---------------------------------------------------------------
Источник: "Роман-газета" 1991 год
Владимир ВАСИЛЬЕВИЧ Карпов
МАРШАЛ ЖУКОВ, ЕГО СОРАТНИКИ И ПРОТИВНИКИ В ГОДЫ ВОЙНЫ И МИРА
Книга 1
OCR: Новиков Василий Иванович
---------------------------------------------------------------

(Литературная мозаика)

    ВВЕДЕНИЕ


Хочу ввести читателя в мою книгу Именно ввести, объяснить, о чем,
почему и как она написана.
Книга эта непростая, тем, кто ищет развлечения или отдыха, советую
закрыть и отложить ее в сторону Эта книга была трудна при создании, трудна
она и для чтения. Поэтому приглашаю отправиться вместе со мной в этот
нелегкий путь только тех, кто ощущает в себе достаточно сил для раздумий,
горьких переживаний, а может быть, и разочарований. Но в целом, в итоге,
надеюсь, мы достигнем определенного результата и проясним многие томящие
нашу душу вопросы, поставленные недавней историей, да и нами самими, ее
участниками. Участниками честными, но порой слепыми, не имевшими возможности
обозреть, охватить происходящее вокруг, понять, что творим, движимые теми, в
чьих руках были рычаги или, как говорится, бразды правления
Тема книги - дела военные, выделенные из всех других дел и проблем XX
века Центром повествования, фигурой, объединяющей все, о чем я рассказываю,
является человек, сыгравший необыкновенно важную роль в достижении нашей
победы в Великой Отечественной войне, Маршал Советского Союза Георгий
Константинович Жуков, личность неоднозначная - и как полководец, и как
общественный деятель, и как человек.
Одна из главных трудностей в работе над книгой проистекала из того
обстоятельства, что в течение всей войны рядом с Жуковым был, или, вернее,
Жуков был рядом с человеком, который являл собой своеобразный эпицентр всех
происходящих событий на фронте и в тылу. Я имею в виду И В Сталина. Как
историческая личность, как политический деятель и как человек Сталин еще
более сложен, чем Жуков. Я не берусь анализировать, а тем более оценивать
всю деятельность Сталина, я намереваюсь описать его лишь как военачальника,
как Верховного Главнокомандующего.
С другой стороны фронта Жукову противостоял, был его противником во
многих сражениях и в воине в целом Адольф Гитлер, тоже личность сложнейшая -
в нравственном, политическом и даже психологическом аспектах. Нго обойти
нельзя, он постоянное действующее лицо на протяжении всей войны и до нее.
Значит, и он будет присутствовать в книге. И, конечно, будут названы и
охарактеризованы те гитлеровские генералы, которые противостояли Жукову в
конкретных сражениях. А на нашей стороне Жуков будет окружен своими боевыми
соратниками.
Моя задача, с одной стороны, облегчается, а с другой - усложняется тем,
что Жуков написал большую книгу "Воспоминания и размышления", в которой
осветил почти всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть точнее и
достовернее этой книги? Но следует напомнить, что в то время, когда маршал
ее писал, он был стеснен ситуацией тех дней, обстоятельствами, в силу
которых он не все мог сказать о себе. При этом необходимо иметь в виду и
известную скромность, присущую ему как автору. А кое о чем маршал, может
быть, не хотел написать по другим причинам - несомненно, у Жукова, как у
всех нас, грешных, было немало и таких моментов в жизни, о которых ему не
хотелось бы вспоминать. Вот и получается:
есть о чем рассказать, даже при наличии объемистых и содержательных
воспоминаний самого героя предстоящего повествования.
Даже то, о чем он рассказал (например, какое-нибудь событие с
совершенно определенным местом действия, точной датой и конкретными
участниками), может быть порой проанализировано и оценено несколько иначе
из-за того, что открылись какие-то новые, неизвестные ранее обстоятельства.
А может появиться - и у меня, пишущего, и у вас, читающих,- желание чему-то
возразить, высказать свое суждение и оценку, опираясь на те же самые факты и
события.
Маршал - полководец на поле сражения, а за письменным столом
маршальские звезды сил не прибавляют. Перед чистым листом бумаги трепещут
даже профессиональные литераторы. Чистый лист - проверка и уровня личности,
пожалуй не менее строгая, чем в бою. В сражении, если даже совершен огрех,
прошла, отгремела битва, и если ты не хочешь, то можешь никому не говорить о
своей ошибке или минутной слабости, а то, что написано на бумаге, этого не
позволяет - написанное остается навсегда и становится уже не твоим, а
общенародным достоянием, и если солжешь - это так и останется и будет видно
всем и всегда. Тут тебе и оценка, и приговор - получишь то, что заслужил.
Нелегко справиться с трепетом и чувством ответственности перед чистым
листом. Не всем удается преодолеть этот барьер в себе. При жизни нашего
поколения мы много раз были свидетелями, когда люди с очень высоким
общественным положением и, казалось бы, очень крупные не устояли перед
чистым листом и написали на нем такое, за что не примет их в свое лоно
история как порядочную, честную личность.
Много удивительных изобретений совершили люди. Ухитрились они
преодолевать и трудность написания мемуаров. Часто бывало так - человек
прожил сложную жизнь, много видел, а написать об этом не может, не дала ему
природа литературных способностей. Вот и придумали: объединяются двое, у
одного опыт, большая жизнь, а другой свободно выкладывает мысли на бумагу,
так рождается своеобразный литературный кентавр. Много у нас появилось за
послевоенные годы таких кентавров. Как правило, это искусственное
объединение порождало вещи неполноценные, но все же, с одной стороны, надо
сказать спасибо литзаписчикам за то, что они сохранили для потомков хотя бы
рельеф событий. Но, с другой стороны, им же и упрек за то, что многие из них
вытравили душу рассказчика, его личные переживания, отношение к событиям,
язык (пусть не литературный, но у каждого свой). Вот в этом смысле
литературные обработчики, как на лесопильном заводе, делали из разных
деревьев одинаковые столбы. Да еще каждый, в зависимости от степени своего
мужества или трусости, заботился о благополучии и "проходимости" своего
творения, вытравляя из воспоминаний то, что, на их взгляд, не нужно или еще
не время рассказывать, а тем самым они вытравляли самую душу, самый смысл из
тех воспоминаний, которые они литературно обрабатывали.
Приложили свои въедливые перья дописчики и советчики и к воспоминаниям
Жукова. Это не предположение - я даже беседовал с некоторыми из них. Жуков
незадолго до смерти с грустью сказал: "Книга воспоминаний наполовину не
моя". Это подтверждается в статье доктора исторических наук,
генерал-лейтенанта Н. Г. Павленко, опубликованной в No 11, 1988 г.,
"Военно-исторического журнала". Профессор Павленко был в шестидесятых годах
главным редактором этого журнала, он человек широко информированный об
официальных и неофициальных делах и разговорах в военной среде после войны.
Николай Григорьевич не раз встречался с Жуковым. В застойные времена о
многих закулисных делах, касающихся книги Жукова, говорить было нельзя. Вот
что наконец смог написать Павленко лишь в 1988 г.: "...из рукописи вопреки
авторской позиции выбрасывались многие критические мысли, связанные с
деятельностью И. В. Сталина, репрессиями, недостатками и просчетами в войне
и т. д.
Еще до выхода в свет мемуаров Г. К. Жукова у руководства на Старой
площади были разные точки зрения на труд полководца. Например, член
Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, ведавший в те годы идеологией, считал, что
никакими купюрами изменить содержание книги Г. К. Жукова нельзя. Ее лучше не
издавать совсем. Других взглядов придерживался Л. И. Брежнев. Он в конечном
итоге и дал разрешение на публикацию Но раньше, чем это произошло, над ней
довольно основательно "потрудились" две группы доработчиков (из Главного
политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота и из
Военно-научного управления Генштаба)... они выписывали и вычеркивали все то,
что считали нужным Как потом вспоминал один из руководителей группы
доработчиков генерал М. X. Калашник, они "устраняли" недооценку
партийно-политической работы в мемуарах Г. К. Жукова.
После того как усердно потрудились доработчики, готовая рукопись долго
не посылалась в набор. Редактор А. Д. Миркина, работавшая над рукописью
Жукова, рассказывала и в печати и мне, почему происходила задержка. (Кстати,
с благодарностью должен сказать о том, что Анна Дмитриевна Миркина читала и
рукопись этой моей книги.) Она рассказывала: работникам редакции дали понять
- Брежневу очень хочется, чтобы маршал упомянул его в своих воспоминаниях.
Но вот беда, за все годы войны Жуков ни разу на фронте не встречался с.
Брежневым. Георгий Константинович просто не знал, что в какой-то армии
существует такой полковник-политработник. Как быть? Без выполнения просьбы
Генерального книга не пойдет. Тогда написали, что, находясь в 18-й армии
генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел "посоветоваться" с начальником
политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не
было, "он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои". Миркина
сказала, что, когда Жукову показали этот "довесок" и попросили согласиться,
чтобы ускорить выход книги, маршал уступил и горько усмехнулся: "Умный
поймет".
Еще до того, как мне стали известны вышеприведенные подробности
"доработки" рукописи Жукова, я, внимательно читая и перечитывая воспоминания
маршала, видел многие страницы "не его текста", они выделяются своей
чужеродностью, казенностью, тенденциозностью содержания. Встречаются и такие
суждения, которые невозможно посчитать за жуковские, они противоречат его
взглядам, характеру, убеждениям. При чтении и анализе таких мест у меня все
сильнее укреплялось желание познакомиться с первоначальной рукописью Жукова.
Я предпринял немало усилий, чтобы найти ее, но обнаружить рукопись не
удавалось ни у родственников, ни в архивах. Это само по себе еще больше
распаляло не только мое любопытство, но и убеждение - что-то не так в этом
исчезновении рукописи. Почему ее прячут? Кто и зачем? И если это так, то в
рукописи, наверное, много такого, что не случайно прячется.
И я стал искать Искал долго, упорно и терпеливо. Несколько лет.
И вот однажды очень хороший и добрый человек мне сказал:
- Я знаю, вы работаете над книгой о Жукове, может быть, вам интересно
будет познакомиться с его первоначальной рукописью. Ксгати, в ней многое
поправлено, а вам, наверное, небезынтересно узнать подлинные суждения
Георгия Константиновича.
Я не верил своим ушам! Неужели это не сон? Стараясь быть сдержанным (а
внутри все кричало:
Неужели? Неужели нашел?!), я ответил, что мне будет и полезно и
интересно познакомиться с рукописью. Но точно ли это оригинальный вариант?
- Не сомневайтесь,- самый первый, с замечаниями на полях лиц очень
высокопоставленных и с ответами на эти замечания самого Жукова
Я готов был оставить все дела и кинуться за этой рукописью, но разговор
этот произошел во время заграничной командировки, в далеком Буэнос-Айресе. Я
потерял покой, не мог дождаться возвращения на родину. Мне не верилось, я
боялся, что не сбудется, что-то помешает мне получить рукопись для
ознакомления.
Опасения мои оказались не напрасны - хороший, добрый человек
засомневался, его смущали замечания на полях рукописи, сделанные людьми и
сегодня очень влиятельными Я дал слово никогда никому не называть имени
хорошего, доброго человека, что свято выполняю. Еще и еще раз выражаю ему
благодарность от себя и от читателей за то, что он сохранил и дал
возможность нам ознакомиться с подлинными мыслями и суждениями Жукова,
которые дают нам возможность в какой-то степени восстановить и
справедливость и образ Георгия Константиновича
Хочу привести только один пример, подтверждающий бесценность находки.
Характер человека проявляется в поступках, в манере речи, в жестах и
даже в походке. Общественные поступки и дела показывают характер и масштабы
личности. Рассуждая так, я заходил в тупик, читая в мемуарах Жукова такую
фразу: "Массовое выдвижение на высшие должности молодых, необстрелянных
командиров снижало на какое-то время боеспособность армии" И только
вскользь, как бы мимоходом, о массовых репрессиях, о погибших талантливых
сослуживцах, которых так не хватало в боях! Что это - нежелание "ворошить"?
Хотел написать - "трусость", но с именем Жукова это так несовместимо, что,
как говорится, рука не поднимается написать такое. Тогда - что же? Почему
мужественный, всегда самостоя гельно мысливший маршал не написал подробно об
этой страшной беде нашей армии? Почему?!
Ответ я нашел в его рукописи. Все он написал! И отношение свое высказал
крепко и прямо - по-жуковски. Например, опубликованная в книге маршала глава
"Командование 3-м кавалерийским и 6-м казачьим корпусами" занимает 10
страниц, а в рукописи - 29. В книге это чужой, не жуковский по стилю и
содержанию текст - сухой газетный отчет о некоторых международных событиях и
становлении советской военной промышленности А в рукописи говорится честно и
безбоязненно о репрессиях, которые опустошали ряды командного состава
Красной Армии, и как сам Жуков едва не угодил в сталинскую мясорубку В
соответствующем месте я приведу текст этой главы подробнее.
По ходу повествования я буду часто обращаться к подлиннику Жукова, это
поможет нам пробиться к правде не только поступков маршала, но и событий тех
лет. (1)
Задумывались вы, уважаемый читатель, над тем, как пишется история? По
моим наблюдениям, она пишется дважды, трижды, и каждый раз события
истолковываются по-разному.
Не вдаваясь в другие области, бегло взглянем на историю Великой
Отечественной войны. Все в ней вроде бы детально известно- операции, даты,
имена, цифры, рубежи. Но до 1953 года в наших исторических трудах был явный
перекос в сторону преувеличения заслуг Сталина в достижении победы в целом и
во многих операциях. был он назван "Великим полководцем всех времен и
народов" Напомню еще про "десять сталинских ударов в 1944 г.".
А позднее, в конце пятидесятых годов? В шеститомном издании "Истории
Великой Отечественной войны" и во многих книгах того периода виден иной
акцент. Имя Сталина вычеркнуто и там, где это было необходимо, и там, где
нельзя; возникла другая крайность- его пытались заменить именем Хрущева
А затем, в шестидесятых - семидесятых годах, появился и разросся до
невероятных размеров новый конъюнктурный бурьян о том, что наши победы
главным образом вдохновлялись с Малой земли и были одержаны на том пути, где
"вел" 18-ю армию начальник политотдела полковник Брежнев Писали об этом
всерьез и так много, что он сам поверил в это и преподнес себе маршальское
звание, пять геройских Золотых Звезд и орден Победы. По статусу все это
дается лишь за дела и подвиги, совершенные на поле брани, и
полковнику-политработнику никак не полагается.
Вот такой неприглядный путь сложился у нас при написании истории
Великой Отечественной войны Стыдно нам будет перед потомками Наверное,
наследники будут пожимать плечами и поражаться нашей непоследовательности в
оценке великих дел, которые мы смогли совершить, но не сумели достойно и
правдиво описать
Здесь, мне кажется, пора сказать несколько слов о том, как написана
книга, о жанре "литературная мозаика".
Одна из причин, почему в нашей литературе до сих пор нет современной
"Войны и мира", на мой взгляд, в том, что писатели пытались решить эту
труднейшую проблему в старой форме, то есть создать роман или эпопею. Но
тема, масштабы событий так огромны, что они не поместились в рамки старого
жанра Для того чтобы охватить колоссальный размах великой войны, нужно не
плавное повествование с описанием батальных картин, пейзажей, переживаний
героев Нужно что-то новое Кстати, Лев Николаевич Толстой к концу жизни,
опираясь на свой огромный и многолетний опыт, пришел к заключению, что в
старых формах, в тех, в которых работали он и его современники, уже писать
нельзя Вот что он говорил об этом:
"12 января. Сейчас много думал о работе И художественная работа: "был
ясный вечер, пахло..." невозможна для меня. Но работа необходима, потому что
обязательна для меня. Мне в руки дан рупор, и я обязан владеть им,
пользоваться им Что-то напрашивается, не знаю, удастся ли. Напрашивается то,
чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения, и не как
художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно
чувствуешь" (2)
Или вот еще - та же мысль:
"Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать
художественные произведения Будет совестно сочинять про какого-нибудь
вымышленного Ивана Ивановича или Марию Петровну Писатели, если они будут,
будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что
им случалось наблюдать в жизни" (3)
Не надо подозревать меня в нескромности и самонадеянности. Я не имею в
виду себя как продолжателя Толстого, говорю лишь о форме изложения. Опираясь
на мудрость, опыт и прозорливость великого мыслителя, да и не только его, а
и многих других (что никогда не было предосудительным), я попытаюсь
осуществить задуманное мною.
С необходимостью создания нового жанра, отвечающего задачам, которые
стояли передо мной как писателем при создании широкоохватных литературных
произведений, столкнулся я еще при работе над повестью "Полководец" И мне
кажется, я нашел такой жанр еще в той книге. В предисловии к ней я назвал
его мозаикой Мозаика - это вид изобразительного искусства, широко
распространенный еще в Древнем Риме. Она создается из отдельных плиточек,
разноцветных кусочков, все вместе они составляют определенное изображение,
картину Вот и в своей мозаике я создаю из отдельных эпизодов, фрагментов и
цитат художественную литературную картину. Если в обычном романе или повести
писатель оперирует словом и образом для изложения своих мыслей, поступков и
переживаний героев и в целом замысла, то в мозаике писатель должен
оперировать целыми блоками (если так можно сказать) и из этих блоков создать
свое произведение. Для моей мозаики важным составным компонентом является
документ, рассказ участника или очевидца события, способной убедительно,
правдиво и достоверно показать то, о чем идет разговор.
Очень интересную мысль (ободряющую меня!) высказал Белинский еще до
того, как Толстой пришел к выводу о том, что должна появиться новая проза:
"Мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю
грань в области романа, замыкая ее собою. Что же общего между вымыслами
фантазии и строго историческим изображением того, что было на самом деле?
Как что? - художественность изложения! Недаром же историков называют
художниками. Кажется, что бы делать искусству (в смысле художества) там, где
писатель связан источниками, фактами и должен только о том стараться, чтобы
воспроизвести эти факты как можно вернее? Но в том-то и дело, что верное
воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще
фантазия. Исторические факты, содержащиеся в источниках, не более как камни
и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное
здание... Тут степень достоинства произведения зависит от степени таланта
писателя" Вот видите, "камни" и "кирпичи", Белинский чуть-чуть не произнес
слово "мозаика".
Документалистика в наши дни пользуется огромным успехом у читателей не
только в нашей стране, но и во всем мире Во второй половине XX века
документалистика - один из самых читаемых жанров, и происходит это не только
потому, что она ближе к правде или читатель как-то утомился и уже не
воспринимает описания, создаваемые фантазией художника. Этот бум
документалистики происходит еще и оттого, что в наше время читатель уже не
тот, какой был в прошлом веке. Теперь он широко информирован, способен
оценивать явления самостоятельно. Когда говорится об исторических событиях,
читателю интересно не только получить готовое, отшлифованное мнение
писателя, но и самому поразмышлять и оценить то, о чем он читает, а
документалистика как раз и предоставляет такие возможности.
Я изучал военную литературу, советскую и зарубежную, работал в архивах,
наших и заграничных. Еще раз перечитал и просмотрел многое, написанное о
войне. И не только нашими фронтовиками, но и теми, кто противостоял нам по
ту сторону фронта. Кстати, они написали немало, и не только мемуары. Сразу
после прекращения боевых действий американское военное руководство собрало в
специальных лагерях (довольно комфортабельных) гитлеровских генералов,
попавших к ним в плен. Среди них были все три бывших начальника генерального
штаба сухопутных сил - Гальдер, Цейтцлер, Гудериан, заместитель начальника
генштаба Блюментриг, начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер и
многие другие. Кроме того, в руках американского командования оказалось
большинство документов немецкого генштаба. Собрав гитлеровских генералов и
дав им доступ к документам, американское руководство предложило описать ход
войны и изложить свои суждения о всех сражениях, в которых они участвовали.
Все написанные материалы стали собственностью Пентагона, а гитлеровские
генералы позже издали свои книги-воспоминания о войне, например, Гудериан в
1951 году "Воспоминания солдата", Манштейн - "Утерянные победы". Я читал эти
и другие книги и тоже использовал их в своей работе.
Я буду цитировать неизданные рукописи (чьи именно, будет указано). И
одной из причин того, что они не были опубликованы, отчасти была их
правдивость.
После войны и учебы в Военной академии им. Фрунзе я работал в
Генеральном штабе Советской Армии с 1948 по 1954 год, это был период
обобщения, оценки, выводов о минувшей войне. Создавались новые уставы,
обновлялись военная теория, стратегия, доктрина. Личное знание этих дел и
проблем, думается, -тоже имеет важное значение. Работая в Генеральном штабе
при жизни Сталина, я ощущал тот особый стиль и атмосферу, которые были
характерны именно для того времени Я ни разу не говорил со Сталиным, но
видел его много раз, и мне известен обширный генштабовский "фольклор"
периода Великой Отечественной войны. Я был знаком со многими крупными
военачальниками и буду описывать их по личным наблюдениям и впечатлениям.
Сразу оговорюсь, я не был близок к этим людям, но даже короткие разговоры и
встречи на учениях, совещаниях, в поезде или самолете, несколько слов,
сказанных мне или при мне, имеют большое значение, так как смотрел я на этих
людей не только глазами офицера, но и оком писателя. Мне не нужно изучать их
по фотографиям, я знаю внешность каждого из них, особенности речи, жесты,
черты характера. В числе военачальников, которых я так знаю, могу назвать Г
К Жукова, А М Василевского, К. К. Рокоссовского, Р. Я. Малиновского, В. Д.
Соколовского, И С Конева, С М Буденного, С М. Штеменко, Н. А. Булганина, И.
X. Баграмяна, И. Е. Петрова, Ф. И. Голикова, А. И. Еременко, Г Ф Захарова, К
С Москаленко, А. А. Лучинского, П А Ротмистрова, И. И. Федюнинского, И. Д.
Черняховского, В. И. Чуйкова, П. И. Батова, М. Е. Катукова и многих других.
С некоторыми из них я встречался не только по службе, но и в
неофициальной обстановке, где велись личные беседы, и в каждой тема воины
была одной из главных
Внимательно изучил я мемуары военачальников и художественные
произведения писателей, посвященные войне. Побывал на полях многих сражений,
в том числе и тех, в которых сам участвовал (что немаловажно!). Осмотрел
места, где работал и бывал Жуков: в Ставке, в Кремле, в кабинете Сталина и
на даче его под Москвой, во дворцах, где проходили международные
конференции,- в Ялте и в Цецилиенхофе в Потсдаме Осмотрел залу, где была
подписана капитуляция гитлеровской Германии, штабы наших союзников:
ставку Черчилля в Лондоне; Эйзенхауэра и Монтгомери на побережье
Ла-Манша; в Берлине и в Цоссене здания, где работали генеральный штаб и
другие высокие военные инстанции фашистской Германии.
Авторы многих книг могут узнать в моем тексте "свои эпизоды", но я
думаю, они меня правильно поймут и не посетуют на это, ведь работа, которую
я взвалил на свои плечи, огромна:
я не считал нужным прятать или маскировать факты, цифры, документы, а
порой и сцены, взятые из книг других авторов. Я говорю об этом открыто.
Ничего не присвоил, в каждом случае указываю, от кого мне это стало
известно, где прочитал, кто рассказал В рукописи мною указаны подробные
сведения об авторах, где изданы их книги, вплоть до страниц, с которых
заимствован текст. Даны сведения об архивных делах - точные их адреса,
фонды, номера и страницы, где "что взято Но при публикации это доведено до
минимума, так как, если приводить все эти библиографические и справочные
сведения, книга, при множестве цитат, превратится и по объему, и по внешнему
виду в нечто похожее на справочник. А это ведь художественное произведение!
Я повторяю, не корыстные и меркантильные помыслы двигали мое перо в
этой работе, а желание собрать в единую картину все, что есть, и создать
таким образом литературную мозаику. Я не претендую ни на роман, ни на эпопею
и прошу судить о моей работе по законам нового жанра, который если я и не
изобрел, то во всяком случае стремлюсь и считаю своевременным активизировать