Иванов Сергей Григорьевич. Мертвый разлив

   Начать с того, что здесь сохранились и даже умножились витрины, а разнообразие выставленных на них товаров озадачивало, если учесть обособленность губернии. Как-то, еще задолго до Отделения, Вадим угодил с экскурсией на ВДНХ и обнаружил там столько нового, ни разу не виданного в магазинах, что ощутил себя, словно в музее. А фирменные каталоги разглядывались тогда, точно альбомы шедевров. Самое смешное, что такая ситуация даже не казалась абсурдной – настолько с ней свыклись. Сейчас, по крайней мере, Главы не дразнили народ недоступными “достижениями”. Зато с этим вполне справлялся “параллельный мир”, вдруг ставший очень близким, несмотря на ограды.
   Поражало число тренаж-залов: формирующих, растягивающих, натаскивающих (а еще: массаж-салонов, соляриев, бассейнов), – при том, что крутарская элита, от вожаков и выше, наверняка тренировалась на собственных базах. Но остальным проще было нагружаться здесь, без отрыва от паствы. Наверняка на этом кормилось немало частников, и попробовали бы крутари не платить!.. Может, и Вадиму стоило открыть собственную школу? Тем более, конкурировать в таких делах с ним мало кто мог. Вот только сумеет ли он управляться с учениками, как с Юлей? И не промахнется ли с клиентурой?
   Пся крэв! – оживился Вадим. А почему не набрать женскую группу – мало ли подружек у тех же крутарей? По крайней мере, это уравняет шансы: у девочек-то куда меньше сил и упорства. Одна лишь красота – влекущая, уязвимая… ну еще чванство не по годам и уму. Впрочем, умники как раз не спешат объявить быдлом тех, кто не отягощен барахлом или слугами. У нас другая система ценностей, да… (“Непостоянная у нас любовь!”) Тогда почему это меня заботит? Стану объяснять каждой, что не в богатстве, мол, счастье и не во власти, начну “бросать жемчуг”? Господи, зачем! Это ее проблемы и ее головная боль, а моя – уберечь кисок от агрессии. Вдобавок смогу угодить в такой цветник… насытив свой эстетизм даже без злоупотреблений, на одних лишь взглядах и неизбежных касаниях. И не придется таскаться за этим к Алисе и бередить без смысла Юлю. Чем ни замена сексу? Вах, у каждого свои проблемы!..
   Наудачу Вадим ткнулся в ближайшую лавчонку, изобретательно втиснутую в подъездный вестибюль. Конечно, и внутри обилие ассортимента не шло в сравнение с убогими кормушечными наборами. Продавалось здесь все, от лекарств до белья, а в глубине помещения Вадима умилил аккуратный стеллажик с книгами и антиквариатом. В углу даже устроили минибуфет с единственным столиком. (Если и вправду “свобода – возможность выбора”, то здесь ее больше на порядок.) Однако покупателей не было ни одного, и сам торгаш куда-то запропастился. Наверное, скучал во внутренней комнатке, оборудованной под склад. Его счастье, что сюда не заглядывают крепостные: они живо подобрали бы, что плохо лежит. А плохо лежит то, за чем не смотрят каждую секунду или что не приковано надежной цепочкой, – “по-моему, так”.
   – Ау, хозяин! – позвал Вадим. – “Как поживает ваш скот?” В смысле, как торгуется-то?
   “И за сколько губернию продали?” – добавил он мысленно, когда разглядел появившегося в дверях торгаша – явно не старожила. Им оказался сухощавый горбоносый мужчина в очках и при эспаньолке, смахивавший на киношного меньшевика. Без суеты он выбрался из-за прилавка, с пристрастием оглядел Вадима. Не торопя события, тот ждал, давая частнику составить впечатление – словно принюхивающемуся псу. Сейчас Вадим никого из себя не строил, а потому опасений не внушал, несмотря на габариты. У торгаша было задумчивое, интеллигентское лицо, а такие обычно проникались к Вадиму если не доверием, то симпатией. К тому же он явно происходил из спецов, с которыми всегда найдутся общие темы. Правда, по нынешней одежке Вадима лучше было не встречать: вахлак вахлаком – не то беглый коммунар, не то маргинал.
   – Так себе, – наконец откликнулся торгаш. – С каждым годом хуже.
   – Не в прок, значит, кровь младенцев и страдания безответных старушек? – поддел Вадим. – Небось, и на подневольном труде наживаетесь? Стонет рабочий люд под гнетом-то?
   – Ага, – хмыкнул хозяин. – Знал бы я, как трудно эксплуатировать наших трудящихся, и связываться бы не стал. Кто мне скажет, где сохранились они: честные, работящие, умелые, – разве только в легендах!..
   – Что значит другой угол зрения! – заметил Вадим. – Давно ли сами ходили в наемниках?
   – Потому знаю: главное достижение семидесятилетия в этой стране – людей отучили работать. Действительно, воспитали “нового человека”! Какие интересные породы образовались, вы заметили? Для одних оскорбительны любые попытки заставить их работать. Другие в принципе не способны трудиться качественно: халтурят, как живут. Третьи – ловкачи, почитающие за доблесть обобрать или обжулить нанимателя… будто они диверсанты, засланные сюда Крепостью.
   – По-моему, это обычное жлобство, – вставил Вадим. – То, что отличает лакеев от настоящих слуг, воспетых классикой.
   – Четвертые – запойные. Только накопят деньжат, тут же испаряются на неделю-другую-третью, пока не просадят вчистую.
   – В Крепости их поили лишь по вечерам, а тут сорвались с цепи, – пояснил Вадим. – Издержки изобилия.
   – Есть и вовсе странные: вроде способные, порядочные, знающие, – но не будешь стоять над душой, с места не сдвинется. Не нужно ему ничего, понимаете? “Лежачий камень”, и только!
   – Беда наших интеллигентов, – согласился “благодарный слушатель”. – Их столько лет насиловали либо вели за ручку, что многие разучились заставлять себя сами.
   – Насколько понимаю, – проницательно заметил хозяин, уже оценив Вадимовы лохмотья, – покупать вы ничего не собираетесь?
   – Отчего ж, – приосанясь, Вадим выудил “из широких штанин” монету. – У меня и денежка есть, видите? – Он ухмыльнулся: – На чай-то хватит?
   – На самовар, – хмыкнул начитанный торгаш. – Я серьезно – она же с платиной! Хотите, разменяю? А чаем напою за красивые глаза.
   – Тогда сохраню, как сувенир. Третьего дня нашел, в Крепостной роще, – похвастался Вадим. – У вас, небось, платиной не разбрасываются?
   – Уж наслышаны про вашу роскошь! – хмыкнул хозяин и отправился готовить угощение: видно, заскучал в одиночестве, а за приятное общество тоже положено платить – рынок! “Пошла муха на базар…”
   Чтобы не оказаться в нахлебниках, Вадим снял со стены старенькое банджо, невесть какими путями сюда угодившее, и стал тихонько на нем наяривать, в подборе мелодий руководствуясь реакцией единственного слушателя. К тому же вкусы их не слишком разнились, как и возраст: зрелым мужикам не повредит немножко ретро – эдакий гибрид классического джаза и битлов, с вкраплениями Ободзинского, Мондрус, даже Бернеса. Такой репертуар быстро хозяина растопил. Через немного минут Вадим уже знал, что зовут его Эмиль, что у него имеется любимая жена и почти взрослая дочь, что жизнью он, в общем, доволен, насколько это мыслимо сейчас, и что “не в корысти бог, но в правде”. К тому же торгаш оказался не лишен творческой жилки и к основному делу относился без лишнего азарта. Ему больше нравился процесс, чем результат – если таковым полагать выгоду. А к большим деньгам он не стремился, потому как по нынешним порядкам это лишняя головная боль. Тут как с колесником: хороший уведут, а плохой сам замучит. Крутари, конечно, покрывают, но до известных пределов. Слишком много еще уцелело шакалов, не изведенных крупными волчинами. И бродячих крутарей, не прибившихся к стаям, тоже хватает. Кто предскажет, что может взбрести в их буйные головы в следующий час? Да и волчины бывают разные, а трения меж ними не улеглись. А ну как опять затеют передел!..
   Разместившись за столиком, Эмиль длинными руками доставал с прилавка симпатичные чашки, плошки с конфетами и печеньем и очень умело, даже изысканно сервировал столик – в общем, из ерунды. В здешней тесноте тоже были свои плюсы, как на кухоньке Вадима, и заняла вся подготовка считанные секунды.
   – Видите ли, Вадим, – уже с задушевностью говорил Эмиль, прихлебывая чаек, – из дураков всегда хуже тот, кто не отделяет себя от умных. И так же не бывает истинных мастеров, не способных оценить работу коллеги. Если не можешь отличить конфетку от дерьма, какой же ты умелец? Я не говорю, что люблю конкурентов, но с ними интересней.
   – Как говаривали раньше: “не можешь избежать насилия – расслабься и лови кайф”, – заметил Вадим. – Это не из той же оперы?
   – Конечно, грызня идет знатная: каждому нужно место под солнцем! Однако постепенно она входит в рамки, устаканиваются некие правила, понимаете? Кто не соблюдает их, того выживают, уже почти выжили. Даже среди крутарей это заметно.
   – Правда? – удивился Вадим. – А со стороны они смотрятся все грознее. Вооружаются на глазах: латы, клинки, огнестрелы, – прямо гонки устроили, словно ядерные державы. Может, с вашей “колокольни” не все видно?
   – Ну, если дело доходит до войны, тут держись! – закивал торгаш. – А какие разборки устраивались лет пять-шесть тому – это ж песня, куда там Чикаго времен депрессии! С улиц не успевали убирать трупы, а пули вокруг чирикали, точно воробьи. Однако сейчас, слава господу, как-то утряслось: худо-бедно разделили сферы и на чужое по-крупному ртов не разевают. Лишней крови не хочется никому, во всяком случае из князей – а там всплыли не самые глупые. Конечно, втихаря подгребают под себя, кто сколько сможет, и встречный полив идет по многим кабелям, якобы самостийным. У иных холопов и теперь чубы трещат, поскольку не все ушли от уголовщины. Некоторые до сих пор норовят прирезать скотинку, а не стричь излишки, растягивая на годы, – если покажется слишком жирной. Однако на поверхности “все путем” – нормальное сосуществование, не исключающее подспудной борьбы, как и положено меж цивилизованными державами. И каждая рекламирует себя, точно невеста на выданье. Какие доводы только не пускают в ход: от выгоды до родства – национального или конфессионального. “Нашизм” расцветает махровым цветом!..
   Насколько Вадим слышал, одна из влиятельных крутарских стай собралась именно по этническому признаку, причем тамошние вожаки мнили себя большими праведниками и пытались сгрести под свое крыло всех здешних единоверцев и соплеменников, странным образом мешая одних с другими. Кажется, этот принцип очень не нравился и Эмилю.
   – И что мне в их праведности? – вопрошал он. – Надоели эти разборки: кто тут богоизбранная нация, а кто нет, – провались все к аллаху! Еврейский нацизм ничуть не лучше другого, как и черные расисты недалеко ушли от ку-клус-клановцев. Когда начинают диктовать, какому богу молиться и за кого выдавать дочь… Какая мне разница, кому платить, – лишь бы меньше! А сейчас уж и блюсты подкатывают – вот кого нам не надо. Как бы не полетело шаткое равновесие к пророкам!.. И вправду, что-то меняется последнее время. Новую волну, что ли, катят – только вот кто, откуда? Не дай бог, опять раскочегарят войну! Мало было прошлых…
   Конечно, говорил не только Эмиль. Как и положено в свободной зоне, обмен шел на равных: Вадим без сожаления делился сведениями о Крепости (взгляд изнутри), скопом выдавал все известные управительские “секреты” (слышал бы его режимник!), сыпал новостями, прогнозами, даже подозрениями; а взамен получал, чего не знал сам, – однако точно отмеренными порциями, баш на баш. Эмиль не был хапугой, скорее радушным хозяином, и угощал Вадима без ограничений – но только сластями и напитками. Информация же считалась товаром, а тут расточительство недопустимо. Впрочем Вадим не был в претензии, разжившись немалым.
   – Сами посудите, – доверительно говорил Эмиль. – Крутарей содержим мы (заслуженно или нет – другой вопрос), а вот кто, по-вашему, платит нам? Нельзя же все выстроить на торговле да услугах – нужен базис!..
   – Как у Маркса, что ли?
   – Так получилось, что городские фирмы, вкупе с выпестованными гуртами, отошли Крепости. Я тут не виноват – меня не спросили! Как они еще живут, я поражаюсь… Конечно, в этом городе не успели наплодить монстров, как в больших столицах, которым волокли все и отовсюду, словно какому-нибудь Минотавру. Но и ваши не протянули б под колпаком долго, если бы не было отдушин. Каких, спросите вы? Понятия не имею! Я немножко смыслю в контрабанде – так этих каналов я не знаю. И никто не знает, даже сведениями о них не торгуют – это здесь, где продается все! Значит, их просто нет, понимаете? – Торгаш зловеще похмыкал: – А с каким подъемом трудятся крепостные, какими сплоченными стадами следуют за “старшими братьями” и “отцами”, как жертвуют последним для общего блага, на какие подвиги решаются ради Семьи, какими темпами растет производство – все это я знаю, можете не рассказывать. При лучшем раскладе ваши заводики да кабэшки поагонизировали бы годик-другой и благополучно испустили дух. Ан нет: дышат, шевелятся, даже чего-то выдают на-гора! Может, за Бугром у Глав блат и полное понимание?
   – Тогда к чему такая изоляция? Если даже музыку не пропускают извне…
   – Кстати, – вдруг сказал хозяин. – А почему вам не спеть? Вы же умеете – меня не проведешь!
   – “Охриплый голос мой приличен песне”, – с ухмылкой процитировал Вадим. – По-моему, в вас рождается большой замысел.
   – Понимаете, сударь мой, я вовсе не ханжа, однако не хочу затевать предприятий, в какие не смогу допустить дочь: все эти стриптиз-трактиры, гейш-клубы, массаж-салоны!.. Но от хороших мелодий и вправду “легко на сердце” – так почему этим не торговать? Менестрель и вышибала в едином лице – согласен на двойную оплату.
   – И музыкант, – добавил Вадим. – И оформитель. А проповедник вам не нужен?
   – Все можно обговорить, – улыбнулся Эмиль, уже готовый перейти на деловые рельсы. – Репертуар, условия, гонорар… Нет? Жаль.
   – Дарю идею, – сказал Вадим. – Развесить по стенам Крепостные воззвания, плакаты, лозунги – от посетителей отбоя не будет. Одни прийдут, чтобы оплакать потери, другие – чтобы еще раз возликовать, поглазев с безопасного удаления на прежние дурости.
   – Не тот контингент, – с сожалением возразил торгаш. – Деньги-то больше у молодых, а они этого не помнят – и слава труду, если честно. Вот музыкой их еще можно увлечь…
   – Увы, но я уже, наверно, отпелся, – вздохнул Вадим. – Разве иногда буду наведываться сюда и отводить душу в узком кругу – конечно, если ваши домашние разделяют ваши вкусы. Теперь меня больше волнуют губернские тайны, коих множество. На чем стоит Крепость: на костях или на болоте? Кто отлавливает девчушек по дворикам да парчкам и пошто обращает в фарш? Что за пташки порхают ночами и по чьи души прилетают? Что делается в глухомани и каково жить там? Наконец, что такое Бугор и как его перейти?
   – Что такое Бугор? – повторил Эмиль, с удовольствием кивая в такт струнному наигрышу, которым его продолжал потчевать Вадим. – Сего не знают даже крутари, хотя только они туда взбираются. Некое загадочное явление, пропускающее через себя лишь товары, и то – с хорошим разбором. Желаете на него взглянуть?
   – Желаю, – признался Вадим, плавно переключаясь на новую мелодию. – И, полагаю, мне в этом помогут – к примеру, Валет, давний мой кореш.
   – О, вы знаете Валета! – уважительно сказал торгаш. – Конечно, это еще не король, однако очень, очень корректен – с ним приятно вести дела.
   – Значит, его еще не испортила власть.
   Вскоре и не без сожаления Вадим оставил гостеприимную лавчонку, дальше двинувшись чуть быстрее, поскольку время поджимало. Теперь он присматривался больше к крутарям, благо тех нельзя было спутать ни с кем.
   Рядовые крутари почти всегда стриглись бобриком, будто обтесывали черепа в кубы, и дополняли их квадратными челюстями или, за неимением, квадратными обесцвеченными бородками. К черным кожанкам, усеянным стальными бляхами, полагались просторные брюки из плотной ткани, скрывавшие раскачанные бедра (либо создававшие их видимость), и высокие бутсы со стальными носками и поножами. Серьезное оружие к ним попадало редко, а всякую мелочевку, вроде ножичков и кастетов, крутарики не жаловали сами, больше полагаясь на костистые кулаки, затянутые в толстую кожу, или короткие дубинки и тунфа, отобранные у блюстов. Дальность боя ограничивалась здесь длиною ног, поэтому управляться со всеми конечностями парни обычно умели неплохо, уже этим отличаясь от крепостных, то есть переходя в рязряд людей вооруженных, заведомо опасных.
   Однако в крутарском сословии еще следовало утвердиться, с нижней ступеньки поднявшись возможно выше. Посему свежезачисленные юнцы отличались чрезмерной драчливостью, частенько провоцируя других на оскорбления, лишь бы доказать себя. На этом этапе, сталкиваясь с настоящими опасностями, отсеивалось немало задиристых петушков. В худшем случае такие гибли либо поддавались позорной панике. В лучшем – пугались на всю жизнь, злобствуя и отыгрываясь на слабых. Для поддержания духа такие с утра накачивались медовухой, благо здесь на нее ограничений не было, и в серьезных стаях не задерживались, постепенно скатываясь на самое крутарское дно. Либо и вовсе возвращались в Крепость, под удушающее крыло управителей.
   С возрастом и повышением ранга детская эта самолюбивость обычно уходила, ссыпаясь подобно щенячьей шерсти, уступая место рассудочности и хладнокровию старых норманнов, для которых выгода была важнее глупого честолюбия – точнее, честь как раз и состояла в том, чтобы выгадать больше. Если крутарь оказывался неспособен к трансформации, то пребывал в “шестерках” до седых волос, сколь ни был силен и отважен, – и даже там его не подпускали к серьезным делам. Ибо как можно доверять человеку, который постоянно что-то доказывает? В делах вообще не место амбициям – как говорится, “мухи отдельно”.
   – Гуляешь? – раздался за спиной тягучий голос, звучащий точно из бочки. – А, Лосина?
   До боли знакомый вопрос – прямо родным повеяло! Вадим обернулся и обнаружил невдалеке приземистого крутаря в ранге вожака, чьи взгляды беспокоили его уже не одну минуту.
   – Э-э… Николаша? – предположил Вадим неуверенно: больно давно не виделись, да и знакомы были не близко.
   – Ник оль, – поправил тот. Действительно, звучало это пожестче. И внешне парень изменился разительно. Роста, увы, не прибавил, оставшись Вадиму по грудь, зато неимоверно раздался вширь и завесился такими громоздкими мышцами, что казался горбуном – что называется, “могучий карла”. Впрочем, это не прибавило ему добродушия. Извечная озлобленность коротышек, обделенных богом и обижаемых людьми. Зато и к финишу такие рвутся куда активней. Или же карабкаются по ступеням, “невзирая на лица”.
   – На кого пашешь, Лось? – спросил Николь с угрозой. – Только не говори, что ты крутарь!
   Недоуменно Вадим вскинул брови, затем сообразил. Так, подумал он усмехаясь, теперь меня принимают за тайного агента Крепости! И правда, если не крутарь, то кто?
   – На себя, – ответил он. – Не веришь?
   Наверняка, нет. Николь всегда тянулся к властным пирамидам, по которым так увлекательно карабкаться наверх, и не верил, что кому-то это может претить. Либо ты входишь в стадо, либо в стаю – третьего не дано. Одиночка – оскорбление установленным правилам, даже вызов. Значит, подлежит искоренению.
   – Кончай темнить, Лосина! – сказал крутарь. – Если не хочешь, чтоб тебя препроводили, куда следует.
   – А ты кто, Николь, – здешний блюст? – полюбопытствовал Вадим. – И давно их ввели? Или это твой личный почин?
   По набрякшему лицу коротышки понял, что угадал. Отчего-то тот никогда не жаловал Вадима, а теперь вдруг получил возможность сквитаться. Собственно, за что – за разницу в росте? Или за лишнюю самостоятельность?
   – Поговори тут! – повысил голос вожак, и сразу Вадим ощутил себя в перекрестьи настороженных взглядов, будто невзначай разбросанных по окружности. Вот так, парень. Хочешь осложнений? Давай: один на один, только ты и я… и моя стая! Да кто Вадим такой, чтобы вызывать на поединок вожака? Либо стадный телок, либо шпион, а с такими расправляются, не церемонясь. И Николь уже ухмылялся, предвкушая.
   – Вообще я ищу Валета, – поспешно сдал назад Вадим. – По его приглашению. Можешь проводить, я не возражаю.
   – Чести много, – разочарованно буркнул крутарь и отвалил, не прощаясь. Впрочем парочку подручных на хвост чужака все же подвесил, застраховался. А те не оставляли его до самого порта, куда Вадиму прямиком и направился, решив больше не искушать судьбу.
   Самого Валета в порту не оказалось. Однако через дежуривших там девиц, вполне добропорядочного вида, Вадим связался с ним по рации и настоял на немедленной встрече. Подъехав на приметном джипе, Валет подобрал бывшего приятеля вблизи заправки (служившей, насколько Вадим успел разглядеть, обычным местом для пересечения крутарей из разных стай) и тут же отъехал. Сегодня он выглядел не столь довольным, как при недавней встрече: его явно что-то заботило, – и пышные усы уже не топорщились так залихватски. Массивные плечи и грудь крутаря облегали пластиковые латы, только недавно вошедшие в моду у блюстов, а к бедрам крепились ножны и кобура из того же набора, отнюдь не пустые.
   – Никто за тобой не следил? – спросил он первым делом.
   – За мной? – удивился Вадим и пожал плечами: – Нет, я бы заметил.
   – А мелькал на заправке кто-нибудь из серьезных?
   Вадим подумал, добросовестно вспоминая. Вот не было печали!
   – Ну, была пара здоровячков на двуколесниках – похоже, знакомых между собой, – ответил он. – А потом подкатило длинное авто, набитое смуглявыми крепышами восточной наружности.
   Чувствовал себя Вадим странно: будто нежданно угодил в персонажи гангстерского боевика. Ощущение было любопытное, однако неуютное.
   – Похожи на ордынцев, да?
   – Вроде бы.
   Насупясь еще пуще, Валет задумался, потом принялся названивать кому-то по рации, без видимой системы кружа по переулкам и вполголоса кроя связь, а заодно – раздолбанные дороги, по которым скоро нельзя будет проехать иначе, как на лошаках.
   – Проблемы? – поинтересовался Вадим. – А, Валек?
   – Да так, – проворчал тот, – маленькие разборки между своими. Кое-кто решил заглотнуть лишнее.
   Наконец дозвонившись, он условился о встрече и, слегка успокоясь, направил джип к возникшей цели. Спросил:
   – Ладно, Вадик, что у тебя?
   Торопясь, пока не добрались до места, тот обрисовал ситуацию: о разлетавшихся по ночам “воронам” и о вчерашнем визитере, явно работавшим с “вороном” на пару. Валет слушал не прерывая, иногда сочувственно кивал.
   – Да, хреновато, – объявил он затем. – Можно попытаться кое-что прояснить, только это недешево станет. Сам понимаешь: дружба дружбой… А сейчас ты вроде заказчик!
   И в этом Валет переменился: раньше он помогал друзьям не задумываясь… на чем не однажды подзалетал.
   – Подойдет? – спросил Вадим, извлекая из кармана золотой перстенек, сохранившийся от прежних времен.
   – Ого! – Аккуратно Валет принял его двумя пальцами, глянул на свет. – Для начала, да? А там поглядим.
   – Но хоть какие-то догадки у тебя есть? Кто-то из ваших мог так раздухариться?
   – Понимаешь, Лось, сейчас и крутари уже разделились на породы. Кое-кто с полным правом вешает на гербы тигров, медведей или, как я, леопардов, а остальным лучше обойтись фауной помельче. Которые сомкнулись в стаи, смахивают на волков, а после них подбирают шакалы, подлые и трусливые. Эти не планируют надолго, их принцип: схватить и удрать. Но есть и вовсе гиены, трупоеды, при случае не брезгующие человечиной.
   – Что, в прямом смысле? – содрогнувшись, спросил Вадим.
   – Может, и в прямом: жрать-то надо, – подтвердил Валет со смешком. – Сейчас развелось столько сдвинутых! Играть по правилам не могут, а вне их у психов фора: уж они ни перед чем не остановятся. Беспредел – одно слово!
   – А про мясорубов, стало быть, ты так ничего и не знаешь?
   – Не наш профиль. К чему влезать туда, где не светит выгода, – к тому же нас это впрямую не касается.
   – Мне это нравится! – не сдержался Вадим. – Кто-то пускает девиц на гуляш, одну за другой, и никому нет до этого дела: ни блюстам, ни крутарям. Вы что, ждете, пока примутся за ваших подружек – тем более, они вполне подходят по параметрам?
   – Конечно, можно разобраться и с этим, – хладнокровно откликнулся крутрь, – но за отдельную плату. Хочешь?
   – Не напасешься на вас, – проворчал Вадим. – По-твоему, я клад нашел?
   – Или получил наследство, – хмыкнул Валет. – Раз не торопишься к нам. Другой же уровень, Вадичек, – ты посмотри!..
   – Спокойствие дороже.
   Они уже подъезжали к порту, где Валета ждало несколько габаритных парней, поверх привычных кожанок облаченных в такие же доспехи из пластика: шлемы, бронежилеты с наплечниками, поножи, наручни. Вокруг защитным кольцом, словно фургоны при освоении Америки, были расставлены бронированные двуколесники. Среди крутарей, кстати, оказались те двое здоровячков, которых Вадим приметил на заправке. А еще с одним он когда-то пересекался на тренировках, то ли билдерских, то ли бойцовых. Тот даже поздоровался с Вадимом вполне уважительно, видимо, приняв за своего: такого же крутаря, да еще приближенного к верхам.
   Действительно, из настоящих силачей в билдерах задержались немногие, как и в чистых бойцах. Большинство нашли применение если не своим мозгам, то мускулам, и теперь пытались выделиться в особую касту, сродни самураям или русским дружинникам, с жесткой иерархией и дисциплиной. А возглавляли их вожаки из самых зубастых либо самых деловых, которые со временем могли бы заделаться князьями да боярами, если бы на те же места не метили правители-крепостники. Удивительно, что в здешние авторитеты угодил и симпатяга Валек, – а впрочем, он всегда отличался предприимчивостью.