Страница:
карандашом.
Мулин прочитал это донесение и, немного подумав, сказал:
- Надо пригласить Юнга и поговорить с ним. Я думаю, что здесь много
наносного. Голиков молчал.
- Езжайте в дивизию и работайте Я свое мнение сообщу в Москву. Думаю,
что вам скоро придется принять 3-й корпус.
Распростившись, я уехал в дивизию и принялся за работу.
Прошло не менее месяца после встречи и разговора с Голиковым и Мулиным,
а решение из Москвы все не поступало. Я считал, что Ф. И. Голиков, видимо,
сообщил обо мне в Москву свое отрицательное мнение, которое у него
сформировалось на основе лживого донесения Юнга. Откровенно говоря, я
отчасти даже был доволен тем, что не получил назначения на высшую должность,
так как тогда шла какая-то особо активная охота на высших работников со
стороны органов государственной безопасности. Не успеют выдвинуть на высшую
должность, глядишь, а он уже взят под арест как "враг народа" и пропал,
бедняга, в подвалах НКВД. С другой стороны, дела в 4-й кавалерийской дивизии
шли по-прежнему хорошо, и я радовался за дивизию .
Однако вскоре все же был получен приказ наркома обороны о назначении
меня командиром 3-го конного корпуса...
Через две недели мне удалось детально ознакомиться с состоянием дел во
всех частях корпуса, и, к сожалению, должен был признать, что в большинстве
частей корпуса в связи с арестами резко упала боевая и политическая работа
командного состава, понизилась его требовательность к личному составу, а как
следствие понизилась дисциплина и вся служба. В ряде случаев демагоги
подняли голову и пытались терроризировать требовательных командиров,
пришивая им ярлыки "вражеского подхода" к воспитанию личного состава...
Пришлось резко вмешаться, кое-кого решительно одернуть и поставить
вопрос так, как этого требовали интересы дела. Правда, при этом лично мною
была в ряде случаев допущена повышенная резкость, чем немедленно
воспользовались некоторые беспринципные работники дивизии. На другой же день
на меня посылались донесения в округ с жалобами Голикову - члену Военсовета,
письма в органы госбезопасности "о вражеском воспитании кадров"" со стороны
командира 3-го конного корпуса Жукова Г. К. и т. п.
Вскоре после принятия корпуса мне позвонил командир 27-й кавалерийской
дивизии Белокосков Василий Евлампиевич и сообщил, что в его частях резко
упала дисциплина. Спрашиваю:
- А что делает лично командир дивизии Белокосков?
Он ответил, что командира дивизии сегодня вечером разбирают в
парторганизации, а завтра наверняка посадят в тюрьму. По телефонному
разговору я понял, что Василий Евлампиевич Белокосков серьезно встревожен,
если не сказать больше. Подумав, я ему сказал:
- Сейчас же выезжаю к вам в дивизию. Через два часа буду.
В штабе дивизии меня встретил В. Е. Белокосков. Я поразился его
внешнему виду. Он был чрезмерно бледен, под глазами залегли темные впадины,
губы нервно подергивались после каждой фразы. Я спросил:
- Василий Евлампиевич, что с вами? Я ведь вас хорошо знаю по 7 и
Самарской кавдивизии, где вы отлично работали, были уважаемы всей
парторганизацией, а теперь вас просто не узнать. В чем дело?
- Идемте, товарищ командир корпуса, на партсобрание,- ответил он,- там
сегодня меня будут исключать из партии, а что будет дальше - мне все равно.
Я уже приготовил узелок с бельем.
Началось партсобрание. Повестка дня: персональное дело коммуниста
Белокоскова Василия Евлампиевича. Докладывал секретарь дивизионной
парткомиссии Суть дела: коммунист Белокосков был в близких отношениях с
врагами народа Сердичем, Рокоссовским Уборевичем и так далее, а потому он не
может пользоваться доверием партии. Кроме того, Белокосков недостаточно
чутко относится к командирам, политработникам, слишком требователен по
службе. Обсуждение заняло около трех часов. Никто в защиту Белокоскова не
сказал ни единого слова. Дело явно шло к исключению его из партии.
Исполняющий должность комиссара корпуса Новиков по существу поддержал
выступавших и сделал вывод, что Белокосков не оправдал звание члена партии.
Я попросил слова и выступил довольно резко. Я сказал:
- Давно знаю Белокоскова как примерного члена партии, чуткого товарища,
прекрасного командира. Что касается его связей с Уборевичем, Сердичем,
Рокоссовским и другими, то эти связи были чисто служебными, а кроме того,
пока еще неизвестно, за что они арестованы, Сердич и Рокоссовский. А так как
никому из нас не известна причина ареста, зачем же мы будем забегать вперед
соответствующих органов, которые по долгу своему должны объективно
разобраться в степени виновности арестованных и сообщить нам, кто с ними был
связан по вопросам, за которые их привлекли к ответственности. Что касается
других вопросов, то это очевидные мелочи и они не имеют принципиального
значения, а товарищ Белокосков сделает для себя соответствующие выводы.
В этом выступлении было что-то новое, и члены партии загудели:
- Правильно, правильно. Председатель спросил, будет ли кто еще
выступать. Кто-то сказал:
- Есть предложение комкора Жукова ограничиться обсуждением.
Других предложений не поступало. Постановили:
предложить В Е. Белокоскову учесть в своей работе замечания
коммунистов.
Когда мы шли с партсобрания, я видел, как Василий Евлампиевич украдкой
вытер глаза. Я уверен, что он плакал от сознания того, что остался в рядах
нашей славной большевистской партии и может продолжать в ее рядах работу на
благо нашего народа, на благо нашей великой Родины Я не подошел к нему,
считая, что лучше пусть он наедине с собой переживет миновавшую тяжелую
тревогу за свою судьбу и душевную радость за справедливость партийной
организации.
Прощаясь, мы крепко пожали друг другу руки, я сделал вид, что не
заметил следов слез на его лице Он не сказал мне ни слова, но его горячее
рукопожатие было убедительнее и дороже всяких слов Я был рад за него и не
ошибся в В Е Белокоскове.
Всю свою жизнь (он умер в 1961 году) Василий Евлампиевич был
достойнейшим коммунистом, скромным тружеником и умелым организатором всех
дел, которые ему поручались... Был всегда спокойным и надежным товарищем, а
не заступись я за него в 1937 году, могло быть все иначе.
К сожалению, многие честные коммунисты погибли, не получив товарищеской
помощи при обсуждении их в партийных организациях, а ведь от партийной
организации много тогда зависело, так как после исключения из партии тут же,
как правило, следовал арест.
3-м конным корпусом я командовал месяцев семь В связи с назначением
командира 6-го казачьего корпуса Елисея Ивановича Горячева заместителем
командующего войсками Киевского Особого военного округа мне была предложена
должность командира 6-го казачьего корпуса. Я принял предложение...
Жизнь моего предшественника Е И Горячева закончилась трагически. Сразу
после назначения заместителем С К. Тимошенко ему пришлось, как и многим
другим, перенести тяжелую душевную трагедию. На одном из крупных
партсобраний ему предъявили обвинение в связях с "врагами народа"
Уборевичем. Сердичем и другими, и дело клонилось к аресту. Не желая
подвергаться репрессиям органов безопасности, он покончил жизнь
самоубийством. Очень жаль этого командира. С первых дней существования
Советской власти он героически сражался в рядах Красной Армии,
последовательно командовал эскадроном, полком, бригадой и на всех командных
должностях был умелым и отважным военачальником Его любили и уважали бойцы и
командиры конармеицы.
В 6-м корпусе мне пришлось столкнуться с большой оперативной работой .
В этот период командование войсками округа осуществлял командарм 1 ранга И.
П. Белов, который энергично руководил боевой подготовкой войск округа Осенью
1938 года им были хорошо подготовлены и умело проведены окружные маневры, на
которых в качестве гостей присутствовали немецкие генералы и офицеры
немецкого генерального штаба. За маневрами наблюдали нарком обороны
Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников.
Вскоре командующего войсками И П Белова постигла та же трагическая
участь, что и предыдущих командующих, он был арестован как "враг народа",
хотя всем было хорошо известно, что И. П. Белов, бывший батрак, старый
большевик, храбрейший, способнейший командир, положил все силы на борьбу с
белогвардейщиной и иностранной интервенцией, не жалея себя при выполнении
задач, которые перед ним ставили партия и правительство Как-то не вязалось:
Белов - и вдруг "враг народа". Конечно, никто этому не верил .
Разве можно забыть тех, кто, выйдя из рабочих и крестьян, был обучен и
воспитан в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией, обучен нашей
ленинской партией и кю был сердцем военных кадров нашей Родины? Нет! Их
забыть нельзя, как и нельзя забыть Преступления тех, на чьей совести лежали
ничем не оправданные кровавые репрессии и аресты и высылка членов семей в
"места столь отдаленные".
Как-то вечером ко мне в кабинет зашел комиссар корпуса Фомин. Он долго
мялся, ходил вокруг да около, а потом сказал:
- Знаешь, завтра собирается актив коммунистов 4-й дивизии, 3-го
кавкорпуса и 6-го кавкорпуса, будут тебя разбирать в партийном порядке.
- Что же такое я натворил, что такой большой актив будет меня
разбирать? - спросил я.- А потом, как же меня будут разбирать, не предъявив
заранее никаких обвинений, чтобы я мог подготовить соответствующее
объяснение?
- Разговор будет производиться по материалам 4-й кавдивизии и 3-го
корпуса, я не в курсе поступивших заявлений,- сказал Фомин
- Ну что же, посмотрим, в чем меня хотят обвинить
На другой день действительно собрались человек 80 коммунистов и
пригласили меня на собрание. Откровенно говоря, я волновался, мне было
как-то не по себе, тем более что в то время очень легко пришивали ярлык
"врага народа" любому честному коммунисту. Собрание открылось чтением
заявлений некоторых командиров и политработников 4-й дивизии, 24-й дивизии,
7-й кавдивизии Они жаловались, что я многих командиров и политработников
незаслуженно наказал, грубо ругал и не выдвигал их на высшие должности Меня
обвиняли в том, что, якобы умышленно "замораживая" опытные кадры, я этим
сознательно наносил вред нашим Вооруженным Силам. Короче говоря, дело шло к
тому, чтобы назвать меня "врагом народа", я обвинялся в том, что при
воспитании кадров применял вражеские методы. После зачтения этих заявлений
начались прения.
Как И полагалось, в первую очередь выступили те, кто подал заявления
Спрашиваю.
- Почему же раньше об этом молчали? Ведь прошло уже полтора два года со
времени событий, о которых упоминается в заявлениях?
- Мы боялись Жукова, а теперь время другое, теперь нам открыли глаза
арестами,- последовал ответ Дальше - больше:
- Объясните ваши отношения с Уборевичем, Сердичем, Вайнером и другими
врагами народа?
- Почему Уборевич при проверке дивизии обедал лично у вас, товарищ
Жуков?
- Почему к вам всегда так хорошо относились враги народа Сердич, Вайнер
и другие?
Наконец, слово взял начальник политотдела 4-й кавдивизии Сергеи
Петрович Тихомиров. Все присутствующие коммунисты ждали от него, от
политического руководителя дивизии, принципиального выступления,
принципиальной политической оценки деятельности командира-единоначальника, с
которым он несколько лет проработал в одной дивизии.
Но, к сожалению, его речь была ярким примером приспособленчества. Он
лавировал между обвинителями и обвиняемым, в результате чего получилась
беспринципная попытка уйти от прямого ответа на вопросы: в чем прав и в чем
не прав Жуков?
Я сказал коммунистам, что ожидал от Тихомирова оценки своей
деятельности, но он оказался не на высоте своего положения, поэтому я сам
скажу, в чем был не прав, чтобы не повторять своих ошибок, а в чем был прав,
от чего не отступлю и надуманных обвинений не приму. Первое - о грубости. В
этом вопросе, должен сказать прямо, у меня были иногда срывы, и я был не
прав, резко разговаривая с теми командирами и политработниками, которые
здесь жаловались и обижались на меня. Я не хочу оправдываться тем, что в
дивизии было много недочетов в работе с личным составом, много проступков,
много чрезвычайных происшествий,- все это я пытался устранить Вы правы в
том, что как коммунист я прежде всего обязан был быть выдержаннее в
обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять
нервозности. Добрый совет, хорошее слово сильнее всякой брани. Что же
касается обвинения в том, что у меня обедал Уборевич - "враг народа", то я
должен сказать, что у меня обедал командующий войсками округа Уборевич, а не
"враг народа" Уборевич. Кто из нас знал, что он "враг народа"? Никто.
Относительно хорошего отношения ко мне со стороны Сердича и Вайнера могу
сказать, что мы все должны бороться за хорошие отношения между начальниками
и подчиненными Разве это наша цель - пропагандировать плохие взаимоотношения
между начальниками и подчиненными? Нет, вы не должны обвинять меня да то,
что ко мне хорошо относились мои начальники Сердич и Вайнер... Что касается
замечания начальника политотдела 4-й кавдивизии С. П Тихомирова о том, что я
недооцениваю политработников, то должен сказать прямо, да, действительно, я
не люблю и не ценю таких политработников, как, например, Тихомиров, который
плохо помогал мне в работе в 4-й кавдивизии и всегда уходил от решения
сложных вопросов, проявляя беспринципную мягкотелость, нетребовательность,
даже в ущерб делу Вы все слышали речь Тихомирова. И, думаю, поняли,, что он
далек от совершенства.
Очевидно, моя речь произвела должное действие: собрание не поддержало
тех, кто хотел вынести мне партийное взыскание. Меня резко критиковали
именно за те недостатки, в которых я сам прекрасно отдавал себе отчет. В
решении партактива было сказано- "Ограничиться обсуждением вопроса. Товарищу
Жукову Г. К. принять к сведению критику".
Откровенно говоря, для меня выступление начальника политотдела 4-й
кавалерийской дивизии Тихомирова было совершенно неожиданным С Тихомировым
мы работали вместе около четырех лет . Он всегда подчеркивал, что как
единоначальник я являюсь полноценным политическим руководи гелем и пользуюсь
настоящим партийным авторитетом у офицерского состава, в том числе и у
политработников.
Когда кончилось собрание партийной организации, я не утерпел и спросил
Тихомирова-
- Сергей Петрович, вы сегодня обо мне говорили не то, что говорили
всегда, когда мы работали вместе в дивизии Что соогветовует истине-ваши
прежние суждения обо мне или та характеристика, которая была дана вами
сегодня?
- Безусловно, та, что всегда говорил,- ответил он.-По то, что сегодня
сказал, надо было сказать. Я вспылил-
- Очень сожалею, что когда-то считал вас принципиальным человеком, вы
просто гнилой интеллигент и приспособленец.
С тех пор при встречах с ним я отвечал только на служебные вопросы.
Хорошо, что парторганизация тогда не пошла по ложному пути и сумела
разобраться в существе вопроса. Ну а если бы парторганизация послушала
совета Тихомирова и иже с ним - что тогда могло получиться? Ясно, моя судьба
была бы решена в резиденциях Берии, как судьба многих других наших честных
людей "
И в самом деле - тучи над головой Жукова собирались не раз В его личном
деле я обнаружил вот такой документ, привожу его текст полностью:
"Сов. секретно
Выписка
из донесений ПУОКРА и политорганов ЛВО на лиц ком и нач состава,
проявивших отрицательные настроения и о которых поступили те или другие
компрометирующие заявления военнослужащих
Московский военный округ.
Жуков-командир 4 и кавдивизии (БВО).
Группа слушателей Академии им Фрунзе из БВО и 4-й кд прямо заявляет,
что Жуков был приближенным Уборевича, во всем ему подражал, особенно по
части издевательства над людьми.
ВРИД начальника ОРПО ПУ РККА дивизионный комиссар Котов.
10 августа 1937 года"
Вот такого документа в те дни было достаточно для тою, чтобы человек
был арестован и расстрелян.
К нашему счастью, этого не произошло. Даже наоборот - за короткое время
Жуков, как и многие другие уцелевшие в те годы, несколько раз подряд получал
новые высокие назначения Он девять лет командовал полком, четыре года
кавалерийской дивизией, около двух лет кавалерийским корпусом и в течение
двух лет прошел должности от заместителя командующего округом и командующего
округом до начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны.
Счастье, что мы не потеряли талантливейшего полководца, сыгравшего одну из
решающих ролей в достижении победы в Отечественной войне.
Пользуясь тем, что внимание всего мира было в это время устремлено на
события, происходящие в Европе, Япония осуществляла свои захватнические
планы в Китае, Маньчжурии и уже дошла до границ Монголии. В мае 1939 года
японские войска нарушили границу МНР и стали продвигаться к реке Халхин-Гол.
Это была довольно крупная провокация, в ней участвовали и артиллерия, и
самолеты Наши войска в соответствии с Протоколом о взаимной помощи,
подписанном в 1936 году, вступили в Монголию и совместными действиями с
монгольскими воинами выбили нарушителей за пределы монгольско-китайской
границы.
В июне японцы предприняли уже более крупную операцию с твердым
намерением захватить на западном берегу реки Халхин-Гол плацдарм и на нем
закрепиться для дальнейшего расширения действий - планировалось построить
здесь сильно укрепленный рубеж и прикрыть им новую стратегическую железную
дорогу, которую хотели вывести к границе нашего Забайкалья.
Основательно подготовив операцию, в которой участвовало 38 тысяч солдат
и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов, японцы потеснили
советско-монгольские войска и вышли на восточный берег реки Халхин-Гол.
В своей книге воспоминаний Жуков подробно описывает подготовку и ход
боевых действий, поэтому я не буду пересказывать это его описание,
интереснее, мне кажется, познакомить читателей с более поздними материалами
- я беру их из выступлений Жукова, из его статей и особенно из послевоенных
бесед маршала, записанных Константином Симоновым, который сам побывал на
Халхин-Голе и там познакомился с Жуковым. В этих беседах ярко проступают
темперамент и характер Жукова давних лет. Вот что он рассказывал:
- На Халхин-Гол я поехал так,- мне уже потом рассказали, как это все
получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае - июне, Сталин,
обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко,
тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: "Кто там, на
Халхин-Голе, командует войсками?" - "Комбриг Фекленко". "Ну а кто этот
Фекленко? Что он из себя представляет?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал,
что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко.
Сталин недовольно сказал: "Что же это такое? Люди воюют, а ты не
представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда
назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен
действовать инициативно. Чтобы не только мог исправить положение, но и при
случае надавать японцам". Тимошенко сказал: "У меня есть одна кандидатура,
командир кавалерийского корпуса Жуков".-"Жуков... Жуков...- сказал Сталин.-
Что-то я помню эту фамилию". Тогда Ворошилов напомнил ему: "Это тот самый
Жуков, который в тридцать седьмом году прислал вам и мне телеграмму о том,
что его несправедливо привлекают к партийной ответственности". "Ну и чем
дело кончилось?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал, что выяснилось для
привлечения к партийной ответственности оснований не было... Тимошенко
сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил,
что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура Я в это время
был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в
округе на полевой поездке Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо
быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного
совета Белорусского округа Тридцать девятый год все-таки, думаю, что значит
этот вызов? Спрашиваю" "Ты стороною не знаешь, почему вызывают?" Отвечает.
"Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приемной Ворошилова" - "Ну что
ж, есть" Приехал в Москву, получил приказание лететь на Халхин-Гол - и на
следующий день вылетел. Первоначальное приказание было такое: "Разобраться в
обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения". Я
приехал, в обстановке разобрался, доложил о принятых мерах и о моих
предложениях и получил в один день одну за другой две шифровки: первая - что
с выводами и предложениями согласны И вторая: что назначаюсь вместо Фекленко
командующим стоящим в Монголии особым корпусом
Вступив в командование, Жуков принял решение: удерживая захваченный
нами плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола, одновременно готовить
контрудар, а чтобы противник не разгадал подготовку к нему, сосредоточивать
войска в глубине. Решение вроде бы правильное, но неожиданно обстоятельства
сложились так, что такие действия могли привести к катастрофе, и вот почему.
На плацдарме и поблизости от него наших войск было немного, главные силы в
глубине. И вдруг 3 июля японцы, скрытно сосредоточив войска, переправились
через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и стали закрепляться здесь.
Жуков так рассказывал о тех событиях:
- Создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с
оставшегося у нас плацдарма, артиллерию: пропадет, мол, артиллерия! Я ему
отвечаю:
если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я
пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия - костяк обороны, что же,
пехота будет пропадать там одна? В общем, не подчинился, отказался выполнить
это приказание У нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии,
чтобы воспрепятствовать тем, кого японцы переправили через реку. Вовремя
могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригада. Но
самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней
военной доктриной не предусматривался...
Взяв вопреки этому на себя всю полноту особенно тяжелой в таких
условиях ответственности, Жуков с марша бросил танковую бригаду Яковлева и
бронебригаду на только что переправившиеся японские войска, не дав им
зарыться в землю и организовать противотанковую оборону. Танковой бригаде
Яковлева надо было пройти 60 или 70 километров. Она прошла их прямиком по
степи и вступила в бой.
Жуков рассказывал-
- Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла в
атаку. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и
половину машин, даже больше. Еще больше потерь понесли бронебригады, которые
поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков
развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили
японскую дивизию. Стерли!..
Нетрудно предположить, что бы произошло, если б атака танковой бригады
после таких потерь была отбита японцами. В военном отношении - японцы прочно
закрепились бы на плацдарме и развили боевые действия в глубь Монголии. Ну а
в чисто человеческом плане - Жукова, наверное, разжаловали бы и расстреляли
потому, что Кулик поднял бы скандал в связи с невыполнением Жуковым его
приказания. Он в то время был зам. наркома, и Жукову, не имевшему еще
авторитета, не устоять бы против его обвинений. Но на этот раз
восторжествовала поговорка "Победителей не судят!". В этом эпизоде Жуков
победил. Но впереди еще предстояли тяжелые бои.
Получив подкрепление, которое он попросил у наркома, Жуков к 20 августа
скрытно создал наступательную группировку, имевшую задачей окружение и
уничтожение японских войск. На флангах были сосредоточены главные силы,
которые в 5 часов 45 минут 20 августа после мощной артиллерийской подготовки
и особенно авиационной обработки перешли в наступление. В воздухе было 150
бомбардировщиков, и прикрывало их около 100 истребителей. Удар авиации был
настолько силен и точен, что он деморализовал противника, который в течение
полутора часов не мог ответить даже организованным артиллерийским огнем.
Жуков продолжал рассказ:
- На третий день нашего августовского наступления, когда японцы
зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня
состоялся разговор с Г. М. Штерном. По приказанию свыше роль Штерна
заключалась в том, чтобы в качестве командующего фронтом обеспечивать наш
тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В
том случае, если бы военные действия перебросились на другие участки,
перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдет в
прямое подчинение фронту. Но только в том случае. А пока мы действовали
самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.
Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться,
а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и
только после этого продолжать окружение японцев... Я сказал ему в ответ на
это, что война есть война, на ней не может не быть потерь и что эти потери
могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и
Мулин прочитал это донесение и, немного подумав, сказал:
- Надо пригласить Юнга и поговорить с ним. Я думаю, что здесь много
наносного. Голиков молчал.
- Езжайте в дивизию и работайте Я свое мнение сообщу в Москву. Думаю,
что вам скоро придется принять 3-й корпус.
Распростившись, я уехал в дивизию и принялся за работу.
Прошло не менее месяца после встречи и разговора с Голиковым и Мулиным,
а решение из Москвы все не поступало. Я считал, что Ф. И. Голиков, видимо,
сообщил обо мне в Москву свое отрицательное мнение, которое у него
сформировалось на основе лживого донесения Юнга. Откровенно говоря, я
отчасти даже был доволен тем, что не получил назначения на высшую должность,
так как тогда шла какая-то особо активная охота на высших работников со
стороны органов государственной безопасности. Не успеют выдвинуть на высшую
должность, глядишь, а он уже взят под арест как "враг народа" и пропал,
бедняга, в подвалах НКВД. С другой стороны, дела в 4-й кавалерийской дивизии
шли по-прежнему хорошо, и я радовался за дивизию .
Однако вскоре все же был получен приказ наркома обороны о назначении
меня командиром 3-го конного корпуса...
Через две недели мне удалось детально ознакомиться с состоянием дел во
всех частях корпуса, и, к сожалению, должен был признать, что в большинстве
частей корпуса в связи с арестами резко упала боевая и политическая работа
командного состава, понизилась его требовательность к личному составу, а как
следствие понизилась дисциплина и вся служба. В ряде случаев демагоги
подняли голову и пытались терроризировать требовательных командиров,
пришивая им ярлыки "вражеского подхода" к воспитанию личного состава...
Пришлось резко вмешаться, кое-кого решительно одернуть и поставить
вопрос так, как этого требовали интересы дела. Правда, при этом лично мною
была в ряде случаев допущена повышенная резкость, чем немедленно
воспользовались некоторые беспринципные работники дивизии. На другой же день
на меня посылались донесения в округ с жалобами Голикову - члену Военсовета,
письма в органы госбезопасности "о вражеском воспитании кадров"" со стороны
командира 3-го конного корпуса Жукова Г. К. и т. п.
Вскоре после принятия корпуса мне позвонил командир 27-й кавалерийской
дивизии Белокосков Василий Евлампиевич и сообщил, что в его частях резко
упала дисциплина. Спрашиваю:
- А что делает лично командир дивизии Белокосков?
Он ответил, что командира дивизии сегодня вечером разбирают в
парторганизации, а завтра наверняка посадят в тюрьму. По телефонному
разговору я понял, что Василий Евлампиевич Белокосков серьезно встревожен,
если не сказать больше. Подумав, я ему сказал:
- Сейчас же выезжаю к вам в дивизию. Через два часа буду.
В штабе дивизии меня встретил В. Е. Белокосков. Я поразился его
внешнему виду. Он был чрезмерно бледен, под глазами залегли темные впадины,
губы нервно подергивались после каждой фразы. Я спросил:
- Василий Евлампиевич, что с вами? Я ведь вас хорошо знаю по 7 и
Самарской кавдивизии, где вы отлично работали, были уважаемы всей
парторганизацией, а теперь вас просто не узнать. В чем дело?
- Идемте, товарищ командир корпуса, на партсобрание,- ответил он,- там
сегодня меня будут исключать из партии, а что будет дальше - мне все равно.
Я уже приготовил узелок с бельем.
Началось партсобрание. Повестка дня: персональное дело коммуниста
Белокоскова Василия Евлампиевича. Докладывал секретарь дивизионной
парткомиссии Суть дела: коммунист Белокосков был в близких отношениях с
врагами народа Сердичем, Рокоссовским Уборевичем и так далее, а потому он не
может пользоваться доверием партии. Кроме того, Белокосков недостаточно
чутко относится к командирам, политработникам, слишком требователен по
службе. Обсуждение заняло около трех часов. Никто в защиту Белокоскова не
сказал ни единого слова. Дело явно шло к исключению его из партии.
Исполняющий должность комиссара корпуса Новиков по существу поддержал
выступавших и сделал вывод, что Белокосков не оправдал звание члена партии.
Я попросил слова и выступил довольно резко. Я сказал:
- Давно знаю Белокоскова как примерного члена партии, чуткого товарища,
прекрасного командира. Что касается его связей с Уборевичем, Сердичем,
Рокоссовским и другими, то эти связи были чисто служебными, а кроме того,
пока еще неизвестно, за что они арестованы, Сердич и Рокоссовский. А так как
никому из нас не известна причина ареста, зачем же мы будем забегать вперед
соответствующих органов, которые по долгу своему должны объективно
разобраться в степени виновности арестованных и сообщить нам, кто с ними был
связан по вопросам, за которые их привлекли к ответственности. Что касается
других вопросов, то это очевидные мелочи и они не имеют принципиального
значения, а товарищ Белокосков сделает для себя соответствующие выводы.
В этом выступлении было что-то новое, и члены партии загудели:
- Правильно, правильно. Председатель спросил, будет ли кто еще
выступать. Кто-то сказал:
- Есть предложение комкора Жукова ограничиться обсуждением.
Других предложений не поступало. Постановили:
предложить В Е. Белокоскову учесть в своей работе замечания
коммунистов.
Когда мы шли с партсобрания, я видел, как Василий Евлампиевич украдкой
вытер глаза. Я уверен, что он плакал от сознания того, что остался в рядах
нашей славной большевистской партии и может продолжать в ее рядах работу на
благо нашего народа, на благо нашей великой Родины Я не подошел к нему,
считая, что лучше пусть он наедине с собой переживет миновавшую тяжелую
тревогу за свою судьбу и душевную радость за справедливость партийной
организации.
Прощаясь, мы крепко пожали друг другу руки, я сделал вид, что не
заметил следов слез на его лице Он не сказал мне ни слова, но его горячее
рукопожатие было убедительнее и дороже всяких слов Я был рад за него и не
ошибся в В Е Белокоскове.
Всю свою жизнь (он умер в 1961 году) Василий Евлампиевич был
достойнейшим коммунистом, скромным тружеником и умелым организатором всех
дел, которые ему поручались... Был всегда спокойным и надежным товарищем, а
не заступись я за него в 1937 году, могло быть все иначе.
К сожалению, многие честные коммунисты погибли, не получив товарищеской
помощи при обсуждении их в партийных организациях, а ведь от партийной
организации много тогда зависело, так как после исключения из партии тут же,
как правило, следовал арест.
3-м конным корпусом я командовал месяцев семь В связи с назначением
командира 6-го казачьего корпуса Елисея Ивановича Горячева заместителем
командующего войсками Киевского Особого военного округа мне была предложена
должность командира 6-го казачьего корпуса. Я принял предложение...
Жизнь моего предшественника Е И Горячева закончилась трагически. Сразу
после назначения заместителем С К. Тимошенко ему пришлось, как и многим
другим, перенести тяжелую душевную трагедию. На одном из крупных
партсобраний ему предъявили обвинение в связях с "врагами народа"
Уборевичем. Сердичем и другими, и дело клонилось к аресту. Не желая
подвергаться репрессиям органов безопасности, он покончил жизнь
самоубийством. Очень жаль этого командира. С первых дней существования
Советской власти он героически сражался в рядах Красной Армии,
последовательно командовал эскадроном, полком, бригадой и на всех командных
должностях был умелым и отважным военачальником Его любили и уважали бойцы и
командиры конармеицы.
В 6-м корпусе мне пришлось столкнуться с большой оперативной работой .
В этот период командование войсками округа осуществлял командарм 1 ранга И.
П. Белов, который энергично руководил боевой подготовкой войск округа Осенью
1938 года им были хорошо подготовлены и умело проведены окружные маневры, на
которых в качестве гостей присутствовали немецкие генералы и офицеры
немецкого генерального штаба. За маневрами наблюдали нарком обороны
Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников.
Вскоре командующего войсками И П Белова постигла та же трагическая
участь, что и предыдущих командующих, он был арестован как "враг народа",
хотя всем было хорошо известно, что И. П. Белов, бывший батрак, старый
большевик, храбрейший, способнейший командир, положил все силы на борьбу с
белогвардейщиной и иностранной интервенцией, не жалея себя при выполнении
задач, которые перед ним ставили партия и правительство Как-то не вязалось:
Белов - и вдруг "враг народа". Конечно, никто этому не верил .
Разве можно забыть тех, кто, выйдя из рабочих и крестьян, был обучен и
воспитан в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией, обучен нашей
ленинской партией и кю был сердцем военных кадров нашей Родины? Нет! Их
забыть нельзя, как и нельзя забыть Преступления тех, на чьей совести лежали
ничем не оправданные кровавые репрессии и аресты и высылка членов семей в
"места столь отдаленные".
Как-то вечером ко мне в кабинет зашел комиссар корпуса Фомин. Он долго
мялся, ходил вокруг да около, а потом сказал:
- Знаешь, завтра собирается актив коммунистов 4-й дивизии, 3-го
кавкорпуса и 6-го кавкорпуса, будут тебя разбирать в партийном порядке.
- Что же такое я натворил, что такой большой актив будет меня
разбирать? - спросил я.- А потом, как же меня будут разбирать, не предъявив
заранее никаких обвинений, чтобы я мог подготовить соответствующее
объяснение?
- Разговор будет производиться по материалам 4-й кавдивизии и 3-го
корпуса, я не в курсе поступивших заявлений,- сказал Фомин
- Ну что же, посмотрим, в чем меня хотят обвинить
На другой день действительно собрались человек 80 коммунистов и
пригласили меня на собрание. Откровенно говоря, я волновался, мне было
как-то не по себе, тем более что в то время очень легко пришивали ярлык
"врага народа" любому честному коммунисту. Собрание открылось чтением
заявлений некоторых командиров и политработников 4-й дивизии, 24-й дивизии,
7-й кавдивизии Они жаловались, что я многих командиров и политработников
незаслуженно наказал, грубо ругал и не выдвигал их на высшие должности Меня
обвиняли в том, что, якобы умышленно "замораживая" опытные кадры, я этим
сознательно наносил вред нашим Вооруженным Силам. Короче говоря, дело шло к
тому, чтобы назвать меня "врагом народа", я обвинялся в том, что при
воспитании кадров применял вражеские методы. После зачтения этих заявлений
начались прения.
Как И полагалось, в первую очередь выступили те, кто подал заявления
Спрашиваю.
- Почему же раньше об этом молчали? Ведь прошло уже полтора два года со
времени событий, о которых упоминается в заявлениях?
- Мы боялись Жукова, а теперь время другое, теперь нам открыли глаза
арестами,- последовал ответ Дальше - больше:
- Объясните ваши отношения с Уборевичем, Сердичем, Вайнером и другими
врагами народа?
- Почему Уборевич при проверке дивизии обедал лично у вас, товарищ
Жуков?
- Почему к вам всегда так хорошо относились враги народа Сердич, Вайнер
и другие?
Наконец, слово взял начальник политотдела 4-й кавдивизии Сергеи
Петрович Тихомиров. Все присутствующие коммунисты ждали от него, от
политического руководителя дивизии, принципиального выступления,
принципиальной политической оценки деятельности командира-единоначальника, с
которым он несколько лет проработал в одной дивизии.
Но, к сожалению, его речь была ярким примером приспособленчества. Он
лавировал между обвинителями и обвиняемым, в результате чего получилась
беспринципная попытка уйти от прямого ответа на вопросы: в чем прав и в чем
не прав Жуков?
Я сказал коммунистам, что ожидал от Тихомирова оценки своей
деятельности, но он оказался не на высоте своего положения, поэтому я сам
скажу, в чем был не прав, чтобы не повторять своих ошибок, а в чем был прав,
от чего не отступлю и надуманных обвинений не приму. Первое - о грубости. В
этом вопросе, должен сказать прямо, у меня были иногда срывы, и я был не
прав, резко разговаривая с теми командирами и политработниками, которые
здесь жаловались и обижались на меня. Я не хочу оправдываться тем, что в
дивизии было много недочетов в работе с личным составом, много проступков,
много чрезвычайных происшествий,- все это я пытался устранить Вы правы в
том, что как коммунист я прежде всего обязан был быть выдержаннее в
обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять
нервозности. Добрый совет, хорошее слово сильнее всякой брани. Что же
касается обвинения в том, что у меня обедал Уборевич - "враг народа", то я
должен сказать, что у меня обедал командующий войсками округа Уборевич, а не
"враг народа" Уборевич. Кто из нас знал, что он "враг народа"? Никто.
Относительно хорошего отношения ко мне со стороны Сердича и Вайнера могу
сказать, что мы все должны бороться за хорошие отношения между начальниками
и подчиненными Разве это наша цель - пропагандировать плохие взаимоотношения
между начальниками и подчиненными? Нет, вы не должны обвинять меня да то,
что ко мне хорошо относились мои начальники Сердич и Вайнер... Что касается
замечания начальника политотдела 4-й кавдивизии С. П Тихомирова о том, что я
недооцениваю политработников, то должен сказать прямо, да, действительно, я
не люблю и не ценю таких политработников, как, например, Тихомиров, который
плохо помогал мне в работе в 4-й кавдивизии и всегда уходил от решения
сложных вопросов, проявляя беспринципную мягкотелость, нетребовательность,
даже в ущерб делу Вы все слышали речь Тихомирова. И, думаю, поняли,, что он
далек от совершенства.
Очевидно, моя речь произвела должное действие: собрание не поддержало
тех, кто хотел вынести мне партийное взыскание. Меня резко критиковали
именно за те недостатки, в которых я сам прекрасно отдавал себе отчет. В
решении партактива было сказано- "Ограничиться обсуждением вопроса. Товарищу
Жукову Г. К. принять к сведению критику".
Откровенно говоря, для меня выступление начальника политотдела 4-й
кавалерийской дивизии Тихомирова было совершенно неожиданным С Тихомировым
мы работали вместе около четырех лет . Он всегда подчеркивал, что как
единоначальник я являюсь полноценным политическим руководи гелем и пользуюсь
настоящим партийным авторитетом у офицерского состава, в том числе и у
политработников.
Когда кончилось собрание партийной организации, я не утерпел и спросил
Тихомирова-
- Сергей Петрович, вы сегодня обо мне говорили не то, что говорили
всегда, когда мы работали вместе в дивизии Что соогветовует истине-ваши
прежние суждения обо мне или та характеристика, которая была дана вами
сегодня?
- Безусловно, та, что всегда говорил,- ответил он.-По то, что сегодня
сказал, надо было сказать. Я вспылил-
- Очень сожалею, что когда-то считал вас принципиальным человеком, вы
просто гнилой интеллигент и приспособленец.
С тех пор при встречах с ним я отвечал только на служебные вопросы.
Хорошо, что парторганизация тогда не пошла по ложному пути и сумела
разобраться в существе вопроса. Ну а если бы парторганизация послушала
совета Тихомирова и иже с ним - что тогда могло получиться? Ясно, моя судьба
была бы решена в резиденциях Берии, как судьба многих других наших честных
людей "
И в самом деле - тучи над головой Жукова собирались не раз В его личном
деле я обнаружил вот такой документ, привожу его текст полностью:
"Сов. секретно
Выписка
из донесений ПУОКРА и политорганов ЛВО на лиц ком и нач состава,
проявивших отрицательные настроения и о которых поступили те или другие
компрометирующие заявления военнослужащих
Московский военный округ.
Жуков-командир 4 и кавдивизии (БВО).
Группа слушателей Академии им Фрунзе из БВО и 4-й кд прямо заявляет,
что Жуков был приближенным Уборевича, во всем ему подражал, особенно по
части издевательства над людьми.
ВРИД начальника ОРПО ПУ РККА дивизионный комиссар Котов.
10 августа 1937 года"
Вот такого документа в те дни было достаточно для тою, чтобы человек
был арестован и расстрелян.
К нашему счастью, этого не произошло. Даже наоборот - за короткое время
Жуков, как и многие другие уцелевшие в те годы, несколько раз подряд получал
новые высокие назначения Он девять лет командовал полком, четыре года
кавалерийской дивизией, около двух лет кавалерийским корпусом и в течение
двух лет прошел должности от заместителя командующего округом и командующего
округом до начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны.
Счастье, что мы не потеряли талантливейшего полководца, сыгравшего одну из
решающих ролей в достижении победы в Отечественной войне.
Пользуясь тем, что внимание всего мира было в это время устремлено на
события, происходящие в Европе, Япония осуществляла свои захватнические
планы в Китае, Маньчжурии и уже дошла до границ Монголии. В мае 1939 года
японские войска нарушили границу МНР и стали продвигаться к реке Халхин-Гол.
Это была довольно крупная провокация, в ней участвовали и артиллерия, и
самолеты Наши войска в соответствии с Протоколом о взаимной помощи,
подписанном в 1936 году, вступили в Монголию и совместными действиями с
монгольскими воинами выбили нарушителей за пределы монгольско-китайской
границы.
В июне японцы предприняли уже более крупную операцию с твердым
намерением захватить на западном берегу реки Халхин-Гол плацдарм и на нем
закрепиться для дальнейшего расширения действий - планировалось построить
здесь сильно укрепленный рубеж и прикрыть им новую стратегическую железную
дорогу, которую хотели вывести к границе нашего Забайкалья.
Основательно подготовив операцию, в которой участвовало 38 тысяч солдат
и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов, японцы потеснили
советско-монгольские войска и вышли на восточный берег реки Халхин-Гол.
В своей книге воспоминаний Жуков подробно описывает подготовку и ход
боевых действий, поэтому я не буду пересказывать это его описание,
интереснее, мне кажется, познакомить читателей с более поздними материалами
- я беру их из выступлений Жукова, из его статей и особенно из послевоенных
бесед маршала, записанных Константином Симоновым, который сам побывал на
Халхин-Голе и там познакомился с Жуковым. В этих беседах ярко проступают
темперамент и характер Жукова давних лет. Вот что он рассказывал:
- На Халхин-Гол я поехал так,- мне уже потом рассказали, как это все
получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае - июне, Сталин,
обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко,
тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: "Кто там, на
Халхин-Голе, командует войсками?" - "Комбриг Фекленко". "Ну а кто этот
Фекленко? Что он из себя представляет?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал,
что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко.
Сталин недовольно сказал: "Что же это такое? Люди воюют, а ты не
представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда
назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен
действовать инициативно. Чтобы не только мог исправить положение, но и при
случае надавать японцам". Тимошенко сказал: "У меня есть одна кандидатура,
командир кавалерийского корпуса Жуков".-"Жуков... Жуков...- сказал Сталин.-
Что-то я помню эту фамилию". Тогда Ворошилов напомнил ему: "Это тот самый
Жуков, который в тридцать седьмом году прислал вам и мне телеграмму о том,
что его несправедливо привлекают к партийной ответственности". "Ну и чем
дело кончилось?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал, что выяснилось для
привлечения к партийной ответственности оснований не было... Тимошенко
сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил,
что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура Я в это время
был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в
округе на полевой поездке Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо
быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного
совета Белорусского округа Тридцать девятый год все-таки, думаю, что значит
этот вызов? Спрашиваю" "Ты стороною не знаешь, почему вызывают?" Отвечает.
"Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приемной Ворошилова" - "Ну что
ж, есть" Приехал в Москву, получил приказание лететь на Халхин-Гол - и на
следующий день вылетел. Первоначальное приказание было такое: "Разобраться в
обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения". Я
приехал, в обстановке разобрался, доложил о принятых мерах и о моих
предложениях и получил в один день одну за другой две шифровки: первая - что
с выводами и предложениями согласны И вторая: что назначаюсь вместо Фекленко
командующим стоящим в Монголии особым корпусом
Вступив в командование, Жуков принял решение: удерживая захваченный
нами плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола, одновременно готовить
контрудар, а чтобы противник не разгадал подготовку к нему, сосредоточивать
войска в глубине. Решение вроде бы правильное, но неожиданно обстоятельства
сложились так, что такие действия могли привести к катастрофе, и вот почему.
На плацдарме и поблизости от него наших войск было немного, главные силы в
глубине. И вдруг 3 июля японцы, скрытно сосредоточив войска, переправились
через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и стали закрепляться здесь.
Жуков так рассказывал о тех событиях:
- Создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с
оставшегося у нас плацдарма, артиллерию: пропадет, мол, артиллерия! Я ему
отвечаю:
если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я
пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия - костяк обороны, что же,
пехота будет пропадать там одна? В общем, не подчинился, отказался выполнить
это приказание У нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии,
чтобы воспрепятствовать тем, кого японцы переправили через реку. Вовремя
могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригада. Но
самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней
военной доктриной не предусматривался...
Взяв вопреки этому на себя всю полноту особенно тяжелой в таких
условиях ответственности, Жуков с марша бросил танковую бригаду Яковлева и
бронебригаду на только что переправившиеся японские войска, не дав им
зарыться в землю и организовать противотанковую оборону. Танковой бригаде
Яковлева надо было пройти 60 или 70 километров. Она прошла их прямиком по
степи и вступила в бой.
Жуков рассказывал-
- Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла в
атаку. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и
половину машин, даже больше. Еще больше потерь понесли бронебригады, которые
поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков
развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили
японскую дивизию. Стерли!..
Нетрудно предположить, что бы произошло, если б атака танковой бригады
после таких потерь была отбита японцами. В военном отношении - японцы прочно
закрепились бы на плацдарме и развили боевые действия в глубь Монголии. Ну а
в чисто человеческом плане - Жукова, наверное, разжаловали бы и расстреляли
потому, что Кулик поднял бы скандал в связи с невыполнением Жуковым его
приказания. Он в то время был зам. наркома, и Жукову, не имевшему еще
авторитета, не устоять бы против его обвинений. Но на этот раз
восторжествовала поговорка "Победителей не судят!". В этом эпизоде Жуков
победил. Но впереди еще предстояли тяжелые бои.
Получив подкрепление, которое он попросил у наркома, Жуков к 20 августа
скрытно создал наступательную группировку, имевшую задачей окружение и
уничтожение японских войск. На флангах были сосредоточены главные силы,
которые в 5 часов 45 минут 20 августа после мощной артиллерийской подготовки
и особенно авиационной обработки перешли в наступление. В воздухе было 150
бомбардировщиков, и прикрывало их около 100 истребителей. Удар авиации был
настолько силен и точен, что он деморализовал противника, который в течение
полутора часов не мог ответить даже организованным артиллерийским огнем.
Жуков продолжал рассказ:
- На третий день нашего августовского наступления, когда японцы
зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня
состоялся разговор с Г. М. Штерном. По приказанию свыше роль Штерна
заключалась в том, чтобы в качестве командующего фронтом обеспечивать наш
тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В
том случае, если бы военные действия перебросились на другие участки,
перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдет в
прямое подчинение фронту. Но только в том случае. А пока мы действовали
самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.
Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться,
а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и
только после этого продолжать окружение японцев... Я сказал ему в ответ на
это, что война есть война, на ней не может не быть потерь и что эти потери
могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и