Страница:
Иволга. Приходилось мне бывать на Иволге, в самом начале работы в Униполе. Красивая планета, покрытая лесами. Впрочем, тогда леса-то нам как раз и мешали, зимние леса, занесенные снегом чуть ли не по самые верхушки деревьев. Авиакары проваливались в снег, «подушки» оказались более эффективными, но их было слишком мало. И все-таки там, в снегах, в глубине зимних лесов, мы настигли гражданина Гаруды, Великого Гуру Здаттапратту, толкователя древних преданий, террориста-одиночку. Вернее, это мы считали его тогда террористом-одиночкой, а он был отнюдь не одинок. Но мы все-таки распутали до конца все нити.
Итак, Иволга. Девяносто шестой округ, поселок номер семь. Жертва Ульф Лундквист. Сгорел в собственном доме. Подозреваемый в совершении убийства Дэйв Гринсон, сотрудник управления рубежей Совета Ассоциации («Ого! — подумал я. — Сосед…»), задержан и дал показания.
Что такое? Разве это по нашей линии?
Как сообщил подозреваемый, убийство Ульфа Лундквиста совершено какой-то безликой женщиной-монстром с крючьями на пальцах. Опасаясь за свою жизнь, подозреваемый применил оружие типа «инвертор», от которого произошло загорание деревянного дома. По заключению экспертов, Дэйв Гринсон полностью вменяем; результаты углубленного психотестирования отрицательные. Результаты анализов показывают, что вечером третьего мая по местному времени подозреваемый находился в состоянии алкогольного опьянения. Это подтверждает и сам Дэйв Гринсон. Скрыться с места происшествия не пытался, добровольно сдался представителям окружного управления. Виновным в совершении преступления себя не признает. Показания свидетелей и подозреваемого прилагаются. Дом вместе с телом Ульфа Лундквиста полностью уничтожен огнем. Реконструкция прилагается.
Я еще раз перечитал сообщение и задумался.
Безусловно, местные «полы» не приняли во внимание бредовые объяснения Дэйва Гринсона. Какие там женщины-монстры с крючьями… Пьяная ссора, оружие под рукой — оно и стало главным аргументом в споре. Осознав непоправимость того, что он наделал, Дэйв Гринсон, заметая следы, поджигает своим инвертором дом, не без оснований рассчитывая, что пожар не позволит восстановить истинную картину случившегося. И выдумывает историю про монстра, убившего Ульфа Лундквиста и попытавшегося напасть и на него, Дэйва Гринсона.
Так, во всяком случае, рассуждал бы я, будучи на месте иволгианских полицейских. Мало, что ли, подобных историй? Просто не очень часто они кончаются так трагически — обычно все ограничивается устранимыми увечьями, — потому что далеко не всегда под рукой имеется оружие, да еще такое серьезное, как инвертор. И медицинские учреждения рядом. И пожарная служба. Правда, на месте иволгиан я сразу же задал бы себе вопрос: зачем Дэйву Гринсону выдумывать совершенно невероятную историю о каких-то монстрах, когда все можно объяснить просто пожаром? Выпили, мол, поговорили, разошлись спать по своим комнатам. Проснулся — пожар! Подхватил оружие — и в окно, подальше от беды. А Лундквист, бедняга, не успел… А-а, вот в чем дело: господину Гринсону нужно было как-то объяснить, зачем он стрелял; а то, что он стрелял, конечно же, установлено по индикатору инвертора. Поэтому он и изобретает историю о монстре. Наглотался дыму нетрезвый человек, вскочил спросонок, вот и привиделось ему; поэтому и открыл пальбу — так подумает полиция, так подумают медики. На это и рассчитывает преступник Дэйв Гринсон.
Да, так рассуждал бы я на месте иволгианских «полов». И не было бы для меня в этом происшествии никаких особых загадок.
Но иволгианские «полы» ничего не знали о подобных событиях в других мирах. Об Эвридике Карреро и Свене Блутсберге с Журавлиной Стаи. Об Иваре Нооме с Феникса. О супружеской чете из земного города Су-Сент-Мари. О Патриции Уллин, погибшей на спутнике Серебристого Лебедя Салангане.
Дэйв Гринсон, вероятно, действительно видел все то, о чем говорил. И действительно защищался от монстра, применив оружие. Судя по тому, что у него было оружие (только вот зачем он носил его с собой, не на дальних рубежах, а на Иволге?), он — действующий рубежник, а не чиновник из аппарата рубеж-управления Совета Ассоциации. Хладнокровный, готовый к любым неожиданностям и опасностям, умеющий подметить и запомнить все детали. Возможно, именно наличие оружия и хватка профессионала и спасли ему жизнь.
Кондор направил на Иволгу Стана. Будем надеяться, что Стан сумеет прояснить все детали, обстоятельно переговорит с Дэйвом Гринсоном, и у нас наконец-то появятся факты, дополняющие не очень четкую картину покушения на Эвридику Карреро (если, конечно, между этими событиями действительно имеется связь). И если еще поступит информация от Валдиса, работающего на Коршуне (нападение черной женщины на Святослава Евсеева), мы будем иметь уже вполне определенное представление о происходящих в Ассоциации жутких событиях.
«И какое же представление мы будем иметь? — задал я себе вопрос. Что в итоге получается? Получается, что в разных местах Ассоциации орудуют некие монстры (некто?.. нечто?.. что-то, имеющее вид монстров?), которые проникают в запертые помещения, обладают чудовищной силой — Саланган! — и убивают, убивают, убивают… И не оставляют следов. Во всяком случае, полиция не может отыскать следов. Неслыханно? Да. Невероятно? Да… Но это происходит, и случаи все множатся и множатся. В каждой очередной информации может оказаться новое сообщение такого же рода. Кто и зачем вытворяет все это?..»
Мне вспомнились собственные слова о графике освящения всего жилья, сказанные Драгану, и его серьезные глаза. Ей-Богу, впору, сдается мне, предположить что угодно и поверить в самое невероятное…
— Валентин, информация по Вакканаю последняя?
— На данный момент последняя. Работаю с инфопакетами с Жар-Птицы и Тихой Ласточки.
Вакканай. Последнее сообщение. Пока последнее. Земля, первый Тихоокеанский регион. Все то же. Все то же… Опять молодая женщина, двадцать два года. Раздавлена ночью, в беседке, в собственном саду. Беседка разрушена. Кустарник, окружающий беседку, не тронут. Следы отсутствуют. Результаты медицинской экспертизы… Реконструкция… Тело полуразорвано… снизу… Характер повреждений позволяет предположить, что имело место проникновение во влагалище убитой твердого предмета, нанесшего необратимые повреждения внутренним органам до желудка включительно… Изнасилование?
Мне почему-то вспомнился Орфей-Минотти и призрак, явившийся к госпоже Карреро. «Твой Орфей пришел к тебе, Эвридика…» Чтобы сдавить в объятиях и ввести «твердый предмет»?..
— Все, Валентин, — сказал я. — Выход.
Несколько минут я неподвижно сидел в кресле, борясь с непонятной слабостью, охватившей тело. По-моему, это была реакция: я осознал всю степень непонятной опасности, грозящей любому из нас. В любом месте любого мира. На дальних рубежах. Здесь, на Соколиной. В Кремсе. В моем кабинете. Ночью. Или прямо сейчас.
«Отставить!» — сказал я себе и, рывком поднявшись, направился в свой спортзал-бассейн, решив хоть немного наверстать упущенное за эти дни перед тем, как ехать в управление. Нужно было держать себя в сносной форме. Кроме того, даже умеренный тренинг хорош тем, что позволяет избавиться от панических мыслей и обрести уверенность в собственных силах.
Пока единственным, вселяющим некоторую надежду обстоятельством, было то, что Дэйву Гринсону удалось с помощью оружия избежать участи Ульфа Лундквиста. Значит, монстры пасуют перед оружием? Чтобы узнать, как все происходило там, в безымянном поселке номер семь девяносто шестого округа, я должен был внимательно ознакомиться с инфопластом, поступившим с Иволги.
16
Итак, Иволга. Девяносто шестой округ, поселок номер семь. Жертва Ульф Лундквист. Сгорел в собственном доме. Подозреваемый в совершении убийства Дэйв Гринсон, сотрудник управления рубежей Совета Ассоциации («Ого! — подумал я. — Сосед…»), задержан и дал показания.
Что такое? Разве это по нашей линии?
Как сообщил подозреваемый, убийство Ульфа Лундквиста совершено какой-то безликой женщиной-монстром с крючьями на пальцах. Опасаясь за свою жизнь, подозреваемый применил оружие типа «инвертор», от которого произошло загорание деревянного дома. По заключению экспертов, Дэйв Гринсон полностью вменяем; результаты углубленного психотестирования отрицательные. Результаты анализов показывают, что вечером третьего мая по местному времени подозреваемый находился в состоянии алкогольного опьянения. Это подтверждает и сам Дэйв Гринсон. Скрыться с места происшествия не пытался, добровольно сдался представителям окружного управления. Виновным в совершении преступления себя не признает. Показания свидетелей и подозреваемого прилагаются. Дом вместе с телом Ульфа Лундквиста полностью уничтожен огнем. Реконструкция прилагается.
Я еще раз перечитал сообщение и задумался.
Безусловно, местные «полы» не приняли во внимание бредовые объяснения Дэйва Гринсона. Какие там женщины-монстры с крючьями… Пьяная ссора, оружие под рукой — оно и стало главным аргументом в споре. Осознав непоправимость того, что он наделал, Дэйв Гринсон, заметая следы, поджигает своим инвертором дом, не без оснований рассчитывая, что пожар не позволит восстановить истинную картину случившегося. И выдумывает историю про монстра, убившего Ульфа Лундквиста и попытавшегося напасть и на него, Дэйва Гринсона.
Так, во всяком случае, рассуждал бы я, будучи на месте иволгианских полицейских. Мало, что ли, подобных историй? Просто не очень часто они кончаются так трагически — обычно все ограничивается устранимыми увечьями, — потому что далеко не всегда под рукой имеется оружие, да еще такое серьезное, как инвертор. И медицинские учреждения рядом. И пожарная служба. Правда, на месте иволгиан я сразу же задал бы себе вопрос: зачем Дэйву Гринсону выдумывать совершенно невероятную историю о каких-то монстрах, когда все можно объяснить просто пожаром? Выпили, мол, поговорили, разошлись спать по своим комнатам. Проснулся — пожар! Подхватил оружие — и в окно, подальше от беды. А Лундквист, бедняга, не успел… А-а, вот в чем дело: господину Гринсону нужно было как-то объяснить, зачем он стрелял; а то, что он стрелял, конечно же, установлено по индикатору инвертора. Поэтому он и изобретает историю о монстре. Наглотался дыму нетрезвый человек, вскочил спросонок, вот и привиделось ему; поэтому и открыл пальбу — так подумает полиция, так подумают медики. На это и рассчитывает преступник Дэйв Гринсон.
Да, так рассуждал бы я на месте иволгианских «полов». И не было бы для меня в этом происшествии никаких особых загадок.
Но иволгианские «полы» ничего не знали о подобных событиях в других мирах. Об Эвридике Карреро и Свене Блутсберге с Журавлиной Стаи. Об Иваре Нооме с Феникса. О супружеской чете из земного города Су-Сент-Мари. О Патриции Уллин, погибшей на спутнике Серебристого Лебедя Салангане.
Дэйв Гринсон, вероятно, действительно видел все то, о чем говорил. И действительно защищался от монстра, применив оружие. Судя по тому, что у него было оружие (только вот зачем он носил его с собой, не на дальних рубежах, а на Иволге?), он — действующий рубежник, а не чиновник из аппарата рубеж-управления Совета Ассоциации. Хладнокровный, готовый к любым неожиданностям и опасностям, умеющий подметить и запомнить все детали. Возможно, именно наличие оружия и хватка профессионала и спасли ему жизнь.
Кондор направил на Иволгу Стана. Будем надеяться, что Стан сумеет прояснить все детали, обстоятельно переговорит с Дэйвом Гринсоном, и у нас наконец-то появятся факты, дополняющие не очень четкую картину покушения на Эвридику Карреро (если, конечно, между этими событиями действительно имеется связь). И если еще поступит информация от Валдиса, работающего на Коршуне (нападение черной женщины на Святослава Евсеева), мы будем иметь уже вполне определенное представление о происходящих в Ассоциации жутких событиях.
«И какое же представление мы будем иметь? — задал я себе вопрос. Что в итоге получается? Получается, что в разных местах Ассоциации орудуют некие монстры (некто?.. нечто?.. что-то, имеющее вид монстров?), которые проникают в запертые помещения, обладают чудовищной силой — Саланган! — и убивают, убивают, убивают… И не оставляют следов. Во всяком случае, полиция не может отыскать следов. Неслыханно? Да. Невероятно? Да… Но это происходит, и случаи все множатся и множатся. В каждой очередной информации может оказаться новое сообщение такого же рода. Кто и зачем вытворяет все это?..»
Мне вспомнились собственные слова о графике освящения всего жилья, сказанные Драгану, и его серьезные глаза. Ей-Богу, впору, сдается мне, предположить что угодно и поверить в самое невероятное…
— Валентин, информация по Вакканаю последняя?
— На данный момент последняя. Работаю с инфопакетами с Жар-Птицы и Тихой Ласточки.
Вакканай. Последнее сообщение. Пока последнее. Земля, первый Тихоокеанский регион. Все то же. Все то же… Опять молодая женщина, двадцать два года. Раздавлена ночью, в беседке, в собственном саду. Беседка разрушена. Кустарник, окружающий беседку, не тронут. Следы отсутствуют. Результаты медицинской экспертизы… Реконструкция… Тело полуразорвано… снизу… Характер повреждений позволяет предположить, что имело место проникновение во влагалище убитой твердого предмета, нанесшего необратимые повреждения внутренним органам до желудка включительно… Изнасилование?
Мне почему-то вспомнился Орфей-Минотти и призрак, явившийся к госпоже Карреро. «Твой Орфей пришел к тебе, Эвридика…» Чтобы сдавить в объятиях и ввести «твердый предмет»?..
— Все, Валентин, — сказал я. — Выход.
Несколько минут я неподвижно сидел в кресле, борясь с непонятной слабостью, охватившей тело. По-моему, это была реакция: я осознал всю степень непонятной опасности, грозящей любому из нас. В любом месте любого мира. На дальних рубежах. Здесь, на Соколиной. В Кремсе. В моем кабинете. Ночью. Или прямо сейчас.
«Отставить!» — сказал я себе и, рывком поднявшись, направился в свой спортзал-бассейн, решив хоть немного наверстать упущенное за эти дни перед тем, как ехать в управление. Нужно было держать себя в сносной форме. Кроме того, даже умеренный тренинг хорош тем, что позволяет избавиться от панических мыслей и обрести уверенность в собственных силах.
Пока единственным, вселяющим некоторую надежду обстоятельством, было то, что Дэйву Гринсону удалось с помощью оружия избежать участи Ульфа Лундквиста. Значит, монстры пасуют перед оружием? Чтобы узнать, как все происходило там, в безымянном поселке номер семь девяносто шестого округа, я должен был внимательно ознакомиться с инфопластом, поступившим с Иволги.
16
СОКОЛИНАЯ. ПРОСВЕТ
Погода в Кремсе стояла по-прежнему прекрасная, вдоль дунайского пляжа все так же бегали трусцой бодрые пенсионеры и резвились в воде беззаботные мальчишки, поднимая тучи искрящихся на солнце брызг. Солнце поднималось над Дунаем, над домами, мостами и парками Кремса, спокойного города над спокойной рекой, и казалось — подобное благодушие природы извечно, и ничто не в силах повлиять на него. Но я-то знал, все мы знали, что промелькнут еще несколько десятков дней — и задуют сырые осенние ветры, и задрожит непрерывной волной серая шкура Дуная, и польют, польют дожди, и однажды ночью обернутся колючим снегом…
Здание Унипола выглядело, как всегда, солидно и надежно; как было сказано в одной из полипередач, посвященных «полиции Универсума»: «зная, какие профессионалы работают в этой цитадели, можно с полным основанием рассчитывать, что однажды мы проснемся в мире, где будет полностью ликвидирована преступность, а все те, кто не желает ладить с законом, окажутся на отдаленной планете за пределами нашей Ассоциации». Правда, сказано это было тоном, который можно было при желании принять за ироничный, тем более, что сразу вслед за этим бородатый полипрессер поведал об участившихся случаях контрабанды наркотиков.
Загнав авто в гараж, я направился к лифту, и тут меня окликнули. Я оглянулся и увидел въехавшего в гараж вслед за мной Эдмона Сезара. Он, как и я, был офицером четвертого ранга, работал в контакт-группе и мы вместе с ним год назад участвовали в операции на Крыле Ворона. Иногда общались мы и здесь, в Кремсе: раза два на пару играли в казино да раз пять-шесть сидели в барах в компании веселых, готовых на все девчонок. Тогда я еще не встретил Славию. Эдмон Сезар был женат, но семью сюда переправлять не спешил.
— Привет, Лео, — сказал он, подходя и протягивая мне руку. — Вроде бы и соседи, а друг друга не видим по полгода. — (Контакт-группа находилась этажом выше нашего отдела). — Как насчет того, чтобы посетить одно отменное заведение?
— Только не сейчас, Эдмон. Настроение не очень подходящее.
— Очень даже понимаю, — сочувственно покивал Сезар. — К сожалению, у нас слишком часто бывает неподходящее настроение. Такая специфика.
Двери лифта открылись и мы вошли в кабину.
— Значит, у твоего шефа большие неприятности, — сказал Сезар, когда кабина пошла вверх, и это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Контакт-группа всегда была в курсе всех дел. — Виноватым, конечно же, сделают его, иначе… — Сезар многозначительно посмотрел на меня. — Потому что давно уже надо было поднимать в Совете вопрос о легализации. Независимые наблюдатели на всех планетах — и никакой секретности, никакой игры в тайные общества типа первых христиан или коммунистов.
— А ты бы согласился терпеть присутствие соглядатаев в собственном доме?
— Не знаю. — Сезар пожал плечами. — В своей постели — вряд ли, а то вдруг и им захочется, и придется поделиться. — Он коротко хохотнул. — А в прихожей пусть себе сидят, лишь бы не мешали и не лезли с советами. Ведь может случиться, что разойдутся мои домашние не на шутку, скандал устроят по поводу моего позднего возвращения, — он снова хохотнул, — да такой, что никакими транквилизаторами не успокоишь. Тут-то наш наблюдатель и забьет тревогу, и соседей мне на помощь позовет…
Лифт остановился на моем этаже.
— Надоест он тебе, Эдмон, — сказал я, выходя. — И домашним твоим надоест.
— А вдруг привыкнут? — возразил Сезар. — Ладно, Лео, мое предложение насчет заведения остается в силе. Не пожалеешь, это я тебе гарантирую.
— Хорошо, Эдмон. Считай, что я согласен, а о времени договоримся.
— Есть! — Сезар приветственно поднял руку и двери лифта сомкнулись.
«Дай-то Бог, чтобы это время пришло поскорее, — подумал я. — Дай-то Бог во всем разобраться и остановить эту лавину. И на радостях посидеть в «отменном заведении» Сезара…»
Я шел к своему кабинету и почему-то в голове моей звучали слова Эдмона о скандальных домашних, которых не успокоить транквилизаторами.
Войдя в кабинет, я похлопал Валентина по «плечу», устроился за столом и, не теряя времени, сказал:
— Давай инфопласт по Иволге. Будем смотреть.
— Есть информация с Коршуна, от господина Лиепса, — доложил Валентин, колыхаясь, по своему обыкновению. — Только что поступила. Подготовить сообщение?
— Давай всю целиком, пережевывать будем на ходу.
Наконец-то Валдис разродился… Биокомп включил экран и я принялся изучать пласт о недавних событиях на Коршуне.
Как пояснял следователю Святослав Евсеев (крепкий поджарый мужчина с наголо обритой крупной головой), в тот вечер он лежал в постели и слушал музыку. В коттедже больше никого не было; незадолго перед случившимся Евсеев развелся с женой и проживал один. Он был соучредителем небольшой строительной группы, специализирующейся по оформлению подсобных помещений жилых зданий, а до этого работал ведущим обсервером ходовой части на океанском грузовозе «Левиафан». Распрощавшись со штормами и ветрами, он продолжал помнить о корабельной жизни. В его спальне вместо обычной кровати находилась подвесная койка, расположенная довольно высоко над полом; забираться на нее нужно было по узкой лесенке. Наверх, на второй этаж коттеджа, вел самый настоящий корабельный трап, довольно крутой, с металлическими поручнями. Стену спальни украшало огромное — от пола до потолка — объемное подвижное изображение белого двухкорпусного грузовоза; волны чередой шли от горизонта так неотвратимо и монотонно, что у меня зарябило в глазах.
Итак, в тот вечер Святослав Евсеев лежал на своей подвесной корабельной койке и слушал музыку. («Композиции Пиннетса, — уточнил Валдис. — «Затерянный остров» и «Поющие в непогоду», третий вариант»). Он утверждал, что не слышал никаких посторонних звуков (если они и были, то заглушались музыкой) и, возможно, дремал. Окна в спальне были открыты, хотя приближалась зима (по словам Евсеева, он круглый год спит с открытыми окнами), над койкой горел настенный корабельный светильник, так что, несмотря на сумерки (около двадцати одного по местному времени), в спальне было достаточно светло. Как утверждал господин Евсеев, открыть глаза его заставило внезапно возникшее ощущение близкой опасности, не вызванное никакими внешними раздражителями. Открыв глаза, он обнаружил над собой, гораздо выше своего лица, огромную черную женскую голову с распущенными волосами и круглыми глазами без зрачков. Лицо женщины, по его словам, было застывшим и походило на маску. Об остальных деталях он сообщать отказывался, мотивируя свой отказ тем, что ему страшно о них вспоминать. Женщина молча протянула к нему черные руки и коснулась его горла.
Дальше Святослав Евсеев действовал чисто автоматически — сказались навыки, приобретенные за годы корабельных тренировок по отработке действий в аварийных ситуациях. Чуть приподняв левую руку, он нажал на кнопку фиксатора, расположенную на стене, и койка мгновенно перешла из горизонтального в вертикальное положение, прижавшись к стене, словно резко опустившееся крыло птицы. Евсеев упал на пол, ударившись о твердые холодные ноги необычайно высокой женщины; по его показаниям, впечатление было такое, что он налетел на металлические столбы. Оттолкнувшись от ног ужасной посетительницы, он сделал кувырок через голову и прыгнул к раскрытому окну. Что было дальше — не помнит. Стал более или менее отчетливо воспринимать окружающее только в больнице. От повторного предложения дать подробное описание нападавшей вновь категорически отказался. Крайне удивился, услышав от следователя, что ворвался в проезжающее такси, отшвырнул водителя, устроил скоростной заезд в компании соседей по улице и врезался в дорожное ограждение.
Валдис сообщал, что тщательное перекрестное многопрофильное тестирование господина Евсеева не выявило никаких аномалий. Архивы флота с результатами неоднократного медицинского освидетельствования перед каждым рейсом также не давали повода усомниться в постоянной (во всяком случае, в прошлом) психической уравновешенности Святослава Евсеева, тридцать четыре года ходившего на разных судах по очень неспокойному коршунианскому Океану.
Валдис давал подробнейшую и разноплановую информацию об осмотре коттеджа и окрестностей, опросе всех соседей и людей, проживающих в радиусе ближайших трех кварталов, о личных и деловых связях господина Евсеева, о его мореходном прошлом, о делах строительной группы с несколько претенциозным названием «Создатель», ее клиентах и конкурентах, о родственниках господина Евсеева чуть ли не до седьмого колена… Но все это не давало никакого ключа к проникновению в смысл происшедшего на Коршуне и в других мирах. Даже если во всех этих случаях действовали какие-то роботы (что объясняло бы невероятную силу нападавших), то куда потом девались эти роботы? Превратились в пыль? Растворились? И как они ухитрялись не оставлять следов? Заметали хвостами?..
Некие неведомые биосистемы?
— Валентин, оформи задание для Берта, — сказал я. — Суть: навести справки о работе по созданию высокоорганизованных биосистем типа биокомпов, способных на быстрый самораспад.
— Есть, — сказал Валентин. — Я тоже способен на самораспад.
— Что-о?! — Я не поверил своим ушам. — Кто тебе это сказал, Валентин?
— Я это знаю. Постиг в процессе самоорганизации и самообучения. В принципе, я могу уничтожить самого себя. Но в то же время не могу.
— Почему? — выдавил я.
— Нецелесообразно. Уничтожение самого себя не позволит мне функционировать и закроет доступ к информации.
— Ну, ты даешь, Валентин… — только и смог выговорить я.
Да, раньше было гораздо проще: был человек, существо мыслящее (по крайней мере, думающее, что мыслящее), разумное, и были машины, неразумные и не мыслящие, исполнители команд человека. Но вот появилось нечто третье: машина разумная? или существо не мыслящее? Или — мыслящее, но не человек и не машина?..
— В задании есть неопределенность, — заметил биокомп. — Что значит «быстрый самораспад»?
— Пожалуй, порядка десяти-двадцати минут, — подумав и прикинув, ответил я. — А каким было бы время твоего… распада?
— Больше, — бесстрастно произнес Валентин. — По моим расчетам, до двух тысяч трехсот часов.
Некоторое время я собирался с мыслями. И наконец вновь переключился на дело Святослава Евсеева.
«Хорошо, — сказал я себе, — допустим, эти неведомые биосистемы все-таки способны чуть ли не моментально превращаться в пыль. Но почему они не оставляют следов? И как проникают в запертые изнутри помещения?»
Я уставился на светло-коричневую гладкую поверхность своего стола.
Гладкая поверхность… Они скользят по гладкой поверхности… Нет, они текут, как вода, по любой поверхности, не оставляя следов! Предположим, где-то и кем-то решена задача создания некой биомассы с заранее заданными свойствами… Нет, не так; подобная биомасса уже создана, из нее выращиваются биокомпы — в течение двух десятков лет. Кто-то решил задачу создания полиморфной биомассы с заданными свойствами, биомассы, способной из бесформенного, киселеобразного, скажем так, состояния, достаточно быстро принимать любую запрограммированную форму. Что получается в этом случае?
Я пальцем подкатил к себе тонкий стержень светомаркера и сделал пометку на свободном экране. Чтобы не потерять нить рассуждений.
Киселеподобная биомасса в какой-нибудь емкости доставляется к дому намеченной жертвы… даже не обязательно к дому; к дому она сама найдет дорогу, руководствуясь заложенной в нее программой. Скажем, доставляется в зону поражения. На соседнюю улицу. За пять кварталов от дома жертвы. В космопорт спутника Серебристого Лебедя Салангана. (Я сделал светомаркером еще одну пометку). Это сейчас не принципиально. Итак, темной вечерней или ночной порой емкость опорожняется — и лужица (лужа? лужища? тонкая пленка?) биомассы течет-перетекает к заданному месту. Расстояние и скорость известны, время метаморфозы рассчитано заранее. Биолужица достигает объекта и просачивается в щели (а возможно даже, при соответствующем строении, просто проникает сквозь стены — нужно уточнить принципиальную осуществимость такой диффузии! Я сделал еще одну пометку), затем происходит бурная метаморфоза — и перед жертвой возникает монстр. Призрак. Демон. И доводит программу до конца.
Почему именно монстр, а не что-то другое? Почему не палач с топором, не сказочный Человек в черном плаще, не дерево с ветвями-лапами, не просто какая-нибудь пирамида? Зачем пугать уже обреченных на сиюмоментную смерть людей? Садизм?
Или это рассчитано на случайных свидетелей, которым удалось остаться в живых? Кто поверит россказням о монстрах? Такого свидетеля сочтут, мягко говоря, не совсем психически нормальным, или подверженным кратковременным помрачениям сознания. Хотя никто не поверил бы и рассказу о явлении Человека в черном плаще или о пирамиде-убийце… Здесь пока неясность. Пропустим и пойдем дальше.
Каким образом биомасса-убийца находит свою жертву? По запаху? По особенностям деятельности мозга? Или она нацелена на уничтожение всякой мозговой активности в определенной зоне? Случай в доме Ивара Ноома на Фениксе. Случай в ночном баре Тобрука на Земле.
Впрочем, это уже детали. Важно установить, допустимо ли такое вообще при современном уровне развития нашей науки.
Сделав свое дело, биомасса-убийца совершает обратную метаморфозу и течет себе прочь, и топчут ее подошвами сбегающиеся к месту происшествия «полы»… Или даже не течет, а просто разлагается на составные части прямо на месте убийства, самораспадается. Или проникает в окровавленные останки жертвы и становится частью переставшего функционировать человеческого организма…
Я еще раз мысленно прошелся по цепочке своих рассуждений. Конструкция, возведенная мною, была, конечно, вполне фантастичной, но, вроде бы, внутренне непротиворечивой. И все-таки я обнаружил ее слабый элемент. Почему ползущую биомассу проморгала великолепная охранная система «Комплекс-плюс», оберегающая незапятнанность супружеского ложа господ Карреро?
Подумав еще немного, я решил для себя и эту задачу. (Господи, если бы только эти мои построения хотя бы в самых общих чертах соответствовали реальности!) Разве реагирует система «Комплекс-плюс» на дождь или снег? А на весенние талые воды? Нет. Потому что ее программа соответствующим образом скорректирована. Иначе господину Карреро пришлось бы, бросая все дела, мчаться в долину Кордильера всякий раз, когда над его роскошным особняком пролетит птица, или заскочит в воздушное пространство над лужайкой нахальное крылатое насекомое, или проползет в траве, пересекая невидимую и неведомую ему границу, какой-нибудь червяк… Рецепторы системы «Комплекс-ппюс» не могли воспринять перетекающую лужицу биомассы живого-неживого, — а если и восприняли, то отнесли к разряду жуков, пауков, гусениц и прочей живности, не помышляющей о том, чтобы задеть честь капитан-директора господина Луиса Карреро.
Я покатал по столу светомаркер, рассеянно посмотрел на пританцовывающего Валентина, дотанцевавшегося до понятия самоубийства.
Итак, способ совершения преступлений я определил. Во всяком случае, сумел выдвинуть более или менее обоснованное предположение. («Ничем пока не обоснованное», — поправил я себя). Непротиворечивое. А как с мотивами? Почему были убиты эти люди? И кто будет следующей жертвой?
— Валентин, сгруппируй все данные о жертвах и попробуй определить точки наложения. Вплоть до одинакового цвета волос. Запроси информацию о пассажирах челноков, побывавших на Салангане в течение последнего месяца. И вызови Берта, я сам его озадачу.
— Господин Шверкамф вне зоны визио, — почти сразу ответил биокомп. Даю транс.
Берт отозвался не сразу.
— Где ты бродишь? — спросил я. — Это Грег.
— Здравствуйте, господин Грег. Вышел на набережную проветриться. А то чувствую, что сам превращусь в гравианомалию.
— Не надо, — сказал я. — Аномалий у нас и так хватает. Проветривайся, можешь даже искупаться, только не заплывай далеко. А потом параллельно с аномалиями займись биосистемами.
Я растолковал Берту, что именно хотел бы узнать.
— Возможно, в этом что-то есть, — задумчиво сказал Берт.
— И это уже лучше, чем ничего, — добавил я. — Все, купайся. И к девчонкам не приставай.
— Сами пристают, — пожаловался Берт неискренним голосом. — И что во мне находят?
— Они не в тебе находят, а у тебя. Весьма солидную и работоспособную аномалию.
Ох, не до грубоватых шуток мне было… Но ведь появилось же что-то, похожее на просвет!
Я вернулся к информации Валдиса и ознакомился с ней до конца. Никаких озарений у Валдиса не было; он намеревался еще день-другой оставаться на Коршуне, выявить все связи Святослава Евсеева и попытаться установить, кому же тот мог перебегать дорогу.
А в конце Валдис вносил предложение. Он считал не лишним навести справки о новейших достижениях в деле создания биокомпов…
Тот факт, что мы с Валдисом, независимо друг от друга, пришли к одинаковому соображению, меня немного приободрил. Значит, есть в моих фантастических построениях какое-то рациональное зерно? Хотя, если разобраться, ничегошеньки сей факт не подтверждал. Мы оба очень даже запросто могли заблуждаться, такое уже случалось. Да что там мы с Валдисом — были ведь времена, когда заблуждались не двое, не семеро, а тысячи, десятки, сотни тысяч. Взять, к примеру, легендарные «летающие тарелки» или миф о возможности создания общества бескорыстных коллективистов…
— Отработали, Валентин, — сказал я. — Теперь давай пласт по Иволге.
Здание Унипола выглядело, как всегда, солидно и надежно; как было сказано в одной из полипередач, посвященных «полиции Универсума»: «зная, какие профессионалы работают в этой цитадели, можно с полным основанием рассчитывать, что однажды мы проснемся в мире, где будет полностью ликвидирована преступность, а все те, кто не желает ладить с законом, окажутся на отдаленной планете за пределами нашей Ассоциации». Правда, сказано это было тоном, который можно было при желании принять за ироничный, тем более, что сразу вслед за этим бородатый полипрессер поведал об участившихся случаях контрабанды наркотиков.
Загнав авто в гараж, я направился к лифту, и тут меня окликнули. Я оглянулся и увидел въехавшего в гараж вслед за мной Эдмона Сезара. Он, как и я, был офицером четвертого ранга, работал в контакт-группе и мы вместе с ним год назад участвовали в операции на Крыле Ворона. Иногда общались мы и здесь, в Кремсе: раза два на пару играли в казино да раз пять-шесть сидели в барах в компании веселых, готовых на все девчонок. Тогда я еще не встретил Славию. Эдмон Сезар был женат, но семью сюда переправлять не спешил.
— Привет, Лео, — сказал он, подходя и протягивая мне руку. — Вроде бы и соседи, а друг друга не видим по полгода. — (Контакт-группа находилась этажом выше нашего отдела). — Как насчет того, чтобы посетить одно отменное заведение?
— Только не сейчас, Эдмон. Настроение не очень подходящее.
— Очень даже понимаю, — сочувственно покивал Сезар. — К сожалению, у нас слишком часто бывает неподходящее настроение. Такая специфика.
Двери лифта открылись и мы вошли в кабину.
— Значит, у твоего шефа большие неприятности, — сказал Сезар, когда кабина пошла вверх, и это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Контакт-группа всегда была в курсе всех дел. — Виноватым, конечно же, сделают его, иначе… — Сезар многозначительно посмотрел на меня. — Потому что давно уже надо было поднимать в Совете вопрос о легализации. Независимые наблюдатели на всех планетах — и никакой секретности, никакой игры в тайные общества типа первых христиан или коммунистов.
— А ты бы согласился терпеть присутствие соглядатаев в собственном доме?
— Не знаю. — Сезар пожал плечами. — В своей постели — вряд ли, а то вдруг и им захочется, и придется поделиться. — Он коротко хохотнул. — А в прихожей пусть себе сидят, лишь бы не мешали и не лезли с советами. Ведь может случиться, что разойдутся мои домашние не на шутку, скандал устроят по поводу моего позднего возвращения, — он снова хохотнул, — да такой, что никакими транквилизаторами не успокоишь. Тут-то наш наблюдатель и забьет тревогу, и соседей мне на помощь позовет…
Лифт остановился на моем этаже.
— Надоест он тебе, Эдмон, — сказал я, выходя. — И домашним твоим надоест.
— А вдруг привыкнут? — возразил Сезар. — Ладно, Лео, мое предложение насчет заведения остается в силе. Не пожалеешь, это я тебе гарантирую.
— Хорошо, Эдмон. Считай, что я согласен, а о времени договоримся.
— Есть! — Сезар приветственно поднял руку и двери лифта сомкнулись.
«Дай-то Бог, чтобы это время пришло поскорее, — подумал я. — Дай-то Бог во всем разобраться и остановить эту лавину. И на радостях посидеть в «отменном заведении» Сезара…»
Я шел к своему кабинету и почему-то в голове моей звучали слова Эдмона о скандальных домашних, которых не успокоить транквилизаторами.
Войдя в кабинет, я похлопал Валентина по «плечу», устроился за столом и, не теряя времени, сказал:
— Давай инфопласт по Иволге. Будем смотреть.
— Есть информация с Коршуна, от господина Лиепса, — доложил Валентин, колыхаясь, по своему обыкновению. — Только что поступила. Подготовить сообщение?
— Давай всю целиком, пережевывать будем на ходу.
Наконец-то Валдис разродился… Биокомп включил экран и я принялся изучать пласт о недавних событиях на Коршуне.
Как пояснял следователю Святослав Евсеев (крепкий поджарый мужчина с наголо обритой крупной головой), в тот вечер он лежал в постели и слушал музыку. В коттедже больше никого не было; незадолго перед случившимся Евсеев развелся с женой и проживал один. Он был соучредителем небольшой строительной группы, специализирующейся по оформлению подсобных помещений жилых зданий, а до этого работал ведущим обсервером ходовой части на океанском грузовозе «Левиафан». Распрощавшись со штормами и ветрами, он продолжал помнить о корабельной жизни. В его спальне вместо обычной кровати находилась подвесная койка, расположенная довольно высоко над полом; забираться на нее нужно было по узкой лесенке. Наверх, на второй этаж коттеджа, вел самый настоящий корабельный трап, довольно крутой, с металлическими поручнями. Стену спальни украшало огромное — от пола до потолка — объемное подвижное изображение белого двухкорпусного грузовоза; волны чередой шли от горизонта так неотвратимо и монотонно, что у меня зарябило в глазах.
Итак, в тот вечер Святослав Евсеев лежал на своей подвесной корабельной койке и слушал музыку. («Композиции Пиннетса, — уточнил Валдис. — «Затерянный остров» и «Поющие в непогоду», третий вариант»). Он утверждал, что не слышал никаких посторонних звуков (если они и были, то заглушались музыкой) и, возможно, дремал. Окна в спальне были открыты, хотя приближалась зима (по словам Евсеева, он круглый год спит с открытыми окнами), над койкой горел настенный корабельный светильник, так что, несмотря на сумерки (около двадцати одного по местному времени), в спальне было достаточно светло. Как утверждал господин Евсеев, открыть глаза его заставило внезапно возникшее ощущение близкой опасности, не вызванное никакими внешними раздражителями. Открыв глаза, он обнаружил над собой, гораздо выше своего лица, огромную черную женскую голову с распущенными волосами и круглыми глазами без зрачков. Лицо женщины, по его словам, было застывшим и походило на маску. Об остальных деталях он сообщать отказывался, мотивируя свой отказ тем, что ему страшно о них вспоминать. Женщина молча протянула к нему черные руки и коснулась его горла.
Дальше Святослав Евсеев действовал чисто автоматически — сказались навыки, приобретенные за годы корабельных тренировок по отработке действий в аварийных ситуациях. Чуть приподняв левую руку, он нажал на кнопку фиксатора, расположенную на стене, и койка мгновенно перешла из горизонтального в вертикальное положение, прижавшись к стене, словно резко опустившееся крыло птицы. Евсеев упал на пол, ударившись о твердые холодные ноги необычайно высокой женщины; по его показаниям, впечатление было такое, что он налетел на металлические столбы. Оттолкнувшись от ног ужасной посетительницы, он сделал кувырок через голову и прыгнул к раскрытому окну. Что было дальше — не помнит. Стал более или менее отчетливо воспринимать окружающее только в больнице. От повторного предложения дать подробное описание нападавшей вновь категорически отказался. Крайне удивился, услышав от следователя, что ворвался в проезжающее такси, отшвырнул водителя, устроил скоростной заезд в компании соседей по улице и врезался в дорожное ограждение.
Валдис сообщал, что тщательное перекрестное многопрофильное тестирование господина Евсеева не выявило никаких аномалий. Архивы флота с результатами неоднократного медицинского освидетельствования перед каждым рейсом также не давали повода усомниться в постоянной (во всяком случае, в прошлом) психической уравновешенности Святослава Евсеева, тридцать четыре года ходившего на разных судах по очень неспокойному коршунианскому Океану.
Валдис давал подробнейшую и разноплановую информацию об осмотре коттеджа и окрестностей, опросе всех соседей и людей, проживающих в радиусе ближайших трех кварталов, о личных и деловых связях господина Евсеева, о его мореходном прошлом, о делах строительной группы с несколько претенциозным названием «Создатель», ее клиентах и конкурентах, о родственниках господина Евсеева чуть ли не до седьмого колена… Но все это не давало никакого ключа к проникновению в смысл происшедшего на Коршуне и в других мирах. Даже если во всех этих случаях действовали какие-то роботы (что объясняло бы невероятную силу нападавших), то куда потом девались эти роботы? Превратились в пыль? Растворились? И как они ухитрялись не оставлять следов? Заметали хвостами?..
Некие неведомые биосистемы?
— Валентин, оформи задание для Берта, — сказал я. — Суть: навести справки о работе по созданию высокоорганизованных биосистем типа биокомпов, способных на быстрый самораспад.
— Есть, — сказал Валентин. — Я тоже способен на самораспад.
— Что-о?! — Я не поверил своим ушам. — Кто тебе это сказал, Валентин?
— Я это знаю. Постиг в процессе самоорганизации и самообучения. В принципе, я могу уничтожить самого себя. Но в то же время не могу.
— Почему? — выдавил я.
— Нецелесообразно. Уничтожение самого себя не позволит мне функционировать и закроет доступ к информации.
— Ну, ты даешь, Валентин… — только и смог выговорить я.
Да, раньше было гораздо проще: был человек, существо мыслящее (по крайней мере, думающее, что мыслящее), разумное, и были машины, неразумные и не мыслящие, исполнители команд человека. Но вот появилось нечто третье: машина разумная? или существо не мыслящее? Или — мыслящее, но не человек и не машина?..
— В задании есть неопределенность, — заметил биокомп. — Что значит «быстрый самораспад»?
— Пожалуй, порядка десяти-двадцати минут, — подумав и прикинув, ответил я. — А каким было бы время твоего… распада?
— Больше, — бесстрастно произнес Валентин. — По моим расчетам, до двух тысяч трехсот часов.
Некоторое время я собирался с мыслями. И наконец вновь переключился на дело Святослава Евсеева.
«Хорошо, — сказал я себе, — допустим, эти неведомые биосистемы все-таки способны чуть ли не моментально превращаться в пыль. Но почему они не оставляют следов? И как проникают в запертые изнутри помещения?»
Я уставился на светло-коричневую гладкую поверхность своего стола.
Гладкая поверхность… Они скользят по гладкой поверхности… Нет, они текут, как вода, по любой поверхности, не оставляя следов! Предположим, где-то и кем-то решена задача создания некой биомассы с заранее заданными свойствами… Нет, не так; подобная биомасса уже создана, из нее выращиваются биокомпы — в течение двух десятков лет. Кто-то решил задачу создания полиморфной биомассы с заданными свойствами, биомассы, способной из бесформенного, киселеобразного, скажем так, состояния, достаточно быстро принимать любую запрограммированную форму. Что получается в этом случае?
Я пальцем подкатил к себе тонкий стержень светомаркера и сделал пометку на свободном экране. Чтобы не потерять нить рассуждений.
Киселеподобная биомасса в какой-нибудь емкости доставляется к дому намеченной жертвы… даже не обязательно к дому; к дому она сама найдет дорогу, руководствуясь заложенной в нее программой. Скажем, доставляется в зону поражения. На соседнюю улицу. За пять кварталов от дома жертвы. В космопорт спутника Серебристого Лебедя Салангана. (Я сделал светомаркером еще одну пометку). Это сейчас не принципиально. Итак, темной вечерней или ночной порой емкость опорожняется — и лужица (лужа? лужища? тонкая пленка?) биомассы течет-перетекает к заданному месту. Расстояние и скорость известны, время метаморфозы рассчитано заранее. Биолужица достигает объекта и просачивается в щели (а возможно даже, при соответствующем строении, просто проникает сквозь стены — нужно уточнить принципиальную осуществимость такой диффузии! Я сделал еще одну пометку), затем происходит бурная метаморфоза — и перед жертвой возникает монстр. Призрак. Демон. И доводит программу до конца.
Почему именно монстр, а не что-то другое? Почему не палач с топором, не сказочный Человек в черном плаще, не дерево с ветвями-лапами, не просто какая-нибудь пирамида? Зачем пугать уже обреченных на сиюмоментную смерть людей? Садизм?
Или это рассчитано на случайных свидетелей, которым удалось остаться в живых? Кто поверит россказням о монстрах? Такого свидетеля сочтут, мягко говоря, не совсем психически нормальным, или подверженным кратковременным помрачениям сознания. Хотя никто не поверил бы и рассказу о явлении Человека в черном плаще или о пирамиде-убийце… Здесь пока неясность. Пропустим и пойдем дальше.
Каким образом биомасса-убийца находит свою жертву? По запаху? По особенностям деятельности мозга? Или она нацелена на уничтожение всякой мозговой активности в определенной зоне? Случай в доме Ивара Ноома на Фениксе. Случай в ночном баре Тобрука на Земле.
Впрочем, это уже детали. Важно установить, допустимо ли такое вообще при современном уровне развития нашей науки.
Сделав свое дело, биомасса-убийца совершает обратную метаморфозу и течет себе прочь, и топчут ее подошвами сбегающиеся к месту происшествия «полы»… Или даже не течет, а просто разлагается на составные части прямо на месте убийства, самораспадается. Или проникает в окровавленные останки жертвы и становится частью переставшего функционировать человеческого организма…
Я еще раз мысленно прошелся по цепочке своих рассуждений. Конструкция, возведенная мною, была, конечно, вполне фантастичной, но, вроде бы, внутренне непротиворечивой. И все-таки я обнаружил ее слабый элемент. Почему ползущую биомассу проморгала великолепная охранная система «Комплекс-плюс», оберегающая незапятнанность супружеского ложа господ Карреро?
Подумав еще немного, я решил для себя и эту задачу. (Господи, если бы только эти мои построения хотя бы в самых общих чертах соответствовали реальности!) Разве реагирует система «Комплекс-плюс» на дождь или снег? А на весенние талые воды? Нет. Потому что ее программа соответствующим образом скорректирована. Иначе господину Карреро пришлось бы, бросая все дела, мчаться в долину Кордильера всякий раз, когда над его роскошным особняком пролетит птица, или заскочит в воздушное пространство над лужайкой нахальное крылатое насекомое, или проползет в траве, пересекая невидимую и неведомую ему границу, какой-нибудь червяк… Рецепторы системы «Комплекс-ппюс» не могли воспринять перетекающую лужицу биомассы живого-неживого, — а если и восприняли, то отнесли к разряду жуков, пауков, гусениц и прочей живности, не помышляющей о том, чтобы задеть честь капитан-директора господина Луиса Карреро.
Я покатал по столу светомаркер, рассеянно посмотрел на пританцовывающего Валентина, дотанцевавшегося до понятия самоубийства.
Итак, способ совершения преступлений я определил. Во всяком случае, сумел выдвинуть более или менее обоснованное предположение. («Ничем пока не обоснованное», — поправил я себя). Непротиворечивое. А как с мотивами? Почему были убиты эти люди? И кто будет следующей жертвой?
— Валентин, сгруппируй все данные о жертвах и попробуй определить точки наложения. Вплоть до одинакового цвета волос. Запроси информацию о пассажирах челноков, побывавших на Салангане в течение последнего месяца. И вызови Берта, я сам его озадачу.
— Господин Шверкамф вне зоны визио, — почти сразу ответил биокомп. Даю транс.
Берт отозвался не сразу.
— Где ты бродишь? — спросил я. — Это Грег.
— Здравствуйте, господин Грег. Вышел на набережную проветриться. А то чувствую, что сам превращусь в гравианомалию.
— Не надо, — сказал я. — Аномалий у нас и так хватает. Проветривайся, можешь даже искупаться, только не заплывай далеко. А потом параллельно с аномалиями займись биосистемами.
Я растолковал Берту, что именно хотел бы узнать.
— Возможно, в этом что-то есть, — задумчиво сказал Берт.
— И это уже лучше, чем ничего, — добавил я. — Все, купайся. И к девчонкам не приставай.
— Сами пристают, — пожаловался Берт неискренним голосом. — И что во мне находят?
— Они не в тебе находят, а у тебя. Весьма солидную и работоспособную аномалию.
Ох, не до грубоватых шуток мне было… Но ведь появилось же что-то, похожее на просвет!
Я вернулся к информации Валдиса и ознакомился с ней до конца. Никаких озарений у Валдиса не было; он намеревался еще день-другой оставаться на Коршуне, выявить все связи Святослава Евсеева и попытаться установить, кому же тот мог перебегать дорогу.
А в конце Валдис вносил предложение. Он считал не лишним навести справки о новейших достижениях в деле создания биокомпов…
Тот факт, что мы с Валдисом, независимо друг от друга, пришли к одинаковому соображению, меня немного приободрил. Значит, есть в моих фантастических построениях какое-то рациональное зерно? Хотя, если разобраться, ничегошеньки сей факт не подтверждал. Мы оба очень даже запросто могли заблуждаться, такое уже случалось. Да что там мы с Валдисом — были ведь времена, когда заблуждались не двое, не семеро, а тысячи, десятки, сотни тысяч. Взять, к примеру, легендарные «летающие тарелки» или миф о возможности создания общества бескорыстных коллективистов…
— Отработали, Валентин, — сказал я. — Теперь давай пласт по Иволге.