Страница:
Все-таки есть в истории какие-то неведомые нам магические пружины, которые заставляют время бежать по кругу.
Может быть, не случайно суета вокруг ельцинского здоровья началась именно с узбекской столицы. Ташкент – город не только хлебный, но и роковой для отечественных правителей.
Аккурат за 20 лет до этого скандала, как раз в Ташкенте навсегда оборвалось здоровье Брежнева. Когда в марте 1982 года генсек осматривал корпуса местного авиазавода, на него обрушились стропила. Престарелый вождь упал навзничь, до крови ободрал ухо, сломал ключицу. После этого ЧП оправиться Брежнев уже не смог и вскоре отошел в мир иной.
Для него Ташкент – стал концом. Для Ельцина – наоборот, началом.
Дело, конечно, прошлое, но в своих обвинениях Исаков был абсолютно прав. Участники той поездки (например, президентский фотограф Дмитрий Соколов) единодушно подтверждают, что Ельцин по дороге в Ташкент набрался порядочно. Это увидел летевший с ним корреспондент РИА «Новости» Лев Аксенов. С его подачи и разгорелся скандал.
Правда, серьезного развития он так и не получил. К тому времени разлад между парламентом и президентом подходил уже к отметке критической, поэтому обвинения депутата Исакова восприняты были исключительно как новый виток политической борьбы. (В одной газете Исакову порекомендовали даже устроиться на службу в ГАИ.)
Тем не менее репортера Аксенова из РИА «Новости» уволили: чтоб другим не повадно. А медицинское обследование все-таки вынуждены были провести. Не сразу, конечно, только летом. И вовсе не по требованию депутатов, а якобы по просьбам трудящихся, для чего и поместили документ в газетах:
«После 5-летнего перерыва проведено диспансерное обследование здоровья президента. В целом состояние здоровья президента признано хорошим. Его беспокоит ощущение переутомления, которому соответствуют умеренно выраженные вегетативно-сосудистые реакции. Частота пульса, малые колебания артериального давления, а также состояние сердца и крупных сосудов не выходят за пределы нормальных значений. Со стороны легких не обнаружено патологических симптомов. Клинико-рентгенологическое, ультразвуковое исследование почек, желудочно-кишечного тракта, печени, поджелудочной железы и биохимическое исследование крови не выявили патологических изменений.
Пробы с физическими нагрузками, в том числе спортивными, подтвердили высокую выносливость пациента.
Для коррекции самочувствия и поддержания высокой работоспособности рекомендовано использование физических нагрузок (велотренажер, теннис, плавание и др.)».
Под документом этим стояли подписи медиков довольно авторитетных: директора Института хирургии им. Вишневского академика Федорова, профессоров-однофамильцев Мартыновых (оба они были кардиологами), гастроэнтеролога профессора Минушкина, лечащего врача президента Григорьева. Впрочем, титулованность подписантов ни в коей мере не гарантировала объективности заключения: если такое обследование вообще проводилось.
Уверял ведь в декабре 1991 года другой ельцинский врач, Анатолий Зверев, что случаев злоупотребления алкоголем аж с 1985 года он «не отмечал, хотя осматривает его каждое утро».
«В случае переутомления Ельцину достаточно поиграть часа полтора-два в теннис, и он снова готов вести интенсивную государственную деятельность, – сообщал Зверев в интервью газете “Начало”. – Он восстанавливается гораздо быстрее даже, чем кое-кто из сотрудников службы его безопасности».
Полагаю, тезисы эти даже не требуют комментариев. Гораздо интереснее здесь другое.
Дело в том, что никакого Анатолия Зверева просто… не существовало в природе. В то время с Ельциным работало всего два эскулапа: Анатолий Григорьев и Генрих Овчинников. Человека же по фамилии Зверев ни в 4-м управлении Минздрава, ни в президентском медцентре отродясь не водилось. Ветеран кремлевской медицины Владлен Вторушин, который вскоре станет лечащим врачом Ельцина, утверждает это на все сто процентов.
«Для коррекции самочувствия и поддержания высокой работоспособности рекомендовано использование физических нагрузок», – пишут медики.
Довольно странный способ лечения. Если учесть, что к середине 1992 года у Ельцина начались уже проблемы и с сердцем, и с позвоночником, любые нагрузки были для него вещью крайне опасной.
Американскому президенту Бушу доктора почему-то советовали, как можно больше отдыхать и соблюдать щадящий режим. Нашему – напротив: изнурять себя работой и спортом; это при том, что спал он ежедневно не больше 4–5 часов.
Какие-то просто врачи-вредители; натуральные убийцы в белых халатах…
Сдается мне – рекомендации эти были такой же липой , как и клятвы виртуального доктора Зверева.
Никаких врачебных советов Ельцин не соблюдал смолоду. Он даже с тех пор, как убрали его из московского горкома, не проходил ни одного обследования.
Это был тот редкий случай, когда не пациент следует предписаниям врачей, а как раз врачи – подстраивались под пациента; почти как в анекдоте о двух приятелях. «Мой доктор запрещает мне пить». – «А я дал своему сто долларов, и он разрешил».
Для того чтобы притупить бдительность и успокоить граждан – слухи-то о регулярных исчезновениях президента широко барражировали уже по стране, – Кремль усиленно лепил образ неуемной ельцинской энергии. После каждого отпуска или даже воскресного пикника пресс-служба непременно распространяла фотографии бодрого и энергичного президента: на корте, в бассейне.
Логика вполне понятная: дескать, алкоголь и спорт – как гений и злодейство – две вещи несовместные…
Но с каждым месяцем скрывать от страны правду становилось все сложнее и сложнее.
В декабре 1992 года Ельцин впервые слег на «бюллетень»: тогда это объяснили элементарной простудой.
Но летом 1993 года его уже разбил микроинсульт: динамическое нарушение мозгового кровообращения. Случилось это во время визита в Китай. Как вспоминал потом Коржаков, среди ночи Ельцин резко перестал чувствовать свои ноги и руки, плакал – что было для него совсем уж непривычно – и приговаривал: «Все, это конец».
Визит пришлось резко сворачивать. Китайцам было сказано, будто президенту надо срочно возвращаться домой: политическая ситуация накалилась до предела. Против обыкновения отлет Ельцина из Китая проходил без участия прессы и почетного караула. Еле-еле его удалось поднять по трапу, не прибегая к носилкам, но во «Внуково» – обойтись без них было уже невозможно.
Что делать? Как объяснить случившееся стране? Сказать правду? Но тогда Хасбулатов с Руцким непременно воспользуются остротой момента; их противостояние как раз перешло в эндшпиль.
Если бы оппозиция узнала, что Ельцин – пусть даже на время – оказался парализован – депутаты, несомненно, отрешили бы его от должности, передав всю власть усатому вице-президенту.
Между прочим, в «Записках президента» Ельцин краем бока касается того, летнего недуга.
«Летом 93-го, – пишет он, – снова пронесся слух о моей болезни, о мифическом приступе. Мне снова звонят, снова волнуются…
Ну что ж, и это, наверное, хорошо. А тем, кто волнуется за меня – большое спасибо».
Вы что-нибудь поняли из этого пассажа? Я – лично нет, кроме того, что приступ – «мифический».
Очень удобная, филигранная тактика. Точно как в детской считалке: да и нет – не говорить, черное и белое – не надевать…
В итоге решено было вообще не городить огород. Факт болезни попросту скрыли от народа, благо вскоре больной отошел и вернулся на рабочее место. Он раздухарился до того, что вышел даже на теннисный корт. В первых числах сентября президентская прессслужба с придыханием сообщила, что гарант принял участие в теннисном матче между парами Ноткин – Караченцов и Ельцин – Тарпищев.
Вот и доигрался. Спортивная бравада привела к острым болям в спине, которые при ходьбе отдавались в ногу. Ельцин опять оказался на больничной койке с диагнозом «радикулит».
10 сентября кремлевская пресс-служба распространила срочную информацию:
«Группа врачей из Барселоны, ранее оперировавшая Б. Н. Ельцина, прибыла в Москву и совместно с врачами медицинского центра при правительстве РФ приняла участие в обследовании состояния здоровья президента России. Результаты обследования подтвердили диагноз радикулита и не имеют прямой связи с ранее перенесенной операцией. Других отклонений в состоянии здоровья Б. Н. Ельцина не выявлено. Президент продолжает работать».
Вообще, если хорошенько вдуматься в смысл – звучит это как полнейшее безумие. Какой смысл выписывать из-за границы врачей лишь для того, чтобы осмотрели они высокого пациента? Понятно, если б речь шла о самых лучших в мире специалистах; но ведь госпиталь в Барселоне, где в 1989 году Ельцину делали операцию позвоночника, был самым обычным, городским: он сам подчеркивал это тысячу раз – там, мол, и миллионеры лежат, и простые испанские граждане.
Причина этой несуразности может быть только в одном: испанских хирургов позвали для того, чтобы обсудить последствия сделанной ими операции.
Неровен час – боли в монаршей спине спровоцированы той, испанской аварией.
Журналистам об этом не сообщалось. Чтобы не вызывать излишнего ажиотажа, в ход была пущена история с мнимым радикулитом, не имеющим «прямой связи с ранее перенесенной операцией»…
В феврале 1994 года президент отменил заранее назначенное оглашение послания Федеральному Собранию. Поскольку даже ребенку было ясно, что послания сам он не пишет, причиной переноса могло быть только его некондиционное состояние.
Однако ельцинский пресс-секретарь Костиков на голубом глазу увещевал журналистов: «Капитал здоровья Б. Н. Ельцина вполне позволяет ему надежно и уверенно осуществлять руководство страной». По официально озвученной версии, президента вновь свалила простуда.
В декабре 1994 года – новая госпитализация. На этот раз ему делали операцию на носовой перегородке.[30]
Уже с начала 1994 года Ельцин практически не занимается текущими делами. Теперь он уезжает с работы сразу после обеда, ломая все графики и отказываясь от встреч. Все хозяйственно-экономические вопросы полностью перепоручены отныне премьер-министру Черномырдину.
«Приходя к нему в кабинет, я нередко заставал его за пустым столом в глубокой и грустной задумчивости», – вспоминает пресс-секретарь Костиков.
Если раньше за здоровьем президента следили всего-навсего двое врачей, причем основной из них – Анатолий Григорьев – по специальности был терапевтом, то теперь в медцентре вынуждены были сколотить целую бригаду из восьми человек: для постоянного контроля и наблюдения. Был создан и научный консилиум, куда вошли крупнейшие медицинские светила: академик Воробьев, профессора Мартынов, Гогин, Шмырев.
Ведущим лечащим врачом стал зам.главврача ЦКБ Владлен Вторушин. Он находился с президентом постоянно, каждый день. Кроме того, остальные врачи и медсестры должны были работать посменно – сутки через трое.
К приходу Вторушина состояние Ельцина было уже изрядно подорвано. Его мучили непрекращающиеся головные и сердечные боли, перепады давления. Президент плотно сидел на лекарствах. Ежедневно он пил горстями таблетки: клофелин и коренфар.
Все увещевания врачей, однако, на президента не действовали. Он не желал ломать привычный образ жизни, продолжая, как ни в чем ни бывало, выпивать чуть ли не каждый день.
Доходило до того, что Коржаков прятал от него в Кремле спиртное, а потом раздобыл даже специальное приспособление для закручивания водочных пробок и нещадно разбавлял напитки, подаваемые к столу. (Это называлось «Операция “Закат”».) Ельцина такой «Закат» очень удивлял. Он искренне возмущался тем, что современная водка пьется, оказывается гораздо легче, чем стародавняя, советская.
«Разучились, что ли, делать?» – сокрушался Борис Николаевич…
Если Сталина мы представляем исключительно с трубкой, а Горбачева с Раисой Максимовной под ручку, то Ельцина – непременно с рюмкой.
Кажется, он и сам в какой-то момент это понял, потому и перестал гневно отметать упреки в дружбе с зеленым змием.
В румяной агитационной брошюре, отпечатанной миллионными тиражами к президентским выборам (она называлась «57 вопросов избирателей Президенту»), я обнаружил дивный пассаж.
«Правда ли, что вы злоупотребляете алкоголем?» – задается как будто Борису Николаевичу вопрос.
Ответ:
«Скажу “да” – это будет неправдой. Скажу просто “нет” – тоже покажется неубедительным, у нас ведь пока сами не проверят, все сомневаться будут да еще скажут: “Какой же ты русский мужик, если выпить не можешь?” Так что скажу одно: выпить могу, но не злоупотребляю”».
Этот гениальный по своей изворотливости тезис напоминает мне формулировку, изобретенную много лет назад многоопытными кадровиками КГБ. Брать на службу в органы людей непьющих – считалось зазорным (либо больной, либо придуривается). Пьющих – подавно. Тогда и родилось блестящее определение: выпить может много, но с отвращением и не пьянеет…
Говорили старому Билли Бонсу: «Ром – это смерть!» Билли не слушал мудрого доктора, поэтому и хватил его удар.
Борис Николаевич чем-то неуловимо походил на знаменитого пирата. У него тоже были проблемы и с сердцем, и с ромом…
Если бы не постоянное присутствие врачей, Ельцина давно бы не было уже в живых. Факт этот – никаких сомнений не вызывает. Именно своим придворным экскулапам Борис Николаевич обязан жизнью, о чем, правда, никогда он теперь не вспоминает.
Летом 1995 года у Ельцина случился первый инфаркт. Точнее, первый президентский инфаркт, ибо, как рассказывает его земляк, экс-премьер Николай Рыжков, еще в Свердловске эта беда поражала Ельцина дважды.
Об этом страна, правда, так и не узнала. Как не суждено ей было узнать и о том, что случилось летом 1995 года.
В тот день, 10 июля, Ельцин пригласил на обед в Кремль двух ближайших соратников – Коржакова и Барсукова, – чтобы объявить последнему о принятом решении: назначить его директором ФСБ. (Замечу в скобках, что Барсуков назначению этому долго и упорно противился.)
Застолье, как водится, сопровождалось усиленной выпивкой. По самым скромным прикидкам, президент в одиночку осушил литровую бутылку сорокаградусного ликера «Куантро», каковой попробовал тогда впервые, придя от напитка в восторг.
Результат не замедлил сказаться. Той же ночью, примерно в 3 часа, дежурный врач Андрей Котов подошел к президентской спальне в Барвихе, дабы проверить, все ли у пациента в порядке. Однако в постели Ельцина не оказалось.
Недолгие поиски привели врача к туалетной комнате. Взломав закрытую изнутри дверь, он обнаружил президента лежащим без чувств на кафельном полу. Кое-как Ельцина откачали: Котов вкачал ему «гепарин». (Антикоагулянт прямого действия. Применяется для предотвращения образования тромбов в коронарных артериях.). Померили давление: 90 на 60. Немолодой организм не смог справиться с таким объемом сахара и алкоголя.
Рано утром 11 июля с диагнозом «инфаркт» Ельцин был срочно эвакуирован в ЦКБ.
Если раньше официальные источники вообще не спешили комментировать ельцинские недуги, то теперь действовали они прямо обратно: на опережение. Первая информация о госпитализации президента была обнародована еще до появления тревожных слухов. Всеми силами кремлевские пиарщики пытались убедить журналистов, что ничего страшного с Ельциным не случилось, а состояние его – вполне стабильное.
Для наглядности пресс-служба решилась даже на очевидный подлог. В газеты были разосланы фотоснимки, изображающие довольно бодрого и веселого Ельцина в «адидасовской» форме, сделанные якобы в больничной палате. Идея этой фальсификации принадлежала бессменному спецпропагандисту, гендиректору ИТАР-ТАСС Виталию Игнатенко, который еще в мохнатые советские годы был удостоен Ленинской премии за героическую сагу о Брежневе, а потом еще успел поработать пресс-секретарем Горбачева.
Но тут, как любил говаривать Глеб Жеглов, случилась промашка страшная. Дотошные журналисты с удивлением обнаружили, что июльские фото как две капли воды совпадают со снимками, отснятыми еще весной президентским фотографом Соколовым в Кисловодске. Разразился неприятный скандал. Кремлевская пресс-служба от объяснений благоразумно отказалась…
«Я отлеживаться не намерен, – сурово объявил Ельцин врачам. – Мне надо работать».
В августе Борис Николаевич вышел на службу. Похоже, он вообще не верил, что перенес инфаркт, считая, что окружение специально сгущает краски.
(Максимум, в чем удалось его убедить – восстановить в спальне кнопку экстренного вызова врача: когда-то ее ставила еще Раиса Максимовна, но, въехав в резиденцию, президент распорядился тревожную кнопку убрать. «Вот еще, – бросил он подчиненным, – что я, больной, что ли!»)
В верности поставленного диагноза Ельцину пришлось убедиться уже очень скоро.
Октябрь 1995 года президент провел в Сочи. Вопреки рекомендациям врачей – «покой и только покой», – он по-прежнему жил в свое удовольствие. Играл в теннис, выпивал, расслаблялся.
Неудивительно, что к концу месяца состояние его резко ухудшилось. Начались периодические боли в сердце.
Когда Ельцин вернулся в Москву, незамедлительно был собран медицинский консилиум. 26 октября с новым инфарктом Ельцина снова отправили в ЦКБ.
Июльская ситуация повторялась до мелочей. Прессу опять принялись потчевать байками про мифическую ишемию сердца.
Вот, что писала, например, 28 октября (то есть через день после госпитализации) газета «Сегодня»:
«По сообщению президентской пресс-службы, вчера в Центральной клинической больнице состоялся врачебный консилиум, установивший, что у Бориса Ельцина “сохраняется нестабильное кровоснабжение сердечной мышцы, однако признаков сердечной недостаточности в настоящее время нет”. Артериальное давление и температура президента вчера были нормальными. Тем не менее медики прогнозируют, что до конца ноября президент “скорее всего, должен будет оставаться под их пристальным наблюдением”».
Кремлевские сановники наперебой упражнялись в изворотливости и красноречии.
«Самочувствие президента не вызывает никаких опасений… для выздоровления президента потребуется всего неделя», – клялся на всю страну премьер Черномырдин.
«Борис Ельцин полностью контролирует ситуацию в стране, получает полную оперативную информацию», – бил себя в грудь пресс-секретарь президента Медведев.
Оригинальнее всех оказался министр спорта Тарпищев. В те дни он рассказывал журналистам, что преспокойно продолжает рубиться в теннис с генералом Коржаковым. «Разве смог бы Александр Васильевич позволить себе играть в теннис, если бы была хоть малейшая угроза жизни президента!» – восклицал заботливый министр.
А в это время «неопасно болеющий» Ельцин лежал на больничной койке, опутанный проводами и датчиками…
Вскоре, однако, его перевели из ЦКБ в санаторий. На этом все лечение, по сути, и завершилось.Уже через пару недель Ельцин вышел на волю.
«Эх, если бы я своим сердцем занялся не в год выборов, а немного раньше!» – деланно сокрушается он в своих мемуарах. Нечто подобное заявляли потом и Наина Иосифовна с Татьяной Борисовной. Они якобы не знали, что Борису Николаевичу плохо и требуется операция; никто им об этом не говорил.
Все это – ложь. Кремлевские врачи много раз предупреждали семью об опасности, но они и слушать их не желали.
Еще в ноябре придворные медики впервые заговорили о необходимости сделать президенту коронарографию – сердечное исследование. Они всерьез опасались, что коронарные артерии у 64-летнего пациента сужены, и без операции дело может не обойтись.
Однако и президент, и его семья от коронарографии отказались наотрез. На носу был уже 1996-й, выборный год, и семья очень боялась, что как только «гарант демократии» окажется в кардиоцентре, информация об этом моментально просочится в прессу.
«Вот пройдут выборы и тогда делайте, что хотите; хоть режьте, – сказал Ельцин. – А пока отстаньте!»
(За дословность цитаты не ручаюсь, но смысл ее воспроизвожу предельно точно.)
И врачи – действительно, отстали. Но ненадолго. Потому что следующие инфаркты настигли Ельцина всего через несколько месяцев. К лету следующего года их – инфарктов – наберется уже пяток…
2 И эта история – тоже из разряда баек. Как было дело? В Дагомысе, на волнорезе, хозяева накрыли столы. Не скажу, чтоб сильно Ельцин был пьян – так, навеселе. Мимо шла какая-то женщина, и он стал с ней заигрывать.
«Вы купаться идете?». – «Купаться». – «Ну, давайте, я вам помогу». И легонько подтолкнул ее в воду. А чтобы швырять ее, как Стенька Разин княжну – не было такого.
3 Впервые слышу, чтоб Наина выговаривала что-то моей жене. С тем же успехом она могла отчитывать и сухановскую жену: Лева пил с президентом не меньше моего.
4 У Ельцина, сколько б он не выпил, язык никогда не заплетался. Он просто начинал говорить громче и принимался нести всякую ерунду.
5 На эту операцию – по исправлению носовой перегородки – мы легли одновременно. Как только Ельцин стал отходить от наркоза, он улучил момент, когда Наина отвлеклась, явился ко мне в палату, и мы на радостях распили бутылку водки.
Может быть, не случайно суета вокруг ельцинского здоровья началась именно с узбекской столицы. Ташкент – город не только хлебный, но и роковой для отечественных правителей.
Аккурат за 20 лет до этого скандала, как раз в Ташкенте навсегда оборвалось здоровье Брежнева. Когда в марте 1982 года генсек осматривал корпуса местного авиазавода, на него обрушились стропила. Престарелый вождь упал навзничь, до крови ободрал ухо, сломал ключицу. После этого ЧП оправиться Брежнев уже не смог и вскоре отошел в мир иной.
Для него Ташкент – стал концом. Для Ельцина – наоборот, началом.
Дело, конечно, прошлое, но в своих обвинениях Исаков был абсолютно прав. Участники той поездки (например, президентский фотограф Дмитрий Соколов) единодушно подтверждают, что Ельцин по дороге в Ташкент набрался порядочно. Это увидел летевший с ним корреспондент РИА «Новости» Лев Аксенов. С его подачи и разгорелся скандал.
Правда, серьезного развития он так и не получил. К тому времени разлад между парламентом и президентом подходил уже к отметке критической, поэтому обвинения депутата Исакова восприняты были исключительно как новый виток политической борьбы. (В одной газете Исакову порекомендовали даже устроиться на службу в ГАИ.)
Тем не менее репортера Аксенова из РИА «Новости» уволили: чтоб другим не повадно. А медицинское обследование все-таки вынуждены были провести. Не сразу, конечно, только летом. И вовсе не по требованию депутатов, а якобы по просьбам трудящихся, для чего и поместили документ в газетах:
«После 5-летнего перерыва проведено диспансерное обследование здоровья президента. В целом состояние здоровья президента признано хорошим. Его беспокоит ощущение переутомления, которому соответствуют умеренно выраженные вегетативно-сосудистые реакции. Частота пульса, малые колебания артериального давления, а также состояние сердца и крупных сосудов не выходят за пределы нормальных значений. Со стороны легких не обнаружено патологических симптомов. Клинико-рентгенологическое, ультразвуковое исследование почек, желудочно-кишечного тракта, печени, поджелудочной железы и биохимическое исследование крови не выявили патологических изменений.
Пробы с физическими нагрузками, в том числе спортивными, подтвердили высокую выносливость пациента.
Для коррекции самочувствия и поддержания высокой работоспособности рекомендовано использование физических нагрузок (велотренажер, теннис, плавание и др.)».
Под документом этим стояли подписи медиков довольно авторитетных: директора Института хирургии им. Вишневского академика Федорова, профессоров-однофамильцев Мартыновых (оба они были кардиологами), гастроэнтеролога профессора Минушкина, лечащего врача президента Григорьева. Впрочем, титулованность подписантов ни в коей мере не гарантировала объективности заключения: если такое обследование вообще проводилось.
Уверял ведь в декабре 1991 года другой ельцинский врач, Анатолий Зверев, что случаев злоупотребления алкоголем аж с 1985 года он «не отмечал, хотя осматривает его каждое утро».
«В случае переутомления Ельцину достаточно поиграть часа полтора-два в теннис, и он снова готов вести интенсивную государственную деятельность, – сообщал Зверев в интервью газете “Начало”. – Он восстанавливается гораздо быстрее даже, чем кое-кто из сотрудников службы его безопасности».
Полагаю, тезисы эти даже не требуют комментариев. Гораздо интереснее здесь другое.
Дело в том, что никакого Анатолия Зверева просто… не существовало в природе. В то время с Ельциным работало всего два эскулапа: Анатолий Григорьев и Генрих Овчинников. Человека же по фамилии Зверев ни в 4-м управлении Минздрава, ни в президентском медцентре отродясь не водилось. Ветеран кремлевской медицины Владлен Вторушин, который вскоре станет лечащим врачом Ельцина, утверждает это на все сто процентов.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬВозвращаясь, кстати, к медицинскому заключению образца 1992 года, есть смысл обратить внимание на несколько весьма любопытных пассажей.
В 1981 году президент Франции Франсуа Миттеран подвергся медицинскому обследованию, результаты которого, по закону, должны были публиковаться в печати. Однако врачи поставили Миттерану онкологический диагноз. Дабы скрыть от избирателей этот факт, президент публично объявил, что самым страшным его недугом являются проблемы со спиной.
Вскоре в поведении Миттерана начались серьезные изменения – он стал раздражителен, легковозбудим, его постоянно угнетали мысли о смерти. Французский президент резко отошел от дел. Все основное свое внимание он сосредотачивал теперь на увековечивание собственного имя в грандиозных проектах и стройках истинно фараоновского масштаба. В ответ на предложения парламента о проведении немедленных реформ Миттеран только раздражался. В результате в стране произошел невиданный рост безработицы, значительно увеличилась коррупция, а строительство пышных объектов обошлось налогоплательщикам в миллиарды франков…
«Для коррекции самочувствия и поддержания высокой работоспособности рекомендовано использование физических нагрузок», – пишут медики.
Довольно странный способ лечения. Если учесть, что к середине 1992 года у Ельцина начались уже проблемы и с сердцем, и с позвоночником, любые нагрузки были для него вещью крайне опасной.
Американскому президенту Бушу доктора почему-то советовали, как можно больше отдыхать и соблюдать щадящий режим. Нашему – напротив: изнурять себя работой и спортом; это при том, что спал он ежедневно не больше 4–5 часов.
Какие-то просто врачи-вредители; натуральные убийцы в белых халатах…
Сдается мне – рекомендации эти были такой же липой , как и клятвы виртуального доктора Зверева.
Никаких врачебных советов Ельцин не соблюдал смолоду. Он даже с тех пор, как убрали его из московского горкома, не проходил ни одного обследования.
Это был тот редкий случай, когда не пациент следует предписаниям врачей, а как раз врачи – подстраивались под пациента; почти как в анекдоте о двух приятелях. «Мой доктор запрещает мне пить». – «А я дал своему сто долларов, и он разрешил».
Для того чтобы притупить бдительность и успокоить граждан – слухи-то о регулярных исчезновениях президента широко барражировали уже по стране, – Кремль усиленно лепил образ неуемной ельцинской энергии. После каждого отпуска или даже воскресного пикника пресс-служба непременно распространяла фотографии бодрого и энергичного президента: на корте, в бассейне.
Логика вполне понятная: дескать, алкоголь и спорт – как гений и злодейство – две вещи несовместные…
Но с каждым месяцем скрывать от страны правду становилось все сложнее и сложнее.
В декабре 1992 года Ельцин впервые слег на «бюллетень»: тогда это объяснили элементарной простудой.
Но летом 1993 года его уже разбил микроинсульт: динамическое нарушение мозгового кровообращения. Случилось это во время визита в Китай. Как вспоминал потом Коржаков, среди ночи Ельцин резко перестал чувствовать свои ноги и руки, плакал – что было для него совсем уж непривычно – и приговаривал: «Все, это конец».
Визит пришлось резко сворачивать. Китайцам было сказано, будто президенту надо срочно возвращаться домой: политическая ситуация накалилась до предела. Против обыкновения отлет Ельцина из Китая проходил без участия прессы и почетного караула. Еле-еле его удалось поднять по трапу, не прибегая к носилкам, но во «Внуково» – обойтись без них было уже невозможно.
Что делать? Как объяснить случившееся стране? Сказать правду? Но тогда Хасбулатов с Руцким непременно воспользуются остротой момента; их противостояние как раз перешло в эндшпиль.
Если бы оппозиция узнала, что Ельцин – пусть даже на время – оказался парализован – депутаты, несомненно, отрешили бы его от должности, передав всю власть усатому вице-президенту.
Между прочим, в «Записках президента» Ельцин краем бока касается того, летнего недуга.
«Летом 93-го, – пишет он, – снова пронесся слух о моей болезни, о мифическом приступе. Мне снова звонят, снова волнуются…
Ну что ж, и это, наверное, хорошо. А тем, кто волнуется за меня – большое спасибо».
Вы что-нибудь поняли из этого пассажа? Я – лично нет, кроме того, что приступ – «мифический».
Очень удобная, филигранная тактика. Точно как в детской считалке: да и нет – не говорить, черное и белое – не надевать…
В итоге решено было вообще не городить огород. Факт болезни попросту скрыли от народа, благо вскоре больной отошел и вернулся на рабочее место. Он раздухарился до того, что вышел даже на теннисный корт. В первых числах сентября президентская прессслужба с придыханием сообщила, что гарант принял участие в теннисном матче между парами Ноткин – Караченцов и Ельцин – Тарпищев.
Вот и доигрался. Спортивная бравада привела к острым болям в спине, которые при ходьбе отдавались в ногу. Ельцин опять оказался на больничной койке с диагнозом «радикулит».
10 сентября кремлевская пресс-служба распространила срочную информацию:
«Группа врачей из Барселоны, ранее оперировавшая Б. Н. Ельцина, прибыла в Москву и совместно с врачами медицинского центра при правительстве РФ приняла участие в обследовании состояния здоровья президента России. Результаты обследования подтвердили диагноз радикулита и не имеют прямой связи с ранее перенесенной операцией. Других отклонений в состоянии здоровья Б. Н. Ельцина не выявлено. Президент продолжает работать».
Вообще, если хорошенько вдуматься в смысл – звучит это как полнейшее безумие. Какой смысл выписывать из-за границы врачей лишь для того, чтобы осмотрели они высокого пациента? Понятно, если б речь шла о самых лучших в мире специалистах; но ведь госпиталь в Барселоне, где в 1989 году Ельцину делали операцию позвоночника, был самым обычным, городским: он сам подчеркивал это тысячу раз – там, мол, и миллионеры лежат, и простые испанские граждане.
Причина этой несуразности может быть только в одном: испанских хирургов позвали для того, чтобы обсудить последствия сделанной ими операции.
Неровен час – боли в монаршей спине спровоцированы той, испанской аварией.
Журналистам об этом не сообщалось. Чтобы не вызывать излишнего ажиотажа, в ход была пущена история с мнимым радикулитом, не имеющим «прямой связи с ранее перенесенной операцией»…
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗОчень скоро кремлевской пресс-службе придется регулярно распространять подобные успокоительные заявления. Постоянные нагрузки и неумеренность в питии делали свое дело. Ельцину становилось все хуже и хуже.
Радикулит – наиболее частое заболевание периферической нервной системы человека, возникающее вследствие поражения корешков спинномозговых нервов. Причины радикулита: травмы, обменные нарушения; при множественных поражениях корешков (полирадикулит), кроме того, – интоксикации.
В феврале 1994 года президент отменил заранее назначенное оглашение послания Федеральному Собранию. Поскольку даже ребенку было ясно, что послания сам он не пишет, причиной переноса могло быть только его некондиционное состояние.
Однако ельцинский пресс-секретарь Костиков на голубом глазу увещевал журналистов: «Капитал здоровья Б. Н. Ельцина вполне позволяет ему надежно и уверенно осуществлять руководство страной». По официально озвученной версии, президента вновь свалила простуда.
В декабре 1994 года – новая госпитализация. На этот раз ему делали операцию на носовой перегородке.[30]
Уже с начала 1994 года Ельцин практически не занимается текущими делами. Теперь он уезжает с работы сразу после обеда, ломая все графики и отказываясь от встреч. Все хозяйственно-экономические вопросы полностью перепоручены отныне премьер-министру Черномырдину.
«Приходя к нему в кабинет, я нередко заставал его за пустым столом в глубокой и грустной задумчивости», – вспоминает пресс-секретарь Костиков.
Если раньше за здоровьем президента следили всего-навсего двое врачей, причем основной из них – Анатолий Григорьев – по специальности был терапевтом, то теперь в медцентре вынуждены были сколотить целую бригаду из восьми человек: для постоянного контроля и наблюдения. Был создан и научный консилиум, куда вошли крупнейшие медицинские светила: академик Воробьев, профессора Мартынов, Гогин, Шмырев.
Ведущим лечащим врачом стал зам.главврача ЦКБ Владлен Вторушин. Он находился с президентом постоянно, каждый день. Кроме того, остальные врачи и медсестры должны были работать посменно – сутки через трое.
К приходу Вторушина состояние Ельцина было уже изрядно подорвано. Его мучили непрекращающиеся головные и сердечные боли, перепады давления. Президент плотно сидел на лекарствах. Ежедневно он пил горстями таблетки: клофелин и коренфар.
Все увещевания врачей, однако, на президента не действовали. Он не желал ломать привычный образ жизни, продолжая, как ни в чем ни бывало, выпивать чуть ли не каждый день.
Доходило до того, что Коржаков прятал от него в Кремле спиртное, а потом раздобыл даже специальное приспособление для закручивания водочных пробок и нещадно разбавлял напитки, подаваемые к столу. (Это называлось «Операция “Закат”».) Ельцина такой «Закат» очень удивлял. Он искренне возмущался тем, что современная водка пьется, оказывается гораздо легче, чем стародавняя, советская.
«Разучились, что ли, делать?» – сокрушался Борис Николаевич…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬВ массовом сознании словосочетание «Ельцин и алкоголь» стали такой же идиомой, как, к примеру «Ленин и печник».
«Король ужасов», знаменитый режиссер Альфред Хичкок, узнав о смертельном диагнозе свей жены, практически потерял над собой контроль и начал постепенно спиваться. Его не останавливала даже болезнь сердца и наличие вшитого ранее кардиостимулятора. Напившись, Хичкок расстегивал рубашку и демонстрировал всем четырехугольный предмет, вмонтированный в грудную клетку.
Жизнь окружавших его людей со временем превратилась в настоящий хичкоковский кошмар. Они все время боялись, что он ум-рет от сердечного приступа, прятали от него все спиртное, а иногда просто разбавляли алкоголь водой.
Если Сталина мы представляем исключительно с трубкой, а Горбачева с Раисой Максимовной под ручку, то Ельцина – непременно с рюмкой.
Кажется, он и сам в какой-то момент это понял, потому и перестал гневно отметать упреки в дружбе с зеленым змием.
В румяной агитационной брошюре, отпечатанной миллионными тиражами к президентским выборам (она называлась «57 вопросов избирателей Президенту»), я обнаружил дивный пассаж.
«Правда ли, что вы злоупотребляете алкоголем?» – задается как будто Борису Николаевичу вопрос.
Ответ:
«Скажу “да” – это будет неправдой. Скажу просто “нет” – тоже покажется неубедительным, у нас ведь пока сами не проверят, все сомневаться будут да еще скажут: “Какой же ты русский мужик, если выпить не можешь?” Так что скажу одно: выпить могу, но не злоупотребляю”».
Этот гениальный по своей изворотливости тезис напоминает мне формулировку, изобретенную много лет назад многоопытными кадровиками КГБ. Брать на службу в органы людей непьющих – считалось зазорным (либо больной, либо придуривается). Пьющих – подавно. Тогда и родилось блестящее определение: выпить может много, но с отвращением и не пьянеет…
Говорили старому Билли Бонсу: «Ром – это смерть!» Билли не слушал мудрого доктора, поэтому и хватил его удар.
Борис Николаевич чем-то неуловимо походил на знаменитого пирата. У него тоже были проблемы и с сердцем, и с ромом…
Если бы не постоянное присутствие врачей, Ельцина давно бы не было уже в живых. Факт этот – никаких сомнений не вызывает. Именно своим придворным экскулапам Борис Николаевич обязан жизнью, о чем, правда, никогда он теперь не вспоминает.
Летом 1995 года у Ельцина случился первый инфаркт. Точнее, первый президентский инфаркт, ибо, как рассказывает его земляк, экс-премьер Николай Рыжков, еще в Свердловске эта беда поражала Ельцина дважды.
Об этом страна, правда, так и не узнала. Как не суждено ей было узнать и о том, что случилось летом 1995 года.
В тот день, 10 июля, Ельцин пригласил на обед в Кремль двух ближайших соратников – Коржакова и Барсукова, – чтобы объявить последнему о принятом решении: назначить его директором ФСБ. (Замечу в скобках, что Барсуков назначению этому долго и упорно противился.)
Застолье, как водится, сопровождалось усиленной выпивкой. По самым скромным прикидкам, президент в одиночку осушил литровую бутылку сорокаградусного ликера «Куантро», каковой попробовал тогда впервые, придя от напитка в восторг.
Результат не замедлил сказаться. Той же ночью, примерно в 3 часа, дежурный врач Андрей Котов подошел к президентской спальне в Барвихе, дабы проверить, все ли у пациента в порядке. Однако в постели Ельцина не оказалось.
Недолгие поиски привели врача к туалетной комнате. Взломав закрытую изнутри дверь, он обнаружил президента лежащим без чувств на кафельном полу. Кое-как Ельцина откачали: Котов вкачал ему «гепарин». (Антикоагулянт прямого действия. Применяется для предотвращения образования тромбов в коронарных артериях.). Померили давление: 90 на 60. Немолодой организм не смог справиться с таким объемом сахара и алкоголя.
Рано утром 11 июля с диагнозом «инфаркт» Ельцин был срочно эвакуирован в ЦКБ.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗКак и прежде, официально об этом нигде не сообщалось. Прессе было стыдливо заявлено, что у президента обострилась ишемическая болезнь сердца. (Позже это откровенное вранье попытается оправдать один из личных его врачей, который разъяснит, что «инфаркт – это проявление ишемической болезни сердца…»)
Инфаркт миокарда – заболевание сердца, обусловленное острой недостаточностью его кровоснабжения, с возникновением очага некроза в сердечной мышце; важнейшая клиническая форма ишемической болезни сердца.
Если раньше официальные источники вообще не спешили комментировать ельцинские недуги, то теперь действовали они прямо обратно: на опережение. Первая информация о госпитализации президента была обнародована еще до появления тревожных слухов. Всеми силами кремлевские пиарщики пытались убедить журналистов, что ничего страшного с Ельциным не случилось, а состояние его – вполне стабильное.
Для наглядности пресс-служба решилась даже на очевидный подлог. В газеты были разосланы фотоснимки, изображающие довольно бодрого и веселого Ельцина в «адидасовской» форме, сделанные якобы в больничной палате. Идея этой фальсификации принадлежала бессменному спецпропагандисту, гендиректору ИТАР-ТАСС Виталию Игнатенко, который еще в мохнатые советские годы был удостоен Ленинской премии за героическую сагу о Брежневе, а потом еще успел поработать пресс-секретарем Горбачева.
Но тут, как любил говаривать Глеб Жеглов, случилась промашка страшная. Дотошные журналисты с удивлением обнаружили, что июльские фото как две капли воды совпадают со снимками, отснятыми еще весной президентским фотографом Соколовым в Кисловодске. Разразился неприятный скандал. Кремлевская пресс-служба от объяснений благоразумно отказалась…
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗПо науке, постинфарктный период должен составлять не менее пяти недель, а то и несколько месяцев. Но Ельцин пролежал в ЦКБ каких-то десять дней. Все доводы медиков, что лечение не завершено, на него не действовали. Едва только он начал приходить в себя, как тут же потребовал выписки.
Ишемическая болезнь сердца – хронический патологический процесс, обусловленный недостаточностью кровоснабжения миокарда. В подавляющем большинстве (97–98%) случаев является следствием атеросклероза коронарных артерий сердца.
«Я отлеживаться не намерен, – сурово объявил Ельцин врачам. – Мне надо работать».
В августе Борис Николаевич вышел на службу. Похоже, он вообще не верил, что перенес инфаркт, считая, что окружение специально сгущает краски.
(Максимум, в чем удалось его убедить – восстановить в спальне кнопку экстренного вызова врача: когда-то ее ставила еще Раиса Максимовна, но, въехав в резиденцию, президент распорядился тревожную кнопку убрать. «Вот еще, – бросил он подчиненным, – что я, больной, что ли!»)
В верности поставленного диагноза Ельцину пришлось убедиться уже очень скоро.
Октябрь 1995 года президент провел в Сочи. Вопреки рекомендациям врачей – «покой и только покой», – он по-прежнему жил в свое удовольствие. Играл в теннис, выпивал, расслаблялся.
Неудивительно, что к концу месяца состояние его резко ухудшилось. Начались периодические боли в сердце.
Когда Ельцин вернулся в Москву, незамедлительно был собран медицинский консилиум. 26 октября с новым инфарктом Ельцина снова отправили в ЦКБ.
Июльская ситуация повторялась до мелочей. Прессу опять принялись потчевать байками про мифическую ишемию сердца.
Вот, что писала, например, 28 октября (то есть через день после госпитализации) газета «Сегодня»:
«По сообщению президентской пресс-службы, вчера в Центральной клинической больнице состоялся врачебный консилиум, установивший, что у Бориса Ельцина “сохраняется нестабильное кровоснабжение сердечной мышцы, однако признаков сердечной недостаточности в настоящее время нет”. Артериальное давление и температура президента вчера были нормальными. Тем не менее медики прогнозируют, что до конца ноября президент “скорее всего, должен будет оставаться под их пристальным наблюдением”».
Кремлевские сановники наперебой упражнялись в изворотливости и красноречии.
«Самочувствие президента не вызывает никаких опасений… для выздоровления президента потребуется всего неделя», – клялся на всю страну премьер Черномырдин.
«Борис Ельцин полностью контролирует ситуацию в стране, получает полную оперативную информацию», – бил себя в грудь пресс-секретарь президента Медведев.
Оригинальнее всех оказался министр спорта Тарпищев. В те дни он рассказывал журналистам, что преспокойно продолжает рубиться в теннис с генералом Коржаковым. «Разве смог бы Александр Васильевич позволить себе играть в теннис, если бы была хоть малейшая угроза жизни президента!» – восклицал заботливый министр.
А в это время «неопасно болеющий» Ельцин лежал на больничной койке, опутанный проводами и датчиками…
Вскоре, однако, его перевели из ЦКБ в санаторий. На этом все лечение, по сути, и завершилось.Уже через пару недель Ельцин вышел на волю.
«Эх, если бы я своим сердцем занялся не в год выборов, а немного раньше!» – деланно сокрушается он в своих мемуарах. Нечто подобное заявляли потом и Наина Иосифовна с Татьяной Борисовной. Они якобы не знали, что Борису Николаевичу плохо и требуется операция; никто им об этом не говорил.
Все это – ложь. Кремлевские врачи много раз предупреждали семью об опасности, но они и слушать их не желали.
Еще в ноябре придворные медики впервые заговорили о необходимости сделать президенту коронарографию – сердечное исследование. Они всерьез опасались, что коронарные артерии у 64-летнего пациента сужены, и без операции дело может не обойтись.
Однако и президент, и его семья от коронарографии отказались наотрез. На носу был уже 1996-й, выборный год, и семья очень боялась, что как только «гарант демократии» окажется в кардиоцентре, информация об этом моментально просочится в прессу.
«Вот пройдут выборы и тогда делайте, что хотите; хоть режьте, – сказал Ельцин. – А пока отстаньте!»
(За дословность цитаты не ручаюсь, но смысл ее воспроизвожу предельно точно.)
И врачи – действительно, отстали. Но ненадолго. Потому что следующие инфаркты настигли Ельцина всего через несколько месяцев. К лету следующего года их – инфарктов – наберется уже пяток…
примечания Александра Коржакова
1 Я был в этой поездке в Кемерово. Ельцин тогда, действительно, раздевался догола, чтоб искупаться, но женщин вокруг не было. И никаким «прибором», а уж тем более «могучим» он не тряс.2 И эта история – тоже из разряда баек. Как было дело? В Дагомысе, на волнорезе, хозяева накрыли столы. Не скажу, чтоб сильно Ельцин был пьян – так, навеселе. Мимо шла какая-то женщина, и он стал с ней заигрывать.
«Вы купаться идете?». – «Купаться». – «Ну, давайте, я вам помогу». И легонько подтолкнул ее в воду. А чтобы швырять ее, как Стенька Разин княжну – не было такого.
3 Впервые слышу, чтоб Наина выговаривала что-то моей жене. С тем же успехом она могла отчитывать и сухановскую жену: Лева пил с президентом не меньше моего.
4 У Ельцина, сколько б он не выпил, язык никогда не заплетался. Он просто начинал говорить громче и принимался нести всякую ерунду.
5 На эту операцию – по исправлению носовой перегородки – мы легли одновременно. Как только Ельцин стал отходить от наркоза, он улучил момент, когда Наина отвлеклась, явился ко мне в палату, и мы на радостях распили бутылку водки.