Страница:
А девизом для них сделалось известное изречение: “Сделаем свое тело достойным своего духа”, – перефраз еще более знаменитого: “В здоровом теле здоровый дух”. Правда, до сих пор не могли разобраться с первопричиной: то ли здоровый дух предполагает стремление к гармоничному развитию; то ли, наоборот, здоровое тело исключает болезненные отклонения в психике. Однако люди, у которых хватало пороха здесь задержаться, становились другими – без вариантов. Им-то не приходилось призывать любить себя, “какими есть”, они вполне могли сделаться достойными любви, реализовав заложенные потенции.
Подобных околорелигиозных сект расплодилось в последние годы множество, и большинство их было не столь безобидно и куда более авторитарно. Самое занятное, что как раз к таким власти претензий не имели, будто их вполне устраивала выводимая там порода – бездумная, беспомощная, безрадостная. Равнодушная к близким, боготворящая пастыря. А уж чему они поклоняются, во что верят с такой истовостью – не суть важно.
Что до Вадима, то он примкнул к здешней секте из практических соображений, оценив эффективность билдинг-системы и соотнеся ее со своей природной ленью. Билдеры приняли его охотно: за врожденную стать, – и довольно скоро Вадим вошел в элиту секты.
Переодевшись у входа в скудную форму, еще слегка влажную, Вадим осторожно проник в пульсирующее стальное чрево Билдинга. Следуя ритуалу, вполголоса поздоровался с каждым, с особо заслуженными – обменялся рукопожатиями. Затем протиснулся к своему месту, где уже минут десять пыхтел за двоих его бессменный напарник, Арон, – мрачноватый силач, фанатично преданный билдингу и уважавший людей пропорционально размерам их бицепсов. Впрочем, еще существовала такая разновидность как женщины (не билдерши), но к этим Арон относился сугубо утилитарно, без лишних сантиментов.
Вообще, здесь собралась любопытная коллекция типов – такие теперь только в подполье сохранились. Пока и за него не принялись всерьез, ибо кто же потерпит под боком эдакий рассадник?
Как Вадим и надеялся, мощные потоки крови, разгоняемые по телу Билдингом, вымыли болезненную тяжесть из его головы и сердца. Только он пришел в себя, как стал немедленно озираться в поисках объекта для любования – обычная его манера, причем не только в зале. И отыскал неожиданно легко, почти сразу: чуть поодаль от Вадима старательно и неумело трудилась незнакомая очаровашка, миниатюрная и нежнокожая словно подросток, с премилой, слегка шкодливой мордашкой. Толика азиатской крови добавляла ей смуглоты и своеобразия, а особенно умиляла припухлая верхняя губка. В самом деле, девчушка была хороша! Случаются иногда чудеса на свете: без всякой формовки и шлифовки, на пустом, казалось бы, месте, вдруг возникают такие прелестницы, к которым трудно придраться даже привередам вроде Вадима.
Впрочем обычно девиц не хватало надолго: расцветут, ослепят – и завянут. Вот сколько этой пигалице? Хотя бы в совершенных годах? Удивительно, что малышку еще не заманили на Студию или не подбросили в верха, крепостникам на усладу, или не увели крутари, честно оплатив товарный вид своим покровительством. Чтобы такое чудо – и бесхозное? Наверняка кто-то пасет ее, затаившись неподалеку и готовый заслонить при первых поползновениях. Но глазеть на ее формы никто не возбранял? А на большее ты, парень, вряд ли решишься – где уж тебе!..
– Слышь, дистрофик, – неожиданно обратилась к нему девочка, – а ведь я тебя знаю! Разве не ты лет двенадцать тому выступал с эстрады?
– Сколько ж тебе было? – удивился Вадим. – Ты вообще родилась?
– Только не надо мне льстить, – не задержалась она с ответом, дернув худеньким плечом. – Лучше научи правильно двигаться – я ведь вижу, как ты кривишься.
– Чтобы заработать втык от жрецов? Спасибо, с меня хватит.
– Да они же сюда и носа не кажут… Кстати, меня зовут Юля.
– Работай, Юля, работай. Они всё видят, уверяю тебя.
Словно в подтверждение его слов, из-за зеркала высунулась бородатая физиономия и строго вякнула:
– Вадим, разговорчики!
– Чем лаяться, лучше бы музыку врубил, – отбрыкнулся он. – Или опять уделали систему?
Бородач проворчал что-то невнятное и вновь канул в зазеркалье. Хихикнув, Юля спросила:
– А чего они такими лопатами обзавелись – для солидности? – Она засмеялась и добавила: – Серьезные!
– Должность обязывает, – откликнулся Вадим. – Ладно, ты сюда болтать пришла?
Может, для этого – кто знает? Вообще выкладывалась Юля не слишком, зато мешалась за троих.
– Работать, работать и работать! – гнусаво бурчала она, потешая соседей. – Не хочешь помочь, да? И ладно. Вот погоди, будешь висеть над пропастью, попросишь у меня подать руку, а я тебе – фиг! Рушься на острые скалы, если такой. То-то я посмеюсь!..
Поневоле Вадим тоже ухмылялся краями рта, однако отмалчивался. При надлежащей строгости эта мартышка вполне могла бы схлопотать по голым ягодичкам – за неуместное озорство. Однако на такую кралю у жрецов вряд ли поднялась бы рука. К тому же прежний фанатизм давно пошел на убыль, и теперь секта больше напоминала подготовительную базу для молодняка, нацелившегося прорваться в крутари. За дисциплиной следили, и на том спасибо.
А неугомонная кроха уже напевала, тихонько и жалостливо: “От умру я, умру-у, та заховають мэня-я…” И так далее, и тому подобное – ее репертуара, похоже, хватило бы на полную тренировку. Удивительно, но никто против этого не возражал, даже жрецы. Что девочка умела, так это нравиться: обаяния – вагон!
Затем все-таки врубили музыку, но лучше бы этого не делали. То ли жрецы пошли на поводу у невзыскательной публики, то ли у самих подросла смена, но в такие моменты Вадим вспоминал о своем возрасте. В нынешних сонгах от мелодий остался лишь ритм, и тот частенько сменялся сплошным ором, совершенно немузыкальным, зато ошеломительно громким. Ладно, не будем о вкусах, недоумевал Вадим, но что у нынешнего молодняка со слухом-то делается: глохнут помаленьку? Эх, старость, старость – вот и я в ворчуны записываюсь…
Хватанув “мышечной радости” под завязку, до потемнения в глазах и дрожи в коленках, Вадим на остатке сил попинал мешок в углу зала – не столько подкрепляя навыки, сколько проверяя. (Как и ожидалось, навыки оказались в порядке, подключаясь к мускулам по первому же запросу.) Дождавшись, когда из проема возникнет посвежевший и воспрянувший Арон, втиснулся туда сам. Лаз вел в крохотную душевую, и согласно здешнему распорядку Вадим мог позволить себе шесть минут блаженства. Однако на первой же по бетонному полу коридорчика зашлепали легкие шаги и в проеме, будто в раме, возникла Юля – совершенно нагая. Впрочем, как и он.
– Ох, прости! – выдохнула девушка, однако не отступая и не отводя глаз. – Наверно, у вас не принято?
Вадим тоже смотрел на нее во все глаза, и непохоже, чтобы Юлю это смущало, – а ведь она из новеньких! Малышка в самом деле походила на подростка, и все в ней, от пальчиков до ключиц, выглядело умилительно детским. Но губы и грудь уже вполне созрели для поцелуев. К счастью, наружный индикатор Вадима, обескровленный тяжелой тренировкой, никак не прореагировал на соблазнительное видение.
– Так что? – спросила она чуть нетерпеливо. – Мне уйти?
– Чего уж теперь, – ответил Вадим. – Больше-то друг другу мы все равно показать не сможем.
Улыбнувшись, Юля шагнула под душ, неосторожно ткнулась в Вадима маленькой грудью.
– Зато теперь у нас вдвое больше времени, – сообщила она, почесав нос о его плечо. – А хочешь, я намылю тебя собой?
– Ладно дразниться-то, – пробормотал Вадим, все же смутившись. – Пожалела бы старика.
– А чего? Давно хотела выяснить, что за ключики у эдаких шкафов!
– Избыток любознательности приводит к ущемлению носа, знаешь? – назидательно молвил Вадим.
– А “небрежность – причина пожаров”! – парировала девочка.
Как выяснилось из последующего разговора, несмотря на нежный возраст Юля уже могла щегольнуть пестрой биографией. Открытым текстом она ссылалась на связи с натуристами, шатунами, даже намекала на оргистов. Расшалившись, Юля пожелала некоторые из приобретенных навыков продемонстрировать тут же, однако Вадим отговорился общим упадком сил и недостатков времени. “Ладно, – нехотя уступила она, – тогда уйдем отсюда вместе. Ты далеко живешь?” Неопределенно усмехаясь, Вадим шлепками выгнал Юлю из-под душа и подтолкнул к выходу. Разглядев ее близко и в подробностях, он укрепился в своих подозрениях. Уж очень Юля была ухоженной – от упругих гладких подмышек до младенчески нежных пяток. И ровный загар по всему телу, и ни единого волоска ниже головы, и накопленная за годы сияющая чистота, и брезгливость, с какой она ступала по облезлому полу. Нет, сколько б она ни разыгрывала из себя простолюдинку, это – продукт иной среды. Какой же лопух ее сюда притащил?
Все-таки из храма они уходили вдвоем. Подвал был обширный, запущенный, к тому же имел несколько выходов на поверхность. Вадима слегка раздражала эта игра в конспирацию (было б из-за чего), но правила не им установлены, не ему и отменять. На этот раз он предоставил Юле выбирать путь, а сам шел следом, наблюдая за ней. После тренировки сонливость у Вадима пропала напрочь, голова прояснилась, и теперь он мог трезво оценить свое новое приобретение – эту самую Юлю. На девушке были потертые шорты, линялая растянутая майка, едва не спадающая с плеч, и шлепки – всё. Экипировка на грани фола. Если бы кто из блюстителей заподозрил отсутствие белья, не миновать ей плетей по мягким частям. Собственно, за что? Ведь так и положено в нашем благословенном обществе: наружная пристойность, а чуть поглубже – всегдашняя готовность к разврату. Но что за поступь, господи: как упоительно содрогаются грудки на каждом шаге, как грациозно качаются бедра!.. Тоже врожденное или научили? Но не за месяц же! Такому надо обучать с пеленок.
Наконец они выбрались из подземелья и зашагали по гулкому переулку, стиснутыми глухими облезлыми стенами.
– Слушай, – внезапно заговорила девушка, – а ведь ты не похож на дурака!..
Маленькие открытия, надо же.
– Ну почему, – возразил Вадим. – Просто ты не разглядела. Ты же торопыжка, так? Вечно спешишь с выводами!
– Но если ты не дурак, – отмахнулась Юля, – как же ты угодил в здешние прихожане?
– По-твоему, наша вера не истинная? – нахмурясь, спросил он. – Тогда она и вправду ничего тебе не даст.
– А по-твоему, она тянет на веру? – Девушка фыркнула: – Подумаешь, рукомашество и ногодрыжество!
– А слышала ты про жизне-силу, еретичка? Вообще с тобой проводили вступительное собеседование?
Поколебавшись, Юля кивнула, затем повела худенькими плечами: мол, поливали чего-то невразумительного – толку-то!.. Действительно, последнее время жрецы не слишком усердствовали с проповедями.
– Вот ей, собственно, и поклоняются билдеры, – продолжал Вадим. – Прочее – следствие. И если ты наблюдаешь среди них самодовольных здоровяков, то гордятся они не нынешней статью, а тем, что сумели ее достичь, начав едва не с нуля.
– И все? Не больно-то густо!
– Как посмотреть. Кто-то верит в бессмертную душу – вообще, не вдаваясь в подробности. А вот билдеры верят в жизне-силу, полагая ее необходимой составляющей души, без которой она не сможеть достичь совершенства и просто сохранить себя. А тело – что ж: всего лишь показатель душевной силы. Кстати, по теории билдеров, на пути накопления жизне-силыможно достичь и физического бессмертия. Ибо сказано: “сделаем тело достойным духа” – то есть таким же бессмертным.
– Ну хорошо, а что же все-таки делается с телом?
– У каждого, чтоб ты знала, имеется отмеренный природой телесный предел, на который он вполне может выйти, если выложится по-настоящему, если проникнется желаньем до самого нутра, если поверит! Мало кто на это способен: большинство гораздо только языками молоть, – а ведь тут вкалывать надо, мучиться, почти истязать себя! Самое забавное, что предел одинаков почти для всех – конечно, завися от габаритов, – но вот приблизиться к нему сможет только верующий.
– Как ты, например? – подколола Юлька.
– Пока я в зале, я верую – истово и всей душой, – подтвердил Вадим. – Однако вне его… В жизни так много любопытного! Кстати, обрати внимание, сколь много в билдинге людей многогранных, почитающих гармонию.
– “Красота спасет мир”? – хмыкнула девочка. – А почему не сила?
– А что ты считаешь силой? Способность подминать других?
– Покорять, – сказала она со вкусом. – Подчинять. Властвовать!
– Это сила не человека – зверя. А человек силен другим: умением сохранять свою суть – при любых обстоятельствах.
– Опять жизне-сила, да? Как средство защиты от агрессивной среды… Но разве нельзя накапливать ее иначе, без этого мазахизма?
– Можно, – кивнул Вадим. – Отнимая у других. Именно “покоряя” и “подчиняя”. А еще: унижая, мучая, убивая. Наверно, так даже можно достичь бессмертия тела. Но не души – это наверняка.
– Бог с ней, с душой, – кто ее видел? Но приличное тело мне бы не помешало.
– Мне больше нравятся неприличные, – возразил он. – Как у тебя.
– Просто ты падок на красоток, – самодовольно заметила Юля. – Старый хрен!
– Ну да, мне нравятся красивые люди, – согласился Вадим. – Не только потому, что глаза радуют. Главное: их психику не уродуют комплексы, они не пытаются из себя никого строить – они естественны! Наконец, они любят себя, а потому и другим кое-чего перепадает.
– Ой ли?
– По крайней мере, это относится к девицам. Что до парней, на них больше влияет дефицит силы или роста.
– Послушай, а чего ты уродуешься? – спросила Юля. – Зачем так выкладываться, а? Имеются же препараты – “химия”, например. Я-то знаю!
– “Химия” есть болезненный нарост на теле билдинга, – с неохотой ответил Вадим. – А с наростами положено бороться.
– Ты так печешься о своем здоровье?
– Не в том дело. Понимаешь, препараты дают громадные объемы, однако и психика ломается. Что было слабостью, становится манией. А хуже всего…
– Что?
– Если честно, “химией” балуются многие – и билдеры и крутари, чаще втихаря. Однако недавно проклюнулись особенные качки, которые не подаются в крутари, но и с билдерами не остаются. Для них мускульная мощь сделалась целью, они свихнулись на ней – по глупости либо из уязвленного самолюбия. Их так и прозвали: “химичи”, – чтоб выделить среди прочих. Где они обитают и качаются, чем кормятся, кто снабжает их “химией” – я лично понятия не имею. И остальные предпочитают держаться от них подальше. Вообще, в обычном состоянии “химич” превосходит билдеров ненамного, но иногда слетает с катушек и прорывается в чудовищную силу, даже внутренне преображаясь в монстра. Кстати, от “химии” не только растут мышцы, но и костяк меняется.
Вадим вдруг замолчал, удивленно вскинув брови, и даже остановился, будто наткнулся на столб. У тротуара притулился колесник, изящный как игрушка и совершенно неуместный в этом угрюмом месте. До сих пор на такие машины Вадим мог любоваться лишь со стороны, когда они на скорости проносились мимо, обдавая его выхлопами или каскадами брызг. И увидеть подобное чудо здесь, на заброшенной улице, куда и блюстители без особой надобности не заглядывали, – было таким вопиющим нарушением системы, что Вадим не смог бы пройти мимо, даже если был бы начисто лишен любопытства. Озадаченно оглядевшись, он приблизился к машине, заглянул вовнутрь.
– Слушай, не задерживай, – дернула его за руку Юля. – У меня уже яичники ноют – так хочется. Может, завернем в какой-нибудь дворик, если до тебя слишком долго?
– Ну ты проста, малышка!
– А чего? Еще терять время из-за этой… Ну хочешь, рассажу ей стекло кирпичом?.. А давай, а? – вдруг загорелась она. – Никого же вокруг нет!
Внимание Вадима привлекли педали, тщательно смоделированные под изящные, крохотные, с высоком подъемом ступни – много ли таких на весь город? Итак, лягушка все же оказалась царевной!..
Осторожно он взял Юлю за шею, наклонил к самому стеклу, показал.
– Как говорится, недостающее звено, – пояснил он. – Ну что, девочка, будем колоться?
– В чем? – Юля растерянно заморгала.
– Ладно-ладно, сударыня, кончайте-ка свои аль-рашидовские штучки! Не то я в самом деле вышибу стекло и примерю эти педальки на ваши неподражаемые ножки.
Со вздохом девушка коснулась ладонью дверцы, и та послушно скользнула в корпус. Затем Юля опустилась в кресло, и стало понятно, что оно тоже сработано под ее стройные формы.
– Садись, что ли, – пригласила девочка. – Прокатимся!
– Знаешь, кроха, – возразил Вадим, – пожалуй, дальше нам не по пути.
– Испугался? – Юля звонко рассмеялась. – Не дрейфь, билдер, – с твоими-то мослами!..
Провокация была дешевой, однако Вадим внезапно решился и, обойдя машину, сел рядом с девушкой. В конце концов, надо же выяснить, какие пакости готовит она доверчивым билдерам? Не пришлось бы тем менять базу.
– Видишь, – одобрила Юля, – это даже не больно.
И рванула с места, оглашая тихий квартал визгом шин. Попетляв по захолустьям, колесник вскоре вырвался на магистраль – из немногих уцелевших, куда запрещался въезд грузовикам и служебным колымагам. И тут Юля показала, что такое настоящая скорость. По всему судя, она была водилой со стажем, так что не стесняла себя осторожностью.
Как ожидалось, малышка доставила Вадима в Центр, где он избегал появляться. И вряд ли бы смог – на каждом углу по блюстителю, к чему-нибудь да придерутся. Давненько Вадим здесь не бывал и теперь поразился, насколько все изменилось. От добротных древних домов, коими по сию пору гордились старожилы, не осталось следа, – как и от показушных строений недоразвитого социализма. Изнутри на Столицу будто наползал иной, новый город, со странными планировками и необычной архитектурой, по-видимому, очень рациональной: без излишеств, но и без глупого скупердяйства, с нездешним размахом, затмевавшим даже грандиозные проекты сталинской эпохи (к счастью, нереализованные). Невдалеке, в самой сердцевине Крепости, исполинским пальцем упиралась в небо телевышка, возведенная еще до Отделения ценой многих затрат и усилий. Вокруг нее, уже позднее, поднялось громадное здание Студии, словно некий Храм искусств, очертаниями прозрачного купола напоминая муравейник, в хитросплетении ходов которого суетилось несчетное множество букашек. Высоким правильным кольцом ее окружил правительственный кремль, по сути представлявший собой толстенную крепостную стену, неприступную с обеих сторон. А уже вокруг кремля разрастались высотные блоки, населенные управителями и разделенные безупречными окружностями и радиусами улиц. Строительство блоков еще продолжалось, постепенно продвигаясь к беспорядочно наставленным зданиям промышленного кольца, перед которыми возводилась еще стена, на сей раз настоящая, готовясь окончательно разгородить бывших сограждан. От взбесившегося климата Центр оберегала знаменитая Крыша, прозрачной пленкой стекая со шпиля Студии по плоским верхушкам кремля и блоков (по слухам, прочности она была необыкновенной). И сам Новый Город строили из такого плотного материала, что тот больше походил на металл. А может, это была разновидность керамики – сродни тем, из которых производят корпуса колесников и вставные зубы.
Изумленно Вадим покачал головой: вот это размах, с ума сойти! Кто мог ожидать от наших неумех? Мне ли не знать, как медленно они ездят – сколько ни запрягай! Как же удалось раскочегарить их до такого?
Через автоматически раскрывшиеся ворота “бегунок” вкатился внутрь одного из блоков, очутившись в просторном тихом дворике. Отсюда в жилые покои “тысячников” вело несколько нарядных дверей – не слишком широких, как будто здешние обитатели заранее страховались на случай бунта. Вообще же колесников оказалось на стоянке немного, хотя места хватало. То ли развезли хозяев по их ответственным делам, то ли те пока обходились без машин. Конечно, не пешком топали – боже упаси! – но последнее время в Центре все больше входили в моду рикши. Кстати, нормальная работа и для здоровья полезно. Чем бегать впустую, лучше послужи народу (через его “слуг”) за вполне приличный паек. Вадим и сам подумывал: не наняться ли? По крайней мере, блюстители перестали б вязаться, и к власти поближе, ежели что. Впрочем, его наверняка бы забраковали – как раз поэтому: неблагонадежен.
Вадим вздохнул, потерянно озираясь.
– Домой хочу, – признался он.
– Довольно лирики! – Юля выключила мотор. – Двинулись.
– Куда? – грустно спросил Вадим. – С родителями знакомиться? А кто они у тебя – “светлости”, “превосходительства” или простые народные “благородия”?
Как будто он досконально представлял разницу!
– Предок на службе, возрадуйся, – ответила девочка. – И статус его совершенно не важен… Ну давай, давай, – поторопила она, – выгружайся!
Пришлось покинуть убежище и направиться к ближайшему подъезду. Конечно, придверные были поставлены тут на каждом входе. Но здешний на Юлю с гостем даже не глянул: вышколен отменно или же прикормлен. Неужто и папеньке не докладает? “Кому-то я советовал держаться от “золотой тысячи” подальше, – вспомнил Вадим. – И как раз сегодня. Легко советовать другим!..”
Скоростной лифт вознес парочку к верхним этажам – беззвучно и бережно, точно правительственный лимузин, – а открылся прямо в квартиру. Впервые Вадим оказался в окружении такой ошеломительной роскоши, вдобавок предназначенной для жилья. Окон, правда, не было, как и балконов, однако воздух в комнатах оставался поразительно свеж, точно в лесу или на берегу водоема. Тона обивок и покрытий – приглушенные, слегка сумрачные; таков же и свет. А мебель в здешних просторах терялась и вообще выглядела необязательной, ибо ее с успехом заменяли неровности пола, сплошь покрытого узорчатым ворсом. Вообще, странным образом жилище напоминало уютную и объемистую пещеру, оснащенную всеми мыслимыми средствами современного комфорта. И для кого она строилась – для пещерных людей?
– Я заметила, ты неравнодушен к воде? – спросила Юля, разоблачаясь прямо от порога. (“Ба – знакомые привычки!”) – Так полезли в корыто!
– Мало тебе душа?
– А! – махнула она рукой. – В той вошебойке только грибки собирать.
Следом за девушкой Вадим прошел в ванную комнату. И это действительно оказалось комнатой, иначе бы в ней не уместилось “корыто” – мраморный бассейн площадью метров пятнадцать, уже наполненный пенящейся зеленой водой.
– Ничего себе! – не удержался Вадим. – Какой же это этаж?
– Двенадцатый, а что?
– А если переборки не выдержат? Тут же тонн двадцать, не меньше!
– Умник! И охота тебе голову ломать?
С коротким визгом Юля бултыхнулась в воду и забарахталась, разбрызгивая пену.
– Ну, прыгай! – крикнула она Вадиму. – Устроим заплыв на дальность.
Сохранности ради тот тоже снял с себя одежду, отнес в соседнюю комнату. И только затем присел на краю бассейна, щурясь от летящих в глаза брызг.
– Так вот куда уходят народные денежки! – заметил он.
– Утекают, – поправила Юля. – А тебе жалко?
– Кто ж это приготовил? Имею в виду воду.
– Компьютер, глупый! – засмеялась она. – Слыхал о таком?
– Мала-мала, – скромно сказал Вадим. – Слушай, а на кой ляд тебе ходить к билдерам, если все можно устроить и здесь?
– А публика там занятная. – Девушка перевернулась на спину, разбросав конечности по сторонам, блаженно прикрыла глаза. – Надоели эти худосочные, обтекаемые, женообразные. “Мужика б!”
Помимо воли взгляд Вадима шарил по распахнутому перед ним телу. Какого черта, в самом деле: всему ж имеется предел!.. Ан нет его – и не надо.
– Но есть же здоровячки и поближе? Взять хотя бы гардейцев…
– Ах, эти! – С пренебрежением она хлопнула по пене. – Дуболомы: делают, что велено, – от сих до сих. Скучно!
– А у нас, стало быть, личности?
– Ну да, вроде тебя. – Она снова расхохоталась, дрыгая ногами, – какая-то избыточная веселость, натужная. – Лезь сюда, медведище, хватит препираться! Или застеснялся?
Именно! – вдруг осенило Вадима. То есть именно, что наоборот. Вот уж чего во мне сейчас ни на грош, так это стеснительности. Часа не знаком, а уже готов с нею в постель. С чего я так раздухарился? Ох, братцы, не к добру это!..
Резко распрямившись, он исполнил двойное сальто и обрушился в бассейн – к восторгу Юли, столь же чрезмерному. Тотчас она оседлала его, словно Ихтиандр дельфина, и заставила плавать по кругу, за неимением раковины трубя в сложенные ладошки. Кстати, вода здесь плотностью не уступала морской.
– Что в тебе подкупает, – сообщила наездница, надудевшись, – так это расшоренность. Другие бы столько ломались!
– У каждого свои комплексы, – объяснил Вадим, продолжая с удовольствием обновлять навыки брассиста, невостребованные столько лет. – Кто-то вообще боится иного пола, наворачивая вокруг такое!.. Большинство, в принципе, не прочь приобщиться, но лишь при соблюдении всех протокольных норм, обезопасившись ими и одеждой настолько, будто ведут друг с другом танковую дуэль. В некоторых странах даже любовью, говорят, занимаются в полном облачении, прикрыв лица платками, – словно через амбразуру, представляешь?
Подобных околорелигиозных сект расплодилось в последние годы множество, и большинство их было не столь безобидно и куда более авторитарно. Самое занятное, что как раз к таким власти претензий не имели, будто их вполне устраивала выводимая там порода – бездумная, беспомощная, безрадостная. Равнодушная к близким, боготворящая пастыря. А уж чему они поклоняются, во что верят с такой истовостью – не суть важно.
Что до Вадима, то он примкнул к здешней секте из практических соображений, оценив эффективность билдинг-системы и соотнеся ее со своей природной ленью. Билдеры приняли его охотно: за врожденную стать, – и довольно скоро Вадим вошел в элиту секты.
Переодевшись у входа в скудную форму, еще слегка влажную, Вадим осторожно проник в пульсирующее стальное чрево Билдинга. Следуя ритуалу, вполголоса поздоровался с каждым, с особо заслуженными – обменялся рукопожатиями. Затем протиснулся к своему месту, где уже минут десять пыхтел за двоих его бессменный напарник, Арон, – мрачноватый силач, фанатично преданный билдингу и уважавший людей пропорционально размерам их бицепсов. Впрочем, еще существовала такая разновидность как женщины (не билдерши), но к этим Арон относился сугубо утилитарно, без лишних сантиментов.
Вообще, здесь собралась любопытная коллекция типов – такие теперь только в подполье сохранились. Пока и за него не принялись всерьез, ибо кто же потерпит под боком эдакий рассадник?
Как Вадим и надеялся, мощные потоки крови, разгоняемые по телу Билдингом, вымыли болезненную тяжесть из его головы и сердца. Только он пришел в себя, как стал немедленно озираться в поисках объекта для любования – обычная его манера, причем не только в зале. И отыскал неожиданно легко, почти сразу: чуть поодаль от Вадима старательно и неумело трудилась незнакомая очаровашка, миниатюрная и нежнокожая словно подросток, с премилой, слегка шкодливой мордашкой. Толика азиатской крови добавляла ей смуглоты и своеобразия, а особенно умиляла припухлая верхняя губка. В самом деле, девчушка была хороша! Случаются иногда чудеса на свете: без всякой формовки и шлифовки, на пустом, казалось бы, месте, вдруг возникают такие прелестницы, к которым трудно придраться даже привередам вроде Вадима.
Впрочем обычно девиц не хватало надолго: расцветут, ослепят – и завянут. Вот сколько этой пигалице? Хотя бы в совершенных годах? Удивительно, что малышку еще не заманили на Студию или не подбросили в верха, крепостникам на усладу, или не увели крутари, честно оплатив товарный вид своим покровительством. Чтобы такое чудо – и бесхозное? Наверняка кто-то пасет ее, затаившись неподалеку и готовый заслонить при первых поползновениях. Но глазеть на ее формы никто не возбранял? А на большее ты, парень, вряд ли решишься – где уж тебе!..
– Слышь, дистрофик, – неожиданно обратилась к нему девочка, – а ведь я тебя знаю! Разве не ты лет двенадцать тому выступал с эстрады?
– Сколько ж тебе было? – удивился Вадим. – Ты вообще родилась?
– Только не надо мне льстить, – не задержалась она с ответом, дернув худеньким плечом. – Лучше научи правильно двигаться – я ведь вижу, как ты кривишься.
– Чтобы заработать втык от жрецов? Спасибо, с меня хватит.
– Да они же сюда и носа не кажут… Кстати, меня зовут Юля.
– Работай, Юля, работай. Они всё видят, уверяю тебя.
Словно в подтверждение его слов, из-за зеркала высунулась бородатая физиономия и строго вякнула:
– Вадим, разговорчики!
– Чем лаяться, лучше бы музыку врубил, – отбрыкнулся он. – Или опять уделали систему?
Бородач проворчал что-то невнятное и вновь канул в зазеркалье. Хихикнув, Юля спросила:
– А чего они такими лопатами обзавелись – для солидности? – Она засмеялась и добавила: – Серьезные!
– Должность обязывает, – откликнулся Вадим. – Ладно, ты сюда болтать пришла?
Может, для этого – кто знает? Вообще выкладывалась Юля не слишком, зато мешалась за троих.
– Работать, работать и работать! – гнусаво бурчала она, потешая соседей. – Не хочешь помочь, да? И ладно. Вот погоди, будешь висеть над пропастью, попросишь у меня подать руку, а я тебе – фиг! Рушься на острые скалы, если такой. То-то я посмеюсь!..
Поневоле Вадим тоже ухмылялся краями рта, однако отмалчивался. При надлежащей строгости эта мартышка вполне могла бы схлопотать по голым ягодичкам – за неуместное озорство. Однако на такую кралю у жрецов вряд ли поднялась бы рука. К тому же прежний фанатизм давно пошел на убыль, и теперь секта больше напоминала подготовительную базу для молодняка, нацелившегося прорваться в крутари. За дисциплиной следили, и на том спасибо.
А неугомонная кроха уже напевала, тихонько и жалостливо: “От умру я, умру-у, та заховають мэня-я…” И так далее, и тому подобное – ее репертуара, похоже, хватило бы на полную тренировку. Удивительно, но никто против этого не возражал, даже жрецы. Что девочка умела, так это нравиться: обаяния – вагон!
Затем все-таки врубили музыку, но лучше бы этого не делали. То ли жрецы пошли на поводу у невзыскательной публики, то ли у самих подросла смена, но в такие моменты Вадим вспоминал о своем возрасте. В нынешних сонгах от мелодий остался лишь ритм, и тот частенько сменялся сплошным ором, совершенно немузыкальным, зато ошеломительно громким. Ладно, не будем о вкусах, недоумевал Вадим, но что у нынешнего молодняка со слухом-то делается: глохнут помаленьку? Эх, старость, старость – вот и я в ворчуны записываюсь…
Хватанув “мышечной радости” под завязку, до потемнения в глазах и дрожи в коленках, Вадим на остатке сил попинал мешок в углу зала – не столько подкрепляя навыки, сколько проверяя. (Как и ожидалось, навыки оказались в порядке, подключаясь к мускулам по первому же запросу.) Дождавшись, когда из проема возникнет посвежевший и воспрянувший Арон, втиснулся туда сам. Лаз вел в крохотную душевую, и согласно здешнему распорядку Вадим мог позволить себе шесть минут блаженства. Однако на первой же по бетонному полу коридорчика зашлепали легкие шаги и в проеме, будто в раме, возникла Юля – совершенно нагая. Впрочем, как и он.
– Ох, прости! – выдохнула девушка, однако не отступая и не отводя глаз. – Наверно, у вас не принято?
Вадим тоже смотрел на нее во все глаза, и непохоже, чтобы Юлю это смущало, – а ведь она из новеньких! Малышка в самом деле походила на подростка, и все в ней, от пальчиков до ключиц, выглядело умилительно детским. Но губы и грудь уже вполне созрели для поцелуев. К счастью, наружный индикатор Вадима, обескровленный тяжелой тренировкой, никак не прореагировал на соблазнительное видение.
– Так что? – спросила она чуть нетерпеливо. – Мне уйти?
– Чего уж теперь, – ответил Вадим. – Больше-то друг другу мы все равно показать не сможем.
Улыбнувшись, Юля шагнула под душ, неосторожно ткнулась в Вадима маленькой грудью.
– Зато теперь у нас вдвое больше времени, – сообщила она, почесав нос о его плечо. – А хочешь, я намылю тебя собой?
– Ладно дразниться-то, – пробормотал Вадим, все же смутившись. – Пожалела бы старика.
– А чего? Давно хотела выяснить, что за ключики у эдаких шкафов!
– Избыток любознательности приводит к ущемлению носа, знаешь? – назидательно молвил Вадим.
– А “небрежность – причина пожаров”! – парировала девочка.
Как выяснилось из последующего разговора, несмотря на нежный возраст Юля уже могла щегольнуть пестрой биографией. Открытым текстом она ссылалась на связи с натуристами, шатунами, даже намекала на оргистов. Расшалившись, Юля пожелала некоторые из приобретенных навыков продемонстрировать тут же, однако Вадим отговорился общим упадком сил и недостатков времени. “Ладно, – нехотя уступила она, – тогда уйдем отсюда вместе. Ты далеко живешь?” Неопределенно усмехаясь, Вадим шлепками выгнал Юлю из-под душа и подтолкнул к выходу. Разглядев ее близко и в подробностях, он укрепился в своих подозрениях. Уж очень Юля была ухоженной – от упругих гладких подмышек до младенчески нежных пяток. И ровный загар по всему телу, и ни единого волоска ниже головы, и накопленная за годы сияющая чистота, и брезгливость, с какой она ступала по облезлому полу. Нет, сколько б она ни разыгрывала из себя простолюдинку, это – продукт иной среды. Какой же лопух ее сюда притащил?
Все-таки из храма они уходили вдвоем. Подвал был обширный, запущенный, к тому же имел несколько выходов на поверхность. Вадима слегка раздражала эта игра в конспирацию (было б из-за чего), но правила не им установлены, не ему и отменять. На этот раз он предоставил Юле выбирать путь, а сам шел следом, наблюдая за ней. После тренировки сонливость у Вадима пропала напрочь, голова прояснилась, и теперь он мог трезво оценить свое новое приобретение – эту самую Юлю. На девушке были потертые шорты, линялая растянутая майка, едва не спадающая с плеч, и шлепки – всё. Экипировка на грани фола. Если бы кто из блюстителей заподозрил отсутствие белья, не миновать ей плетей по мягким частям. Собственно, за что? Ведь так и положено в нашем благословенном обществе: наружная пристойность, а чуть поглубже – всегдашняя готовность к разврату. Но что за поступь, господи: как упоительно содрогаются грудки на каждом шаге, как грациозно качаются бедра!.. Тоже врожденное или научили? Но не за месяц же! Такому надо обучать с пеленок.
Наконец они выбрались из подземелья и зашагали по гулкому переулку, стиснутыми глухими облезлыми стенами.
– Слушай, – внезапно заговорила девушка, – а ведь ты не похож на дурака!..
Маленькие открытия, надо же.
– Ну почему, – возразил Вадим. – Просто ты не разглядела. Ты же торопыжка, так? Вечно спешишь с выводами!
– Но если ты не дурак, – отмахнулась Юля, – как же ты угодил в здешние прихожане?
– По-твоему, наша вера не истинная? – нахмурясь, спросил он. – Тогда она и вправду ничего тебе не даст.
– А по-твоему, она тянет на веру? – Девушка фыркнула: – Подумаешь, рукомашество и ногодрыжество!
– А слышала ты про жизне-силу, еретичка? Вообще с тобой проводили вступительное собеседование?
Поколебавшись, Юля кивнула, затем повела худенькими плечами: мол, поливали чего-то невразумительного – толку-то!.. Действительно, последнее время жрецы не слишком усердствовали с проповедями.
– Вот ей, собственно, и поклоняются билдеры, – продолжал Вадим. – Прочее – следствие. И если ты наблюдаешь среди них самодовольных здоровяков, то гордятся они не нынешней статью, а тем, что сумели ее достичь, начав едва не с нуля.
– И все? Не больно-то густо!
– Как посмотреть. Кто-то верит в бессмертную душу – вообще, не вдаваясь в подробности. А вот билдеры верят в жизне-силу, полагая ее необходимой составляющей души, без которой она не сможеть достичь совершенства и просто сохранить себя. А тело – что ж: всего лишь показатель душевной силы. Кстати, по теории билдеров, на пути накопления жизне-силыможно достичь и физического бессмертия. Ибо сказано: “сделаем тело достойным духа” – то есть таким же бессмертным.
– Ну хорошо, а что же все-таки делается с телом?
– У каждого, чтоб ты знала, имеется отмеренный природой телесный предел, на который он вполне может выйти, если выложится по-настоящему, если проникнется желаньем до самого нутра, если поверит! Мало кто на это способен: большинство гораздо только языками молоть, – а ведь тут вкалывать надо, мучиться, почти истязать себя! Самое забавное, что предел одинаков почти для всех – конечно, завися от габаритов, – но вот приблизиться к нему сможет только верующий.
– Как ты, например? – подколола Юлька.
– Пока я в зале, я верую – истово и всей душой, – подтвердил Вадим. – Однако вне его… В жизни так много любопытного! Кстати, обрати внимание, сколь много в билдинге людей многогранных, почитающих гармонию.
– “Красота спасет мир”? – хмыкнула девочка. – А почему не сила?
– А что ты считаешь силой? Способность подминать других?
– Покорять, – сказала она со вкусом. – Подчинять. Властвовать!
– Это сила не человека – зверя. А человек силен другим: умением сохранять свою суть – при любых обстоятельствах.
– Опять жизне-сила, да? Как средство защиты от агрессивной среды… Но разве нельзя накапливать ее иначе, без этого мазахизма?
– Можно, – кивнул Вадим. – Отнимая у других. Именно “покоряя” и “подчиняя”. А еще: унижая, мучая, убивая. Наверно, так даже можно достичь бессмертия тела. Но не души – это наверняка.
– Бог с ней, с душой, – кто ее видел? Но приличное тело мне бы не помешало.
– Мне больше нравятся неприличные, – возразил он. – Как у тебя.
– Просто ты падок на красоток, – самодовольно заметила Юля. – Старый хрен!
– Ну да, мне нравятся красивые люди, – согласился Вадим. – Не только потому, что глаза радуют. Главное: их психику не уродуют комплексы, они не пытаются из себя никого строить – они естественны! Наконец, они любят себя, а потому и другим кое-чего перепадает.
– Ой ли?
– По крайней мере, это относится к девицам. Что до парней, на них больше влияет дефицит силы или роста.
– Послушай, а чего ты уродуешься? – спросила Юля. – Зачем так выкладываться, а? Имеются же препараты – “химия”, например. Я-то знаю!
– “Химия” есть болезненный нарост на теле билдинга, – с неохотой ответил Вадим. – А с наростами положено бороться.
– Ты так печешься о своем здоровье?
– Не в том дело. Понимаешь, препараты дают громадные объемы, однако и психика ломается. Что было слабостью, становится манией. А хуже всего…
– Что?
– Если честно, “химией” балуются многие – и билдеры и крутари, чаще втихаря. Однако недавно проклюнулись особенные качки, которые не подаются в крутари, но и с билдерами не остаются. Для них мускульная мощь сделалась целью, они свихнулись на ней – по глупости либо из уязвленного самолюбия. Их так и прозвали: “химичи”, – чтоб выделить среди прочих. Где они обитают и качаются, чем кормятся, кто снабжает их “химией” – я лично понятия не имею. И остальные предпочитают держаться от них подальше. Вообще, в обычном состоянии “химич” превосходит билдеров ненамного, но иногда слетает с катушек и прорывается в чудовищную силу, даже внутренне преображаясь в монстра. Кстати, от “химии” не только растут мышцы, но и костяк меняется.
Вадим вдруг замолчал, удивленно вскинув брови, и даже остановился, будто наткнулся на столб. У тротуара притулился колесник, изящный как игрушка и совершенно неуместный в этом угрюмом месте. До сих пор на такие машины Вадим мог любоваться лишь со стороны, когда они на скорости проносились мимо, обдавая его выхлопами или каскадами брызг. И увидеть подобное чудо здесь, на заброшенной улице, куда и блюстители без особой надобности не заглядывали, – было таким вопиющим нарушением системы, что Вадим не смог бы пройти мимо, даже если был бы начисто лишен любопытства. Озадаченно оглядевшись, он приблизился к машине, заглянул вовнутрь.
– Слушай, не задерживай, – дернула его за руку Юля. – У меня уже яичники ноют – так хочется. Может, завернем в какой-нибудь дворик, если до тебя слишком долго?
– Ну ты проста, малышка!
– А чего? Еще терять время из-за этой… Ну хочешь, рассажу ей стекло кирпичом?.. А давай, а? – вдруг загорелась она. – Никого же вокруг нет!
Внимание Вадима привлекли педали, тщательно смоделированные под изящные, крохотные, с высоком подъемом ступни – много ли таких на весь город? Итак, лягушка все же оказалась царевной!..
Осторожно он взял Юлю за шею, наклонил к самому стеклу, показал.
– Как говорится, недостающее звено, – пояснил он. – Ну что, девочка, будем колоться?
– В чем? – Юля растерянно заморгала.
– Ладно-ладно, сударыня, кончайте-ка свои аль-рашидовские штучки! Не то я в самом деле вышибу стекло и примерю эти педальки на ваши неподражаемые ножки.
Со вздохом девушка коснулась ладонью дверцы, и та послушно скользнула в корпус. Затем Юля опустилась в кресло, и стало понятно, что оно тоже сработано под ее стройные формы.
– Садись, что ли, – пригласила девочка. – Прокатимся!
– Знаешь, кроха, – возразил Вадим, – пожалуй, дальше нам не по пути.
– Испугался? – Юля звонко рассмеялась. – Не дрейфь, билдер, – с твоими-то мослами!..
Провокация была дешевой, однако Вадим внезапно решился и, обойдя машину, сел рядом с девушкой. В конце концов, надо же выяснить, какие пакости готовит она доверчивым билдерам? Не пришлось бы тем менять базу.
– Видишь, – одобрила Юля, – это даже не больно.
И рванула с места, оглашая тихий квартал визгом шин. Попетляв по захолустьям, колесник вскоре вырвался на магистраль – из немногих уцелевших, куда запрещался въезд грузовикам и служебным колымагам. И тут Юля показала, что такое настоящая скорость. По всему судя, она была водилой со стажем, так что не стесняла себя осторожностью.
Как ожидалось, малышка доставила Вадима в Центр, где он избегал появляться. И вряд ли бы смог – на каждом углу по блюстителю, к чему-нибудь да придерутся. Давненько Вадим здесь не бывал и теперь поразился, насколько все изменилось. От добротных древних домов, коими по сию пору гордились старожилы, не осталось следа, – как и от показушных строений недоразвитого социализма. Изнутри на Столицу будто наползал иной, новый город, со странными планировками и необычной архитектурой, по-видимому, очень рациональной: без излишеств, но и без глупого скупердяйства, с нездешним размахом, затмевавшим даже грандиозные проекты сталинской эпохи (к счастью, нереализованные). Невдалеке, в самой сердцевине Крепости, исполинским пальцем упиралась в небо телевышка, возведенная еще до Отделения ценой многих затрат и усилий. Вокруг нее, уже позднее, поднялось громадное здание Студии, словно некий Храм искусств, очертаниями прозрачного купола напоминая муравейник, в хитросплетении ходов которого суетилось несчетное множество букашек. Высоким правильным кольцом ее окружил правительственный кремль, по сути представлявший собой толстенную крепостную стену, неприступную с обеих сторон. А уже вокруг кремля разрастались высотные блоки, населенные управителями и разделенные безупречными окружностями и радиусами улиц. Строительство блоков еще продолжалось, постепенно продвигаясь к беспорядочно наставленным зданиям промышленного кольца, перед которыми возводилась еще стена, на сей раз настоящая, готовясь окончательно разгородить бывших сограждан. От взбесившегося климата Центр оберегала знаменитая Крыша, прозрачной пленкой стекая со шпиля Студии по плоским верхушкам кремля и блоков (по слухам, прочности она была необыкновенной). И сам Новый Город строили из такого плотного материала, что тот больше походил на металл. А может, это была разновидность керамики – сродни тем, из которых производят корпуса колесников и вставные зубы.
Изумленно Вадим покачал головой: вот это размах, с ума сойти! Кто мог ожидать от наших неумех? Мне ли не знать, как медленно они ездят – сколько ни запрягай! Как же удалось раскочегарить их до такого?
Через автоматически раскрывшиеся ворота “бегунок” вкатился внутрь одного из блоков, очутившись в просторном тихом дворике. Отсюда в жилые покои “тысячников” вело несколько нарядных дверей – не слишком широких, как будто здешние обитатели заранее страховались на случай бунта. Вообще же колесников оказалось на стоянке немного, хотя места хватало. То ли развезли хозяев по их ответственным делам, то ли те пока обходились без машин. Конечно, не пешком топали – боже упаси! – но последнее время в Центре все больше входили в моду рикши. Кстати, нормальная работа и для здоровья полезно. Чем бегать впустую, лучше послужи народу (через его “слуг”) за вполне приличный паек. Вадим и сам подумывал: не наняться ли? По крайней мере, блюстители перестали б вязаться, и к власти поближе, ежели что. Впрочем, его наверняка бы забраковали – как раз поэтому: неблагонадежен.
Вадим вздохнул, потерянно озираясь.
– Домой хочу, – признался он.
– Довольно лирики! – Юля выключила мотор. – Двинулись.
– Куда? – грустно спросил Вадим. – С родителями знакомиться? А кто они у тебя – “светлости”, “превосходительства” или простые народные “благородия”?
Как будто он досконально представлял разницу!
– Предок на службе, возрадуйся, – ответила девочка. – И статус его совершенно не важен… Ну давай, давай, – поторопила она, – выгружайся!
Пришлось покинуть убежище и направиться к ближайшему подъезду. Конечно, придверные были поставлены тут на каждом входе. Но здешний на Юлю с гостем даже не глянул: вышколен отменно или же прикормлен. Неужто и папеньке не докладает? “Кому-то я советовал держаться от “золотой тысячи” подальше, – вспомнил Вадим. – И как раз сегодня. Легко советовать другим!..”
Скоростной лифт вознес парочку к верхним этажам – беззвучно и бережно, точно правительственный лимузин, – а открылся прямо в квартиру. Впервые Вадим оказался в окружении такой ошеломительной роскоши, вдобавок предназначенной для жилья. Окон, правда, не было, как и балконов, однако воздух в комнатах оставался поразительно свеж, точно в лесу или на берегу водоема. Тона обивок и покрытий – приглушенные, слегка сумрачные; таков же и свет. А мебель в здешних просторах терялась и вообще выглядела необязательной, ибо ее с успехом заменяли неровности пола, сплошь покрытого узорчатым ворсом. Вообще, странным образом жилище напоминало уютную и объемистую пещеру, оснащенную всеми мыслимыми средствами современного комфорта. И для кого она строилась – для пещерных людей?
– Я заметила, ты неравнодушен к воде? – спросила Юля, разоблачаясь прямо от порога. (“Ба – знакомые привычки!”) – Так полезли в корыто!
– Мало тебе душа?
– А! – махнула она рукой. – В той вошебойке только грибки собирать.
Следом за девушкой Вадим прошел в ванную комнату. И это действительно оказалось комнатой, иначе бы в ней не уместилось “корыто” – мраморный бассейн площадью метров пятнадцать, уже наполненный пенящейся зеленой водой.
– Ничего себе! – не удержался Вадим. – Какой же это этаж?
– Двенадцатый, а что?
– А если переборки не выдержат? Тут же тонн двадцать, не меньше!
– Умник! И охота тебе голову ломать?
С коротким визгом Юля бултыхнулась в воду и забарахталась, разбрызгивая пену.
– Ну, прыгай! – крикнула она Вадиму. – Устроим заплыв на дальность.
Сохранности ради тот тоже снял с себя одежду, отнес в соседнюю комнату. И только затем присел на краю бассейна, щурясь от летящих в глаза брызг.
– Так вот куда уходят народные денежки! – заметил он.
– Утекают, – поправила Юля. – А тебе жалко?
– Кто ж это приготовил? Имею в виду воду.
– Компьютер, глупый! – засмеялась она. – Слыхал о таком?
– Мала-мала, – скромно сказал Вадим. – Слушай, а на кой ляд тебе ходить к билдерам, если все можно устроить и здесь?
– А публика там занятная. – Девушка перевернулась на спину, разбросав конечности по сторонам, блаженно прикрыла глаза. – Надоели эти худосочные, обтекаемые, женообразные. “Мужика б!”
Помимо воли взгляд Вадима шарил по распахнутому перед ним телу. Какого черта, в самом деле: всему ж имеется предел!.. Ан нет его – и не надо.
– Но есть же здоровячки и поближе? Взять хотя бы гардейцев…
– Ах, эти! – С пренебрежением она хлопнула по пене. – Дуболомы: делают, что велено, – от сих до сих. Скучно!
– А у нас, стало быть, личности?
– Ну да, вроде тебя. – Она снова расхохоталась, дрыгая ногами, – какая-то избыточная веселость, натужная. – Лезь сюда, медведище, хватит препираться! Или застеснялся?
Именно! – вдруг осенило Вадима. То есть именно, что наоборот. Вот уж чего во мне сейчас ни на грош, так это стеснительности. Часа не знаком, а уже готов с нею в постель. С чего я так раздухарился? Ох, братцы, не к добру это!..
Резко распрямившись, он исполнил двойное сальто и обрушился в бассейн – к восторгу Юли, столь же чрезмерному. Тотчас она оседлала его, словно Ихтиандр дельфина, и заставила плавать по кругу, за неимением раковины трубя в сложенные ладошки. Кстати, вода здесь плотностью не уступала морской.
– Что в тебе подкупает, – сообщила наездница, надудевшись, – так это расшоренность. Другие бы столько ломались!
– У каждого свои комплексы, – объяснил Вадим, продолжая с удовольствием обновлять навыки брассиста, невостребованные столько лет. – Кто-то вообще боится иного пола, наворачивая вокруг такое!.. Большинство, в принципе, не прочь приобщиться, но лишь при соблюдении всех протокольных норм, обезопасившись ими и одеждой настолько, будто ведут друг с другом танковую дуэль. В некоторых странах даже любовью, говорят, занимаются в полном облачении, прикрыв лица платками, – словно через амбразуру, представляешь?