Гимадеев Станислав. Принцип четности

   - Ну-ка, стоять!.. - донесся до нас его возглас.
   Мы осторожно сбавили темп, перешли на шаг и стали оглядываться. Березина не было видно - очевидно, он кричал из укрытия.
   - Я сказал: остановиться! - рявкнул невидимый Березин. - Больше не предупреждаю!
   Я сделал Холодову знак рукой, и мы стали передвигаться, пригнувшись к земле.
   Тогда Березин открыл огонь. Я не верю, что он стрелял в нас. Скорее всего, он просто палил в воздух, над головами, чтобы напугать и остановить нас. Так или иначе, ему это удалось, потому что в тот момент, когда грянул первый выстрел, у нас не было возможности трезво поразмыслить. Мы упали в траву. Холодов даже закрыл зачем-то руками голову. Березин выстрелил три или четыре раза, и надо сказать, это возымело свое действие. Одна из пуль попала в дерево прямо над нами, сверху и на нас посыпалась кора. Мы лежали, распластавшись, и не поднимали голов. Выстрелы прекратились, но какое-то время мы продолжали лежать неподвижно, напряженно вслушиваясь в тишину. Я услышал, как хрустнули ветки в отдалении, со стороны поляны. Теперь дорога была каждая секунда. Я вскочил и рванулся изо всех сил. Даже если бы Березин стал в этот момент стрелять, я бы уже не остановился. Но стрелять он не стал. Потому что был уже внутри машины, и двигатель вертолета уже работал. И я не успел. Совсем немного не успел.
   Когда я выбежал на поляну, вертолет, рокоча, оторвался от земли, поднялся над деревьями и, мелькнув на мгновение на фоне вечернего сереющего неба, исчез из виду.
   С минуту я стоял, закинув вверх голову. Ну, вот, пожалуй и все, с каким-то полным безразличием подумал я. Убрав пистолет в кобуру, я сначала сел на траву, а потом повалился на спину.
   Вверху было небо, покрытое серыми пятнами облаков, стояла тишина, удары сердца в груди постепенно смолкали и становились реже. Ничего больше не хотелось. Какая-то странная апатия вдруг овладела мною. Рядом возник Холодов с перепачканным лицом. Рукав его плаща оказался надорван. Он в полнейшем молчании сел рядом, вытирая от земли ладони, и стал стаскивать с себя мокрый плащ. Признаться честно, я думал, что он впадет в панику, начнет ныть и причитать или еще что-нибудь в таком духе. Но этого не произошло. Холодов держался на удивление спокойно, хотя лицо его и имело довольно унылое выражение. Некоторое время мы молчали, затем я вытащил из сумки карту и стал ее изучать. Перспективы у нас были, надо сказать, безрадостные. Чтобы не позволять "туману" приближаться к нам, мы должны были двигаться практически в одном направлении: по радиусу от центра его возникновения. Если, конечно, исходить из предположения, что "туман" расширяется равномерно во все стороны. Но других-то предположений все равно не было. Судя по карте, если двигаться в том направлении, в котором нас гнал "туман", через несколько часов мы должны были выйти к болотам. Сам я в районе этих болот не был ни разу, хоть и охотник, но если верить рассказам тех, кто там ходил, места были довольно гиблые. Немного успокаивало то, что болотистая местность периодически перемежалась с лесной - это означало, что можно будет делать нормальные остановки для отдыха. Сколько придется идти до ближайших населенных пунктов глухих деревенек - сказать было очень трудно. Два дня, три, неделю?.. Не стоило тогда даже про это загадывать. Просто у нас не было никакого другого выбора, и в некоторой степени это облегчало нам задачу.
   Я изложил ситуацию Холодову. Он выслушал молча, ежась от холода и с каким-то угрюмым безразличием, только в конце устало поинтересовался:
   - А искать нас не станут?
   - Если смотреть правде в глаза... - ответил я. - На это лучше не рассчитывать, Дмитрий Андреевич. Трудно сказать, что у Березина на уме, но, по всей видимости, он явно не заинтересован в том, чтобы нас нашли. Поэтому, я думаю, он что-нибудь насочиняет при первой же связи с землей.
   - Да, - кивнул Холодов, соглашаясь. - Пожалуй, ему больше ничего не остается.
   - Придется рассчитывать только на свои силы, - сказал я. - Значит так. Сейчас идем очень интенсивно. Чтобы оторваться от "тумана" как можно дальше до наступления темноты. Если удастся поспать, то совсем немного. Может быть, по очереди... Понимаете? Дмитрий Андреевич, у меня просьба к вам. Вы только не отчаивайтесь раньше времени. Хорошо?
   Он ничего не ответил, лишь пошмыгал носом. Я сложил карту и убрал ее обратно. Мы посидели еще немного, затем отжали из одежды ту, что поддалась отжиманию, и двинулись в путь. Времени тогда было, кажется, около четырех часов.
   К болотам мы вышли гораздо раньше, чем я ожидал. Где-то часа через два после интенсивной, изматывающей ходьбы. Мы просохли за это время, но устали зверски. О голоде я уже не говорю, благо что по пути попадались ручьи, из которых мы пили. Мы практически ни о чем не говорили по дороге - было совсем не до этого. Да говорить-то особо было не о чем. Только иногда мы оглядывались назад, туда, где по пятам за нами полз оранжевый "туман". С течением времени мы все же стали удаляться от этой твари. Это немного радовало. "Туман" отставал, хотя и медленно. Поначалу мы могли контролировать этот процесс, наблюдая, как он потихоньку становится все дальше и дальше. Потом расстояние стало настолько велико, что он просто исчез из виду. Но он шел за нами, он продолжал монотонно преследовать нас, и расслабляться нельзя было ни на минуту. Впереди неминуемо предстояла ночевка, и я понимал, что тогда весь наш выигрыш в расстоянии исчезнет. Поэтому я позволил нам сделать первую остановку, только когда мы выбрались к первой болотистой преграде. Там вдали, за болотами, снова виднелся лес. Это несколько утешало, но я знал, что это болото только первое из тех, через которые нам предстоит пройти.
   Я помню, перед тем броском мы отдыхали под деревом, на одной из опушек, с которой открывался унылый вид на топи. Я полулежал и в очередной раз с компасом в руке разглядывал карту. Холодов сидел, прислонившись спиной к дереву и вытянув перед собой длинные ноги. Лицо его было бледно и измучено. Глядя с какой-то смертельной тоской на простирающуюся в нескольких десятках метров черно-бурую зловещую равнину, он вдруг заговорил. Я даже сперва не сразу понял, ко мне ли он обращается, или же разговаривает сам с собой. Скорее всего, это напоминало размышление вслух. Не помню, что именно он бормотал тогда. Что-то о том, что все так и должно было быть. Это и должно было случиться, говорил он, и ничего не происходит просто так. Обрадовались, значит, сунулись, а нам по мордам. По соплям, по сопатке... Как неразумных детей взяли, да мордой - в дерьмо. И правильно, видимо. Нечего соваться, куда не следует... Как же так, удивился я тогда. Это вы говорите, Дмитрий Андреевич? Ведь вы, должно быть, ученый. Я, конечно, к науке отношения не имею, но тоже, вроде, понимаю. Такая уж видно у вашего брата судьба, значит... У нашего - да, согласился он. А у вашего? У нашего-то брата на роду написано мордой в дерьмо тыкаться, а вы-то, спрашивается, тут при чем? Вам за что такие радости?.. А вы ее еще и защищаете, эту науку. Странно, Иван Константинович, вы ж ее ненавидеть должны... Не понравились мне его слова. Я ему сказал, что ни в чем его не обвиняю, и не собираюсь в дальнейшем этого делать. И давайте, говорю, не будем об этом. Никто в случившемся не виноват, просто нам не повезло. Холодов лишь криво усмехнулся. Не повезло, повторил он очень странным тоном, приподняв бесцветные брови. А что такое тогда есть везение? Получить нулевой результат и остаться при этом живым и невредимым? Это, да? В какой-то мере мы этим постоянно и занимаемся. Ездим туда-сюда, пристаем к бедным свидетелям, пишем рапорты, изучаем отчеты да еще мозгами скрипим. Скажите на милость, кому это надо? Кому нужно такое везение? Я не мог понять, к чему он клонит, и вообще, мне был не по душе этот разговор. Ладно, будет вам, Дмитрий Андреевич, сказал я ему. Вы просто устали и замучались. Когда устаешь, всегда видишь мир в мрачном свете. Ничего, выберемся, потерпите. Он не ответил, умолк и больше не произнес ни слова до самого конца нашего привала.
   Потом я давал ему наставления относительно нашего перехода через болото. Ступайте только по моим следам, говорил я ему строго. Старайтесь не отставать, если что кричите. Холодов слушал рассеянно, все глядел под ноги, а потом неожиданно огорошил меня. Он вдруг сказал: а, может, мне не ходить никуда? У меня отвисла челюсть, а затем он добавил фразу, от которой у меня прошел мороз по коже. "Это совершенно не нужно," - произнес он безразличным тоном, и передо мной в одно мгновение возникло бескровное, восковое лицо Лешки Прохорова. Я тогда огрызнулся на Холодова, даже закричал на него со злости. Стал стыдить... Чтоб, говорю, я больше таких слов не слышал! Прекратите распускать нюни, вы же, Дмитрий Андреевич не баба, и в таком духе... Он не спорил со мной, только тяжело вздыхал, и из глаз его никак не пропадала тоска.
   Напоследок я попытался, как мог, его приободрить, и потом мы двинулись через болото. Первое время я частенько оглядывался назад и ждал, когда Холодов догонит меня, потом стал делать это все реже и реже. Силы мои были на исходе. О Холодове и говорить не приходилось, он держался неизвестно за счет чего и то и дело падал на колени, охал, с трудом вытягивая из трясины ноги. Его мотало из стороны в сторону с такой силой, что если бы не корявый шест, служивший ему опорой, он вообще не смог бы идти. Каждый раз, оглядываясь назад, я видел, как он отставал от меня все больше и больше. Затем он стал периодически вяло подавать мне руками знаки, чтобы я не ждал его и шел дальше... Я уже почти ничего не соображал, мне самому казалось, что если я свалюсь, то не смогу подняться. Мучила жажда, в глазах плыли цветные круги, хотелось упасть и не двигаться, не шевелиться, не слышать этого нескончаемого мерзкого чавканья под ногами...
   Позади уже было больше половины пути, когда, обернувшись в очередной раз, я не увидел позади высокую и худощавую фигуру Холодова. Словно электрический разряд пронзил мое тело. Я захотел крикнуть, но не смог - не было сил. Я кинулся обратно по собственным следам, но что я мог сделать? Я брел по трясине, таращился под ноги, но все было тщетно. Я не нашел даже и шеста, с которым он шел. Пузырей - и тех на поверхности не осталось. Помню, что я довольно долго стоял тогда неподвижно посреди болота, задрав голову в вечернее небо. Хотелось выть от злости и тоски, хотелось орать на всю тайгу, но не осталось ни капли сил. И я пошел дальше. И до самого конца трясины я не переставал себя спрашивать: почему он не закричал, когда начал тонуть? Почему? И потом, уже после этого болота, уже когда, падая от усталости, я снова плелся по лесу, не видя и не слыша ничего на своем пути, то продолжал себя тупо спрашивать: почему он не закричал? И не мог найти ответа... И никогда, мне кажется, его не найду.
   Это, пожалуй, все, о чем я хотел рассказать. Остальное не имеет большого значения. Я провел в тайге уже две ночи (или больше?), разжигал костры, чтоб не замерзнуть, спал понемногу, потом опять шел и шел. Было еще два болота на пути; несколько раз я проваливался в трясину и уже думал, что не выберусь, но все-таки выбирался. Везло до сих пор. Не знаю, повезет ли в следующий раз. Уже на второй день я вдруг стал замечать, что лес ожил. Я слышал и голоса птиц, и зуд комаров, и кваканье болотных жаб, и прочие лесные звуки. Это была уже не та вымершая тайга, что предстала перед нами в первый день. Трудно сказать, что бы это могло означать. Может, оранжевый "туман" исчез, рассосался, может, остановился где-нибудь, может, еще что... Мне это уже безразлично. Теперь мне остается одно: идти до самого конца, каким бы он не оказался. Насколько меня еще хватит - знает только бог. Я начал писать в этой тетради на второй день путешествия, в перерывах на отдых. И не потому что почувствовал на себе какую-то там ответственность или обязанность... Нет, просто так мне легче, и так время сжимается. Время, которому я уже, кажется, начинаю терять счет. Вот какой, интересно, сегодня день? Третий или четвертый?.. Не знаю. Я знаю только, что сейчас, когда я дописываю эти строки, я сижу на пригорке возле тихой речушки, которая больше походит на ручей. Снова солнце клонит к закату. Впереди опять виднеется болото. Оно, надо сказать, совсем не шуточное, по сравнению с предыдущими. Даже страшно в него соваться. Мне вдруг буквально сейчас пришла в голову мысль: не брать с собой туда эту тетрадь. Я подумал, что будет лучше запаковать ее в полиэтилен, может даже запаять края огнем, привязать к какому-нибудь бревну и пустить в эту речушку. Пусть себе плывет, благо что хоть маломальское течение имеется. Авось, да выплывет куда-нибудь когда-нибудь. Чем черт не шутит? А вот "выплыву" ли я - это неизвестно.
   Но мне ничего другого не остается, и у меня уже нет иного пути. К счастью, я лишен этой мучительной возможности какого-либо выбора, за который бы я мог себя упрекнуть. И если мне не суждено дойти, если мне доведется сгинуть в этих глухих таежных закоулках, то не потому, что я совершил ошибку, не потому, что сделал неверный выбор, а лишь потому, что у меня просто не хватило сил пройти этот путь до конца".
   Рукопись закончилась.
   Сергей в задумчивости перелистал ее снова. Какое-то непонятное чувство оставила в душе эта странная история, случайным образом попавшая в его руки. Что же это такое, в который раз подумал он. Если эта тетрадка - правда, то может статься, что цены ей нет для науки? А с другой стороны, если эта история, что описана здесь, в действительности имела место несколько лет назад в здешних лесах, то не может же быть, чтоб не осталось других свидетельств и свидетелей? Или все то, что связано с военными, по определению надолго покрывается пеленой тайны? Вопросов было много, ответов не было никаких, но одно Сергей понял однозначно: эту тетрадь необходимо прочесть не только ему. Кто-то должен узнать об этом, кроме него... Мы вот что сделаем, решил он. Мы ее Ревичу дадим прочитать. А там посмотрим. Ревич наверняка знает, куда эту тетрадку можно пристроить, наверняка знает. Вот так-то лучше будет, подумал он. Так-то оно будет лучше...
   Похоже, что Кирилл и не думал объявляться. Сергей оставил тетрадь на диване и обречено поплелся на кухню заваривать третью чашку чая. Стоя у газовой плиты, он боковым зрением увидел, что во дворе дома, прямо под их окнами кто-то стоит. Но когда он повернул голову, то успел заметить лишь мелькнувшую в свете окон тень. С минуту он постоял у подоконника, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в уличной темноте, потом отошел к столу, заварил чай и сел.
   Может показалось, мелькнула мысль. А Кирилл, ведь, один ходит... Это Сергею не нравилось никогда, а в последние дни просто не давало покоя, и он постоянно высказывал это Кириллу. Кирилл же на его замечания только отмахивался и отшучивался, словно даже и мысли не допускал, будто события могут приобрести совсем нешуточный характер. А, может быть, все он допускал, да только не хотел рисковать никем и ничем, кроме себя самого...
   Попить чаю Сергею, однако, не удалось, так как в дверь позвонили. Это не мог быть Кирилл, потому что он открыл бы сам. С каким-то необъяснимым волнением Сергей направился в прихожую.
   Это оказался Барков.
   - Какие гости! - удивился Сергей. - Заходи.
   Барков ввалился в квартиру, похлопывая Сергея по плечу и ухмыляясь в бороду. Он оказался заметно навеселе, но несмотря на это, взгляд его был совсем печальный. И это никак не увязывалось с его неровной походкой и исходящей от него смесью запахов коньяка и каких-то пряностей.
   - Не ждал, тезка? - проговорил Барков. - Я вот подумал: отчего не зайти?.. Не был никогда у тебя...
   - Милости просим, - сказал Сергей. - Чего изволите? Водки, чаю, кофе?
   - Ничего не надо, - пробормотал Барков. - Я уже хорош. Так, на пять секунд заскочил...
   - Тогда проходи в комнату.
   Они прошли в комнату. По пути Барков покосился на Анну Васильевну, сидящую перед телевизором. В комнате он остановился посередине, заложил руки за спину и стал неторопливо рассматривать обстановку.
   - Вот, значит, как вы поживаете... - сказал он.
   - Я к тебе заходил днем, - сказал Сергей. - Не было тебя.
   - Да, - с грустью в голосе сказал Барков. - Меня не было. У меня сегодня не то настроение. Нину вместо себя оставил...
   - Странно, - сказал Сергей. - Непохож ты на себя. Никогда тебя таким не видел.
   - Да я и сам себя, братец, таким не видел.
   - Какие проблемы? - поинтересовался Сергей.
   Барков не ответил, крутя головой по сторонам.
   - А где Кирилл? - спросил он после некоторой паузы.
   - Где-то по делам бегает, - уклончиво ответил Сергей.
   - Когда придет?
   - Не знаю. Ты хотел поговорить с Кириллом?
   - Да, нет... - произнес Барков, пожав плечами. - Я, вообще-то, так... Слушай, а ты чего дома сидишь? - неожиданно спросил он. - Шел бы к Тине.
   - Не понял, - сказал Сергей. - Ты это о чем?
   - Я говорю: чего в одиночестве сидеть? - сказал Барков. - Она там одна, ты здесь один. Шел бы к ней, в самом-то деле... Барков плохого не посоветует. Да и Кириллу-то тоже лучше бы...
   Он замолчал на полуфразе и стал задумчиво теребить бороду.
   - А что - Кириллу? - спросил Сергей с подозрительностью. - Что-то я тебя не пойму, Сергей.
   - Да не обращай ты на меня внимания, - Барков посмотрел на Сергея, и во взгляде его сквозила грусть. - Я пьяный. И вообще...
   - У меня складывается впечатление, - сказал Сергей, - что ты хочешь что-то сказать, но не решаешься. Да и не верю я, честно говоря, что ты зашел просто так.
   - Не веришь, да? - сказал Барков, невесело усмехаясь. - Может быть, и так. А может быть, и нет... Кто знает?
   - Перестань темнить! - сказал Сергей. - Говори начистоту.
   - Понимаешь, братец, - устало проговорил Барков, - бывают в жизни моменты, когда надо что-то решать... И вроде все уже решено, и ничего от тебя не зависит, и ничего уже не изменить... А когда остаешься наедине сам с собой, то вдруг понимаешь, что еще не все! Не все! -сказал он резко. - Вот ведь как, Серега! Еще что-то можно сделать, надо только решение принять...
   Он задрал голову вверх и уставился в потолок. Сергею это уже начинало не нравиться. Какое-то время Барков рассматривал трещины на побелке.
   - Ты же знаешь, Барков всегда любит давать советы, - сказал он. - А тут такое дело. То ли ему самому нужен совет, то ли еще, бог знает что...
   - Я тебя слушаю, - произнес Сергей серьезно. - Давай выкладывай и не юли.
   Барков покачал головой.
   - День завтра будет трудный, - сказал он не сразу. - Я не знаю, тезка, какой это будет день... Я знаю только, что он будет другой! Совсем другой, не такой как раньше... И очень трудный.
   - А конкретнее ты можешь? - осведомился Сергей.
   - И ничего уже не изменишь... - глухо проговорил Барков, словно не слыша вопроса. - Ничего... Или все-таки можно?! - вдруг выпалил он, глядя Сергею прямо в глаза. - Вот вопрос вопросов!
   - Послушай, - сказал Сергей с вздохом. - Ты или говори по нормальному, или молчи тогда! Что ты все загадками...
   - Ну все, все! - сказал Барков, поднимая вверх свои большие руки. - Молчу. А то еще обидишься. А на пьяного, братец, обижаться грешно. - Он сделал паузу и уронил взгляд на пол.- А ночка-то еще длинная-длинная... Только это... - Он замялся, а затем добавил внезапно изменившимся тоном: - Не надо вам дома сидеть, вот что.
   - Ты только это хотел сказать? - сухо спросил Сергей. - Без комментариев?
   - Сам не знаю, что я хотел, - понизив голос, произнес Барков. - Ты представляешь: Барков не знает, чего он хочет?! Вот это дела... Ладно! решительно заявил он. - Все, замяли. Поговорим о чем-нибудь другом.
   С этими словами он тяжело уселся на диван, почти на лежащую там черную тетрадь.
   - А это что такое? - Барков взял тетрадь в руки. - Дневник, что ли?
   - Да нет, - сказал Сергей задумчиво. Несвязные мысли стали роиться в голове. - Так рукопись одна...
   - Твоя? - несколько удивленно спросил Барков.
   - Нет, не моя.
   - А чья? - спросил Барков, рассматривая тетрадь. - Слушай, ну ты брось, а! Насупился... Я же сказал: замяли. Все. Сменили тему.
   - Сменили, так сменили, - сказал Сергей озадаченно.
   Все-таки странный он какой-то, мелькнула мысль. И не настолько уж пьяный, как пытается представиться. Клещами из него все равно ни черта не вытянешь. Не получится. И что же он хочет этим сказать? И, наверняка, он может сказать больше! Ох, наверняка...
   - Так это твоя рукопись? - снова спросил Барков. - Неужто, ты стал как... Робинзон Крузо?
   - Говорю тебе: не моя! Сам не знаю - чья.
   - Это как же так?
   - Случайно ко мне попала эта тетрадка... Одна загадочная история.
   - Да ну! - сказал Барков. - Загадочная даже? Тогда расскажи. Барков всякие истории любит, тем более загадочные.
   - Может, не стоит сейчас об этом? - с сомнением сказал Сергей.
   И куда же Кирилл-то пропал, с досадой думал он. Я тебе позвоню, позвоню... Сколько времени уже прошло! Полночь, однако, на дворе.
   - Ну, расскажи, тезка, - не унимался Барков, закидывая ногу на ногу.
   Вот же пристал, подумал Сергей. Не отлипнет ведь...
   - Мне ее мой бывший хозяин отдал, - с вздохом сказал он. - У которого я на квартире жил. Он эту тетрадь несколько лет назад в тайге нашел.
   - В тайге? - хмыкнул, вскинув брови, Барков.
   - Да. В реке он ее выловил. Она была в целлофановом пакете. Ну, там описаны события... Вроде как, несколько лет назад здесь в лесу обнаружили странный объект. Ну, послали вертолет на поиски. Короче, там целая история... Командир экипажа вот это все и записал. Боялся, что не выберется из тайги-то... Не знаю, правда, или выдумка. Занятно, тем не менее.
   - Вот даже как... - тихо произнес Барков и стал перелистывать листки тетради. - Ведь это ж надо... А чем там дело-то...
   В этот момент зазвонил телефон.
   - Наконец-то! - выдохнул Сергей, прыгая к телефону и хватая трубку.
   Но это оказалась Тина.
   - Привет, - сказала она. - Ты почему не звонишь?
   - Извини, Тина, - проговорил Сергей. - Так получилось.
   - Приходи сейчас, - сказала она.
   - Тина, я не могу сейчас, - сказал он. - Я жду звонка от Кирилла.
   - Сергей, я пошел, - сказал вдруг Барков и поднялся с дивана. - Пока.
   Он хлопнул Сергея по плечу и направился к двери.
   - Постой... - бросил ему Сергей в спину. - Погоди...
   - Пусть твой Кирилл позвонит мне, если так уж надо, - настойчиво произнесла в трубке Тина. - Сережка, приходи!
   - Мне с ним все равно увидеться надо, - сказал Сергей. - По телефону не обсудишь.
   Барков скрылся в прихожей.
   - А мне надо увидеться с тобой! - отчаянно воскликнула Тина. - Мне как-то неуютно. Приходи. Я должна тебе кое-что сказать.
   - Подожди! - крикнул Сергей в сторону двери, где исчез Барков. - Давай, хотя бы попозже! - попросил он Тину. - Скажем, через...
   - Нет, сейчас! - произнесла она упрямо. - И ничего не хочу знать!
   - Тина... - сказал Сергей, но она уже бросила трубку.
   Хлопнула входная дверь. Он положил трубку и хотел было бежать вслед за Барковым, но тут телефон зазвонил вновь.
   - Да! - выпалил он.
   На том конце провода молчали и размеренно дышали в трубку.
   - Я слушаю! - проговорил Сергей резко.
   Ответа снова не последовало. Еще после нескольких секунд тишины послышались короткие гудки.
   - Черт знает, что такое! - прорычал он и кинулся в прихожую. Выглянув на лестничную площадку, он позвал:
   - Сергей!
   Никто не отозвался с лестницы, только внизу, на первом этаже заскрипели пружины входной двери.
   - Черт знает, что такое! - повторил Сергей раздраженно.
   Вернувшись в комнату, он набрал номер Тины. Длинные гудки. Хитрит, подумал Сергей. Ничего-то она мне не должна сказать, козни все это... А вдруг нет? Ох, женщины... Что же делать-то?
   Минут пять он в нерешительности расхаживал по комнате. Все это ему не нравилось. Не нравилось долгое отсутствие известий от Кирилла, не нравился визит Баркова и его туманные намеки, не нравилось то, что он как идиот должен сидеть здесь и ждать неизвестно чего и неизвестно сколько. Да еще и Тина со своим звонком, будто специально... "Иди к Тине", "Вам не надо сидеть дома"... Что бы это значило, черт возьми? Ладно, решил он наконец, схожу к ней. Если что, вернуться обратно никогда не поздно. Правда эта мысль вызвала у него некоторое сомнение, но он сразу прогнал ее.
   Вырвав листок из перекидного календаря, Сергей написал на нем: "Я у Тины. Звони сразу, как придешь" и положил его на диван. Потом он обулся и выскочил из квартиры.
   Тишина и покой царили в погруженной в ночь резервации. Воскресенье уже наступило. Несмотря на то, что ночь еще не была особенно глубока, непогасших окон в домах было не густо.
   Выйдя из дверей подъезда, Сергей свернул налево и направился по тротуару в сторону Тининого дома. Он не дошел и до угла своей пятиэтажки, как почувствовал затылком, что за ним наблюдают. Ему удалось побороть в себе первоначальное желание замереть и оглянуться. Он увеличил темп ходьбы. Если бы тот, кто наблюдал за ним, решил не упускать его из виду, то ему пришлось бы тоже прибавить шагу. На углу следующего дома Сергей резко остановился.
   В тиши ночи отчетливо послышалось торопливое шарканье ног. Он оглянулся. Чья-то фигура темным размытым пятном шарахнулась в проулок. В первый момент Сергей едва было не кинулся следом, но потом что-то остановило его. Э-нет, сказал он себе. А ведь это вполне может оказаться ловушка, родной...