Страница:
прошедшее с давно невиданным подъемом, привело в исступление весь аппарат.
Собрание было лучшим ответом на подвиги свистунов. Оппозиция стала уже
массовым движением лучших рабочих партийцев, добивающихся оздоровления
партии. Этого нельзя никак отвергнуть. Собралось две тысячи товарищей, но
могло собраться и пять и шесть тысяч, если было бы подходящее помещение.
Надо было ожидать, что единственным ответом большинства ЦК будет новая волна
репрессий. Так оно и вышло. С быстротой, вызывающей удивление, было на
другой же день организовано сразу два судилища. Одно в ЦКК, куда вызвали тт.
Троцкого и Каменева. Другое, в порядке выездной сессии МКК, орудовало тут
же, "на месте преступления" -- в здании МВТУ331.
Последнее было организовано наподобие военно-полевого суда. Судили
скорострельно. Всех исключали из партии. Некоторых даже заочно. К чему
улики, разбирательства, документы! Ты оппозиционер? Ты не согласен воспевать
мудрость сталинской политики и сталинского режима? Давай партбилет! Ты
хочешь объяснить, в чем и почему не согласен? Нам некогда. У нас много дела.
Действительно у МКК332 много дела. На место одного
исключенного встают десятки новых партийцев. Там, где не было никогда
оппозиционеров, теперь появляются стойкие группы, готовые мужественно
бороться с продовольственными безобразиями, когда все члены МКК, высунув
язык, бегают по пятам оппозиционных вождей, выслеживая их встречи с
партийцами и пытаясь (без успеха) срывать товарищеские беседы. Итак,
партийная мясорубка работает бешеным темпом. Исключаемые товарищи держатся
твердо, запугиваниям не поддаются. Их поведение на судилищах (в присутствии
нескольких сотен студентов-активистов) вызывает к ним уважение. В то же
время в ЦКК экстренно судят товарищей Троцкого и Каменева. Наши товарищи
достойно отчитывают "судей". Начинаются "прения". Выступает Сахаров и
бросает по адресу Троцкого фразу: "Молчи, шпана!" Наши товарищи поднимаются
и оставляют судилище. Судьи смущены. Посылают Енукидзе товарищей пригласить
вернуться. Выносят двусмысленную резолюцию, в которой мягко порицают выходку
Сахарова. Наши товарищи отказываются вернуться. ЦКК остается вынести
резолюцию о том, что она внесет на партсъезд предложение исключить Троцкого,
Зиновьева, Каменева и еще четырех товарищей из партии. Какая новость! Как
будто оппозиция еще полтора года не раскрыла "ступенчатый" план Сталина:
сначала из Политбюро, потом из ЦК, затем из партии. Все это давно известно.
Последний пленум поставил ведь в порядок дня съезда вопрос о пребывании
оппозиции в партии. Теперь Ярославские разыгрывают роль потерявших терпение
ангелов. Но почему же в юбилейном номере "Правды" нет ни одного звука о
новом и настоящем "подарке" пролетариату -- о решении ЦКК насчет исключения
ее вождей из партии? Почему? Зачем скрывать решение высшего судилища от
пролетариата? Боялись испортить праздник. Боялись показаться на Красную
площадь с Октябрьским подарочком. Учли урок демонстрации 17 октября в
Ленинграде, когда сотни тысяч пролетариев через головы сталинского аппарата
дружески приветствовали оклеветанных, травимых вождей оппозиции.
В молчании ЦКК, в боязни выйти на Красную площадь с неверным решением
лучшее доказательство политического и морального банкротства сталинцев.
Судилище было разо-
гнано с быстротой изумительной. А опубликование приговора трусливо
отложили до тех дней, когда московский пролетариат уйдет с площади и улиц.
Наилучшим ответом сталинскому судилищу была встреча тов. Троцкого с
беспартийной массой на фабрике "Красная оборона". Прямо с заседания ЦКК, где
его пытались изобразить врагом коммунизма, товарищ Троцкий поехал на
фабрику. На Ильинке 21333 люди строчили заказанную им Сталиным
резолюцию об исключении Троцкого из партии. А на фабрике пролетарские массы
с громадным подъемом чествовали одного из организаторов и вождей Октября.
Свистуны-аппаратчики были отодвинуты массой. Рабочий класс презирает
свистунов, готовящих раскол партии. Рабочий класс не пройдет мимо решающих
событий в партии. Последнее слово будет принадлежать во всяком случае не
Ярославским и Сахаровым.
Тов. Бухарин!
Обратиться с этим письмом меня заставляет дело тов. Фи-шелева Михаила.
Вы знаете тов. Фишелева лет двенадцать. Но я его знаю 18 лет. Я знаю, что
он, будучи еще совсем юнцом, состоял в РСДРП, был в 1906 г. арестован,
просидел два года в одиночном заключении, получил вечную ссылку на поселение
в Сибирь, бежал оттуда. Приехав в Соединенные Штаты Сев. Америки, он вместе
с нашим общим покойным другом и товарищем С. Восковым334 был
одним из основателей газеты "Новый мир". Когда Вы, тов. Бухарин, приехали в
Нью-Йорк и вошли в редакционную коллегию "Нового мира" -- газета была уже на
ногах. Она была ежедневной. Но, ведь, Вы хорошо знаете, как трудно было в
американских капиталистических условиях ставить эту газету на ноги. Ведь Вы
знаете, что в начале нашей работы, той небольшой группе пролетариев, которая
издавала "Новый мир", приходилось самим отчислять от своего скудного
заработка средства на издание, приходилось самим писать и редактировать,
приходилось самим, после дневной работы, по ночам упаковывать ее,
приходилось самим продавать ее и собирать подписчиков. Словом, Вы знаете,
что хоть это и было в Америке, но труд был не машинно-американский, а
настоящий русский мускуль-
ный. Ну, так вот, и Фишелев, как Вам известно, был в первых рядах
борцов за новый мир, в буквальном смысле этого слова.
Тов. Бухарин! Кто из нас не ошибался? Пролетарий Фишелев тоже ошибался.
В 1917 г., вернувшись из эмиграции, он, работая в Харьковской типографии,
примкнул к меньшевикам интернационалистам. Будучи вскоре избран секретарем
Харьковского союза работников печатного дела, он был организатором общей
забастовки печатников при немецкой оккупации. Был за это арестован
петлюровскими войсками и, вероятно, был бы расстрелян, если бы не рабочие,
которые единодушно отказались приступить к работе, пока его не освободят. С
1919г. он снова числится в нашей партии. Работает у станка, работает
секретарем Московского губотдела Союза печатников, работает красным
директором и везде работает по-пролетарски честно и хорошо. Теперь он
арестован и исключен из партии. За что?
Тов. Бухарин, я Вас спрашиваю, как члена Политбюро: за что Вы
арестовываете таких пролетариев, как Фишелев? Как редактора "Правды", я Вас
спрашиваю: за что Вы клевещете и обливаете грязью таких пролетариев, как
Фишелев?
Ведь Вы, Бухарин, не постеснялись напечатать у себя в газете от 16
октября гнусный фельетон Б. Николаева, в котором, между прочими пакостями,
сказано, что тов. Фишелев виноват также и в том, что в Нью-Йорке выпускал
газету Троцкого "Новый мир" -- причем последние пять слов набраны жирным
шрифтом. Ну, а мы с Вами, состоя в редколлегии "Нового мира", тоже выпускали
газету тов. Троцкого? Зачем Вы лжете? Зачем Вы лжете даже на себя, произведя
себя, как главного редактора "Нового мира", в троцкисты? Все это потому, что
на таких тт., как Фишелев, Вы особенно злы. Вы им мстите. Если бы Фишелев
крал деньги, как какой-нибудь Бройдо, но хорошо печатал Ваши антиленинские
статьи, Вы бы дело замазали. Но Фишелев денег не крал, а хорошо напечатал
платформу оппозиции, платформу, в которой правильно и целиком отражены
чаяния и нужды пролетариев и крестьянской бедноты, поэтому тов. Фишелев
сидит во внутренней тюрьме ГПУ, а семья его голодает.
Тов. Бухарин, такой порядок вещей очень опасен для строительства
социализма. Социализм вообще немыслим с такими атрибутами, как тюрьма для
лучших пролетариев-коммуни-
стов. Как можно совмещать обязанности председателя Коминтерна и быть в
то же время тюремщиком лучших коммунистов?
Я, конечно, понимаю, что кроме моментов политической расправы и мелкой
мести тут есть еще и момент устрашения: чтобы другим неповадно было. Тут и
борьба за политическое самосохранение. Все это так. Но нашего брата не
устрашить этим.
Вместо одного тов. Фишелева к нам приходят сотни и тысячи. Четверть
миллиона ленинградских пролетариев, демонстрировавших 17 октября 1927 г.,
показали явно, что они с презрением отворачиваются от Вашей лжи и клеветы,
выражая свое сочувствие оппозиционерам. Но Вы, конечно, постараетесь это
замолчать. А политическое сохранение при помощи таких средств... До какой
степени идейного падения надо дойти, чтобы политическую борьбу в рядах нашей
партии, борьбу предсъездовскую, когда обоим спорящим сторонам необходимо
наибольшее хладнокровие, когда в интересах партии спокойное деловое
обсуждение спорных вопросов, -- Вы эту борьбу ведете физическими средствами
насилия над оппозицией.
"Сухая" гильотина у Вас действует вовсю. Ведь, исключая сотни
преданнейших членов партии. Вы стремитесь политически их умертвить. Теперь у
Вас начинает работать "мокрая" гильотина. Ведь Вам придется с каждым днем
все больше арестовывать большевиков-ленинцев, ведь Вам придется все больше
гноить их в тюрьме. Вы их будете физически убивать. Во имя чего? Во имя
того, чтобы Вам и Вашей группе по началу было легче подобрать делегатов на
XV съезд партии, а потом уже окончательно расправиться с ленинцами. Но
съезд, собранный при таких условиях, разве будет в состоянии авторитетно
разрешить спорные вопросы. А дальше что? Задаете Вы себе этот вопрос?
Вспомните, как Вы, находясь в оппозиции к Ленину, приезжали перед
Кронштадтским восстанием335 в Ленинград336. Мы, Ваши
противники, устраивали Вам партийное собрания, мы -- Ваши противники, сами
печатали Вашу платформу, мы -- Ваши противники -- пропорционально выбирали
на съезд делегатов по платформам.
Так было при Ленине, когда Сталин и Вы не имели всей полноты власти. А
теперь? Теперь на квартиру к тов. Фишеле-ву приходят вооруженные люди с
обыском. Они роются в его книгах. Они откладывают в сторону книги, авторами
которых являетесь Вы и Ваши идейные друзья, трактующие об оппозиции. Они
ищут пометки на полях, т. е. их интересует то, что вызывает сомнения тов.
Фишелева в Ваших произведениях против оппозиции. Наконец, они находят
книжицу с резолюциями XIV партсъезда. Там есть какие-то пометки. В качестве
трофея они эту книгу уносят с собой, прихватив заодно и живого тов.
Фишелева. Потом арестованного доставляют в ЦКК -- в это предтюремное
чистилище. Карманный обыск у него произведут в ГПУ, здесь же у него
обыскивают его мозги и чувства.
Откуда Вы взяли платформу оппозиции? Кто Вам подал мысль ее напечатать?
А Вам, тов. Бухарин, кто подавал мысль делать все то, что Фишелев делает
теперь, когда Вы были в оппозиции при Ленине/?/ Если бы тогда применялись
такие методы внутрипартийной борьбы, разве мы из той дискуссии вышли бы
более сильными, спаянными и сознательными? Задавали ли Вы себе вопрос --
какой выйдет теперь наша партия из борьбы?
Тов. Агранов337, может быть, и хорош для борьбы с
антисоветскими партиями, но вести и решать дело тов. Фишелева и др.
арестованных оппозиционеров, большевиков-ленинцев, он не компетентен.
Осторожнее, тов. Бухарин. Вы частенько спорили в нашей партии. Вам,
вероятно, придется еще не раз поспорить. Как бы Вам Ваши нынешние тт. тоже
когда-нибудь не дали в качестве арбитра тов. Агранова. Примеры бывают
заразительны338.
Но пока что Фишелев и др. тт. сидят в тюрьме. Им не разрешают передач,
им не разрешают свиданий. Их семьи голодают. Для Вас это, по-видимому,
странно. Вы думаете, что оппозиция получит во время голосования на несколько
голосов меньше. От меня как члена партии и оппозиционера этот факт требует
определенных действий. Или немедленно освободите арестованных тт. по нашей
общей борьбе за ленинизм. Освободите пролетария, с которым мы вместе
голодали, му-чались и боролись, или я это письмо всеми доступными мне
средствами буду печатать и раздавать членам нашей партии
с тем, чтобы и меня арестовали. Только помните: из тюрьмы наш голос к
партии будет еще громче раздаваться. На этот раз без привета
С. Зорг
/Конец 1927 г./
Кризис партии переломляется кризисом самой революции. Этот последний
вызван сдвигом классовых отношений. В том, что оппозиция представляет
меньшинство партии и находится под непрерывными ударами, выражается натиск
мировой и внутренней буржуазии на госаппарат, госаппарата -- на партаппарат,
партаппарата -- на левое, пролетарское крыло партии. Оппозиция является
сейчас тем пунктом, в котором сосредоточиваются могущественнейшие мировые
давления против революции.
Пролетарская диктатура или термидор. У Бухарина выходит так: если
пролетарская диктатура, то безоговорочно поддерживать все, что этим именем
называется; а если термидор, тогда столь же безоговорочная борьба. На самом
деле, элементы термидора -- в связи со всей международной обстановкой --
растут за последние годы в стране быстрее элементов диктатуры. Защищать
диктатуру -- значит бороться с элементами термидора -- не только в стране
вообще, но и в государственном аппарате, и во влиятельных прослойках самой
партии.
Но ведь в процессе сползания должен наступить критический момент, когда
количество переходит в качество, т. е. когда государственная власть меняет
свою классовую природу, становится буржуазной. Не наступил ли уже такой
момент? Отдельно взятый рабочий, исходя из своего житейского опыта, может
прийти к выводу, что власть уже не в руках рабочего класса: на заводе
господствует "треугольник"341. Критика под запретом, в партии
всесилен аппарат, за спиной советских организаций командует чиновник и проч.
Но достаточно подойти к вопросу под углом зрения буржуазных классов города и
деревни, чтобы стало совершенно ясно, что власть не у них в руках. То, что
происходит -- это сосредоточение власти в ру-
ках бюрократических органов, опирающихся на рабочий класс, но все более
сдвигающихся в сторону мелкобуржуазных кругов и деревни и частично
переплетающихся с ними.
Борьба против опасности термидора есть классовая борьба. Революционной
является борьба, направленная на то, чтобы вырвать власть из рук другого
класса. Реформистской является борьба за изменения (иногда решающего
характера), но при господстве того же класса. Власть еще не вырвана врагами
из рук пролетариата. Выровнять курс, устранить элементы двоевластия,
укрепить диктатуру еще можно мерами реформистского характера.
Господство в партии, а значит, в стране -- в руках фракции Сталина,
которая имеет все черты центризма, притом -- центризма в период сползания, а
не подъема. Это значит: короткие зигзаги влево, глубокие -- вправо. Можно не
сомневаться, что последний поворот влево (юбилейный манифест)342
вызовет необходимость успокоить правый фланг и его реальную опору в стране
-- притом успокоить не словами, а делами.
Зигзаги влево выражаются не только в скороспелых юбилейных манифестах.
Кантонский переворот является несомненным авантюристическим зигзагом
Коминтерна влево после того, как обнаружились полностью гибельные
последствия меньшевистской политики в Китае. Кантонский эпизод представляет
собой ухудшенное, более злокачественное повторение эстонского путча 1924
г.343 после того, как была упущена революционная ситуация в
Германии в 1923 г. Меньшевизм, дополненный демократическим авантюризмом,
нанес двойной удар китайской революции. Можно ли сомневаться, что расплатой
за Кантон будет новый, более глубокий зигзаг вправо в области международной
и, в частности -- китайской политики.
Объективная задача термидорианского режима состояла бы в том, чтобы
передать важнейшие политические командные высоты в руки левого крыла новых
имущих классов, все более оттирая пролетариат на задворки и приучая его к
голому подчинению.
Первым (но не единственным) условием победы термидора является такой
разгром оппозиции, при котором не было бы нужды "бояться" ее. В партийном и
государственном аппарате "чистые дельцы", успевшие переплестись всеми узами
с но-
вым буржуазным обществом, получили бы перевес над чистыми политиками,
центристами, сталинскими аппаратчиками, которые пугают дельцов оппозицией и
этим удерживают свою временную "самостоятельность". Что сталось бы в этом
случае с центристами сталинского типа -- вопрос второстепенный. Одни из них
отшатнулись бы, может быть, влево. Другие, более многочисленные, просто
вышли бы из игры. Третьи отказались бы от нынешней мнимой
"самостоятельности" (центризма ) и вошли бы в новую, чисто термидорианскую
комбинацию. Таков был бы первый этап на пути приобщения буржуазии к власти.
Чем вызывается "сползание"? Давление пролетарских классовых сил на
советское государство могло встречать организованное сопротивление лишь со
стороны старых кадров партии и рабочей части государственного аппарата и
партии. Между тем, рабочая часть госаппарата, раньше резко отделявшаяся от
кадров старой буржуазной интеллигенции и не доверявшая ей, в последние годы
все больше и больше отрывается от рабочего класса, сближается по условиям
жизни и быта с буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенцией и делается более
податливой враждебным классовым влияниям. С другой стороны, основная масса
пролетариата, отдавшая в бюрократический аппарат государства свой авангард,
после страшного напряжения первых лет революции в обстановке быстрого
улучшения ее материального положения за восстановительный период,
обнаруживала большую политическую пассивность. Немало влияния в том же
направлении оказал ряд поражений международной революции за последние годы.
К этому нужно прибавить действия партийного режима. Пролетариат несет в себе
самом еще большое наследие капиталистического прошлого. Первые годы
революции подняли наверх все наиболее активные, революционные,
большевистские элементы класса. Сейчас идет отбор служилых и покорных.
"Беспокойные" элементы оттираются и преследуются. Это ослабляет партию и
класс в целом, разбронировывает его перед лицом врага. Таким образом,
возрастающее давление буржуазных сил на рабочее государство проходило до
последнего времени без активного сопротивления основной массы пролетариата.
Такое положение не может длиться вечно. Есть основания думать, что
значительный интерес, проявленный беспартийной рабочей массой к партийной
дискуссии перед XV съездом, как и явления, связанные с колдоговорной
кампанией344, означают начало пробуждения в них тревоги за судьбы
пролетарской диктатуры. По мере дальнейшего роста активности пролетариата
будет расти и спрос на оппозицию в рабочей среде. За годы своей борьбы
против сползания внутри партии (1923 -- 1927) оппозиция могла лишь тормозить
этот процесс. Серьезно задержать этот процесс может лишь развертывание
классовой борьбы пролетариата, направленной против новой буржуазии, против
непролетарского влияния на его государство, против мирового империализма.
Пролетариат привык воспринимать опасности и реагировать на них через свою
партию. Монопольное положение партии после 1917 года еще более закрепило эту
ее роль. Вся острота положения состоит в том, что партийный режим тормозит и
парализует активность пролетариата, одновременно с тем как официальная
партийная теория успокаивает и усыпляет его. Тем большая ответственность
ложится при этих условиях на оппозицию.
Точку зрения оппозиции Бухарин сближает с устряловской. В чем гвоздь
этого политического шарлатанства? Устрялов открыто говорит о неизбежности
термидора как спасительного этапа в национальном развитии русской революции.
Оппозиция говорит об опасности термидора и указывает пути борьбы с
опасностью. Сползающий вправо центризм вынужден, закрывая глаза на
опасность, теоретически отрицать самую ее возможность. Нельзя оказать
большей услуги термидору, как отрицать реальность термидорианской опасности.
Таким же шарлатанством является попытка сблизить взгляды оппозиции на
термидор с меньшевистскими взглядами. Меньшевики считают, что основным
источником бонапартистских опасностей является режим пролетарской диктатуры;
что главной ошибкой является расчет на международную революцию; что
правильная политика требует отказа от экономических и политических
ограничений буржуазии; что спасение от термидора и бонапартизма в
демократии, т. е. в буржуазном парламентарном режиме.
Оппозиция же отнюдь не отрицает термидорианских опасностей, наоборот,
стремясь сосредоточить на них внимание пролетарского авангарда, считает, что
важнейшим политическим источником этих опасностей является недостаточно
твердая /линия/ проведения пролетарской диктатуры; недостаточно глубокая
связь с международной революцией; чрезмерная уступчивость по отношению к
внутренней и внешней буржуазии. Парламентская демократия для нас только одна
из форм господства капитала.
Меньшевизм является термидорианским насквозь. Устрялов в своем
термидорианстве реалистичен -- меньшевизм насквозь утопичен. В самом деле:
вероятна ли -- в случае поражения диктатуры -- смена ее буржуазной
демократией? Нет, это наименее вероятный из всех вариантов. Революционная
диктатура еще никогда не сменялась в истории демократией. Термидор, по
самому существу своему, есть переходный режим, своего рода керенщина
наизнанку. Керенщина 1917 года прикрывала двоевластие, барахталась в нем
против своей воли, помогала пролетариату вырвать власть у буржуазии.
Термидорианский режим означал бы новое узаконение двоевластия -- с перевесом
буржуазии -- и, опять таки против собственного желания, помог бы буржуазии
вырвать власть из рук пролетариата. Термидорианский режим по самому своему
существу был бы недолговечен. Его объективная роль состояла в том, чтобы
прикрыть привычными для .трудящихся советскими формами приобщение буржуазии
к власти. Но отпор пролетариата, его попытки отстоять или вернуть утерянные
позиции стали бы неизбежными. Чтобы отбить такие попытки и укрепиться
по-настоящему, буржуазии понадобился бы уже не переходный термидорианский
режим, а более серьезный, крепкий, решительный -- вероятнее всего --
бонапартистский или, по-современному, фашизм345.
Как левое крыло буржуазного общества, меньшевики боролись при
бонапартизме за легальность. Они являлись бы при этом предохранительным
клапаном буржуазного режима. Большевики-ленинцы боролись бы за завоевание
власти в форме диктатуры пролетариата.
Общий вопрос об опасности термидора вызывает более конкретные вопросы:
как близка эта опасность, не начался ли
уже термидорианский переворот, какие реальные признаки его совершения.
Вопрос о темпе происходящих сдвигов имеет для тактики огромное
значение. Темп политических перегруппировок внутри классов и между классами
определить гораздо труднее, чем темп экономических процессов в стране. Во
всяком случае, круто могут ошибиться те, которые рассчитывают, что процесс
сползания будет длиться нынешним темпом еще ряд лет. Это наименее вероятная
из всех перспектив. В процессе сползания могут быть очень крутые сдвиги под
действием внешних или внутренних сил буржуазии. Срока их предсказать нельзя.
Он может, однако, оказаться гораздо короче, чем мы думаем. Кто с этим не
хочет считаться, кто отодвигает от себя эту мысль, тот будет неизбежно
застигнут врасплох. Незачем напоминать, что капитуляция
Зиновьева--Каменева346 привела их на первых же шагах к
необходимости прикрашивать положение, приуменьшать опасность и убаюкивать
левое крыло партии.
Некоторые товарищи связывали вопрос о сроках термидора с вопросом о
составе ЦК как верховной власти революции. До тех пор, пока ЦК терпел в
своем составе оппозиционеров, эти последние являлись внутренним тормозом для
сползающих: политика ЦК, по словам т. Томского, была "ни то, ни се", т. е.
сползание к термидору встречало внутренние помехи. Устранение оппозиционеров
из ЦК -- так рассуждали указанные товарищи -- будет означать, что сползающим
уже невмоготу сотрудничество с представителями последовательно пролетарской
международной линии. Это будет означать как бы официальное открытие
термидора. Такая постановка вопроса по меньшей мере неполна и поэтому может
вести к неправильным выводам.
Сила оппозиции состоит в том, что она, вооруженная марксистским
методом, предвидит ход развития и предупреждает о нем. "Сила" сталинской
фракции состоит в отказе от марксистской ориентировки. Сталинская фракция
выполняет сегодня такую историческую роль, которую можно выполнить только в
шорах, не оглядываясь по сторонам и не предвидя завтрашних последствий.
Марксистские предсказания оппозицией сталинская фракция воспринимает как
личную обиду, как клевету и проч., проявляя при этом типичные черты мел-
кобуржуазной ограниченности. Она громит поэтому оппозицию с удвоенной
силой. Означают ли однако исключения оппозиционеров и даже формальное
Собрание было лучшим ответом на подвиги свистунов. Оппозиция стала уже
массовым движением лучших рабочих партийцев, добивающихся оздоровления
партии. Этого нельзя никак отвергнуть. Собралось две тысячи товарищей, но
могло собраться и пять и шесть тысяч, если было бы подходящее помещение.
Надо было ожидать, что единственным ответом большинства ЦК будет новая волна
репрессий. Так оно и вышло. С быстротой, вызывающей удивление, было на
другой же день организовано сразу два судилища. Одно в ЦКК, куда вызвали тт.
Троцкого и Каменева. Другое, в порядке выездной сессии МКК, орудовало тут
же, "на месте преступления" -- в здании МВТУ331.
Последнее было организовано наподобие военно-полевого суда. Судили
скорострельно. Всех исключали из партии. Некоторых даже заочно. К чему
улики, разбирательства, документы! Ты оппозиционер? Ты не согласен воспевать
мудрость сталинской политики и сталинского режима? Давай партбилет! Ты
хочешь объяснить, в чем и почему не согласен? Нам некогда. У нас много дела.
Действительно у МКК332 много дела. На место одного
исключенного встают десятки новых партийцев. Там, где не было никогда
оппозиционеров, теперь появляются стойкие группы, готовые мужественно
бороться с продовольственными безобразиями, когда все члены МКК, высунув
язык, бегают по пятам оппозиционных вождей, выслеживая их встречи с
партийцами и пытаясь (без успеха) срывать товарищеские беседы. Итак,
партийная мясорубка работает бешеным темпом. Исключаемые товарищи держатся
твердо, запугиваниям не поддаются. Их поведение на судилищах (в присутствии
нескольких сотен студентов-активистов) вызывает к ним уважение. В то же
время в ЦКК экстренно судят товарищей Троцкого и Каменева. Наши товарищи
достойно отчитывают "судей". Начинаются "прения". Выступает Сахаров и
бросает по адресу Троцкого фразу: "Молчи, шпана!" Наши товарищи поднимаются
и оставляют судилище. Судьи смущены. Посылают Енукидзе товарищей пригласить
вернуться. Выносят двусмысленную резолюцию, в которой мягко порицают выходку
Сахарова. Наши товарищи отказываются вернуться. ЦКК остается вынести
резолюцию о том, что она внесет на партсъезд предложение исключить Троцкого,
Зиновьева, Каменева и еще четырех товарищей из партии. Какая новость! Как
будто оппозиция еще полтора года не раскрыла "ступенчатый" план Сталина:
сначала из Политбюро, потом из ЦК, затем из партии. Все это давно известно.
Последний пленум поставил ведь в порядок дня съезда вопрос о пребывании
оппозиции в партии. Теперь Ярославские разыгрывают роль потерявших терпение
ангелов. Но почему же в юбилейном номере "Правды" нет ни одного звука о
новом и настоящем "подарке" пролетариату -- о решении ЦКК насчет исключения
ее вождей из партии? Почему? Зачем скрывать решение высшего судилища от
пролетариата? Боялись испортить праздник. Боялись показаться на Красную
площадь с Октябрьским подарочком. Учли урок демонстрации 17 октября в
Ленинграде, когда сотни тысяч пролетариев через головы сталинского аппарата
дружески приветствовали оклеветанных, травимых вождей оппозиции.
В молчании ЦКК, в боязни выйти на Красную площадь с неверным решением
лучшее доказательство политического и морального банкротства сталинцев.
Судилище было разо-
гнано с быстротой изумительной. А опубликование приговора трусливо
отложили до тех дней, когда московский пролетариат уйдет с площади и улиц.
Наилучшим ответом сталинскому судилищу была встреча тов. Троцкого с
беспартийной массой на фабрике "Красная оборона". Прямо с заседания ЦКК, где
его пытались изобразить врагом коммунизма, товарищ Троцкий поехал на
фабрику. На Ильинке 21333 люди строчили заказанную им Сталиным
резолюцию об исключении Троцкого из партии. А на фабрике пролетарские массы
с громадным подъемом чествовали одного из организаторов и вождей Октября.
Свистуны-аппаратчики были отодвинуты массой. Рабочий класс презирает
свистунов, готовящих раскол партии. Рабочий класс не пройдет мимо решающих
событий в партии. Последнее слово будет принадлежать во всяком случае не
Ярославским и Сахаровым.
Тов. Бухарин!
Обратиться с этим письмом меня заставляет дело тов. Фи-шелева Михаила.
Вы знаете тов. Фишелева лет двенадцать. Но я его знаю 18 лет. Я знаю, что
он, будучи еще совсем юнцом, состоял в РСДРП, был в 1906 г. арестован,
просидел два года в одиночном заключении, получил вечную ссылку на поселение
в Сибирь, бежал оттуда. Приехав в Соединенные Штаты Сев. Америки, он вместе
с нашим общим покойным другом и товарищем С. Восковым334 был
одним из основателей газеты "Новый мир". Когда Вы, тов. Бухарин, приехали в
Нью-Йорк и вошли в редакционную коллегию "Нового мира" -- газета была уже на
ногах. Она была ежедневной. Но, ведь, Вы хорошо знаете, как трудно было в
американских капиталистических условиях ставить эту газету на ноги. Ведь Вы
знаете, что в начале нашей работы, той небольшой группе пролетариев, которая
издавала "Новый мир", приходилось самим отчислять от своего скудного
заработка средства на издание, приходилось самим писать и редактировать,
приходилось самим, после дневной работы, по ночам упаковывать ее,
приходилось самим продавать ее и собирать подписчиков. Словом, Вы знаете,
что хоть это и было в Америке, но труд был не машинно-американский, а
настоящий русский мускуль-
ный. Ну, так вот, и Фишелев, как Вам известно, был в первых рядах
борцов за новый мир, в буквальном смысле этого слова.
Тов. Бухарин! Кто из нас не ошибался? Пролетарий Фишелев тоже ошибался.
В 1917 г., вернувшись из эмиграции, он, работая в Харьковской типографии,
примкнул к меньшевикам интернационалистам. Будучи вскоре избран секретарем
Харьковского союза работников печатного дела, он был организатором общей
забастовки печатников при немецкой оккупации. Был за это арестован
петлюровскими войсками и, вероятно, был бы расстрелян, если бы не рабочие,
которые единодушно отказались приступить к работе, пока его не освободят. С
1919г. он снова числится в нашей партии. Работает у станка, работает
секретарем Московского губотдела Союза печатников, работает красным
директором и везде работает по-пролетарски честно и хорошо. Теперь он
арестован и исключен из партии. За что?
Тов. Бухарин, я Вас спрашиваю, как члена Политбюро: за что Вы
арестовываете таких пролетариев, как Фишелев? Как редактора "Правды", я Вас
спрашиваю: за что Вы клевещете и обливаете грязью таких пролетариев, как
Фишелев?
Ведь Вы, Бухарин, не постеснялись напечатать у себя в газете от 16
октября гнусный фельетон Б. Николаева, в котором, между прочими пакостями,
сказано, что тов. Фишелев виноват также и в том, что в Нью-Йорке выпускал
газету Троцкого "Новый мир" -- причем последние пять слов набраны жирным
шрифтом. Ну, а мы с Вами, состоя в редколлегии "Нового мира", тоже выпускали
газету тов. Троцкого? Зачем Вы лжете? Зачем Вы лжете даже на себя, произведя
себя, как главного редактора "Нового мира", в троцкисты? Все это потому, что
на таких тт., как Фишелев, Вы особенно злы. Вы им мстите. Если бы Фишелев
крал деньги, как какой-нибудь Бройдо, но хорошо печатал Ваши антиленинские
статьи, Вы бы дело замазали. Но Фишелев денег не крал, а хорошо напечатал
платформу оппозиции, платформу, в которой правильно и целиком отражены
чаяния и нужды пролетариев и крестьянской бедноты, поэтому тов. Фишелев
сидит во внутренней тюрьме ГПУ, а семья его голодает.
Тов. Бухарин, такой порядок вещей очень опасен для строительства
социализма. Социализм вообще немыслим с такими атрибутами, как тюрьма для
лучших пролетариев-коммуни-
стов. Как можно совмещать обязанности председателя Коминтерна и быть в
то же время тюремщиком лучших коммунистов?
Я, конечно, понимаю, что кроме моментов политической расправы и мелкой
мести тут есть еще и момент устрашения: чтобы другим неповадно было. Тут и
борьба за политическое самосохранение. Все это так. Но нашего брата не
устрашить этим.
Вместо одного тов. Фишелева к нам приходят сотни и тысячи. Четверть
миллиона ленинградских пролетариев, демонстрировавших 17 октября 1927 г.,
показали явно, что они с презрением отворачиваются от Вашей лжи и клеветы,
выражая свое сочувствие оппозиционерам. Но Вы, конечно, постараетесь это
замолчать. А политическое сохранение при помощи таких средств... До какой
степени идейного падения надо дойти, чтобы политическую борьбу в рядах нашей
партии, борьбу предсъездовскую, когда обоим спорящим сторонам необходимо
наибольшее хладнокровие, когда в интересах партии спокойное деловое
обсуждение спорных вопросов, -- Вы эту борьбу ведете физическими средствами
насилия над оппозицией.
"Сухая" гильотина у Вас действует вовсю. Ведь, исключая сотни
преданнейших членов партии. Вы стремитесь политически их умертвить. Теперь у
Вас начинает работать "мокрая" гильотина. Ведь Вам придется с каждым днем
все больше арестовывать большевиков-ленинцев, ведь Вам придется все больше
гноить их в тюрьме. Вы их будете физически убивать. Во имя чего? Во имя
того, чтобы Вам и Вашей группе по началу было легче подобрать делегатов на
XV съезд партии, а потом уже окончательно расправиться с ленинцами. Но
съезд, собранный при таких условиях, разве будет в состоянии авторитетно
разрешить спорные вопросы. А дальше что? Задаете Вы себе этот вопрос?
Вспомните, как Вы, находясь в оппозиции к Ленину, приезжали перед
Кронштадтским восстанием335 в Ленинград336. Мы, Ваши
противники, устраивали Вам партийное собрания, мы -- Ваши противники, сами
печатали Вашу платформу, мы -- Ваши противники -- пропорционально выбирали
на съезд делегатов по платформам.
Так было при Ленине, когда Сталин и Вы не имели всей полноты власти. А
теперь? Теперь на квартиру к тов. Фишеле-ву приходят вооруженные люди с
обыском. Они роются в его книгах. Они откладывают в сторону книги, авторами
которых являетесь Вы и Ваши идейные друзья, трактующие об оппозиции. Они
ищут пометки на полях, т. е. их интересует то, что вызывает сомнения тов.
Фишелева в Ваших произведениях против оппозиции. Наконец, они находят
книжицу с резолюциями XIV партсъезда. Там есть какие-то пометки. В качестве
трофея они эту книгу уносят с собой, прихватив заодно и живого тов.
Фишелева. Потом арестованного доставляют в ЦКК -- в это предтюремное
чистилище. Карманный обыск у него произведут в ГПУ, здесь же у него
обыскивают его мозги и чувства.
Откуда Вы взяли платформу оппозиции? Кто Вам подал мысль ее напечатать?
А Вам, тов. Бухарин, кто подавал мысль делать все то, что Фишелев делает
теперь, когда Вы были в оппозиции при Ленине/?/ Если бы тогда применялись
такие методы внутрипартийной борьбы, разве мы из той дискуссии вышли бы
более сильными, спаянными и сознательными? Задавали ли Вы себе вопрос --
какой выйдет теперь наша партия из борьбы?
Тов. Агранов337, может быть, и хорош для борьбы с
антисоветскими партиями, но вести и решать дело тов. Фишелева и др.
арестованных оппозиционеров, большевиков-ленинцев, он не компетентен.
Осторожнее, тов. Бухарин. Вы частенько спорили в нашей партии. Вам,
вероятно, придется еще не раз поспорить. Как бы Вам Ваши нынешние тт. тоже
когда-нибудь не дали в качестве арбитра тов. Агранова. Примеры бывают
заразительны338.
Но пока что Фишелев и др. тт. сидят в тюрьме. Им не разрешают передач,
им не разрешают свиданий. Их семьи голодают. Для Вас это, по-видимому,
странно. Вы думаете, что оппозиция получит во время голосования на несколько
голосов меньше. От меня как члена партии и оппозиционера этот факт требует
определенных действий. Или немедленно освободите арестованных тт. по нашей
общей борьбе за ленинизм. Освободите пролетария, с которым мы вместе
голодали, му-чались и боролись, или я это письмо всеми доступными мне
средствами буду печатать и раздавать членам нашей партии
с тем, чтобы и меня арестовали. Только помните: из тюрьмы наш голос к
партии будет еще громче раздаваться. На этот раз без привета
С. Зорг
/Конец 1927 г./
Кризис партии переломляется кризисом самой революции. Этот последний
вызван сдвигом классовых отношений. В том, что оппозиция представляет
меньшинство партии и находится под непрерывными ударами, выражается натиск
мировой и внутренней буржуазии на госаппарат, госаппарата -- на партаппарат,
партаппарата -- на левое, пролетарское крыло партии. Оппозиция является
сейчас тем пунктом, в котором сосредоточиваются могущественнейшие мировые
давления против революции.
Пролетарская диктатура или термидор. У Бухарина выходит так: если
пролетарская диктатура, то безоговорочно поддерживать все, что этим именем
называется; а если термидор, тогда столь же безоговорочная борьба. На самом
деле, элементы термидора -- в связи со всей международной обстановкой --
растут за последние годы в стране быстрее элементов диктатуры. Защищать
диктатуру -- значит бороться с элементами термидора -- не только в стране
вообще, но и в государственном аппарате, и во влиятельных прослойках самой
партии.
Но ведь в процессе сползания должен наступить критический момент, когда
количество переходит в качество, т. е. когда государственная власть меняет
свою классовую природу, становится буржуазной. Не наступил ли уже такой
момент? Отдельно взятый рабочий, исходя из своего житейского опыта, может
прийти к выводу, что власть уже не в руках рабочего класса: на заводе
господствует "треугольник"341. Критика под запретом, в партии
всесилен аппарат, за спиной советских организаций командует чиновник и проч.
Но достаточно подойти к вопросу под углом зрения буржуазных классов города и
деревни, чтобы стало совершенно ясно, что власть не у них в руках. То, что
происходит -- это сосредоточение власти в ру-
ках бюрократических органов, опирающихся на рабочий класс, но все более
сдвигающихся в сторону мелкобуржуазных кругов и деревни и частично
переплетающихся с ними.
Борьба против опасности термидора есть классовая борьба. Революционной
является борьба, направленная на то, чтобы вырвать власть из рук другого
класса. Реформистской является борьба за изменения (иногда решающего
характера), но при господстве того же класса. Власть еще не вырвана врагами
из рук пролетариата. Выровнять курс, устранить элементы двоевластия,
укрепить диктатуру еще можно мерами реформистского характера.
Господство в партии, а значит, в стране -- в руках фракции Сталина,
которая имеет все черты центризма, притом -- центризма в период сползания, а
не подъема. Это значит: короткие зигзаги влево, глубокие -- вправо. Можно не
сомневаться, что последний поворот влево (юбилейный манифест)342
вызовет необходимость успокоить правый фланг и его реальную опору в стране
-- притом успокоить не словами, а делами.
Зигзаги влево выражаются не только в скороспелых юбилейных манифестах.
Кантонский переворот является несомненным авантюристическим зигзагом
Коминтерна влево после того, как обнаружились полностью гибельные
последствия меньшевистской политики в Китае. Кантонский эпизод представляет
собой ухудшенное, более злокачественное повторение эстонского путча 1924
г.343 после того, как была упущена революционная ситуация в
Германии в 1923 г. Меньшевизм, дополненный демократическим авантюризмом,
нанес двойной удар китайской революции. Можно ли сомневаться, что расплатой
за Кантон будет новый, более глубокий зигзаг вправо в области международной
и, в частности -- китайской политики.
Объективная задача термидорианского режима состояла бы в том, чтобы
передать важнейшие политические командные высоты в руки левого крыла новых
имущих классов, все более оттирая пролетариат на задворки и приучая его к
голому подчинению.
Первым (но не единственным) условием победы термидора является такой
разгром оппозиции, при котором не было бы нужды "бояться" ее. В партийном и
государственном аппарате "чистые дельцы", успевшие переплестись всеми узами
с но-
вым буржуазным обществом, получили бы перевес над чистыми политиками,
центристами, сталинскими аппаратчиками, которые пугают дельцов оппозицией и
этим удерживают свою временную "самостоятельность". Что сталось бы в этом
случае с центристами сталинского типа -- вопрос второстепенный. Одни из них
отшатнулись бы, может быть, влево. Другие, более многочисленные, просто
вышли бы из игры. Третьи отказались бы от нынешней мнимой
"самостоятельности" (центризма ) и вошли бы в новую, чисто термидорианскую
комбинацию. Таков был бы первый этап на пути приобщения буржуазии к власти.
Чем вызывается "сползание"? Давление пролетарских классовых сил на
советское государство могло встречать организованное сопротивление лишь со
стороны старых кадров партии и рабочей части государственного аппарата и
партии. Между тем, рабочая часть госаппарата, раньше резко отделявшаяся от
кадров старой буржуазной интеллигенции и не доверявшая ей, в последние годы
все больше и больше отрывается от рабочего класса, сближается по условиям
жизни и быта с буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенцией и делается более
податливой враждебным классовым влияниям. С другой стороны, основная масса
пролетариата, отдавшая в бюрократический аппарат государства свой авангард,
после страшного напряжения первых лет революции в обстановке быстрого
улучшения ее материального положения за восстановительный период,
обнаруживала большую политическую пассивность. Немало влияния в том же
направлении оказал ряд поражений международной революции за последние годы.
К этому нужно прибавить действия партийного режима. Пролетариат несет в себе
самом еще большое наследие капиталистического прошлого. Первые годы
революции подняли наверх все наиболее активные, революционные,
большевистские элементы класса. Сейчас идет отбор служилых и покорных.
"Беспокойные" элементы оттираются и преследуются. Это ослабляет партию и
класс в целом, разбронировывает его перед лицом врага. Таким образом,
возрастающее давление буржуазных сил на рабочее государство проходило до
последнего времени без активного сопротивления основной массы пролетариата.
Такое положение не может длиться вечно. Есть основания думать, что
значительный интерес, проявленный беспартийной рабочей массой к партийной
дискуссии перед XV съездом, как и явления, связанные с колдоговорной
кампанией344, означают начало пробуждения в них тревоги за судьбы
пролетарской диктатуры. По мере дальнейшего роста активности пролетариата
будет расти и спрос на оппозицию в рабочей среде. За годы своей борьбы
против сползания внутри партии (1923 -- 1927) оппозиция могла лишь тормозить
этот процесс. Серьезно задержать этот процесс может лишь развертывание
классовой борьбы пролетариата, направленной против новой буржуазии, против
непролетарского влияния на его государство, против мирового империализма.
Пролетариат привык воспринимать опасности и реагировать на них через свою
партию. Монопольное положение партии после 1917 года еще более закрепило эту
ее роль. Вся острота положения состоит в том, что партийный режим тормозит и
парализует активность пролетариата, одновременно с тем как официальная
партийная теория успокаивает и усыпляет его. Тем большая ответственность
ложится при этих условиях на оппозицию.
Точку зрения оппозиции Бухарин сближает с устряловской. В чем гвоздь
этого политического шарлатанства? Устрялов открыто говорит о неизбежности
термидора как спасительного этапа в национальном развитии русской революции.
Оппозиция говорит об опасности термидора и указывает пути борьбы с
опасностью. Сползающий вправо центризм вынужден, закрывая глаза на
опасность, теоретически отрицать самую ее возможность. Нельзя оказать
большей услуги термидору, как отрицать реальность термидорианской опасности.
Таким же шарлатанством является попытка сблизить взгляды оппозиции на
термидор с меньшевистскими взглядами. Меньшевики считают, что основным
источником бонапартистских опасностей является режим пролетарской диктатуры;
что главной ошибкой является расчет на международную революцию; что
правильная политика требует отказа от экономических и политических
ограничений буржуазии; что спасение от термидора и бонапартизма в
демократии, т. е. в буржуазном парламентарном режиме.
Оппозиция же отнюдь не отрицает термидорианских опасностей, наоборот,
стремясь сосредоточить на них внимание пролетарского авангарда, считает, что
важнейшим политическим источником этих опасностей является недостаточно
твердая /линия/ проведения пролетарской диктатуры; недостаточно глубокая
связь с международной революцией; чрезмерная уступчивость по отношению к
внутренней и внешней буржуазии. Парламентская демократия для нас только одна
из форм господства капитала.
Меньшевизм является термидорианским насквозь. Устрялов в своем
термидорианстве реалистичен -- меньшевизм насквозь утопичен. В самом деле:
вероятна ли -- в случае поражения диктатуры -- смена ее буржуазной
демократией? Нет, это наименее вероятный из всех вариантов. Революционная
диктатура еще никогда не сменялась в истории демократией. Термидор, по
самому существу своему, есть переходный режим, своего рода керенщина
наизнанку. Керенщина 1917 года прикрывала двоевластие, барахталась в нем
против своей воли, помогала пролетариату вырвать власть у буржуазии.
Термидорианский режим означал бы новое узаконение двоевластия -- с перевесом
буржуазии -- и, опять таки против собственного желания, помог бы буржуазии
вырвать власть из рук пролетариата. Термидорианский режим по самому своему
существу был бы недолговечен. Его объективная роль состояла в том, чтобы
прикрыть привычными для .трудящихся советскими формами приобщение буржуазии
к власти. Но отпор пролетариата, его попытки отстоять или вернуть утерянные
позиции стали бы неизбежными. Чтобы отбить такие попытки и укрепиться
по-настоящему, буржуазии понадобился бы уже не переходный термидорианский
режим, а более серьезный, крепкий, решительный -- вероятнее всего --
бонапартистский или, по-современному, фашизм345.
Как левое крыло буржуазного общества, меньшевики боролись при
бонапартизме за легальность. Они являлись бы при этом предохранительным
клапаном буржуазного режима. Большевики-ленинцы боролись бы за завоевание
власти в форме диктатуры пролетариата.
Общий вопрос об опасности термидора вызывает более конкретные вопросы:
как близка эта опасность, не начался ли
уже термидорианский переворот, какие реальные признаки его совершения.
Вопрос о темпе происходящих сдвигов имеет для тактики огромное
значение. Темп политических перегруппировок внутри классов и между классами
определить гораздо труднее, чем темп экономических процессов в стране. Во
всяком случае, круто могут ошибиться те, которые рассчитывают, что процесс
сползания будет длиться нынешним темпом еще ряд лет. Это наименее вероятная
из всех перспектив. В процессе сползания могут быть очень крутые сдвиги под
действием внешних или внутренних сил буржуазии. Срока их предсказать нельзя.
Он может, однако, оказаться гораздо короче, чем мы думаем. Кто с этим не
хочет считаться, кто отодвигает от себя эту мысль, тот будет неизбежно
застигнут врасплох. Незачем напоминать, что капитуляция
Зиновьева--Каменева346 привела их на первых же шагах к
необходимости прикрашивать положение, приуменьшать опасность и убаюкивать
левое крыло партии.
Некоторые товарищи связывали вопрос о сроках термидора с вопросом о
составе ЦК как верховной власти революции. До тех пор, пока ЦК терпел в
своем составе оппозиционеров, эти последние являлись внутренним тормозом для
сползающих: политика ЦК, по словам т. Томского, была "ни то, ни се", т. е.
сползание к термидору встречало внутренние помехи. Устранение оппозиционеров
из ЦК -- так рассуждали указанные товарищи -- будет означать, что сползающим
уже невмоготу сотрудничество с представителями последовательно пролетарской
международной линии. Это будет означать как бы официальное открытие
термидора. Такая постановка вопроса по меньшей мере неполна и поэтому может
вести к неправильным выводам.
Сила оппозиции состоит в том, что она, вооруженная марксистским
методом, предвидит ход развития и предупреждает о нем. "Сила" сталинской
фракции состоит в отказе от марксистской ориентировки. Сталинская фракция
выполняет сегодня такую историческую роль, которую можно выполнить только в
шорах, не оглядываясь по сторонам и не предвидя завтрашних последствий.
Марксистские предсказания оппозицией сталинская фракция воспринимает как
личную обиду, как клевету и проч., проявляя при этом типичные черты мел-
кобуржуазной ограниченности. Она громит поэтому оппозицию с удвоенной
силой. Означают ли однако исключения оппозиционеров и даже формальное