Кессель Жозеф. Всадники

   «Вот тебе и демоны ада! Это же волкодавы, которым пастухи отрезают уши для неуязвимости в драках с волками!»
   Тут подскочили два других пса, и в Уросе проснулся старый боевой дух. Он поворачивал Джехола то вправо, то влево, и его плеть снова и снова опускалась на рычащие морды бестий. Мокки схватил горсть камней и хотел было броситься ему на помощь, но Серех властно остановила его, схватив за рукав.
   — Никаких камней, — приказала она, — Собаки станут еще злее. Это волкодавы кочевников, я знаю их породу… и его я тоже знаю.
   Подумав мгновение, она добавила:
   — Нет, он не упадет с лошади. О, теперь я хорошо изучила его! Борьба делает его лишь сильнее.
   — Но они покалечат Джехола! — закричал Мокки.
   — Нет, этого я не позволю, — возразила Серех, — Смотри внимательно… Но стой здесь и не ходи за мной.
   Пораженно Мокки смотрел, как Серех пошла прямо в сторону собак. Но в ярости преследуя и нападая на Уроса они совсем не обращали на нее внимания.
   Серех остановилась возле своры. Тут один из псов, пытаясь увернуться от копыт Джехола, прыгнул назад, и сейчас, подняв морду вверх, увидел Серех точно перед собой. Мгновение он, рыча, смотрел на нее, потом отскочил чуть в сторону и присев, приготовился к прыжку. Серех не делала ни одного движения и не пыталась убежать. Мокки, решил плюнуть на запрет кочевницы, и поддался вперед, чтобы броситься ей на помощь, но раздавшийся в это мгновение пронзительный крик удержал его на месте. Саис застыл не веря, что этот крик издала Серех. Злобность пса тут же улетучилась, и он послушно уселся у ног маленькой кочевницы. Серех закричала вновь и два других пса оставили Уроса в покое и подбежали к ней, добродушно скаля зубы и вопросительно поглядывая на нее. «Они ждут, что она им прикажет делать, — понял Мокки. — Просто чудеса!»
   Серех указала рукой в направлении, откуда они прибежали, собаки послушно бросились туда, и очень скоро их опять поглотила пыль.
   — Откуда же ты узнала, как нужно разговаривать с ними? — спросил Мокки у Серех, не скрывая своего восхищения.
   — Это же собаки, которые охраняют палатки, наверное, одно из племен кочевников где-то рядом, — ответила та и улыбнулась, — Было бы ужасно, если бы я так быстро забыла их язык.
   Пришпорив коня, мимо них проехал Урос. Проехал так, словно ничего не случилось, если бы и саис, и кочевница были не чем иным, как пустым местом.
 
   Опьянение борьбы прошло, нога — которую он не берег в этой схватке, — невыносимо болела. Закусив губы он поскакал вперед и очень скоро, дремавший до поры, яд его раны распространился в крови, и его стало лихорадить.
   Вероятно, температура поднялась очень высоко, и хотя он не терял сознания совершенно, но оно словно раздвоилось, и тот Урос, сидящий в седле с полусгнившей ногой, казался ему теперь совершенно чужим, незнакомым человеком, а другой, настоящий, — полетел куда-то в сторону солнечных лучей, скользя над пиками гор, под невероятно синим небом. Лай собак давно стих, и летящего Уроса приковывали к его земному двойнику только мерные удары копыт Джехола по покрытой пылью земле.
   Саис, следуя за лошадью, смотрел на седока внимательными глазами. Он не высматривал для него путь впереди, нет, напротив — он ждал когда же тот рухнет с седла на землю. «Ну! Падай же, вонючий мешок! — повторял про себя Мокки, — И солнце высушит здесь твой труп, а холод ночи превратит его в камень!» Он взглянул на Серех вопросительно, и та ответила ему одними губами:
   — Если он упадет, то мы его убьем.
   — Да, да.
   — Потом мы найдем тех кочевников, и они будут свидетелями, что произошел несчастный случай и мы невиновны.
   Хотя двойник Уроса, летящий над горными вершинами, не понимал смысла слов, звучавших за спиной того, другого, едва сидящего в седле, но тон этих слов — ему не понравился и смутно он понял, что опасность приближается к нему. Теперь Мокки и Серех бежали за слабеющим всадником молча: если он упадет… потом, удар камнем по затылку… еще один удар… смерть… всего лишь простое падение с лошади, при котором не мудрено раскроить себе череп… вытащить завещание, забрать деньги… рыдая, прибежать к палаткам кочевников… оплакать своего господина… похоронить…
   И наконец, полная свобода и уверенность в будущем! Для всего этого не хватало только одного неосторожного шага Джехола. Ах, если бы он споткнулся!
   Но солнце поднималось все выше и выше, тени умирали под его лучами, а Урос по-прежнему держался в седле. Казалось, что плато будет тянуться бесконечно.
   Мокки дернул Серех за рукав и зашептал ей в ухо:
   — Я сброшу его с лошади сам.
   Кочевница согласно кивнула. Мокки поднял с земли большой камень и побежал вперед. Он догнал Джехола очень быстро, протянул руки к седлу и хотел было схватить Уроса за край одежды, но в это мгновение Джехол повернул свою голову, взглянул на саиса, фыркнул и быстро поскакал вперед — прочь от него. Мокки застыл на месте.
   В глазах коня он заметил враждебность и отпор, и по отношению к кому? К нему, конюху, который растил его и ухаживал за ним, как за своим братом!
   «Я, должно быть, ошибся, — в волнении подумал Мокки, — Этого быть никак не может». Он побежал, догнал коня вновь, но и на этот раз Джехол злобно глянул на него и не дал ему приблизиться, поскакав еще быстрее.
   «Джехол не подпускает меня к себе! Почему?» — недоумевал Мокки. То, что Джехол, его единственный друг в этом мире, которому он отдавал все свое понимание, заботу и доброту, и от которого он получал в ответ лишь благодарность и дружбу, вдруг отталкивает его от себя, — это было для Мокки невыносимым.
   «Может быть все из-за того, что я держу в руке камень?»
   Мокки бросил его на землю и показал коню раскрытую ладонь, но настроение Джехола нисколько не изменилось. Он попытался протянуть к нему руку и Джехол отскочил в сторону, достаточно далеко, чтобы саис больше не мог его достать, но и довольно осторожно, чтобы не повредить сидящему в седле всаднику, потерявшему сознание. Затем, не взглянув больше на саиса, конь поскакал дальше легко и быстро, а Мокки так и остался стоять, смотря ему вслед, не в силах собраться с мыслями. Подбежавшая к нему Серех стала трясти его за плечи:
   — Чего ты ждешь? Почему ты остановился?
   — Ничего не получится, — почти беззвучно ответил Мокки, — Конь не подпускает меня к себе.
   — Ты пробовал позвать его?
   — Нет.
   — Так позови! Он всегда слушается твоего голоса!
   — Больше не слушается.
   — Как это понимать?
   Тряхнув своей круглой головой, саис торжественно, и даже как-то гордо, произнес то, что он знал с самого детства:
   — Конь, выученный для бузкаши, будет до последнего защищать своего всадника от всех, кто захочет причинить ему зло!
   — Откуда Джехол знает, что мы хотим сделать? — зашипела на Мокки Серех.
   — Знает и все! — отрезал Мокки так сурово, что кочевница тут же замолчала.
   «Действительно, почему бы и нет? — поразмыслив, решила она, — Я же знаю язык собак, которые охраняют наши палатки, так почему бы и ему не понимать язык лошадей выросших в его родной степи?»
   Джехол ускакал теперь так далеко, что Урос был в безопасности, даже если бы они решили бросать в него камнями. Иногда, конь замедлял свой бег, но только чтобы оглянуться, словно измеряя расстояние между собой и теми двумя людьми позади — и было ясно, что он собирается сохранять дистанцию и дальше.
   — Но должен же он когда-нибудь остановиться! — в отчаянии шептала тогда кочевница, а Мокки лишь тяжело вздыхал.
   Так и тянулись он друг за другом: впереди потерявший сознание всадник, которого хранил лишь инстинкт его коня, далеко за ним — Мокки, печальный оттого, что лишился своего единственного друга, а позади него — Серех, погруженная в мечты о богатстве и караванах.
   Время шло. Солнце опустилось за пики гор, уже поползли черные тени, — но конь, казалось, не чувствовал ни жажды, ни усталости. Начало смеркаться.
   Джехол скакал все дальше, неся на спине своего недвижимого хозяина, его деньги и завещание.
   — А вдруг он уже умер? — неожиданно для самой себя прошептала Серех
   Но вместе с радостью, которую принесла ей эта мысль, пришел так же и детский страх темноты. Очень скоро непроглядная горная тьма покроет все, и начнется время полной власти демонов и духов ночи.
   Испугавшись, Серех схватила Мокки за плечо и зашептала:
   — Что делают кони степей, если их хозяин умирает прямо в седле?
   — У нас они останавливаются, опустив голову… а здесь… я не знаю, как лошади ведут себя здесь… ничего не знаю…
   — Так что же, мы должны будем идти за ним и дальше? В холоде и тьме?
   — Мы можем разбить палатку. Для этого у нас все есть, — сказал Мокки показывая на нагруженного мула.
   — Глупый! А конь? А деньги? Ты что, решил все бросить?
   — Нет! Ни за что! — твердо ответил Мокки понимая, что изменить все равно ничего уже нельзя и возврата для него нет.
   Темнота начала поглощать фигуру всадника и коня, и очень скоро превратила их обоих в единый черный силуэт — более непроглядный, чем сама ночь.
   Мокки все всматривался в него и неожиданно его охватил непередаваемый ужас. Разве это Урос скачет там? Нет! Это — не могло быть человеком.
   Это… это… Тут Мокки не выдержал и закрыл глаза, — это Призрачный всадник, без сомнения, это он самый.
   Почувствовав, что Мокки задрожал, как лист, Серех крепче сжала его руку и зашептала:
   — Чего ты так испугался? Говори!
   Мокки пытался найти слова, но безуспешно. Как он ей все объяснит? Все те ночи, когда маленькими детьми они, притворяясь спящими, лежали в темном углу юрты и подслушивали рассказы старых пастухов, путешествующих торговцев и странствующих поэтов, которые, усевшись вокруг большого самовара, рассказывали друг другу страшные истории о кровожадных принцах, черных магах и отвратительных колдунах… Но ужаснее всех были истории о Призрачном всаднике, всаднике — не имеющем лица, который день за днем и ночь за ночью, скачет через горные пики и озера, через пески пустынь и степные равнины. Скачет без всякой цели, до конца времен. Но того, кого он встречает на своем пути, он притягивает к себе заклятым арканом навечно. И этот несчастный вынужден следовать за ним, во всех его странствиях, до тех пор, пока созвездия не обрушатся со своих мест на небесах.
   Мокки снова взглянул туда, на почти неразличимый в темноте силуэт, и прохрипел, стуча от страха зубами:
   — Ты… ты, наверное, не поймешь… Но он тот самый — Призрачный всадник.
   — Ты лопочешь глупости, словно баба, — холодно ответила ему Серех и, не слушая больше возражений, потянула его вперед.
   Одной рукой таща за собой Мокки, а другой — мула, Серех побежала и когда Мокки наконец услышал стук копыт по твердой земле, он стал спокойнее.
   Мул нес на себе не призрачные, а такие настоящие и простые вещи, — палатку, одеяла и еду, да и сам был совсем даже не призрачным, а очень настоящим. И чем быстрее они нагоняли Уроса и Джехола, тем более реальными становились и их силуэты. Просто человек на лошади, — и больше ничего. Еще несколько секунд — и они почти догнали коня. Мокки хотел было бросится к нему и наконец-то спихнуть Уроса на землю, но Серех властно его удержала..
   — Нет! — крикнула она, — Нет! Ты спугнешь коня снова… Смотри, мне кажется, он уже сам ищет место, чтобы остановится…
   И действительно, Джехол повернул вправо, к какому-то холму, напоминающему по форме небольшую пирамиду. На его склонах, прижавшись друг к другу, громоздились ряды маленьких, низких домиков, и холм был усеян ими, словно ступеньками лестницы.
   — Вон там поселок, поселок! — закричал Мокки с облегчением и радостью, и весь его страх улетучился совершенно.
   Но почему-то теперь испугалась Серех и глубоко впившись ему в руку ногтями, зашептала, по-временам почти заикаясь:
   — Всеми духами ночи и духами путей умоляю тебя — замолчи! Все кочевники, которые путешествуют между полями Хазараджата и горами на востоке, все они знают про это место, — и глотнув воздуха, добавила, — Это их кладбище!
   — А эти дома?… — начал было Мокки.
   — Гробницы, — выдохнула Серех, — если кто-нибудь из пуштунов умирает в пути, его хоронят не где-нибудь, а привозят сюда.
   — И как давно они поступают так? — спросил Мокки, говоря еще тише, чем она.
   — С самого начала времен, — ответила та и вздрогнула, — Ты слышишь?
   Ветер пронесся над горными пиками, и послышались стоны и шорохи. Был ли он причиной этих звуков или это жаловались те, кто, проведя всю жизнь в дорогах и путешествиях, нашли здесь свой вечный покой? Смерть, люди и их души… Мокки забил озноб.
   — Серех, — зашептал он, — Не надо нам здесь стоять. Уйдем!
   Но та, пересилив страх, ответила:
   — Все же подождем и посмотрим, что будет делать лошадь.
   Джехол остановился у подножия холма и тихо заржал. Дергая ушами и вертя головой, он всем видом выражал печаль и отчаянье. Прискакав сюда, он надеялся найти людей, отдых, воду и еду, а тут не оказалось ничего из этого. Ни огонька. Ни звука. Даже зверей он тут не заметил, не говоря уже о людях. И сейчас, Джехол, после долгого дня, когда он вынужден был все решать сам, ждал хоть какого-нибудь движения и подсказки от хозяина, которого он нес на своей спине. Он сильно забил копытами… дернулся… Заржал еще громче… И Урос открыл глаза.
   «Уже ночь… Как странно…» — полуденное солнце было последнее, что он удержал в памяти.
   Спал ли он все это время? Был без сознания? Ему было все равно. Главное — он чувствовал себя лучше, хотя все еще был очень слаб. Холодный воздух приятно холодил его горячий лоб, и когда, осмотревшись, он понял, каким целям служит и этот холм, и эти дома — то ничуть не испугался. Вчера или сегодня утром он, ни за что на свете, не согласился бы переночевать в подобном месте, но теперь эти каменные могилы говорили ему лишь о том, что их стены неплохая защита от ледяного ночного ветра.
   Он тронул поводья коня и Джехол пошел вверх по подножью холма. Вблизи гробницы не казались такими одинаковыми, как издали. Куски скальной породы, из которых они были сложены, отличались по размеру и форме. У некоторых — крыши были из гладких, словно отполированных, небольших камней, у других — из огромных, грубых каменных плит, некоторые крыши образовывали навес, а остальные гробницы были словно ниши.
   Урос смотрел в темноту, пытаясь определить дорогу на кладбище, когда тишину внезапно нарушил тихий голос, идущий от одной из гробниц:
   — Это ты, Урос сын Турсена?
   От неожиданности Джехол чуть споткнулся, позади него какими-то нечеловеческими голосами, разом завопили Мокки и Серех.
   «Они тоже услышали, что мертвые призывают меня к себе» — только и смог подумать всадник. В другое время он пришпорил бы коня, хлестнул его по бокам плеткой и помчался бы прочь отсюда — в ночь и холод. Но теперь что-то изменилось в нем и боятся он больше не умел. Сжав поводья покрепче, он закричал в темноту:
   — Кто бы ты ни был, ты не ошибся! Турсен мой отец, а мое имя — Урос.
   — Иди вперед, — ответил ему тот же тихий голос, — и ты легко найдешь меня.
   Урос придержал коня. Не потому, что сомневался, а потому что голос показался ему каким-то знакомым. Он раздумывал, где же он уже слышал его, но ничего не вспомнив, наконец, тронул поводья и направил Джехола вперед. Тот пошел осторожным шагом. Внимательно разглядывая пространство между камнями, Урос иногда бил по ним плеткой — кто знает, может быть какой-нибудь призрак протянет оттуда свою руку и попытается схватить его, и утащить вниз. Тут Джехол поскакал быстрее и Урос понял почему: впереди, перед ними, на земле появилась полоса света, тонкая, словно застывшая молния.
   «Отблеск пламени, что окружает блуждающие души и заменяет им тень» — отметил про себя Урос. Он ослабил поводья. Джехол поскакал еще быстрее. И вот Урос оказался возле костра, — настоящего, жаркого костра, из горящих сухих веток. Он пылал в небольшой каменной нише, пристроенной у стены одной старой, большой гробницы. У костра сидел — не скелет и не приведение, — а живой человек. Длинный балахон служил ему одеждой, дорожный мешок лежал возле его ног, и в свете пламени Урос узнал его лицо, на котором застыло само время.
   — Пусть покой этого места пребудет в твоей душе, Урос, — сказал древний старик.
   Урос склонил голову так низко, как только мог, и ответил:
   — И в твоей, Предшественник мира. Какое большое счастье и удача встретить тебя здесь. Невероятное совпадение.
   — Не такое уж совпадение, — ответил Гуарди Гуеджи, — Я тебя ждал.

Плакальщицы

   Каменная крыша гробницы была так широка, что, выдаваясь вперед, образовывала нечто вроде узкой галереи, ограниченной каменными стенами соседних построек. Из этой скальной ниши наружу вел только узкий выход, и в свете огня, который сиял из него, Мокки и Серех различили силуэты Уроса и его коня, которые были словно сама тьма.
   — Это не Урос, а лишь его тень, — зашептала Серех.
   — Нет, — возразил Мокки, — Нет! — он не хотел больше попадать в ту же самую ловушку страха и потому храбро закричал в темноту: — Урос, Урос, я здесь!
   — Ну и чего же ты ждешь? — устало ответила тень — Помоги мне спуститься с коня.
   Серех повисла на рукаве чапана Мокки и запричитала:
   — Не ходи к нему! Не ходи! Заклинаю тебя, не поддавайся на хитрости этого привидения!
   — У каких это привидений бывают гниющие раны, так что я чувствую эту вонь даже здесь?
   В этот момент в просвете появился тонкий силуэт Гуарди Гуеджи, и Серех задрожала как лист.
   — Смотри, смотри! — зашептала она, заикаясь, — Дух вышел из своей могилы, чтобы заманить нас!
   Мокки заколебался. Действительно, кто бы еще это мог быть?
   — Урос! — закричал он, — Кто там еще с тобой? Кто тот, другой?
   Но, предупреждая ответ Уроса, зазвучал голос Гуарди Гуеджи:
   — Подойди ближе и не бойся. Привидения и духи не согревают свои тела возле пламени костра.
   — Это живой человек, — сказал Мокки Серех, — И мне кажется…
   Он бросился вперед и в свете пламени узнал покрытое морщинами, пергаментное лицо Предшественника мира.
   — Я знал! О, Предшественник мира, я знал! — закричал Мокки низко кланяясь, — Это ты, Память всех времен и всех стран… Кто хоть раз услышит твой голос, пусть даже единственный раз, тот никогда не забудет его и не спутает с другим. Ты был в имении Осман бея и я, тогда совсем еще ребенок, вместе с остальными слушал тебя, когда ты рассказывал нам историю Великого Аттилы. Ты сказал нам, что он родился в Афганистане, и точно в городе Акче, а потом он ушел оттуда, чтобы завоевать половину мира.
   Почти незаметная улыбка скользнула по губам Гуарди Гуеджи. Все же ему было приятно, что этот юноша до сих пор помнит его истории.
 
   — Поднеси меня к огню — приказал Урос Мокки, — И привяжи Джехола рядом, палатка мне не нужна — закончил он почти шепотом, пытаясь справится с внезапно усилившимися болями.
   — Недалеко отсюда, — обратился к Мокки Гуарди Гуеджи, — ты найдешь ручей и связки сухого дерева рядом. Каждый караван, проходящий здесь, оставляет часть своих запасов для следующего.
   — Я понял, — ответил Мокки, прислоняя Уроса к стене гробницы, возле которой сидел Гуарди Гуеджи, — Я напою Джехола и потом приведу его сюда.
   — И чаю… сделай чаю, — пробормотал Урос, скрипнув зубами, — Поскорее…
   — Я знал, — тихо произнес Гуарди Гуеджи, наклонившись к нему, — что найду тебя именно таким: на исходе твоих сил.
   — Но как ты мог узнать, что я буду проезжать здесь?
   — Для того, кто отказывается идти по Большой дороге севера, нет другого пути в Майману, а в этой высокогорной долине, лишь здесь, в царстве мертвых, можно найти укрытие и отдых.
   Уронив голову на руки, Урос замолчал на секунду, а затем тихо спросил:
   — Где ты узнал о моем поражении, Предшественник мира?
   — По дороге из Калакчака к конюшням Осман бея, — ответил тот.
   В эту минуту мысли обоих мужчин устремились к Турсену с такой силой, что им показалось, будто он находится рядом с ними, лишь протяни руку. Но никто из них не назвал его имени. Урос молчал из гордости. Гуарди Гуеджи из присущего ему умиротворения.
   Нарушил тишину Урос:
   — Как же это возможно, что ты пришел сюда с такой скоростью?
   — А разве не говорят, — улыбнулся Гуарди Гуеджи, — что у старых коз самые верные ноги, которые всегда находят самые короткие пути?
   Вернувшийся от ручья Мокки, провел Джехола внутрь и привязал его возле Уроса. Вслед за ним вошла и Серех, неся чайник, две пиалы и мешочек с колотым сахаром. Подав чай обоим, — сначала Гуарди Гуеджи, а потом Уросу, — она вышла, провожаемая взглядом Мокки. Вновь повернувшись к мужчинам, тот произнес, обращаясь к Гуарди Гуеджи
   — О Память всех времен и всех стран, скажи мне, куда ведет эта ужасная долина и какой путь мы должны избрать дальше?
   — Это плато окружено со всех сторон высокими горами, эти горы последняя стена Гиндукуша, и тропа, что ведет через них, так узка и крута, что люди называют ее «горная лестница». Она выходит на еще одно горное плато, а потом резко спускается вниз, к озерам Банди Амир.
   — Именем Пророка! — воскликнул Мокки, — Озера Банди Амир! Это правда?
   — Да, правда, — ответил Предшественник мира, — И красота этих озер столь несравненна, что нет слов, которые могли бы ее описать.
   Урос почти не слушал их, он дрожал, как ему казалось, от холода. Мокки, заметив это, поднялся и принес пару одеял.
   — Скоро будет готов плов, — сказал он.
   Гуарди Гуеджи отрицательно покачал головой:
   — Благодарю тебя, саис. Но моему телу, как ты сам видишь, не нужна больше пища.
   При этих словах Урос вздохнул с облегчением. От одной лишь мысли о еде его охватила сильнейшая тошнота.
   — Иди, — обратился он к Мокки, — иди, ешь, пей и оставь нас в покое.
   Мокки выбежал наружу и присоединился к Серех, которая хлопотала неподалеку. Было очень тяжело установить палатку на такой каменистой почве, но ни Серех, ни он сам, ни за что на свете не согласились бы ночевать в подобном месте просто под открытым небом, возле гробниц.
   Гуарди Гуеджи бросил взгляд на изменившееся лицо чавандоза.
   — У тебя боли… — прошептал он, — Да. Очень сильные боли…
   Урос, который любое сочувствие считал личной обидой, не уловил в словах старого рассказчика историй ни заботы, ни чрезмерного участия. Гуарди Гуеджи просто констатировал факт.
   — Одеяла слишком тяжелы, — ответил Урос, — но если я их отбрасываю, холод начинает грызть мою рану.
   — У меня есть нечто, что тебе поможет.
   Из мешка, что лежал возле его ног, старик достал небольшой брусок из какой-то прессованной, коричневой массы и подержав его пару секунд над огнем, отделил часть и скатал ее в маленький шарик.
   — Проглоти его, запив чаем. И подожди.
   Урос повиновался.
   — Это какое-то волшебное средство?
   — Можно сказать и так, — ответил Гуарди Гуеджи, — Это подарок самой древней и самой мудрой волшебницы мира.
   — Какой еще волшебницы? — не понял Урос.
   — Земли.
   — Значит растение… какая-то трава…
   — Это мак.
   — Что? — закричал Урос очень зло и резко рванулся от стены, пытаясь подняться, — Как можешь ты, старый и мудрый, давать мне яд, который делает человека слабым и безмозглым дураком, точно так же как и вино, которое проклято Кораном?
   — Ничто из того, что дарит нам земля, не может быть проклятием, — возразил Предшественник мира и прежде Урос успел ему что-то ответить, поднял руку, заставляя его замолчать, — Успокойся чавандоз, это средство действует лишь тогда, когда человек не возбужден и не делает резких движений. Давай, прислонись вновь к камню, который дал сегодня приют путешественнику и послушай меня. Я расскажу тебе историю вина.
   И так как Урос не осмелился возразить, Гуарди Гуеджи продолжил:
   — В древние времена, в Герате правил Шах Хамиран, сильный и мудрый властитель. Послеполуденное время он любил проводить в своем саду, полном цветов, фонтанов и красивых беседок, увитых зеленью. И все придворные следовали за ним: сановники, священники, предсказатели, поэты, вельможи и принцы. И вот, однажды, на кустарнике возле павильона он заметил птицу с таким ярким и необычным оперением, что он остановился пораженный, чтобы полюбоваться ею. Но в ту же минуту возле птицы появилась большая змея и уже открыла свою пасть, чтобы ее проглотить.
   — Неужели тут нет никого, кто спасет жизнь этой птицы? — воскликнул Шах Хамиран.
   И его самый старший сын натянул свой лук и пронзил змею стрелой, и убил ее. Но сама прекрасная птица тут же улетела и через некоторое время об этом происшествии все забыли.
   Но ровно год спустя, в тот же день и час, птица появилась вновь и сделав несколько кругов над шахским садом обронила на землю ягоды, которые принесла в своем клюве.
   — Как ты думаешь, что это значит? — спросил шах у своего предсказателя.
   — Птица принесла тебе подарок в благодарность за свое спасение. — ответил тот.
   Тогда шах приказал охранять то место, куда упали ягоды и наблюдать за ним.
   Через какое-то время там выросло растение, которое никто не знал, не очень большое и высокое, но оно принесло плоды: грозди маленьких, круглых ягод. Никто не осмелился попробовать их. Кто знает, возможно, они ядовиты?