Страница:
«Лео, умоляю тебя, обратись к врачу! — заканчивал свое послание Стан. — Надо лечиться, пока не поздно. Умоляю! Иначе я вынужден буду принять меры по твоему принудительному лечению. Это в твоих же интересах, Лео!»
Пискнул сигнум, оповещая о конце сообщения, и Грег скорчился на стуле, невидящим взглядом уставившись на погасший экран. Холодок растекался по телу…
Ему все было понятно. Враг не дремал, Враг сделал все для того, чтобы никто — никто! — не поверил офицеру Унипола Леонардо-Валентину Грегу. Кто-то из помощников Врага получил задание, кто-то добыл оружие — боевое оружие! — добрался до острова Ковача и произвел выстрелы по скалам, чтобы ввести в заблуждение Станислава Лешко… Значит, помощники Врага были и среди тех, кто имел доступ к боевому оружию…
Грег сполз со стула и, едва не наткнувшись на стол, перебрался на диван. Лег, заложил руки за голову и закрыл глаза. И внезапно нахлынуло, навалилось… В памяти с необычайной резкостью возникли картины всех этих таких коротких и таких долгих дней.
«Феникс просит помочь, они там ничего понять не могут, — сказал Кондор, держа в руках инфопласт. Это было началом. — Давай, Лео, покажите квалификацию…» Потом — потоки информации из разных миров. Потом — прыжки с планеты на планету. Эвридика Карреро, первая пострадавшая, с которой он, Грег, столкнулся при расследовании. Предположения, догадки… Блуждание по дорогам, кончающимся тупиками… Разговоры, сопоставления, анализ… Жертвы, жертвы, все новые и новые жертвы… Поиски, метания… Озарение и резкий поворот… И горький финал, страшный финал, которого не может, не должно быть в жизни! Если бы все это действительно оказалось только книгой, только выдумкой, вполне достойной того, чтобы забыть ее, забыть навсегда, вычеркнуть из памяти и спокойно уснуть… и проснуться…
Не вычеркнуть… не забыть… не проснуться… Близится финал, твой личный финал, Леонардо-Валентин Грег… И никто, никто не знает истинных размеров опасности… Сдаваться… Сдаваться?..
А жертвы? А растерзанные человеческие тела?.. А огромные черные глаза Эвридики Карреро, в глубине которых навсегда застыл пережитый ужас?
Ему вдруг безумно захотелось увидеть Эвридику Карреро, заглянуть в ее глаза. Это желание было настолько сильным и острым, что он испугался. Что с ним происходит? Такого не случалось с ним никогда. Какая-то неведомая сила швырнула его с дивана, проволокла через комнату, бросила вниз по лестнице, к входной двери. Больше он ничего не помнил…
…Он вышел к пруду с прозрачной водой, в которой легкими лодочками застыла сорванная ветром листва. Покосившаяся деревянная беседка все так же стояла на берегу — остроконечная крыша на рассохшихся резных столбах. Он сразу узнал это место. Он сразу узнал эту беседку. Именно здесь он слушал предсмертное послание Славии. Именно здесь…
«Что со мной? — с ужасом подумал он. — Как я оказался у этой беседки? Откуда провалы в памяти? Неужели — признаки наступающего безумия и близкого исполнения пророчества Голоса? Преддверие изменило меня… Почему я здесь?..»
— Потому что я позвала тебя, — сказали за его спиной. — Потому что мне плохо без тебя. Потому что я не хочу уходить…
Он слушал эти слова с трепетом и недоумением, и все не решался оглянуться. И лишь когда голос смолк, и наступила странная тишина, поглотившая все звуки мира, он очень медленно повернулся.
Она стояла у него за спиной. Эвридика Карреро. И в ее черных глазах по-прежнему таился пережитый ужас. Он замер, глядя на нее. Что она только что сказала? Куда уходить? И разве это ее голос звучал? Это же голос…
Фигура Эвридики Карреро словно расплылась, начала таять, и сквозь нее проступала другая фигура… Он протянул руки, он сделал шаг вперед, он хотел назвать имя — но не смог. Налетел черный шквал, подхватил его, и все исчезло во мраке.
— Славия… — наконец прохрипел он, отбиваясь, изо всех сил отбиваясь от липкой тьмы.
И открыл глаза.
Он лежал на диване, в окно светило солнце, и ничего не изменилось в мире. Затылок взмок от пота, не хватало воздуха, сердце отплясывало бешеный танец.
«Это неспроста, — подумал он, чувствуя себя совершенно обессиленным, словно действительно только что совершил бросок на Журавлиную Стаю и обратно. — Я очень хочу видеть Славию».
Еще в колледже он познакомился с учением Фрейда — великого земного психоаналитика древних времен, с его методами анализа сновидений. Он подумал, что в его сновидении произошла замена объекта: не госпожу Эвридику Карреро на самом деле желал он видеть, а Славию, милую Славию…
«Что же делать? — в смятении думал он, не в силах подняться с дивана. — Что же делать, Лео?»
Мысли путались, он никак не мог додумать хоть что-нибудь до конца — и понял, что действительно болен. Он был отмечен печатью Преддверия…
Что же делать? Рухнуть в эту пустоту, распростершуюся за краем, разбиться о камни — и попасть в Преддверие? Отыскать, обязательно отыскать Славию… но как потом вернуться? Нет, попасть туда — живым! Голос должен помочь, обязательно должен помочь — ведь эта неведомая, но отнюдь не враждебная сущность уже выводила его, Лео Грега, из Преддверия…
Мысли вновь стали путаться. Он все-таки нашел в себе силы подняться с дивана — и вдруг почувствовал упершийся в спину чей-то тяжелый взгляд. Повернулся — за окном зеленел далекий склон. Взгляд шел оттуда, тяжелый, давящий, неумолимый взгляд. Взгляд тянул к себе, и не было сил оборвать невидимые, но прочные нити, не было сил вырваться из паутины…
Он пересек комнату, спустился вниз и вышел из дома. Движения его были подобны движениям искусственно созданного существа, движениям механизма, выполняющего заложенную в него программу. Пройдя пустынными улицами — («В последний раз?..»), — он зашагал по дороге, ведущей к горам. Шаги его были размеренны, неподвижный взгляд устремлен в сторону невидимого пока обрыва. Казалось, он подчиняется чьему-то приказу, влекущему его туда, под сосны. Лишь иногда болезненно кривились его губы и судорожно сжимались и разжимались кулаки. Он еще пытался сопротивляться.
«Неужели — все?.. Неужели — все?..»
Тем же монотонным механическим шагом, не отводя от лица сосновые ветви, приблизился он к обрыву. Встал на краю, на том самом месте, куда приходил вот уже пять дней подряд.
Над его головой, почти касаясь волос, нависали зеленые ветви. Он стоял и смотрел вниз, на покрытые лишайником камни… зовущие к себе… Ему нестерпимо хотелось сделать последний шаг. Он не в силах был бороться с этим желанием.
«Если я всего лишь марионетка, всего лишь персонаж книги, которая может оборваться на полуслове — так не все ли равно?» — подумалось ему.
«Подожди, Лео, — словно шепнул ему кто-то из глубины. — Подожди… Преодолей… Вырвись…»
И в тот же миг желание сделать последний шаг в пустоту буквально пронзило его, сталкивая с края обрыва в беспредельную пустоту, заполнившую Вселенную… заменившую Вселенную…
«Подожди-и-и!..»
«Поздно…»
Вокруг неустанно перешептывались сосны Альбатроса, вдали все так же вздымались отчужденные от забот и тревог бытия холодные горные вершины, и растекалось над всеми мирами вечное равнодушное молчание небес. Вечное мол…»
…чание небес…
ЗВЕРЬ ИЗ БЕЗДНЫ: ВТОРОЙ РАУНД
КНИГА ВТОРАЯ
1
Пискнул сигнум, оповещая о конце сообщения, и Грег скорчился на стуле, невидящим взглядом уставившись на погасший экран. Холодок растекался по телу…
Ему все было понятно. Враг не дремал, Враг сделал все для того, чтобы никто — никто! — не поверил офицеру Унипола Леонардо-Валентину Грегу. Кто-то из помощников Врага получил задание, кто-то добыл оружие — боевое оружие! — добрался до острова Ковача и произвел выстрелы по скалам, чтобы ввести в заблуждение Станислава Лешко… Значит, помощники Врага были и среди тех, кто имел доступ к боевому оружию…
Грег сполз со стула и, едва не наткнувшись на стол, перебрался на диван. Лег, заложил руки за голову и закрыл глаза. И внезапно нахлынуло, навалилось… В памяти с необычайной резкостью возникли картины всех этих таких коротких и таких долгих дней.
«Феникс просит помочь, они там ничего понять не могут, — сказал Кондор, держа в руках инфопласт. Это было началом. — Давай, Лео, покажите квалификацию…» Потом — потоки информации из разных миров. Потом — прыжки с планеты на планету. Эвридика Карреро, первая пострадавшая, с которой он, Грег, столкнулся при расследовании. Предположения, догадки… Блуждание по дорогам, кончающимся тупиками… Разговоры, сопоставления, анализ… Жертвы, жертвы, все новые и новые жертвы… Поиски, метания… Озарение и резкий поворот… И горький финал, страшный финал, которого не может, не должно быть в жизни! Если бы все это действительно оказалось только книгой, только выдумкой, вполне достойной того, чтобы забыть ее, забыть навсегда, вычеркнуть из памяти и спокойно уснуть… и проснуться…
Не вычеркнуть… не забыть… не проснуться… Близится финал, твой личный финал, Леонардо-Валентин Грег… И никто, никто не знает истинных размеров опасности… Сдаваться… Сдаваться?..
А жертвы? А растерзанные человеческие тела?.. А огромные черные глаза Эвридики Карреро, в глубине которых навсегда застыл пережитый ужас?
Ему вдруг безумно захотелось увидеть Эвридику Карреро, заглянуть в ее глаза. Это желание было настолько сильным и острым, что он испугался. Что с ним происходит? Такого не случалось с ним никогда. Какая-то неведомая сила швырнула его с дивана, проволокла через комнату, бросила вниз по лестнице, к входной двери. Больше он ничего не помнил…
…Он вышел к пруду с прозрачной водой, в которой легкими лодочками застыла сорванная ветром листва. Покосившаяся деревянная беседка все так же стояла на берегу — остроконечная крыша на рассохшихся резных столбах. Он сразу узнал это место. Он сразу узнал эту беседку. Именно здесь он слушал предсмертное послание Славии. Именно здесь…
«Что со мной? — с ужасом подумал он. — Как я оказался у этой беседки? Откуда провалы в памяти? Неужели — признаки наступающего безумия и близкого исполнения пророчества Голоса? Преддверие изменило меня… Почему я здесь?..»
— Потому что я позвала тебя, — сказали за его спиной. — Потому что мне плохо без тебя. Потому что я не хочу уходить…
Он слушал эти слова с трепетом и недоумением, и все не решался оглянуться. И лишь когда голос смолк, и наступила странная тишина, поглотившая все звуки мира, он очень медленно повернулся.
Она стояла у него за спиной. Эвридика Карреро. И в ее черных глазах по-прежнему таился пережитый ужас. Он замер, глядя на нее. Что она только что сказала? Куда уходить? И разве это ее голос звучал? Это же голос…
Фигура Эвридики Карреро словно расплылась, начала таять, и сквозь нее проступала другая фигура… Он протянул руки, он сделал шаг вперед, он хотел назвать имя — но не смог. Налетел черный шквал, подхватил его, и все исчезло во мраке.
— Славия… — наконец прохрипел он, отбиваясь, изо всех сил отбиваясь от липкой тьмы.
И открыл глаза.
Он лежал на диване, в окно светило солнце, и ничего не изменилось в мире. Затылок взмок от пота, не хватало воздуха, сердце отплясывало бешеный танец.
«Это неспроста, — подумал он, чувствуя себя совершенно обессиленным, словно действительно только что совершил бросок на Журавлиную Стаю и обратно. — Я очень хочу видеть Славию».
Еще в колледже он познакомился с учением Фрейда — великого земного психоаналитика древних времен, с его методами анализа сновидений. Он подумал, что в его сновидении произошла замена объекта: не госпожу Эвридику Карреро на самом деле желал он видеть, а Славию, милую Славию…
«Что же делать? — в смятении думал он, не в силах подняться с дивана. — Что же делать, Лео?»
Мысли путались, он никак не мог додумать хоть что-нибудь до конца — и понял, что действительно болен. Он был отмечен печатью Преддверия…
Что же делать? Рухнуть в эту пустоту, распростершуюся за краем, разбиться о камни — и попасть в Преддверие? Отыскать, обязательно отыскать Славию… но как потом вернуться? Нет, попасть туда — живым! Голос должен помочь, обязательно должен помочь — ведь эта неведомая, но отнюдь не враждебная сущность уже выводила его, Лео Грега, из Преддверия…
Мысли вновь стали путаться. Он все-таки нашел в себе силы подняться с дивана — и вдруг почувствовал упершийся в спину чей-то тяжелый взгляд. Повернулся — за окном зеленел далекий склон. Взгляд шел оттуда, тяжелый, давящий, неумолимый взгляд. Взгляд тянул к себе, и не было сил оборвать невидимые, но прочные нити, не было сил вырваться из паутины…
Он пересек комнату, спустился вниз и вышел из дома. Движения его были подобны движениям искусственно созданного существа, движениям механизма, выполняющего заложенную в него программу. Пройдя пустынными улицами — («В последний раз?..»), — он зашагал по дороге, ведущей к горам. Шаги его были размеренны, неподвижный взгляд устремлен в сторону невидимого пока обрыва. Казалось, он подчиняется чьему-то приказу, влекущему его туда, под сосны. Лишь иногда болезненно кривились его губы и судорожно сжимались и разжимались кулаки. Он еще пытался сопротивляться.
«Неужели — все?.. Неужели — все?..»
Тем же монотонным механическим шагом, не отводя от лица сосновые ветви, приблизился он к обрыву. Встал на краю, на том самом месте, куда приходил вот уже пять дней подряд.
Над его головой, почти касаясь волос, нависали зеленые ветви. Он стоял и смотрел вниз, на покрытые лишайником камни… зовущие к себе… Ему нестерпимо хотелось сделать последний шаг. Он не в силах был бороться с этим желанием.
«Если я всего лишь марионетка, всего лишь персонаж книги, которая может оборваться на полуслове — так не все ли равно?» — подумалось ему.
«Подожди, Лео, — словно шепнул ему кто-то из глубины. — Подожди… Преодолей… Вырвись…»
И в тот же миг желание сделать последний шаг в пустоту буквально пронзило его, сталкивая с края обрыва в беспредельную пустоту, заполнившую Вселенную… заменившую Вселенную…
«Подожди-и-и!..»
«Поздно…»
Вокруг неустанно перешептывались сосны Альбатроса, вдали все так же вздымались отчужденные от забот и тревог бытия холодные горные вершины, и растекалось над всеми мирами вечное равнодушное молчание небес. Вечное мол…»
…чание небес…
ЗВЕРЬ ИЗ БЕЗДНЫ: ВТОРОЙ РАУНД
КНИГА ВТОРАЯ
ШАГАЮЩИЕ К ПРЕИСПОДНЕЙ
1
ПРОПАВШИЙ
Солнце наткнулось на острый пик и замерло, не решаясь упасть за впечатанные в безукоризненно чистое небо горные вершины. Склон был исполосован длинными неподвижными тенями сосен. Воздух был спокоен и прозрачен, но на дне обрыва, между серых туш древних валунов, уже затаилась темнота. Она терпеливо выжидала того момента, когда истает, истончится, выбьется из сил дневной свет, она готовилась выползти из-за камней, подниматься все выше и выше, как река в половодье, затопить весь склон, поглотив шелестящие сосны, дотянуться до неба и растечься от края до края, густой смолой залить все четыре стороны света и навеки застыть, сковав весь мир в своих душных смертельных объятиях, прервав полет планет, остановив трепет сердец. И планетам, и сердцам угрожала опасность до скончания времен увязнуть в этой липкой темноте.
Он, согнувшись и уперев руки в колени, стоял на краю обрыва и вглядывался в пока еще слабые ростки будущей всеобъемлющей темноты, он раз за разом прослеживал траекторию возможного падения — отсюда, с этой кромки, туда — на неровные твердые спины угрюмых валунов. За его спиной, чуть выше по склону, замер, упираясь рукой в сосновый ствол, крепкий, высокий, слегка сутулый мужчина. У мужчины было жесткое, словно затвердевшее лицо; плотно сжатые губы, казалось, никогда не раскрывались, чтобы выпустить хоть одно слово, на дне серых выпуклых глаз темным илом осела печаль.
Он, не разгибаясь, бросил на неподвижного мужчину быстрый короткий взгляд через плечо и в который раз подумал: «Как они похожи…» Потом поднял голову и вновь осмотрел нависающую над обрывом растопыренную сосновую ветку. Конец ветки был сломан, как если бы кто-то ухватился за него, пытаясь удержаться на краю, на той черте, за которой обрывалась надежная опора и начиналась пустота, разбивающаяся о камни.
Именно здесь, на этом месте, были обнаружены последние следы. Внизу, на камнях и вокруг камней, никаких следов не оказалось. А в воздухе, в прозрачном, пропитанном ароматом сосновой хвои воздухе, к сожалению, не оставалось ничего…
Он, наконец, выпрямился, сорвал длинную зеленую иголку и, покусывая ее, медленно направился к все так же неподвижно стоящему мужчине, загребая ногами сухую хвою. Мужчина оттолкнулся ладонью от ствола, словно ненавистны были ему эти сосны, и сделал шаг навстречу. Сквозь придонный ил его грустных глаз робко пробивалась, пытаясь всплыть на поверхность, надежда.
— Что скажешь, Стасик?
Станислав Лешко обернулся к обрыву, потом вновь посмотрел на своего спутника. Коротко вздохнул:
— Ничего нового, господин Грег. Пока совершенно очевидны два обстоятельства: назад он отсюда не возвращался и с обрыва не прыгал. Это бесспорно.
Двое мужчин бок о бок пошли по тропинке, протянувшейся параллельно обрыву, и Станислав Лешко продолжал:
— Наиболее приемлемой остается версия ваших коллег: тут был какой-то летательный аппарат. Завис у самой кромки обрыва, и Лео сел в него. И куда-то улетел.
Иржи Грег раздвинул воротник рубашки, повертел головой, вздернув подбородок, словно только что с трудом избавился от удушья, тяжело вздохнул и бесцветным голосом произнес:
— Чепуха все это, Стасик. Какой там летательный аппарат… Ты отлично понимаешь, что все это чепуха, и наши тоже отлично понимают… Дело здесь совсем не в летательном аппарате…
Он, нахмурившись, некоторое время шагал молча, потом негромко добавил:
— А вот в чем здесь дело, в чем?
Станислав Лешко ничего не ответил. Он старательно переступал через темно-коричневые корни сосен, пересекающие тропинку и дугами выпирающие из земли.
Он знал, что версия с летательным аппаратом, конечно же, очень и очень неустойчива и сомнительна. Во-первых, ни на одном муниципальном авиакаре Вифлеема не был зафиксирован вызов в окрестности тихого альпийского городка Озерного. Во-вторых, местные жители не видели в предгорьях никакого авиакара, вообще никакого летательного аппарата в тот день, когда бесследно пропал руководитель пятой группы, офицер четвертого ранга Управления полиции Совета Ассоциации Миров Леонардо-Валентин Иржи Ирма Грег. Вернее, вечером в городок прилетали шесть авиакаров — на них возвращались из Вифлеема жители Озерного, не пожелавшие, в силу разных причин, воспользоваться авто, хотя до столицы округа было рукой подать. Но все шесть летательных аппаратов вернулись из Озерного в Вифлеем без пассажиров — это было установлено местной полицией, коллегами — «полами», совершенно однозначно.
Конечно, думал Станислав Лешко, шагая рядом с отцом своего друга Лео Грега к ведущей в городок дороге, местные жители могли просто не заметить появления летательного аппарата. Например, если он приближался со стороны Альп, и не вечером, а днем, когда в городишке мало кто остается; а оставшиеся не ведут непрерывного наблюдения за небом, а занимаются своими делами. Возятся в саду. Хлопочут по хозяйству. Играют с детьми. Играют на компах. Мечтают. Приходят в себя после вчерашней вечеринки…
Но что это за неизвестный летательный аппарат и где его искать? «Картинки» со стационарного космического спутника, осуществляющего мониторинг Альпийского региона Альбатроса, подтверждали, что в день исчезновения Леонардо Грега в этом районе появлялись только те самые, уже проверенные шесть авиакаров. Ну и еще четыре утром — но офицер Грег не улетел ни на одном из них.
Можно было, конечно, предположить и такое: Грег воспользовался авиакаром — «невидимкой», который не в состоянии уловить аппаратура слежения космического спутника. Но слишком уж все это получалось натянутым и сложным. Зачем Грегу понадобилось исчезать из родительского дома подобным образом? От кого и куда он стремился скрыться? И почему вообще пытался скрыться?..
Станислав Лешко полагал, что знает ответ на последний вопрос. Лео Грег был болен. Возможно, под влиянием мертвой зоны на Серебристом Лебеде у него начал развиваться какой-нибудь бредовой вариант параноидного синдрома. Лео мог вбить себе в голову, что его преследуют, — и принял ответные меры. Скрылся. Пропал…
Местные «полы», разумеется, не упустили из виду подобное предположение, тем более, что Лешко, еще будучи на Серебристом Лебеде, поделился с ними своими опасениями. За те восемь дней, что прошли после исчезновения офицера Унипола, были проверены все муниципальные, служебные и частные летательные аппараты, зарегистрированные в окружных полицейских управлениях планеты Альбатрос. Судя по показаниям курсографов, ни один аппарат (кроме тех десяти: четырех утром и шести вечером) не совершал полетов в окрестностях Озерного двадцать третьего июня по местной хроношкале…
Покинув Серебристый Лебедь и прибыв в штаб-квартиру Унипола на Соколиной, Станислав Лешко тщательно ознакомился с результатами работы альбатросских коллег. Траление они применили самое широкое, но сеть пока оставалась пустой: офицер Леонардо Грег не оставил никаких следов.
Вернее, следы-то он оставил, хмуро подумал Лешко (они уже выбрались на дорогу и до городка было рукой подать). Следы у кромки обрыва, под сломанной веткой сосны. (Пытался ухватиться за нее, падая с обрыва? Но ведь не падал же он с обрыва, не падал!) Экспертиза показала, что это последние следы Леонардо Грега. Последние следы на земле.
Были, конечно, кое-какие зацепки, но слишком уж неуверенные зацепки, слишком сомнительные… хотя ими ни в коем случае не следовало пренебрегать. Одна зацепка: стереть нежелательные по каким-либо причинам записи в курсографе летательного аппарата — дело крайне сложное, но все-таки не совсем безнадежное. И если на Альбатросе найдутся летательные аппараты с лакунами, стертыми записями, — ими, безусловно, надо будет заняться. Тут альбатросским коллегам ничего подсказывать не пришлось; они и сами сразу учли эту зацепку.
Вторая зацепка. Местными «полами» были обследованы все зарегистрированные средства передвижения по воздуху. Зарегистрированные. Альбатрос — большая планета, на ней хватает обширных горных массивов и дремучих лесов, не обжитых человеком. Слишком велика территория — и слишком, по сравнению с бескрайними просторами, малочисленно население. Лешко знал, что по плотности населения Альбатрос идет где-то в конце второго десятка. Из тридцати семи обитаемых миров. Возможно, где-нибудь в лесных дебрях или среди нагромождения гор и ущелий скрывались какие-то неизвестные полиции летательные аппараты…
Лешко выплюнул вконец измочаленную сосновую иголку и осторожно покосился на идущего рядом мрачного Иржи Грега. Тот, опустив голову, монотонно переставлял ноги и, судя по его отрешенному виду, делал это совершенно автоматически.
Зацепки были очень неубедительными.
И в то же время Леонардо Грег, несомненно, находился на Альбатросе. Ни в одном нуль-порте Ассоциации, включая и Альбатрос, не было зарегистрировано его перемещение с планеты на планету. Да и не мог он покинуть Альбатрос без документов — а его служебная карточка осталась лежать на столе в одной из комнат родительского дома. Искать нужно было здесь, на Альбатросе. И только здесь. Даже если под воздействием мертвой зоны Серебристого Лебедя Леонардо Грег обрел способность летать, он не мог никуда улететь с Альбатроса — единственного спутника здешнего солнца.
Оставался еще один, самый последний вариант; вернее, не вариант даже, а так, чисто умозрительное фантастическое предположение, которое никогда, ни при каких обстоятельствах не может перейти в разряд реальности.
«Я хотел бы живым вернуться в Преддверие и попытаться вытащить Славию», — сказал не так давно Леонардо Грег в гостиничном номере серого приморского города Илиона на печальной планете Серебристый Лебедь.
Они долго говорили тогда, а потом Грег притащил какой-то весьма крепкий местный напиток, и они пили, почти не закусывая, хотя на столе было достаточно еды. Они пили за отпуск Грега, за удачу во всех делах, за разгадку тайны Серебристого Лебедя… за все хорошее… опять, как когда-то, поминали Славию… Кажется, на связь выходил Патрис Бохарт и с веселым удивлением смотрел на них. Впрочем, никакого загула не было, а был не очень радостный разговор и совсем нерадостное молчание, и хмель не разбирал так, как просто полагалось ему разбирать, хотя Грег сходил еще за одной бутылкой горячительного, обязанного наполнять души и сердца весельем и всеохватывающей безграничной любовью ко всему сущему. Он, Станислав Лешко, желая подбодрить друга и напарника, принялся декламировать запомнившиеся когда-то строки чуть ли не добиблейского поэта: «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее? Вино — из всех лекарств лекарство против унынья. Напьемся ж пьяны!»
Они вновь поднимали бокалы за то, чтобы все всегда было хорошо… Вновь поминали Славию… «Я все равно прорвусь туда, Стан! — время от времени упрямо твердил Грег. — Мне должны помочь. Вот увидишь, мне обязательно помогут!.. Вернусь в Кремс — закажу молебен. Пусть читают ежедневно… Ежедневно! Это должно задержать ее там, в Преддверии, не пустить дальше…»
Станислав Лешко вдруг резко остановился посреди дороги и стиснул зубы. Ведь чувствовал же, ведь видел же, что Грег нездоров! Почему не настоял, почему, черт побери, сам не вызвал врача? Почему не сообщил Кондору, наконец?! Умен, ничего не скажешь, умен задним умом… как все… Человек — это существо, которое, совершив ошибку, имеет бесполезную привычку терзаться и корить себя за то, что поступило именно так, а не иначе. Хорошо биокомпам, подумал Лешко. Они не терзаются… но и ошибок не совершают…
— Новое соображение, Стасик? — Иржи Грег со слабой надеждой посмотрел на Станислава Лешко.
— Да нет, — пробормотал Лешко. — Просто подумал, как крепки мы задним умом. Не должен был я с ним расставаться, господин Грег.
Иржи Грег вздохнул:
— Если бы все знать заранее… — и не закончил фразу.
Лешко не рассказывал родителям Леонардо о событиях на острове Ковача, о привидевшемуся их сыну Преддверии, из которого Грега вытащил таинственный Голос. Все это представляло интерес только для врачей. Лешко знал, что Леонардо тоже не говорил Иржи и Ирме Грегам о Преддверии. Станислав поделился с ними своими опасениями насчет здоровья Леонардо, расспросил, чем он занимался здесь, в родительском доме, и не было ли каких-то странностей в его поведении. Впрочем, подобные вопросы уже задавала супругам Грегам местная полиция.
Был он замкнут, молчалив, говорили отец и мать, и, возможно, чем-то озабочен. Они виделись, да и то не всегда, только за завтраком и ужином; Иржи Грега ждал все тот же, что и сорок лет назад, полицейский участок в Вифлееме, а Ирму Грег — бессменное кресло в комп-центре одной из лидер-секций столицы округа. В выходные дни они тоже мало общались с сыном, потому что он уходил бродить по окрестностям городка — замечали его и в долине у озера, и вот на этой самой дороге, ведущей к предгорьям Альп.
А восемь дней назад Леонардо ушел — и не вернулся.
И ведь он, Станислав Лешко, почти поверил в то, что Леонардо действительно побывал в каком-то Преддверии, где находятся те, кому суждено идти дальше… и ниже… Поверил! А потом… И пусть Патрис Бохарт бормочет что-то невнятное насчет своих галлюцинаций (если они вообще были), пусть Лео утверждает, что вернулся чуть раньше, чем ушел, — есть факты. Есть оплавленные стрельбой из эманатора скалы на острове Ковача, есть (возможно) влияние мертвой зоны, и есть болезнь Леонардо Грега. А вот самого Леонардо Грега нет.
«Типун тебе на язык! — одернул он себя старинными словами с давно забытым смыслом. — Лео есть, куда он денется?.. Но вот как его разыскать?..»
Задача была, конечно, трудной, но вполне решаемой. Их «пятерке» удавалось справляться и не с такими задачами. Поверхность Альбатроса обширна, но не бесконечна. Объемки офицера Унипола Грега имеются у каждого полицейского, у каждого работника обороны; изображение Леонардо Грега шесть раз в сутки показывают по всем программам поливидения. Собственно, у него, Станислава Лешко, вовсе не было необходимости срываться с места, бросив наблюдение за «пропашкой» Серебристого Лебедя, и, сломя голову, мчаться на Соколиную, а оттуда — на Альбатрос. Все необходимые меры были приняты и без него, он не предложил местным «полам» каких-либо неожиданных идей. Да и Кондор не видел основания бить тревогу.
Но одно дело — когда речь идет об исчезновении полицейского офицера Леонардо-Валентина Грега. И совсем другое — когда ведутся поиски коллеги и друга Лео…
Да, прошло восемь дней после исчезновения Лео, но хватились его не сразу. Отец и мать были, конечно, удивлены и расстроены внезапным отъездом сына, но не более: видели, что он не в своей тарелке, что у него какие-то свои проблемы. Возможно, несложившаяся любовь… И все-таки неспокойно было на сердце у Ирмы Грег. Когда Лео так и не объявился у своих дедов — ни у одного, ни у другого, — и у бывшей жены Бригитты (все еще не вышедшей замуж), и не подал за четыре дня никакой весточки о себе, взволнованная госпожа Грег решила, что пора действовать. Ее муж, используя свои полицейские связи, выяснил, что Лео не возвращался на Соколиную и вообще не покидал Альбатроса.
Конечно, офицер четвертого ранга, сотрудник «полиции Универсума» Леонардо-Валентин Грег был вполне взрослым мужчиной (сорок четыре года, как-никак!), вольным в своих поступках. Он мог совершить попытку вырваться из замкнутого круга своих проблем, направившись в увеселительные заведения Вифлеема, Нового Сада, Штраусбурга и десятка других больших городов; мог уединиться на необъятных пространствах Большой Отмели; в конце концов, мог вообще соорудить хижину в какой-нибудь непролазной чащобе и упорно добиваться единения с природой…
Но Ирма Грег не желала принимать во внимание ни одно из этих вполне правдоподобных объяснений. Она наседала на участкового «пола» — своего мужа Иржи Грега — и он, наконец, сдался и, не зная, куда деваться от стыда (единственный сын ушел, не попрощавшись!), подал заявление о исчезновении Леонардо Грега. Местная полиция восприняла это весьма серьезно — пропал не просто сын участкового топ-капрала, а офицер четвертого ранга, сотрудник Унипола, хоть и находящийся в отпуске.
И были обнаружены следы Леонардо Грега на краю обрыва. Последние следы. От обрыва он в тот день, двадцать третьего июня, не возвращался.
— Он толковый парень, Стасик? — внезапно спросил Иржи Грег. Они уже шли мимо садов на окраине городка, солнце кануло за вершины гор и воздух жил предчувствием сумерек.
— Да, — без заминки ответил Станислав Лешко. — Очень толковый и надежный. — Он немного помолчал, сосредоточенно глядя себе под ноги, и добавил: — Повезло, горячие были у нас денечки… очень горячие… Вот он и приустал немного. Все-таки весь груз — на его плечах.
Иржи Грег не стал уточнять, отчего утомился сын. Он понятия не имел о «материализации мыслеобразов», Эвридике Карреро и Свене Блутсберге с Журавлиной Стаи, Иваре Нооме с Феникса, Ульфе Лундквисте с Иволги, Патриции Улд с Салангана и десятках других людей — Совет Ассоциации решил не рекламировать ужасные события, происшедшие в разных мирах, но имеющие одинаковую основу. Непричастные к этому люди вряд ли стали бы хоть немного счастливей от обладания такой информацией.
— У него был кто-то?.. Была… женщина? — помолчав, вновь задал вопрос Иржи Грег.
— Была, — отозвался Станислав Лешко. — Она погибла… совсем недавно, на Журавлиной Стае. Несчастный случай… Это тоже повлияло…
Иржи Грег понимающе кивнул. Значит, все-таки, нервный срыв. Стремление забраться подальше от людей, чтобы не видеть и не слышать никого и, обосновавшись в каком-нибудь пустующем лагере в Треугольном Массиве или и вовсе в Диком Лесу, зализывать раны, выжидая, когда же хоть немного отпустит боль. Отец понимал сына. Давно, в молодости, еще до Ирмы, у него была другая. Глупым и восторженным мальчишкой он был тогда, и не представлял себе жизни без нее, ясноглазой. А она потом бросила его, увлекшись другим парнем… Рана болела, рана ныла очень долго… Но — зажила. Все-таки зажила. Человек не в состоянии помнить все подробности прошлого — и это спасает его. И если все дело в женщине, подумал Иржи Грег, то сын вернется. И, возможно, объяснит свою хитроумную инсценировку с собственным исчезновением.
Он, согнувшись и уперев руки в колени, стоял на краю обрыва и вглядывался в пока еще слабые ростки будущей всеобъемлющей темноты, он раз за разом прослеживал траекторию возможного падения — отсюда, с этой кромки, туда — на неровные твердые спины угрюмых валунов. За его спиной, чуть выше по склону, замер, упираясь рукой в сосновый ствол, крепкий, высокий, слегка сутулый мужчина. У мужчины было жесткое, словно затвердевшее лицо; плотно сжатые губы, казалось, никогда не раскрывались, чтобы выпустить хоть одно слово, на дне серых выпуклых глаз темным илом осела печаль.
Он, не разгибаясь, бросил на неподвижного мужчину быстрый короткий взгляд через плечо и в который раз подумал: «Как они похожи…» Потом поднял голову и вновь осмотрел нависающую над обрывом растопыренную сосновую ветку. Конец ветки был сломан, как если бы кто-то ухватился за него, пытаясь удержаться на краю, на той черте, за которой обрывалась надежная опора и начиналась пустота, разбивающаяся о камни.
Именно здесь, на этом месте, были обнаружены последние следы. Внизу, на камнях и вокруг камней, никаких следов не оказалось. А в воздухе, в прозрачном, пропитанном ароматом сосновой хвои воздухе, к сожалению, не оставалось ничего…
Он, наконец, выпрямился, сорвал длинную зеленую иголку и, покусывая ее, медленно направился к все так же неподвижно стоящему мужчине, загребая ногами сухую хвою. Мужчина оттолкнулся ладонью от ствола, словно ненавистны были ему эти сосны, и сделал шаг навстречу. Сквозь придонный ил его грустных глаз робко пробивалась, пытаясь всплыть на поверхность, надежда.
— Что скажешь, Стасик?
Станислав Лешко обернулся к обрыву, потом вновь посмотрел на своего спутника. Коротко вздохнул:
— Ничего нового, господин Грег. Пока совершенно очевидны два обстоятельства: назад он отсюда не возвращался и с обрыва не прыгал. Это бесспорно.
Двое мужчин бок о бок пошли по тропинке, протянувшейся параллельно обрыву, и Станислав Лешко продолжал:
— Наиболее приемлемой остается версия ваших коллег: тут был какой-то летательный аппарат. Завис у самой кромки обрыва, и Лео сел в него. И куда-то улетел.
Иржи Грег раздвинул воротник рубашки, повертел головой, вздернув подбородок, словно только что с трудом избавился от удушья, тяжело вздохнул и бесцветным голосом произнес:
— Чепуха все это, Стасик. Какой там летательный аппарат… Ты отлично понимаешь, что все это чепуха, и наши тоже отлично понимают… Дело здесь совсем не в летательном аппарате…
Он, нахмурившись, некоторое время шагал молча, потом негромко добавил:
— А вот в чем здесь дело, в чем?
Станислав Лешко ничего не ответил. Он старательно переступал через темно-коричневые корни сосен, пересекающие тропинку и дугами выпирающие из земли.
Он знал, что версия с летательным аппаратом, конечно же, очень и очень неустойчива и сомнительна. Во-первых, ни на одном муниципальном авиакаре Вифлеема не был зафиксирован вызов в окрестности тихого альпийского городка Озерного. Во-вторых, местные жители не видели в предгорьях никакого авиакара, вообще никакого летательного аппарата в тот день, когда бесследно пропал руководитель пятой группы, офицер четвертого ранга Управления полиции Совета Ассоциации Миров Леонардо-Валентин Иржи Ирма Грег. Вернее, вечером в городок прилетали шесть авиакаров — на них возвращались из Вифлеема жители Озерного, не пожелавшие, в силу разных причин, воспользоваться авто, хотя до столицы округа было рукой подать. Но все шесть летательных аппаратов вернулись из Озерного в Вифлеем без пассажиров — это было установлено местной полицией, коллегами — «полами», совершенно однозначно.
Конечно, думал Станислав Лешко, шагая рядом с отцом своего друга Лео Грега к ведущей в городок дороге, местные жители могли просто не заметить появления летательного аппарата. Например, если он приближался со стороны Альп, и не вечером, а днем, когда в городишке мало кто остается; а оставшиеся не ведут непрерывного наблюдения за небом, а занимаются своими делами. Возятся в саду. Хлопочут по хозяйству. Играют с детьми. Играют на компах. Мечтают. Приходят в себя после вчерашней вечеринки…
Но что это за неизвестный летательный аппарат и где его искать? «Картинки» со стационарного космического спутника, осуществляющего мониторинг Альпийского региона Альбатроса, подтверждали, что в день исчезновения Леонардо Грега в этом районе появлялись только те самые, уже проверенные шесть авиакаров. Ну и еще четыре утром — но офицер Грег не улетел ни на одном из них.
Можно было, конечно, предположить и такое: Грег воспользовался авиакаром — «невидимкой», который не в состоянии уловить аппаратура слежения космического спутника. Но слишком уж все это получалось натянутым и сложным. Зачем Грегу понадобилось исчезать из родительского дома подобным образом? От кого и куда он стремился скрыться? И почему вообще пытался скрыться?..
Станислав Лешко полагал, что знает ответ на последний вопрос. Лео Грег был болен. Возможно, под влиянием мертвой зоны на Серебристом Лебеде у него начал развиваться какой-нибудь бредовой вариант параноидного синдрома. Лео мог вбить себе в голову, что его преследуют, — и принял ответные меры. Скрылся. Пропал…
Местные «полы», разумеется, не упустили из виду подобное предположение, тем более, что Лешко, еще будучи на Серебристом Лебеде, поделился с ними своими опасениями. За те восемь дней, что прошли после исчезновения офицера Унипола, были проверены все муниципальные, служебные и частные летательные аппараты, зарегистрированные в окружных полицейских управлениях планеты Альбатрос. Судя по показаниям курсографов, ни один аппарат (кроме тех десяти: четырех утром и шести вечером) не совершал полетов в окрестностях Озерного двадцать третьего июня по местной хроношкале…
Покинув Серебристый Лебедь и прибыв в штаб-квартиру Унипола на Соколиной, Станислав Лешко тщательно ознакомился с результатами работы альбатросских коллег. Траление они применили самое широкое, но сеть пока оставалась пустой: офицер Леонардо Грег не оставил никаких следов.
Вернее, следы-то он оставил, хмуро подумал Лешко (они уже выбрались на дорогу и до городка было рукой подать). Следы у кромки обрыва, под сломанной веткой сосны. (Пытался ухватиться за нее, падая с обрыва? Но ведь не падал же он с обрыва, не падал!) Экспертиза показала, что это последние следы Леонардо Грега. Последние следы на земле.
Были, конечно, кое-какие зацепки, но слишком уж неуверенные зацепки, слишком сомнительные… хотя ими ни в коем случае не следовало пренебрегать. Одна зацепка: стереть нежелательные по каким-либо причинам записи в курсографе летательного аппарата — дело крайне сложное, но все-таки не совсем безнадежное. И если на Альбатросе найдутся летательные аппараты с лакунами, стертыми записями, — ими, безусловно, надо будет заняться. Тут альбатросским коллегам ничего подсказывать не пришлось; они и сами сразу учли эту зацепку.
Вторая зацепка. Местными «полами» были обследованы все зарегистрированные средства передвижения по воздуху. Зарегистрированные. Альбатрос — большая планета, на ней хватает обширных горных массивов и дремучих лесов, не обжитых человеком. Слишком велика территория — и слишком, по сравнению с бескрайними просторами, малочисленно население. Лешко знал, что по плотности населения Альбатрос идет где-то в конце второго десятка. Из тридцати семи обитаемых миров. Возможно, где-нибудь в лесных дебрях или среди нагромождения гор и ущелий скрывались какие-то неизвестные полиции летательные аппараты…
Лешко выплюнул вконец измочаленную сосновую иголку и осторожно покосился на идущего рядом мрачного Иржи Грега. Тот, опустив голову, монотонно переставлял ноги и, судя по его отрешенному виду, делал это совершенно автоматически.
Зацепки были очень неубедительными.
И в то же время Леонардо Грег, несомненно, находился на Альбатросе. Ни в одном нуль-порте Ассоциации, включая и Альбатрос, не было зарегистрировано его перемещение с планеты на планету. Да и не мог он покинуть Альбатрос без документов — а его служебная карточка осталась лежать на столе в одной из комнат родительского дома. Искать нужно было здесь, на Альбатросе. И только здесь. Даже если под воздействием мертвой зоны Серебристого Лебедя Леонардо Грег обрел способность летать, он не мог никуда улететь с Альбатроса — единственного спутника здешнего солнца.
Оставался еще один, самый последний вариант; вернее, не вариант даже, а так, чисто умозрительное фантастическое предположение, которое никогда, ни при каких обстоятельствах не может перейти в разряд реальности.
«Я хотел бы живым вернуться в Преддверие и попытаться вытащить Славию», — сказал не так давно Леонардо Грег в гостиничном номере серого приморского города Илиона на печальной планете Серебристый Лебедь.
Они долго говорили тогда, а потом Грег притащил какой-то весьма крепкий местный напиток, и они пили, почти не закусывая, хотя на столе было достаточно еды. Они пили за отпуск Грега, за удачу во всех делах, за разгадку тайны Серебристого Лебедя… за все хорошее… опять, как когда-то, поминали Славию… Кажется, на связь выходил Патрис Бохарт и с веселым удивлением смотрел на них. Впрочем, никакого загула не было, а был не очень радостный разговор и совсем нерадостное молчание, и хмель не разбирал так, как просто полагалось ему разбирать, хотя Грег сходил еще за одной бутылкой горячительного, обязанного наполнять души и сердца весельем и всеохватывающей безграничной любовью ко всему сущему. Он, Станислав Лешко, желая подбодрить друга и напарника, принялся декламировать запомнившиеся когда-то строки чуть ли не добиблейского поэта: «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее? Вино — из всех лекарств лекарство против унынья. Напьемся ж пьяны!»
Они вновь поднимали бокалы за то, чтобы все всегда было хорошо… Вновь поминали Славию… «Я все равно прорвусь туда, Стан! — время от времени упрямо твердил Грег. — Мне должны помочь. Вот увидишь, мне обязательно помогут!.. Вернусь в Кремс — закажу молебен. Пусть читают ежедневно… Ежедневно! Это должно задержать ее там, в Преддверии, не пустить дальше…»
Станислав Лешко вдруг резко остановился посреди дороги и стиснул зубы. Ведь чувствовал же, ведь видел же, что Грег нездоров! Почему не настоял, почему, черт побери, сам не вызвал врача? Почему не сообщил Кондору, наконец?! Умен, ничего не скажешь, умен задним умом… как все… Человек — это существо, которое, совершив ошибку, имеет бесполезную привычку терзаться и корить себя за то, что поступило именно так, а не иначе. Хорошо биокомпам, подумал Лешко. Они не терзаются… но и ошибок не совершают…
— Новое соображение, Стасик? — Иржи Грег со слабой надеждой посмотрел на Станислава Лешко.
— Да нет, — пробормотал Лешко. — Просто подумал, как крепки мы задним умом. Не должен был я с ним расставаться, господин Грег.
Иржи Грег вздохнул:
— Если бы все знать заранее… — и не закончил фразу.
Лешко не рассказывал родителям Леонардо о событиях на острове Ковача, о привидевшемуся их сыну Преддверии, из которого Грега вытащил таинственный Голос. Все это представляло интерес только для врачей. Лешко знал, что Леонардо тоже не говорил Иржи и Ирме Грегам о Преддверии. Станислав поделился с ними своими опасениями насчет здоровья Леонардо, расспросил, чем он занимался здесь, в родительском доме, и не было ли каких-то странностей в его поведении. Впрочем, подобные вопросы уже задавала супругам Грегам местная полиция.
Был он замкнут, молчалив, говорили отец и мать, и, возможно, чем-то озабочен. Они виделись, да и то не всегда, только за завтраком и ужином; Иржи Грега ждал все тот же, что и сорок лет назад, полицейский участок в Вифлееме, а Ирму Грег — бессменное кресло в комп-центре одной из лидер-секций столицы округа. В выходные дни они тоже мало общались с сыном, потому что он уходил бродить по окрестностям городка — замечали его и в долине у озера, и вот на этой самой дороге, ведущей к предгорьям Альп.
А восемь дней назад Леонардо ушел — и не вернулся.
И ведь он, Станислав Лешко, почти поверил в то, что Леонардо действительно побывал в каком-то Преддверии, где находятся те, кому суждено идти дальше… и ниже… Поверил! А потом… И пусть Патрис Бохарт бормочет что-то невнятное насчет своих галлюцинаций (если они вообще были), пусть Лео утверждает, что вернулся чуть раньше, чем ушел, — есть факты. Есть оплавленные стрельбой из эманатора скалы на острове Ковача, есть (возможно) влияние мертвой зоны, и есть болезнь Леонардо Грега. А вот самого Леонардо Грега нет.
«Типун тебе на язык! — одернул он себя старинными словами с давно забытым смыслом. — Лео есть, куда он денется?.. Но вот как его разыскать?..»
Задача была, конечно, трудной, но вполне решаемой. Их «пятерке» удавалось справляться и не с такими задачами. Поверхность Альбатроса обширна, но не бесконечна. Объемки офицера Унипола Грега имеются у каждого полицейского, у каждого работника обороны; изображение Леонардо Грега шесть раз в сутки показывают по всем программам поливидения. Собственно, у него, Станислава Лешко, вовсе не было необходимости срываться с места, бросив наблюдение за «пропашкой» Серебристого Лебедя, и, сломя голову, мчаться на Соколиную, а оттуда — на Альбатрос. Все необходимые меры были приняты и без него, он не предложил местным «полам» каких-либо неожиданных идей. Да и Кондор не видел основания бить тревогу.
Но одно дело — когда речь идет об исчезновении полицейского офицера Леонардо-Валентина Грега. И совсем другое — когда ведутся поиски коллеги и друга Лео…
Да, прошло восемь дней после исчезновения Лео, но хватились его не сразу. Отец и мать были, конечно, удивлены и расстроены внезапным отъездом сына, но не более: видели, что он не в своей тарелке, что у него какие-то свои проблемы. Возможно, несложившаяся любовь… И все-таки неспокойно было на сердце у Ирмы Грег. Когда Лео так и не объявился у своих дедов — ни у одного, ни у другого, — и у бывшей жены Бригитты (все еще не вышедшей замуж), и не подал за четыре дня никакой весточки о себе, взволнованная госпожа Грег решила, что пора действовать. Ее муж, используя свои полицейские связи, выяснил, что Лео не возвращался на Соколиную и вообще не покидал Альбатроса.
Конечно, офицер четвертого ранга, сотрудник «полиции Универсума» Леонардо-Валентин Грег был вполне взрослым мужчиной (сорок четыре года, как-никак!), вольным в своих поступках. Он мог совершить попытку вырваться из замкнутого круга своих проблем, направившись в увеселительные заведения Вифлеема, Нового Сада, Штраусбурга и десятка других больших городов; мог уединиться на необъятных пространствах Большой Отмели; в конце концов, мог вообще соорудить хижину в какой-нибудь непролазной чащобе и упорно добиваться единения с природой…
Но Ирма Грег не желала принимать во внимание ни одно из этих вполне правдоподобных объяснений. Она наседала на участкового «пола» — своего мужа Иржи Грега — и он, наконец, сдался и, не зная, куда деваться от стыда (единственный сын ушел, не попрощавшись!), подал заявление о исчезновении Леонардо Грега. Местная полиция восприняла это весьма серьезно — пропал не просто сын участкового топ-капрала, а офицер четвертого ранга, сотрудник Унипола, хоть и находящийся в отпуске.
И были обнаружены следы Леонардо Грега на краю обрыва. Последние следы. От обрыва он в тот день, двадцать третьего июня, не возвращался.
— Он толковый парень, Стасик? — внезапно спросил Иржи Грег. Они уже шли мимо садов на окраине городка, солнце кануло за вершины гор и воздух жил предчувствием сумерек.
— Да, — без заминки ответил Станислав Лешко. — Очень толковый и надежный. — Он немного помолчал, сосредоточенно глядя себе под ноги, и добавил: — Повезло, горячие были у нас денечки… очень горячие… Вот он и приустал немного. Все-таки весь груз — на его плечах.
Иржи Грег не стал уточнять, отчего утомился сын. Он понятия не имел о «материализации мыслеобразов», Эвридике Карреро и Свене Блутсберге с Журавлиной Стаи, Иваре Нооме с Феникса, Ульфе Лундквисте с Иволги, Патриции Улд с Салангана и десятках других людей — Совет Ассоциации решил не рекламировать ужасные события, происшедшие в разных мирах, но имеющие одинаковую основу. Непричастные к этому люди вряд ли стали бы хоть немного счастливей от обладания такой информацией.
— У него был кто-то?.. Была… женщина? — помолчав, вновь задал вопрос Иржи Грег.
— Была, — отозвался Станислав Лешко. — Она погибла… совсем недавно, на Журавлиной Стае. Несчастный случай… Это тоже повлияло…
Иржи Грег понимающе кивнул. Значит, все-таки, нервный срыв. Стремление забраться подальше от людей, чтобы не видеть и не слышать никого и, обосновавшись в каком-нибудь пустующем лагере в Треугольном Массиве или и вовсе в Диком Лесу, зализывать раны, выжидая, когда же хоть немного отпустит боль. Отец понимал сына. Давно, в молодости, еще до Ирмы, у него была другая. Глупым и восторженным мальчишкой он был тогда, и не представлял себе жизни без нее, ясноглазой. А она потом бросила его, увлекшись другим парнем… Рана болела, рана ныла очень долго… Но — зажила. Все-таки зажила. Человек не в состоянии помнить все подробности прошлого — и это спасает его. И если все дело в женщине, подумал Иржи Грег, то сын вернется. И, возможно, объяснит свою хитроумную инсценировку с собственным исчезновением.