Иванов Сергей Григорьевич. Мертвый разлив

   – Ну да, стоит на тебя поглядеть…
   – Именно.
   – Нет, – внезапно сказал Тим. – “Я думал, думал и наконец все понял”: ты – робот!
   – Подумай еще, – предложил Вадим без особой надежды. – Хотя не всем это впрок.
   “Тем более, ты не оригинален”, – мысленно добавил он, опять вспомнив Алису.
   – А что, вполне может быть. – Тим принялся загибать пальцы: – Во-первых, здоровья вагон и силы на троих – это как?
   – У меня одного разве? Ты походи среди крутарей.
   – Видели, знаем! Даже и там таких поискать.
   – Ладно, – отмахнулся Вадим. – Во-вторых?
   – Во-вторых, непрошибаем точно шкаф, – с готовностью посчитал спец. – Сколько тебя знаю, ты ни разу не повысил голос. Вообще, тебя хоть чем-то можно вывести из равновесия – ну, в принципе?
   – Наверно, – пожал плечами Вадим. – Только зачем?
   – Чтоб обнаружить эмоции!
   – Поверь на слово: они у меня есть. Только я ими владею – в отличие от других.
   – Все так говорят! – запальчиво возразил Тим. – А на поверку…
   – Что ли, вскрытие показало?
   – А главное, – Тим вскинул третий палец, пока не торопясь его загибать, – ты совершенно неагрессивен, до идиотизма! Тут вообще прямо по старику Азимову, один в один: первый закон робототехники. Процитировать?
   – Обойдусь. Только и Христос заповедовал: “Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними”.
   – Принцип садомазохистов!
   – А они не люди?
   – Тебе все люди: шлюхи, крутари, садюги…
   – Коты, – прибавил Вадим.
   – А вот мне последнее время глаз положить некуда: кругом сплошные рожи, одна другой страшнее!
   – Хочешь сведу с дамочкой? – предложил Вадим. – Симпатичная, интеллигентная, книжки читает.
   – Надеюсь, не классику? – подозрительно спросил Тим. – Черт знает, но от классики бабы дуреют – сколько раз обжигался! Либо снобизм изо всех щелей прет, либо в крайности “так и кидат”, либо и вовсе полуграмотная. Или это дур больше тянет на классику? Вообще-то странно – должно ж быть наоборот…
   Когда Тим бывал не в настроении, его лучше было “не замать”, – хотя сам он только и выискивал, на ком разрядиться. В отличие от Вадима, предпочитавшего зализывать раны по дальним углам, Тим в такие минуты бежал одиночества, без зазрения выплескивая горечь на подвернувшихся. Чаще других доставалось Вадиму – что же, для его массы это не страшно.
   Поплакавшись и наругавшись, а заодно прикончив торт, Тим скоро ушел. На всякий случай Вадим проследил его топанье до самой квартирки, тем более тот оступался в темноте через шаг. После отбоя хождения по лестницам и этажным коридорам, мягко говоря, не поощрялись, и в этом даже был резон – при здешних картонных стенах и обычном наплевательстве каждого на всех. Общага есть общага, и если человека не заботит комфорт остальных, за него приходится напрягаться властям. В одном Тим прав: Вадим и в дневные часы старался никого не задевать, а ночью эта боязнь доходила до паталогии – собственный нечаянный шум причинял ему страдания. Но сегодня он не собирался даже включать приемник, прежде чем не повидает кое-кого.
   На это раз Вадим долго сидел на подоконнике, свесив ноги наружу и дыша осенью, пока не услышал характерное урчание. Сегодняшняя ночь оказалась еще чернее прошлой, однако теперь он знал, что высматривать, и привыкшим к темноте взглядом быстро ухватил давешний вертолетик. И тут же нацелил на него старый бинокль. В черном силуэте проступили детали, впрочем не слишком подробные. Действительно, корпус “ворона” наполовину составляли тонированные бронестекла, как в колесниках крутарей. И кабина была столь же угловатой формы, будто копировала гигантское насекомое.
   Вадим увидел, как вертолет вдруг завис против одного из окон соседнего здания и оттуда в кабину прошмыгнул странный предмет, похожий на длинный куль, скользящий по невидимому тросу. Тотчас Вадим сосредоточился на самом окне, но разглядел только, как закрашенная наглухо створка аккуратно встала на место, выдвинувшись из черной комнаты. В следующую секунду винтокрылый “ворон” двинулся дальше и больше не останавливался, пока не пропал из виду.
   Ни фига не понимаю! – сердито подумал Вадим. Какие у крутарей могут быть дела в обычном жилом доме, с законопослушными спецами? Чего завзятым хищникам делить с травоядными? Или это похищение? Черт возьми, не хватало!.. Что ли, наведаться туда завтра?

Глава 3. Допрыгался

1. Братья-надсмотрщики, не считая сестер

   Из дома Вадим вышел как всегда, минута в минуту, и так же размеренно направился через парк к остановке. Однако сегодня этот заведенный порядок неожиданно дал сбой, ибо перед самым шоссе, на пересечением нескольких утоптанных троп, Вадим уткнулся в плотную толпу. С каждой секундой она разрасталась, будто на пути многих ручьев, только-только сомкнувшихся в реку, внезапно поставили запруду.
   Публика собралась тут обычная, нормального крепостного стандарта: тощие или пухлые тела (тощих больше), сутулые ослабленные спины, костенеющие суставы, неуклюжие замедленные движения, землистая кожа. В отличие от несгибаемого короля Артура, живописанного Твеном, им не приходилось напрягаться, чтобы глянуть под ноги: такая посадка головы была для них обычной. А сверх того, заскорузлые расплющенные ладони, покрытые жаропрочными мозолями, какие впору демонстрировать в цирке, и огромные полушария ногтей, настолько сбитых и почернелых от грязи, словно бедняги чаще передвигались на четвереньках. Но куда хуже был их унылый психофон, затягивающий точно болото.
   Однако сейчас толпа казалась оживленней обычного, и Вадим уже догадывался – почему. Прежде он только слышал про это, благо слухи разносятся по Крепости как на крыльях, или приходил на место после всех. И вот наконец удостоился лицезреть. А уж остальным как повезло! Их квелые страсти вдруг получили свежую пищу, заряжаясь от чужой беды, из несчастья делая зрелище. Бог знает, отчего жуткие эти картины собирали столько народу – собственных переживаний, что ли, недоставало? Или на фоне истерзанных трупов люди казались себе “живее всех живых”?
   Прежде Вадим избегал кровавых сцен, хотя даже в размеренном течении Крепостной жизни они встречались не редко: то гоночный колесник сомнет зазевавшегося служителя, то блюстители в избытке рвения забьют нарушителя. Однако нынешняя ситуация, увы, опять требовала присутствия Вадима.
   Осторожно он стал пробираться сквозь гудящую толпу, изгибаясь всем телом и разворачивая громоздкие плечи, чтобы ненароком кого-нибудь не толкнуть. Если кто-то совсем уж загораживал путь, Вадим бережно отодвигал его, бормоча извинения, и следовал дальше, оставляя за спиной невнятное ворчание. Но и только: по-настоящему возражать ему не решались – все же у атлетов свои права. А гул вокруг все нарастал.
   – Видали, как ее? – возбужденно тараторил кто-то. – С ума съехать! Разорвали пополам – кошмарная силища!
   – Говорят, замешаны билдеры. А чего, запросто: берет каждый за ногу и… Бугаи-то какие!
   – Говорят, от тренировок у них виснет, – хихикнул третий. – Стоило уродоваться, а? Если б я не мог через день, оторвал бы к ядреной фене!..
   Загодя концентрируясь, Вадим наконец протиснулся в первый ряд и увидел. На секунду прикрыл глаза, отстраняясьеще дальше, затем открыл.
   Да, кем бы она ни была, досталось ей крепко. Нетронутой осталась лишь голова, будто нарочно, для пущего устрашения, укрепленная в развилке дерева рядом с тропинкой, – с обескровленным лицом, оцепеневшим на пике ужаса, и жуткими лохмотьями вместо шеи. От прочего и вовсе остались разрозненные члены, обглоданные или измочаленные до костей, словно в припадке бешенства. Большинство мясистых частей отсутствовало: либо с костями, либо попросту сорванные со скелета, – а на уцелевшей лодыжке отпечатался след громадной пятерни с глубоко впившимися когтями, вполне пригодными для подобной работы. И уже знакомый Вадиму.
   Стиснув зубы, он окинул взглядом обрызганную кровью полянку, запоминая картину накрепко, словно фотографируя. И хватит на сегодня – пощекотал нервы, довольно кошмаров! Потом, на спокойную голову, можно будет обмозговать.
   – Мало гоняют их, сволочей! – встрял еще один, совсем рядом. – Моя б воля, я бы всех, кто здоровей положенного… А чего выпендриваться, в самом деле?
   – Начни с этого, если смелый, – хмыкнули за спиной Вадима, и над толпой вдруг зависло молчание – стало быть, общее внимание переключилось на него. Действительно: надо было ему соваться?
   Ощутив, что вокруг стало свободней, Вадим развернулся и окинул отстраняющихся людей внимательным взглядом. Ухмылялись они пока без особой злобности. Черт знает, что бередит в темных душах такое зрелище – возможно, желание приобщиться к насилию, оправдываясь “справедливым возмездием”? Или это сродни зависти шакала к свирепости и мощи тигра? А может, дело в слепом и безнадежном страхе, для ублажения которого необходимо расправиться хоть с кем-нибудь? Ведь следующим вполне можешь стать ты… либо кто-то из близких.
   Под вопрошающим взглядом Вадима тускнели усмешки зрителей и лица ожесточались, будто бедняг заводило его спокойствие. А на взводе они могли убедить себя в чем угодно, словно та же Лариса. Конечно, вряд ли кто из них сумел прикопить бойцовских навыков, то есть вооружиться хотя бы по первому слою. Любой настоящий крутарь прошел бы через эту рыхлую массу, как нож сквозь масло, даже и с голыми руками. Ее словно выводили как раз для такой растительной дремы по тесным клетушкам и однообразного труда, почти не задействующего мозги. Однако в гуртах даже овцы бывают опасны, а тут, похоже, формировалась стихийная стая. Медлить в такой ситуации не стоило – как и отступать. Вадим повернулся и уставился на говорившего, предупреждая тяжелым взглядом, что в случае заварушки первым пострадает зачинщик.
   – Ты чего вякнул, гнида? – спросил он грубым, рыкающим басом, в котором “бряцал металл”. – Я не расслышал – повтори!.. Или помочь?
   Все же насколько меняет людей голос! В фильмах актеры иногда заимствуют голоса у других – эффект бывает неслабый. Даже внутренне Вадим преобразился. Не слишком напрягаясь, он уже почувствовал себя крутарем – правда, одетым и стриженным не по форме, небрежно маскированным под спеца. Как ни странно, остальные тоже это ощутили, сразу утратив к нему интерес. Овцы не воюют с волками. Одно дело – скопом навалиться на одиночку, сколь угодно здоровенного. Совсем другое – замахнуться на представителя высшей касты, за которым чудится такая сила!.. Собственно, какая?
   Презрительно пожав плечами, Вадим двинулся на толпу, глядя поверх голов, – в полной уверенности, что никто не посмеет его задержать. И в самом деле: тропинка пустела перед ним даже быстрей, чем он наступал. Волк покидал стадо, не пожелав никого прирезать, – и слава всемилостивым Главам!..
   Уже загружаясь в транспорт, Вадим увидел, как к месту трагедии подкатили несколько блюстительских патрулей. И перед ними крепостные расступились с той же поспешностью, похоже, признавая за овчарок. Хотя для овчарок блюстители были не слишком поворотливы. Конечно, гонять овечек куда проще, нежели защищать.
   На службу Вадим все же поспел вовремя. И слава богу, потому что надсмотрщики затеяли там очередную массированную поверку и все кабэшные управители, вплоть до последней мелкоты, с самого утра стояли на ушах. А с ними не скучали и остальные.
   Вообще, в подобных заведениях спецов (не путать со спецзаведениями) службы надзора пользовались особым почетом. Как правило, в них подвизались те же спецы, ничем не проявившие себя на прежних местах, но тем с большей охотой поучавшие других, как надо работать и чего, собственно, ожидает от них Семья. Помимо почета надсмотрщикам перепадал усиленный паек, не говоря об удовольствии поставить на место зарвавшихся умников, бывших своих сотрудников. Справедливости ради следовало заметить, что среди надзирателей (пардон, надсмотрщиков – пока) попадались одаренные организаторы, честно пытавшиеся наладить дела. Но в большинстве туда стремились именно бездари, озлобленные и завистливые, не годные ни на что, – такие, как Оросьев. И недостатка в них не ощущалось, так что Системе было из кого выбирать.
   С недавних пор среди надсмотрщиков у Вадима завелся персональный злопыхатель, чтобы не сказать мучитель. Или, еще вернее, мучительница. Эта невзрачная тощенькая девица, Руфь, острая на язык и весьма неглупая, принадлежала именно к категории фанатиков дела, отдаваясь спускаемым сверху заданиям с избыточной страстью, наверное, нигде больше не востребованной. Вадима она невзлюбила с первой встречи, накрепко занеся в разряд бездельников, от которых следовало оберегать истинных работяг, – поскольку навязываемые ему ОКР-ы Вадим игнорировал с тем же упорством, с которым бедняжка Руфь за ними надзирала. А может, она вообще не выносила атлетичных смазливцев, питая к ним застарелую обиду либо подозревая в скудоумии. Или девушку раздражала вызывающая внепородистость Вадима – в то время, как она бережно культивировала в себе национальные признаки, вплоть до шестиугольной звездочки на шее (что, кстати, требовало немалой смелости – по нынешним временам).
   Интересно, иногда прикидывал он, а как Руфь повела бы себя, отпади надобность в надсмотрщиках? С той же страстью переключилась бы на другое занятие или разобиделась бы на новые порядки, попытавшись вернуть прежние? Наверно, у нее-то хватило бы ума приспособиться – в отличие от большинства других, бесполезных в системе, где работать выгоднее, чем отлынивать.
   В любом случае Вадим относился к ней даже с симпатией, однако побаивался ее набегов, чреватых очередным ворохом претензий – вполне справедливых, с точки зрения Руфь. К тому же она не стеснялась жаловаться Управителю, а Вадиму вовсе не хотелось вываливать на голову Толяна новые проблемы. В результате приходилось идти на компромисс и кое-что все же подбрасывать в Крепостную копилку, откуда с охотой черпали разнообразные Оросьевы.
   – Хочу представить тебя новому под-Управителю, – объявила Руфь на этот раз, оживленно поблескивая темными глазищами. – По-моему, вам найдется о чем потолковать.
   – Ты уверена?
   – Я – что, – хихикнула надсмотрщица. – Он уверен!
   Наверное, радость девушки сильно бы поблекла, прознай она о давнем знакомстве под-Управителя с Вадимом. Посему он решил промолчать и смирно направился следом за Руфь по опустелому коридору, опекаемому надсмотрщиками так же строго, как улицы – блюстителями. Правда, толку от всего этого было чуть – как и от облав на проходных. Который раз подтверждалась давняя истина: подневольный труд не бывает эффективным. В принципе никто ее не оспаривал, однако поверить в иное хотелось настолько, что правители раз за разом влетали в ту же лужу, каждый раз придумывая для нее новое имя. И сколько еще будем заниматься шаманством?
   В свежевыкрашенном предбаннике властвовала новая секретарка, элегантная как топ-модель и столь же неприступная. Однако заявившейся Руфь она без промедления указала на охраняемый вход, словно уже получила инструкции. А вот Вадима небрежным кивком отправила к гостевой лавке – подождать: видимо, чтобы не слишком задавался. Без возражений он расселся, привалившись спиной к стене, и сквозь ресницы стал разглядывать красавицу – тем более, что прочее здесь не стоило внимания.
   Не глядя на Вадима, секретарка однако ощущала его взгляд, судя по надменно поджатым губам. Конечно, можно спорить о вкусах, но на внешность Вадима женщины реагировали почти всегда, хотя иной раз реакция была парадоксальной – как у Руфь. А вот для этой юной девицы он явно представлял интерес не больший, чем беспородный, хотя эффектный пес для ревнителя чистых кровей. Разумеется, все здесь братья, но какой прок от младшеньких: ведь они почти всегда дурни, как следует из сказок, и в наследство получают лишь котов. Вообще никому не заказано любить женщин, только дорогое это удовольствие, а если захочешь на дармовщинку, то и получишь “бесплатное”, которое “ничего не стоит”. Самое забавное, что для немалого числа красоток как раз цена составляет главный предмет гордости. А если они “очень дорого стоят”, то как бы и не продаются.
   – Сестра, – тихонько позвал Вадим, – вы-то, небось, не гуляете ночами?
   Изломив брови, секретарка глянула на него, как на придурка, и, в общем, не слишком промахнулась, если принять ее логику.
   – И правильно, – прибавил он. – К чему разбрасываться? Цель должна быть простой, ясной, а главное: единственной. Тогда и результат гарантирован. А любить цель следует как раз за результат, верно?
   Конечно, девушка не ответила. Вряд ли она вообще разбирала слова, будто Вадим говорил не по-русски, даже не по-людски (если говорил). Мало ли что бормочут телки в подчиненном гурте? К рассмотрению принимаются лишь команды пастухов, на крайний случай – лай прочих овчарок.
   – “Не ложися на краю”, – посоветовал Вадим, наглея: все равно ж не слышат? – А то ведь в самом деле может припереться “волчок” – и уж он ухватит так ухватит!..
   В этот миг с секретарского пульта раздался другой голос, на который девица была настроена каждой фиброй, и с поспешностью она загнала разболтавшуюся скотинку в заветные воротца.
   После недавнего ремонта под-Управительский кабинет выглядел впечатляюще, но и странно. Прежняя российская безалаберность уступила место почти готической строгости. Даже широкое, на полстены, окно теперь заменили несколько узких щелей, похожих на бойницы, – да и те прикрылись плотными шторами. Недостаток наружного света компенсировался искусственным: экономным и довольно-таки мрачным, исходившим чуть ли не от уровня пола. Напротив бойниц, в довершение впечатления, помещалась гипсовая копия мумии Основателя, в полный рост. А в глубине кабинета, под громоздким мрачным распятием, отгороженный от посетителей неподъемным столом, восседал новый хозяин: “его преподобие отец” Марк. В таком оформлении и сам он выглядел представительным и суровым, словно первосвященник, – хотя прической, бледным лицом и форменным одеянием больше походил на баптиста или вампира. А его тесный сюртук со стоячим, наглухо застегнутым воротником и вовсе смахивал на знаменитый китель генералиссимуса.
   – Ну-с, сударь мой, – зловеще произнес он, легонько подмигивая Вадиму: мол, мы незнакомы с тобой – понял? – Как мне донесли, вы отказались и от этой темы. Не соблаговолите объяснить, почему?
   – Может, сперва мне объяснят, зачем это понадобилось? – откликнулся Вадим, неуклюже пытаясь ему подыграть. – Ведь такая штуковина попросту опасна!
   Он еще озирался, проникаясь здешней атмосферой, изумленно покачивая головой. Вот так-так: оказывается, Максик не просто подстраховывал старого Управителя – он его контролировал! Похоже, попы снова заступают на место комиссаров – с той же легкостью, с какой те в свое время сменили попов. “Свято место” не пустует? А прославляемые прежде коммуны теперь переименовывают в общины и начинают восхвалять столь же рьяно, ссылаясь на вековые традиции. Нарекли бы тогда просто: “стадом”. Тем более, пастыри уже есть (либо “святые отцы”, либо “батюшки”), как и паства, – в христианстве на сей счет никогда особенно не церемонились.
   – Слушайте, Смирнов, – проникновенно заговорил под-Управитель, – по моим сведениям, в нашем КБ вы – первый конструктор. (Руфь покосилась на Вадима с изумлением) Конечно, здесь нужнее организаторы, поскольку идей в Крепости хватает: для того и существует Институт. Однако вам пошли навстречу и выдали задачку по способностям. Чего же вы опять нос воротите?
   – Это все равно, что будущему висельнику поручить плести веревки, – усмехнулся Вадим. – Разве трудно представить, на что можно нацелить этот генератор, если к нему добавить излучатель? Такие сигналы, да еще в этом диапазоне, из человека за минуты сделают дебила либо вовсе исполосуют мозги!
   – Странно, что вас это заботит, мой сын, – молвил Марк. – Слишком вы разборчивы, вам не кажется? Копировщиком быть не желаете, а когда предлагают работу по силам, принимаетесь молоть ерунду. В самом деле, родной, даже обсуждать это смешно! Ну что вам до конечных целей разработки? Вас это совершенно не касается.
   – Во-первых, вполне может коснуться, – возразил Вадим. – И кого тогда винить? Во-вторых, это наверняка коснется других.
   – А кого в наше время волнуют другие? – светло улыбаясь, спросил Марк. – Конечно, если исключить близких. Скромные труженики клепают по всему миру разнообразное оружие, вплоть до самого смертоносного, и с чистой совестью получают за это плату. А попробуй ее отнять – такое начнется!.. Разве их заботит, в кого полетят сделанные ими пули и на кого упадут бомбы? Они производят изделия, кормятся на этом и кормят детей – все! Да и цель, если вдуматься, самая святая – оборона державы.
   – Или Крепости? – спросил Вадим. – Или нападение – как лучший способ защиты? Или оборона от своих же подданных? – Он покачал головой: – А если б ваши “труженики” производили, скажем, наркотики?
   – “А если б он вез патроны!” – с той же улыбкой парировал Марк. – Не слишком ли много вопросов? Право же, сын мой, к чему забивать головы себе и другим такой ересью! Это ведь смахивает на саботаж, вам не кажется?
   – “Дело шьешь, начальничек?” – Теперь Руфь поглядела на Вадима с испугом, но ему уже наскучила конспирация. – Ярлыки клеишь? Ну да, ты ведь прошел такую школу!.. Первый ученик, да?
   – Хорошо, братец, возьмем эту девочку, – тоже отбрасывая лишние формальности, Марк кивнул на Руфь. – Смышленая, ответственная, работает “не за страх” – так вот ее такие проблемы не колышат! Ты что, полагаешь себя лучше “нашей славной молодежи”?
   – Есть такая штука, как круг подобия, – нехотя пояснил Вадим. – Когда он предельно широк, в человеке присутствует совесть– как обширная сеть подсознательных связей со всем человечеством. Кругсужается до нации, племени, рода, сословия – соответственно, совестьсъеживается в честь. А еще есть долг– когда круг подобияограничен самым ближним окружением: семьей, сослуживцами, начальством. Лучше чем ничего, однако не совесть – даже и близко нет. И есть еще сплоченностьтолпы, когда любое несогласие принимается за предательство: “кто не с нами – тот против”. Может, дело в отсутствии воображения? Если человек не способен представить себя на месте других…
   – Понятно, – хмыкнул Марк. – Ты один у нас совестливый?
   – По крайней мере, для меня оружие – не абстракция. А если я замаран в его производстве, то хотя бы сознаю, что за мой хлеб кому-то придется платить кровью. И не хочу, чтоб ее оказалось на мне слишком много.
   – А в чем измеряешь ее – в галонах? – полюбопытствовал Марк. – Не все ли равно, насколько ты туда втюхался – по локти или с головой? Если уж замарался…
   – Мог я раскаяться? Кстати, и в Сахарове, говорят, совесть прорезалась не сразу: сначала он поработал на разрушение.
   – А-а, уже и этот причислен к святым!– неприязненно протянул Марк. – “Чур меня, чур…” Намекаешь, наша маленькая Руфь тоже не потеряна для человечества и с возрастом прозреет?
   – Или не прозреет, – сказал Вадим, – последние горизонтальные связи разменяв на вертикальные. Тут уж что перетянет: долг или совесть.
   С отеческой усмешкой Марк поглядел на раскрасневшуюся девушку, нежданно угодившую в перекрестье обоюдной пальбы.
   – Доченька, у вас, наверно, дела? – спросил он ласково. – Уж идите – дальше мы сами…
   Поспешно Руфь выскочила из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Марк негромко рассмеялся, с облегчением откинулся в кресле.
   – А любопытно было б разложить эту мышку на столе, – заметил он. – Ну и что ж, что плоскодонка? Иногда в таких кроется столько пыла!..
   – Подкрепляешь служебную преданность личной? – поинтересовался Вадим. – А начал, видимо, с секретарши?
   – И кончил тоже, – по-свойски хмыкнул хозяин. – А ничего деваха, верно? Оказалась такая профи – где только готовят!.. Алиске-то не настучишь?
   – Ваши проблемы.
   – Отчего ж? – В его усмешке Вадиму почудилась напряженность. – Ты ведь для нас почти член семьи! – Марк осклабился еще шире. – Каждый вечер навещаешь, как добрый сын.
   И акценты он расставил странно, хотя не пережимал.
   – Только избавь от сцен, ладно? – попросил Вадим. – По крайней мере, сделай паузу после признания собственных прегрешений.
   – Ну, какие это прегрешения? – миролюбиво возразил Марк. – Так, проверка ближнего окружения, стрельба по движущимся мишеням, вербовка команды… Если угодно – моя прямая обязанность.
   – Не очень увлекайся такой вербовкой, – посоветовал Вадим, – иначе работать станет некому.
   – А техника безопасности на что? – хохотнул управитель. – Ведь столько инструкций наплодили!..
   – И для Алисы силы бы поберег. Сам знаешь, сколь опасно оставлять женщину голодной.
   – Как ты справедливо заметил, это наши проблемы, – посмурнел Марк. – А вот что с тобой делать?
   – В каком смысле?
   – Не в том: для команды ты не годишься. Однако и бездельничать тебе не позволят.
   – В чем проблема? – удивился Вадим. – Или в КБ не осталось нейтральных тем? Вот и подкинь одну по знакомству. Знаешь же: за мной не заржавеет.
   – Совестливый ты наш! – обрадовался управитель. – И тебя на блат потянуло? А как же принципы?