Страница:
– А вот мне нравится быть в гуще, – заявил Тим. – Так что? Может, я стадное животное, почем знать! И “влезать в дела других” тоже люблю, причем не всегда с лучшими намерениями, – выходит, без государства мне не обойтись? И таких, имей в виду, массы, и это еще не худший вариант!..
– Смотри-ка, – удивился Вадим, – бываешь самокритичен! По нынешним временам даже это – редкость. Долго копил силы, “дитя порока”?
– Ну да, я порочен по природе – признаю, – вздыхая, подтвердил Тим. – И грехов на моей совести немало – даже преступлений, кровавых и жутких. Но что я могу, Вадик? Жизнь полна искусов. Это тебе все просто, ты цельная натура. И любое аморальное действо тебе столь же отвратно, как другому – наесться дерьма. Скучно, девушка! Такова твоя природа, и быть праведником тебе ничего не стоит – ты лишь следуешь своему естеству. Может, ты ангел во плоти, может – пришелец из оплеванного ныне коммунизма (хотя и я верю в него примерно, как в райские кущи). В любом случае, твое духовное начало без усилий подавляет плотские позывы. А каково тем, у кого духа и плоти примерно поровну и все это – в шатком равновесии? Вот где истинный драматизм! Такие персонажи много занятней, чем эти самые – с крылышками и нимбом. Ну скажи, чего интересного в тебе, монолите? Ведь тебе даже смелость не нужна, ибо с такими мослами ты любых хулиганов разделаешь под орех!
– А что станет тогда с крылышками? – полюбопытствовал Вадим.
– Н-да, действительно. – Ненадолго Тим задумался. – Господи, да хулиганы к тебе попросту не привяжутся – откуда им знать, что ты такой телок? А вот я от рождения мозгляк. И если б с младых ногтей не пристрастился к единоборствам!..
Если он рассчитывал произвести впечатление на Юлю, то промахнулся: девочке его “совершенства” были до лампочки. И слишком много повидала она настоящих бойцов, чтобы клюнуть на такую дешевую наживку. Кажется, Юля даже не прислушивалась к скучному разговору мужчин.
– Конечно, будь я габаритов Вадима, – сделал новую попытку Тим, – проблем у меня стало бы вдвое меньше.
– А я, по-твоему, так и родился шкафом?
– Тумбочкой, – ответил коротыш. – А потом эта тумбочка росла, росла…
– Сам посчитай, – предложил Вадим. – Когда я противостою другому, сила у меня падает раза в полтора, – а у того, может, обратная реакция. Стало быть, для победы я должен быть сильней его втрое – арифметика простая. И насколько, по-твоему, легко достичь такой формы?
– Кстати, насчет формы, – неожиданно вступила Юля. – Кто-то недавно грозился наделить меня бойцовыми навыками. Я ведь тоже – “мозгляк”. Или “мозглячка”?
Оказалось, она прекрасно все слышала.
– Юленька, – встрепенулся Тим, – милая моя, да я ж хоть сейчас, хоть до самого утра!..
И осекся, с опаской глянув на Вадима. Однако схлопотал не от него.
– Тимушка, дорогой, а ты тут при чем? – ласково спросила девушка. – Тебе вообще пора баиньки, разве нет? А с Димом у нас свои счеты – старые, свирепые. И уж с него я стребую сполна, будь уверен!
– Вот так, значит, да? – засмеялся малыш, демонстрируя, как здорово он умеет держать удар. (К счастью, Юля не настолько к нему приглядывалась, чтобы заметить дергающуюся щеку.) – Тогда я пошел?
– Иди, милый, иди, родной, – безжалостно напутствовала девушка. – Не забудь на ночь почистить зубки, какие остались, плешечку расчеши и укройся потеплей – ведь, не ровен час, простудишься!..
– Жестокая, – с натянутой улыбкой выдавил Тим, – ты разбиваешь мое сердце!
Помахав рукой Вадиму, он ушел – деревянной поступью, стараясь не оступиться под тяжестью взглядов, нацеленных ему в спину. Дверь за Тимом закрылась аккуратно, очень тихо, чтобы никто не увидел его обиды. Странная закономерность: как раз такие вот нахалята и бывают самыми ранимыми.
– К чему эти демонстрации? – поинтересовался Вадим. – Очередная вожжа под хвост?
– А пусть не держит меня за дурочку! – огрызнулась Юлька.
– Так ведь и я держу.
– А с тобой неинтересно скандалить: все, как об стенку!..
– И кто же ты после этого – “мозглячка”? Или бестолочь?
– Не тебе решать, ладно?
– Ладно, – согласился он. – Так тебе нужны бойцовые навыки?
– Ты обещал!
– Подумать.
– И что?
– Есть сложности.
– Все те же, да? Пфу!..
– Не только, – сказал Вадим. – Точнее, дело вовсе не в этом. Я уже говорил: важна не сама близость, а твое отношение к ней.
– Короче: “чего тебе надобно, старче”? – спросила Юлька. – Ты меня уже достал!
– Доверия.
– А ты-то сам мне доверяешь?
– Нет, – ответил он. – Но это и не нужно.
– Хорошо, а что ты понимаешь под “доверием”? Ну хочешь, я доверю тебе девичью честь? Или жизнь?
– Не хочу, – отказался он.
– А что?
– Пустячок.
– Ну?
– Душу.
– Приехали, – сказала Юля. – И на мою душу нашелся покупатель. Значит, ты дьявол?
– Со стороны видней, – пожал он плечами.
– “Вы не стойте слишком близко, – процитировала она. – Я – тигренок, а не киска!” Не боишься?
– Мышонок ты, – хмыкнул Вадим, – в медвежьей берлоге. Помнишь: “Не подходи!”
– Между прочим, – внезапно вспомнила девочка, – а по кому ты врезал – там, в подземелье? Я ведь потом заметила на ломе кровь.
– По собачке.
– Чего?
– По своей “комнатной собачке”, – уточнил Вадим. – Если я – дьявол.
– Так то была крыса? – С сомнением Юля покачала головой: – Нет, удар был слишком… слишком… – Она покрутила в воздухе пальцами, подыскивая слово.
– Увесистым? Крыска того стоила.
– Ты словно бы стол развалил. На сколько ж она тянула?
Вадим прикинул, вспоминая тяжесть удара и его последствия.
– На полцентнера либо больше. Еще та крыска!.. Хорошо, одна.
– Посмотреть бы.
– В следующий раз прихватим с собой камеру, – засмеялся он, – и попросим их сесть поплотней, в два ряда. А затем поставим перед ними сыр.
– Сыр-то зачем? – не поняла Юля.
– Для улыбки… Ладно, мы отвлеклись. Так как там насчет души?
– Что ли, расписку дать? Так я могу, даже и кровью, – вот только месячных дождемся, ладно?
– Ну, как хочешь, – безразлично сказал Вадим, откидываясь в кресле. – Чаю еще налить?
Не дожидаясь ответа, он наполнил обе чашки до краев.
– Ладно, чего ты? – сказала Юлька. – Уж пошутить нельзя!
– Да ради бога – кто бы возражал.
– Ну ладно, чего мне надо делать, а?
– Прежде всего: прекратить выпендреж. Я ж не Тим, на это не клюну.
– Уже прекратила. Дальше?
– Раздеться. Совсем.
– Ну наконец! – оживилась девушка, спешно принимаясь за дело. – Я свежевымытая, ты не думай.
– Я что, похож на мыслителя?
– То-то, что похож! – Хихикнув, она уселась голым задом на столик, чуть не в посуду, и с усилием принялась стаскивать с себя тесные джинсы. На всякий случай Вадим убрал от нее подальше дымящиеся чашки и блюдо с пирожными. Затем, прикинув, освободил столик от прочей снеди.
– Дальше что? – слегка задыхаясь, спросила Юля. – Ложиться? Где?
– Сначала встань. В полный рост, сколько наберется.
– Хочешь провести ревизию налички? – догадалась она. – Да пожалуйста, чего мне скрывать!
Подобрав под себя ступни, девочка распрямилась прямо на столике, затем широко расставила ноги и закинула руки за голову, будто сдавалась блюстителям.
– Ну, – спросила она, глядя на Вадима исподлобья, – какие ваши впечатления?
– Замечательные.
– А поконкретней?
– Ножки – прелесть, – не спеша заговорил Вадим, – попка – загляденье, талия – обзавидуешься, “хороши также грудь и улыбка”…
– Ладно, кончили расшаркиваться! – хмуро распорядилась Юля. – Давай по существу.
– А если по существу, то какой из тебя боец, сама подумай? – со вздохом сказал он. – Это только в кино подобные милашки запросто прошибают кулачками стены. И даже не в кулачках загвоздка – их-то еще можно укрепить. А вот с прочим что делать? Когда лупишь рукой, по телу будто волна проходит, разгоняясь от ступней через несколько мышечных поясов и суставных узлов, пока не ударяет в кулак. А у тебя волна погаснет уже на талии – про плечи и локти даже не вспоминаю…
– Чего ж делать-то? Мне надо!
– Если у тебя и поднакопилось мясцо, то лишь на бедрышках да ягодичках. Наверно, бегаешь много?
– Точно, – подтвердила девочка и похвалилась: – Я еще та лошадь, не угонишься!.. И танцевать люблю.
– К тому же растяжку я тебе обеспечил, – добавил Вадим. – Так что главный упор придется делать на ноги.
– Лучше бы – между.
– Ладно, ложись.
– Где?
– Да здесь же, где сидишь.
Послушно девочка разлеглась на прохладной столешнице, забросив руки за голову. Длины столика как раз хватило ей от локтей до коленок, а предплечья и голени свисали, немного не доставая до пола. Повернув голову, она посмотрела на хозяина – с надеждой и опаской.
– За кого меня принимаешь, – полюбопытствовал он, – за колдуна?
Юля молча кивнула.
– Ну, дожил!.. И не боишься?
На этот раз она не шелохнулась.
– Что же, trust me и лови кайф – если сможешь.
Поднявшись, Вадим “аккуратно, но сильно” привязал ее запястья и лодыжки к ножкам столика, словно бы специально предназначенного для ритуальных распятий. (Видел бы ее сейчас Тим!) Потушив верхний свет, он установил по сторонам ее талии и меж колен три высоких мерцающих свечи, добавляя сцене мрачного уюта и торжественности. Затем снова спросил – больше для очистки совести:
– Так ты на все готова?
– Абсолютно!
– Тогда держись.
Сходив на кухню, Вадим вернулся, неся в одной ладони горку натертого сыра, в другой – нахохленного притихшего мышонка. Увидав зверька, Юля содрогнулась, но тут же закусила припухлую губку. А чего она ожидала – что он будет резать над ней черного петуха?
– Теперь представь, – заговорил Вадим, – будто это и есть тот громадный, хищный, напавший на нас Крыс-людогрыз, гроза темных Подземелий, и попытайся понять его, проникнуться им – может, даже полюбить… Не передумала?
– Н-нет, – выдохнула она.
Небрежно Вадим рассыпал по ее озябшим животу и груди сырные стружки, а поверх вздрагивающего пупка усадил бесстрашного мыша, для начала тут же принявшегося умываться. Приподняв лицо, девочка уставилась на кухонного зверя, задеревенев всем распятым телом, и в ее взгляде читалось что угодно, кроме понимания и любви.
– Расслабься, – тихонько посоветовал Вадим, в два приема сбрасывая с себя одежду. – Что тебе еще остается?
Присев позади Юли, он взял ее небольшую голову, мягким нажимом уложил обратно и склонился над ней – глаза в глаза. Затем сдвинул руки вперед, локтями подперев Юлин затылок, а ладони осторожно разместил на нежных грудках – просто для лучшего контакта.
– Слушай меня, девонька, – зашептал монотонно, не разрывая взглядов. – Мне не нужны ни твое подчинение, ни твое поклонение, ни твой страх, ни твоя любовь – только доверие, ничего больше. Я не господин тебе и не раб, я частица твоя, как и ты – моя. Проникнись этим и откройся. Все мы зависим друг от друга и все – разные…
Слова этого импровизированного заклинания мало что значили, важно было только настроить сознание Юли надлежащим образом, а “колдовать” она будет уже сама. Малышка и ждала от Вадима чего-то подобного, какой-нибудь скл адной красивой сказочки, он почти читал этот текст в ее глазах, словно на суфлерном экране, – но девочка-то принимала его бормотание за истинное колдовство!
Вадим и сам не заметил, как его шепот, постепенно набирая силу и выразительность, превратился в негромкий, сдержанный, мелодичный плач, странный гибрид мужских рыданий с песней, не свойственный ему ни по стилю ни по характеру, но тем сильнее впечатливший единственную слушательницу. Слов в этом сонге-плаче (“этот стон у нас песней зовется”) уже не осталось – только энергетика чистых эмоций.
Как видно, сегодняшние гонки, вкупе с привычным уже дневным приемом сотрудников, изрядно потрепали злосчастное мысле-облако, сколько Вадим ни отстранялся, – а может, именно поэтому. Однако его хватило, чтобы протянуться к Юле и обволочь ее сознание, словно бы туманом. Она действительно открылась Вадиму, однако глубоко проникать он не стал: во-первых, его туда не звали; во-вторых, это и не требовалось. Всеми доступными средствами Вадим выстраивал в чужом сознании некое подобие собственного, отпечаток или матрицу, чтобы укорениться там накрепко и уже по этому мостику, протянувшемуся между двумя подобиями, устремить жизне-силу, будто плазму по ионизированному каналу.
Запрокинув голову, девочка завороженно смотрела на Вадима, и сам он будто впадал в транс. Изнутри на него наползала тьма, и повинуясь ей, Вадим начал медленный танец, двигаясь в такт собственной песни. Теперь это и вправду смахивало на камланье, только вместо обычных шаманских выкрутас Вадим разворачивал длиннейшую цепь бойцовских приемов, постепенно их усложняя. Он знал, что каждый его жест, каждый взмах впечатывается во взбудораженное сознание Юли, будто прочнейшее из заклятий, и что наброшенная на девушку колдовская матрица-сеть, собственное его отражение, подпитываясь его же жизне-силой, быстро проникает в глубину ее персонального Порядка, формируя новые рефлексы. Похожим образом, наверно, поступали с жертвами садисты, только там энергия двигалась в обратную сторону, обессиливая несчастных. Зато как кейфовали убийцы!..
Отмеренными порциями тьма пересылалась Юле по хрупкому мостку, усваиваясь в ее сознании, насыщая ячейки глубинной памяти, о которой не все и знают; формируя новые и прочные сцепки нейронов, будто сигналы прогонялись по ним годами; пропитывая все клетки, словно пресловутая “мертвая вода”. И Вадиму виделось, как под хрупкой плотью девочки будто проступает стальной каркас, когда в послушном и взрывчатом теле оружием становятся любые твердые части: колени, локти, затылок, не говоря о кулаках и пятках. Некогда и Вадима вот так же зарядили многими программами, от сенсорных до боевых, – впрочем, в тот раз обошлись без демонстраций: просто накачали по самые ноздри, а переваривать предоставили самому. Кажется, он занимается этим поныне.
Наконец странный его танец подошел к завершению. Не то, чтобы Вадим перебрал все знакомые приемы, но для большинства ситуаций достаточно и такого, а лучшее, как известно, – враг хорошего. Надежней обходиться минимумом – во всяком случае, пока не влезаешь в это дело с головой, как это приходится делать профи.
Слегка запыхавшись, Вадим снова опустился на колени возле Юлиного изголовья, высвободил ее руки. Сейчас же девочка ухватила его за уши, притянула голову к своему лицу, хотя за все время они и так не расцепили взглядов.
– Ну ты дал! – сказала тихо.
– Ну ты взяла! – откликнулся Вадим в тон, словно отозвался на пароль.
Странно, но ее тело тоже отблескивало в неровном сиянии свечей, словно полированное, – а на ней-то с чего было проступать поту, если с начала сеанса Юлька не шелохнулась?
– Проверять не буду, – добавила она. – Верю на слово. К тому ж умоталась, как… Ничто не дается даром, верно? Я будто постарела на эти годы, которые мы сейчас перескочили, – судьбу не обманешь, нет…
Закинув тонкие руки, девочка вдруг притиснула его лицо ко своей взмокшей груди, будто захотела все-таки “смешать пот”. Не удержавшись, он слизнул пару капелек в уютной ложбинке и вздохнул с сожалением: большего нам не дано, увы. Разные категории.
– Пойдем-ка тебя ополосну, – сказал Вадим ворчливо. – Пока не начала разлагаться. “Живого мыла”, правда, не обещаю – как и безразмерного корыта.
– А где зверюга? – вдруг вспомнила девочка. – Никуда не забрался?
– Сбежал давно! – засмеялся Вадим. – Ты по размеру ему не подходишь. – И повторил вслух: – Разные категории.
На удивление тихая, беспрекословно подчиняясь его рукам, Юля позволила себя отмочалить в простом тазу, затем и одеть – словно малявка-дошкольница, опекаемая заботливым папашей. И так же послушно отправилась домой, не требуя новых развлечений.
Проводив ее до самого “бегунка” (“подмазанная” норушка-вахтерша очень натурально изобразила спящую), Вадим уже собрался залечь, когда в дверь неожиданно поскреблись. И кто это, интересно? На облаву домовичков походило мало, к тому же те обычно являлись с собственными ключами; а гостей посимпатичней он спровадил. Недоуменно хмурясь, Вадим пошел открывать.
В темном проеме стояла Алиса, завернувшись в просторный шелковый халат с капюшоном, предусмотрительно надвинутым на самые глаза.
– Решил сачкануть напоследок? – осведомилась она. – Ну-ка пропусти!
Без церемоний женщина скользнула мимо Вадима в комнату, и тому осталось только запереть дверь и последовать за ней. Алиса уже уютно расположилась в его потертом единственном кресле, поджав голые ноги и сбросив капюшон с пушистой головы.
– Забыла халат раздвинуть, – ворчливо заметил Вадим. – Квалификацию теряешь.
– Вот так? – коротким рывком она обнажила грудь до сосков. – Могу и вовсе снять, мне не трудно.
– А то не знаю. Так чем обязан?
– Ответный визит, – ответила Алиса, дежурно улыбаясь. – Не все же тебе нас объедать?
Вадим пожал плечами:
– Могу предложить чаю с черными сухарями. Устроит такая экзотика?
– Почему нет? С детства обожаю сухари.
– Тоже мне – Шувалова! Откуда такие плебейские замашки?
– Так экзотика же! В наши распредетели сухарей не поставляют.
– Будь я завистлив, сказал бы: зажрались. Впрочем, рад угодить. Будут еще пожелания?
– По-твоему, зачем я пришла? Ты же из меня наркоманку сделал! Иногда даже думаю…
– Что?
– Так, ничего.
– Ты мне льстишь, – Вадим недоверчиво усмехнулся. – Неужто какой-то массаж, к тому же исполненный дилетантом, может сравниться с почетом и благополучием лучших наших братьев, членов “золотой тысячи”?
Фраза вышла двусмысленной – а впрочем, он этого и хотел.
– Разумеется, нет! – со внезапной злостью откликнулась Алиса. – Это ты себе льстишь! Думаешь, я пошла бы за тебя?
– В чем дело, beauty? – помолчав, спросил он. – Ты что, поссорилась с Марком?
– Конечно, нет – разве с ним можно поссориться? Но…
– Давай, Алиска, колись – ты же пришла не ради массажа! Во всяком случае, не только.
– С недавних пор я стала его побоиваться. Он сделался какой-то одержимый, беспощадный. И глаза будто заледенели… Порчу на него навели, что ли?
– Ну да, еще про сглазы расскажи! С каких именно пор?
– Вот как перевели его в пастыри…
– Что особенного: человек нацелился на большую карьеру. Открылись новые горизонты, невиданные перспективы.
– Да что я его, первый год знаю? Если б дело было только в этом, у него глазки бы разгорелись, как у волка. Он же всегда был азартен – игрок!
– Ну, милая, все меняются с возрастом.
– Кроме тебя.
– Не обо мне речь… Что-нибудь еще?
– Последнее время он не ночует дома.
– Действительно, ужасно.
– Можешь смеяться, но без него в квартире еще страшней. Вот и сегодня…
– И поэтому ты решила заночевать у меня?
– Ведь это ты запугал меня своими пророчествами!
– Я только предупреждал не шляться, где попало.
– Во всяком случае, до утра я отсюда не уйду.
Вадим посмотрел на гостью внимательней: кажется, она говорила всерьез, – поинтересовался:
– А ежели домовята нагрянут?
– В такое время? Конечно, они придурки, но не настолько же!
– Хорошо, – уступил Вадим. – К счастью, от прежних времен у меня сохранилась раскладушка.
– Уж не думаешь ли ты, будто я стану спать отдельно?
– Предлагаешь вообще не спать?
– А если я пообещаю не приставать?
– Что, и сдержишь? – не поверил Вадим.
– Я когда-нибудь врала?
– Да постоянно – с экранов.
– А тебе? Ну, вспомни!
Пожав плечами, он разложил старенький диван, уже отвыкший от таких трансформаций, и добыл из шкафных глубин резервную подушку и одеяло. Впрочем одеяло оказалось лишним – едва улегшись, Алиса отбросила его даже с негодованием, и только Вадим опустился рядом, как женщина прижалась к нему всем горячим телом, крепко обхватив руками.
– Осуществляются мечты, – снова пробормотал он. – Тебя не остудит, если я признаюсь в любви к другой женщине?
– Какие глупости! – напористо зашептала Алиса в самое его ухо. – И ты можешь думать об этом, когда я рядом? Знаешь, сколько зрителей обо мне грезят? Опомнись, дурачок!
– Так они ж видят свою мечту только выше пояса.
– А чем тебя не устраивает моя нижняя половина? – возмутилась она. – Ну-ка, ну-ка!..
– Похоже, предстоит веселая ночь, – со вздохом посетовал Вадим. – Давай-ка я лучше займусь массажем.
– Лучше бы трусы снял. Я-то ведь голая!
– Для массажа это не обязательно, как сказал бы Марк. К тому же мои трусы – единственное, что нас пока разделяет. Дальше отступать некуда!..
Действительно, ерзая по нему грудью и бедрами, женщина к этому времени улеглась на Вадима целиком, почти касаясь губами его рта, – для массажа позиция нетрадиционная, прямо скажем. Чтобы притушить ее натиск, Вадим принялся разминать крутые формы гостьи, куда только мог дотянуться, вежливо отвечая на голодные поцелуи. Как ни странно, Алиса отчасти соблюдала договор, а может, просто боялась отпора, и последнего рубежа не нарушала – иначе б он не поручился за свою восставшую плоть. Но и без того ночка выдалась на славу: если Вадим и сумел прикорнуть, то с часок, вряд ли больше. А уж все прочее время было заполнено ее пылкими касаниями да горячечным шепотом. И нельзя сказать, что Вадиму не нравилась такое соседство, хотя беспокойное. Эти запахи, соки, ощущения – господи!..
Выныривая из дремы, он автоматически возобновлял массаж, избегая немногих запретных зон. Правда, в такой близи это все равно больше походило на ласки, да и эффект давало не меньший. Сейчас Вадим воспринимал женские всплески всей кожей, и это помогало ему в подборе средств, зато и самого шибало по нервам. Почти наверняка он знал, что потом будет сожалеть об упущенном шансе – может быть, последнем для них с Алисой. Однако так и не смог переступить через свою паталогическую верность – как будто она нужна ушедшим!..
А в промежутках между взлетами Алиса разражалась пространными монологами, благо темнота способствует откровенности. К своему удивлению, Вадим узнал о ней немало нового, даже неожиданного – и не только о ней. Некоторые подробности здешней жизни, которые он до сих пор брезгливо обходил, теперь явились ему во всей первозданной дикости. И о Студии Вадим услышал немало, и о Режиссере, и о Марке, и о других. Действительно, компашка подобралась еще та!.. На их фоне даже Вадим показался бы агнцем божьим – неудивительно, что Алиса к нему благоволила: для равновесия, должно быть.
На таком подъеме чувств женщина не скрывала, похоже, ничего, а порассказать ей было о чем. Короткими тихими репликами Вадим направлял словесный поток, подбрасывая темы позанятнее. А заодно пытался понять: если уж там сплошь подонки и жизнь рядом с ними так мерзопакостна, отчего же Алиса влезает туда все глубже – словно зачарованный кролик в пасть удаву. Что ее влечет: тщеславие, материальные блага, инерция? А может, причина в отсутствии полноценных целей и смысла? Но захочет ли она это, когда предложат? И даже если примет, что перетянет – душевный комфорт или бытовой? Или она уже заигралась бесповоротно и назад пути нет?
– Одного не понимаю, – внезапно сказал Вадим, – к чему эти пластиковые вставки в тивишниках? И ведь не раскурочишь!
– А ты, конечно, пытался?
– Ну-дык… Самое смешное, что на качестве приема они не сказываются никак – уж как я ни проверял.
– Господи, ну стоят себе и стоят… И вообще, это не по нашему ведомству.
– Перелопатить каждый тивишник в городе – представляешь, во сколько это встало? – спросил он. – Может, какой-нибудь гипноблок? Недаром же от ваших передач народ так дуреет? Вы ему скоро последнюю извилину выпрямите!
– Искусство должно быть простым и доступным каждому…
– Идиоту? – перебил Вадим. – Наверное, оно не должно быть слишком усложненным, иначе кто его востребует? Но ориентировать на самый низ, делать одномерным и однослойным… Да это же вредительство, преступление против нации!
– Но ведь людям нравится?
– Как будто им есть из чего выбирать!
– Ой, да бог с ними, со всеми…
– А ты не могла бы разузнать подробней про эти вставки? Ну поспрашивай среди своих!
– Ладно, ладно, – проворчала Алиса, беззастенчиво втираясь в него заповедными местами, от которых по обоим телам будто растекался сладостный яд. – Ты работай, не отвлекайся!
Как ни был Вадим сегодня опустошен, в конце концов все же сумел довести Алису до “большого взрыва”. Правда, и сам едва на нем не подорвался, хотя благоразумно отсиживался в укрытии, за смешными своими трусиками. Спасло, что называется, чудо… или везение.
– Что ты со мной делаешь, а? – простонала женщина, задыхаясь.
– Я? – откликнулся Вадим. – Ничего. И вообще, это не я.
– Смотри-ка, – удивился Вадим, – бываешь самокритичен! По нынешним временам даже это – редкость. Долго копил силы, “дитя порока”?
– Ну да, я порочен по природе – признаю, – вздыхая, подтвердил Тим. – И грехов на моей совести немало – даже преступлений, кровавых и жутких. Но что я могу, Вадик? Жизнь полна искусов. Это тебе все просто, ты цельная натура. И любое аморальное действо тебе столь же отвратно, как другому – наесться дерьма. Скучно, девушка! Такова твоя природа, и быть праведником тебе ничего не стоит – ты лишь следуешь своему естеству. Может, ты ангел во плоти, может – пришелец из оплеванного ныне коммунизма (хотя и я верю в него примерно, как в райские кущи). В любом случае, твое духовное начало без усилий подавляет плотские позывы. А каково тем, у кого духа и плоти примерно поровну и все это – в шатком равновесии? Вот где истинный драматизм! Такие персонажи много занятней, чем эти самые – с крылышками и нимбом. Ну скажи, чего интересного в тебе, монолите? Ведь тебе даже смелость не нужна, ибо с такими мослами ты любых хулиганов разделаешь под орех!
– А что станет тогда с крылышками? – полюбопытствовал Вадим.
– Н-да, действительно. – Ненадолго Тим задумался. – Господи, да хулиганы к тебе попросту не привяжутся – откуда им знать, что ты такой телок? А вот я от рождения мозгляк. И если б с младых ногтей не пристрастился к единоборствам!..
Если он рассчитывал произвести впечатление на Юлю, то промахнулся: девочке его “совершенства” были до лампочки. И слишком много повидала она настоящих бойцов, чтобы клюнуть на такую дешевую наживку. Кажется, Юля даже не прислушивалась к скучному разговору мужчин.
– Конечно, будь я габаритов Вадима, – сделал новую попытку Тим, – проблем у меня стало бы вдвое меньше.
– А я, по-твоему, так и родился шкафом?
– Тумбочкой, – ответил коротыш. – А потом эта тумбочка росла, росла…
– Сам посчитай, – предложил Вадим. – Когда я противостою другому, сила у меня падает раза в полтора, – а у того, может, обратная реакция. Стало быть, для победы я должен быть сильней его втрое – арифметика простая. И насколько, по-твоему, легко достичь такой формы?
– Кстати, насчет формы, – неожиданно вступила Юля. – Кто-то недавно грозился наделить меня бойцовыми навыками. Я ведь тоже – “мозгляк”. Или “мозглячка”?
Оказалось, она прекрасно все слышала.
– Юленька, – встрепенулся Тим, – милая моя, да я ж хоть сейчас, хоть до самого утра!..
И осекся, с опаской глянув на Вадима. Однако схлопотал не от него.
– Тимушка, дорогой, а ты тут при чем? – ласково спросила девушка. – Тебе вообще пора баиньки, разве нет? А с Димом у нас свои счеты – старые, свирепые. И уж с него я стребую сполна, будь уверен!
– Вот так, значит, да? – засмеялся малыш, демонстрируя, как здорово он умеет держать удар. (К счастью, Юля не настолько к нему приглядывалась, чтобы заметить дергающуюся щеку.) – Тогда я пошел?
– Иди, милый, иди, родной, – безжалостно напутствовала девушка. – Не забудь на ночь почистить зубки, какие остались, плешечку расчеши и укройся потеплей – ведь, не ровен час, простудишься!..
– Жестокая, – с натянутой улыбкой выдавил Тим, – ты разбиваешь мое сердце!
Помахав рукой Вадиму, он ушел – деревянной поступью, стараясь не оступиться под тяжестью взглядов, нацеленных ему в спину. Дверь за Тимом закрылась аккуратно, очень тихо, чтобы никто не увидел его обиды. Странная закономерность: как раз такие вот нахалята и бывают самыми ранимыми.
– К чему эти демонстрации? – поинтересовался Вадим. – Очередная вожжа под хвост?
– А пусть не держит меня за дурочку! – огрызнулась Юлька.
– Так ведь и я держу.
– А с тобой неинтересно скандалить: все, как об стенку!..
– И кто же ты после этого – “мозглячка”? Или бестолочь?
– Не тебе решать, ладно?
– Ладно, – согласился он. – Так тебе нужны бойцовые навыки?
– Ты обещал!
– Подумать.
– И что?
– Есть сложности.
– Все те же, да? Пфу!..
– Не только, – сказал Вадим. – Точнее, дело вовсе не в этом. Я уже говорил: важна не сама близость, а твое отношение к ней.
– Короче: “чего тебе надобно, старче”? – спросила Юлька. – Ты меня уже достал!
– Доверия.
– А ты-то сам мне доверяешь?
– Нет, – ответил он. – Но это и не нужно.
– Хорошо, а что ты понимаешь под “доверием”? Ну хочешь, я доверю тебе девичью честь? Или жизнь?
– Не хочу, – отказался он.
– А что?
– Пустячок.
– Ну?
– Душу.
– Приехали, – сказала Юля. – И на мою душу нашелся покупатель. Значит, ты дьявол?
– Со стороны видней, – пожал он плечами.
– “Вы не стойте слишком близко, – процитировала она. – Я – тигренок, а не киска!” Не боишься?
– Мышонок ты, – хмыкнул Вадим, – в медвежьей берлоге. Помнишь: “Не подходи!”
– Между прочим, – внезапно вспомнила девочка, – а по кому ты врезал – там, в подземелье? Я ведь потом заметила на ломе кровь.
– По собачке.
– Чего?
– По своей “комнатной собачке”, – уточнил Вадим. – Если я – дьявол.
– Так то была крыса? – С сомнением Юля покачала головой: – Нет, удар был слишком… слишком… – Она покрутила в воздухе пальцами, подыскивая слово.
– Увесистым? Крыска того стоила.
– Ты словно бы стол развалил. На сколько ж она тянула?
Вадим прикинул, вспоминая тяжесть удара и его последствия.
– На полцентнера либо больше. Еще та крыска!.. Хорошо, одна.
– Посмотреть бы.
– В следующий раз прихватим с собой камеру, – засмеялся он, – и попросим их сесть поплотней, в два ряда. А затем поставим перед ними сыр.
– Сыр-то зачем? – не поняла Юля.
– Для улыбки… Ладно, мы отвлеклись. Так как там насчет души?
– Что ли, расписку дать? Так я могу, даже и кровью, – вот только месячных дождемся, ладно?
– Ну, как хочешь, – безразлично сказал Вадим, откидываясь в кресле. – Чаю еще налить?
Не дожидаясь ответа, он наполнил обе чашки до краев.
– Ладно, чего ты? – сказала Юлька. – Уж пошутить нельзя!
– Да ради бога – кто бы возражал.
– Ну ладно, чего мне надо делать, а?
– Прежде всего: прекратить выпендреж. Я ж не Тим, на это не клюну.
– Уже прекратила. Дальше?
– Раздеться. Совсем.
– Ну наконец! – оживилась девушка, спешно принимаясь за дело. – Я свежевымытая, ты не думай.
– Я что, похож на мыслителя?
– То-то, что похож! – Хихикнув, она уселась голым задом на столик, чуть не в посуду, и с усилием принялась стаскивать с себя тесные джинсы. На всякий случай Вадим убрал от нее подальше дымящиеся чашки и блюдо с пирожными. Затем, прикинув, освободил столик от прочей снеди.
– Дальше что? – слегка задыхаясь, спросила Юля. – Ложиться? Где?
– Сначала встань. В полный рост, сколько наберется.
– Хочешь провести ревизию налички? – догадалась она. – Да пожалуйста, чего мне скрывать!
Подобрав под себя ступни, девочка распрямилась прямо на столике, затем широко расставила ноги и закинула руки за голову, будто сдавалась блюстителям.
– Ну, – спросила она, глядя на Вадима исподлобья, – какие ваши впечатления?
– Замечательные.
– А поконкретней?
– Ножки – прелесть, – не спеша заговорил Вадим, – попка – загляденье, талия – обзавидуешься, “хороши также грудь и улыбка”…
– Ладно, кончили расшаркиваться! – хмуро распорядилась Юля. – Давай по существу.
– А если по существу, то какой из тебя боец, сама подумай? – со вздохом сказал он. – Это только в кино подобные милашки запросто прошибают кулачками стены. И даже не в кулачках загвоздка – их-то еще можно укрепить. А вот с прочим что делать? Когда лупишь рукой, по телу будто волна проходит, разгоняясь от ступней через несколько мышечных поясов и суставных узлов, пока не ударяет в кулак. А у тебя волна погаснет уже на талии – про плечи и локти даже не вспоминаю…
– Чего ж делать-то? Мне надо!
– Если у тебя и поднакопилось мясцо, то лишь на бедрышках да ягодичках. Наверно, бегаешь много?
– Точно, – подтвердила девочка и похвалилась: – Я еще та лошадь, не угонишься!.. И танцевать люблю.
– К тому же растяжку я тебе обеспечил, – добавил Вадим. – Так что главный упор придется делать на ноги.
– Лучше бы – между.
– Ладно, ложись.
– Где?
– Да здесь же, где сидишь.
Послушно девочка разлеглась на прохладной столешнице, забросив руки за голову. Длины столика как раз хватило ей от локтей до коленок, а предплечья и голени свисали, немного не доставая до пола. Повернув голову, она посмотрела на хозяина – с надеждой и опаской.
– За кого меня принимаешь, – полюбопытствовал он, – за колдуна?
Юля молча кивнула.
– Ну, дожил!.. И не боишься?
На этот раз она не шелохнулась.
– Что же, trust me и лови кайф – если сможешь.
Поднявшись, Вадим “аккуратно, но сильно” привязал ее запястья и лодыжки к ножкам столика, словно бы специально предназначенного для ритуальных распятий. (Видел бы ее сейчас Тим!) Потушив верхний свет, он установил по сторонам ее талии и меж колен три высоких мерцающих свечи, добавляя сцене мрачного уюта и торжественности. Затем снова спросил – больше для очистки совести:
– Так ты на все готова?
– Абсолютно!
– Тогда держись.
Сходив на кухню, Вадим вернулся, неся в одной ладони горку натертого сыра, в другой – нахохленного притихшего мышонка. Увидав зверька, Юля содрогнулась, но тут же закусила припухлую губку. А чего она ожидала – что он будет резать над ней черного петуха?
– Теперь представь, – заговорил Вадим, – будто это и есть тот громадный, хищный, напавший на нас Крыс-людогрыз, гроза темных Подземелий, и попытайся понять его, проникнуться им – может, даже полюбить… Не передумала?
– Н-нет, – выдохнула она.
Небрежно Вадим рассыпал по ее озябшим животу и груди сырные стружки, а поверх вздрагивающего пупка усадил бесстрашного мыша, для начала тут же принявшегося умываться. Приподняв лицо, девочка уставилась на кухонного зверя, задеревенев всем распятым телом, и в ее взгляде читалось что угодно, кроме понимания и любви.
– Расслабься, – тихонько посоветовал Вадим, в два приема сбрасывая с себя одежду. – Что тебе еще остается?
Присев позади Юли, он взял ее небольшую голову, мягким нажимом уложил обратно и склонился над ней – глаза в глаза. Затем сдвинул руки вперед, локтями подперев Юлин затылок, а ладони осторожно разместил на нежных грудках – просто для лучшего контакта.
– Слушай меня, девонька, – зашептал монотонно, не разрывая взглядов. – Мне не нужны ни твое подчинение, ни твое поклонение, ни твой страх, ни твоя любовь – только доверие, ничего больше. Я не господин тебе и не раб, я частица твоя, как и ты – моя. Проникнись этим и откройся. Все мы зависим друг от друга и все – разные…
Слова этого импровизированного заклинания мало что значили, важно было только настроить сознание Юли надлежащим образом, а “колдовать” она будет уже сама. Малышка и ждала от Вадима чего-то подобного, какой-нибудь скл адной красивой сказочки, он почти читал этот текст в ее глазах, словно на суфлерном экране, – но девочка-то принимала его бормотание за истинное колдовство!
Вадим и сам не заметил, как его шепот, постепенно набирая силу и выразительность, превратился в негромкий, сдержанный, мелодичный плач, странный гибрид мужских рыданий с песней, не свойственный ему ни по стилю ни по характеру, но тем сильнее впечатливший единственную слушательницу. Слов в этом сонге-плаче (“этот стон у нас песней зовется”) уже не осталось – только энергетика чистых эмоций.
Как видно, сегодняшние гонки, вкупе с привычным уже дневным приемом сотрудников, изрядно потрепали злосчастное мысле-облако, сколько Вадим ни отстранялся, – а может, именно поэтому. Однако его хватило, чтобы протянуться к Юле и обволочь ее сознание, словно бы туманом. Она действительно открылась Вадиму, однако глубоко проникать он не стал: во-первых, его туда не звали; во-вторых, это и не требовалось. Всеми доступными средствами Вадим выстраивал в чужом сознании некое подобие собственного, отпечаток или матрицу, чтобы укорениться там накрепко и уже по этому мостику, протянувшемуся между двумя подобиями, устремить жизне-силу, будто плазму по ионизированному каналу.
Запрокинув голову, девочка завороженно смотрела на Вадима, и сам он будто впадал в транс. Изнутри на него наползала тьма, и повинуясь ей, Вадим начал медленный танец, двигаясь в такт собственной песни. Теперь это и вправду смахивало на камланье, только вместо обычных шаманских выкрутас Вадим разворачивал длиннейшую цепь бойцовских приемов, постепенно их усложняя. Он знал, что каждый его жест, каждый взмах впечатывается во взбудораженное сознание Юли, будто прочнейшее из заклятий, и что наброшенная на девушку колдовская матрица-сеть, собственное его отражение, подпитываясь его же жизне-силой, быстро проникает в глубину ее персонального Порядка, формируя новые рефлексы. Похожим образом, наверно, поступали с жертвами садисты, только там энергия двигалась в обратную сторону, обессиливая несчастных. Зато как кейфовали убийцы!..
Отмеренными порциями тьма пересылалась Юле по хрупкому мостку, усваиваясь в ее сознании, насыщая ячейки глубинной памяти, о которой не все и знают; формируя новые и прочные сцепки нейронов, будто сигналы прогонялись по ним годами; пропитывая все клетки, словно пресловутая “мертвая вода”. И Вадиму виделось, как под хрупкой плотью девочки будто проступает стальной каркас, когда в послушном и взрывчатом теле оружием становятся любые твердые части: колени, локти, затылок, не говоря о кулаках и пятках. Некогда и Вадима вот так же зарядили многими программами, от сенсорных до боевых, – впрочем, в тот раз обошлись без демонстраций: просто накачали по самые ноздри, а переваривать предоставили самому. Кажется, он занимается этим поныне.
Наконец странный его танец подошел к завершению. Не то, чтобы Вадим перебрал все знакомые приемы, но для большинства ситуаций достаточно и такого, а лучшее, как известно, – враг хорошего. Надежней обходиться минимумом – во всяком случае, пока не влезаешь в это дело с головой, как это приходится делать профи.
Слегка запыхавшись, Вадим снова опустился на колени возле Юлиного изголовья, высвободил ее руки. Сейчас же девочка ухватила его за уши, притянула голову к своему лицу, хотя за все время они и так не расцепили взглядов.
– Ну ты дал! – сказала тихо.
– Ну ты взяла! – откликнулся Вадим в тон, словно отозвался на пароль.
Странно, но ее тело тоже отблескивало в неровном сиянии свечей, словно полированное, – а на ней-то с чего было проступать поту, если с начала сеанса Юлька не шелохнулась?
– Проверять не буду, – добавила она. – Верю на слово. К тому ж умоталась, как… Ничто не дается даром, верно? Я будто постарела на эти годы, которые мы сейчас перескочили, – судьбу не обманешь, нет…
Закинув тонкие руки, девочка вдруг притиснула его лицо ко своей взмокшей груди, будто захотела все-таки “смешать пот”. Не удержавшись, он слизнул пару капелек в уютной ложбинке и вздохнул с сожалением: большего нам не дано, увы. Разные категории.
– Пойдем-ка тебя ополосну, – сказал Вадим ворчливо. – Пока не начала разлагаться. “Живого мыла”, правда, не обещаю – как и безразмерного корыта.
– А где зверюга? – вдруг вспомнила девочка. – Никуда не забрался?
– Сбежал давно! – засмеялся Вадим. – Ты по размеру ему не подходишь. – И повторил вслух: – Разные категории.
На удивление тихая, беспрекословно подчиняясь его рукам, Юля позволила себя отмочалить в простом тазу, затем и одеть – словно малявка-дошкольница, опекаемая заботливым папашей. И так же послушно отправилась домой, не требуя новых развлечений.
Проводив ее до самого “бегунка” (“подмазанная” норушка-вахтерша очень натурально изобразила спящую), Вадим уже собрался залечь, когда в дверь неожиданно поскреблись. И кто это, интересно? На облаву домовичков походило мало, к тому же те обычно являлись с собственными ключами; а гостей посимпатичней он спровадил. Недоуменно хмурясь, Вадим пошел открывать.
В темном проеме стояла Алиса, завернувшись в просторный шелковый халат с капюшоном, предусмотрительно надвинутым на самые глаза.
– Решил сачкануть напоследок? – осведомилась она. – Ну-ка пропусти!
Без церемоний женщина скользнула мимо Вадима в комнату, и тому осталось только запереть дверь и последовать за ней. Алиса уже уютно расположилась в его потертом единственном кресле, поджав голые ноги и сбросив капюшон с пушистой головы.
– Забыла халат раздвинуть, – ворчливо заметил Вадим. – Квалификацию теряешь.
– Вот так? – коротким рывком она обнажила грудь до сосков. – Могу и вовсе снять, мне не трудно.
– А то не знаю. Так чем обязан?
– Ответный визит, – ответила Алиса, дежурно улыбаясь. – Не все же тебе нас объедать?
Вадим пожал плечами:
– Могу предложить чаю с черными сухарями. Устроит такая экзотика?
– Почему нет? С детства обожаю сухари.
– Тоже мне – Шувалова! Откуда такие плебейские замашки?
– Так экзотика же! В наши распредетели сухарей не поставляют.
– Будь я завистлив, сказал бы: зажрались. Впрочем, рад угодить. Будут еще пожелания?
– По-твоему, зачем я пришла? Ты же из меня наркоманку сделал! Иногда даже думаю…
– Что?
– Так, ничего.
– Ты мне льстишь, – Вадим недоверчиво усмехнулся. – Неужто какой-то массаж, к тому же исполненный дилетантом, может сравниться с почетом и благополучием лучших наших братьев, членов “золотой тысячи”?
Фраза вышла двусмысленной – а впрочем, он этого и хотел.
– Разумеется, нет! – со внезапной злостью откликнулась Алиса. – Это ты себе льстишь! Думаешь, я пошла бы за тебя?
– В чем дело, beauty? – помолчав, спросил он. – Ты что, поссорилась с Марком?
– Конечно, нет – разве с ним можно поссориться? Но…
– Давай, Алиска, колись – ты же пришла не ради массажа! Во всяком случае, не только.
– С недавних пор я стала его побоиваться. Он сделался какой-то одержимый, беспощадный. И глаза будто заледенели… Порчу на него навели, что ли?
– Ну да, еще про сглазы расскажи! С каких именно пор?
– Вот как перевели его в пастыри…
– Что особенного: человек нацелился на большую карьеру. Открылись новые горизонты, невиданные перспективы.
– Да что я его, первый год знаю? Если б дело было только в этом, у него глазки бы разгорелись, как у волка. Он же всегда был азартен – игрок!
– Ну, милая, все меняются с возрастом.
– Кроме тебя.
– Не обо мне речь… Что-нибудь еще?
– Последнее время он не ночует дома.
– Действительно, ужасно.
– Можешь смеяться, но без него в квартире еще страшней. Вот и сегодня…
– И поэтому ты решила заночевать у меня?
– Ведь это ты запугал меня своими пророчествами!
– Я только предупреждал не шляться, где попало.
– Во всяком случае, до утра я отсюда не уйду.
Вадим посмотрел на гостью внимательней: кажется, она говорила всерьез, – поинтересовался:
– А ежели домовята нагрянут?
– В такое время? Конечно, они придурки, но не настолько же!
– Хорошо, – уступил Вадим. – К счастью, от прежних времен у меня сохранилась раскладушка.
– Уж не думаешь ли ты, будто я стану спать отдельно?
– Предлагаешь вообще не спать?
– А если я пообещаю не приставать?
– Что, и сдержишь? – не поверил Вадим.
– Я когда-нибудь врала?
– Да постоянно – с экранов.
– А тебе? Ну, вспомни!
Пожав плечами, он разложил старенький диван, уже отвыкший от таких трансформаций, и добыл из шкафных глубин резервную подушку и одеяло. Впрочем одеяло оказалось лишним – едва улегшись, Алиса отбросила его даже с негодованием, и только Вадим опустился рядом, как женщина прижалась к нему всем горячим телом, крепко обхватив руками.
– Осуществляются мечты, – снова пробормотал он. – Тебя не остудит, если я признаюсь в любви к другой женщине?
– Какие глупости! – напористо зашептала Алиса в самое его ухо. – И ты можешь думать об этом, когда я рядом? Знаешь, сколько зрителей обо мне грезят? Опомнись, дурачок!
– Так они ж видят свою мечту только выше пояса.
– А чем тебя не устраивает моя нижняя половина? – возмутилась она. – Ну-ка, ну-ка!..
– Похоже, предстоит веселая ночь, – со вздохом посетовал Вадим. – Давай-ка я лучше займусь массажем.
– Лучше бы трусы снял. Я-то ведь голая!
– Для массажа это не обязательно, как сказал бы Марк. К тому же мои трусы – единственное, что нас пока разделяет. Дальше отступать некуда!..
Действительно, ерзая по нему грудью и бедрами, женщина к этому времени улеглась на Вадима целиком, почти касаясь губами его рта, – для массажа позиция нетрадиционная, прямо скажем. Чтобы притушить ее натиск, Вадим принялся разминать крутые формы гостьи, куда только мог дотянуться, вежливо отвечая на голодные поцелуи. Как ни странно, Алиса отчасти соблюдала договор, а может, просто боялась отпора, и последнего рубежа не нарушала – иначе б он не поручился за свою восставшую плоть. Но и без того ночка выдалась на славу: если Вадим и сумел прикорнуть, то с часок, вряд ли больше. А уж все прочее время было заполнено ее пылкими касаниями да горячечным шепотом. И нельзя сказать, что Вадиму не нравилась такое соседство, хотя беспокойное. Эти запахи, соки, ощущения – господи!..
Выныривая из дремы, он автоматически возобновлял массаж, избегая немногих запретных зон. Правда, в такой близи это все равно больше походило на ласки, да и эффект давало не меньший. Сейчас Вадим воспринимал женские всплески всей кожей, и это помогало ему в подборе средств, зато и самого шибало по нервам. Почти наверняка он знал, что потом будет сожалеть об упущенном шансе – может быть, последнем для них с Алисой. Однако так и не смог переступить через свою паталогическую верность – как будто она нужна ушедшим!..
А в промежутках между взлетами Алиса разражалась пространными монологами, благо темнота способствует откровенности. К своему удивлению, Вадим узнал о ней немало нового, даже неожиданного – и не только о ней. Некоторые подробности здешней жизни, которые он до сих пор брезгливо обходил, теперь явились ему во всей первозданной дикости. И о Студии Вадим услышал немало, и о Режиссере, и о Марке, и о других. Действительно, компашка подобралась еще та!.. На их фоне даже Вадим показался бы агнцем божьим – неудивительно, что Алиса к нему благоволила: для равновесия, должно быть.
На таком подъеме чувств женщина не скрывала, похоже, ничего, а порассказать ей было о чем. Короткими тихими репликами Вадим направлял словесный поток, подбрасывая темы позанятнее. А заодно пытался понять: если уж там сплошь подонки и жизнь рядом с ними так мерзопакостна, отчего же Алиса влезает туда все глубже – словно зачарованный кролик в пасть удаву. Что ее влечет: тщеславие, материальные блага, инерция? А может, причина в отсутствии полноценных целей и смысла? Но захочет ли она это, когда предложат? И даже если примет, что перетянет – душевный комфорт или бытовой? Или она уже заигралась бесповоротно и назад пути нет?
– Одного не понимаю, – внезапно сказал Вадим, – к чему эти пластиковые вставки в тивишниках? И ведь не раскурочишь!
– А ты, конечно, пытался?
– Ну-дык… Самое смешное, что на качестве приема они не сказываются никак – уж как я ни проверял.
– Господи, ну стоят себе и стоят… И вообще, это не по нашему ведомству.
– Перелопатить каждый тивишник в городе – представляешь, во сколько это встало? – спросил он. – Может, какой-нибудь гипноблок? Недаром же от ваших передач народ так дуреет? Вы ему скоро последнюю извилину выпрямите!
– Искусство должно быть простым и доступным каждому…
– Идиоту? – перебил Вадим. – Наверное, оно не должно быть слишком усложненным, иначе кто его востребует? Но ориентировать на самый низ, делать одномерным и однослойным… Да это же вредительство, преступление против нации!
– Но ведь людям нравится?
– Как будто им есть из чего выбирать!
– Ой, да бог с ними, со всеми…
– А ты не могла бы разузнать подробней про эти вставки? Ну поспрашивай среди своих!
– Ладно, ладно, – проворчала Алиса, беззастенчиво втираясь в него заповедными местами, от которых по обоим телам будто растекался сладостный яд. – Ты работай, не отвлекайся!
Как ни был Вадим сегодня опустошен, в конце концов все же сумел довести Алису до “большого взрыва”. Правда, и сам едва на нем не подорвался, хотя благоразумно отсиживался в укрытии, за смешными своими трусиками. Спасло, что называется, чудо… или везение.
– Что ты со мной делаешь, а? – простонала женщина, задыхаясь.
– Я? – откликнулся Вадим. – Ничего. И вообще, это не я.