Страница:
Поначалу, правда, никто этого еще не понимал. В ельцинской семье Юмашев занял место наряду с личным врачом, парикмахером и массажистом. Он стал личным литобработчиком – литрабом , сиречь литературным рабом.
Первой книгой, написанной Юмашевым за Ельцина, была та самая «Исповедь на заданную тему» – название он позаимствовал из своей же заметки десятилетней давности о школьных проблемах, с которой дебютировал когда-то в «Комсомолке».
Книгу все хвалили, и Борис Николаевич как-то очень быстро запамятовал, что к написанию ее он имеет самое отстраненное отношение – этакий синдром «Малой земли».Осознавать себя крупным писателем было чертовски приятно, а, как потом выяснилось, еще и крайне прибыльно.
Если гонорары с первой книги Ельцин направлял исключительно на благотворительность – тоннами закупал для больниц одноразовые шприцы, – то после «Записок президента», увидевших свет в 1994 году, доходами он уже ни с кем не делился.
С этого времени в его налоговых декларациях неизменно красовалась гордая запись: авторские гонорары за книгу. В 1994 году они составили ни много ни мало 280 тысяч долларов – это только официально.
Неудивительно, что Ельцин, а вслед за ним и кремлевские царедворцы все больше и больше проникались к Юмашеву симпатией. Литературный негр часто бывал у президента в гостях – это называлось «сбором материала». В президентском доме на Осенней ему – царской милостью – выделили четырехкомнатную квартиру.
При этом Юмашев обладал одним очень важным для Кремля свойством: он нигде не кичился своей близостью к телу, предпочитая всегда оставаться в тени. На фоне горластых ельцинских соратников, курлычащих, как тетерева на току, – это было особенно заметно.
В этот-то момент и произошло историческое знакомство персонального президентского журналиста с мало кому еще известным автоторговцем Березовским.
По версии руководителя ЧОПа «Атолл» Сергея Соколова, некогда довереннейшего лица Березовского, тропинку к юмашевскому сердцу Борис Абрамович проторил самым банальным образом: он начал бесплатно ремонтировать журналистский джип.
Остальное было уже, как говорится, делом техники. Юмашев сумел убедить Коржакова, что Березовский – лучшая кандидатура для финансирования «Записок президента» (о том, чтобы просто заключить договор с издательством, в Кремле почему-то не помышляли). Борис Абрамович тихой сапой пролез к президенту и, самое главное, сумел обаять его младшую дочь.
О том, как происходила эта классическая вербовка, я подробно поведал уже в предыдущих главах, так что повторяться не стану. Добавлю лишь, что, по свидетельству Коржакова, действовал Березовский в неизменной своей манере и перво-наперво подарил Дьяченко экспортный вариант «Нивы», а потом – «Шевроле-Блэйзер»…
Тогда еще Татьяне Борисовне для счастья было нужно совсем немного: хоть и ушла она в из оборонки в коммерцию – в 1994 году устроилась в московский филиал банка с поэтическим названием «Заря Урала»,– но ни финансового, ни внутреннего удовлетворения работа эта ей не приносила. А тут как раз подоспели президентские выборы.
Никогда прежде политикой Дьяченко не занималась: ей это запрещал папа. Однако новые друзья доходчиво объяснили впечатлительной барышне, что только она способна спасти президента от злых чар и вранья вороватого окружения, ибо обладает самым главным для этого качеством: искренней, бескорыстной любовью к отцу. Особенно на Дьяченко подействовал наглядный пример ее сверстницы – дочери французского президента Ширака – Клод Ширак, которая, не в пример ей, активно занималась избирательной кампанией своего папб и немало в этом преуспела.
Именно во время президентских выборов 1996 года и зажглась наконец звезда Татьяны Дьяченко. «Просто дочка» превратилась во влиятельнейшую политическую фигуру.
Между прочим, идея ввести ее в избирательный штаб принадлежала… ну, правильно – Юмашеву. В своей книге «Президентский марафон», вышедшей под псевдонимом Б. Ельцин, он откровенно пишет:
«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую, вижу по потухшим глазам помощников, в частности Виктора Илюшина, что ситуация в штабе день ото дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото…
“Нужен свой человек в штабе”, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался…
“А если Таня?” – вдруг спросил он.
Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе? Что скажут журналисты, политики? Как она будет встречена в Кремле?
… С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет. Она молодая, умная, она моя дочь, с моим характером. С моим отношением к жизни».
Ельцина обуревал комплекс поздней любви к своей дочери: это понятно. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость».) «Тонкую» Дьяченко одолевали нереализованные амбиции и врожденное честолюбие.
Ослепленные эмоциями, оба они упорно отказывались понимать, что становятся жертвой холодного, иезуитского расчета Юмашева с Березовским и примкнувших к ним граждан : Гусинского, Малашенко, Чубайса.
В одном из немногочисленных своих интервью Дьяченко скажет потом:
«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее. Тогда счет шел на минуты».
Неискушенная в интригах и политики Дьяченко являлась идеальным инструментом влияния на престарелого отца. Беря на себя функции связующего звена между президентом и олигархами, она заведомо попадала под их чары: с тем же успехом Татьяна Борисовна могла усесться играть в катран с профессиональным каталой .
Дьяченко была достойной дочерью своего отца, вскормленной его грудью. (Натурально грудью: этот исторический факт подробно описан в первой ельцинской книжке. Когда вместе с грудной Татьяной ехал он куда-то на поезде и младенец принялся кричать, Ельцин не нашел ничего умнее, как поднести дочку к своей груди и таким причудливым макаром убаюкивать ее.)
Все комплексы его – тщеславие, амбиции, самолюбование – целиком перешли ей по наследству. Плюс еще один, самый, может быть, важный – страсть к красивой жизни, но это уже вопрос к генетикам. Ради реализации своих многолетних мечтаний Дьяченко готова была на любые жертвы.
Она даже без зазрения совести бросила грудного сына Глеба, которому к началу кампании не исполнилось и полугода, а сама принялась вслед за папой мотаться по стране.
Известен такой показательный случай. Когда Татьяна вернулась из очередной предвыборной поездки, старшая сестра передала ей привет от Глеба. Реакция была по меньшей мере странной: «А кто это?» – удивленно спросила Дьяченко. На что не менее удивленная Окулова ответила: «Твой младший сын».
А ведь этому ребенку – как никакому другому – требовалась материнская забота и ласка: он появился на свет с тяжелейшим врожденным заболеванием.
Если вы внимательно просмотрите все официальные семейные фотографии Ельциных – там, где президент запечатлен со своим многочисленным кланом, – то без труда заметите, что ни на одном из снимков лица Глеба Дьяченко углядеть невозможно. Либо в момент съемки он отвернулся от объектива, либо – уткнулся в материнское или бабушкино плечо.
В отдельных газетах мне доводилось читать утверждения, будто младший сын Татьяны Борисовны страдает аутизмом, но это не совсем так. Недаром учится он в специальной закрытой школе под чужой фамилией, а до этого ходил в не менее закрытый детский сад. Как говорят осведомленные люди, Дьяченко в его воспитании принимает самое пассивное участие, и основное время ребенок проводит с няньками.
Что, согласитесь, характеризует ее довольно ярко…
Ельцин – косвенно – и сам признается в этом. В «Марафоне» он пишет:
«…В момент жесточайшего политического кризиса, когда от меня отвернулись почти все бывшие союзники, семья неожиданно пришла мне на помощь. Пришла в лице дочери».
Даже внешне новые фавориты Кремля разительно отличались от своих предшественников. Старые были как на подбор – рослыми, крупными мужиками, высшим наслаждением в жизни почитающими стакан водки после обжигающей бани.
Теперешние являли собой совершенно иную картину. Это была генерация субтильных офис-менеджеров – бесчувственных, как динамо-машина, технократов – ни выпить с ними, ни покуролесить.
С болезнью Ельцина все бразды правления окончательно перешли в руки Дьяченко: а точнее, к ее нынешним друзьям – Березовскому, Юмашеву, Абрамовичу, Чубайсу. Ей очень нравилась эта новая роль – вершителя человеческих судеб, заполняющего нужными фамилиями штатное расписание, точно клеточки в кроссворде.
В своей книге «Эпоха Ельцина» девять бывших помощников и спичрайтеров президента довольно откровенно указывают:
«После 1996 года изменилась структура новых кадров бюрократии. Если раньше про того или иного высшего чиновника гадали, какой он политический ориентации, то теперь вопрос задавался иначе: кто его “прикармливает”, к какой олигархической группировке принадлежит?»
В июне 1997 года политическая карьера Дьяченко достигла своего апогея: она была официально назначена советником президента, то есть своего же собственного отца. С точки зрения Трудового кодекса, запрещающего разводить на работе семейственность, – нарушение вопиющее, но кто же в Кремле мог осмелиться указать на это гаранту .
В своих выступлениях, интервью, да и в последней книге мемуаров Ельцин неоднократно пытался опровергнуть массовое убеждение, будто Татьяна с компанией имеет на него неограниченное влияние; по сути является коллективным Распутиным.
Приводить эти цитаты – смысла, полагаю, особого нет. Факты говорят сами за себя.
Начиная с конца 1996 года практически все ключевые должности в Кремле и Белом доме стали занимать ставленники олигархов. Без одобрения Дьяченко не происходило ни одно серьезное кадровое решение.
Бывший глава кремлевской администрации Сергей Филатов – человек, прямо скажем, знающий – так описывал владычество Дьяченко:
«Пользуясь плохим состоянием здоровья главы государства, в околопрезидентскую власть была введена личность, через которую начали пробиваться все силы, желающие влиять на решения Президента… В Кремле образовалась, таким образом, некая группа, которая была в очень доверительных отношениях между собой и проводила президентские решения сугубо в своих интересах или тех, кто с нею был связан».
Один из тогдашних министров откровенно рассказывал мне за чашкой чая, как накануне назначения его пригласили к себе Дьяченко и Абрамович. «И о чем же был разговор?» – поинтересовался я. «Сказали: будете делать то, что мы вам укажем».
В марте 1997 года Валентин Юмашев стал руководителем президентской администрации: в этой должности он проведет полтора года, поганой метлой выметя со Старой площади все осколки проклятого прошлого.
А незадолго до того заместителем секретаря Совета безопасности был назначен Березовский (секретарь – бывший спикер Думы Иван Петрович Рыбкин, человек патологически трусливый и нерешительный – он даже к собственной дочке отказался идти на свадьбу: вдруг там будет кто-то нежелательный – полностью находился у своего зама под каблуком).
Кремль не остановило даже наличие у Березовского двойного гражданства. Что, впрочем, совсем не удивительно. Наличием оного могли похвастаться и люди более высокого уровня: скажем, вице-премьер Максим Бойко – как утверждал бывший полковник президентской службы безопасности Стрелецкий, у него имелась «Грин-кард» – вид на жительство в США.
Ни в одной стране мира гражданин иностранного государства не может занимать ключевого поста, тем более в сфере национальной безопасности. Но у ельцинской России была особенная стать. Мало того, что президентскую семью это нисколько не смущало; она еще и советы давала: как лучше выйти сухим из воды.
В предыдущих главах я приводил уже стенограммы телефонных разговоров Дьяченко с Березовским; их записывал сам же Борис Абрамович – на всякий случай.
Вот – еще один: он был зафиксирован ЧОПом «Атолл» – домашним разведбюро Березовского – вскоре после президентской операции на сердце осенью 1996 года.
Кстати, после Совбеза израильский гражданин Березовский успел еще поруководить исполкомом СНГ, очень успешно совмещая госслужбу со своими бизнес-проектами. А когда новый шеф президентской администрации Николай Бордюжа – человек, на удивление, приличный – подготовил указ о его отстранении, Бордюжу самого сняли с работы. Сменил его некто Александр Волошин, который прежде служил у… Березовского.
Самые проверенные, самые надежные кадры выходили из стана Березовского-Абрамовича – этой новоявленной кувырк-коллегии.
Их друг Михаил Лесин, владелец рекламной фирмы «Видео-Интернешнл», скупивший добрую половину рекламного времени на центральных каналах, стал министром печати (после чего обороты «Видео-Интернешнл», понятно, резко возросли).
Михаил Касьянов по прозвищу «Миша Два Процента» – министром финансов.
Спасенный Березовским от увольнения из органов Владимир Рушайло – министром внутренних дел.
Попавшийся на раздаче преференций нефтяным компаниям Виктор Калюжный – министром топлива и энергетики.
Обладатель миллионных заграничных счетов Евгений Адамов – министром атомной энергетики.
А ведь я перечисляю только фигуры первой величины, не указывая всякую мелочевку , вроде двоюродного дьяченковского брата – некоего Александра Авдеенкова, который в 29 (!) лет стал первым зам.директора налоговой полиции – должность генерал-лейтенантская. Или Алексея Огарева, лучшего друга и однокурсника ее мужа, очутившегося в кресле главного торговца оружием – главы госкомпании «Росвооружение».
Да, старые ельцинские кадры тоже были далеки от совершенства. Они тоже воровали, творили всевозможные глупости и откровенно не справлялись с работой. Но у большинства из них было одно завидное преимущество: эти люди умели краснеть.
Воспитанные старой советской системой, они хоть и казнокрадствовали, но всякий раз очень переживали потом, пунцовели и отводили глаза.
Те, кто пришел им на смену, стыда лишены были по определению. Собственно, во власть они отправлялись с одной единственной, весьма прозаической целью: набить карманы.
Даже треклятая приватизация не шла ни в какое сравнение, скажем, с залоговыми аукционами – блестящими аферами, рожденными в иезуитских мозгах новых правителей России.
Схема подобных аукционов крайне проста и цинична. Банки как бы кредитуют государство под залог пакетов акций крупнейших предприятий. Но накануне – совершенно случайно – Минфин перечисляет этим же самым банкам означенные суммы. После чего в бюджете, естественно, не находится денег вовремя погасить долг, и предприятия отходят олигархам в полцены.
Иными словами, банки ссуживают государству государственные же миллионы, после чего получают задарма бесценные акции – этакий лохотрон, только с большими нулями.
И ладно бы участники этих схем стыдливо прятались потом от публики. Нет же. Они еще и ходили гоголем: глядите, эвон мы вас…
Один из создателей означенной схемы, министр государственного имущества Альфред Кох, в интервью американской радиостанции очень доходчиво изложил свою концепцию развития России:
«В мировом хозяйстве для нее нет места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому я думаю, что участь печальна, безусловно… Россия никому не нужна… Какие гигантские ресурсы имеет Россия? Этот миф я хочу развенчать наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле ее добывать в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают, алюминий – в Америке, уголь – в Австралии, лес – в Бразилии. Я не понимаю, чего такого особого в России? Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил».
Ален Даллес – с его доктриной развала СССР – просто нервно курит в уголке…
Конечно, время от времени между олигархами вспыхивали войны и потасовки, когда кто-то – вперед других – урывал себе кусок пожирнее. В такие минуты они мгновенно забывали о былой дружбе и бросались друг на друга, по очереди призывая в свидетели главного арбитра страны – президентскую дочку…
Послушайте, например, еще один телефонный разговор Березовского с Дьяченко, случившийся после того, как олигарх Потанин выкупил пакет акций «Связьинвеста» – крупнейшего оператора связи страны. Для понимания ситуации следует добавить, что этой покупке Борис Абрамович в паре с Гусинским активно противился, особливо упирая на то, что пока Потанин был первым вице-премьером правительства, он успел закачать в свой банк счета крупнейших госструктур – таможни, Минфина – и теперь получил возможность оперировать огромными деньгами.
Первой книгой, написанной Юмашевым за Ельцина, была та самая «Исповедь на заданную тему» – название он позаимствовал из своей же заметки десятилетней давности о школьных проблемах, с которой дебютировал когда-то в «Комсомолке».
Книгу все хвалили, и Борис Николаевич как-то очень быстро запамятовал, что к написанию ее он имеет самое отстраненное отношение – этакий синдром «Малой земли».Осознавать себя крупным писателем было чертовски приятно, а, как потом выяснилось, еще и крайне прибыльно.
Если гонорары с первой книги Ельцин направлял исключительно на благотворительность – тоннами закупал для больниц одноразовые шприцы, – то после «Записок президента», увидевших свет в 1994 году, доходами он уже ни с кем не делился.
С этого времени в его налоговых декларациях неизменно красовалась гордая запись: авторские гонорары за книгу. В 1994 году они составили ни много ни мало 280 тысяч долларов – это только официально.
Неудивительно, что Ельцин, а вслед за ним и кремлевские царедворцы все больше и больше проникались к Юмашеву симпатией. Литературный негр часто бывал у президента в гостях – это называлось «сбором материала». В президентском доме на Осенней ему – царской милостью – выделили четырехкомнатную квартиру.
При этом Юмашев обладал одним очень важным для Кремля свойством: он нигде не кичился своей близостью к телу, предпочитая всегда оставаться в тени. На фоне горластых ельцинских соратников, курлычащих, как тетерева на току, – это было особенно заметно.
В этот-то момент и произошло историческое знакомство персонального президентского журналиста с мало кому еще известным автоторговцем Березовским.
По версии руководителя ЧОПа «Атолл» Сергея Соколова, некогда довереннейшего лица Березовского, тропинку к юмашевскому сердцу Борис Абрамович проторил самым банальным образом: он начал бесплатно ремонтировать журналистский джип.
Остальное было уже, как говорится, делом техники. Юмашев сумел убедить Коржакова, что Березовский – лучшая кандидатура для финансирования «Записок президента» (о том, чтобы просто заключить договор с издательством, в Кремле почему-то не помышляли). Борис Абрамович тихой сапой пролез к президенту и, самое главное, сумел обаять его младшую дочь.
О том, как происходила эта классическая вербовка, я подробно поведал уже в предыдущих главах, так что повторяться не стану. Добавлю лишь, что, по свидетельству Коржакова, действовал Березовский в неизменной своей манере и перво-наперво подарил Дьяченко экспортный вариант «Нивы», а потом – «Шевроле-Блэйзер»…
Тогда еще Татьяне Борисовне для счастья было нужно совсем немного: хоть и ушла она в из оборонки в коммерцию – в 1994 году устроилась в московский филиал банка с поэтическим названием «Заря Урала»,– но ни финансового, ни внутреннего удовлетворения работа эта ей не приносила. А тут как раз подоспели президентские выборы.
Никогда прежде политикой Дьяченко не занималась: ей это запрещал папа. Однако новые друзья доходчиво объяснили впечатлительной барышне, что только она способна спасти президента от злых чар и вранья вороватого окружения, ибо обладает самым главным для этого качеством: искренней, бескорыстной любовью к отцу. Особенно на Дьяченко подействовал наглядный пример ее сверстницы – дочери французского президента Ширака – Клод Ширак, которая, не в пример ей, активно занималась избирательной кампанией своего папб и немало в этом преуспела.
Именно во время президентских выборов 1996 года и зажглась наконец звезда Татьяны Дьяченко. «Просто дочка» превратилась во влиятельнейшую политическую фигуру.
Между прочим, идея ввести ее в избирательный штаб принадлежала… ну, правильно – Юмашеву. В своей книге «Президентский марафон», вышедшей под псевдонимом Б. Ельцин, он откровенно пишет:
«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую, вижу по потухшим глазам помощников, в частности Виктора Илюшина, что ситуация в штабе день ото дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото…
“Нужен свой человек в штабе”, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался…
“А если Таня?” – вдруг спросил он.
Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе? Что скажут журналисты, политики? Как она будет встречена в Кремле?
… С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет. Она молодая, умная, она моя дочь, с моим характером. С моим отношением к жизни».
Ельцина обуревал комплекс поздней любви к своей дочери: это понятно. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость».) «Тонкую» Дьяченко одолевали нереализованные амбиции и врожденное честолюбие.
Ослепленные эмоциями, оба они упорно отказывались понимать, что становятся жертвой холодного, иезуитского расчета Юмашева с Березовским и примкнувших к ним граждан : Гусинского, Малашенко, Чубайса.
В одном из немногочисленных своих интервью Дьяченко скажет потом:
«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее. Тогда счет шел на минуты».
Неискушенная в интригах и политики Дьяченко являлась идеальным инструментом влияния на престарелого отца. Беря на себя функции связующего звена между президентом и олигархами, она заведомо попадала под их чары: с тем же успехом Татьяна Борисовна могла усесться играть в катран с профессиональным каталой .
Дьяченко была достойной дочерью своего отца, вскормленной его грудью. (Натурально грудью: этот исторический факт подробно описан в первой ельцинской книжке. Когда вместе с грудной Татьяной ехал он куда-то на поезде и младенец принялся кричать, Ельцин не нашел ничего умнее, как поднести дочку к своей груди и таким причудливым макаром убаюкивать ее.)
Все комплексы его – тщеславие, амбиции, самолюбование – целиком перешли ей по наследству. Плюс еще один, самый, может быть, важный – страсть к красивой жизни, но это уже вопрос к генетикам. Ради реализации своих многолетних мечтаний Дьяченко готова была на любые жертвы.
Она даже без зазрения совести бросила грудного сына Глеба, которому к началу кампании не исполнилось и полугода, а сама принялась вслед за папой мотаться по стране.
Известен такой показательный случай. Когда Татьяна вернулась из очередной предвыборной поездки, старшая сестра передала ей привет от Глеба. Реакция была по меньшей мере странной: «А кто это?» – удивленно спросила Дьяченко. На что не менее удивленная Окулова ответила: «Твой младший сын».
А ведь этому ребенку – как никакому другому – требовалась материнская забота и ласка: он появился на свет с тяжелейшим врожденным заболеванием.
Если вы внимательно просмотрите все официальные семейные фотографии Ельциных – там, где президент запечатлен со своим многочисленным кланом, – то без труда заметите, что ни на одном из снимков лица Глеба Дьяченко углядеть невозможно. Либо в момент съемки он отвернулся от объектива, либо – уткнулся в материнское или бабушкино плечо.
В отдельных газетах мне доводилось читать утверждения, будто младший сын Татьяны Борисовны страдает аутизмом, но это не совсем так. Недаром учится он в специальной закрытой школе под чужой фамилией, а до этого ходил в не менее закрытый детский сад. Как говорят осведомленные люди, Дьяченко в его воспитании принимает самое пассивное участие, и основное время ребенок проводит с няньками.
Что, согласитесь, характеризует ее довольно ярко…
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗКогда в результате придуманной Березовским и блестяще проведенной Дьяченко комбинации Коржаков с Барсуковым были отлучены от монаршего тела, никаких преград у олигархов боле не оставалось: путь к президентскому сердцу был расчищен.
Основной причиной расстройства множественной личности (РМЛ) у детей является недостаток родительской ласки и любви в детстве. Некоторые пациенты не испытывали плохого к себе отношения, но пережили в раннем возрасте или тяжелое заболевание или другую чрезвычайно травмирующую ситуацию. Для нормального развития ребенка и для полноценного овладения сложной и разнообразной информацией и навыками обязательно наличие рядом любящих родителей.
Ельцин – косвенно – и сам признается в этом. В «Марафоне» он пишет:
«…В момент жесточайшего политического кризиса, когда от меня отвернулись почти все бывшие союзники, семья неожиданно пришла мне на помощь. Пришла в лице дочери».
Даже внешне новые фавориты Кремля разительно отличались от своих предшественников. Старые были как на подбор – рослыми, крупными мужиками, высшим наслаждением в жизни почитающими стакан водки после обжигающей бани.
Теперешние являли собой совершенно иную картину. Это была генерация субтильных офис-менеджеров – бесчувственных, как динамо-машина, технократов – ни выпить с ними, ни покуролесить.
С болезнью Ельцина все бразды правления окончательно перешли в руки Дьяченко: а точнее, к ее нынешним друзьям – Березовскому, Юмашеву, Абрамовичу, Чубайсу. Ей очень нравилась эта новая роль – вершителя человеческих судеб, заполняющего нужными фамилиями штатное расписание, точно клеточки в кроссворде.
В своей книге «Эпоха Ельцина» девять бывших помощников и спичрайтеров президента довольно откровенно указывают:
«После 1996 года изменилась структура новых кадров бюрократии. Если раньше про того или иного высшего чиновника гадали, какой он политический ориентации, то теперь вопрос задавался иначе: кто его “прикармливает”, к какой олигархической группировке принадлежит?»
В июне 1997 года политическая карьера Дьяченко достигла своего апогея: она была официально назначена советником президента, то есть своего же собственного отца. С точки зрения Трудового кодекса, запрещающего разводить на работе семейственность, – нарушение вопиющее, но кто же в Кремле мог осмелиться указать на это гаранту .
В своих выступлениях, интервью, да и в последней книге мемуаров Ельцин неоднократно пытался опровергнуть массовое убеждение, будто Татьяна с компанией имеет на него неограниченное влияние; по сути является коллективным Распутиным.
Приводить эти цитаты – смысла, полагаю, особого нет. Факты говорят сами за себя.
Начиная с конца 1996 года практически все ключевые должности в Кремле и Белом доме стали занимать ставленники олигархов. Без одобрения Дьяченко не происходило ни одно серьезное кадровое решение.
Бывший глава кремлевской администрации Сергей Филатов – человек, прямо скажем, знающий – так описывал владычество Дьяченко:
«Пользуясь плохим состоянием здоровья главы государства, в околопрезидентскую власть была введена личность, через которую начали пробиваться все силы, желающие влиять на решения Президента… В Кремле образовалась, таким образом, некая группа, которая была в очень доверительных отношениях между собой и проводила президентские решения сугубо в своих интересах или тех, кто с нею был связан».
Один из тогдашних министров откровенно рассказывал мне за чашкой чая, как накануне назначения его пригласили к себе Дьяченко и Абрамович. «И о чем же был разговор?» – поинтересовался я. «Сказали: будете делать то, что мы вам укажем».
В марте 1997 года Валентин Юмашев стал руководителем президентской администрации: в этой должности он проведет полтора года, поганой метлой выметя со Старой площади все осколки проклятого прошлого.
А незадолго до того заместителем секретаря Совета безопасности был назначен Березовский (секретарь – бывший спикер Думы Иван Петрович Рыбкин, человек патологически трусливый и нерешительный – он даже к собственной дочке отказался идти на свадьбу: вдруг там будет кто-то нежелательный – полностью находился у своего зама под каблуком).
Кремль не остановило даже наличие у Березовского двойного гражданства. Что, впрочем, совсем не удивительно. Наличием оного могли похвастаться и люди более высокого уровня: скажем, вице-премьер Максим Бойко – как утверждал бывший полковник президентской службы безопасности Стрелецкий, у него имелась «Грин-кард» – вид на жительство в США.
Ни в одной стране мира гражданин иностранного государства не может занимать ключевого поста, тем более в сфере национальной безопасности. Но у ельцинской России была особенная стать. Мало того, что президентскую семью это нисколько не смущало; она еще и советы давала: как лучше выйти сухим из воды.
В предыдущих главах я приводил уже стенограммы телефонных разговоров Дьяченко с Березовским; их записывал сам же Борис Абрамович – на всякий случай.
Вот – еще один: он был зафиксирован ЧОПом «Атолл» – домашним разведбюро Березовского – вскоре после президентской операции на сердце осенью 1996 года.
Б. Березовский – Т. ДьяченкоЛучшие друзья, да и только…
Б. Березовский: Але, Танюша. Привет, Танечка!
Т. Дьяченко: Спасибо большое за поддержку, я сообщение на пейджер получила. Но такая была суета, что я просто…
Б. Березовский: Тань, о чем ты говоришь! Что значит спасибо за поддержку. Все, в общем-то, переживали. И я действительно надеюсь, что все дальше будет нормально проходить. Тем более все уже все поняли.
Т. Дьяченко: Что-что-что?
Б. Березовский: Я думаю, что все уже поняли, что происходит все нормально, и все встали в такую стойку, ожидают, когда опустится дубина на голову.
Т. Дьяченко: Классно!
Б. Березовский: Танюш, ну как у тебя настроение? Я так понимаю, получше немножко?
Т. Дьяченко: Ну, естественно.
Б. Березовский: Ну дай Бог. Единственное, я не знаю только, все-таки больничное учреждение. Торопить ни в коем случае нельзя.
Т. Дьяченко: Да нет, конечно. Хоть Валя и говорит, что надо скорей по телевизору показывать.
Б. Березовский: Ну это уже другой вопрос. Я считаю, сейчас торопиться как раз не нужно, надо максимум сделать того, чтобы все шло правильно.
Т. Дьяченко: Там просто инфекции еще всякие. Вот это опасно… Но с этими средствами массовой информации надо что-то делать, Борис Абрамович.
Б. Березовский: А что скажешь? Что там?
Т. Дьяченко: Ну, не знаю. Во-первых, Доренко, конечно.
Б. Березовский: Ты видела Доренко?
Т. Дьяченко: Сегодня? Видела, да…
Б. Березовский: Во-первых, уже не щурится.
Т. Дьяченко: Косо улыбается по-прежнему.
Б. Березовский: Но подожди-подожди. Знаешь, я все выяснил. Он четыре года не был в прямом эфире. Это сейчас вторая передача, когда он в прямом эфире.
Т. Дьяченко: Ну у него крыша, значит, поехала… Но то, что он про вас делал, это был кошмар. Боже мой!
Б. Березовский: Тань, о чем ты говоришь! Меня не было. Но не он только виноват. Виновата и Ксения еще, она же контролировала.
Т. Дьяченко: Если он хотел вам сделать что-то приятное…
Б. Березовский: Да нет. Тань, он, конечно, рассуждал не так. Он мне все объяснил. Я тебе потом все объясню, это не телефонный разговор. Но в любом случае, он виноват, конечно, но виновата и Ксения (К. Пономарева, будущий гендиректор ОРТ. –Авт. ), нужно тоже не забывать. Она же редактирует программы.
Т. Дьяченко: БА, ну надо что-то делать. Вы с Валей, конечно, посоветуйтесь еще, потому что это тоже такая тема. Я с Малашенко разговаривала. Тоже говорит, общее беспокойство какое-то. Надо как-то выступать, что-то сказать про гражданство.
Б. Березовский: Нет, Тань. Это просто я с Валей как раз обсуждаю. Потому что я имею документ по этому поводу, который говорит, что этого нет. Официальная бумага.
Т. Дьяченко: Может, интервью «Известиям» там, что-то еще… (Скандал вокруг израильского гражданства начался как раз с публикации «Известий». –Авт.)
Б. Березовский: Мы с Валей как раз обсуждаем. И он говорит тоже про «Известия». Тань, в общем, найдем решения, мы найдем за завтрашний-послезавтрашний день. То есть за два дня мы этот вопрос снимем.
Т. Дьяченко: Чтобы как-то так. Все это еще в вину ставится почему-то Чубайсу. Ну, ничего…
Б. Березовский: Нет, это серьезный вопрос… Я сейчас думаю, может, в «Итогах» что-то сказать. Это мы сейчас с Валей обсуждаем.
Т. Дьяченко: Может быть, чтобы не так много было. Тем более ваше появление у людей вызывает, честно говоря, вот такое раздражение жуткое.
Б. Березовский: Сейчас нужно просто от этой темы отъехать, и все…
Т. Дьяченко: Хорошо, Борис Абрамович. Спасибо большое. Лене привет передавайте.
Кстати, после Совбеза израильский гражданин Березовский успел еще поруководить исполкомом СНГ, очень успешно совмещая госслужбу со своими бизнес-проектами. А когда новый шеф президентской администрации Николай Бордюжа – человек, на удивление, приличный – подготовил указ о его отстранении, Бордюжу самого сняли с работы. Сменил его некто Александр Волошин, который прежде служил у… Березовского.
Самые проверенные, самые надежные кадры выходили из стана Березовского-Абрамовича – этой новоявленной кувырк-коллегии.
Их друг Михаил Лесин, владелец рекламной фирмы «Видео-Интернешнл», скупивший добрую половину рекламного времени на центральных каналах, стал министром печати (после чего обороты «Видео-Интернешнл», понятно, резко возросли).
Михаил Касьянов по прозвищу «Миша Два Процента» – министром финансов.
Спасенный Березовским от увольнения из органов Владимир Рушайло – министром внутренних дел.
Попавшийся на раздаче преференций нефтяным компаниям Виктор Калюжный – министром топлива и энергетики.
Обладатель миллионных заграничных счетов Евгений Адамов – министром атомной энергетики.
А ведь я перечисляю только фигуры первой величины, не указывая всякую мелочевку , вроде двоюродного дьяченковского брата – некоего Александра Авдеенкова, который в 29 (!) лет стал первым зам.директора налоговой полиции – должность генерал-лейтенантская. Или Алексея Огарева, лучшего друга и однокурсника ее мужа, очутившегося в кресле главного торговца оружием – главы госкомпании «Росвооружение».
Да, старые ельцинские кадры тоже были далеки от совершенства. Они тоже воровали, творили всевозможные глупости и откровенно не справлялись с работой. Но у большинства из них было одно завидное преимущество: эти люди умели краснеть.
Воспитанные старой советской системой, они хоть и казнокрадствовали, но всякий раз очень переживали потом, пунцовели и отводили глаза.
Те, кто пришел им на смену, стыда лишены были по определению. Собственно, во власть они отправлялись с одной единственной, весьма прозаической целью: набить карманы.
Даже треклятая приватизация не шла ни в какое сравнение, скажем, с залоговыми аукционами – блестящими аферами, рожденными в иезуитских мозгах новых правителей России.
Схема подобных аукционов крайне проста и цинична. Банки как бы кредитуют государство под залог пакетов акций крупнейших предприятий. Но накануне – совершенно случайно – Минфин перечисляет этим же самым банкам означенные суммы. После чего в бюджете, естественно, не находится денег вовремя погасить долг, и предприятия отходят олигархам в полцены.
Иными словами, банки ссуживают государству государственные же миллионы, после чего получают задарма бесценные акции – этакий лохотрон, только с большими нулями.
И ладно бы участники этих схем стыдливо прятались потом от публики. Нет же. Они еще и ходили гоголем: глядите, эвон мы вас…
Один из создателей означенной схемы, министр государственного имущества Альфред Кох, в интервью американской радиостанции очень доходчиво изложил свою концепцию развития России:
«В мировом хозяйстве для нее нет места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому я думаю, что участь печальна, безусловно… Россия никому не нужна… Какие гигантские ресурсы имеет Россия? Этот миф я хочу развенчать наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле ее добывать в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают, алюминий – в Америке, уголь – в Австралии, лес – в Бразилии. Я не понимаю, чего такого особого в России? Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил».
Ален Даллес – с его доктриной развала СССР – просто нервно курит в уголке…
Конечно, время от времени между олигархами вспыхивали войны и потасовки, когда кто-то – вперед других – урывал себе кусок пожирнее. В такие минуты они мгновенно забывали о былой дружбе и бросались друг на друга, по очереди призывая в свидетели главного арбитра страны – президентскую дочку…
Послушайте, например, еще один телефонный разговор Березовского с Дьяченко, случившийся после того, как олигарх Потанин выкупил пакет акций «Связьинвеста» – крупнейшего оператора связи страны. Для понимания ситуации следует добавить, что этой покупке Борис Абрамович в паре с Гусинским активно противился, особливо упирая на то, что пока Потанин был первым вице-премьером правительства, он успел закачать в свой банк счета крупнейших госструктур – таможни, Минфина – и теперь получил возможность оперировать огромными деньгами.
Б. Березовский – Т. Дьяченко
Б. Березовский: Мы вчера встречались у Анатолия Борисовича (Чубайса. – Авт. ). Мы – это Володя Гусинский и Миша Фридман. И встреча была с семи часов вечера до половины четвертого утра.
Т. Дьяченко: Ой, кошмар какой…
Б. Березовский: Разговор был тяжелый… Чубайс глубоко был убежден в порядочности Потанина… Я думаю, что его уверенность была сильно поколеблена, поскольку мы привели целый ряд фактов, о которых он понятия не имел. Главное, он удивился: откуда такая высокая цена на аукционе… Анатолий Борисович сказал, что если все так, как ему представили, то он, скорее всего, согласится снять… (В смысле изменить результаты конкурса. – Авт. ). Виктор Степанович подписал распоряжение о проверке сделки на соответствие действующему законодательству… Тань, понимаешь, это всей действительно неприлично. У Потанина средние остатки по счетам, по таможне – 5 триллионов 500 миллиардов рублей. Таня, миллиард долларов! Понимаешь, это можно участвовать в любом конкурсе. За год это приносит минимум миллиард долларов… Ну, Тань, это же игра не по правилам…
Т. Дьяченко: Ну нет, Борис Абрамович, главное, что вы там все собираетесь и будут уже какие-то правила, чтобы была нормальная конкуренция.
Б. Березовский: На самом деле только он один играет не по правилам…
Т. Дьяченко: Ой, Борис Абрамович…
Б. Березовский: Что касается Коха, то я тебе могу сказать, Таня, он должен уйти. Анатолий Борисович как бы сказал, что это вопрос вообще решенный, просто должен занять некоторое время.
Т. Дьяченко: Нет, это как он решит… А как Владимир Александрович (Гусинский. – Авт. )?
Б. Березовский: Владимир Александрович сначала был как бешеный, а потом немножко пришел в себя.
Т. Дьяченко: А Игорь Евгеньевич (Малашенко, шеф НТВ. – Авт. )?
Б. Березовский: Там есть одна проблема, но между нами. Глубоко личная. Он ненавидит Чубайса, а Чубайс ненавидит его. Так что там все…
Т. Дьяченко: Ой, ну не знаю, мне кажется, он не ненавидит все-таки.
Б. Березовский: А мне кажется, что ненавидит… Мне кажется, что для Толи было еще как бы очень важно то, что начало происходить с Лебедевым (банкир, президент Нацрезервного банка. – Авт. ). Та, наверное, слышала, что его прокуратура там, обыск и прочее… И Анатолий Борисович четко понял, что как только у нас возникнут проблемы, нас начнут сметать. Сегодня уже было заседание Ассоциации банков.
Т. Дьяченко: Что начнут делать?
Б. Березовский: Нас будут сметать силовые структуры. Они только и ждут этого… Хотя я уверен, конечно, что у Лебедева есть там, и прочее, прочее… Понимаешь, Тань, я говорил с Борей Немцовым на эту тему, когда он начал эти свои идиотические штуки с налоговыми декларациями: «Боря, прежде чем это делать, нужен закон об амнистии на первоначально накопленный капитал»… Я тебе могу с уверенностью сказать, что налоговую декларацию никто не заполнил честно – естественно, кроме президента.
Т. Дьяченко: Нет, мы нормально заполнили.
Б. Березовский: Если я открою то, что было до настоящего момента – не я, а большинство людей – окажется, что есть очень много вопросов. Во всех странах всегда так происходило: сначала амнистия, а потом нормальная, налоговая жизнь. Не иначе.
Т. Дьяченко: Это тоже сложно. Как амнистия? Те, кто честно платил налоги всегда, не скрывал ничего, те оказываются как бы в дурацком положении: какая разница, все равно всех амнистировали.
Б. Березовский: Тань, по-другому нельзя. Это как гражданская война. Можно, конечно, брать и преследовать. Уже это дело доказали Чечней. Была проблема с военнопленными. Хорошо, не решили бы проблему, не амнистировали. И что бы было?