Страница:
генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера.
Я уже писал, что Гальдер вел дневник, занося туда только самые важные
события минувшего дня, очень коротко, конспективно, но все же с четкостью и
пунктуальностью генштабиста высокого класса. Все записанное было его личным,
основанным на реальностях мнением и не имело, на мои взгляд, каких-либо
пропагандистских или конъюнктурных наслоений. Разумеется, в дневнике есть
переоценка или недооценка каких-то эпизодов войны и действии сторон, это
естественно для любого человека в соответствии с его взглядами, но в целом,
повторяю, дневниковые записи Гальдера вполне достоверны. Приведу несколько
абзацев, которые дают представление о том, каковы были впечатления Гальдера
от первых дней наступления на Советский Союз, а следовательно, и о том, что
докладывалось Гитлеру на первых совещаниях в "Волчьем логове":
"Общая картина первого дня наступления представляется следующей:
наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки
противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его
войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и
привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была. в
общем, слабой.
Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в
пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным. В результате чего нам
всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать
пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа).
После первоначального "столбняка", вызванного внезапностью нападения,
противник перешел к активным действиям. Без сомнения, на стороне противника
имели место случаи тактического отхода, хотя и беспорядочного. Признаков же
оперативного отхода нет и следа. Вполне вероятно, что возможность
организации такого отхода была просто исключена. Ряд командных инстанций
противника, как, например, в Белостоке (штаб 10-й армии), полностью не знал
обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало
руководство действиями войск со стороны высших штабов.
Но даже независимо от этого, учитывая влияние "столбняка", едва ли
можно ожидать, что русское командование уже в течение первого дня боев
смогло составить себе настолько ясную картину обстановки, чтобы оказаться в
состоянии принять радикальное решение.
Представляется, что русское командование благодаря своей
неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать
оперативное противодействие нашему наступлению. Русские вынуждены принять
бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего
наступления".
Дальше Гальдер излагает положение по участкам групп армий - "Север",
"Центр", "Юг" - и делает такое заключение:
"Задачи групп армий остаются прежними. Нет никаких оснований для
внесения каких-либо изменений в план операции. Главному командованию
сухопутных войск не приходится даже отдавать каких-либо дополнительных
распоряжений".
Вот так - у нас хаос и неразбериха, а у нашего противника нет даже
малейшей потребности вносить в планы какие-либо коррективы. При всей
обидности такой характеристики действий наших войск и командования она
объективно отражает то, что происходило на фронте и в штабах. Опровергать
нечего, наоборот, хочу обратить ваше внимание на точность и четкость
формулировок и изложение общей картины.
В записи за первый день войны есть у Гальдера и такие слова:
"Командование ВВС сообщило, что за сегодняшний день уничтожило 800
самолетов противника..." Я привожу эту цитату как еще одно доказательство
объективности дневника Гальдера, потому что, по нашим данным, в первый день
гитлеровцы уничтожили 1200 самолетов, так что запись о 800 самолетах, как
видим, даже преуменьшает число, уничтоженных в действительности.
Любопытна запись Гальдера от 23 июня - о том, что танковые группы
должны действовать концентрическими ударами, направленными в одно место, что
обеспечит массированность действия. Ее не будет, если Гот, например, пойдет
вперед да еще будет отклоняться к северу, а Гудериан задержится и пойдет
несколько южнее. "Эту опасность,- пишет Гальдер,- следует учитывать, тем
более что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных
соединений..."
Мы еще будем говорить об этой идее, разработанной советскими военными
стратегами, которые, к сожалению, были уничтожены в годы репрессий.
Суммируя ход боевых действий к 24 июня, Гальдер записал:
"Впрочем, я сомневаюсь в том, что командование противника действительно
сохраняет в своих руках единое и планомерное руководство действиями войск.
Гораздо вероятнее, что местные переброски наземных войск и авиации являются
вынужденными и предприняты под влиянием продвижения наших войск, а не
представляют собой организованного отхода с оперативными целями. О таком
организованном отходе до сих пор как будто говорить не приходится".
И опять отметим, как ни горько это делать, острый военный глаз и
четкость мышления Гальдера - его запись точно фиксирует состояние нашего
командования.
24 июня, характеризуя боевые действия на различных участках, Гальдер
сделал такую запись:
"Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейдане. (Историческая справка:
Наполеон взял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня.)"
По ассоциации с исторической параллелью Гальдера я вспомнил запись о
первом дне войны одного из сподвижников Наполеона, Дедема. Он писал в своих
мемуарах:
"...я приблизился к группе генералов, принадлежащих к главной квартире
императора. Среди них царило мертвое молчание, походившее , на мрачное
отчаяние. Я позволил себе сказать какую-то шутку, но генерал Коленкур...
сказал мне:
"Здесь не смеются, это великий день". Вместе с тем он указал рукой на
правый берег, как бы желая прибавить:
"Там наша могила".
После поражения в войне многие гитлеровские генералы писали, что у них
было такое же предчувствие. Один из них даже записал в день начала
вторжения: это начало нашей гибели. Однако все они были так опьянены легкими
победами над Польшей, Францией и другими странами, что гипноз удачливости
фюрера лишил их разума, и они шагнули в тот день, как и французы в 1812
году, не в Россию, а в пропасть.
Пропагандистская система Геббельса работала на полную мощь, война была
объявлена не только "крестовым походом против большевизма", но и
"всеевропейской освободительной войной" - в этом виделось желание снискать
симпатии к немецкому нападению на Советский Союз и замаскировать истинные
завоевательские планы Германии. Но в своем кругу Гитлер по этому поводу
откровенно сказал:
- Общеевропейскую войну за свободу не следует понимать так, будто
Германия ведет войну для Европы. Выгоду из этой войны должны извлечь только
немцы.
Далее Гальдер записал о том, что кольцо окружения восточнее Белостока
вот-вот замкнется, а также замыкается кольцо, которое создают танковые
группы Гота и Гудериана восточнее Минска. Не ускользнуло из поля зрения
Гальдера и такое:
"Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели
место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая
сдаваться в плен". И еще Гальдер отмечает:
"Войска группы армий "Юг", отражая сильные контратаки противника,
успешно продвигаются вперед. Противник несет большие потери".
Напомню читателям о тех боевых действиях, которые я описал выше, и о
том, что именно здесь на второй день войны уже начали наносить контрудар
наши механизированные корпуса под руководством Жукова и Кирпоноса. Как
видим, они были настолько ощутимы, что попали в поле зрения начальника
генерального штаба сухопутных войск.
Подводя итоги за 24 июня, Гальдер пишет:
"В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а,
напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу
вклинившимся германским войскам. При этом верховное командование противника,
видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск".
25 июня Гальдер делает подробные записи об успешных действиях на всех
фронтах и опять особо отмечает действия тех частей, где, как мы знаем,
находился Жуков:
"На фронте группы армий "Юг". Сражение еще не достигло своей наивысшей
точки. Оно продлится еще несколько дней. Танковое сражение западнее Луцка
все еще продолжается". И как итоговую оценку или, точнее, как признание
умелого руководства в такой сложнейшей и невыгодной для нас обстановке
приведу еще одну запись Гальдера за 26 июня. Характерно также и то, что
раньше Гальдер делал записи, как , и полагается, начиная с левого фланга:
"Север", "Центр", затем "Юг", а вот 26-го, видимо, возникла такая
озабоченность, что он, нарушив эту последовательность, сразу пишет о
действиях наших войск против группы армий "Юг", то есть там, где был Жуков.
"Группа армий "Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся
значительные потери. У противника, действующего против группы армий "Юг",
отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает
из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина".
Вот эти слова, мне кажется, и объективно, и достойно оценивают
результативные действия не только Жукова, который организовывал контрудары,
но и Кирпоноса с его штабом.
Все же Гальдер как начальник Генерального штаба мыслил и записывал,
конечно, крупномасштабно, некоторых деталей он или не знал, или не считал
нужным их фиксировать. А вот что пишет находившийся ближе к боевым действиям
генерал Гот, командующий одной из немецких танковых групп:
"...Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28
июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких
частей были мощные контрудары противника".
В записях Гальдера не раз отмечается, что ему непонятны действия нашего
Верховного Командования. Какую улыбку и удивление вызвала бы директива No 3
нашего Главнокомандования, которая поставила задачу на контрнаступление и
выход наших наступающих частей к Люблину на территорию противника.
Жуков по этому поводу в своих воспоминаниях пишет:
"Ставя задачу на контрнаступление. Ставка Главнокомандования не знала
реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного
положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование
исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из
интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в
коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. В
сложившейся обстановке единственно правильными могли быть только контрудары
мехкорпусов против клиньев танковых группировок противника. Предпринятые
контрудары в большинстве своем были организованы плохо, без надлежащего
взаимодействия, а потому и не достигли цели".
Добавим здесь от себя, что механизированные корпуса из-за своего
расположения в глубине от границы не были готовы для нанесения этих
контрударов, им для контрударов пришлось совершать длительные марши, в ходе
которых выходила из строя техника не только от бомбежек, но и по техническим
причинам, и поэтому они вступали в бой уже сильно ослабленными.
Следовательно, в самой группировке наших войск в приграничных округах не
было заложено идеи о возможности ударов под основание клиньев, ударов,
которые пробивали бы бронетанковые группировки противника. А предвидеть
такие действия врага и подготовить свои войска к таким контрмерам были все
возможности, потому что тактикадействий гитлеровцев в Польше, Франции да и в
других боях была уже хорошо известна. Но, к сожалению, войска не были
обучены конкретным действиям, по конкретной тактике врага и не находились в
необходимой группировке в приграничной полосе.
Сталин вскоре понял свою ошибку с отправкой начальника Генерального
штаба на передовую. Управление войсками за эти дни так и не было налажено.
Сведения, поступавшие из действующей армии, были не только неутешительные,
но просто катастрофические. Пришло сообщение, что под Рославлем окружены две
армии и вот-вот замкнутся клещи вокруг Минска, за-хлопнув в окружении еще
несколько армий. В этих условиях Сталин явно растерялся, ему нужен был рядом
твердый человек, таким человеком он считал Жукова, и Жуков действительно был
таким.
26 июня И. В. Сталин позвонил на командный пункт Юго-Западного фронта в
Тернополь и, когда пригласили к аппарату Жукова, сказал:
- На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к
Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где,
Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
- Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших
действиях и выеду на аэродром,- ответил Жуков.
Поздно вечером 26 июня Жуков прилетел в Москву, и прямо с аэродрома его
повезли к Сталину. В кабинете Сталина стояли навытяжку нарком С. К.
Тимошенко и первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н. Ф.
Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами.
Здесь до прихода Жукова произошел, как говорится, крупный разговор.
Сталин поздоровался с Жуковым лишь кивком головы и сразу же раздраженно
сказал:
- Не могу понять путаных предложений наркома и вашего зама. Подумайте
вместе и скажите: что можно сделать?
Сталин при этих словах показал на карту, развернутую на столе. На карте
была обстановка Западного фронта. И по жесту, и по тону Сталина Жуков понял:
Верховный находится в таком состоянии, когда ничего путного из разговора не
получится, надо было дать ему остыть, а потом уже говорить о деле. Поэтому
Жуков, стараясь подчеркнуть свое спокойствие и как бы призывая к тому же
Сталина, сказал:
- Мне нужно минут сорок, чтобы разобраться с обстановкой.
- Хорошо, через сорок минут доложите! - все так же раздраженно бросил
Сталин.
Жуков, Тимошенко и Ватутин вышли в соседнюю комнату. Без долгих слов,
обменявшись лишь понимающими взглядами по поводу происшедшего в кабинете
Сталина, они начали анализировать обстановку на Западном фронте.
Западнее Минска были окружены и дрались в окружении остатки 3-й и 10-й
армий Западного фронта. Остатки 4-й армии отошли в Припятские леса.
Остальные части, понесшие большие потери, отходили к реке Березине. И вот на
эти ослабленные и разрозненные войска фронта наступали мощные группировки
противника.
Через полчаса они вернулись к Сталину и предложили немедленно занять
оборону на рубеже Западная Двина - Полоцк - Витебск - Орша - Могилев-Мозырь
и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Кроме того, срочно
приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово -
Смоленск - Рославль - Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо
этого, срочно сформировать еще 2-3 армии за счет дивизий Московского
ополчения.
Все эти предложения Сталин утвердил и приказал немедленно довести их до
войск.
27 июня утром Жуков вызвал к аппарату Бодо начальника штаба Западного
фронта генерала В. Е. Климовских и передал ему приказ Ставки.
Дальше я привожу запись разговора Жукова и Климовских, потому что это
подлинный разговор, характеризующий Жукова в динамике управления крупными
операциями, к тому же в очень сложной, критической обстановке.
"Жуков. Слушайте приказ от имени Ставки Главного Командования. Ваша
задача:
П е р в о е. Срочно разыскать все части, связаться с командирами и
объяснить им обстановку, положение противника и положение своих частей,
особо детально обрисовать места, куда проскочили передовые мехчасти врага.
Указать, где остались наши базы горючего, огнеприпасов и продфуража, чтобы с
этих баз части снабдили себя всем необходимым для боя.
Поставить частям задачу, вести ли бои или сосредоточиваться в лесных
районах, в последнем случае - по каким дорогам и в какой группировке.
В т о р о е. Выяснить, каким частям нужно подать горючее и боеприпасы
самолетами, чтобы не бросать дорогостоящую технику, особенно тяжелые танки и
тяжелую артиллерию.
Т р е т ь е. Оставшиеся войска выводить в трех направлениях:
- через Докшицы и Полоцк, собирая их за Лепельским и Полоцким УРами;
- направление Минск, собирать части за Минским УРом;
- третье направление - Глусские леса и на Бобруйск.
Ч е т в е р т о е. Иметь в виду, что первый механизированный эшелон
противника очень далеко оторвался от своей пехоты, в этом сейчас слабость
противника, как оторвавшегося эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без
танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части,
особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого
эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся,
организуйте сначала мощный удар по тылу первого мехэшелона противника,
двигающегося на Минск и на Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться
против пехоты.
Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа.
Особенно большой успех получится, если сумеете организовать ночное нападение
на мех-части.
П я т о е. Конницу отвести в Пинские леса и, опираясь на Пинск,
Лунинец, развернуть самые смелые и широкие нападения на тылы частей и сами
части противника.. Отдельные мелкие группы конницы под водительством
преданных и храбрых средних командиров расставьте на всех дорогах".
В 2 часа ночи 28 июня у Жукова состоялся дополнительный разговор по
прямому проводу с генералом В. Е. Климовских. Привожу выдержки из этих
переговоров.
"Ж у к о в, Доложите, что известно о 3, 10 и 4-й армиях, в чьих руках
Минск, где противник?
К л и м о в с к и х. Минск по-прежнему наш. Получено сообщение: в
районе Минска и Смолевичи высажен десант. Усилиями 44-го стрелкового корпуса
в районе Минска десант ликвидируется. Авиация противника почти весь день
бомбила дорогу Борисов - Орша. Есть повреждения на станциях и перегонах. С
3-й армией по радио связь установить не удалось. Противник по последним
донесениям был перед УРом. Барановичи, Бобруйск, Пу-ховичи до вечера были
наши.
Ж у к о в. Где Кулик, Болдин, Коробков? Где мехкорпуса, кавкорпус?
К л и м о в с к и х. От Кулика и Болдина сообщений нет. Связались с
Коробковым, он на КП восточнее Бобруйска. Соединение Хацкилевича
подтягивалось к Барановичам, Ахлюстина - к Столбцам... К ним вчера около
19.00 выехал помкомкор Светлицин. Завтра высылаем парашютистов с задачей
передать приказы Кузнецову и Голубеву.
Ж у к о в. Знаете ли вы о том, что 21-й стрелковый корпус вышел в район
Молодечно - Вилейка в хорошем состоянии?
К л и м о в с к и х. 021-м стрелковом корпусе имели сведения, что он
наметил отход в направлении Молодечно, но эти сведения подтверждены не были.
Ж у к о в. Где тяжелая артиллерия?
К л и м о в с к и х. Большая часть тяжелой артиллерии в наших руках. Не
имеем данных по 375-му и 120-му гаубичным артиллерийским полкам.
Ж у к о в. Где конница, 13, 14 и 17-й мехкорпуса?
К л и м о в с к и х. 13-й мехкорпус- в Столбцах. В 14-м мехкорпусе
осталось несколько танков, присоединились к 17-му, находящемуся в
Барановичах. Данных о местонахождении конницы нет. Коробков вывел остатки
42, 6, 75-й. Есть основание думать, что 49-я стрелковая дивизия в
Беловежской пуще. Для проверки этого и вывода ее с рассветом высылается
специальный парашютист. Выход Кузнецова ожидаем вдоль обоих берегов Немана.
Ж у к о в. Какой сегодня был бой с мехкорпусом противника перед Минским
УРом и где сейчас противник, который был вчера в Слуцке и перед Минским
УРом?
К л и м о в с к и х. Вой с мехкорпусом противника в Минском УРе вела
64-я стрелковая дивизия. Противник от Слуцка продвигался на Бобруйск, но к
вечеру Бобруйск занят еще не был.
Ж у к о в. Как понимать "занят еще не был"?
К л и м о в с к и х. Мы полагали, что противник попытается на плечах
ворваться в Бобруйск. Этого не произошло.
Ж у к о в. Смотрите, чтобы противник ваш Минский УР не обошел с севера.
Закройте направление Логойск - Зембин - Плешеницы, иначе противник, обойдя
УР, раньше вас будет в Борисове. У меня все. До свидания".
29 июня поступили сообщения о том, что наши войска оставили Минск.
Наркому обороны Тимошенко позвонил Сталин и спросил:
- Что под Минском? Как там дела?
У Тимошенко не хватило сил доложить Сталину о том, что Минск сдан, он
еще надеялся, что положение будет восстановлено, поэтому сказал
неопределенно:
- Я не могу сейчас доложить, товарищ Сталин...- Тимошенко не успел
закончить фразу, потому что Сталин его перебил:
- А вы обязаны постоянно знать все детали, товарищ Тимошенко, и держать
нас в курсе событий.
Не желая продолжать разговор, Сталин положил трубку.
В это время в кабинете Сталина были Молотов, Маленков и Берия.
Некоторое время было тягостное молчание, потом Сталин сказал:
- Не нравится мне это их неведение. А может быть, мы сейчас поедем в
Генштаб и сами посмотрим карты и донесения с фронтов?
От Кремля до здания Наркомата обороны по улице Фрунзе ехать всего
несколько минут. Когда члены Политбюро вошли в массивные двери, часовой,
увидев Сталина и идущих за ним Молотова, Маленкова и Берия, настолько
оторопел, что даже не мог спросить пропуска или что-то вымолвить. Члены
Политбюро молча прошли мимо часового и поднялись на второй этаж, где был
кабинет наркома обороны. В кабинете в это время были Тимошенко, Жуков,
Ватутин, генералы и офицеры Генштаба, они стояли около больших столов, на
которых расстелены карты с обстановкой на фронтах.
Появление Сталина и других членов Политбюро было настолько неожиданно,
что все присутствующие на некоторое время просто онемели. Тимошенко даже
побледнел, однако, будучи старым служакой, он быстро пришел в себя и подошел
к Сталину с рапортом, как и полагается в Таких случаях:
- Товарищ Сталин, руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб
изучают обстановку на фронтах и вырабатывают очередные решения.
Сталин выслушал доклад, ничего не ответил и медленно пошел вдоль стола
с картами. Он остановился у карты Западного фронта. Тем временем на
цыпочках, один за другим вышли из кабинета работники Генерального штаба,
кроме Тимошенко, Жукова и Ватутина.
Сталин довольно долго стоял у карты Западного фронта и разглядывал ее.
Затем повернулся к генералам и, явно сдерживая себя и стараясь быть
спокойным, сказал:
- Ну, мы ждем, докладывайте, объясняйте обстановку.
Тимошенко хорошо знал Сталина, не только уважал, но и очень боялся его.
Он понимал, что у Сталина внутри все клокочет, иначе он не появился бы здесь
так внезапно. Не ожидая для себя ничего хорошего, Тимошенко стал сбивчиво
докладывать:
- Товарищ Сталин, мы еще не успели обобщить поступившие материалы.
Многое не ясно... Есть противоречивые сведения... Я не готов к докладу.
И тут Сталин сорвался:
- Вы просто боитесь сообщить нам правду! Потеряли Белоруссию, а теперь
хотите поставить нас перед фактом новых провалов?! Что делается на Украине?
Что в Прибалтике? Вы управляете фронтами или Генштаб только регистрирует
потери?!
Желая как-то разрядить обстановку и помочь Тимошенко, которого Жуков
уважал, начальник Генерального штаба обратился к Сталину:
- Разрешите нам продолжать работу. Тут вдруг иронически спросил Берия:
- Может, мы мешаем вам?
-- Обстановка на фронтах критическая. От нас ждут указаний,- сказал
Жуков, стараясь быть спокойным и ни к кому не обращаясь, но затем, взглянув
прямо в глаза Берии, с некоторым вызовом спросил: - Может быть, вы сумеете
дать эти указания?
- Если партия поручит, дадим,- отрезал Берия.
- Это если поручит! - твердо парировал Жуков.- А пока дело поручено
нам.
Повернувшись к Сталину, Жуков, опять-таки стараясь быть спокойным,
сказал:
- Простите меня за резкость, товарищ Сталин. Мы разберемся и сами
приедем в Кремль...
Все молчали, ожидая, что решит и скажет Сталин. Но и Тимошенко не
захотел в трудную минуту оставлять без поддержки своего начальника
Генерального штаба и, пытаясь прийти ему на помощь, сказал:
- Товарищ Сталин, мы обязаны в первую очередь думать, как помочь
фронтам, а потом уже информировать вас...
Попытка Тимошенко сгладить ситуацию обернулась против него. Сталин
опять вспыхнул:
- Во-первых, вы делаете грубую ошибку, что отделяете себя от нас! А
во-вторых, о Помощи фронтам, об овладении обстановкой нам теперь надо думать
всем вместе.- Сталин помолчал и, видимо решив, что все-таки в такой ситуации
лучше действительно дать военным возможность собраться с мыслями, сказал,
обращаясь к своим спутникам:
- Пойдемте, товарищи, мы, кажется, действительно появились здесь не
вовремя...
Члены Политбюро направились к двери и ушли, никем не сопровождаемые,
так же как и появились здесь несколькими минутами раньше (2).
После ухода членов Политбюро Тимошенко попросил Жукова связаться с
командующим Западным фронтом Д. Г. Павловым и выяснить наконец" более
детально Обстановку. Жуков по аппарату Бодо говорил с Павловым, вот запись
этого разговора.
"Ж у к о в. Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту,
не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка. Прошу доложить
по существу вопросов.
П а в л о в. В районе Минска 44-й стрелковый корпус отходит южнее
Я уже писал, что Гальдер вел дневник, занося туда только самые важные
события минувшего дня, очень коротко, конспективно, но все же с четкостью и
пунктуальностью генштабиста высокого класса. Все записанное было его личным,
основанным на реальностях мнением и не имело, на мои взгляд, каких-либо
пропагандистских или конъюнктурных наслоений. Разумеется, в дневнике есть
переоценка или недооценка каких-то эпизодов войны и действии сторон, это
естественно для любого человека в соответствии с его взглядами, но в целом,
повторяю, дневниковые записи Гальдера вполне достоверны. Приведу несколько
абзацев, которые дают представление о том, каковы были впечатления Гальдера
от первых дней наступления на Советский Союз, а следовательно, и о том, что
докладывалось Гитлеру на первых совещаниях в "Волчьем логове":
"Общая картина первого дня наступления представляется следующей:
наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки
противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его
войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и
привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была. в
общем, слабой.
Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в
пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным. В результате чего нам
всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать
пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа).
После первоначального "столбняка", вызванного внезапностью нападения,
противник перешел к активным действиям. Без сомнения, на стороне противника
имели место случаи тактического отхода, хотя и беспорядочного. Признаков же
оперативного отхода нет и следа. Вполне вероятно, что возможность
организации такого отхода была просто исключена. Ряд командных инстанций
противника, как, например, в Белостоке (штаб 10-й армии), полностью не знал
обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало
руководство действиями войск со стороны высших штабов.
Но даже независимо от этого, учитывая влияние "столбняка", едва ли
можно ожидать, что русское командование уже в течение первого дня боев
смогло составить себе настолько ясную картину обстановки, чтобы оказаться в
состоянии принять радикальное решение.
Представляется, что русское командование благодаря своей
неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать
оперативное противодействие нашему наступлению. Русские вынуждены принять
бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего
наступления".
Дальше Гальдер излагает положение по участкам групп армий - "Север",
"Центр", "Юг" - и делает такое заключение:
"Задачи групп армий остаются прежними. Нет никаких оснований для
внесения каких-либо изменений в план операции. Главному командованию
сухопутных войск не приходится даже отдавать каких-либо дополнительных
распоряжений".
Вот так - у нас хаос и неразбериха, а у нашего противника нет даже
малейшей потребности вносить в планы какие-либо коррективы. При всей
обидности такой характеристики действий наших войск и командования она
объективно отражает то, что происходило на фронте и в штабах. Опровергать
нечего, наоборот, хочу обратить ваше внимание на точность и четкость
формулировок и изложение общей картины.
В записи за первый день войны есть у Гальдера и такие слова:
"Командование ВВС сообщило, что за сегодняшний день уничтожило 800
самолетов противника..." Я привожу эту цитату как еще одно доказательство
объективности дневника Гальдера, потому что, по нашим данным, в первый день
гитлеровцы уничтожили 1200 самолетов, так что запись о 800 самолетах, как
видим, даже преуменьшает число, уничтоженных в действительности.
Любопытна запись Гальдера от 23 июня - о том, что танковые группы
должны действовать концентрическими ударами, направленными в одно место, что
обеспечит массированность действия. Ее не будет, если Гот, например, пойдет
вперед да еще будет отклоняться к северу, а Гудериан задержится и пойдет
несколько южнее. "Эту опасность,- пишет Гальдер,- следует учитывать, тем
более что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных
соединений..."
Мы еще будем говорить об этой идее, разработанной советскими военными
стратегами, которые, к сожалению, были уничтожены в годы репрессий.
Суммируя ход боевых действий к 24 июня, Гальдер записал:
"Впрочем, я сомневаюсь в том, что командование противника действительно
сохраняет в своих руках единое и планомерное руководство действиями войск.
Гораздо вероятнее, что местные переброски наземных войск и авиации являются
вынужденными и предприняты под влиянием продвижения наших войск, а не
представляют собой организованного отхода с оперативными целями. О таком
организованном отходе до сих пор как будто говорить не приходится".
И опять отметим, как ни горько это делать, острый военный глаз и
четкость мышления Гальдера - его запись точно фиксирует состояние нашего
командования.
24 июня, характеризуя боевые действия на различных участках, Гальдер
сделал такую запись:
"Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейдане. (Историческая справка:
Наполеон взял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня.)"
По ассоциации с исторической параллелью Гальдера я вспомнил запись о
первом дне войны одного из сподвижников Наполеона, Дедема. Он писал в своих
мемуарах:
"...я приблизился к группе генералов, принадлежащих к главной квартире
императора. Среди них царило мертвое молчание, походившее , на мрачное
отчаяние. Я позволил себе сказать какую-то шутку, но генерал Коленкур...
сказал мне:
"Здесь не смеются, это великий день". Вместе с тем он указал рукой на
правый берег, как бы желая прибавить:
"Там наша могила".
После поражения в войне многие гитлеровские генералы писали, что у них
было такое же предчувствие. Один из них даже записал в день начала
вторжения: это начало нашей гибели. Однако все они были так опьянены легкими
победами над Польшей, Францией и другими странами, что гипноз удачливости
фюрера лишил их разума, и они шагнули в тот день, как и французы в 1812
году, не в Россию, а в пропасть.
Пропагандистская система Геббельса работала на полную мощь, война была
объявлена не только "крестовым походом против большевизма", но и
"всеевропейской освободительной войной" - в этом виделось желание снискать
симпатии к немецкому нападению на Советский Союз и замаскировать истинные
завоевательские планы Германии. Но в своем кругу Гитлер по этому поводу
откровенно сказал:
- Общеевропейскую войну за свободу не следует понимать так, будто
Германия ведет войну для Европы. Выгоду из этой войны должны извлечь только
немцы.
Далее Гальдер записал о том, что кольцо окружения восточнее Белостока
вот-вот замкнется, а также замыкается кольцо, которое создают танковые
группы Гота и Гудериана восточнее Минска. Не ускользнуло из поля зрения
Гальдера и такое:
"Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели
место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая
сдаваться в плен". И еще Гальдер отмечает:
"Войска группы армий "Юг", отражая сильные контратаки противника,
успешно продвигаются вперед. Противник несет большие потери".
Напомню читателям о тех боевых действиях, которые я описал выше, и о
том, что именно здесь на второй день войны уже начали наносить контрудар
наши механизированные корпуса под руководством Жукова и Кирпоноса. Как
видим, они были настолько ощутимы, что попали в поле зрения начальника
генерального штаба сухопутных войск.
Подводя итоги за 24 июня, Гальдер пишет:
"В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а,
напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу
вклинившимся германским войскам. При этом верховное командование противника,
видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск".
25 июня Гальдер делает подробные записи об успешных действиях на всех
фронтах и опять особо отмечает действия тех частей, где, как мы знаем,
находился Жуков:
"На фронте группы армий "Юг". Сражение еще не достигло своей наивысшей
точки. Оно продлится еще несколько дней. Танковое сражение западнее Луцка
все еще продолжается". И как итоговую оценку или, точнее, как признание
умелого руководства в такой сложнейшей и невыгодной для нас обстановке
приведу еще одну запись Гальдера за 26 июня. Характерно также и то, что
раньше Гальдер делал записи, как , и полагается, начиная с левого фланга:
"Север", "Центр", затем "Юг", а вот 26-го, видимо, возникла такая
озабоченность, что он, нарушив эту последовательность, сразу пишет о
действиях наших войск против группы армий "Юг", то есть там, где был Жуков.
"Группа армий "Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся
значительные потери. У противника, действующего против группы армий "Юг",
отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает
из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина".
Вот эти слова, мне кажется, и объективно, и достойно оценивают
результативные действия не только Жукова, который организовывал контрудары,
но и Кирпоноса с его штабом.
Все же Гальдер как начальник Генерального штаба мыслил и записывал,
конечно, крупномасштабно, некоторых деталей он или не знал, или не считал
нужным их фиксировать. А вот что пишет находившийся ближе к боевым действиям
генерал Гот, командующий одной из немецких танковых групп:
"...Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28
июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких
частей были мощные контрудары противника".
В записях Гальдера не раз отмечается, что ему непонятны действия нашего
Верховного Командования. Какую улыбку и удивление вызвала бы директива No 3
нашего Главнокомандования, которая поставила задачу на контрнаступление и
выход наших наступающих частей к Люблину на территорию противника.
Жуков по этому поводу в своих воспоминаниях пишет:
"Ставя задачу на контрнаступление. Ставка Главнокомандования не знала
реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного
положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование
исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из
интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в
коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. В
сложившейся обстановке единственно правильными могли быть только контрудары
мехкорпусов против клиньев танковых группировок противника. Предпринятые
контрудары в большинстве своем были организованы плохо, без надлежащего
взаимодействия, а потому и не достигли цели".
Добавим здесь от себя, что механизированные корпуса из-за своего
расположения в глубине от границы не были готовы для нанесения этих
контрударов, им для контрударов пришлось совершать длительные марши, в ходе
которых выходила из строя техника не только от бомбежек, но и по техническим
причинам, и поэтому они вступали в бой уже сильно ослабленными.
Следовательно, в самой группировке наших войск в приграничных округах не
было заложено идеи о возможности ударов под основание клиньев, ударов,
которые пробивали бы бронетанковые группировки противника. А предвидеть
такие действия врага и подготовить свои войска к таким контрмерам были все
возможности, потому что тактикадействий гитлеровцев в Польше, Франции да и в
других боях была уже хорошо известна. Но, к сожалению, войска не были
обучены конкретным действиям, по конкретной тактике врага и не находились в
необходимой группировке в приграничной полосе.
Сталин вскоре понял свою ошибку с отправкой начальника Генерального
штаба на передовую. Управление войсками за эти дни так и не было налажено.
Сведения, поступавшие из действующей армии, были не только неутешительные,
но просто катастрофические. Пришло сообщение, что под Рославлем окружены две
армии и вот-вот замкнутся клещи вокруг Минска, за-хлопнув в окружении еще
несколько армий. В этих условиях Сталин явно растерялся, ему нужен был рядом
твердый человек, таким человеком он считал Жукова, и Жуков действительно был
таким.
26 июня И. В. Сталин позвонил на командный пункт Юго-Западного фронта в
Тернополь и, когда пригласили к аппарату Жукова, сказал:
- На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к
Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где,
Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
- Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших
действиях и выеду на аэродром,- ответил Жуков.
Поздно вечером 26 июня Жуков прилетел в Москву, и прямо с аэродрома его
повезли к Сталину. В кабинете Сталина стояли навытяжку нарком С. К.
Тимошенко и первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н. Ф.
Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами.
Здесь до прихода Жукова произошел, как говорится, крупный разговор.
Сталин поздоровался с Жуковым лишь кивком головы и сразу же раздраженно
сказал:
- Не могу понять путаных предложений наркома и вашего зама. Подумайте
вместе и скажите: что можно сделать?
Сталин при этих словах показал на карту, развернутую на столе. На карте
была обстановка Западного фронта. И по жесту, и по тону Сталина Жуков понял:
Верховный находится в таком состоянии, когда ничего путного из разговора не
получится, надо было дать ему остыть, а потом уже говорить о деле. Поэтому
Жуков, стараясь подчеркнуть свое спокойствие и как бы призывая к тому же
Сталина, сказал:
- Мне нужно минут сорок, чтобы разобраться с обстановкой.
- Хорошо, через сорок минут доложите! - все так же раздраженно бросил
Сталин.
Жуков, Тимошенко и Ватутин вышли в соседнюю комнату. Без долгих слов,
обменявшись лишь понимающими взглядами по поводу происшедшего в кабинете
Сталина, они начали анализировать обстановку на Западном фронте.
Западнее Минска были окружены и дрались в окружении остатки 3-й и 10-й
армий Западного фронта. Остатки 4-й армии отошли в Припятские леса.
Остальные части, понесшие большие потери, отходили к реке Березине. И вот на
эти ослабленные и разрозненные войска фронта наступали мощные группировки
противника.
Через полчаса они вернулись к Сталину и предложили немедленно занять
оборону на рубеже Западная Двина - Полоцк - Витебск - Орша - Могилев-Мозырь
и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Кроме того, срочно
приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово -
Смоленск - Рославль - Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо
этого, срочно сформировать еще 2-3 армии за счет дивизий Московского
ополчения.
Все эти предложения Сталин утвердил и приказал немедленно довести их до
войск.
27 июня утром Жуков вызвал к аппарату Бодо начальника штаба Западного
фронта генерала В. Е. Климовских и передал ему приказ Ставки.
Дальше я привожу запись разговора Жукова и Климовских, потому что это
подлинный разговор, характеризующий Жукова в динамике управления крупными
операциями, к тому же в очень сложной, критической обстановке.
"Жуков. Слушайте приказ от имени Ставки Главного Командования. Ваша
задача:
П е р в о е. Срочно разыскать все части, связаться с командирами и
объяснить им обстановку, положение противника и положение своих частей,
особо детально обрисовать места, куда проскочили передовые мехчасти врага.
Указать, где остались наши базы горючего, огнеприпасов и продфуража, чтобы с
этих баз части снабдили себя всем необходимым для боя.
Поставить частям задачу, вести ли бои или сосредоточиваться в лесных
районах, в последнем случае - по каким дорогам и в какой группировке.
В т о р о е. Выяснить, каким частям нужно подать горючее и боеприпасы
самолетами, чтобы не бросать дорогостоящую технику, особенно тяжелые танки и
тяжелую артиллерию.
Т р е т ь е. Оставшиеся войска выводить в трех направлениях:
- через Докшицы и Полоцк, собирая их за Лепельским и Полоцким УРами;
- направление Минск, собирать части за Минским УРом;
- третье направление - Глусские леса и на Бобруйск.
Ч е т в е р т о е. Иметь в виду, что первый механизированный эшелон
противника очень далеко оторвался от своей пехоты, в этом сейчас слабость
противника, как оторвавшегося эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без
танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части,
особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого
эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся,
организуйте сначала мощный удар по тылу первого мехэшелона противника,
двигающегося на Минск и на Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться
против пехоты.
Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа.
Особенно большой успех получится, если сумеете организовать ночное нападение
на мех-части.
П я т о е. Конницу отвести в Пинские леса и, опираясь на Пинск,
Лунинец, развернуть самые смелые и широкие нападения на тылы частей и сами
части противника.. Отдельные мелкие группы конницы под водительством
преданных и храбрых средних командиров расставьте на всех дорогах".
В 2 часа ночи 28 июня у Жукова состоялся дополнительный разговор по
прямому проводу с генералом В. Е. Климовских. Привожу выдержки из этих
переговоров.
"Ж у к о в, Доложите, что известно о 3, 10 и 4-й армиях, в чьих руках
Минск, где противник?
К л и м о в с к и х. Минск по-прежнему наш. Получено сообщение: в
районе Минска и Смолевичи высажен десант. Усилиями 44-го стрелкового корпуса
в районе Минска десант ликвидируется. Авиация противника почти весь день
бомбила дорогу Борисов - Орша. Есть повреждения на станциях и перегонах. С
3-й армией по радио связь установить не удалось. Противник по последним
донесениям был перед УРом. Барановичи, Бобруйск, Пу-ховичи до вечера были
наши.
Ж у к о в. Где Кулик, Болдин, Коробков? Где мехкорпуса, кавкорпус?
К л и м о в с к и х. От Кулика и Болдина сообщений нет. Связались с
Коробковым, он на КП восточнее Бобруйска. Соединение Хацкилевича
подтягивалось к Барановичам, Ахлюстина - к Столбцам... К ним вчера около
19.00 выехал помкомкор Светлицин. Завтра высылаем парашютистов с задачей
передать приказы Кузнецову и Голубеву.
Ж у к о в. Знаете ли вы о том, что 21-й стрелковый корпус вышел в район
Молодечно - Вилейка в хорошем состоянии?
К л и м о в с к и х. 021-м стрелковом корпусе имели сведения, что он
наметил отход в направлении Молодечно, но эти сведения подтверждены не были.
Ж у к о в. Где тяжелая артиллерия?
К л и м о в с к и х. Большая часть тяжелой артиллерии в наших руках. Не
имеем данных по 375-му и 120-му гаубичным артиллерийским полкам.
Ж у к о в. Где конница, 13, 14 и 17-й мехкорпуса?
К л и м о в с к и х. 13-й мехкорпус- в Столбцах. В 14-м мехкорпусе
осталось несколько танков, присоединились к 17-му, находящемуся в
Барановичах. Данных о местонахождении конницы нет. Коробков вывел остатки
42, 6, 75-й. Есть основание думать, что 49-я стрелковая дивизия в
Беловежской пуще. Для проверки этого и вывода ее с рассветом высылается
специальный парашютист. Выход Кузнецова ожидаем вдоль обоих берегов Немана.
Ж у к о в. Какой сегодня был бой с мехкорпусом противника перед Минским
УРом и где сейчас противник, который был вчера в Слуцке и перед Минским
УРом?
К л и м о в с к и х. Вой с мехкорпусом противника в Минском УРе вела
64-я стрелковая дивизия. Противник от Слуцка продвигался на Бобруйск, но к
вечеру Бобруйск занят еще не был.
Ж у к о в. Как понимать "занят еще не был"?
К л и м о в с к и х. Мы полагали, что противник попытается на плечах
ворваться в Бобруйск. Этого не произошло.
Ж у к о в. Смотрите, чтобы противник ваш Минский УР не обошел с севера.
Закройте направление Логойск - Зембин - Плешеницы, иначе противник, обойдя
УР, раньше вас будет в Борисове. У меня все. До свидания".
29 июня поступили сообщения о том, что наши войска оставили Минск.
Наркому обороны Тимошенко позвонил Сталин и спросил:
- Что под Минском? Как там дела?
У Тимошенко не хватило сил доложить Сталину о том, что Минск сдан, он
еще надеялся, что положение будет восстановлено, поэтому сказал
неопределенно:
- Я не могу сейчас доложить, товарищ Сталин...- Тимошенко не успел
закончить фразу, потому что Сталин его перебил:
- А вы обязаны постоянно знать все детали, товарищ Тимошенко, и держать
нас в курсе событий.
Не желая продолжать разговор, Сталин положил трубку.
В это время в кабинете Сталина были Молотов, Маленков и Берия.
Некоторое время было тягостное молчание, потом Сталин сказал:
- Не нравится мне это их неведение. А может быть, мы сейчас поедем в
Генштаб и сами посмотрим карты и донесения с фронтов?
От Кремля до здания Наркомата обороны по улице Фрунзе ехать всего
несколько минут. Когда члены Политбюро вошли в массивные двери, часовой,
увидев Сталина и идущих за ним Молотова, Маленкова и Берия, настолько
оторопел, что даже не мог спросить пропуска или что-то вымолвить. Члены
Политбюро молча прошли мимо часового и поднялись на второй этаж, где был
кабинет наркома обороны. В кабинете в это время были Тимошенко, Жуков,
Ватутин, генералы и офицеры Генштаба, они стояли около больших столов, на
которых расстелены карты с обстановкой на фронтах.
Появление Сталина и других членов Политбюро было настолько неожиданно,
что все присутствующие на некоторое время просто онемели. Тимошенко даже
побледнел, однако, будучи старым служакой, он быстро пришел в себя и подошел
к Сталину с рапортом, как и полагается в Таких случаях:
- Товарищ Сталин, руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб
изучают обстановку на фронтах и вырабатывают очередные решения.
Сталин выслушал доклад, ничего не ответил и медленно пошел вдоль стола
с картами. Он остановился у карты Западного фронта. Тем временем на
цыпочках, один за другим вышли из кабинета работники Генерального штаба,
кроме Тимошенко, Жукова и Ватутина.
Сталин довольно долго стоял у карты Западного фронта и разглядывал ее.
Затем повернулся к генералам и, явно сдерживая себя и стараясь быть
спокойным, сказал:
- Ну, мы ждем, докладывайте, объясняйте обстановку.
Тимошенко хорошо знал Сталина, не только уважал, но и очень боялся его.
Он понимал, что у Сталина внутри все клокочет, иначе он не появился бы здесь
так внезапно. Не ожидая для себя ничего хорошего, Тимошенко стал сбивчиво
докладывать:
- Товарищ Сталин, мы еще не успели обобщить поступившие материалы.
Многое не ясно... Есть противоречивые сведения... Я не готов к докладу.
И тут Сталин сорвался:
- Вы просто боитесь сообщить нам правду! Потеряли Белоруссию, а теперь
хотите поставить нас перед фактом новых провалов?! Что делается на Украине?
Что в Прибалтике? Вы управляете фронтами или Генштаб только регистрирует
потери?!
Желая как-то разрядить обстановку и помочь Тимошенко, которого Жуков
уважал, начальник Генерального штаба обратился к Сталину:
- Разрешите нам продолжать работу. Тут вдруг иронически спросил Берия:
- Может, мы мешаем вам?
-- Обстановка на фронтах критическая. От нас ждут указаний,- сказал
Жуков, стараясь быть спокойным и ни к кому не обращаясь, но затем, взглянув
прямо в глаза Берии, с некоторым вызовом спросил: - Может быть, вы сумеете
дать эти указания?
- Если партия поручит, дадим,- отрезал Берия.
- Это если поручит! - твердо парировал Жуков.- А пока дело поручено
нам.
Повернувшись к Сталину, Жуков, опять-таки стараясь быть спокойным,
сказал:
- Простите меня за резкость, товарищ Сталин. Мы разберемся и сами
приедем в Кремль...
Все молчали, ожидая, что решит и скажет Сталин. Но и Тимошенко не
захотел в трудную минуту оставлять без поддержки своего начальника
Генерального штаба и, пытаясь прийти ему на помощь, сказал:
- Товарищ Сталин, мы обязаны в первую очередь думать, как помочь
фронтам, а потом уже информировать вас...
Попытка Тимошенко сгладить ситуацию обернулась против него. Сталин
опять вспыхнул:
- Во-первых, вы делаете грубую ошибку, что отделяете себя от нас! А
во-вторых, о Помощи фронтам, об овладении обстановкой нам теперь надо думать
всем вместе.- Сталин помолчал и, видимо решив, что все-таки в такой ситуации
лучше действительно дать военным возможность собраться с мыслями, сказал,
обращаясь к своим спутникам:
- Пойдемте, товарищи, мы, кажется, действительно появились здесь не
вовремя...
Члены Политбюро направились к двери и ушли, никем не сопровождаемые,
так же как и появились здесь несколькими минутами раньше (2).
После ухода членов Политбюро Тимошенко попросил Жукова связаться с
командующим Западным фронтом Д. Г. Павловым и выяснить наконец" более
детально Обстановку. Жуков по аппарату Бодо говорил с Павловым, вот запись
этого разговора.
"Ж у к о в. Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту,
не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка. Прошу доложить
по существу вопросов.
П а в л о в. В районе Минска 44-й стрелковый корпус отходит южнее