Иванов Сергей Григорьевич. Мертвый разлив

   Да уж, когда-то, еще на памяти Вадима, у людей был выбор. Пусть не богатый, но все ж таки. Тогда и книги еще не вышли из обихода, а ныне у многих ли они сохранились? С тех пор, как накрылись немногие местные издательства, а приток извне перекрыли…
   – Каждый раз забываю, сколько тебе лет, – сказала Алиса, завороженно на него глядя. – Ты вправду ровесник Марка? С ума сойти!
   – Заблудился во времени, – смущенно ухмыльнулся Вадим. – Иногда такое случается. Вообще, это несправедливо: только начинаешь понимать жизнь, как в мозгу уже возникают накатанные борозды и мысли катятся по ним, словно карусельные лошадки взамен настоящих скакунов. А жизнь тем временем уходит вперед, и от прежнего опыта мало проку.
   – Да уж, хорош! – Она взъерошила ему волосы. – Красишь?
   – Волосы? За кого ты меня держишь!..
   – Раньше у тебя было полно седых.
   – Кальция, видимо, не хватало, – объяснил Вадим. – Теперь сижу на одной морковке, а яйца пожираю вместе со скорлупой.
   Раньше у него и пропорции были иные, да и рост меньше. За последнюю дюжину лет Вадим существенно перестроил тело, и если б Алиса не виделась с ним так часто (и не любила себя столь сильно), то наверняка бы это заметила. Но не видит – и слава богам: хлопот меньше.
   – Это что, – не удержался он от похвальбы, – у меня еще и зубы растут!
   Алиса засмеялась, не поверив. Затем вдруг коснулась ладонью пояска, неуловимо двинула плечами – в единый миг халатик слетел с нее и закачались освобожденные груди. Все, как он хотел.
   – Нравлюсь тебе? – спросила Алиса, глядя на Вадима в упор. – Фу, какой смешной – невозможно! Хочешь, чтоб я тебя изнасиловала?
   Ее округлые мягкие формы лишились последних покровов, и заветные прелести Алисы теперь были выставлены, точно на витрине. Однако на теле оставалось так много разнообразной мелочевки, включая неуместные туфли, что она казалась не столько голой, сколько раздетой. Чтобы довести такую порочную, развращенную наготу до абсолюта, следовало, видимо, обнажить только запретные места, прикрыв остальное, – но тогда стало б уже не до массажа. Впрочем, в прежние разы Алиса не стеснялась встречать Вадима в одних чулочках (ажурных, на резинках) и корсете (весьма нарядном), якобы, не успев переодеться в домашнее, и благосклонно предоставляла довершать туалет уже ему. А иногда она любила разгуливать по квартире в бархатных, отороченнных мехом сапожках и просторной шелковой рубашке до середины ягодиц – все! Кому не нравится, пусть не смотрит. Такие вот странные игры.
   – Ладно, займемся делом, – сказал Вадим, со вздохом убирая гитару. – Ну-ка, милая, раскладывайся!
   Выпятив челюсть, он подошел, сел у Алисы в ногах, вдруг дернул за щиколотки – и с коротким визгом она опрокинулась на спину, теряя туфли. Наклонясь, Вадим, провел ладонями по ее бокам, животу, бедрам. Сосредоточился, вслушиваясь в пальцы, но сладостное трепетание плоти смазывало картину. На его касания большинство женщин реагировало избыточно сильно, словно он был заряжен по-иному, – однако Алиса и тут превосходила всех.
   – Кошка похотливая, – проворчал Вадим. – Расслабься, ну!
   – Ну хоть чуточку, – жалобно попросила женщина. – Ну Вадичек, ну родненький – kiss me!..
   – Смени пластинку, – строго велел Вадим. – Чуточкой здесь не отделаешься, будто сама не знаешь!
   Одним движением он перевернул женщину на живот и тем же способом прослушалее: от холеных ступней поднялся по плавному склону голеней и бедер, перевалил через упругие холмы ягодиц, скатившись к узкой пояснице; затем одолел новый пологий подъем – к тонким лопаткам, под которыми плющились все те же докучливые груди; и снова поехал вниз – к длинной шее, восхищавшей стольких зрителей и такой удобной для обхвата… Что за мысли? – Вадиму вдруг сделалось зябко. Что-то его беспокоило здесь – но что? По всему протяжению кожа была безупречна, никаких неприятных осязательных ощущений, гладить – одно удовольствие. И это при ее образе жизни – дал же бог здоровья, нет бы кому другому!.. Может, попробовать глубже?
   Вернувшись к ступням, Вадим тщательно исследовал розовые подошвы, зондируя нервные выходы. И здесь все было в норме – на удивление. Тогда он напряг пальцы и вновь двинулся по тому же маршруту. Но теперь проминал плоть до самых костей, разминая волокна, выравнивая позвонки. Это не было обычным массажем – во всяком случае, не только им. Своим мысле-облакомВадим будто пропитал тело Алисы и, не покушаясь на чужие владения, контролировал ее реакции, чтобы такой обратной связью подправлять свои действия. Уже давно он изучил здешнюю территорию, поделив на множество зон – в зависимости от мощности токов, сходивших с ладони. Женщина наконец обмякла, только чуть слышно постанывала сквозь стиснутые зубы. И снова, только Вадим добрался до ее шеи, как пальцы ощутили тревожный холодок. Что за черт?
   Перевернув Алису на спину, он разглядел на ее щеках слезы.
   – Ну-ка подбери слюни, – скомандовал Вадим. – Ишь, сладострастница!
   Всхлипнув, Алена безжалостно стиснула ладонями матовые полушария.
   – Будто трех мужиков через себя пропустила, – пролепетала она, с трудом ворочая языком. – Боже, тебе б над нашим “папочкой” поработать!..
   – Да ты уж поработала – под ним, – огрызнулся Вадим. – Тебя-то хоть трогать приятно… Слушай, – возмутился он, – где ты шлялась вчера? Какой-то гадости набралась – и разыщет же!
   Закончив с бедрами, Вадим благополучно обогнул грозный провал, поросший курчавым волосом, как следует потрудился над животом (покушать Алиска любила), затем принялся за окрестности грудей – если бы не его старания, такая масса давно бы провисла до пупка.
   – Захватано все, – ворчал он беззлобно. – Проходной двор, шлюха…
   Забывшись, Вадим снова коснулся шеи, и пальцы вдруг словно током скрутило, так плотно они сомкнулись вокруг, капканом вдавившись в нежную плоть. С трудом Вадим разомкнул их, отвел в сторону, выдохнул. Ну что, нужны еще доказательства?
   Поколебавшись, он осторожно накрыл ладонью ее промежность (Алиса даже не вздрогнула), второй провел по лицу – и снова ощутил, как в плоть впиваются ледяные разряды. Сразу убрал руки.
   – Послушай, киска, – сказал Вадим строго. – Pussy-cat, ты слушаешь? Да очнись же!..
   Взявшись за мягкие плечи, он посадил женщину, слегка встряхнул. Воспламеняясь, Алиса потянулась к нему, но Вадим не пустил.
   – Ну, во что вляпалась теперь? – спросил он. – Мало тебе прошлых приключений? Ты вообще представляешь, что творится сейчас в городе!
   – Ну, что?
   – А то, что похотливых кошек вроде тебя стали убивать, причем зверски. Иногда прямо на дому. Ты что же, про мясорубки не знаешь, диктор? Н-да, “страшно далеки они от народа”!
   – Ты это серьезно? – Заглянув в его глаза, женщина поежилась. – Предрекаешь, что ли?
   – Именно, что предрекаю. Не побережешься – худо тебе будет! Поняла?
   Алиса кивнула, губами благовейно коснулась его потного плеча.
   – Не помешал? – раздался от входа звучный, хорошо поставленный голос. – Ребятки, вы бы хоть дверь заперли!
   Не спеша Вадим опустил женщину на спину, затем обернулся и узрел Марка – высокого, представительного, неизменно корректного… а впрочем, просто он уважал силу. Вадим услышал его еще на лестнице, даже узнал по походке, так что появлению не удивился. Но сцена классическая: “муж вернулся из командировки”.
   – Вообще, мне следовало бы устроить скандал, – улыбнулся Марк, с интересом разглядывая застигнутую парочку. – Ну-ка, где мое ружье?
   Среди приятелей хозяин слыл остроумцем, хотя от остальных отличался лишь отменной памятью да некоторой начитанностью: “Двенадцать стульев”, “Швейк”, то-се – стандартный набор. И еще умением вовремя ввернуть подходящую цитату.
   – Лапа, не валяй дурака, – отозвалась Алиса, сладко вздыхая. – Не станешь же ты массировать меня сам?
   – Но Лисочка, это не довод! – возразил Марк. – Для массажа не обязательно разоблачаться полностью.
   – Правда? – С кряхтением Алиса повернулась набок, выставив на обозрение себя всю. – Так лучше?
   Марк только руками развел, затем спросил:
   – А кормить меня собираются?
   – Все на столе, подключайся. – Алена снова завалилась навзничь, придержав руками груди, капризно потребовала: – Вадичек, не сачкуй – хочу еще!..
   – Лисочка, побойся бога! – разыграл возмущение Марк. – При мне?
   – А почему нет? Или попытаешься Вадика выбросить? Ну давай, я погляжу!..
   – Радость моя, – засмеялся Марк, – если тебе вздумается с ним переспать, позволь мне, по крайней мере, выйти в соседнюю комнату. Надо же соблюдать приличия!
   – А зачем?
   Вадиму надоела эта ленивая перепалка, и он сказал:
   – Ладно, детки, еще минут десять – и я сваливаю. Привык, знаете, доводить дела до завершения.
   Марк усмехнулся:
   – Если бы я застал тебя на Алиске верхом, ты изрек бы то же самое?
   – Фу! – сказала Алиса. – Максик, фу!
   – Молчу, солнышко, молчу… Может, вам кофе приготовить?
   – Ах-ха, – подтвердила женщина, снова подставляясь под руки Вадима. Полюбовавшись на них с минуту, Марк спросил:
   – Вадик, ты специализируешься только по избранным дамочкам? Совмещаешь полезное для них с приятным для себя?
   – Угадал, – подтвердил тот. – “Не догоню – хоть согреюсь”.
   – Но ведь так не заработаешь много?
   Н-да, деньги в Крепости пока не отменили, хотя не всем давали. А приработки не поощрялись – в принципе.
   – Уже и кофе жаль? – Вадим покосился на хозяина: прищурясь, тот сосредоточенно следил за его руками. – Ну чего тебе, Марчик, – не тяни!
   – У тебя ж золотые руки, Вадим. Ты смог бы многого достичь, если бы захотел.
   – Еще один по мою душу! Так ведь я именно не хочу, Марк, – вот в чем загвоздка. К чему высовываться?
   – Твое право, – сейчас же отступил тот. – Не пожалей потом.
   Марк удалился на кухню, и тогда Алиса промурлыкала вполголоса:
   – Неделовой ты, Вадик. Он же сватал тебя к своему новому шефу – отцу Исаю. Духовный Глава отрасли как-никак, его преосвященство!..
   – Да хоть святейшество! – фыркнул Вадим. – Тебя-то еще не сватал?
   – А чего? Я бы пошла. Большой человек, солидный – люблю таких!
   – Широкий у тебя спектр, Лисонька, не переусердствуй. – Он влепил звучный шлепок в ее величественное бедро, сигнализируя завершение процедуры, и откинулся в кресло. – Мало тебе Студии?
   – Ах, Вадичек! – Алена сладко потянулась всем телом, даже застонала от наслаждения. – “Сколько той жизни, а половой – еще меньше!” Надо ж как-то скрашивать серые будни?
   – А у тебя бывают и будни? Быстро же ты забыла трудное детство!
   – Ох, не напоминай! Лучше спой чего-нибудь – мне так славно.
   – Тебе во сколько завтра вставать, милая? – спросил Вадим. – Вот то-то. А я на службе, уж извини.
   Но тут пришел Марк и принес поднос с тремя чашками ароматного кофе, тремя же порциями мороженого, удивительным образом запеченного в тесте, и полной тарелкой воздушных пирожных, прямиком из начальственной кормушки. Пришлось задержаться еще – для одной из тех назидательных бесед, коими начинающий пастырь время от времени потчевал бывшего приятеля. (Красноречие, что ли, оттачивал?) Сперва, правда, обменялись несколькими репликами для разгона, затем Марк завелся всерьез.
   – Среди некоторых безответственных спецов, – с укоризной талдычил он, искоса поглядывая на гостя, – а особенно среди самозванных “творцов”, последнее время вошло в моду подсмеиваться над Первым – над его, якобы, невежеством и косноязычием. А ведь это выдающийся деятель, вполне сравнимый, скажем, с Иосифом или даже Петром. И в речах его бездна смысла – конечно, для людей понимающих. Ведь это он не дал разбазарить народное добро, иначе что бы с нами стало? Обещал никого не увольнять – держит!
   Вадим посмотрел на него с любопытством: удивительно, но Марк говорил искренне – при том, что дураком не был.
   – Ты еще Грозного вспомни, – предложил Вадим. – Эдакая троица самодержавных маньяков, один другого хлеще, и каждый по горло в крови. Ну чем тебя впечатлил, скажем, Иосиф – числом жертв? Действительно, тут он переплюнул даже Гитлера!
   – Может, он и был злодеем, – не стал оспаривать Марк, – зато гениальным!
   – По-моему, это цитата? Я мог бы ответить другой, позатертей: “гений и злодейство – две вещи несовместные”, – однако давай говорить конкретно. Объясни, в чем проявился гений Иосифа. В политике, в хозяйствовании, в строительстве государства? Он умел только подавлять да рушить, и кто может усмотреть в этом гений, кроме безнадежных холуев?
   – Наверно, и Петра ты не любишь?
   – Уж извини.
   – Его-то за что? – удивился Марк. – По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию!
   – За себя он радел, наследить спешил в Истории, – возразил Вадим. – Комплекс неполноценности, помноженный на абсолютную власть. “Государство – это я”, слыхал? И ради такой высокой цели Петюся не колеблясь порешил бы все подчиненное население. Чтобы копировать чужие моды, не надо быть семи пядей, а что он менял по сути? Если и перестраивал страну, то лишь под себя, под свои амбиции, – тот еще кровопийца!..
   – Ересь полная, ну да Бог с ним! – махнул рукой управитель. – Во всяком случае, к нашему Первому это отнести трудно. Уж он воистину Творец!
   – “Велик и славен, словно вечность”, – нараспев произнес Вадим.
   – Чего? – не понял Марк, однако заинтересовался: – Это стихи?
   Будто прикидывал уже, не ввернуть ли при случае: у рачительного хозяина каждая щепка в дело идет.
   – Всего лишь цитата – из осуждаемого, правда, списка, – огорчил его Вадим. – Ведь память пока цензуре не подлежит?
   – И к чему она? Имею в виду цитату.
   – К тому, что мне-то не надо заливать про его величие: не на трибуне, чай! И лучше б ваш лучезарный поменьше высвечивался, не то развенчает в губернцах последние иллюзии насчет богоданности верховной власти.
   – Зачем же так строго? – усмехнулся Марк. – И кого, в общем, заботит, чего он там говорит, – важнее дела. Разве мы плохо живем?
   – Ну, вы-то с Алиской совсем неплохо, – подтвердил Вадим.
   – И ты, как будто, не слишком истощен – вон какой вымахал!..
   – Есть чем гордиться, – фыркнул Вадим. – С голоду не подыхаем – и на том спасибо, верно? Зато свободные, хотя крепостные.
   – А что ваши умники предрекали при Отделении, уже забыл? – спросил Марк. – Мол, и пары лет не продержитесь, с треском обвалитесь, погребя под собою всех, – да как обосновывали, какие расчеты приводили!.. И чего все стоит, а? Хороши кликуши!
   Вот на это крыть было нечем: действительно, оконфузились тогда гуманитарии. Или тоже – не все знали?
   – Это ты забыл, – все-таки возразил Вадим. – Сам и кликушестовал громче многих! Это потом, когда пророчества не сбылись, поспешил заделаться “святее папы римского” – то есть нашего славного и всегда правого патриарха, Главы всех отцов.
   Марк укоризненно покачал головой, даже крякнул от неловкости – за него, за Вадима, так бестактно напомнившего о прежних заблуждениях, давно искупленных беззаветным служением на благо Крепости. (“Тоньш ее надо быть, тоньш ее!”) И Вадим в самом деле ощутил стыд, будто не прожженного карьериста подколол, а наехал на раскаявшегося грешника. Умеют же ребята, обзавидуешься!
   – Ты же был неплохим экономистом, – продолжил он упрямо, – и тенденции обсчитывал со всей дотошностью. Что, за это время появились новые данные? Или в нашей губернии действуют иные гуманитарные законы?
   – Машина-то работает – с этим ты согласен? – спросил Марк. – Чего вам еще?
   – Если бы речь шла о perpetuum mobile, я потребовал бы новые законы термодинамики – как минимум, – сказал Вадим. – Извини, Марчик, но я знаю людей и помню историю, а в сказки верю слабо. И если наблюдаю выходящее за рамки, то сперва предполагаю, что не все вижу, а не спешу вопить: “Чудо, о чудо! Слава нашим правителям, мудрейшим из мудрых!” Через такое мы уже проходили, и лично я накушался этим до тошноты. Что ж поделать, если у меня такая хорошая память!..
   – Действительно, – задумчиво молвил Марк, – с такой памятью надо что-то делать.
   – Выжигать, – подсказал Вадим, – электротоком. Искусственная амнезия – не слыхал? Конечно, проще бы гипнозом, но вот беда: не поддаюсь! А может, попробовать электромагнитные поля?
   – Ладно, чего ты напал? – улыбнулся хозяин. – Я пока человечиной не питаюсь.
   – Кто знает, Марчик, кто знает – все впереди. “Мир наш полон радостных чудес!”
   – Хорошо, давай говорить конкретно, – предложил теперь Марк.
   – А кто против?
   – В конце концов, для обывателя что главное? Была б крыша над головой да похлебка на столе.
   – Не главное, но необходимое, – сказал Вадим. – Необходимое, но не достаточное.
   – Во всяком случае, первоочередное. Даже твой Вивекананда наставлял: сперва, мол, накорми людей, а потом уж забивай головы всякой мурой.
   – Ведь это минимум, Марк, – так сказать, низшая точка отчета! А вы пытаетесь ее сделать нормой.
   – Но ты согласен, что в Крепости этот минимум гарантирован?
   – Допустим.
   – Не “допустим”, а так и есть, – закрепился на отвоеванном пятачке Марк. – И разве это не достижение? Многие ли в мире могут таким похвалиться?
   – Ну да, расскажи мне про безработных в “странах капитала”, умирающих от голода прямо на улицах! – со скукой произнес Вадим. – Только сначала пустите на это поглазеть.
   – А официальным источникам ты не веришь?
   – Чтобы поверить в такое, надо очень хотеть либо стать идиотом. Вас послушать, там даже работяги недоедают – при том, что вкалывают на порядок лучше наших, а на еду тратят десятую долю заработка. Странно, что они еще не бегут к нам целыми толпами!
   – Ты напоминаешь моего деда, – заметил Марк, – который даже в космолеты не хотел верить, потому как чего им на небе делать, ежели там живет Бог? “От врут, сукины дети!” – говаривал он, считая себя большим умником, и ухмылялся, как ты сейчас.
   – Должно, старика очень достала тогдашняя пропаганда, – сочувственно усмехнулся Вадим. – Уж я его понимаю!
   – Ладно, к дьяволу западников, – решил Марк и тут же добавил: – А преступность? С нею-то мы разобрались лучше – это ж неоспоримо!
   – Еще бы, – подтвердил Вадим. – Какая уважающая себя банда потерпит конкурентов на собственной территории!
   – “Банда”? – изумился хозяин. – Это ты про “золотую тысячу”?
   Если он рассчитывал смутить Вадима лишней конкретикой, то промахнулся. Когда тот набирал инерцию, его не страшили даже репрессоры.
   – А в чем различие? – спросил Вадим. – Люди всегда люди, и без обратной связи любая власть становится грабительской – закон Дракона! Банда и есть, а чего ж? Механизмы-то те же.
   – Разница хотя бы в конечной цели! – с негодованием объявил Марк. – В нее ты тоже не веришь?
   – В коммунизм, как в некий рай на Земле? Отчего не верить: он непременно наступит, непременно – как только люди превратятся в ангелов… Я не имею в виду бесполость, – с улыбкой Вадим покосился на Алису. – К сожалению, пока тенденция обратная, особенно в верхах.
   – Намекаешь: все мы сдвигаемся к аду, и чем выше чин – тем быстрей?
   – Чем выше – тем глупей, – фыркнул Вадим. – То ли система отбирает таких, то ли сама делает людей идиотами, то ли это обычный возрастной маразм. А глупости я опасаюсь больше прочего. С умным эгоистом еще можно договориться, и равные возможности его не пугают. А вот дурак лишь и мечтает, чтобы въехать в рай на горбу одаренных, почему-то называя это “социальной справедливостью”.
   – Собственно, кто говорил о коммунизме? – спохватился Марк. – Где ты слышал о нем в последние годы?
   – Ладно, мне-то не заливай! Думаешь, поменяли на гнилом товаре ярлычок и можно продавать его снова? Общиннички выискались, радетели исконных традиций! Откуда вас набралось столько – разве не из коммунаров? Сдали кого поплоше, теснее сомкнули ряды и – вперед, на построение очередного “светлого будущего”? Знаешь, меня всегда раздражали две вещи: когда кто-нибудь принимается вещать от лица народа, словно лучше всех знает его чаяния; и когда людей призывают идти против выгоды – “прежде думай о родине, а потом…” Хватит с меня этих “потом”, наелся! И ведь кто призывает? Чаще всего те, кто сам же хочет на этом навариться. Нет, если уж делать себе в ущерб, то по собственному хотенью, не из обязаловки. Созрел для этого – замечательно; нет – зрей дальше, никто не осудит…
   – Мужчины, хватит о скучном, – вмешалась Алиса, надув губки. – И охота вам грызться, когда вокруг столько вкуснятины!.. Кстати, Максик, ты упомянул “самозванных творцов” – что за новая категория?
   Все же она прислушивалась к спору, даром что строила из себя обиженную.
   – Не слыхала? – посмеиваясь, спросил Марк. – Вот и я тоже, до недавнего времени. Никто их не знает, к Студии ни единым боком – а туда же, “творцы”!
   – Как говаривал прежний директор, – не утерпел Вадим, – когда меня зазывали на фестиваль: “Чегой-то не слыхал я про такого певца!” Впрочем он и знал их с пят ок – вряд ли больше.
   – А это к чему? – подозрительно спросил Марк.
   – К тому, что творец или есть или нет – как мед у Винни-Пуха. А вы вольны изолировать его от потребителей либо навязывать по своему усмотрению – но уж никак не зачислять в творцы. Это, если помните, божий дар, а вы пока что не боги, даже не демоны – так, кровососы, вампирчики, мелкие душегубы…
   – Н-да, – со вздохом заметил хозяин, – нельзя сказать, чтобы ты стеснял себя в подборе выражений. И где – в собственной моей квартире! Хорошенькая награда за угощение.
   – Я сохраняю товарный вид твоей супруге и, к слову сказать, ведущей дикторше Студии, – с усмешкой возразил Вадим, – не говоря о ее здоровье. Полагаю, это стоит чашки кофе, порции мороженого и пары пирожных?.. Ах да, еще яблоко!
   – Как там: “и швец, и жнец, и в дуду игрец”? – ядовито спросил Марк. – Ненавижу, когда люди разбрасываются! Чего бы тебе не заняться одним?
   – Только не надо записывать меня в неумехи: если я “берусь за гуж”, то выполняю лучше многих, – сказал Вадим. – Но что занятно: таких вот, “разбрасывающихся”, чиновничья братия на дух не переносит – и это уже возводится в ранг Крепостной политики. К чему бы, а? Может, для благоденствия пирамид больше годятся подданные с маниакальным уклоном, и потому их лелеят столь трепетно? То-то по ночам расшалились садисты! Издержки, надо думать, отходы производства.
   – Бред! – возмутился Марк. – Что ты несешь, подумай? Это же полная ересь!
   – Насчет ереси – не возражаю, – сказал Вадим. – Остальное не убеждает.
   – Тут и говорить не о чем!
   – Тоже не довод. Что стало с тобой, Марчик? Раньше ты был убедительней. И тебя разъедает ржа догматизма?
   – Просто научился отделять зерна от плевел.
   – Это тебя Крепость научила, да? – грустно спросил Вадим. – Бедняга!
   – Черт возьми, Вадим, тебе не надоела собственная блажь? Когда ты наконец научишься жить!
   – И вовсе это не жизнь – выживание, – возразил он. – Тебя не тянет ночами на улицу?
   – Зачем еще?
   – Ну, на луну там повыть, за прохожими погоняться, кровицы испить…
   – Идиот!
   – Скорее маньяк, – поправил Вадим, – как следующая фаза догматика. И что станет конечным продуктом – нежить?
   – Все, с меня хватит! – решительно произнес Марк. – Знаешь, дружок, тебе ведь лечиться пора – разве нормальному такое придет в голову?
   – Может, и врача порекомендуешь?
   Некоторое время хозяин разглядывал его, будто в прицел, затем молча поднялся и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
   – И кто тебя за язык тянул? – поинтересовалась Алиса. – Чем покушаться на святыни, лучше бы меня поимел – такое он еще стерпит.
   – И тебе хорошо, верно?
   – А тебе разве нет? – оскорбилась женщина. – Да ты и вправду блаженный! Хотя бы в этом Максик прав.
   – Все забываю спросить: почему “Максик”? – поинтересовался Вадим. – Раньше ты так его не обзывала. Подразумевается старина Карл?
   – Ну да: Марк – Маркс – Макс. Последнее время он стал таким идейным!
   – И я о том же, – кивнул Вадим. – Должность обязывает, что ли?
   – А может, он проникся? – возразила Алиса. – Ну, знаешь: общенародное благо, всегубернская семья, бескорыстная любовь к ближнему…
   – Вот-вот, чтобы самому этой любовью и попользоваться, – подхватил он, – на халявку-то! Уж не об этих ли высоких идеалах ты вещаешь с экранов?
   – Ты что, даже Вестей не смотришь? – удивилась дикторша. – Совсем-совсем?
   – Господи, на кой мне эта деза! А тебя мне приятней лицезреть в натуре: я же не Марк – умею ценить красоту.
   – Ах, Вадичек, а как он за мной ухаживал! – Женщина мечтательно зажмурилась. – Это же песня! Хвостиком увивался, под ноги стлался, ручки на себя грозился наложить. Вот ты бы так смог?
   – Грозить? – уточнил Вадим. – Наверняка – нет.
   – А повеситься?
   – Вряд ли. Жизнь не исчерпывается любовью, даже большой. Впрочем, Марк никогда не любил “разбрасываться” и добивал цели последовательно: одну за другой. Сейчас он так же самозабвенно увлечен карьерой.
   – Точно, – вздохнула Алиса. – И на меня ему плевать. Может, это к лучшему? По крайней мере, не мешает мне жить.
   – Что ему теперь до тебя? Пройденный этап.
   – Ну уж!..
   – С карьерой это же ты ему поспособствовала, разве нет? Вряд ли Марк так быстро встал бы на ноги, да еще после прошлых заблуждений.
   – Ну подсуетилась, да, – нехотя признала женщина. – Пришлось кое с кем сойтись ближе – из вершителей губернских судеб. Не чужой ведь.