Страница:
обязанности, - и тут мне сообщили, что этого сеньора здесь уже нет.
Я клянусь вам перед богом, что больше ничего не знаю. Я слышал... мне
говорили... подозреваю... возможно, что... но, положив руку на Евангелие,
утверждаю: не могу рассказать ничего больше, потому что ничего больше я не
знаю. Это все, и я клянусь вам, как если бы вот сейчас передо мной было
распятие, что это вся, вся, вся правда и только правда, словно бы я, как уже
говорил вам раньше, готовился бы теперь предстать перед судом господним.
Я оставил его вместе с начальником провинциальной организации Фаланги,
сеньором Росалесом, в кабинете; вот и все мое участие в этом деле от начала
и до конца, А теперь вы спросите меня - и хотя вы меня об этом не
спрашиваете, я сам упрежу ваш вопрос: "Одобряете вы или осуждаете?" - и я
отвечаю вам так: "Как католик и как человек я не могу не осуждать и не
порицать то, как поступили с этим человеком. Как католик и как человек я не
могу не порицать это всей моей душой, потому что в нравственном отношении
люди для меня не делятся на "белых" и на "красных". Жизнь человека в моих
глазах стоит одинаково, будь это жизнь "красного", "желтого", "зеленого" или
"голубого". Все мы - люди, созданные по образу и подобию божьему, и душа
сеньора Гарсиа Лорки по меньшей мере имеет ту же цену, что и моя, это в
самом худшем случае. Возможно, что она даже стоила больше.
Все это я говорю вам со всей искренностью, как благородный человек, и
вы можете быть уверены, что теперь о моем участии в этом деле вы знаете
абсолютно все".
Показания Романа Руиса Алонсо, самоуверенные и высокопарные, содержат
изрядное количество неточностей. Во-первых, бывший депутат СЭДА отрицает,
что его сопровождал вооруженный конвой, уверяя нас в том, что он появился
без всякого сопровождения в штабе Фаланги, а затем в доме Росалесов: "Одной
моей фамилии будет достаточно!" Однако нам известно как от доктора Родригеса
Контрераса, так и от Эдуарде Карретеро, от Эсперансы Росалес и от других
свидетелей, что события развивались не так и что дом на улице Ангуло был
окружен большим количеством вооруженных людей.
Руис Алонсо показывает, будто, узнав, что Федерико был гостем ни больше
ни меньше как братьев Росалесов, он не пошел к ним домой, а направился в
штаб Фаланги. Это совершенно не согласуется с той версией, которую нам
сообщили независимо друг от друга братья Росалесы (Мигель, Хосе, Луис) и их
сестра Эсперанса. Они рассказали, что Руис Алонсо первым делом пришел в дом
Росалесов в сопровождении двух членов "Аксьон Популар" - Луиса Гарсиа Алиса
Фернандеса и Хуана Луиса Трескастро. Эсперанса Росалес вспоминает, что Руис
Алонсо был одет в голубой комбинезон, на котором была нашита эмблема
фалангистов {В беседе Эсперанса Росалес в Мадриде 7 ноября 1978 г. сказала
нам, что двоих людей, сопровождавших Руиса Алонсо, она не знала. Луис
убежден, что это были Трескастро и Гарсиа Алис.}.
В тот момент в доме Росалесов не было никого из мужчин: ни отца, дона
Мигеля, ни его сыновей - Антонио, Хосе, Мигеля, Херардо или Луиса. Сеньора
Росалес, взволнованная и опасавшаяся, что Федерико убьют здесь же на улице,
настояла на том, чтобы не отпускать Гарсиа Лорку из дома, пока не придет
домой муж или кто-либо из сыновей. Руис Алонсо согласился, и в течение
довольно долгого времени Эсперанса Камачо пыталась дозвониться по телефону
до кого-нибудь из них. Наконец она сумела найти Мигеля, который находился в
штабе Фаланги, и сообщила ему, что происходит. Она поговорила также с мужем
{Свидетельство Эсперансы Росалес, записанное на магнитофон в Мадриде 7
ноября 1978 г. Луис Росалес настаивает на том, что его мать безуспешно
звонила остальным членам семьи, прежде чем соединилась с Мигелем.}.
Как и Марсель Оклер, мы полагаем, что до сих пор не воздано в должной
мере храбрости, которую проявила перед Руисом Алонсо сеньора Росалес, к тому
же больная в тот момент. Эсперанса Камачо думала только об одном: как
помешать тому, чтобы Федерико увели, не обеспечив его безопасность, раньше,
чем явится и сможет присутствовать при этом кто-нибудь из мужчин ее семьи
{Auclaire. Op cit., p. 345.}.
Хотя Эсперансе Росалес вспоминается, что Руис Алонсо будто бы оставался
в доме, дожидаясь прихода Мигеля, на самом Деле, по-видимому, бывший депутат
СЭДА сразу же отправился в штаб Фаланги, чтобы повидаться там с Мигелем
Росалесом. Последний уверял нас, что Руис Алонсо показал ему в штабе приказ
об аресте Федерико, на котором стояла печать гражданского губернатора.
Мигель настаивает на том, что затем он вместе с Руисом Алонсо отправился на
улицу Ангуло, и отрицает, что экс-депутат оставался один в штабе и там
ожидал, какое решение примет семья относительно ареста и выдачи Федерико.
По словам Мигеля, в машине, кроме Руиса Алонсо, находились Луис Гарсиа
Алис и Хуан Луис Трескастро, а также еще два человека, которых он не знал.
По-видимому, это были Санчес Рубио и Антонио Годой Абельян, потому что,
согласно свидетельству Хосе Росалеса, они также сопровождали Руиса Алонсо
{Заявление, сделанное Хосе Росалесом гранадскому адвокату Антонио Хименесу
Бланко в 1971 г. Вила Сан-Хуан полностью воспроизводит текст, в которой
Хименес Бланко записал для памяти детали заявления Росалеса, подтвержденного
самим Росалесом в 1973 г. (Vila-San-Juan. Op. cit., р. 190-193).}.
Автомобиль (Мигель вспоминал, что это был открытый "Окленд") принадлежал
Хуану Луису Трескастро, он был реквизирован, когда начался мятеж. По дороге
Мигель спросил у Руиса Алонсо, какие обвинения выдвинуты против Гарсиа
Лорки. Руис Алонсо ответил, что поэт "русский связной", и заявил, что "своим
пером он причинил больше вреда, чем другие пистолетом" {Свидетельство Мигеля
Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Руис Алонсо, конечно, ошибается, считая, что в тот день он имел дело с
руководителем провинциальной организации Фаланги. Ни один из братьев Росалес
никогда не занимал этот пост - тогда на этом посту был доктор Антонио Роблес
Хименес. Более того, Мигель Росалес, с которым разговаривал Руис Алонсо, не
играл никакой мало-мальски важной роли в руководстве Фаланги.
Луис Росалес отрицает, что его брат Мигель по прибытии на улицу Ангуло
(в сопровождении Руиса Алонсо или без него) мог видеть отряд солдат,
оцепивших квартал, потому что, как свидетельствует и сестра его, Эсперанса,
Руис приказал солдатам, чтобы те отошли или укрылись {Свидетельство Луиса и
Эсперансы Росалес, записанное на магнитофон в Мадриде 7 ноября 1978 г.}.
Мигель же уверял нас, что он видел много вооруженных людей на улице:
"Вы так и можете написать в своей книге: мне недостало мужества, чтобы
схватиться с ними. Они были с винтовками и прочим, могли убить всех нас, в
том числе и моих родителей, и мою сестру. Что я мог поделать? Мне пришлось
выдать им Федерико. Конечно, ни я, ни кто-либо из наших не думали, что его
расстреляют. И я верил, что все удастся уладить в управлении гражданского
губернатора" {Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Федерико находился на третьем этаже дома, где жила Луиса Камачо, тетка
Росалесов, и он-то должен был отдавать себе отчет в том, что происходило.
Хотя третий этаж, как разъясняет Луис, был полностью отделен от остальной
части дома, в нем было несколько окон, которые выходили во внутренний
дворик, не считая тех, что выходили на улицу. Через внутренние окна можно
было ясно расслышать разговоры во дворике, тем более если они велись в
повышенном тоне, как, вероятно, и было с того момента, когда появился Руис
Алонсо. Эсперанса Росалес, единственная из оставшихся ныне в живых очевидцев
последних минут, которые провел Федерико в доме на улице Антуло, рассказала
нам, что она поднялась на третий этаж, чтобы сообщить ему о том, что
происходит внизу. Она вспоминает, что Федерико очень твердо, "как настоящий
мужчина", встретил известие о том, что Руис Алонсо заявился в дом с приказом
об аресте.
Над роялем "Плейель" висел образ Священного сердца, который тетя Луиса
особенно почитала. "Давайте помолимся втроем перед образом, - предложила она
Федерико, - тогда все у тебя будет хорошо". Так и сделали. Федерико,
растроганный, попрощался с Луисой Камачо и вместе с Эсперансой спустился на
первый этаж, где его дожидался экс-депутат СЭДА.
Там он попрощался с сеньорой Росалес и с ее дочерью, которой сказал: "Я
не прощаюсь с тобой за руку - не хочу, чтобы ты думала, будто мы не увидимся
снова". И вместе с Мигелем и Руисом Алонсо вышел на улицу {Все эти
подробности содержатся в свидетельстве Эсперансы Росалес.}.
В машине, опасаясь за свою судьбу, поэт, не переставая, просил Мигеля,
чтобы тот заступился за него перед Вальдесом и чтобы немедленно отыскал Пепе
{Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
В другой беседе, которая у нас была с Руисом Алонсо, он отрицал, что
вместе с Мигелем Росалесом ехал в машине в управление гражданского
губернатора, ссылаясь на то, что это не имело смысла, так как здание
управления находилось рядом. Однако различные свидетельства еще раз
доказывают, что Руис Алонсо либо лжет, либо ошибается. Бесспорное
доказательство этого - тот факт, что Хуан Луис Трескастро, владелец
"Окленда", умерший в 1947 г., никогда не скрывал, что он принимал участие в
аресте Лорки и что при аресте была использована его машина {Свидетельство
Мигеля Серона. Гранада, 1966 г.}. По-видимому, и шофер Трескастро, Мануэль
Касарес, утверждал то же самое {Свидетельство Хосе Родригеса Контрераса.
Гранада, 1966 г.}.
Мигель Росалес подтвердил, что, когда Федерико и сопровождавшие его
лица прибыли в управление гражданского губернатора, Вальдеса там не было.
Стало ясно, что до приезда губернатора решить ничего нельзя {Свидетельство
Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Между тем прибытие Федерико было зарегистрировано, и его заперли в
одном из подсобных помещений здания. Мигель постарался успокоить его,
пообещав, что скоро вернется со своим братом Хосе, и заверил Федерико, что с
ним ничего не произойдет. Однако Мигель был встревожен - больше всего он
боялся, что Федерико поведут на допрос к Италобальбо, который, как уже
говорилось выше, был одним из самых жестоких подручных Вальдеса.
Выйдя из управления гражданского губернатора, Мигель направился в штаб
Фаланги и попытался связаться по телефону с Хосе, но так и не смог добиться
этого. Его брат инспектировал в это время передовые посты на равнине и
возвратился в Гранаду лишь ночью {Согласно заявлению, сделанному Хосе
Росалесом Антонио Хименесу Бланко, он в то время находился в
Гуэхар-Сьерре.}. Не удалось Мигелю отыскать также Луиса или Антонио, потому
что оба они находились на фронте {Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада,
1966 г.}.
Когда братья Росалес, вернувшиеся в Гранаду той же ночью, узнали о
случившемся, они были потрясены. Решив немедленно встретиться с Вальдесом,
они вместе с несколькими фалангистами, среди которых был Сесилио Сирре,
сразу же направились в управление гражданского губернатора. Вот что
рассказал нам об этом Луис Росалес в 1966 г.:
"Ночью, когда я пошел добиваться освобождения Федерико, в управлении
гражданского губернатора, в огромном зале, который там был, находилось не
меньше сотни людей. Целая сотня! Было уже очень поздно, и мне сказали, что
Вальдеса видеть нельзя. Мне сказали, что надо подать заявление, и я подал
его подполковнику жандармерии, имени которого я не помню. Там, прямо в этом
огромном зале, я и подал свое заявление. Со мной были мой брат Пепе, Сесилио
Сирре и, кажется, кто-то еще {Согласно К. Куффону (op. cit., p. 110), Луис
пришел в сопровождении Сирре и двух других фалангистов - Леопольдо Мартинеса
и Адольфо Клавараны. Клаварана, с которым мы разговаривали в Гранаде в 1966
г. в присутствии доктора Хосе Родригеса Контрераса, отрицал, что был вместе
с Луисом в тот вечер в управлении гражданского губернатора.}. Мы пришли с
оружием. Я там никого не знал {Луис Росалес в течение нескольких лет не жил
в своем родном городе и возвратился туда лишь за несколько дней до начала
мятежа. В политической жизни Гранады он не участвовал.}. В моем заявлении
говорилось, что некто Руис Алонсо, которого я не знаю, пришел сегодня в наш
дом, в дом, принадлежащий фалангистам, и забрал нашего гостя, не имея на то
никакого приказа, письменного либо устного {В 1966 г. Луис Росалес сказал
нам: "Мой брат Мигель ошибается. Кроме того, приказы такого рода никогда не
отдавались в письменной форме ни в одной части Испании". Луис продолжает и
сегодня считать, что Руис Алонсо не имел при себе письменного приказа с
печатью управления гражданского губернатора, и убежден, что, располагай Руис
Алонсо подобным приказом, он забрал бы Федерико немедленно, не слушая
доводов сеньоры Росалес и, уж конечно, не дожидаясь прихода Мигеля.}. После
этого я громко и презрительно сказал:
- На каком основании какой-то Руис Алонсо вошел в наш дом, в дом членов
Фаланги, почему заявился к нам, не имея приказа, ни письменного, ни устного,
и увел с собой нашего гостя?
Я произнес раза два "какой-то Руис Алонсо". Тогда - ну, конечно, я
говорил громко, с негодованием и презрением - так вот тогда какой-то тип,
который там присутствовал, вышел вперед из сказал:
- "Какой-то Руис Алонсо" - это я.
Тогда я ему говорю:
- Ну что же, ты слышал? Ты слышал? Почему ты явился в дом старшего по
званию, не имея на то приказа, и забрал моего друга?
Тогда он говорит:
- Исключительно под мою личную ответственность.
Я ему трижды сказал:
- Ты не понимаешь, что говоришь. Повтори-ка!
Потому что он, конечно, был одержимый, думал, что покрывает себя славой
перед лицом истории. Он трижды повторил свой ответ, три раза повторил, а
потом я сказал ему:
- Встань по стойке "смирно"! А теперь убирайся.
Очень хорошо себя вел тогда Сесилио Сирре. Он даже вцепился в него, и,
чтобы избежать чего-то похуже, чтобы я сам в него не вцепился, Сесилио Сирре
сказал ему:
- Ты разговариваешь со старшим по званию. Смирно! Кру-гом!
И тогда, поскольку другие люди, которые там были, не стали вмешиваться,
тогда уж он убрался" {Свидетельство Луиса Росалеса, записанное на магнитофон
в Серседилье 2 сентября 1966 г.}.
Руис Алонсо отрицает, что он был участником сцены, описанной Луисом
Росалесом. Когда мы воспроизвели ему версию, изложенную последним, он пришел
в ярость и воскликнул: "Ложь, ложь, ложь! Я ушел домой, на том все и
кончилось" {Свидетельство Рамона Руиса Алонсо. Мадрид, 2 апреля 1967 г.}.
Однако рассказ Луиса Росалеса представляется нам достоверным, а кроме того,
он подтверждается независимым от него свидетельством Сирре {Свидетельство
Сесилие Сирре. Гранада, сентябрь 1966 г.}.
Когда мы спросили Луиса Росалеса о содержании его заявления, поданного
подполковнику жандармерии (то есть Веласко), он нам сказал:
"В заявлении я написал, что Федерико подвергался угрозам в своем доме в
окрестностях Гранады, что он искал моей помощи, что в политическом отношении
он безобиден и что я, как поэт и как человек, не мог отказать в помощи тому,
кого несправедливо преследуют. Я написал, что и в другой раз поступил бы
точно так же" {См. примечание 1.}.
Вальдес возвратился в управление гражданского губернатора в 9.45
вечера. Он провел этот день не во фронтовых окопах возле Хаэна, как сказал
нам Руис Алонсо в своих показаниях, записанных нами, а в Ланхароне, откуда,
как сообщала газета "Эль Идеаль", он долго не мог вернуться, так как
население, охваченное энтузиазмом, не отпускало его {"Сеньор Вальдес
возвратился без четверти десять вечера; он в высшей степени удовлетворен
проявлениями испанского духа и мужества, которые он встретил в других
населенных пунктах".}.
26 августа 1978 г., за два дня до своей кончины, Хосе Росалес сделал
нам в Гранаде заявление исключительной важности {Беседа, которая
продолжалась три четверти часа, была записана на магнитофон. Свидетелями
беседы были сын Хосе Росалеса Хосе Карлос и Мария Тереса Леаль Каррильо.}.
Хосе Росалес рассказал, что в тот вечер он не только видел в управлении
гражданского губернатора майора Вальдеса, но собственными глазами видел
также написанный Рамоном Руисом Алонсо донос, который повлек за собою арест,
а затем и гибель Гарсиа Лорки. Такое заявление он сделал нам впервые.
"Без доноса, без доноса нельзя было забрать человека. Ему (Руису
Алонсо. - Авт.) нужно было обязательно разоблачить кого-то и представить
меня злодеем, предателем, меня и всех моих ближних. Мы все находились на
войне, на фронте. Он повернул дело так, будто тот (Федерико. - Авт.) был
диктором Московского радио, будто в моем доме скрывались несколько русских,
будто он был секретарем Фернандо де лос Риоса. Мой брат расскажет тебе
гораздо больше подробностей, чем я, он лучше меня помнит об этом доносе" {В
беседе, которую мы имели с ним 6 октября 1978 г., Луис сказал нам, что сам
он не видел доноса Руиса Алонсо, но что помнит, как о нем рассказывал
Хосе.}.
"Мы: Таким образом, ты видел донос, написанный и подписанный?
Хосе: Написанный и подписанный, и мой брат Луис его тоже видел.
Мы: Написанный и подписанный Рамоном Руисом Алонсо?
Хосе: Да, да, конечно.
Мы: Это невероятно!
Хосе: А что тут невероятного? Если бы он не донес на нас, как бы того
забрали? Он хотел во что бы то ни стало, я так полагаю, навредить нам, не
так ли? И вот он заявляет, что тот - еврейская собака, и направляет этот
донос. Этот донос я потом долго разыскивал, но так никогда и не смог его
заполучить, все эти бумаги потом затерялись, найти их было невозможно...
Мы: Но этот донос был перепечатан на машинке?
Хосе: Конечно, конечно. Донос был вручен полковнику Веласко. Потом,
через некоторое время, является губернатор. Он сказал мне: "Если бы не этот
донос, Пепе, я бы позволил тебе увести его".
Мы: Это сказал Вальдес?
Хосе: Ясно ...но это невозможно, потому что, гляди, что тут сказано.
Там уже говорилось все о... все, что тебе уже сказали, и можешь записать и
другое, что тебе скажут, но вот что я хочу сказать - там были исписаны две
или три страницы {После того как Луис Росалес прослушал эту запись, он
доверительно сказал нам (25 января 1979 г.), что, по его мнению, Хосе
упоминает здесь в завуалированной форме обвинение в гомосексуализме, которое
также содержалось в доносе на поэта. Луис хорошо помнит, что, по словам
Хосе, в доносе содержалось такое обвинение вместе с обвинениями
политического характера.}.
Мы: Две или три страницы?
Хосе: Там были еще и обвинения против всех нас, всех братьев. И я
считаю, что единственный виновник смерти Федерико - он, сеньор Руис Алонсо.
Мы: И в тот вечер, в управлении гражданского губернатора, когда ты
пришел с Луисом и, помнится, с Сирре, - как все это было, что произошло? Там
был большой зал, а в нем много народу - так?
Хосе: Большой зал, который мне не хотелось разглядывать, хотелось
пройти побыстрее... и вот я вхожу, толкаю дверь, вижу перед собой Вальдеса и
говорю: "Мой дом оцеплять никому не позволено, и уж во всяком случае людям
из СЭДА, и что мы влепим пулю всякому, кто бы он ни был". Вальдес тогда
сказал мне, чтобы я забрал с собой Руиса Алонсо и пристрелил бы его
где-нибудь на обочине. А я не хотел убивать его. "Ты сам отдаешь приказы и
убиваешь, а я не буду". Речь шла о Руисе Алонсо и тех, кто приходили с ним,
потому что Вальдес ни во грош не ставил жизнь христианина".
За семь лет до этого, в 1971 г., Хосе Росалес заявил гранадскому
адвокату Антонио Хименесу Бланке, что в тот вечер 1936 г. вместе с Вальдесом
в его кабинете находились братья Хосе и Мануэль Хименес де Парга,
полицейский Хулио Ромеро Фунес и адвокат Хосе Диас Пла. Вальдес заверил
Росалеса, что с Лоркой ничего не случится, и разрешил ему навестить Федерико
{См. примечание 3, с. 193.}.
Выйдя из кабинета, Хосе наскоро повидался с поэтом и пообещал ему, что
завтра же утром вызволит его из управления гражданского губернатора
{Vila-San-Juan. Op. cit., p. 150-152.}. В тот вечер Лорку видел также другой
фалангист, Хулиан Фернандес Амиго {Ibid., р. 143.}. А еще до них - молодой
фалангист по прозвищу Эль Бене, которому сеньора Росалес поручила отнести
для Федерико одеяла и еду {Сообщение Луиса Росалеса, впервые опубликованное
К. Куффоном (op. cit., p. 108). Луис Росалес сообщил нам, что прозвище
фалангиста, о котором с тех пор никто не имел сведений, было Бене, а не
Бенет, как говорилось раньше.}.
Что касается Луиса Росалеса, то он так и не увидел Федерико в тот
вечер, и больше не видел его уже никогда. Не встретился он и с Вальдесом.
После описанной сцены в управлении гражданского губернатора Хосе Диас Пла
(профессиональный адвокат и руководитель городской организации Фаланги в
Гранаде) помог ему составить по форме заявление, в котором он объяснил,
почему предоставил убежище Гарсиа Лорке и оказал ему покровительство. Ведь
очевидно было, что Вальдес собирается преследовать и Луиса Росалеса, с
которым, как мы уже говорили, у него за несколько дней до военного мятежа
были трения. Копии этого документа Росалес вручил представителям власти в
Гранаде: гражданскому губернатору (Вальдес), военному губернатору (Гонсалес
Эспиноса), алькальду (Мигель дель Кампо), руководителю провинциальной
организации Фаланги (Антонио Роблес Хименес), руководителю городской
организации Фаланги (Хосе Диас Пла). К сожалению, ни одна из этих копий до
сих пор не обнаружена {См. примечание 1, с. 197.}.
Когда Руис Алонсо арестовал Федерико, сеньора Росалес сразу же
позвонила родным поэта, чтобы сообщить о случившемся. Она также поговорила
по телефону с мужем, который, не заходя домой, отправился повидать отца
Федерико. Затем они вместе направились к адвокату Мануэлю Пересу Серрабоне и
попросили его взять на себя защиту поэта. "Мы думали, что речь пойдет о
судебном процессе, - сказал нам Эсперанеа Росалес, - и будет возможность
защиты в законном порядке". Можно предполагать, что Перес Серрабона сделал
все, что было в его силах, чтобы спасти Федерико, так как и после смерти
поэта он оставался адвокатом его семьи {Свидетельство Эсперансы Росалес,
записанное на магнитофон в Мадриде 7 ноября 1978 г.; Эсперанса не вспомнила
имени адвоката, которое было нам названо родными поэта и Луисом Росалесом.}.
На следующее утро, в понедельник 17 августа, Хосе Росалес явился в
военную комендатуру и добился там приказа об освобождении Гарсиа Лорки. С
этим приказом он немедленно отправился в управление гражданского
губернатора. Однако в здании на улице Дукеса майор Вальдес заявил ему, что
поэта там уже нет и что его увезли на рассвете. "А теперь мы займемся твоим
братцем Луисом", - добавил Вальдес {Подробности о приказе об освобождении,
полученном в военной комендатуре, были впервые опубликованы в книге:
Vila-San-Juan, op. cit. p. 152. Нам это подтвердил сам Росалес во время
беседы, которую мы имели с ним 26 августа 1978 г.}. Хосе Росалес поверил,
что в управлении гражданского губернатора Федерико уже нет (мы не знаем, как
реагировал он на предательское поведение Вальдеса), и до самой смерти,
последовавшей в августе 1978 г., так и не дал убедить себя в обратном {Хосе
Росалес сказал нам 26 августа 1978 г.: "Ты думаешь, что Федерико в то время
был еще там, но я в это не верю".}. И все же нет никаких сомнений в том, что
Гарсиа Лорка в то утро еще находился в управлении.
Когда Гарсиа Лорку увели из дома на улице Ангуло, сеньора Росалес, как
мы уже отметили, немедленно позвонила родным поэта, которые к тому времени
перебрались на улицу Сан-Антон, в дом уже расстрелянного Мануэля Фернандеса
Монтесиноса. На следующее утро после ареста, то есть 17 августа, мать
Федерико послала в управление гражданского губернатора Анхелину, няню семьи
Фернандес Монтесинос, отнести Федерико еду, табак и одежду.
Беседа с Анхелиной Кордобилья убедила нас в том, что Вальдес солгал
Хосе Росалесу, сказав ему утром 17 августа, будто Гарсиа Лорки уже нет в
управлении гражданского губернатора.
"Мы: Итак, вы ходили в управление гражданского губернатора, носили ему
поесть?
Анхелина: Да, два дня я ему носила.
Мы: В какие примерно часы вы ходили в управление гражданского
губернатора?
Анхелина: Я ходила утром.
Мы: И что вы ему носили поесть?
Анхелина: Я носила кофе в термосе, в корзинке лепешки, омлет с
картошкой и курево.
Мы: На корзинке было написано его имя?
Анхелина: Нет.
Дочь Анхелины: Нет, имя писали, когда носили в тюрьму, а так как в
управлении гражданского губернатора не было арестованных, кроме него,
значит, в этом не было надобности. Когда моя мать носила передачу дону
Мануэлю в тюрьму, на корзинке было написано его имя {В течение почти месяца
Анхелина носила передачу Мануэлю Фернандесу Мантесиносу находившемуся в
гражданской тюрьме. Придя туда утром 19 августа, она узнала, что его уже
расстреляли. "Как я это забуду? - сказала она нам в 1966 г. - Утром дон
Мануэль, а вечером - сеньорито Федерико".}.
Мы: Так, понятно. Значит, вы носили ему кофе в термосе и еду в
корзинке?
Анхелина: Так и есть.
Мы: И сколько раз в день вы ходили?
Анхелина: Один раз в день, не больше. Я ходила по утрам. Добиралась
туда чуть живая от страха. Первый раз, как я пришла, меня спросили:
- Что вам надо?
- Есть тут сеньор Гарсиа Лорка?
- Кого вы тут ищете?
- Так сеньора же Гарсиа Лорку.
Он говорит:
- Этот сеньор - на что он вам?
- Я принесла ему поесть.
Тут он говорит мне:
- Не может быть.
Мы: Это уже там, в самом подъезде?
Анхелина: Ну, да, там, где входят. И он говорит мне:
- Не может быть.
Тогда другой говорит:
Я клянусь вам перед богом, что больше ничего не знаю. Я слышал... мне
говорили... подозреваю... возможно, что... но, положив руку на Евангелие,
утверждаю: не могу рассказать ничего больше, потому что ничего больше я не
знаю. Это все, и я клянусь вам, как если бы вот сейчас передо мной было
распятие, что это вся, вся, вся правда и только правда, словно бы я, как уже
говорил вам раньше, готовился бы теперь предстать перед судом господним.
Я оставил его вместе с начальником провинциальной организации Фаланги,
сеньором Росалесом, в кабинете; вот и все мое участие в этом деле от начала
и до конца, А теперь вы спросите меня - и хотя вы меня об этом не
спрашиваете, я сам упрежу ваш вопрос: "Одобряете вы или осуждаете?" - и я
отвечаю вам так: "Как католик и как человек я не могу не осуждать и не
порицать то, как поступили с этим человеком. Как католик и как человек я не
могу не порицать это всей моей душой, потому что в нравственном отношении
люди для меня не делятся на "белых" и на "красных". Жизнь человека в моих
глазах стоит одинаково, будь это жизнь "красного", "желтого", "зеленого" или
"голубого". Все мы - люди, созданные по образу и подобию божьему, и душа
сеньора Гарсиа Лорки по меньшей мере имеет ту же цену, что и моя, это в
самом худшем случае. Возможно, что она даже стоила больше.
Все это я говорю вам со всей искренностью, как благородный человек, и
вы можете быть уверены, что теперь о моем участии в этом деле вы знаете
абсолютно все".
Показания Романа Руиса Алонсо, самоуверенные и высокопарные, содержат
изрядное количество неточностей. Во-первых, бывший депутат СЭДА отрицает,
что его сопровождал вооруженный конвой, уверяя нас в том, что он появился
без всякого сопровождения в штабе Фаланги, а затем в доме Росалесов: "Одной
моей фамилии будет достаточно!" Однако нам известно как от доктора Родригеса
Контрераса, так и от Эдуарде Карретеро, от Эсперансы Росалес и от других
свидетелей, что события развивались не так и что дом на улице Ангуло был
окружен большим количеством вооруженных людей.
Руис Алонсо показывает, будто, узнав, что Федерико был гостем ни больше
ни меньше как братьев Росалесов, он не пошел к ним домой, а направился в
штаб Фаланги. Это совершенно не согласуется с той версией, которую нам
сообщили независимо друг от друга братья Росалесы (Мигель, Хосе, Луис) и их
сестра Эсперанса. Они рассказали, что Руис Алонсо первым делом пришел в дом
Росалесов в сопровождении двух членов "Аксьон Популар" - Луиса Гарсиа Алиса
Фернандеса и Хуана Луиса Трескастро. Эсперанса Росалес вспоминает, что Руис
Алонсо был одет в голубой комбинезон, на котором была нашита эмблема
фалангистов {В беседе Эсперанса Росалес в Мадриде 7 ноября 1978 г. сказала
нам, что двоих людей, сопровождавших Руиса Алонсо, она не знала. Луис
убежден, что это были Трескастро и Гарсиа Алис.}.
В тот момент в доме Росалесов не было никого из мужчин: ни отца, дона
Мигеля, ни его сыновей - Антонио, Хосе, Мигеля, Херардо или Луиса. Сеньора
Росалес, взволнованная и опасавшаяся, что Федерико убьют здесь же на улице,
настояла на том, чтобы не отпускать Гарсиа Лорку из дома, пока не придет
домой муж или кто-либо из сыновей. Руис Алонсо согласился, и в течение
довольно долгого времени Эсперанса Камачо пыталась дозвониться по телефону
до кого-нибудь из них. Наконец она сумела найти Мигеля, который находился в
штабе Фаланги, и сообщила ему, что происходит. Она поговорила также с мужем
{Свидетельство Эсперансы Росалес, записанное на магнитофон в Мадриде 7
ноября 1978 г. Луис Росалес настаивает на том, что его мать безуспешно
звонила остальным членам семьи, прежде чем соединилась с Мигелем.}.
Как и Марсель Оклер, мы полагаем, что до сих пор не воздано в должной
мере храбрости, которую проявила перед Руисом Алонсо сеньора Росалес, к тому
же больная в тот момент. Эсперанса Камачо думала только об одном: как
помешать тому, чтобы Федерико увели, не обеспечив его безопасность, раньше,
чем явится и сможет присутствовать при этом кто-нибудь из мужчин ее семьи
{Auclaire. Op cit., p. 345.}.
Хотя Эсперансе Росалес вспоминается, что Руис Алонсо будто бы оставался
в доме, дожидаясь прихода Мигеля, на самом Деле, по-видимому, бывший депутат
СЭДА сразу же отправился в штаб Фаланги, чтобы повидаться там с Мигелем
Росалесом. Последний уверял нас, что Руис Алонсо показал ему в штабе приказ
об аресте Федерико, на котором стояла печать гражданского губернатора.
Мигель настаивает на том, что затем он вместе с Руисом Алонсо отправился на
улицу Ангуло, и отрицает, что экс-депутат оставался один в штабе и там
ожидал, какое решение примет семья относительно ареста и выдачи Федерико.
По словам Мигеля, в машине, кроме Руиса Алонсо, находились Луис Гарсиа
Алис и Хуан Луис Трескастро, а также еще два человека, которых он не знал.
По-видимому, это были Санчес Рубио и Антонио Годой Абельян, потому что,
согласно свидетельству Хосе Росалеса, они также сопровождали Руиса Алонсо
{Заявление, сделанное Хосе Росалесом гранадскому адвокату Антонио Хименесу
Бланко в 1971 г. Вила Сан-Хуан полностью воспроизводит текст, в которой
Хименес Бланко записал для памяти детали заявления Росалеса, подтвержденного
самим Росалесом в 1973 г. (Vila-San-Juan. Op. cit., р. 190-193).}.
Автомобиль (Мигель вспоминал, что это был открытый "Окленд") принадлежал
Хуану Луису Трескастро, он был реквизирован, когда начался мятеж. По дороге
Мигель спросил у Руиса Алонсо, какие обвинения выдвинуты против Гарсиа
Лорки. Руис Алонсо ответил, что поэт "русский связной", и заявил, что "своим
пером он причинил больше вреда, чем другие пистолетом" {Свидетельство Мигеля
Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Руис Алонсо, конечно, ошибается, считая, что в тот день он имел дело с
руководителем провинциальной организации Фаланги. Ни один из братьев Росалес
никогда не занимал этот пост - тогда на этом посту был доктор Антонио Роблес
Хименес. Более того, Мигель Росалес, с которым разговаривал Руис Алонсо, не
играл никакой мало-мальски важной роли в руководстве Фаланги.
Луис Росалес отрицает, что его брат Мигель по прибытии на улицу Ангуло
(в сопровождении Руиса Алонсо или без него) мог видеть отряд солдат,
оцепивших квартал, потому что, как свидетельствует и сестра его, Эсперанса,
Руис приказал солдатам, чтобы те отошли или укрылись {Свидетельство Луиса и
Эсперансы Росалес, записанное на магнитофон в Мадриде 7 ноября 1978 г.}.
Мигель же уверял нас, что он видел много вооруженных людей на улице:
"Вы так и можете написать в своей книге: мне недостало мужества, чтобы
схватиться с ними. Они были с винтовками и прочим, могли убить всех нас, в
том числе и моих родителей, и мою сестру. Что я мог поделать? Мне пришлось
выдать им Федерико. Конечно, ни я, ни кто-либо из наших не думали, что его
расстреляют. И я верил, что все удастся уладить в управлении гражданского
губернатора" {Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Федерико находился на третьем этаже дома, где жила Луиса Камачо, тетка
Росалесов, и он-то должен был отдавать себе отчет в том, что происходило.
Хотя третий этаж, как разъясняет Луис, был полностью отделен от остальной
части дома, в нем было несколько окон, которые выходили во внутренний
дворик, не считая тех, что выходили на улицу. Через внутренние окна можно
было ясно расслышать разговоры во дворике, тем более если они велись в
повышенном тоне, как, вероятно, и было с того момента, когда появился Руис
Алонсо. Эсперанса Росалес, единственная из оставшихся ныне в живых очевидцев
последних минут, которые провел Федерико в доме на улице Антуло, рассказала
нам, что она поднялась на третий этаж, чтобы сообщить ему о том, что
происходит внизу. Она вспоминает, что Федерико очень твердо, "как настоящий
мужчина", встретил известие о том, что Руис Алонсо заявился в дом с приказом
об аресте.
Над роялем "Плейель" висел образ Священного сердца, который тетя Луиса
особенно почитала. "Давайте помолимся втроем перед образом, - предложила она
Федерико, - тогда все у тебя будет хорошо". Так и сделали. Федерико,
растроганный, попрощался с Луисой Камачо и вместе с Эсперансой спустился на
первый этаж, где его дожидался экс-депутат СЭДА.
Там он попрощался с сеньорой Росалес и с ее дочерью, которой сказал: "Я
не прощаюсь с тобой за руку - не хочу, чтобы ты думала, будто мы не увидимся
снова". И вместе с Мигелем и Руисом Алонсо вышел на улицу {Все эти
подробности содержатся в свидетельстве Эсперансы Росалес.}.
В машине, опасаясь за свою судьбу, поэт, не переставая, просил Мигеля,
чтобы тот заступился за него перед Вальдесом и чтобы немедленно отыскал Пепе
{Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
В другой беседе, которая у нас была с Руисом Алонсо, он отрицал, что
вместе с Мигелем Росалесом ехал в машине в управление гражданского
губернатора, ссылаясь на то, что это не имело смысла, так как здание
управления находилось рядом. Однако различные свидетельства еще раз
доказывают, что Руис Алонсо либо лжет, либо ошибается. Бесспорное
доказательство этого - тот факт, что Хуан Луис Трескастро, владелец
"Окленда", умерший в 1947 г., никогда не скрывал, что он принимал участие в
аресте Лорки и что при аресте была использована его машина {Свидетельство
Мигеля Серона. Гранада, 1966 г.}. По-видимому, и шофер Трескастро, Мануэль
Касарес, утверждал то же самое {Свидетельство Хосе Родригеса Контрераса.
Гранада, 1966 г.}.
Мигель Росалес подтвердил, что, когда Федерико и сопровождавшие его
лица прибыли в управление гражданского губернатора, Вальдеса там не было.
Стало ясно, что до приезда губернатора решить ничего нельзя {Свидетельство
Мигеля Росалеса. Гранада, 1966 г.}.
Между тем прибытие Федерико было зарегистрировано, и его заперли в
одном из подсобных помещений здания. Мигель постарался успокоить его,
пообещав, что скоро вернется со своим братом Хосе, и заверил Федерико, что с
ним ничего не произойдет. Однако Мигель был встревожен - больше всего он
боялся, что Федерико поведут на допрос к Италобальбо, который, как уже
говорилось выше, был одним из самых жестоких подручных Вальдеса.
Выйдя из управления гражданского губернатора, Мигель направился в штаб
Фаланги и попытался связаться по телефону с Хосе, но так и не смог добиться
этого. Его брат инспектировал в это время передовые посты на равнине и
возвратился в Гранаду лишь ночью {Согласно заявлению, сделанному Хосе
Росалесом Антонио Хименесу Бланко, он в то время находился в
Гуэхар-Сьерре.}. Не удалось Мигелю отыскать также Луиса или Антонио, потому
что оба они находились на фронте {Свидетельство Мигеля Росалеса. Гранада,
1966 г.}.
Когда братья Росалес, вернувшиеся в Гранаду той же ночью, узнали о
случившемся, они были потрясены. Решив немедленно встретиться с Вальдесом,
они вместе с несколькими фалангистами, среди которых был Сесилио Сирре,
сразу же направились в управление гражданского губернатора. Вот что
рассказал нам об этом Луис Росалес в 1966 г.:
"Ночью, когда я пошел добиваться освобождения Федерико, в управлении
гражданского губернатора, в огромном зале, который там был, находилось не
меньше сотни людей. Целая сотня! Было уже очень поздно, и мне сказали, что
Вальдеса видеть нельзя. Мне сказали, что надо подать заявление, и я подал
его подполковнику жандармерии, имени которого я не помню. Там, прямо в этом
огромном зале, я и подал свое заявление. Со мной были мой брат Пепе, Сесилио
Сирре и, кажется, кто-то еще {Согласно К. Куффону (op. cit., p. 110), Луис
пришел в сопровождении Сирре и двух других фалангистов - Леопольдо Мартинеса
и Адольфо Клавараны. Клаварана, с которым мы разговаривали в Гранаде в 1966
г. в присутствии доктора Хосе Родригеса Контрераса, отрицал, что был вместе
с Луисом в тот вечер в управлении гражданского губернатора.}. Мы пришли с
оружием. Я там никого не знал {Луис Росалес в течение нескольких лет не жил
в своем родном городе и возвратился туда лишь за несколько дней до начала
мятежа. В политической жизни Гранады он не участвовал.}. В моем заявлении
говорилось, что некто Руис Алонсо, которого я не знаю, пришел сегодня в наш
дом, в дом, принадлежащий фалангистам, и забрал нашего гостя, не имея на то
никакого приказа, письменного либо устного {В 1966 г. Луис Росалес сказал
нам: "Мой брат Мигель ошибается. Кроме того, приказы такого рода никогда не
отдавались в письменной форме ни в одной части Испании". Луис продолжает и
сегодня считать, что Руис Алонсо не имел при себе письменного приказа с
печатью управления гражданского губернатора, и убежден, что, располагай Руис
Алонсо подобным приказом, он забрал бы Федерико немедленно, не слушая
доводов сеньоры Росалес и, уж конечно, не дожидаясь прихода Мигеля.}. После
этого я громко и презрительно сказал:
- На каком основании какой-то Руис Алонсо вошел в наш дом, в дом членов
Фаланги, почему заявился к нам, не имея приказа, ни письменного, ни устного,
и увел с собой нашего гостя?
Я произнес раза два "какой-то Руис Алонсо". Тогда - ну, конечно, я
говорил громко, с негодованием и презрением - так вот тогда какой-то тип,
который там присутствовал, вышел вперед из сказал:
- "Какой-то Руис Алонсо" - это я.
Тогда я ему говорю:
- Ну что же, ты слышал? Ты слышал? Почему ты явился в дом старшего по
званию, не имея на то приказа, и забрал моего друга?
Тогда он говорит:
- Исключительно под мою личную ответственность.
Я ему трижды сказал:
- Ты не понимаешь, что говоришь. Повтори-ка!
Потому что он, конечно, был одержимый, думал, что покрывает себя славой
перед лицом истории. Он трижды повторил свой ответ, три раза повторил, а
потом я сказал ему:
- Встань по стойке "смирно"! А теперь убирайся.
Очень хорошо себя вел тогда Сесилио Сирре. Он даже вцепился в него, и,
чтобы избежать чего-то похуже, чтобы я сам в него не вцепился, Сесилио Сирре
сказал ему:
- Ты разговариваешь со старшим по званию. Смирно! Кру-гом!
И тогда, поскольку другие люди, которые там были, не стали вмешиваться,
тогда уж он убрался" {Свидетельство Луиса Росалеса, записанное на магнитофон
в Серседилье 2 сентября 1966 г.}.
Руис Алонсо отрицает, что он был участником сцены, описанной Луисом
Росалесом. Когда мы воспроизвели ему версию, изложенную последним, он пришел
в ярость и воскликнул: "Ложь, ложь, ложь! Я ушел домой, на том все и
кончилось" {Свидетельство Рамона Руиса Алонсо. Мадрид, 2 апреля 1967 г.}.
Однако рассказ Луиса Росалеса представляется нам достоверным, а кроме того,
он подтверждается независимым от него свидетельством Сирре {Свидетельство
Сесилие Сирре. Гранада, сентябрь 1966 г.}.
Когда мы спросили Луиса Росалеса о содержании его заявления, поданного
подполковнику жандармерии (то есть Веласко), он нам сказал:
"В заявлении я написал, что Федерико подвергался угрозам в своем доме в
окрестностях Гранады, что он искал моей помощи, что в политическом отношении
он безобиден и что я, как поэт и как человек, не мог отказать в помощи тому,
кого несправедливо преследуют. Я написал, что и в другой раз поступил бы
точно так же" {См. примечание 1.}.
Вальдес возвратился в управление гражданского губернатора в 9.45
вечера. Он провел этот день не во фронтовых окопах возле Хаэна, как сказал
нам Руис Алонсо в своих показаниях, записанных нами, а в Ланхароне, откуда,
как сообщала газета "Эль Идеаль", он долго не мог вернуться, так как
население, охваченное энтузиазмом, не отпускало его {"Сеньор Вальдес
возвратился без четверти десять вечера; он в высшей степени удовлетворен
проявлениями испанского духа и мужества, которые он встретил в других
населенных пунктах".}.
26 августа 1978 г., за два дня до своей кончины, Хосе Росалес сделал
нам в Гранаде заявление исключительной важности {Беседа, которая
продолжалась три четверти часа, была записана на магнитофон. Свидетелями
беседы были сын Хосе Росалеса Хосе Карлос и Мария Тереса Леаль Каррильо.}.
Хосе Росалес рассказал, что в тот вечер он не только видел в управлении
гражданского губернатора майора Вальдеса, но собственными глазами видел
также написанный Рамоном Руисом Алонсо донос, который повлек за собою арест,
а затем и гибель Гарсиа Лорки. Такое заявление он сделал нам впервые.
"Без доноса, без доноса нельзя было забрать человека. Ему (Руису
Алонсо. - Авт.) нужно было обязательно разоблачить кого-то и представить
меня злодеем, предателем, меня и всех моих ближних. Мы все находились на
войне, на фронте. Он повернул дело так, будто тот (Федерико. - Авт.) был
диктором Московского радио, будто в моем доме скрывались несколько русских,
будто он был секретарем Фернандо де лос Риоса. Мой брат расскажет тебе
гораздо больше подробностей, чем я, он лучше меня помнит об этом доносе" {В
беседе, которую мы имели с ним 6 октября 1978 г., Луис сказал нам, что сам
он не видел доноса Руиса Алонсо, но что помнит, как о нем рассказывал
Хосе.}.
"Мы: Таким образом, ты видел донос, написанный и подписанный?
Хосе: Написанный и подписанный, и мой брат Луис его тоже видел.
Мы: Написанный и подписанный Рамоном Руисом Алонсо?
Хосе: Да, да, конечно.
Мы: Это невероятно!
Хосе: А что тут невероятного? Если бы он не донес на нас, как бы того
забрали? Он хотел во что бы то ни стало, я так полагаю, навредить нам, не
так ли? И вот он заявляет, что тот - еврейская собака, и направляет этот
донос. Этот донос я потом долго разыскивал, но так никогда и не смог его
заполучить, все эти бумаги потом затерялись, найти их было невозможно...
Мы: Но этот донос был перепечатан на машинке?
Хосе: Конечно, конечно. Донос был вручен полковнику Веласко. Потом,
через некоторое время, является губернатор. Он сказал мне: "Если бы не этот
донос, Пепе, я бы позволил тебе увести его".
Мы: Это сказал Вальдес?
Хосе: Ясно ...но это невозможно, потому что, гляди, что тут сказано.
Там уже говорилось все о... все, что тебе уже сказали, и можешь записать и
другое, что тебе скажут, но вот что я хочу сказать - там были исписаны две
или три страницы {После того как Луис Росалес прослушал эту запись, он
доверительно сказал нам (25 января 1979 г.), что, по его мнению, Хосе
упоминает здесь в завуалированной форме обвинение в гомосексуализме, которое
также содержалось в доносе на поэта. Луис хорошо помнит, что, по словам
Хосе, в доносе содержалось такое обвинение вместе с обвинениями
политического характера.}.
Мы: Две или три страницы?
Хосе: Там были еще и обвинения против всех нас, всех братьев. И я
считаю, что единственный виновник смерти Федерико - он, сеньор Руис Алонсо.
Мы: И в тот вечер, в управлении гражданского губернатора, когда ты
пришел с Луисом и, помнится, с Сирре, - как все это было, что произошло? Там
был большой зал, а в нем много народу - так?
Хосе: Большой зал, который мне не хотелось разглядывать, хотелось
пройти побыстрее... и вот я вхожу, толкаю дверь, вижу перед собой Вальдеса и
говорю: "Мой дом оцеплять никому не позволено, и уж во всяком случае людям
из СЭДА, и что мы влепим пулю всякому, кто бы он ни был". Вальдес тогда
сказал мне, чтобы я забрал с собой Руиса Алонсо и пристрелил бы его
где-нибудь на обочине. А я не хотел убивать его. "Ты сам отдаешь приказы и
убиваешь, а я не буду". Речь шла о Руисе Алонсо и тех, кто приходили с ним,
потому что Вальдес ни во грош не ставил жизнь христианина".
За семь лет до этого, в 1971 г., Хосе Росалес заявил гранадскому
адвокату Антонио Хименесу Бланке, что в тот вечер 1936 г. вместе с Вальдесом
в его кабинете находились братья Хосе и Мануэль Хименес де Парга,
полицейский Хулио Ромеро Фунес и адвокат Хосе Диас Пла. Вальдес заверил
Росалеса, что с Лоркой ничего не случится, и разрешил ему навестить Федерико
{См. примечание 3, с. 193.}.
Выйдя из кабинета, Хосе наскоро повидался с поэтом и пообещал ему, что
завтра же утром вызволит его из управления гражданского губернатора
{Vila-San-Juan. Op. cit., p. 150-152.}. В тот вечер Лорку видел также другой
фалангист, Хулиан Фернандес Амиго {Ibid., р. 143.}. А еще до них - молодой
фалангист по прозвищу Эль Бене, которому сеньора Росалес поручила отнести
для Федерико одеяла и еду {Сообщение Луиса Росалеса, впервые опубликованное
К. Куффоном (op. cit., p. 108). Луис Росалес сообщил нам, что прозвище
фалангиста, о котором с тех пор никто не имел сведений, было Бене, а не
Бенет, как говорилось раньше.}.
Что касается Луиса Росалеса, то он так и не увидел Федерико в тот
вечер, и больше не видел его уже никогда. Не встретился он и с Вальдесом.
После описанной сцены в управлении гражданского губернатора Хосе Диас Пла
(профессиональный адвокат и руководитель городской организации Фаланги в
Гранаде) помог ему составить по форме заявление, в котором он объяснил,
почему предоставил убежище Гарсиа Лорке и оказал ему покровительство. Ведь
очевидно было, что Вальдес собирается преследовать и Луиса Росалеса, с
которым, как мы уже говорили, у него за несколько дней до военного мятежа
были трения. Копии этого документа Росалес вручил представителям власти в
Гранаде: гражданскому губернатору (Вальдес), военному губернатору (Гонсалес
Эспиноса), алькальду (Мигель дель Кампо), руководителю провинциальной
организации Фаланги (Антонио Роблес Хименес), руководителю городской
организации Фаланги (Хосе Диас Пла). К сожалению, ни одна из этих копий до
сих пор не обнаружена {См. примечание 1, с. 197.}.
Когда Руис Алонсо арестовал Федерико, сеньора Росалес сразу же
позвонила родным поэта, чтобы сообщить о случившемся. Она также поговорила
по телефону с мужем, который, не заходя домой, отправился повидать отца
Федерико. Затем они вместе направились к адвокату Мануэлю Пересу Серрабоне и
попросили его взять на себя защиту поэта. "Мы думали, что речь пойдет о
судебном процессе, - сказал нам Эсперанеа Росалес, - и будет возможность
защиты в законном порядке". Можно предполагать, что Перес Серрабона сделал
все, что было в его силах, чтобы спасти Федерико, так как и после смерти
поэта он оставался адвокатом его семьи {Свидетельство Эсперансы Росалес,
записанное на магнитофон в Мадриде 7 ноября 1978 г.; Эсперанса не вспомнила
имени адвоката, которое было нам названо родными поэта и Луисом Росалесом.}.
На следующее утро, в понедельник 17 августа, Хосе Росалес явился в
военную комендатуру и добился там приказа об освобождении Гарсиа Лорки. С
этим приказом он немедленно отправился в управление гражданского
губернатора. Однако в здании на улице Дукеса майор Вальдес заявил ему, что
поэта там уже нет и что его увезли на рассвете. "А теперь мы займемся твоим
братцем Луисом", - добавил Вальдес {Подробности о приказе об освобождении,
полученном в военной комендатуре, были впервые опубликованы в книге:
Vila-San-Juan, op. cit. p. 152. Нам это подтвердил сам Росалес во время
беседы, которую мы имели с ним 26 августа 1978 г.}. Хосе Росалес поверил,
что в управлении гражданского губернатора Федерико уже нет (мы не знаем, как
реагировал он на предательское поведение Вальдеса), и до самой смерти,
последовавшей в августе 1978 г., так и не дал убедить себя в обратном {Хосе
Росалес сказал нам 26 августа 1978 г.: "Ты думаешь, что Федерико в то время
был еще там, но я в это не верю".}. И все же нет никаких сомнений в том, что
Гарсиа Лорка в то утро еще находился в управлении.
Когда Гарсиа Лорку увели из дома на улице Ангуло, сеньора Росалес, как
мы уже отметили, немедленно позвонила родным поэта, которые к тому времени
перебрались на улицу Сан-Антон, в дом уже расстрелянного Мануэля Фернандеса
Монтесиноса. На следующее утро после ареста, то есть 17 августа, мать
Федерико послала в управление гражданского губернатора Анхелину, няню семьи
Фернандес Монтесинос, отнести Федерико еду, табак и одежду.
Беседа с Анхелиной Кордобилья убедила нас в том, что Вальдес солгал
Хосе Росалесу, сказав ему утром 17 августа, будто Гарсиа Лорки уже нет в
управлении гражданского губернатора.
"Мы: Итак, вы ходили в управление гражданского губернатора, носили ему
поесть?
Анхелина: Да, два дня я ему носила.
Мы: В какие примерно часы вы ходили в управление гражданского
губернатора?
Анхелина: Я ходила утром.
Мы: И что вы ему носили поесть?
Анхелина: Я носила кофе в термосе, в корзинке лепешки, омлет с
картошкой и курево.
Мы: На корзинке было написано его имя?
Анхелина: Нет.
Дочь Анхелины: Нет, имя писали, когда носили в тюрьму, а так как в
управлении гражданского губернатора не было арестованных, кроме него,
значит, в этом не было надобности. Когда моя мать носила передачу дону
Мануэлю в тюрьму, на корзинке было написано его имя {В течение почти месяца
Анхелина носила передачу Мануэлю Фернандесу Мантесиносу находившемуся в
гражданской тюрьме. Придя туда утром 19 августа, она узнала, что его уже
расстреляли. "Как я это забуду? - сказала она нам в 1966 г. - Утром дон
Мануэль, а вечером - сеньорито Федерико".}.
Мы: Так, понятно. Значит, вы носили ему кофе в термосе и еду в
корзинке?
Анхелина: Так и есть.
Мы: И сколько раз в день вы ходили?
Анхелина: Один раз в день, не больше. Я ходила по утрам. Добиралась
туда чуть живая от страха. Первый раз, как я пришла, меня спросили:
- Что вам надо?
- Есть тут сеньор Гарсиа Лорка?
- Кого вы тут ищете?
- Так сеньора же Гарсиа Лорку.
Он говорит:
- Этот сеньор - на что он вам?
- Я принесла ему поесть.
Тут он говорит мне:
- Не может быть.
Мы: Это уже там, в самом подъезде?
Анхелина: Ну, да, там, где входят. И он говорит мне:
- Не может быть.
Тогда другой говорит: