Это -- не большевизм. Пожалуй,
можно сказать, что это большевизм во имя нашего народа, но не
большевизм во имя коммунизма. Они (буржуазия) не понимают, что такой минимум
классовой борьбы, как проявляющийся в организации рабочих и стачках, отнюдь
не уменьшает боеспособности антиимпериалистических и антимилитаристических
сил. Кроме того, они не понимают, что благосостояние китайской буржуазии
зависит от успеха ее совместной с пролетариатом войны против империалистов и
милитаристов, отнюдь не от продолжения классовой борьбы пролетариата" .
Что же это -- случайные фразы запуганных и запутавшихся людей? Нет.
Основатель партии, секретарь ее ЦК тов. Чен Ду-сю обращается 4 июля 1926 г.
с открытым письмом к Чан Кайши, которое представляет собой принципиальную
капитуляцию руководителей киткомпартии перед Гоминьданом:
"Я отнюдь не против мнения Дай Цзитао107 о том, что партия
должна иметь "общую веру". Сань Мин Чжу И108 именно и является
такой общей верой Гоминьдана. Однако ведь Гоминьдан является в конце концов
партией сотрудничества всех классов, а не есть партия одного класса. Поэтому
кроме "общей веры" нужно признать, что имеются другие "веры", веры каждого
класса. Именно также, кроме общих принципов, создаваемых общими интересами
всех классов, также существуют особые принципы, которые создаются особыми
интересами каждого класса в отдельности. Например, рабочему, вошедшему в
Гоминьдан, кроме того, что он верит в Сань Мин Чжу И, нельзя запретить
попутно верить в коммунизм; промышленникам, торговцам, вошедшим в Гоминьдан,
кроме веры в Сань Мин Чжу И, точно так же нельзя запретить верить в
капитализм. От всякого члена Гоминьдана нужно требовать только того, чтобы
он верил в Сань Мин Чжу И, чтобы он выполнял Сань Мин Чжу И, и этого
достаточно. И, конечно, если ему запретить иметь другую веру, другие
принципы, если запретить ему, кроме основной веры, иметь особую веру, если
внутри единой организации не разрешать иметь два принципа, то это почти
невозможно, да и притом и не обязательно.
Что касается того, что вы говорите "под вывеской Сань Мин Чжу И в
Гоминьдане тайно ведется коммунистическая работа" -- это есть слова правого
крыла -- один из их выпадов




против коммунистических элементов внутри Гоминьдана, которые мы уже
слышали достаточно ясно."
Тов. Чен Дусю заявляет во всеуслышание, что киткомпар-тия стоит на
почве мелкобуржуазных идей Сунь Ятсена -- идей, которые могут быть шагом
вперед для забитой мелкой буржуазии, но которые для китайских рабочих,
бастовавших месяцы в Шанхае, проводивших 16-месячный бойкот Гонконга,
являются позорным шагом назад. Он просит только, чтобы будущему гегемону
революции в Китае дозволено было сохранить в уголке своего сердца свою
"особую веру" в коммунизм. Чен Дусю -- вождь партии, стоящей под знаменем
Маркса и Ленина, заявляет в дальнейшем:
"Коммунистическая партия не знает другого вождя, кроме Сунь Ятсена.
Пусть и в будущем появится славный вождь, который сможет руководить работой,
но теоретическим вождем, вождем духовным по-прежнему останется Сунь Ятсен, и
в этом нисколько нельзя сомневаться. Это -- бесспорно, и я не понимаю, зачем
понадобилось вам, тов. Чан Кайши, поднимать этот вопрос. Я не верю, что в
Гоминьдане нашелся человек (и, конечно, в коммунистической партии), который
бы признавал второго вождя, подобного Сунь Ятсену. Если сказать, что
коммунистические элементы в Гоминьдане оскорбляют Сунь Ятсена как человека и
затушевывают его значение как исторической личности, то этот вопрос очень
легко разрешить. Нужно проверить их как членов Гоминьдана. Коммунистические
элементы не являются теми, кто не подвергается взысканиям и осуждениям."
Тов. Чен Дусю идет дальше. Признав в Сунь Ятсене единственного вождя
китайского пролетариата и преклонив голову перед принципами, склоняет ее
перед Чан Кайши, перед человеком, только что попытавшимся произвести
переворот в интересах буржуазии и требовавшим уничтожения коммунистической
партии. Он ему вручает от имени ЦК киткомпар-тии, от имени китайского
пролетариата свидетельство революционной благодарности.
"Конечно, создание рабоче-крестьянского правительства -- это совсем не
плохое дело. Однако выполнение этого на практике сейчас явилось бы большой
ошибкой, -- пишет Чен Дусю. -- Чтобы отвергнуть Чан Кайши, несомненно нужно
иметь ту предпосылку, чтобы он совершил какие-нибудь действи-
тельно контрреволюционные поступки. Однако с момента учреждения школы
Вампу и до события 20 марта не сыщешь ни одного контрреволюционного действия
со стороны Чан Кайши. Таким образом, /нельзя/ говорить о свержении Чан
Кайши, да еще в то время, когда контрреволюционные силы Англии и Японии,
Чжан Цзолина и У Пейфу, соединившись, нападают на Северные народные армии и
к тому же, когда в Кантоне заговор, ставящий себе целью свержение Чан Кайши.
Это ведь было помощью контрреволюционным силам. Тов. Чан Кайши, если
китайская компартия есть партия контрреволюционная, то нужно уничтожить ее,
чтобы мировая революция потеряла одну контрреволюционную организацию. Если
есть такой член коммунистической партии, который замешан в
контрреволюционном заговоре, ты должен расстрелять его, в таких делах не
может быть ни малейшего сомнения."
Многие товарищи, читая это заявление, успокаивались, что это только
тактические маневры. Ведь входя в Гоминьдан, мы тоже признали три принципа.
Но даже на основе этого скудного материала, который находится в моих руках,
ясно, что это не были маневры и что руководство партии сломило себе хребет.
Партия в практической работе начала искажать революционную линию и
свертывать революционное знамя. В докладе, который мы уже выше цитировали,
докладе, дающем картину крестьянского движения и объясняющем тактику
киткомпартии в деревне, мы находим следующее ошеломляющее место:
"Сычуаньские товарищи выставили лозунг "долой помещиков" и этим
заставили могущих работать с нами нотаблей помещиков и лучших из
джентри109 опасаться и избегать нас. Все это является признаком
неопытности в нашей работе. Лозунг "Долой помещиков" легко может повлечь за
собой недоразумения. В иностранной литературе "помещиком" называется не тот,
кто имеет землю, а тот, кто имеет, кроме того, политические права. В
китайской литературе "помещиком" может быть назван всякий, кто кормится
арендной платой. Если они увидят лозунг "долой помещиков", то, конечно, все
будут испуганы до смерти и будут противиться нам. Поэтому мы непременно
должны использовать все возможности, чтобы изменить эти лозунги, которые
легко могут распылить наличные



революционные силы и выставить лишь лозунг "долой нотаблей" и др."
Лозунг "долой помещиков" оказывается левокоммунисти-ческим лозунгом,
ибо есть и помещики революционные. Кто они, эти революционные помещики,
которых должна щадить киткомпартия? Это, видно, помещики, принадлежащие к
Гоминьдану. Эти помещики вступают не только в Гоминьдан, они вступают даже в
крестьянские организации, дабы разложить изнутри и разгромить их. Выступая
против лозунга "долой помещиков", киткомпартия практически не только
ослабляет весь размах крестьянского движения, но выдает его в руки
помещиков.
Как обкорнали нашу работу среди пролетариата, видно из того, что партия
подчинялась декрету правительства, запрещающему во время Северного похода
забастовки даже за 1000 верст до фронта. Принудительным арбитражным судам
подчинены были не только забастовки на оружейных заводах, но вообще все
имеющие общественное значение. На основе этого запрета местная администрация
начала разгром рабочих организаций во многих местностях. Рабочие боролись
против этого всеми силами, но партия как организованное целое подчинялась.
Во избежание конфликтов с руководителями Гоминьдана партия не выдвигает
лозунга вооружения рабочих и революционных крестьян и не принимает мер для
этого вооружения. Кантонская армия пошла в Северный поход в числе 70000
штыков. Она разбухла во время этого похода до 250000 штыков. Она разбухла
так за счет пленных армий У Пейфу, Сун Чу-аньфана110, разбитых ею
в бою, и за счет армий Тан Шенчжи, военного губернатора Хунани, перешедшего
на сторону Кантона. Наемный солдат, который не слышал никогда революционного
слова, который вчера мог и грабил крестьян, получил трехцветный галстук и
винтовку в руки. Так создавались под руководством старых контрреволюционных
командиров новые "революционные армии". Пролетарии, вынесшие на своей спине
всю тяжесть революционной массовой борьбы, потрясшие основы империализма в
Китае, революционный крестьянин, который в буквальном смысле этого слова
тащил на своей спине пушки и снаряжение от Кантона до Шанхая -- они не
удостоились чести быть призванными
под оружие. Национальная буржуазия с Чан Кайши по главе смотрела на
пролетариат и на революционное крестьянство как на дикого зверя, который
может сорваться с цепи. Национальная буржуазия боялась пролетариата и
революционного крестьянства, руководители киткомпартии боялись "дразнить"
буржуазию. Китайский пролетариат и крестьянство рвались к оружию. Кантонские
рабочие собирали гроши, чтобы купить у национального правительства оружие.
Ханькоус-кие рабочие создали рабочие пикеты, одели на шапки красную звезду,
но в руках у них была палка. Только шанхайские рабочие вырвали у
сунчуанфановской полиции 2000 винтовок. Эти 2000 винтовок против 300000
винтовок национальной армии -- таков баланс курса киткомпартии за время с 20
марта 1926 г.

    3. Коминтерн и капитуляция киткомпартии


Все документы, которые мы здесь приводили, появились в печати на
китайском языке или же были присланы Коминтерну перед ноябрьско-декабрьским
УГГ расширенным пленумом Исполкома. Все они сигнализировали громадную
опасность, что киткомпартия сломит себе шею. Спасти могло ее только одно --
решительный курс, крутой, открытый поворот Коминтерна. Этот поворот не мог
быть сделан за кулисами. Он не мог состоять в принятии резолюции о новой
общей линии без публичной острой критики и решительного нападения на
виновников подобного ликвидаторства -- кто бы эти виновники ни были, где бы
они ни находились. Этот поворот не мог быть сделан без ясной практической
конкретной программы.
Мы не знаем, что происходило за кулисами Коминтерна. Резолюция,
принятая расширенным исполкомом, является доказательством того, что никакого
решительного поворота Исполком Коминтерна не предпринял. Ибо если даже
принять, что не все решения Коминтерна опубликованы, то общий характер
опубликованной резолюции исключает всякое предположение, что
неопубликованные решения содержат исправление сделанных ошибок. Она
устанавливает, что после того как на первом этапе революции "одной из
движущих сил была национальная буржуазия, искавшая опоры в рядах




пролетариата и мелкой буржуазии", на втором этапе "на арене Китая в
качестве первоклассного политического фактора появляется рабочий класс",
который "образует блок с крестьянством, активно выступающим на борьбу за
свои интересы, с мелкой городской буржуазией и частью капиталистической
буржуазии". Это сочетание нашло свое выражение в Гоминьдане и китайском
правительстве. "Теперь, -- говорит резолюция, -- движение находится на
пороге третьей стадии накануне новой перегруппировки классов."
На этой стадии развития основной силой движения является блок еще более
революционного характера, блок пролетариата, крестьянства и городской мелкой
буржуазии при устранении большей части крупной капиталистической буржуазии.
Этот блок создает правительство демократической диктатуры пролетариата,
крестьянства и других эксплуатируемых классов. Выдвигая эту правильную
перспективу, резолюция обламывает ее острие, заявляя, что "это не означает,
что вся буржуазия как класс устранится с арены национально-освободительной
борьбы". Помимо мелкой /и/ средней буржуазии, даже некоторые силы крупной
буржуазии могут еще известное время идти вместе с революцией. В этот
переходный момент, когда исторически неизбежен постепенный отход от
революции крупной буржуазии, пролетариат должен, разумеется, широко
использовать все те слои буржуазии, которые в данный момент еще на деле
ведут революционную борьбу против империализма и милитаризма111.
Демократическая диктатура рабочих и крестьян в стране, в которой до
этого времени господствовал империализм через милитаристские клики китайских
помещиков и капиталистов, представляет собой такой социальный и политический
сдвиг, что, выставляя эту перспективу не как перспективу далекого будущего,
а как предстоящую актуальную перспективу, Коминтерн обязан был перенести
центр тяжести резолюции на подготовку к этому перевороту. Если бы даже
действительно известные слои крупной буржуазии оставались в рядах
национального движения, то и в этом случае центральная задача состояла не в
том, чтобы приучить пролетариат использовать эти слои, которые могут "еще
известное время" не предать, а в политической и организационной подготовке
завоевания власти. Ведь, если буржуазия уходит, то она не посылает
по почте прощального письма, а посылает снаряды из пушек, а прощается
из пулеметов. Вся власть в Гоминьдане и национальном правительстве
находилась в руках буржуазной военной группы, державшей в своих руках армию,
государственный аппарат. Уход основных частей буржуазии должен был как-то
отразиться на этих военных кругах.
Допустим, что руководители Коминтерна имели столько оснований доверять
Чан Кайши, сколько при минимальной предусмотрительности должны были иметь
причины ему не доверять. Но ведь на Чан Кайши мир клином не сошелся. В
нацармии существует десяток более правых генералов, чем Чан Кайши, и ясно
было, что отход буржуазии от революции означал неминуемую попытку восстания
части армии, руководимой этими генералами. Где пресса, созданная Коминтерном
для агитации среди солдат, где солдатские комитеты в этой армии? Где
агитация и подготовка вооружения рабочих и крестьян? Ничего этого не было.
Каким образом могла быть создана демократическая диктатура? Путем
победы большинства голосов в Центральном комитете Гоминьдана -- этой
организации, похожей, по словам тов. Бухарина, на Советы, а по словам тов.
Сталина, на революционный парламент. Советы -- это массовые низовые
организации. Таких именно в Гоминьдане совсем нет. Ни профсоюзы, ни
крестьянские организации не представляли собой базы Гоминьдана. Во многих
местах "Гоминьдан", т. е. его армия, органы власти боролись с этой "базой".
Гоминьдан так похож на Советы, как кулак на нос. Если бы даже принять
сталинское сравнение Гоминьдана с революционным парламентом, то еще ни в
одном революционном парламенте не были приняты решающие революционные
перемены без давления масс, без низовых организаций, давящих на парламент,
без существования вооруженных революционных масс. Конвент112
послал жирондистов на гильотину под давлением вооруженных парижских секций.
Говорить о приближающемся этапе демократической диктатуры и не сказать ни
одного слова о создании низовых центров движения -- поистине забыть все
уроки всех революций. Только при наличии массовых организаций пролетариата,
крестьянства и городской бедноты, связанных между собой, можно было добиться
создания демократической диктатуры без полного разрыва армии, без боль-




ших потерь. Только эти организации могли подготовить через период
двоевластия уничтожение власти помещиков и купцов, существующей по