Страница:
— В самую точку.
Я ничего еще не успел объяснить Стану, но он сам сделал тот же вывод, что сделал и я… Фантастично? Нереально? Да, фантастично. Но когда-то фантастичными считались и компы, и авиакары, и нуль-трассы… Не верили в ясновидение, считали шарлатанами телепатов, отвергали саму возможность телекинеза…
Возьмем известные факты и расположим их в определенной последовательности. Вот первая цепочка. Господин Минотти, он же Орфей, проживающий на Журавлиной Стае, обожает госпожу Эвридику Карреро. Господин Минотти принимает транквилизатор (уточнить, действительно ли «Льды Коцита» — хотя сто против одного, что именно «Льды Коцита»!) — и в ту же ночь к Эвридике Карреро является некий призрак и чуть ли не душит ее в своих объятиях. Итак, Алессандро Минотти сгорает от страсти к госпоже Карреро.
Вожделение — транквилизатор — призрак.
Вторая цепочка. Агент Свен Блутсберг презирает и ненавидит себя за малодушие. Фактически, он, честный человек, помогающий Униполу бороться с преступниками, изобличать их, вынужден покрывать преступников. Вечером он принимает транквилизатор «Льды Коцита», а утром находят его окровавленные останки.
Ненависть — транквилизатор — смерть.
Третья цепочка. Валькирия Гедда Горд ненавидит господина Лундквиста. Она принимает транквилизатор «Льды Коцита» — и той же ночью безликая женщина-монстр убивает господина Лундквиста.
Ненависть — транквилизатор — монстр — смерть.
Какая может представиться схема? Сильное чувство (негативное чувство, потому что плотское вожделение, похоть — это отнюдь не любовь) употребление транквилизатора «Льды Коцита» — появление призрака или монстра — смерть.
Какое звено повторяется во всех цепочках? Транквилизатор «Льды Коцита»…
Если мы установим, что жена Святослава Евсеева с Коршуна (вернее, бывшая жена) и сын или жена господина Селихова из земного города Кунгура тоже пользовались этим транквилизатором, если мы найдем таких людей среди знакомых Ивара Ноома с Феникса и знакомых всех его гостей, если то же самое мы определим в отношении трагедий на Звездном Какаду, Земле, Гамаюне и Салангане — не останется и тени сомнения в существовании зловещей закономерности. Стан дал четкое определение: мозг ничего не подозревающих спящих людей, принявших транквилизатор «Льды Коцита», создает материальные объекты, то, что Стан назвал мыслеобразами; эти бессознательно созданные объекты убивают тех, к кому спящий испытывает какие-то сильные чувства, а потом распадаются… Это подлинные монстры, живущие в подсознании каждого из нас! Они таятся в глубинах нашего существа, они не могут вырваться наружу. До тех пор, пока не появляется некий инициирующий их фактор. Препарат «Льды Коцита».
Агент Унипола Свен Блутсберг убил себя сам. Своим собственным воплотившимся мыслеобразом.
И пусть кто-нибудь попробует мне доказать, что подобное невозможно! Не существует допускающих такие явления теорий? Мне, полицейскому, не нужны теории — у меня есть факты. Это уже дело специалистов иного профиля разрабатывать теперь теорию, исходя из фактов.
Возможно (и даже вероятнее всего), ни работники предприятия «Альберт», ни посредники из «Коцита» знать ничего не знали об этих побочных — а, вернее, самых главных! — свойствах транквилизатора «Льды Коцита». Этим объясняется немотивированность, случайность совершенных убийств. Не было преступного умысла, и предусмотреть такие последствия не смог бы, наверное, даже самый талантливый специалист.
Но, с другой стороны, был этот непонятный выстрел на Журавлиной Стае… Кто-то почувствовал, что я напал на след и попытался меня убрать (припугнуть?) на лесной дороге? Значит, преступления все-таки планировались? Кем? Зачем? Теперь у нас были адреса, где, возможно, находились ответы на эти вопросы: «Альберт» и «Коцит».
Но это — утром. Сейчас главное — связаться с полицейским департаментом Иволги и добиться запрета на сбыт «Льдов Коцита»; через все средства информации оповестить людей о недопустимости употребления транквилизатора (придумать какой угодно достаточно убедительный повод); выявить тех, кто приобрел этот препарат и пользуется им; повторить то же самое в масштабах Ассоциации… Это была целая программа, и, конечно же, я не мог ее выполнить за ночь; но хотя бы положить начало!
Если сравнить возможное количество препарата, уже сбытого аутмаркетом «Коцит» аптекам, с количеством известных нам на сегодня убийств, то остается только благодарить Бога за относительно малые жертвы; к счастью, далеко не каждый человек постоянно и страстно вожделеет или ненавидит. Но действовать, тем не менее, нужно было с максимальной оперативностью — в любом уголке Ассоциации могло сейчас совершаться новое ужасное убийство…
Я провидел во сне эту черную корону, эти рога… Что это было? Проявление каких-то скрытых моих способностей? Подсказка извне? Слабое подобие видений библейских пророков?
Мне представлялось бессмысленным ломать себе голову и строить предположения — очень многие размышляли об этом до меня, но никакого единого мнения и убедительного подтверждения выдвигаемых на сей счет гипотез пока просто не существовало. Что-то еще, кроме отвратительных монстров, скрывалось в нас… Кто дал нам эти способности?..
Мы шагали по ночным теням, пересекающим тротуар. Тени совсем побледнели под светом разгулявшейся, наконец, Синицы. Двери городского управления полиции были совсем рядом, и Стан сказал, с сожалением посмотрев на меня:
— Так ты и не попробовал съедобных камней у этих валькирий. А камешки недурны.
— Когда все кончится, специально вернусь сюда и наверстаю упущенное, — пообещал я. — Дело-то поправимое.
— Ты прав, — согласился Стан. — Лишь бы все кончилось…
22
Я ничего еще не успел объяснить Стану, но он сам сделал тот же вывод, что сделал и я… Фантастично? Нереально? Да, фантастично. Но когда-то фантастичными считались и компы, и авиакары, и нуль-трассы… Не верили в ясновидение, считали шарлатанами телепатов, отвергали саму возможность телекинеза…
Возьмем известные факты и расположим их в определенной последовательности. Вот первая цепочка. Господин Минотти, он же Орфей, проживающий на Журавлиной Стае, обожает госпожу Эвридику Карреро. Господин Минотти принимает транквилизатор (уточнить, действительно ли «Льды Коцита» — хотя сто против одного, что именно «Льды Коцита»!) — и в ту же ночь к Эвридике Карреро является некий призрак и чуть ли не душит ее в своих объятиях. Итак, Алессандро Минотти сгорает от страсти к госпоже Карреро.
Вожделение — транквилизатор — призрак.
Вторая цепочка. Агент Свен Блутсберг презирает и ненавидит себя за малодушие. Фактически, он, честный человек, помогающий Униполу бороться с преступниками, изобличать их, вынужден покрывать преступников. Вечером он принимает транквилизатор «Льды Коцита», а утром находят его окровавленные останки.
Ненависть — транквилизатор — смерть.
Третья цепочка. Валькирия Гедда Горд ненавидит господина Лундквиста. Она принимает транквилизатор «Льды Коцита» — и той же ночью безликая женщина-монстр убивает господина Лундквиста.
Ненависть — транквилизатор — монстр — смерть.
Какая может представиться схема? Сильное чувство (негативное чувство, потому что плотское вожделение, похоть — это отнюдь не любовь) употребление транквилизатора «Льды Коцита» — появление призрака или монстра — смерть.
Какое звено повторяется во всех цепочках? Транквилизатор «Льды Коцита»…
Если мы установим, что жена Святослава Евсеева с Коршуна (вернее, бывшая жена) и сын или жена господина Селихова из земного города Кунгура тоже пользовались этим транквилизатором, если мы найдем таких людей среди знакомых Ивара Ноома с Феникса и знакомых всех его гостей, если то же самое мы определим в отношении трагедий на Звездном Какаду, Земле, Гамаюне и Салангане — не останется и тени сомнения в существовании зловещей закономерности. Стан дал четкое определение: мозг ничего не подозревающих спящих людей, принявших транквилизатор «Льды Коцита», создает материальные объекты, то, что Стан назвал мыслеобразами; эти бессознательно созданные объекты убивают тех, к кому спящий испытывает какие-то сильные чувства, а потом распадаются… Это подлинные монстры, живущие в подсознании каждого из нас! Они таятся в глубинах нашего существа, они не могут вырваться наружу. До тех пор, пока не появляется некий инициирующий их фактор. Препарат «Льды Коцита».
Агент Унипола Свен Блутсберг убил себя сам. Своим собственным воплотившимся мыслеобразом.
И пусть кто-нибудь попробует мне доказать, что подобное невозможно! Не существует допускающих такие явления теорий? Мне, полицейскому, не нужны теории — у меня есть факты. Это уже дело специалистов иного профиля разрабатывать теперь теорию, исходя из фактов.
Возможно (и даже вероятнее всего), ни работники предприятия «Альберт», ни посредники из «Коцита» знать ничего не знали об этих побочных — а, вернее, самых главных! — свойствах транквилизатора «Льды Коцита». Этим объясняется немотивированность, случайность совершенных убийств. Не было преступного умысла, и предусмотреть такие последствия не смог бы, наверное, даже самый талантливый специалист.
Но, с другой стороны, был этот непонятный выстрел на Журавлиной Стае… Кто-то почувствовал, что я напал на след и попытался меня убрать (припугнуть?) на лесной дороге? Значит, преступления все-таки планировались? Кем? Зачем? Теперь у нас были адреса, где, возможно, находились ответы на эти вопросы: «Альберт» и «Коцит».
Но это — утром. Сейчас главное — связаться с полицейским департаментом Иволги и добиться запрета на сбыт «Льдов Коцита»; через все средства информации оповестить людей о недопустимости употребления транквилизатора (придумать какой угодно достаточно убедительный повод); выявить тех, кто приобрел этот препарат и пользуется им; повторить то же самое в масштабах Ассоциации… Это была целая программа, и, конечно же, я не мог ее выполнить за ночь; но хотя бы положить начало!
Если сравнить возможное количество препарата, уже сбытого аутмаркетом «Коцит» аптекам, с количеством известных нам на сегодня убийств, то остается только благодарить Бога за относительно малые жертвы; к счастью, далеко не каждый человек постоянно и страстно вожделеет или ненавидит. Но действовать, тем не менее, нужно было с максимальной оперативностью — в любом уголке Ассоциации могло сейчас совершаться новое ужасное убийство…
Я провидел во сне эту черную корону, эти рога… Что это было? Проявление каких-то скрытых моих способностей? Подсказка извне? Слабое подобие видений библейских пророков?
Мне представлялось бессмысленным ломать себе голову и строить предположения — очень многие размышляли об этом до меня, но никакого единого мнения и убедительного подтверждения выдвигаемых на сей счет гипотез пока просто не существовало. Что-то еще, кроме отвратительных монстров, скрывалось в нас… Кто дал нам эти способности?..
Мы шагали по ночным теням, пересекающим тротуар. Тени совсем побледнели под светом разгулявшейся, наконец, Синицы. Двери городского управления полиции были совсем рядом, и Стан сказал, с сожалением посмотрев на меня:
— Так ты и не попробовал съедобных камней у этих валькирий. А камешки недурны.
— Когда все кончится, специально вернусь сюда и наверстаю упущенное, — пообещал я. — Дело-то поправимое.
— Ты прав, — согласился Стан. — Лишь бы все кончилось…
22
ИВОЛГА. СЕРЕБРИСТЫЙ ЛЕБЕДЬ. МИФЫ О ВРЕМЕНАХ ЗАСЕЛЕНИЯ
Этой короткой ночью, промелькнувшей подобно лучу инвертора, нам со Станом так и не пришлось отдохнуть ни минуты. Расположившись в отсутствие спокойно спящего дома хозяина в одном из кабинетов городского управления, мы работали с полной нагрузкой. Я поднял на ноги полицейское руководство города и округа, подготовил пространное и, по-моему, убедительное обоснование для полицейского департамента Иволги и оформил к переброске по нуль-трассе еще более обширное обоснование для Кондора. Фактически, для Совета Ассоциации. Стан занимался запросами и тоже отнюдь не скучал.
Самым слабым местом Ассоциации, на мой взгляд, была проблема связи. Обмен информацией между мирами происходил через нуль-трассы, то есть даже самые срочные послания попадали к адресату ненамного быстрее, чем если бы их доставил воспользовавшийся нуль-транспортировкой сам адресант… Насколько мне было известно, никаких перспектив по созданию мгновенной или хотя бы более быстрой связи не наблюдалось (задача при нашем научно-техническом уровне была непосильной, а возможно, в принципе не имела решения ни при каком уровне) и приходилось мириться с тем, что мы имели. Не стоило рассчитывать на быстрые ответы с Земли, Коршуна, Иволги, Какаду и из других миров, не стоило надеяться, что еще до утра мое обоснование будет рассмотрено Кондором.
В отношении структур, находящихся здесь, на Иволге, было проще. Правда, руководитель полицейского департамента Иволги господин Сингрен, с которым я связался, подняв его с постели, томительно долго, как мне казалось, изучал мое обоснование, томительно долго расспрашивал меня, хмурился и размышлял — но его можно было понять: с такими невероятными вещами ему еще не приходилось встречаться. Как, впрочем, и всем нам, работникам полиции. Наконец он принял решение и пообещал дать в самый короткий срок соответствующее распоряжение в округа.
Первый этап был пройден. Оставалось надеяться, что в Совете Ассоциации тоже среагируют оперативно, и продажа препарата будет запрещена во всех мирах до полного выяснения его роли в шквале загадочных убийств. Наша миссия на Иволге была завершена и теперь предстояло держать путь на Серебристый Лебедь. Нельзя было терять ни минуты.
Узнав время ближайшей переброски на Серебристый и проглотив по очередной чашке кофе, мы со Станом откланялись и, забравшись в тот же авиакар, полетели к нуль-порту в окрестностях Валгаллы, откуда и Стан, и я прибыли на Иволгу.
Синица, стремительно промчавшись по небосводу, давно уже нырнула за горизонт, но на смену ей заступал набирающий силу рассвет. Мелькали внизу подернутые туманом тусклые осколки озер, расстилались сонные поля, разделенные зелеными перелесками, ползли по дорогам одинокие авто, и ранние птицы, разминая крылья, неуверенно кружили над лугами.
Настроение мое было почти под стать этому чистому, только что родившемуся иволгианскому утру. Почти — потому что путь к концу цепочки заливала кровь погибших…
«Этого просто не может быть, — сказал мне Стан. — Это лежит за пределами всех наших представлений». Примерно то же самое я услышал от руководителя полицейского департамента Иволги господина Сингрена. Да, за пределами. Но худшее из всех решений — отрицать существование того или иного явления только потому, что оно не вписывается в рамки наших представлений. Не явление повинно в том, что мы не можем объяснить его, а наша собственная ограниченность, недостаток знаний о мире. Открытие великого Колдуна, между прочим, тоже находилось вне пределов — однако, не одно поколение успешно пользуется нуль-трассами, хотя объяснить, как удалось Колдуну сделать, казалось бы, невозможное, мы не в состоянии и до сих пор…
Осталась в стороне ощетинившаяся колоннами Валгалла, и посреди желтого полотнища полей гигантским пузырем вздулся купол нуль-порта средоточия концов и начал невидимых нитей, соединяющих разбросанные по Галактике миры, заселенные людьми. И вновь — в который раз! — прыжок сквозь внепространствие и вневременье. Потеря бытия — воссоздание бытия… Иногда мне мерещилось, что из очередного нуль-порта выходит уже не тот Лео Грег, который совершал нуль-переход. Настоящий Лео Грег оставался в туннелях, соединяющих миры, а на поверхность бытия выныривала копия Лео Грега. Точная до последнего атома, до последних субэлектронных спиралей, но — копия…
Впрочем, в этот раз я ни о чем таком не думал. Мои мысли были на Серебристом Лебеде — планете из первой пятерки освоенных человеком миров.
В инфопласте, отправленном с Иволги Кондору, я запросил допуск для работы на Лебеде себе и Стану, но до Лебедя информация с Соколиной еще не могла дойти — мы прибыли раньше. Приступать к делу приходилось без допуска.
Первый сюрприз Серебристый Лебедь преподнес нам сразу за дверями нуль-порта. Я еще не успел сообразить, почему под здешним темным небом земля кажется белой, когда мне на нос упало что-то нежное и прохладное.
— Зима! — воскликнул Стан.
Да, порхал с вечерних небес легкий снежок, серебрились освещенные портовыми огнями небольшие сугробы, наметенные у стен магазинов и кафе. Серебристый Лебедь вполне оправдывал свое название.
— Это называется — заработались, — сказал Стан, вдавив в снег подошву и разглядывая получившийся отпечаток. — От жары явно страдать не будем.
Только сейчас до меня дошло, что в хлопотах и спешке мы выяснили на Иволге только время нуль-броска на Серебристый Лебедь. А вот о том, какой сейчас сезон на широте Четвертого Рима, спросить забыли. И попали из теплого рассвета прямо в снежный вечер иного мира.
— Ничего, до управления доберемся, не простудимся, — успокоил я Стана, подставляя ладонь под легкие снежинки. — Напрягись, сконцентрируйся — и согреешься.
— Давно не практиковался. Это надо же, а? — Стан с усмешкой покачал головой. — По-моему, стареем, дружище Лео! Это же завтра я могу, положим, заглянуть вечерком к отзывчивой знакомой и забыть, зачем пришел.
— Ну, уж вряд ли, — засомневался я. — Уж это ты не забудешь!
Площадь перед входом в нуль-порт была похожа на площади нуль-портов всех планет, где мне довелось побывать. Пространство за ней терялось в темноте, подернутой снежным туманом, но я знал, что вокруг порта расстилается равнина — все нуль-порты сооружались на равнинах, вдали от жилых зон. Хотя инженерные расчеты показывали, что в случае аварии выброс осуществляющей пробой континуума энергии будет полностью погашен поглотителями, рисковать не стоило.
Площадь была похожа на все площади нуль-портов, а значит, вон там, с правой стороны, наискосок от нас, должна находиться…
— Смотри, Лео! Не мешало бы зайти.
Я повернул голову туда, куда показывал Стан. А показывал он на мягко светящуюся вывеску аптеки, расположенной здесь не справа, а слева от нас. Да, он словно прочитал мои мысли.
Осыпаемые снежным лебяжьим пухом, кружащим в воздухе, мы пересекли площадь — снег лежал на крышах авто, на скамейках, на плечах людей — и вошли в аптеку. Помещение оказалось небольшим, уютным и теплым, в нем витал слабый запах каких-то ароматических веществ. Кроме нас, посетителей не было, и молоденькая смуглая девчушка за полукруглым прилавком, удобно устроившись в своем высоком кресле, увешанном манипуляторами, развлекалась фантом-игрой. Мелькали перед ней, бликами отражаясь от прилавка, какие-то синие шарики, желтые кубики, какие-то переливающиеся всеми цветами причудливые фигуры, меняясь местами, кружась, трансформируясь, соединяясь и дробясь, а девчушка ловко выуживала их из воздуха перед своим лицом и что-то там такое собирала, складывала какую-то конструкцию, расставляла все элементы в нужном и единственно правильном порядке. «Примерно то же самое делаем и мы, — подумал я, — только у нас далеко не все детали на виду». Увидев нас, девчушка, слегка смутившись, вскочила, и вся эта пестрая карусель мгновенно растаяла.
— Аптека господина Бахманьора к вашим услугам, господа, — очень старательно сказала она и улыбнулась. — Чем мы можем быть вам полезны? Она оглядела наше сверхлегкое для здешнего сезона одеяние и добавила: Что-нибудь профилактическое от респираторных заболеваний?
— Спасибо, — улыбнувшись в ответ, сказал Стан. — Нас интересуют транквилизаторы.
Я рассматривал прилавок. Да, ничего не скажешь, выбор был богатый. Пожалуй, не хуже, чем у господина Крикуна Пелгонена. До чего же ущербная мы раса, насквозь изъеденная всякими болячками… Или болезни — в широком смысле — неотъемлемое свойство всей Вселенной? Звезды — это ее фурункулы, гравитационные поля — спазмы желудка, метеорные потоки — какая-нибудь холемия, а мы сами — одно из ее навязчивых, но совершенно иллюзорных состояний…
Девчушка бойко начала было перечислять названия препаратов, но я остановил ее:
— Собственно, нас интересует нейролептик «Льды Коцита».
Она немного подумала, потом, наморщив лобик с темной челкой, попросила совета у своего компа и, с сожалением вздохнув, ответила:
— В нашей аптеке такой препарат не значится. Это новинка? Вы где-то о нем слышали? Общий или специальный? У нас богатый выбор других нейролептиков.
Значит, слава Богу, не во всех еще аптеках побывали торговые агенты аутмаркета «Коцит». Странно, уж здесь-то им ближе всего…
— Спасибо, — сказал я, вынимая служебную карточку. — Нам нужен именно нейролептик «Льды Коцита». Передайте, пожалуйста, господину Бахманьору нашу убедительную просьбу: если завтра к нему придут с предложением приобрести транквилизатор «Льды Коцита», запомните: «Льды Коцита» — пусть немедленно сообщит в полицию.
Это я говорил для перестраховки, потому что до утра надеялся добиться от полицейского департамента Серебристого Лебедя того же, чего уже добился на Иволге.
— П-передам, — немного севшим голосом сказала девчушка, широко открыв глаза. — С ним что-то не в порядке?
— Технологический брак, — пояснил Стан. — Отсюда нежелательные побочные эффекты.
— Х-хорошо, я обязательно передам, — закивала девчушка. Обязательно!
Выйдя на улицу, мы вновь попали под снег. Теперь он шел гуще, откуда-то вдруг взялся холодный ветер и сразу стало довольно-таки неуютно.
— Бр-р! — поежился Стан. — Берем авто и на Рим!
Мы вновь быстрым шагом пересекли площадь и, ориентируясь по указателям, вышли к расположенной в тылу магазинов площадке прокатных авто. Она была пуста и покрыта нетронутым снегом, что не могло не настораживать. Наши подозрения подтвердились, когда бородатый служащий, дремавший до нашего прихода в тесном офисе прокатного пункта, развел руками и объяснил, что свободных авто нет. Оказывается, предыдущим «нулем» на Серебристый Лебедь прибыла целая орава каких-то темнокожих бритоголовых существ («То ли парни, то ли наоборот — непонятно», — заявил служитель), мигом поразбирала все авто и умчалась вдаль, вздымая снежную пыль.
— Ну, провинция, ну, дыра, — возмущенно приговаривал Стан, когда мы, несолоно хлебавши, возвращались на ппощадь. — Это не Лебедь, это какая-то ощипанная ворона!
Мы уже выяснили, что отсюда до Четвертого Рима не меньше двух часов хорошей езды, что маршрутники в порт не ходят из-за малого числа пассажиров, воздушного сообщения со столицей округа по тем же причинам давным-давно нет и добраться до Четвертого Рима можно только на такси.
К нашему облегчению, очередь на такси оказалась не очень большой. Минут через двадцать мы со Станом в компании еще трех пассажиров — пожилой пары со скорбными лицами (ехали на похороны? возвращались с похорон?) и сонного господина в зеленом плаще — уже неслись сквозь снежную ночь по равнинам Серебристого Лебедя.
Мои знания об этой планете были довольно скудными и касались общеизвестного. Я конечно знал, что Лебедь входит в состав стартовой пятерки, принявшей первых поселенцев. Я знал, что два его континента разделены океаном, усеянным множеством как мелких, так и довольно больших островов. Заселен был только один, восточный континент, западный же представлял из себя хаотичное нагромождение гор и обширные каменные пустыни без всяких признаков почвы и какой-либо растительности. Что касается островов, то со времен первых исследований перед заселением (тогда еще, разумеется, не было никакого рубеж-управления и работы велись земной Службой Дальней Разведки) выявилась любопытная закономерность: острова вблизи Западного континента были столь же неуютны и безжизненны; но чем дальше отступали они в океан, тем красивее и оживленнее становились. Архипелаги вдоль Восточного континента были лесистыми и вполне пригодными для обитания. Сам же Восточный континент по своим природным условиям ничем не отличался от жилых зон других миров.
Тем не менее, Серебристый Лебедь стоял особняком среди других планет Ассоциации. Его население не только не росло, а, напротив, медленно, но неуклонно сокращалось: смертность превалировала над рождаемостью; к тому же, шел постоянный отток людей с планеты в иные обитаемые миры. В свое время получили широкую известность результаты многолетних исследований, проводимых на островах, расположенных вблизи Западного континента. Оказалось, что еще в сравнительно недавнем прошлом они по богатству своей флоры и фауны ничем не уступали восточным островам. Когда результаты исследований были изучены в комплексе, выяснилось, что по каким-то неизвестным причинам жизнь медленно отступает от Западного континента к Восточному, сдавая свои позиции. Что за факторы служили тому виной — не мог, насколько мне было известно, пока ответить никто.
Несмотря на эти непонятные аномалии Серебристый Лебедь продолжал оставаться обитаемой планетой. Расчеты показывали, что если скорость отступления останется неизменной, то говорить о какой-либо опасности для заселенных зон востока можно будет только через сотни лет. На своеобразном терминаторе — границе между мертвым Западом и цветущим Востоком постоянно работали научные экспедиции, пытающиеся понять природу этого странного явления.
И все-таки Серебристый Лебедь был болен…
Авто спешило сквозь снежную мглу, господин в зеленом плаще изредка всхрапывая во сне. Я тоже не прочь был вздремнуть, но словоохотливый таксист не давал мне расслабиться. Стан и другие пассажиры расположились на сиденьях в средней и задней частях салона, а я опрометчиво выбрал место рядом с водителем и теперь вынужден был изредка поддакивать, потому что он поминутно интересовался моим мнением по самым разным вопросам. Он изливал на меня потоки информации о Серебристом Лебеде и обо всей Ассоциации, я захлебывался в этих информационных струях, я тонул в информационном море…
Борясь с дремотой, я, в частности, услышал от неумолчного таксиста неизвестную мне легенду о судьбе тех землян — работников Службы Дальней Разведки, которые первыми проводили исследования на Западном континенте, изучая его пригодность для заселения выходцами с Земли. По словам таксиста, все они в дальнейшем покончили жизнь самоубийством. Сообщение таксиста явно относилось к числу разнообразных мифов о временах Заселения. Эти мифы всегда были популярны во всех мирах. По ним создавались полифильмы и синтезы, о них писали беллетристы и поэты, они были темой творений художников, артографов, скульпторов, голографистов… Я и сам, будучи школьником, взахлеб читал эти увлекательные истории о подвигах славных рыцарей Службы Дальней Разведки. И что самое интересное и парадоксальное: чем глубже в прошлое уходили те времена, тем больше становилось подобных историй.
А дальше таксист поведал о странных вещах. По его утверждению, и сейчас, в наше время, исследователи, когда-то работавшие на условной границе Запада и Востока, тоже совершают попытки самоубийства; кое-кого удается спасти, но большинство выбирает надежные способы, гарантирующие бесполезность реанимации. Прыгают с крыш многоэтажных зданий. Уходят на яхтах в океан и, оставив аварийный браслет спутниковой связи на палубе, бросаются в воду. Разносят себе голову выстрелом из охотничьего ружья…
— С чего вы это взяли? Откуда у вас такие сведения? — спросил я, глядя сбоку на курчавого парня в распахнутой меховой куртке, вполуразвалку сидящего за щитком управления.
— Дед мой двоюродный там работал, ну, старший брат бабушки по отцу, охотно пустился в пояснения водитель. — Он мне рассказывал, давно еще, когда я к нему в гости ездил, на остров Паркера, я тогда еще у вертикальщиков работал. Хороший остров, зеленый, ручьев много, а рыбы на отмели, — водитель восхищенно поцокал языком, — рыбы видимо-невидимо, какой хочешь! Бери хоть голыми руками. Зато птиц вообще нет; были, говорят, раньше, да куда-то подевались, что-то им там не понравилось. А поселки есть, большие поселки, да. И леса тоже…
— Так что рассказывал ваш дед? — не дал я словоохотливому таксисту уйти от темы.
— А то и рассказывал, что многие, кто был с ним, ну, тогда, в экспедиции, давно уже, или руки на себя наложили, или пытались. Он, дед-то мой, связь-то с ними постоянно поддерживал, а раза два-три в год они собирались то у одного, то у другого. И у деда моего на Паркере были, долго гостили, охотились, рыбу ловили, вспоминали всякое. А потом дед и сам, водитель сделал ныряющее движение рукой, — с самой вершины скалы, у него дом на скале, высоко, — и прямо на камни, там камни большие у берега. Вот он прямо туда. Нам потом сообщили, так я с женой был на похоронах, а детей не взяли, зачем им это, детям-то?.. — Он немного помолчал. — Гиблые там места, я вам скажу, на этом проклятом фронтире, туда роботов посылать надо, а не людей, а лучше всего вообще туда не соваться. Да, гиблые места, повторил водитель, — и нечего там торчать по полгода, наблюдать-изучать, все равно толку никакого, только люди потом гибнут почем зря. А про Западный забыть навсегда и со всех карт его стереть.
Все это я слышал впервые, хотя такая информация действительно могла храниться в резервном архиве Унипола. Не шутка ведь — гибли люди. Вероятно, кто-то ею занимался, изучал; вероятно, правительству Серебристого Лебедя она тоже была известна; наверное, проводилось расследование, принимались какие-то меры. Возможно, и объяснение все эти случаи получили, только таксист об этом не знал. Разобрались здесь, на месте, не прося ничьей помощи. Во всяком случае, за время моего пребывания в Униполе такая информация по нашему отделу не проходила. Много странного, много неизученного и пока необъяснимого оставалось в обитаемых мирах да и на самой Земле(!), а уж ее-то, казалось бы, за столетия можно было ползком облазить вдоль и поперек, каждый камешек перевернуть, каждую песчинку просеять и сосчитать, все моря-океаны процедить через мелкое сито и докопаться до сути всех явлений. Но не получалось…
Таксист приумолк, за моей спиной слышалось похрапывание, перекрывающее тихое жужжание ровно работающего двигателя. Стан, наверное, тоже дремал. Снег все сыпал и сыпал, и казалось, авто мчит не по дороге, а летит в облаках. В темно-белесой вышине, сопровождая нас, плыло расплывчатое бледное пятно — это тщетно пытался заглянуть под облачный покров один из спутников Серебристого Лебедя — Колибри, Итака или Саланган.
Саланган. Там погибла ужасной смертью оператор Патриция Уллин, погибла только потому, что кто-то здесь, на Серебристом Лебеде, неистово жаждал затащить ее в свою постель или оказаться в ее постели. Значит, для мыслеобразов не помеха даже космические расстояния? Или все-таки тот, вожделеющий, тоже находится на Салангане, в одном из подземных городков или на борту стоящего на посадочной площадке туристического челнока?
Самым слабым местом Ассоциации, на мой взгляд, была проблема связи. Обмен информацией между мирами происходил через нуль-трассы, то есть даже самые срочные послания попадали к адресату ненамного быстрее, чем если бы их доставил воспользовавшийся нуль-транспортировкой сам адресант… Насколько мне было известно, никаких перспектив по созданию мгновенной или хотя бы более быстрой связи не наблюдалось (задача при нашем научно-техническом уровне была непосильной, а возможно, в принципе не имела решения ни при каком уровне) и приходилось мириться с тем, что мы имели. Не стоило рассчитывать на быстрые ответы с Земли, Коршуна, Иволги, Какаду и из других миров, не стоило надеяться, что еще до утра мое обоснование будет рассмотрено Кондором.
В отношении структур, находящихся здесь, на Иволге, было проще. Правда, руководитель полицейского департамента Иволги господин Сингрен, с которым я связался, подняв его с постели, томительно долго, как мне казалось, изучал мое обоснование, томительно долго расспрашивал меня, хмурился и размышлял — но его можно было понять: с такими невероятными вещами ему еще не приходилось встречаться. Как, впрочем, и всем нам, работникам полиции. Наконец он принял решение и пообещал дать в самый короткий срок соответствующее распоряжение в округа.
Первый этап был пройден. Оставалось надеяться, что в Совете Ассоциации тоже среагируют оперативно, и продажа препарата будет запрещена во всех мирах до полного выяснения его роли в шквале загадочных убийств. Наша миссия на Иволге была завершена и теперь предстояло держать путь на Серебристый Лебедь. Нельзя было терять ни минуты.
Узнав время ближайшей переброски на Серебристый и проглотив по очередной чашке кофе, мы со Станом откланялись и, забравшись в тот же авиакар, полетели к нуль-порту в окрестностях Валгаллы, откуда и Стан, и я прибыли на Иволгу.
Синица, стремительно промчавшись по небосводу, давно уже нырнула за горизонт, но на смену ей заступал набирающий силу рассвет. Мелькали внизу подернутые туманом тусклые осколки озер, расстилались сонные поля, разделенные зелеными перелесками, ползли по дорогам одинокие авто, и ранние птицы, разминая крылья, неуверенно кружили над лугами.
Настроение мое было почти под стать этому чистому, только что родившемуся иволгианскому утру. Почти — потому что путь к концу цепочки заливала кровь погибших…
«Этого просто не может быть, — сказал мне Стан. — Это лежит за пределами всех наших представлений». Примерно то же самое я услышал от руководителя полицейского департамента Иволги господина Сингрена. Да, за пределами. Но худшее из всех решений — отрицать существование того или иного явления только потому, что оно не вписывается в рамки наших представлений. Не явление повинно в том, что мы не можем объяснить его, а наша собственная ограниченность, недостаток знаний о мире. Открытие великого Колдуна, между прочим, тоже находилось вне пределов — однако, не одно поколение успешно пользуется нуль-трассами, хотя объяснить, как удалось Колдуну сделать, казалось бы, невозможное, мы не в состоянии и до сих пор…
Осталась в стороне ощетинившаяся колоннами Валгалла, и посреди желтого полотнища полей гигантским пузырем вздулся купол нуль-порта средоточия концов и начал невидимых нитей, соединяющих разбросанные по Галактике миры, заселенные людьми. И вновь — в который раз! — прыжок сквозь внепространствие и вневременье. Потеря бытия — воссоздание бытия… Иногда мне мерещилось, что из очередного нуль-порта выходит уже не тот Лео Грег, который совершал нуль-переход. Настоящий Лео Грег оставался в туннелях, соединяющих миры, а на поверхность бытия выныривала копия Лео Грега. Точная до последнего атома, до последних субэлектронных спиралей, но — копия…
Впрочем, в этот раз я ни о чем таком не думал. Мои мысли были на Серебристом Лебеде — планете из первой пятерки освоенных человеком миров.
В инфопласте, отправленном с Иволги Кондору, я запросил допуск для работы на Лебеде себе и Стану, но до Лебедя информация с Соколиной еще не могла дойти — мы прибыли раньше. Приступать к делу приходилось без допуска.
Первый сюрприз Серебристый Лебедь преподнес нам сразу за дверями нуль-порта. Я еще не успел сообразить, почему под здешним темным небом земля кажется белой, когда мне на нос упало что-то нежное и прохладное.
— Зима! — воскликнул Стан.
Да, порхал с вечерних небес легкий снежок, серебрились освещенные портовыми огнями небольшие сугробы, наметенные у стен магазинов и кафе. Серебристый Лебедь вполне оправдывал свое название.
— Это называется — заработались, — сказал Стан, вдавив в снег подошву и разглядывая получившийся отпечаток. — От жары явно страдать не будем.
Только сейчас до меня дошло, что в хлопотах и спешке мы выяснили на Иволге только время нуль-броска на Серебристый Лебедь. А вот о том, какой сейчас сезон на широте Четвертого Рима, спросить забыли. И попали из теплого рассвета прямо в снежный вечер иного мира.
— Ничего, до управления доберемся, не простудимся, — успокоил я Стана, подставляя ладонь под легкие снежинки. — Напрягись, сконцентрируйся — и согреешься.
— Давно не практиковался. Это надо же, а? — Стан с усмешкой покачал головой. — По-моему, стареем, дружище Лео! Это же завтра я могу, положим, заглянуть вечерком к отзывчивой знакомой и забыть, зачем пришел.
— Ну, уж вряд ли, — засомневался я. — Уж это ты не забудешь!
Площадь перед входом в нуль-порт была похожа на площади нуль-портов всех планет, где мне довелось побывать. Пространство за ней терялось в темноте, подернутой снежным туманом, но я знал, что вокруг порта расстилается равнина — все нуль-порты сооружались на равнинах, вдали от жилых зон. Хотя инженерные расчеты показывали, что в случае аварии выброс осуществляющей пробой континуума энергии будет полностью погашен поглотителями, рисковать не стоило.
Площадь была похожа на все площади нуль-портов, а значит, вон там, с правой стороны, наискосок от нас, должна находиться…
— Смотри, Лео! Не мешало бы зайти.
Я повернул голову туда, куда показывал Стан. А показывал он на мягко светящуюся вывеску аптеки, расположенной здесь не справа, а слева от нас. Да, он словно прочитал мои мысли.
Осыпаемые снежным лебяжьим пухом, кружащим в воздухе, мы пересекли площадь — снег лежал на крышах авто, на скамейках, на плечах людей — и вошли в аптеку. Помещение оказалось небольшим, уютным и теплым, в нем витал слабый запах каких-то ароматических веществ. Кроме нас, посетителей не было, и молоденькая смуглая девчушка за полукруглым прилавком, удобно устроившись в своем высоком кресле, увешанном манипуляторами, развлекалась фантом-игрой. Мелькали перед ней, бликами отражаясь от прилавка, какие-то синие шарики, желтые кубики, какие-то переливающиеся всеми цветами причудливые фигуры, меняясь местами, кружась, трансформируясь, соединяясь и дробясь, а девчушка ловко выуживала их из воздуха перед своим лицом и что-то там такое собирала, складывала какую-то конструкцию, расставляла все элементы в нужном и единственно правильном порядке. «Примерно то же самое делаем и мы, — подумал я, — только у нас далеко не все детали на виду». Увидев нас, девчушка, слегка смутившись, вскочила, и вся эта пестрая карусель мгновенно растаяла.
— Аптека господина Бахманьора к вашим услугам, господа, — очень старательно сказала она и улыбнулась. — Чем мы можем быть вам полезны? Она оглядела наше сверхлегкое для здешнего сезона одеяние и добавила: Что-нибудь профилактическое от респираторных заболеваний?
— Спасибо, — улыбнувшись в ответ, сказал Стан. — Нас интересуют транквилизаторы.
Я рассматривал прилавок. Да, ничего не скажешь, выбор был богатый. Пожалуй, не хуже, чем у господина Крикуна Пелгонена. До чего же ущербная мы раса, насквозь изъеденная всякими болячками… Или болезни — в широком смысле — неотъемлемое свойство всей Вселенной? Звезды — это ее фурункулы, гравитационные поля — спазмы желудка, метеорные потоки — какая-нибудь холемия, а мы сами — одно из ее навязчивых, но совершенно иллюзорных состояний…
Девчушка бойко начала было перечислять названия препаратов, но я остановил ее:
— Собственно, нас интересует нейролептик «Льды Коцита».
Она немного подумала, потом, наморщив лобик с темной челкой, попросила совета у своего компа и, с сожалением вздохнув, ответила:
— В нашей аптеке такой препарат не значится. Это новинка? Вы где-то о нем слышали? Общий или специальный? У нас богатый выбор других нейролептиков.
Значит, слава Богу, не во всех еще аптеках побывали торговые агенты аутмаркета «Коцит». Странно, уж здесь-то им ближе всего…
— Спасибо, — сказал я, вынимая служебную карточку. — Нам нужен именно нейролептик «Льды Коцита». Передайте, пожалуйста, господину Бахманьору нашу убедительную просьбу: если завтра к нему придут с предложением приобрести транквилизатор «Льды Коцита», запомните: «Льды Коцита» — пусть немедленно сообщит в полицию.
Это я говорил для перестраховки, потому что до утра надеялся добиться от полицейского департамента Серебристого Лебедя того же, чего уже добился на Иволге.
— П-передам, — немного севшим голосом сказала девчушка, широко открыв глаза. — С ним что-то не в порядке?
— Технологический брак, — пояснил Стан. — Отсюда нежелательные побочные эффекты.
— Х-хорошо, я обязательно передам, — закивала девчушка. Обязательно!
Выйдя на улицу, мы вновь попали под снег. Теперь он шел гуще, откуда-то вдруг взялся холодный ветер и сразу стало довольно-таки неуютно.
— Бр-р! — поежился Стан. — Берем авто и на Рим!
Мы вновь быстрым шагом пересекли площадь и, ориентируясь по указателям, вышли к расположенной в тылу магазинов площадке прокатных авто. Она была пуста и покрыта нетронутым снегом, что не могло не настораживать. Наши подозрения подтвердились, когда бородатый служащий, дремавший до нашего прихода в тесном офисе прокатного пункта, развел руками и объяснил, что свободных авто нет. Оказывается, предыдущим «нулем» на Серебристый Лебедь прибыла целая орава каких-то темнокожих бритоголовых существ («То ли парни, то ли наоборот — непонятно», — заявил служитель), мигом поразбирала все авто и умчалась вдаль, вздымая снежную пыль.
— Ну, провинция, ну, дыра, — возмущенно приговаривал Стан, когда мы, несолоно хлебавши, возвращались на ппощадь. — Это не Лебедь, это какая-то ощипанная ворона!
Мы уже выяснили, что отсюда до Четвертого Рима не меньше двух часов хорошей езды, что маршрутники в порт не ходят из-за малого числа пассажиров, воздушного сообщения со столицей округа по тем же причинам давным-давно нет и добраться до Четвертого Рима можно только на такси.
К нашему облегчению, очередь на такси оказалась не очень большой. Минут через двадцать мы со Станом в компании еще трех пассажиров — пожилой пары со скорбными лицами (ехали на похороны? возвращались с похорон?) и сонного господина в зеленом плаще — уже неслись сквозь снежную ночь по равнинам Серебристого Лебедя.
Мои знания об этой планете были довольно скудными и касались общеизвестного. Я конечно знал, что Лебедь входит в состав стартовой пятерки, принявшей первых поселенцев. Я знал, что два его континента разделены океаном, усеянным множеством как мелких, так и довольно больших островов. Заселен был только один, восточный континент, западный же представлял из себя хаотичное нагромождение гор и обширные каменные пустыни без всяких признаков почвы и какой-либо растительности. Что касается островов, то со времен первых исследований перед заселением (тогда еще, разумеется, не было никакого рубеж-управления и работы велись земной Службой Дальней Разведки) выявилась любопытная закономерность: острова вблизи Западного континента были столь же неуютны и безжизненны; но чем дальше отступали они в океан, тем красивее и оживленнее становились. Архипелаги вдоль Восточного континента были лесистыми и вполне пригодными для обитания. Сам же Восточный континент по своим природным условиям ничем не отличался от жилых зон других миров.
Тем не менее, Серебристый Лебедь стоял особняком среди других планет Ассоциации. Его население не только не росло, а, напротив, медленно, но неуклонно сокращалось: смертность превалировала над рождаемостью; к тому же, шел постоянный отток людей с планеты в иные обитаемые миры. В свое время получили широкую известность результаты многолетних исследований, проводимых на островах, расположенных вблизи Западного континента. Оказалось, что еще в сравнительно недавнем прошлом они по богатству своей флоры и фауны ничем не уступали восточным островам. Когда результаты исследований были изучены в комплексе, выяснилось, что по каким-то неизвестным причинам жизнь медленно отступает от Западного континента к Восточному, сдавая свои позиции. Что за факторы служили тому виной — не мог, насколько мне было известно, пока ответить никто.
Несмотря на эти непонятные аномалии Серебристый Лебедь продолжал оставаться обитаемой планетой. Расчеты показывали, что если скорость отступления останется неизменной, то говорить о какой-либо опасности для заселенных зон востока можно будет только через сотни лет. На своеобразном терминаторе — границе между мертвым Западом и цветущим Востоком постоянно работали научные экспедиции, пытающиеся понять природу этого странного явления.
И все-таки Серебристый Лебедь был болен…
Авто спешило сквозь снежную мглу, господин в зеленом плаще изредка всхрапывая во сне. Я тоже не прочь был вздремнуть, но словоохотливый таксист не давал мне расслабиться. Стан и другие пассажиры расположились на сиденьях в средней и задней частях салона, а я опрометчиво выбрал место рядом с водителем и теперь вынужден был изредка поддакивать, потому что он поминутно интересовался моим мнением по самым разным вопросам. Он изливал на меня потоки информации о Серебристом Лебеде и обо всей Ассоциации, я захлебывался в этих информационных струях, я тонул в информационном море…
Борясь с дремотой, я, в частности, услышал от неумолчного таксиста неизвестную мне легенду о судьбе тех землян — работников Службы Дальней Разведки, которые первыми проводили исследования на Западном континенте, изучая его пригодность для заселения выходцами с Земли. По словам таксиста, все они в дальнейшем покончили жизнь самоубийством. Сообщение таксиста явно относилось к числу разнообразных мифов о временах Заселения. Эти мифы всегда были популярны во всех мирах. По ним создавались полифильмы и синтезы, о них писали беллетристы и поэты, они были темой творений художников, артографов, скульпторов, голографистов… Я и сам, будучи школьником, взахлеб читал эти увлекательные истории о подвигах славных рыцарей Службы Дальней Разведки. И что самое интересное и парадоксальное: чем глубже в прошлое уходили те времена, тем больше становилось подобных историй.
А дальше таксист поведал о странных вещах. По его утверждению, и сейчас, в наше время, исследователи, когда-то работавшие на условной границе Запада и Востока, тоже совершают попытки самоубийства; кое-кого удается спасти, но большинство выбирает надежные способы, гарантирующие бесполезность реанимации. Прыгают с крыш многоэтажных зданий. Уходят на яхтах в океан и, оставив аварийный браслет спутниковой связи на палубе, бросаются в воду. Разносят себе голову выстрелом из охотничьего ружья…
— С чего вы это взяли? Откуда у вас такие сведения? — спросил я, глядя сбоку на курчавого парня в распахнутой меховой куртке, вполуразвалку сидящего за щитком управления.
— Дед мой двоюродный там работал, ну, старший брат бабушки по отцу, охотно пустился в пояснения водитель. — Он мне рассказывал, давно еще, когда я к нему в гости ездил, на остров Паркера, я тогда еще у вертикальщиков работал. Хороший остров, зеленый, ручьев много, а рыбы на отмели, — водитель восхищенно поцокал языком, — рыбы видимо-невидимо, какой хочешь! Бери хоть голыми руками. Зато птиц вообще нет; были, говорят, раньше, да куда-то подевались, что-то им там не понравилось. А поселки есть, большие поселки, да. И леса тоже…
— Так что рассказывал ваш дед? — не дал я словоохотливому таксисту уйти от темы.
— А то и рассказывал, что многие, кто был с ним, ну, тогда, в экспедиции, давно уже, или руки на себя наложили, или пытались. Он, дед-то мой, связь-то с ними постоянно поддерживал, а раза два-три в год они собирались то у одного, то у другого. И у деда моего на Паркере были, долго гостили, охотились, рыбу ловили, вспоминали всякое. А потом дед и сам, водитель сделал ныряющее движение рукой, — с самой вершины скалы, у него дом на скале, высоко, — и прямо на камни, там камни большие у берега. Вот он прямо туда. Нам потом сообщили, так я с женой был на похоронах, а детей не взяли, зачем им это, детям-то?.. — Он немного помолчал. — Гиблые там места, я вам скажу, на этом проклятом фронтире, туда роботов посылать надо, а не людей, а лучше всего вообще туда не соваться. Да, гиблые места, повторил водитель, — и нечего там торчать по полгода, наблюдать-изучать, все равно толку никакого, только люди потом гибнут почем зря. А про Западный забыть навсегда и со всех карт его стереть.
Все это я слышал впервые, хотя такая информация действительно могла храниться в резервном архиве Унипола. Не шутка ведь — гибли люди. Вероятно, кто-то ею занимался, изучал; вероятно, правительству Серебристого Лебедя она тоже была известна; наверное, проводилось расследование, принимались какие-то меры. Возможно, и объяснение все эти случаи получили, только таксист об этом не знал. Разобрались здесь, на месте, не прося ничьей помощи. Во всяком случае, за время моего пребывания в Униполе такая информация по нашему отделу не проходила. Много странного, много неизученного и пока необъяснимого оставалось в обитаемых мирах да и на самой Земле(!), а уж ее-то, казалось бы, за столетия можно было ползком облазить вдоль и поперек, каждый камешек перевернуть, каждую песчинку просеять и сосчитать, все моря-океаны процедить через мелкое сито и докопаться до сути всех явлений. Но не получалось…
Таксист приумолк, за моей спиной слышалось похрапывание, перекрывающее тихое жужжание ровно работающего двигателя. Стан, наверное, тоже дремал. Снег все сыпал и сыпал, и казалось, авто мчит не по дороге, а летит в облаках. В темно-белесой вышине, сопровождая нас, плыло расплывчатое бледное пятно — это тщетно пытался заглянуть под облачный покров один из спутников Серебристого Лебедя — Колибри, Итака или Саланган.
Саланган. Там погибла ужасной смертью оператор Патриция Уллин, погибла только потому, что кто-то здесь, на Серебристом Лебеде, неистово жаждал затащить ее в свою постель или оказаться в ее постели. Значит, для мыслеобразов не помеха даже космические расстояния? Или все-таки тот, вожделеющий, тоже находится на Салангане, в одном из подземных городков или на борту стоящего на посадочной площадке туристического челнока?